Текст книги "Предвестники"
Автор книги: Влада Медведникова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Вещи врагов, пропитанные магией и песнями, хранились здесь, на границе, ждали меня сотни лет, – как такое возможно?
Враги живут среди нас, носят наши имена и не отличаются ничем, – так зачем же одной из них называться древним именем?
Все знают, однажды враги явят свою истинную суть, и война начнется на каждой улице, в каждом доме, – так для чего же им сейчас нападать на приграничные деревни?
Чтобы ослабить нас? Чтобы отвлечь?
Я закрыл глаза. Мысли толпились, жгли меня и рассыпались пеплом. Я сидел там же, где сидела Арца вчера, я мог протянуть руку и коснуться чашки, из которой она пила. Но сколько я ни вслушивался, я ни мог уловить следов чужой магии, отзвуков древних песен.
Но я знал, где искать ответ.
Я отправился мыслью обратно, в Рощу, в вечерний сумрак, к журчанию ручья, к камням, еще хранящим дневное тепло. Туда, где мы с Нимой слушали учителя. Зертилен говорил: "Если вокруг вас слишком много песен, вы тонете в них и не можете совладать с потоком; или если нет ни одной, пустота, – тогда слушайте ту песню, которая звучит внутри вас. Поначалу ее трудно услышать – но она всегда вам ответит, даже если смолкнут все песни мира".
Закрыв глаза, я сидел в предрассветной тишине и слушал свою песню.
Моя песня дрожала в глубине сердца, и чем дольше я слушал, тем громче она становилась, струилась в крови, скользила в дыхании. Она то обретала слова – слишком стремительные, не разобрать – то превращалась в чистый звук, в самую высокую ноту. Я был этой песней, и все же она не была мной.
Дай мне ответ, попросил я.
Песня схлынула, словно отлив, но оставила после себя мысль, прозрачные камешки слов.
Это значит, что война совсем скоро.
Я зажег фонарь и вернулся в комнату. Высыпал на пол бумаги, привезенные из столицы, нашел ту, которая была мне нужна – карту предгорий. Рилэн пробормотал что-то, но я не мог сейчас ему ответить, мне нельзя было отвлекаться, я шел по невидимой струне. Один шаг в сторону – и я забуду, что должен делать.
Входная дверь заскрипела под моей рукой. Утренний туман стлался к земле, – дом, в который привела меня вчера Аник, был почти невидим.
Мне нужно было туда.
Это холодное утро, темное небо, перекличка часовых, – мешали мне. Мне нужна была уверенность, нужна была сила.
"Когда ты поешь, – говорил Зертилен, – всегда сохраняй в сердце холодную искру. Не дай волшебству унести тебя, не дай захватить полностью".
"Нет, нет, – говорил Кимри, – пусть ничего не останется! Отдай песне свою душу, пусть твоя душа станет песней – тогда ты уничтожишь тысячи, десятки тысяч!"
"Волшебство течет повсюду, – говорила Ора. – Ты всегда сможешь утолить эту жажду, всегда сможешь зачерпнуть силу, из земли, из неба, из своего сердца. И тогда тебе не нужно будет учить песни, ты создашь их сам, силой своей жизни".
Зертилен научил меня сотням песен, Кимри дал мне одну, а Ора – ни одной, но каждое их слово, каждая искра их волшебства были нужны мне сейчас. Мне нужна была вся Роща. Я собирался сделать то, что не делал никто никогда.
Я подчиню себе магию врагов.
Я расстелил карту на пыльной земле, придавил камнем, поставил фонарь рядом и принялся за дело. Мне пришлось ходить в дом несколько раз, пока я принес все, что мне было нужно. Я почти ничего не видел среди нагромождения ящиков, в которых хранились вещи врагов. Но я слушал следы магии, они звучали сейчас громче, вспыхивали осколками в сердце – там, где неслышно билась моя собственная песня. Один за одним я вынес из дома восемь прозрачных шаров.
Пока я раскладывал их на пыльной земле, сверяясь с картой поселений, небо светлело. Огонь фонаря уже был почти неразличим, но я не гасил его. Мне нужна была любая сила, даже та, что жила в газовом фонаре.
Нельзя было медлить, но я смотрел на шары, на пыльную землю, искаженную ими. Сам не зная зачем, я поднялся, вернулся в дом.
Она ждала меня там, где я ее оставил вчера – флейта, холодная и легкая. Мне незачем было ее брать, она бесполезна.
Я едва заметил, как снова оказался на улице, как положил флейту в центр хрустального узора.
Я взял последний шар, поднял его, ловя лучи рассвета, и запел.
Кроны деревьев смыкались надо мной, Роща окружала меня, Зертилен пел вместе со мной, и Кимри, и Ора. Нима обнимала меня, вторила моей песне еле слышно. Каждый волшебник Рощи был со мной, каждая птица, каждая травинка отдавала мне свою силу. Потоки волшебства, текущие в земле, и потоки в небе – вливались в мой голос. И ветви деревьев растворялись, корни исчезали, все меркло, оставались лишь хрустальные звезды. Они разгорались все ярче, а земля становилась прозрачной, как в моем сне, а потом исчезла вовсе.
Мое тело исчезло. Я был ветром, я был песней, я растворился в звуке. Созвездие, созданное мной, пылало, и больше не было ничего. И я знал – так будет вечно. Ветер никогда не стихнет, песня не умолкнет, не погаснут звезды.
Никогда.
Вокруг меня звучали голоса, на языке был вкус песка, вкус предгорной равнины. Кто-то держал меня за плечи, голова раскалывалась как после затяжной пьянки, меня мутило. Я собрал всю силу воли, и открыл глаза.
Мир двоился и качался. Я был где-то под крышей, в полумраке, среди людей. Я видел Тина, Аник, еще кого-то, их лица расплывались, голоса были слишком громкими, резали слух.
– С ним такое уже было, – говорил Джерри. Это он держал меня. – Когда мы в первый раз поднимали лодку в воздух... Он пел полдня, и потом даже хуже было.
– Все нормально со мной, – сказал я. Голос меня не слушался, был хриплым и рвался на выдохе. – Они горят?
Я попытался встать, Джерри помог мне. Мир все еще был неясным и мутным, но я уже узнавал эти темные стены, ящики, стол, квадрат света на полу, распахнутую дверь... Мы в доме, наполненном следами древней магии, вещами врагов.
Джерри вывел меня на крыльцо, и я прислонился к стене, закрыл глаза на миг. А когда открыл – взглянул вниз.
Солнце уже поднялось высоко, но земля была все такой же пепельно-бесцветной. Хрустальные шары терялись на ней, были почти неразличимы, пыль уже припорошила их. Только флейта сияла, как отполированный до блеска меч.
– Они горели, – сказал мне Джерри. – Пока ты пел. Потом ты потерял сознание, и они погасли.
Я кивнул.
Я подчинил их. Подчинил себе магию врагов.
– Это было так страшно, – проговорил Тин. Я не видел его – он остался позади, в доме. – Когда ты пел... Как будто душу режут на части.
– Привыкай, – сказал ему Джерри. – Это всегда так.
Степени заскрипели от шагов Аник, песок хрустнул и смолк. Она остановилась возле ближайшего шара, смотрела на него несколько мгновений, потом обернулась ко мне.
– Зачем это нужно? – спросила она.
Мне нравится, когда задают правильные вопросы.
Мысли возвращались ко мне, мир уже почти не дрожал.
– Это сигнализация, – объяснил я. – Каждый шар – поселение. Нам не нужно патрулировать вслепую. Эта карта покажет нам, где нападение. Нужный шар будет светиться.
Я закашлялся. Говорить было трудно, слова песком застревали в горле.
Аник нахмурилась.
– Даже если вы полетите на своей лодке, то как вам это поможет? Вы прилетите, и все уже будет сожжено.
Моя песня искрилась в хрустальном созвездии, накатывала и отходила как волны – осыпала Аник сияющими брызгами. Но Аник не замечала этого, она смотрела на меня, ждала ответа.
Я должен рассказать про свой дар.
Никто не знает об этом, даже учитель. Только Нима.
Нима, прости меня, я открою нашу тайну.
– Нет, – сказал я. – Они будут светиться до нападения. Они предскажут нападение.
Все молчали, смотрели на меня. Джерри протянул мне сигарету, щелкнул зажигалкой.
Я затянулся. Дым был серым, бесцветным, как пыль, как все вокруг.
Как я.
14.
– Я была у Мельтиара сегодня утром, – сказала Амира.
Я смотрела, как она работает, – панели машины были распахнуты, двигатель обнажен, и руки Амиры, затянутые в черные перчатки, скользили среди металлических пластин и труб. Я почти ощущала, как машина отзывается на каждое ее прикосновение, – поток силы, неукротимый и темный, вспыхивал, пронзительным эхом уходил в высоту, под своды ангара.
Рэгиль сидел, прислонившись к борту, смотрел на свои браслеты. Зеленые и красные сигнальные огни отражались в темном полу.
Поток воздуха хлестнул по лицу, и я запрокинула голову. Черный всплеск крыльев, рывок, смерч, на мгновение превращающийся в летящего человека, – и вновь уносящийся ввысь. С тех пор, как мы пришли в ангар, Лаэнар был в воздухе.
Мои крылья дрогнули, я не стала удерживать их. Полные силы, они раскрылись, качнулись, зовя вверх. Но я не послушалась, лишь поднялась на цыпочки, напряглась, как струна.
Я почти не чувствовала тела – таким оно было легким, ни следа вчерашней усталости, ни тени боли.
Вчера, засыпая, я надеялась, что проснусь там же, где закрыла глаза, – рядом с Мельтиаром, в его руках, в тишине, хранящей отзвук его слов. Но я проснулась в своей комнате, одна. И все же каждый его вздох, каждое прикосновение и слово – были со мной, я вспоминала их снова и снова, и от этого его сила была мне сегодня видна ярче, – в каждой машине, в каждом встречном, в каждом из нас. Все мы вспыхнем, засияем ярко, как никогда прежде, – уже скоро, так скоро.
– Что он тебе сказал? – спросила я.
Амира взглянула на меня, но тут же вновь наклонилась к машине.
– Он сказал, я могу усовершенствовать двигатель. – Она говорила тихо, но машина отвечала на каждый звук, электричество трещало, искры вспыхивали где-то в глубине механизма. – Но запретил улучшать остальное. Сказал, что перед началом войны будет время, я сумею сделать все, что захочу. – Она замолкла на миг, но потом качнула головой и договорила: – Сказал, чтобы эти два дня мы его не беспокоили, он занят.
Ветер снова ударил в лицо, швырнул волосы на глаза. Гулкое эхо ушло в пол, в темную глубину. Я взглянула на Лаэнара – только что он мчался в вышине, а теперь стоял рядом. Он дышал тяжело и часто, его крылья все не могли успокоится, били по воздуху снова и снова.
Я шагнула к Лаэнару, взяла его за руку.
– Он просто не хочет нас видеть, – сказал Лаэнар. – Вот и все.
Его голос звучал уверенно, но не мог скрыть усталость. Лаэнар сжимал мою ладонь, все крепче и крепче, и его прикосновение говорило мне: мы старались, ты старалась, Арца, но напрасно, в этом нет смысла, мы ничего не достигли, он недоволен нами.
Но ни чувства Лаэнара, распахнутые передо мной, как небо, ни тоска в его глазах, – не могли повлиять на меня сейчас. Я знала, он не прав, – ведь я все еще дышала вместе с Мельтиаром, горела его огнем.
Я стиснула ладонь Лаэнара обеими руками. Я хотела отдать ему свою силу и чувства, пусть он, как и я, оставит сомнения. Мельтиар уверен в нас, я знала это.
– Я вас искал.
Этот голос, негромкий и ясный, рассек шорох электричества и шум лопастей. Чувства Лаэнара ускользнули от меня, – я разжала руки и обернулась.
Незнакомец стоял почти там же, где встретил нас в первый раз – на полпути ко входу. Но теперь мои глаза не болели от копоти, мысли текли ясно, и я могла рассмотреть его.
Черная одежда, как у каждого из нас, серые крылья – как у всадника, за которым я следила. И также коротко остриженные волосы – светлые, с седыми, белыми прядями. Лицо, опаленное солнцем, темное, как старый пергамент, – от этого глаза казались светлее и ярче, но взгляд был непроницаемым, не выдавал ни мыслей, ни чувств.
Если бы я встретила его среди захватчиков – не догадалась бы, что он один из нас.
Он подошел – легко и быстро, эхо шагов едва слышно дрожало в полу – повернулся к Амире и спросил:
– Ты справишься сейчас без напарника, дитя?
Амира переглянулась с Рэгилем и кивнула.
– Хорошо, – сказал темный всадник. Взглянул на меня, на Лаэнара, на Рэгиля, подошедшего к нам. – Вы трое должны пойти со мной.
– Вас прислал Мельтиар? – спросил Лаэнар.
– Идите со мной, – повторил всадник. – Это важно.
Он привел нас в учебную комнату – столы и кресла стояли здесь полукругом, стена смыкалась с потолком, изгибалась мерцающим экраном. Здесь было так тихо – даже шум лопастей умолк, воздух тек едва приметно, был почти неощутим.
Когда-то мы часто бывали в таких местах – очень давно, в раннем детстве, до того, как Мельтиар начал учить нас.
Он учил нас у себя, учил в зале с молниями, в ангаре, на дальнем пустынном берегу, высоко в небе – где угодно, но не тут.
– Садитесь, – сказал всадник.
Мы послушались, и он сел напротив, вновь обвел нас взглядом, внимательным и долгим.
В комнате был еще один человек – когда мы вошли, он кивнул нам, но не поднялся с места. Он был мне незнаком. В одежде врагов, такой же загорелый, как темный всадник, – и тоже скрытый, это было ясно.
– Лаэнар. Арца. Рэгиль, – проговорил всадник. – Верно?
Я кивнула. Даже не глядя, я знала – так сделал каждый из нас.
– Меня зовут Скэтар, – продолжал всадник. – Кто из вас лидер?
– У нас нет лидера, – ответил Лаэнар. – Мы все равны.
– Ты лидер, – кивнул всадник, жестом отсек возражения и повернулся к молчащему незнакомцу.
Тот вскинул руку, словно приветствуя нас вновь, и сказал:
– Я Миэлти. Я держу связь со скрытым из пограничного поста. – Он взглянул мне в глаза, улыбнулся и добавил: – Того, где была вчера Арца. Да, он видел тебя.
Ночь, холодные потоки, одиночество и полет среди темных ветров, – вернулись ко мне, захлестнули душу. Я словно снова оказалась без опоры, – вцепилась в подлокотники, усилием воли сдержала крылья. Я должна слушать внимательно, должна мыслить ясно.
Я стала скрытой, чтобы выследить всадника – но там уже был скрытый, следящий за ним. Кто? Это мог быть маг, ведь магия течет в нашей крови и в нашем дыхании. Это могла быть черноволосая девушка, командир отряда. Но никто из них не подал мне знака. Значит это кто-то другой, кто-то из тех, кто видел меня издалека.
Нельзя спрашивать кто. Таков порядок. Если расскажут – я буду знать, если нет – гадать бессмысленно.
Миэлти снова улыбнулся мне, перевел взгляд на Лаэнара и продолжил:
– Если хочешь устроить охоту на всадника, мы поможем. Я буду держать тебя в курсе, сообщу, как только узнаю, когда и где можно напасть, не привлекая внимания врагов.
– Я понимаю, – сказал Лаэнар. – Нам нельзя выдавать себя.
Его голос снова звенел, был полон силы. Не глядя, я протянула руку, наши пальцы переплелись. Лаэнар – как клинок, он сам разрежет все сомнения, уничтожит все преграды.
Все встало на свои места, все было, как надо.
– Миэлти даст вам сигнал, когда придет время, – сказал темный всадник. – Я научу вас, как сражаться с всадниками. Они летают не так, как вы, сражаются не так, как вы. Но не это самое важное.
Он замолчал. Мы ждали, смотрели на него. Я слышала стук своего сердца, слышала как пульс Лаэнара отзывается эхом. Наконец, всадник заговорил:
– Вы сильные, вы полетите в бой первыми. Но вы не одни. Каждый может помочь вам и вы можете помочь каждому. Война уже скоро, и вам осталось научиться только этому. Вот что важно.
Мгновение он смотрел на Лаэнара, а потом добавил:
– Да. Меня прислал Мельтиар.
15.
Казалось, мы покинули Атанг давным-давно. Песни песка и ветра уже пропитали мою душу, я жил, как живут здесь все, – и время растянулось.
Я вставал до рассвета, пил горький чай на полутемной веранде, уходил бродить по поселку. Приходил к стоящему на отшибе дому, садился на ступени рядом с часовым – Аник велела непрерывно наблюдать за хрустальными шарами – и курил. Прошел день, и еще один – но шары оставались темными, пыль заносила их. Песня стонала и билась в них, текла от одного к другому, не находя выхода, но не сияла. Тин уезжал каждую ночь патрулировать вместе с ополченцами, но в предгорьях было тихо.
Враги словно исчезли. Словно растворились в моем сне.
Когда рассветало, я уходил в дом и блуждал там среди древних вещей, вдыхал следы магии, пытался понять, о чем говорят слова на пергаментных листах. Но надписи были обрывочными, следы – неуловимыми, и я вновь доставал сигареты, и синий дым окутывал меня. Мысли растворялись и рвались в небо, в заоблачную вышину, навстречу пронзительной тоскливой ноте, голосу флейты.
Вчера это стало невыносимо, и я забрал флейту из хрустального созвездия и отыскал Аник.
Я сказал ей: "Отправь кого-нибудь в Форт, пусть повесят ее в окне самой высокой башни, пусть ее всегда качает ветер". Аник смотрела на меня, ее глаза были черными и злыми, но она не задала ни одного вопроса, сделала, как я попросил.
Все, кроме Джерри, Рилэна и Тина, сторонились меня. Куда бы я не приходил, – на кухню, к лодке, к постам часовых, – ополченцы замолкали или понижали голос.
"Это не из-за песен, – сказал мне Тин. Его они считали своим. – Это из-за того, что ты колдуешь с вещами врагов".
Магия – ремесло врагов. Привычные слова, знакомые каждому. Роща выросла посреди Атанга, чтобы доказать людям, что это не так. Чтобы все увидели, что в нас тоже есть эта сила, мы сможем противостоять, если начнется битва. Но граница далеко от Атанга, здешние люди думают так же как двести, как триста лет назад. Я ничего не мог с этим поделать.
Живя в столице, я думал, что знаю, что такое недоверие и враждебность. Но там никто не смотрел на меня так, никто не отворачивался, когда я подходил.
Сегодня мне приснился Атанг. Весенний ветер, пыльца в воздухе, солнечные блики на мозаичном полу. Вино искрилось в высоком кувшине, белые цветы оплетали чугунную ограду балкона, – и прислонившись к этой ограде, прямо передо мной, сидела Арца. В ее волосах сияли драгоценные камни, прозрачные и алые, и ее платье было цвета огня, – шелковое, невесомое, оно струилось от каждого движения.
Мы говорили, но я не запомнил слов, – я смотрел на Арцу, и сгорал, не мог отвести взгляда от ее золотистой кожи, от улыбки, беспечной и легкой, от солнечных искр в ее глазах. Но я должен был сохранять спокойствие, ведь я знал – она враг. Враг, живущий среди нас, и она не знает, что мне все известно.
Но потом она засмеялась, и я забыл обо всем. Вскочил, чтобы рвануться к ней, – и мир перевернулся, померк, все заслонили горы, черная гряда, режущая небо. И выше, над горами, вскипала черная волна, бескрайняя грозовая туча, готовая рухнуть, захлестнуть мир.
Скоро начнется война.
Я думал об этом, когда проснулся, думал весь день. Я знал об этом и без снов, зачем они напоминают мне?
Я никогда не хотел предвидеть будущее.
Уже стемнело. Я протер глаза и огляделся. Запах синего дыма все еще витал в воздухе – я опять курил слишком долго, опять потерялся среди мыслей, воспоминаний и предчувствий. Я не знал сколько просидел здесь, за столом, над старым пергаментом. Час, два?.. Когда я пришел, сквозь пыльное окно падал свет, квадратами ложился на потускневшие строки. А сейчас было так темно, что я не видел собственных рук.
– Эли!
Окрик снаружи, незнакомый и резкий голос. Я встал и, пытаясь не сшибить ничего на пути, направился к двери. Ящики не давали мне пройти, запах древности, смешанный с дымом, мутил мысли. Меня окликнули еще раз, и я наконец нашел дверную ручку, вышел из дома.
Снаружи был свет. Призрачно-алый, он бился в хрустале, ночь обступала его, тени дрожали на земле.
Я медленно спустился по ступеням, остановился рядом с часовым.
Сигнализация зажглась. Один из шаров сиял – погасшее созвездие с единственной звездой, и у меня в руках не было карты, я не помнил, где север, где юг, не мог понять, какая деревня под угрозой и куда нам лететь.
Я взглянул на часового, и тот понял меня без слов.
– Это Форт, – сказал он. – Самое южное поселение, Форт. Загорелся только что. У нас есть время?
– Час или два, – кивнул я. – Может быть, больше. Найди Аник. И Джерри или Рилэна, кого-нибудь, позови их.
Я сам не мог сделать ни шага. Алое мерцание не отпускало меня, звало подойти, прикоснуться, запеть. Сквозь мое волшебство звучала другая, затерянная в веках песня, она наполняла ночь, наполняла мою душу.
Здесь, на границе, Форт – единственная крепость. Если враги открыто напали на него, значит ли, что началась война?
Чужая песня отвечала мне, пронзала сияющими нитями сердце. Нет, нет, говорила она, еще рано, еще рано.
Я едва заметил, как они пришли. Джерри и Рилэн, Аник и Тин, – обступили мое созвездие, и их тени вздрагивали и метались от всплесков алого света.
– Летим туда? – спросил Рилэн. Он стоял ближе всех к пылающему хрусталю, сигнальный свет отражался в его глазах.
Говорить мне все еще было трудно, и я кивнул.
– Я уже отдала приказ, – сказала Аник. – Отряд собирается, мы немедленно выезжаем туда.
Все правильно. Чем больше нас там будет, тем лучше.
– А деревни? – Тин стоял рядом с Аник, касался ее руки, смотрел требовательно и тревожно. – Никто не поедет патрулировать в горы?
Мой голос наконец-то отделился от песен, от переплетенного потока волшебства, – и я сказал:
– Видишь, только Форт. Все остальные в безопасности.
– А если на них нападут по пути? – возразил Тин. – Или после? У вас не будет сигнализации с собой. Отправляйтесь в Форт, я поеду в горы.
– Один? – Аник нахмурилась и покачала головой. – Опасно. И ты нам нужен.
Тин отвернулся на миг, а потом посмотрел мимо Аник, на меня.
Я буду твоей сигнализацией там. Его мысль, горячая, пропитанная пеплом, расколола мою песню, прошла сквозь меня. Я позову. Убеди ее.
На миг мир потемнела, и я был уверен, – сейчас меня вывернет наизнанку, я потеряю сознание, или потеряю себя. Но дыхание вернулось, вернулись мои собственные мысли. Я видел Тина, видел в его глазах просьбу хранить тайну.
Никогда прежде чужие мысли не проходили сквозь мое сердце как отравленный пепел. Я слышал мысли учителя, мысли других волшебников, – они звенели в моей душе, как новая струна в знакомой песне. Но я никогда прежде не слышал мысли всадников.
"Это не волшебство, не называй это так", – сказал мне Зертилен, и сейчас я не мог с ним спорить.
Но я умею хранить тайны.
Я поймал взгляд Аник и сказал:
– Тин столько времени жил в горах один, и несколько раз останавливал врагов. Пусть поедет.
Аник мотнула головой, то ли соглашаясь, то ли возражая, а Джерри пробормотал:
– Я же говорил, что нужно было сразу лететь в Форт...
Мне нечего было ему ответить, и я пошел к лодке.
16.
Мы были на полпути к ангару, когда Лаэнар остановился. Я обернулась и увидела, что он прижимает к виску левую руку. Браслет на запястье мигал зелеными огнями, передатчик шелестел еле слышно, и Лаэнар хмурился, слушая.
Мой браслет молчал. Я взглянула на Рэгиля, на Амиру, – но и их передатчики были темными.
Каждый из нас уже получил сообщение утром. Мы все обсудили, решили и шли в ангар, – ворота были распахнуты сегодня, знаки созвездий не видны, и сила и голоса машин выплескивались в коридор, неслись как волна, заставляли чаще биться сердце.
Это еще не война, но преддверье войны – в первый раз мы летим не одни. Еще одна машина, или две, и отряд бескрылых воинов, – они впервые отправляются в открытую битву, они уже в пути.
Но только одно затеняло радость – Мельтиара не было с нами. Он не звал нас все эти дни, и не он позвал нас в бой. Наша обязанность и наше право – возглавить атаку, сиять ярче всех, но все же это еще не война.
Мельтиар будет с нами, когда начнется война.
Шелест в передатчике стих, и Лаэнар обвел нас взглядом.
– Это Миэлти, – сказал он, все еще хмурясь. – Всадник сейчас один, в горах. Все остальные силы стянуты в Форт. Мы можем уничтожить его, пока он один.
– Все силы стянуты в Форт? – повторил Рэгиль. Он стоял совсем близко, и я чувствовала, как вспыхивает и искрится его тревога. – Они ждут нападения? Откуда они знают?
Все эти дни я снова и снова вспоминала то, что увидела там: чужого мага, деревянную машину, ополчение захватчиков. И сейчас – даже ярче, чем прежде, но у меня не было сомнений.
Я сжала руку Рэгиля на миг и сказала:
– Тем лучше. Мы уничтожим их всех сразу.
Рэгиль промолчал, а Лаэнар возразил, упрямо и резко:
– Нет. Другого шанса может не быть. Мы должны уничтожить всадника.
Я хотела ответить, но все мои слова Лаэнар знал и сам. Мы звезды Мельтиара, мы первыми должны ворваться в битву. Пусть это еще не война, но наше место там, в бою – мы уничтожим Форт, мы должны.
Лаэнар кивнул, словно я говорила это вслух.
– Есть те, кто заменят нас там, – сказал он. – Но никто не отправится в горы искать всадника. А именно он был нашим врагом, он нас видел. Мы должны убить его.
Я застыла, глядя на Лаэнара. Он сжимал кулаки, и его темные глаза пылали, – наша подбитая машина, выстрелы, отблеск пожаров, – все было в его зрачках. Он хотел мести сильнее, чем все мы, хотел одним движением стереть наши неудачи.
Я ничего не могла возразить ему, и не могла согласиться.
Два дня прошло. Пусть Мельтиар не зовет нас, я могу позвать его.
Моя мысль рванулась белой вспышкой, всполохами света, и Мельтиар ответил мгновенно, без слов. Ответ затопил мою кровь, и на миг я оказалась с ним, – в окружении черных росчерков скал и лунных теней, далеко отсюда. Он разговаривал с кем-то, воздух был полон звоном магии и искрами темноты.
Должны быть я забыла себя, растворилась в его душе, – но в тот же миг все исчезло, знакомые стены и своды сомкнулись вокруг, белые лампы сияли в вышине, невидимые лопасти рассекали воздух.
Остался только его голос, всего три слова.
Что случилось, Арца?
Я не могла вместить в слова предстоящую атаку, всадника, ярость Лаэнара и тревогу Рэгиля. Даже образами я не могла рассказать об этом, все дробилось и распадалось. И я спросила:
Мы можем сами выбирать сегодня цель?
Да, ответил он. Это ваше право.
На миг он снова захлестнул меня – он со мной, как я могла думать, что мы летим в бой без него? – и исчез.
Я глубоко вздохнула и сказала вслух:
– Я согласна с Лаэнаром.
Мы все делаем правильно.
Я повторяла это себе, пока мы летели.
"У них нечеловеческое зрение, – сказал нам темный всадник. – Они видят то, что не видим мы, то, что не видят обычные захватчики. Всегда держитесь так, как будто он видит вас".
Экраны работали на полную мощность, мы были незаметны ни с неба, ни с земли, но летели так, словно нас освещало солнце. Машина взлетала и падала, неслась петлями, красные контуры земли поднимались и исчезали за бортом, сетка координат шаталась. Движение было непредсказуемым, я не знала, куда мы качнемся, куда повернем в следующий миг, – даже если нас видят, то не сумеют подбить.
Пальцы Амиры скользнули по пульту, и машина вздрогнула, вышвыривая сигнальный заряд. Он вспыхнул впереди – ослепительный дождь, звездопад у самой земли. Всего несколько мгновений, но их было достаточно, – приборы поймали врага, он красной точкой двигался по сетке координат.
Мы все делаем правильно, он наш, мы не упустим его.
Борта открылись, мы с Лаэнаром прыгнули в ночь. Машина рванулась ввысь, и ветер ударил по моим крылья, закрутил меня, не давая поймать поток. Лаэнар был впереди – небесные реки удержали его, мчали к цели.
Я забила крыльями, хвостовые перья щелкнули так яростно, что на миг меня пронзила боль, острая, как удар током. Но я должна была догнать Лаэнара, мы должны быть вместе, – и ветер послушался меня, небо послушалось меня, я помчалась вперед.
Наша цель, красная точка среди алых контуров, метнулась, исчезла на миг, появилась. Она росла, поднималась кругами, уже видны были росчерки крыльев, встречный ветер доносил их вязкую, дымную силу, непохожую на знакомую магию, непохожую ни на что.
Лаэнар нырнул вниз, и даже в красном мерцании приборов я видела – у него в руке меч, сияющий, рассекающий воздух. Всадник отпрянул, его крылья качнулись, но они были слишком тяжелыми, он не мог уйти от Лаэнара.
Мы все делаем правильно.
Я замерла, позволила потоку нести меня. Лаэнар и всадник кружились, меч сверкал, крылья кромсали ветер. Враг отбивал удары, но я не видела оружия, оно было неразличимым и ускользающим, как и он сам.
Я подняла ружье, приклад привычно лег на плечо. Я ждала, сливалась с ветром, я не могла промахнуться, они были слишком близко друг к другу.
Страх коснулся меня. Мне нечего было бояться – но холод, оплетающий душу, донесся с юга. Он нарастал, он был знаком, – я знала, если поймаю и сокрушу его прямо в сердце, то выстрел будет точным, никто не помешает мне.
Я не успела.
Всадник был совсем близко к Лаэнару, закрыл его своими крыльями на миг, – и в ту же секунду небо предало Лаэнара, расступилось под ним, бросило вниз.
Мир застыл вокруг меня.
Неподвижным был ветер, наша машина, несущаяся на помощь, и угроза мчащаяся с юга. И таким же неподвижным, застывшим и ледяным было мое сердце. Оружие стало невесомым в моих руках.
Я смотрела в прицел, враг был в красном перекрестье. Я выстрелила.
Белый огонь промчался сквозь неподвижный мир, ударил всадника, швырнул на скалы.
Я забыла о нем в тот же миг. Сложила крылья и метнулась вниз – туда, где исчез Лаэнар.
17.
В лицо бил ветер, и я глотал его – холодный, несущийся с горных вершин. Ни вкуса моря, ни вкуса земли не было в нем сегодня, только лед и небо. Я поворачивал весло, не давая лодке соскользнуть с верного потока, но не открывал глаз, – меня слепили темнота и свет.
Темнота обступала нас, я видел ее сквозь зажмуренные веки. Темнота гор и темнота неба, – луна уже скрылась за скалами, а звезды в разрывах облаков не могли осветить наш путь. И свет оглушал меня своей песней, бился на дне лодки, текучий и алый, не утихал ни на миг.
Мы были готовы взлетать, когда я выпрыгнул из лодки, бегом вернулся к хрустальному созвездию и забрал сияющий шар. "Зачем?" – спросил Рилэн. Он хмурился, смотрел с тревогой и, должно быть, думал, что безумие все-таки поглотило меня.
Я не знал, что ему ответить. Песни владели мной, я растворился, я был тенями и звуком, обычные мысли покинули меня.
И теперь, каждое мгновение, сквозь свист ветра, сквозь голоса Джерри и Рилэна, я слышал как песня полета сплетается с голосом алого света, уносит меня все выше, все дальше, куда не может унести ни лодка, ни синий дым. Я словно стал бесплотным, словно был во сне.
Но я был не во сне, и я знал, что мне делать.
Мы приближались, небесная река мчала нас все быстрей, была спокойной – невидимые корабли не обогнали нас, не оставили в воздухе звенящий след.