Текст книги "Предвестники"

Автор книги: Влада Медведникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

   Я кивнула.

   – Киэнар, твоя команда тоже, – продолжал Мельтиар. – Остальным – очищать город. Через два дня здесь все должно быть кончено.

   – А полукровки? – спросил кто-то.

   Дети скрытых, люди, в которых течет наша кровь, – но не знающие об этом, не видящие свой свет. Их должны были забрать до войны, но война началась раньше срока.

   – Постарайтесь не убивать их, – ответил Мельтиар.

   Я повернулась, чтобы идти к машине, но он поймал мою руку и сказал:

   – Я обещал тебе, что мы вернем Лаэнара. Так и будет.

33.

   Я видел движение света и тени, чувствовал дыхание ветра. Он нес в себе память песен, звуки волшебства. И от этого каждый вдох был наполнен прохладой, золотистые искры сияли в нем, как в глубине ручья.

   Я дома. Я в Роще.

   С этой мыслью я раз за разом погружался в темноту, почти растворялся во сне, – но звенящая, острая нота не давала отрешиться, выбрасывала в явь. Но снова и снова я не успевал понять, о чем кричит это режущий звук, – осенний ветер успокаивал меня, увлекал в забытье.

   Я очнулся, когда вспомнил имя этой ноты.

   Боль. Она свивалась и ныла в животе, ее ветвистые отзвуки текли вверх, затихали в груди.

   Я потянулся навстречу боли, ощупал себя. Ожидал, что пальцы увязнут в крови или коснутся повязки, – но под моей рукой был шрам, выпуклый, неровный.

   Такие раны не заживают сами. Песня исцеления вернула меня к жизни, и боль – знак, что я на верном пути.

   Я открыл глаза.

   В распахнутом окне колыхалась занавеска, сквозь белое кружево виднелась синева неба. Узорчатая тень скользила по доскам пола, подходила к кровати и отступала, как прибой. Ветер шелестел страницами книги, лежащей на столе, – я оставил ее там вчера или много дней назад, и в шорохе листов мне чудились первые строки.

   "Есть пять миров, и тот, что лежит к юго-западу..."

   На спинке стула висело мое оружие, я видел следы крови на острие.

   Я не в Роще. Я в своем доме, в Атанге.

   Как это возможно?

   Я не чувствовал гари, не слышал выстрелов и криков. Но из глубины дома доносились тихие звуки: приглушенные голоса, скрип половиц, шаги.

   Дверь отворилась, и в комнату вошла Нима.

   Я улыбнулся и сказал:

   – Я знал, что ты здесь.

   Мой голос был слабым и хриплым.

   Нима замерла на миг, смотрела на меня, словно не веря. Она казалась сейчас почти нереальной – осунувшаяся и бледная, как после тяжелой болезни.

   – Ты очнулся! – Нима подбежала ко мне, опустилась на пол возле кровати, взяла меня за руку. – Ты был без сознания два дня, все время бредил, говорил, как тогда... Но я ничего не могла разобрать.

   Как тогда, много лет назад, когда мы с Нимой поняли, что я могу видеть будущее.

   – Они все ошибались, – сказал я. Нима смотрела на меня, я видел слезы в ее глазах, и говорить было больно, я боялся расплакаться сам. – Ты очень сильная волшебница. Я бы умер без твоей песни.

   – Лаэнар мне помогал, – прошептала Нима. – Я не справилась бы одна...

   Лаэнар. Для каждого из их народа волшебство – как дыхание.

   – Он здесь? – спросил я. Нима кивнула. – Как мы здесь оказались?

   Она стала рассказывать, и я закрыл глаза. Сон подступал все ближе, слова Нимы текли сквозь него: "мы были совсем рядом, я не знала, где нам еще спрятаться", "никто не пытался зайти", "потом перестали стрелять..."

   Я не заметил, как сон сомкнулся надо мной.

   Когда я вновь открыл глаза, боль почти исчезла. Затаилась глубоко внутри, вздрагивала от каждого движения, но не вонзалась в мысли, не мешала жить. Давно затихшая песня исцеления обвивала меня, скользила в воздухе. Нима пела надо мной, пока я спал.

   Я приподнялся, сел на кровати. Боль тихонько заныла, но не воспротивилась. Тело казалось невесомым, словно я летел, и мысли текли ни за что не цепляясь, как во сне.

   Пока я спал, тени сдвинулись, свет изменился, – солнце поднялось над крышами домов. Но по-прежнему было тихо, словно в городе никого не осталось, кроме нас.

   Возможно, так и случилось.

   Я позвал учителя. Его имя растворилось в осеннем воздухе, исчезло, не достигнув цели.

   Нельзя сидеть здесь и ничего не делать. Я должен узнать, что произошло.

   Браслеты по-прежнему сжимали запястья и лодыжки – небо станет моим. И песни звучали в глубине оружия – все до единой, даже та, незнакомая, – Зертилен пел ее в день, когда я улетал на границу.

   Я жив и смогу сражаться.

   Зайдя в ванную, я машинально повернул кран – вода, ледяная и прозрачная, устремилась вниз. Это было так странно, что я застыл, подставив ладони бегущему потоку. Я раньше был уверен – когда начнется война, вся прежняя жизнь разрушится, мы будет восстанавливать ее по крупицам. Но я вернулся из битвы в свой дом, и вода течет из крана, такая же чистая, как раньше.

   Мои руки коченели, и все ясней становились мысли.

   "Ты все время бредил, как тогда", – сказала Нима.

   Отблески видений подступали ко мне, я различал их сквозь прозрачный бег воды.

   Я видел воду, – отражения солнца дрожали в ней, голоса птиц звучали вокруг. Вода плескалась в чаше, чашу держали женские руки. Девушка протягивала мне воду, и я пил. Этот напиток был сладким, таким сладким, что на миг остановилось сердце, пропало дыхание, – и видения отпустили меня, вернули к яви.

   – О чем этот сон? – спросил я вслух и плеснул водой на лицо.

   Вода была обжигающе-холодной, и память о видениях гасла.

   Сейчас важнее другое. Я пойму этот сон потом.

   Я нашел в шкафу запасную форму – рубашка чуть заметно пахла синим дымом, но в карманах штанов и куртки не было ни одной сигареты. Я оделся, проверил ящики комода – сигарет не было и там, – и вышел на кухню.

   Лаэнар вскочил мне навстречу, быстро дотронулся до моей руки, словно хотел проверить, настоящий ли я. Воскликнул что-то, торопливо и звонко, слова двух языков перемешивались, лишенные смысла.

   – Все в порядке, – сказал я ему. – Я уже здоров.

   Лаэнар взглянул на меня с тревогой, но кивнул и сел.

   Я опустился на свое обычное место у окна и выглянул на улицу. Крыша соседнего дома, ступени, кусок мостовой – и тишина, ни шагов, ни стука колес.

   – Я все время думаю, что делать, – сказал Лаэнар. Теперь его речь стала разборчивой, голос звучал растеряно и тихо. – Патроны кончились, еще когда мы прорывались сюда... Что делать, если враги найдут нас?

   – Никто не заходил в дом, – проговорила Нима. – Даже не пытался.

   Она протянула мне полную кружку, и я сделал глоток. На миг видение вернулось – солнечные блики в глубине чаши – но вкус был знакомым и терпким. Отвар из целебных трав, Нима варила его в Роще и приносила мне. Высокие глиняные бутылки круглый год прятались под столом, но я почти никогда не открывал их.

   На столе стояла банка меда и тарелка с сухарями и раскрошенными печеньем. Вряд ли в доме есть еще какая-то еда. Наверное, Нима и Лаэнар почти не ели эти дни, хотели оставить что-то для меня.

   Отвар придавал сил и песня исцеления звучала во мне, поэтому я сказал:

   – Доедайте это и собирайтесь. Нам нельзя оставаться, уходим.

   – Уходим? – Голос Нимы дрогнул. – Куда?

   Куда мы пойдем, если Роща сгорела и учитель не отвечает мне? Но раз я жив, то должен выполнить свой долг и должен спасти Ниму.

   Я знал, как мне это сделать.

   "Он наш заложник", – так я сказал Тину, когда мы улетали с границы. Я вырвался из убежища врагов и спас Тина – если будет нужно, я и теперь смогу обменять жизнь Лаэнара на нашу свободу.

   Но Лаэнар сидел напротив, смотрел встревоженно, ждал моих слов, обнимал Ниму – словно хотел защитить ее от всех бед.

   Зертилен сказал мне: "Ты за него отвечаешь". Я знал, что это правда.

   Лаэнар не заложник, а значит мы должны выбраться отсюда все вместе, втроем.

   – Главное выйти из Атанга, – сказал я. – Оттуда – к морю, и на Королевский остров.

   Мы собрались быстро – я не хотел ждать темноты. Нима нашла лоскутную сумку – мне подарила ее Ора, давным-давно – и положила туда бинты и флягу с отваром. Я застегнул перевязь с оружием, и от этого боль вновь проснулась и не умолкла на этот раз. Лаэнар взял ружье, но я покачал головой, и оно осталось на полу в коридоре.

   Замок щелкнул, дверь заскрипела, мы вышли на лестницу.

   Солнце уже опустилось к крышам, вечерний свет падал на ступени. Ветер стал сильнее, и мне показалось, что теперь я чувствую привкус войны, – но он был почти неразличим за струящейся магией и тишиной.

   Я повернулся, чтобы запереть дверь, – и это было так нелепо, что я рассмеялся и бросил ключи. Они упали, скатились со ступени на ступень, звеня. Нима испугано взглянула на меня, но ничего не сказала. Воздух дрожал от ее тревоги.

   Но я знал, что нет смысла прятаться и таиться. Движение волшебства было повсюду, оно кололо кожу, холодило дыхание, – тишина не могла обмануть меня.

   Мне не было страшно.

   Мы спустились по лестнице, – путь в двадцать ступеней показался долгим. Наши шаги словно разрушили заклятье, сковавшее город, – я услышал скрип двери вдалеке, голоса и чужую поступь.

   Чтобы выйти из города, нужно повернуть налево, – эта улица ведет к Роще, но потом выводит на окраину, туда, где фруктовые сады подступают к Атангу и дома неотличимы от деревенских.

   Я успел сделать лишь несколько шагов.

   Навстречу нам вышли трое – уверенные взгляды, черная одежда, оружие, которому я не знал названия, – и перегородили улицу. Стояли спокойно, словно этот город принадлежал им по праву, но не пытались напасть.

   Один из них поймал мой взгляд и покачал головой.

   – Вам не сюда, – сказал он на языке врагов и указал в противоположную сторону. – Туда.

   Нима прошептала что-то еле слышно, но я взял ее за руку и повел вниз по улице.

   – Ты мог бы убить их, – проговорил Лаэнар. – Их всего трое.

   – Помолчи, – сказал я.

   Мы шли, и теперь я видел, что Атанг лишился своей силы, стал похож на летний шалаш, который строят рыбаки у моря, – первый зимний шторм разрушит его, не оставит и следа.

   Я видел обугленные стены, разоренные витрины, сорванные с петель двери. Я шел осторожно – то там, то здесь на мостовой блестело разбитое стекло.

   Я видел врагов: по двое, по трое они сидели на ступенях домов и на крышах, стояли на каждом повороте. Одни были одеты как обычные горожане – лишь черные повязки выдавали их, другие были в темной одежде, чужой, не похожей на нашу. Два или три раза нас останавливали, но не спрашивали ни о чем. Лишь говорили: "Вам туда". Единственный открытый нам путь вел к дворцовой площади, и туда же стекались все нити волшебства. Оно пело все громче, уходило в землю, заполняло небо.

   Площадь приближалась, открывалась с каждым шагом: почерневшая брусчатка, развалины зданий, проломленная крепостная стена. Блики вечернего солнца на бортах огромных черных лодок, их беззвучная песня, дрожащая в воздухе и камне.

   И люди, сотни людей. Мне показалось, что все они обернулись, едва мы вышли на площадь.

   Они стояли словно бы в беспорядке, – ни шеренг, ни построений, – но песни мчались вокруг них, скользили и соединялись в единое волшебство, и у каждого было в нем свое место, свой звук.

   Оглушенный, я стоял и смотрел на них.

   Потом кто-то засмеялся и воскликнул:

   – Эли!

   Знакомая походка и знакомый голос, разноцветные амулеты, рыжие волосы, перехваченные черной повязкой...

   – Кимри, – прошептала Нима.

   Он остановился перед нами, улыбнулся и протянул руки, словно хотел меня обнять, – но тут же вскинул ладони и сказал, смеясь:

   – О, я совсем забыл, мы же враги теперь!

   Кимри говорил так насмешливо и беспечно, словно это была детская игра или шутка.

   Мне было все равно сейчас, кто он, я хотел знать лишь одно.

   – Где мой учитель? – спросил я.

   – И правда, где? – Кимри развел руками. – Все волшебники здесь!

   Я увидел их.

   Они подходили, один за одним, останавливались рядом с Кимри. Каждого из них я знал всю свою жизнь, жил рядом, пел вместе с ними, встречал рассвет у ручья. Ора была здесь, смотрела на меня печально, ветер играл ее черными рукавами. Здесь были Шэтар и Рити, Фиэлти и Арма. Даже старая Мили – разноцветные ленты по-прежнему были в ее волосах, но запястья скрывали черные повязки.

   Почти вся Роща собралась сегодня на площади.

   Я чувствовал, что земля вот-вот уйдет у меня из-под ног, небо обрушится, и я проснусь.

   – Где остальные? – спросил я. – Где Зертилен?

   Кимри покачал головой.

   – О, Эли. – Он не смеялся больше. – Ты же знаешь мою песню. Она убивает только врагов.

   – Вы убили его! – закричала Нима.

   Я знал – я должен что-то сделать, напасть, отомстить, погибнуть. Но я не мог шелохнуться. Нима плакала, я держал ее за руку, молчал. Моя душа оледенела, мир вокруг стал обрывками сна.

   – Я говорил тебе, не уходи из Рощи! – сказал Кимри. – Мы все говорили тебе! Если бы ты только не ушел, если бы ты остался...

   Он замолк, не договорив.

   Площадь затихла. Волшебники расступились, и я увидел высокого человека в черном, – он шел к нам, ветер рвал его длинные волосы, швырял на глаза.

   Не дойдя пары шагов, он остановился, взглянул мимо меня и сказал:

   – Лаэнар!

   – Мельтиар! – ответил Лаэнар, и ужас в его голосе полоснул меня, заставил очнуться.

   Но я не успел ничего сделать, ничего сказать, – наверху громыхнули выстрелы.

34.

   Я увидела Лаэнара.

   Нас разделяла площадь, множество воинов, спящие машины и неумолкающая сила. Нас разделяли девять дней, которые я провела в одиночестве, и битвы, где я сражалась без него. Отсюда, с крыши, я могла домчаться до Лаэнара за пару мгновений, – распахнуть крылья, метнуться вперед, – но стояла неподвижно, ждала.

   Я знала, – одиночество на исходе. Еще немного, и Лаэнар вернется, вновь оденет крылья, мы взлетим в небо вместе.

   Я видела его, – крохотную фигуру внизу, на другом конце площади, – но не знала говорит он или молчит. И не могла ощутить, что он чувствует – он был сейчас дальше, чем в зеркалах прорицателей. Возле него был маг, забравший его память, и девушка с именем западной звезды. Предвестники из Рощи обступили их, сила мчалась, обвивая каждого, поднималась ввысь, ветер нес ее ко мне.

   Я должна быть там, рядом с Лаэнаром.

   – Подожди, Арца. – Рэгиль сжал мое плечо. – Уже недолго, сейчас.

   Темнота полыхнула внизу, воины расступились, словно воды реки. Мельтиар шел через площадь, я смотрела на него, и мгновения растянулись, каждый вдох длился вечность, каждый удар сердца был долгим, как звук гонга.

   "Это сильная магия, – сказал вчера Мельтиар. – Но наша связь еще сильнее, она нерушима. Она уничтожит все сети, Лаэнар освободится".

   Площадь стихла, – я слышала голоса птиц, затихающий гул двигателей, шелест ветра. Сотни дальних звуков вплетались в тишину, и голос Мельтиара рассек ее словно выстрел.

   Лаэнар откликнулся, мгновенно, – и я засмеялась, крылья распахнулись у меня за спиной. Мы звезды Мельтиара и, чтобы не случилось – приходим, когда он зовет нас. Мы живем для него, сияем для него, Лаэнар не мог не вернуться!

   Белая вспышка выстрела ударила о камни мостовой, рассыпалась и угасла среди искр темноты. Я помнила этот звук и это пламя.

   Но город чист уже два дня!

   Небо подхватило меня, помчало навстречу выстрелам. Я не видела врагов, но с каждым мгновением все ясней ощущала дымный шелест, – он скользил с крыши на крышу, вспыхивал белым огнем.

   Краем глаза я видела всплески крыльев – Амира и Рэгиль летели рядом со мной. Один за одним небо вспарывали черные росчерки. Темнота волнами заливала площадь, выстрелы гремели со всех сторон. Я взлетала и падала, стреляла вместе со всеми, – и покров, затенявший врагов рассыпался, а дымный шелест отдалился.

   Враги стояли на крыше, и мы обрушились на них. Ни серых крыльев, ни белого огня – лишь обычные ружья. Я выхватила меч, ударила, еще и еще.

   Когда я обернулась, площадь уже успокоилась, перестрелка стихала, уходила к окраинам города. Я попыталась отыскать Лаэнара – но не увидела его нигде.

   Хвостовые перья раскрылись, крылья ударили по воздуху – я должна продолжить бой, догнать врагов – но голос Мельтиара остановил меня.

   Они вышли из города. Пусть бегут.

   Я не смогла остановиться – взлетела, восходящий поток понес меня над площадью, все выше. Взглянула на запад, туда, где смолкли последние выстрелы, – но различила только наших воинов на улицах и крышах, машину, разворачивающуюся над городом, и вечернее солнце.

   Враги исчезли.

   Я легла на крыло, скользнула вниз. Площадь приближалась, я видела Амиру, застывшую возле Мельтиара, видела, как Рэгиль опустился рядом, сложил крылья. Ветер рвал голоса, доносил лишь обрывки слов, я не понимала, о чем они говорят.

   Когда я коснулась земли, Амира и Рэгиль стояли в стороне, а Мельтиар слушал предвестников из Рощи.

   – ...песня теней, – говорила высокая женщина. – Когда Нима и Эли поют ее вместе, их невозможно увидеть.

   – Но они не смогут удерживать ее долго, – возразил рыжий волшебник. Я помнила его, он сражался вместе с нами недавно. – Можно догнать их, можно...

   – Нет, – сказал Мельтиар.

   Я оглянулась. Лаэнара нигде не было.

   Амира обняла меня. Я чувствовала, как дрожат ее крылья, как душа трепещет во власти горького и бездонного чувства. Рэгиль взял меня за руку, сжал ладонь, словно пытался согреть.

   – Не получилось, – сказал он еле слышно.

   Лаэнар не вернулся.

   Я зажмурилась и на миг словно вновь оказалась там – в ночной темноте, возле распахнутого колодца, одна. Лаэнара забрали у меня, я ничего не смогла сделать.

   Незнакомый голос проговорил:

   – Но разве мы не должны... – И я открыла глаза.

   – Кто ты, предвестник? – спросил Мельтиар.

   Его голос звучал холодно и отрешенно. Воин, обратившийся к нему, отступил на шаг и опустил взгляд.

   – Я Элтани, – сказал он. Бывший скрытый, в вышитой рубашке, с золотой булавкой в воротнике. – Я следил за Эли во дворце. Я надеялся...

   – Посмотрим, – ответил Мельтиар. – Я разберусь, но мне нужно время. А сейчас его нет – мы еще не освободили побережье. – Он обернулся к нам и приказал: – Идите в машину. Мы вылетаем.

   Борта закрылись, зеленые огни пробежали под потолком.

   Я сидела неподвижно, смотрела, как пальцы Амиры скользят по пульту, как клавиши вспыхивают под рукой Рэгиля. Я старалась ни о чем не думать, ничего не чувствовать, – кроме силы, струящейся по телу машины, словно кровь; кроме магии, переполняющей ружья, рвущейся на свободу. Вот-вот прозвучит голос Мельтиара, скажет, куда лететь, и мы помчимся в битву.

   И я не буду думать ни о чем, кроме войны.

   Мы ждали слов Мельтиара – но он появился сам. Возник рядом со мной, там, где всегда сидел Лаэнар. Вихри темноты прошли по кабине и исчезли.

   Я не успела сказать ни слова, – Мельтиар привлек меня к себе, и я замерла, уткнувшись ему в плечо, не в силах заговорить ни мысленно, ни вслух. Его боль, устремление и непреклонность пронзали меня словно звездная дорога, путеводный луч.

   – Он назвал мое имя, – сказал Мельтиар. – Но ничего не вспомнил.

   – Совсем? – еле слышно спросила Амира. – Но сможет вспомнить?..

   – Да, – ответил Мельтиар. – Я найду способ.

   Его сила вливалась в мое сердце, и жажда битвы разгоралась, затмевала все. Наш народ ждал шестьсот лет, чтобы вернуть себе дом. Я буду ждать Лаэнара, я буду сражаться, я отомщу за всех, кто не дожил до этого дня. Я не отступлю.

   – Мы не подведем тебя, – сказала я, и чувствовала ясно, как никогда – это правда.

35.

   – Только они? – спросила Аник. – Ради них погибла половина отряда?

   Я не мог понять, – она изменилась или воспоминания обманывали меня. Черные косы, резкие жесты, решительный взгляд, – но голос звучал словно издалека и был темным, как пасмурная ночь. На лице свежий шрам, повязка на руке, пропыленная и порванная одежда... Словно не десять дней прошло, а несколько лет.

   – Мы больше никого не нашли, – возразил Тин.

   Он не изменился.

   Я все еще не мог поверить, что они пришли в Атанг за мной.

   Ночь приближалась, подступала со всех сторон. Она скрыла столицу, скрыла дорогу, следы копыт. Мы растворились, превратились в тени, прошли незамеченными мимо врагов, – но нас могут догнать, найти, без труда.

   Там, в Атанге, на площади, Тин окликнул меня. Выстрелы и крики не заглушили его мысль – она прострелила мою душу, наполнила легкие болью и дымом. Я не мог тогда откликнуться – я уже пел.

   Я пел и сейчас. Песня теней текла еле слышно, мой голос сплетался с голосом Нимы, незримый покров закрывал наш отряд. Мы прятались в стороне от дороги, у подножия холма: я, Нима, Лаэнар, Тин, Аник и четверо ее ополченцев.

   Песня слабела, но я все еще пел, чужие голоса долетали до меня сквозь сплетение теней.

   – Потерять десятерых, чтобы спасти троих? – Голос Аник становился все темнее, все жестче. – И двое из них волшебники, а один вообще... Ради этого мы приехали сюда?

   – Он спас мне жизнь! – сказал Тин. – Я должен был!

   Сеть теней ускользнула от Нимы, рассыпалась, рябью прошла по земле, открыла нас. Я слышал свой голос – тихий, как дальний шепот волн, он качал на себе песню. Тени струились вокруг меня, – я остался невидимым, единственный из всех.

   Я не хотел этого – и оборвал песню.

   Тин обернулся ко мне.

   Он был почти неотличим от ополченцев, – без крыльев, в простой одежде, измученный долгой дорогой. Но за спиной у него было ружье, полное призрачного шелеста, горького дыма, и такой же звук, раскаленный и неуловимый, растекался по земле вокруг нас. Теперь, когда песня стихла, шелест словно пробрался внутрь меня, мешал дышать и думать.

   – Нас не увидят, – сказал мне Тин. – Пока мы все рядом, на одном месте, враги нас не заметят.

   Я кивнул.

   Силы всадников – как темная вода, ничего неизвестно о них. "Это не волшебство, – говорил мне Зертилен. – Не называй это волшебством".

   Ведь наше волшебство такое же, как у врагов.

   Нима плакала. Беззвучно, – плечи вздрагивали, слезы текли по ладоням. Я опустился на землю рядом, тронул ее за локоть.

   – Почему? – всхлипнула Нима. – Он простился с нами, он знал, что умрет. Почему?

   Я хотел сказать ей: "Он ушел по песне". По песне, сияющей как ручей, как утренний свет. Не было ни боли, ни сожалений, только путь, только песня, – так он ушел. Он учил меня этому, и Ора говорила об этом.

   Но Ора враг, Роща была обманом, наш дом уничтожен, наш учитель мертв. Я хотел сказать хоть что-нибудь, хотя бы слово утешения, – но не мог заговорить.

   Лаэнар обнял Ниму и сказал:

   – Они умрут. Мы убьем их, мы отомстим.

   – Я не хочу. – Голос Нимы терялся в слезах. – Я не хочу, чтобы они умерли. Я хочу, чтобы учитель был жив.

   Я закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать. Мысли теснились, тысячи мыслей, и каждая ранила, едва возникнув, а воздух был полон силой Тина, удушающей и раскаленной. Но моя песня звенела в сердце, разворачивалась, стремилась ввысь, – и я поднял голову, взглянул на небо.

   Земля и ветер говорили, что наступила осень, но в вышине сияли три летние звезды. Млечный путь струился, тысячи звезд мерцали вокруг. Я нашел серп, вторую звезду в его рукояти.

   Арца.

   Была ли она в Атанге, сражалась ли в небе над дворцом?

   Тысячи звезд, и скольких из них я знал всю свою жизнь, скольких встречал в гвардии, во дворце, на улицах?

   Я глубоко вздохнул, поперхнулся невидимым дымом, и взглянул на Тина.

   – Я был без сознания два дня, – сказал я ему. – Ты знаешь что-нибудь? Как идет война?

   – Армия разбита, – ответил он.

   Сказал это так просто – но как может быть армия разбита за два дня?

   – Кирд, Эджаль, Ороз, Нараг, – перечислял Тин, – и все восточные города – захвачены. Мы надеялись, что Атанг еще держится. Пока выстояли только крепости всадников. Все, кто могут, бегут на побережье, плывут на Королевский остров. Думаю, нам стоит добраться до старого порта.

   – Это единственный выход, – сказала Аник и взглянула на Лаэнара. Тот обнимал Ниму, шептал ей что-то. – Ведь враги не могут переплыть море.

   Старый порт. Огромные верфи, волны, разбивающиеся о край дамбы, соленый ветер... Может быть, море поможет мне, я пойму что делать. Может быть, там я смогу хотя бы на краткий срок не думать про Рощу. Может быть, Ниме станет там лучше.

   – Хорошо, – сказал я.

36.

   Я знала, что нужно идти спать.

   В эту ночь нашим жилищем стал старый дом, – двухэтажный, огромный, несколько отрядов без труда разместились в нем. В комнатах остались вещи врагов: ковры, картины, пыльные книги на длинных полках. Война не опалила этот дом, не тронула цветные узоры на каменной ограде и стенах, не оборвала вьюнки, оплетавшие колонны крыльца.

   Окна дома призывно светились, силуэты и тени появлялись и пропадали. Скоро свет погаснет, все уснут, останутся лишь часовые. А с восходом солнца мы встанем, вновь отправимся в бой. Я должна идти внутрь, чтобы завтра быть полной сил.

   Усталость плавала в теле, отзывалась болью в руках и между лопаток, говорила: "Ты сражалась несколько часов, ты заслужила отдых. Иди, ложись, сон ждет тебя".

   Но я чувствовала, – стоит мне закрыть глаза, и усталость схлынет. Я буду лежать в темноте, вспоминать Лаэнара в одежде врагов, на другой стороне площади. Буду снова и снова думать о том, что он не со мной.

   Поэтому я не шла в дом, смотрела на свет в окнах издалека, сквозь сплетение ветвей и движение листьев. Я сидела в саду, на скамье из узорчатого металла, – шершавый и крепкий на ощупь, он был лишен магии, лишен подлинной силы. Дым от сожженных деревень не доносился сюда, здесь пахло рыхлой землей и опадающей листвой. Сотни других запахов струились в воздухе, но я не могла назвать их имена. Я выросла в городе, привыкла к его коридорам и колодцам, к горным перевалам и пикам, к небесной высоте и холодным ветрам.

   Шаг за шагом мы освобождаем землю, и я словно учусь дышать заново, настолько все непривычное и долгожданное.

   Каким Лаэнар видит мир теперь? Сможет ли он понять меня, как понимал когда-то?

   Я зажмурилась на миг, потом взглянула на звезды, мерцающие в просветах листвы.

   "Мы еще не освободили побережье", – сказал нам Мельтиар. Поэтому я буду думать только о войне.

   И, чтобы мысли вновь не унесли меня прочь, я стала вспоминать минувшую битву, удар за ударом.

   Мы летели к морю, и я сидела у раскрытого борта, готова была выпрыгнуть, ворваться в битву. Горящие поля остались позади, но я все еще видела дым, – он стлался над землей, пытался догнать нас. Вечернее солнце опускалось к горизонту по левому борту от нас, сквозь стекло шлема казалось багровым, не слепило глаза. А впереди была крепость, с каждым мгновением она становилась все ближе, восемь башен и светлые стены. Отсюда казалось, уничтожить ее так просто: напасть с неба, перебить и выжечь всех, кто спрятался внутри.

   Но это крепость всадников, они защитили небо над своей головой, мы не сможем обрушиться сверху.

   Я видела море. Приборы, ловившие каждый звук, доносили его голос, – море грохотало, двигалось, грозило заворожить, растворить в себе. Крепость всадников не боялась волн, рассекала их, словно была лодкой, а не каменным бастионом. А позади нее, под незримым куполом защиты, качались настоящие корабли, – ветер раздувал паруса, вечернее солнце обагряло их.

   Мы должны их сжечь, должны залить их кровью.

   Дорога, бегущая к крепости, почти скрылась из виду, – черные машины приземлялись одна за одной, простые воины выпрыгивали наружу. Но не мы, наше место в небе.

   Море было уже совсем близко. Рэгиль сказал что-то – Амире или машине, – и двигатели запели громче, небо развернулось, стены крепости накренились, прошли мимо. Я ухватилась за поручень, чтобы не соскользнуть в распахнутый борт, – время еще не пришло.

   Я увидела Мельтиара. Он стоял перед воротами, далеко внизу, всполох черноты среди темных волн. Он был так далеко, но так близко, – я чувствовала каждое движение его силы, вспышки черных искр, магию, которая с каждым мигом накалялась все сильнее. Мои крылья поднялись, дрожали, я едва сдерживалась, чтобы не рвануться вперед.

   Еще рано.

   Темнота окутала Мельтиара, скрыла из виду, – и устремилась вперед, быстрая как выстрел. Ударила в стену бастиона, но не остановилась, прошла насквозь, как клинок, брошенный в цель. Ни камень, ни защита всадников не остановили темноту.

   Ничто не может остановить ее.

   Никто не может устоять перед Мельтиаром.

   Темнота застыла, отхлынула и вновь ворвалась в крепость – и теперь была не клинком, а потоком, стремительным, сгорающим от песни. Я увидела троих предвестников позади Мельтиара – люди из Рощи, они держались за руки и пели.

   Пора.

   Я выпрыгнула. Песня мчалась за мной по небесной реке, врывалась в крылья, захлестывала сердце. Я чувствовала, как сгорали жизни врагов, исчезали бесследно – оставался лишь восторг и сила, переполнявшая каждого из нас.

   Крыши и башни крепости пронеслись прочь – защита погасла вместе с жизнями врагов – я нырнула, ища другой поток, и небо накрыло меня со всех сторон.

   Оно было над головой, темнеющее, закатное, и оно было внизу – грозовое, бурлящее рваными облаками, соленым ветром. Я рванулась к нему, стремясь окунуться в бурю, – и услышала грохот волн, увидела паруса. Крохотные люди на палубах, звуки выстрелов... Я забила крыльями, приникла к прицелу.

   Мельтиар говорил, что я всегда выбираю лучшую цель.

   Корабль подо мной вспыхнул как факел.

   – Арца?

   Я открыла глаза.

   Амира подошла к скамье – едва различимая, темный силуэт в ночи. Я хотела успокоить ее, сказать, что все в порядке, я сижу здесь одна лишь потому, что не могу заснуть. Но Амира не спросила ни о чем – молча села рядом, коснулась моей руки. Ее чувства сейчас были тихими, ни огня битвы, ни льдистого страха. Лишь уверенность, ровная, как восходящий поток, и едва слышная грусть, отзывающаяся в ударах сердца.

   Мы сидели молча, держась за руки, глядя в ночь. Огни в доме гасли, и когда свет остался лишь в одном окне, Амира повернулась ко мне и сказала:

   – Все будет хорошо. Скоро мы все будем вместе.

   Я кивнула. Мы поднялась со скамьи и пошли к дому.

37.

   Если бы не браслеты, не знаю сколько бы я продержался в седле.

   Мы скакали по дороге, петляющей среди полей, – колосья, ждущие жатвы, сменялись выжженной равниной. Вдалеке мелькали уцелевшие изгороди и обгорелые стены, то тут, то там еще клубился дым. Пару раз мы останавливались, увидев тела на дороге, но песня исцеления была уже бессильна. И я снова забирался в седло, подхватывал песню теней. Голос Нимы звучал рядом, теплый, как осеннее солнце над головой.

   "Тебе не обязательно петь, – сказал мне Тин утром, перед тем, как мы отправились в путь. – Я спрячу нас".