Текст книги "Реликт (СИ)"

Автор книги: Влад Тепеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Интервью со стригоем

– Владислав, с чем связано твое нежелание общаться? – не унималась женщина.

Я мысленно проанализировал некоторые моменты: это явно правительственная организация. Они обустроили засаду возле моего дома с участием кучи народа, там были десятки людей. Если речь о внучке дона, то она вломилась в мой дом с намерением убить меня и смотаться до приезда полиции, это все просто.

Но вот эти ребята должны были меня взять живым и увезти. То есть, не получится такое провернуть под носом у копов, а значит, у них на копов должна быть управа. Например, особые полномочия.

Да, вот это уже всерьез. Мое существование больше не секрет, потому что информация уже полетела по проводам во все стороны – в Вашингтон, в ФБР, в АНБ, в ЦРУ или хрен знает куда еще. И даже если я перебью всех, кто участвовал в моей поимке, это все равно не поможет, заставить мир забыть о моем существовании уже не получится. То есть, даже если я выберусь отсюда – скрываться далее будет куда сложнее, чем раньше. При этом я все еще не понимаю, как они на меня вышли. Слил информацию крот из «семьи»? Да нет, несерьезно. Если информатор заявит о вампире – ну кто ж ему поверит?

– … Владислав?

Ладно, придется с ней пообщаться, чтобы как-то выведать, каким именно образом они на меня вышли. Хотя я себя не обманываю: мне вряд ли удастся от них сбежать.

Чуть поворачиваю голову:

– Ну?

– Наконец-то. У нас к тебе важный разговор, но ты, наверное, и сам это понял.

– Зачем?

Это ставит ее в тупик:

– Что – зачем?

– Зачем мне с вами общаться? У нас нет тем, интересных одновременно и вам, и мне.

Тут впервые подал голос упитанный:

– Владислав, а тебя сейчас совершенно ничто не беспокоит?

Интересно он формулирует вопрос «ты что, совсем не боишься?»…

– А должно? Когда-то это должно было случиться. Вы выиграли, мы проиграли. Рано или поздно все должно было прийти вот к этому.

– Мы? – переспросил тощий.

– Мы. Я и мне подобные. Мы уже давно проиграли борьбу за выживание, тысячи лет назад. Это была игра в одни ворота, по сути, мы слишком сильно поддавались и теперь я – последний. Так что не вижу смысла о чем-то договариваться, давайте переходить сразу к следующему пункту.

– Погоди, Владислав, – сказала женщина. – Ты имеешь в виду, что являешься представителем вида, отличного от человеческого, и никогда не был человеком?

– Именно. Надеюсь, теперь вы не станете просить у меня вечной жизни? А то за последние три тысячи лет меня этой просьбой малость подзадолбали.

Женщина повернулась к пухлому и с ноткой самодовольства произнесла:

– Ну и кто был прав?

Вот тут уже я удивился.

– Так ты наперед об этом догадалась? Но откуда⁈

Она улыбнулась:

– А, так тебе все-таки что-то нужно, пусть даже всего лишь ответ на этот вопрос. Чем не повод для диалога?

Я вздохнул.

– Не вижу смысла все равно. На свете нет и никогда не было ничего более жалкого, чем хищник, пытающийся договориться с едой. Это унизительно. А с вашей стороны еще и очень глупо, ведь вы же должны понимать, что как только нас не будет разделять бронестекло – все предыдущие договоры утратят силу.

– Вполне резонно, – сказала женщина.

Она встала, взяла со стола папку, подошла к двойной двери и своей ид-картой отперла магнитный замок.

– Мне кажется, это плохая идея, – забеспокоился толстый.

– Посмотрим, – сказала та.

Как только внешняя дверь за ней закрылась, она открыла внутреннюю и вошла внутрь, к моему удивлению.

– Ты, должно быть, кастрировала Чака Норриса, – сказал я.

– М-м-м… не поняла?

– Где еще ты могла достать пару настолько крепких яиц, чтобы добровольно войти в клетку к хищнику-людоеду? Есть еще вариант со слабоумием, но если ты догадалась каким-то образом, кто я такой, то это не тот вариант.

Она подошла к столу, положила свою папку и села напротив.

– Да нет, Чак Норрис в полном порядке. У тебя дома холодильник забит мясом, и это все свинина и говядина. Еще ты ходишь в школу днем и встречаешься с кучей девушек вечерами, то есть всегда на виду. С того времени, как ты появился в этом городе, ни тут, ни в округе не пропадали люди. Ты не ешь человечину, Владислав, и сам намного человечнее, чем пытаешься казаться.

Я усмехнулся.

– Я кажусь тебе человечнее, чем я есть. Мимикрия во всей своей красе. Мои предки миллионы лет приспосабливались к тому, чтобы притворяться твоими предками и охотиться на них, и я сам достиг в этом вершин мастерства. Просто относительно недавно вы придумали деньги и мясные лавки, это сделало охоту гораздо менее рациональным способом добычи пропитания.

– А разве это не есть критерий человечности и цивилизованности? – улыбнулась она. – В общем, меня зовут Ева Леринц, и теперь, когда нас не разделяет бронестекло, мы можем поговорить о важных вещах?

– Смотря о каких именно. И все же, как вы меня нашли? Навела мафия?

Ева кивнула:

– Вроде того, хоть и не прямо. У нас свои люди среди судмедэкспертов по всей стране, потому мы быстро узнаем о странных смертях. В твоем случае странной деталью стало странное ранение на руке покойного Луиджи Франко.

– И как это позволило вам выйти на меня, я не понимаю?

Она достала из папки два снимка и положила на стол. С первого же взгляда мне все стало и без ее комментария.

– Мы вышли на тебя благодаря ряду невероятных совпадений. Вот первое из них. Эти останки разделяют три тысячи километров и не менее двадцати тысяч лет. Разные разновидности, разные культуры, разные эпохи. Сами скелеты крайне необычные, возможно, принадлежали людям с генетическими дефектами, такая версия насчет них существует. Общая деталь – отсутствие нижней челюсти, но присутствуют «украшения» в виде странного вида двух половинок челюсти и двух странных клыков неизвестного хищника. Одна находка была сделана в начале двадцатого века, вторая – в конце. Какая вероятность, что две культуры употребляли одну и ту же разновидность очень специфического украшения?

Я недоверчиво уставился на нее:

– Стоп-стоп… Неужели «странное украшение» оказалось достаточным для того, чтобы навести на мысль о существовании криптида, в точности похожего на человека⁈ Да ну, не верю.

– Для всего остального научного мира – недостаточно. Но у меня была подсказка. Владислав, ты был когда-нибудь в Румынии?

– Был. Много раз.

– А во время второй мировой?

– Эм-м-м… Наверное, там и был как раз в этот момент.

Ева чуть помолчала.

– Моя покойная прабабушка часто рассказывала мне сказки, в том числе о стригоях. Это такие румынские вампиры… Когда я училась в университете, нам дали в качестве курсовой работы задание собрать и обработать какие-нибудь фольклорные сказания, неизвестные широкой общественности. Что-то очень местное… И я записала прабабушкины сказки. Моя работа привлекла профессора одной деталью: он впервые встретил сказки, в которых стригои были добрыми. А я с удивлением узнала, что во всех остальных румынских и валашских сказках они – чудовища. Профессор захотел узнать источник, и я расспросила прабабушку за полгода до ее смерти. И она призналась, что сама сочинила эти сказки. А на вопрос, зачем представлять стригоев добрыми, ответила, что тот единственный стригой, которого она встретила, оказался добрым. У них в деревне до войны жил парень-немец. Верней, выдавал себя за немца. Был красив, силен, остроумен. В поле не работал, но хорошо охотился и потому имел кое-какие деньги, и в целом никто ничего плохого сказать о нем не мог. Завидный жених, о котором мечтали многие сельские девушки, не исключая и мою прабабушку. А потом в то глухое село приехали немцы. Прабабушку забрали тоже, она на четверть была еврейкой. Везли их куда-то на крытом грузовике. И вот посреди леса – остановка, а потом внезапно душераздирающие крики, потом стрельба, потом снова страшные, леденящие душу вопли… И потом дверь в кузов кто-то вырвал с петлями, и прабабушка увидела стригоя. Затем он сразу же поспешно убежал в чащу, и больше она его никогда не видела. Его вид, по словам прабабушки, был чудовищен, но она узнала его по верхней половине лица. По белокурым волосам и голубым глазам. Тот самый парень-охотник. Он был ранен в лицо, и потому одна половина его раздвоенной челюсти с клыком свисала, не давая вернуть человеческий облик… Он остановил конвой, повалив на дорогу дерево, и перебил охрану, часть растерзав, часть перестреляв, и таким образом спас многих людей, которые иначе в лучшем случае оказались бы в концлагере. Кстати, его и звали примерно так же, как и тебя, только на румынский манер. Владос. Это ведь был ты, не так ли?

Я вздохнул.

– А твою прабабушку звали Тимя и она имела привычку вплетать в косу белую ленточку?

– Да, ее так и звали, насчет ленты не знаю. Бабушке я, конечно, не поверила, но затем мой бывший парень, археолог, показал мне два вот этих снимка как загадку природы. Но я сразу же вспомнила о рассказе прабабушки. И вот теперь, получив сообщение медэксперта, заподозрила, что наконец-то повстречаю настоящего криптида-стригоя. Дальше было просто: мы начали искать молодых мужчин, блондинов с голубыми глазами, вероятно, представляющихся не местными. Найти тебя было делом техники, все приметы совпали. Обследовали дно озера, предполагая, что ты можешь прятать там останки жертв, нашли только коробку со средствами для побега и убедились, что ты и есть искомый стригой.

Я хмыкнул.

– Тот случай, когда ошибочные выводы привели к правильному решению. Я голубоглазый блондин потому, что девушкам нравятся голубоглазые блондины. И насчет доброты та же хрень: не надо приплетать «доброту» туда, где можно все объяснить и без нее.

– Тогда зачем ты рисковал, спасая односельчан?

– А ты залезь в берлогу к медведю, пошебурши там, наведи шороху. Поглядим, что медведь тебе на это скажет. Гребаные нацисты приперлись на мой участок и принялись воровать и разгонять мое стадо, в которое я так удачно затесался и которое полностью покрывало все мои потребности в еде и досуге… И на твою бабушку у меня были многообещающие планы. Как тут не взбеситься? А еще я ненавижу таких вот типчиков просто за то, что они творят со своими сородичами такое, чего не делали мы, которым от природы вы были назначены основной едой. Право слово, вы делаете друг с другом страшные вещи из-за лютой херни вроде религии и политики, в то время как мы тяготились есть вас ради чистого пропитания…

– Правда, что ли⁈ – удивился тощий. – Крокодильи слезы? Я думал, это просто байка…

Я вздохнул.

– Правда… До вас мы питались неандертальцами. Потом появились ваши предки, все еще черные, и начали с ними конкурировать. В общем, что случилось с неандертальцами, вы знаете. Потом мы переключились на вас, и чем сильнее походили на вас, тем больше видели в вас себе подобных… Самое страшное, что у вас были имена. У неандертальцев имен не было, и потому их было просто есть. С вами все оказалось сложнее. Это шок, когда ты узнаешь, что у твоей добычи тоже есть имя. Мы считали, что только мы, которые на вершине пищевой пирамиды, имеем имена…

– И что было потом? – спросила Ева.

– Потом… Неприятная история. Ты и сама могла бы догадаться, что мне непросто вспоминать историю исчезновения моего вида… Участь хищника, который не безразличен к своей добыче в негастрономическом плане, не может быть легкой. Ко всему прочему мы совершили стратегическую ошибку, уничтожив пещерных львов, чтобы помочь вам. В итоге вы начали плодиться с чрезмерной скоростью, и в конечном итоге множество факторов положило моему виду конец. Наш разум сыграл с нами злую шутку, и я надеюсь, что ваш не сделает того же с вами.

Внезапно…

Ева вздохнула.

– Увы, но злой шутки мы больше опасаемся не от себя. В общем, Владислав, я – должностное лицо в одной секретной организации…

– Да я как бы догадался. И вы связаны с мафией.

– Нет, никоим образом.

– Тогда почему вторжение внучки дона совпало с вашей засадой?

– Потому что совпало. Когда мы следили за твоим домом, то заметили, что и она следит за тобой. Когда заметили, как Стелла Франко проникает в твое жилище – начали операцию… Она спутала нам все карты. Вообще-то, наше знакомство должно было состояться без сетей, шокеров, дротиков и резиновых пуль.

Резиновые пули? Так вот почему я никого не смог убить… Но что-то тут странное происходит…

– Да ладно?

– Я была убеждена, что ты окажешься достаточно разумным и вменяемым, как видишь, не ошиблась.

– Даже так? И в таком случае, о чем ты собиралась потолковать с потенциальным, кхм, стригоем?

Ева улыбнулась:

– О, так тебе наконец-то стало интересно?

– По правде, вы, люди, очень предсказуемы. Все, которые узнавали о моем существовании, делились строго на две группы. На тех, которые хотели вечной жизни и тех, которые хотели меня убить. Так что да, мне немного любопытно, кто вы такие и чего вам от меня надо.

– Как я уже сказала, мы – секретная межправительственная организация, и в первую очередь нас интересовало, кто ты такой и откуда взялся. Мы поначалу немного иное подозревали… В общем, не знаю, как сказать, потому вот. Взгляни, Владислав.

Она протянула мне еще одно фото. На нем я увидел нечто, что могло бы показаться кому-нибудь распотрошенным человеком. Кому-нибудь, но не мне: я-то знаю, как выглядят распотрошенные люди. Не вот так.

– Что это?

– А ты как считаешь?

– Похоже на… хм… Какой-то муляж? Тренажер для медиков? Это явно не человек.

– Ты прав, это не человек. Но это и не муляж. До того, как приобрести вот такой вот видок, «это» ходило, разговаривало, а в самом конце – оказало ожесточенное сопротивление. В отличие от тебя, на него вообще не подействовали ни резиновые пули, ни транквилизатор. Это биоробот. Слово знакомое?

– Пару раз слышал в кино.

– Увы, это не кадр из фильма. Это самый настоящий биоробот. Верней, останки оного.

– Вы уже и биороботов изобрели? Блин, как меня задолбал технический прогресс…

– В том и беда, что нет. Это существо имеет внеземное происхождение. Земля подверглась скрытному вторжению инопланетной расы, которая действует посредством вот таких биороботов.

– Ты это серьезно?

– А что, разве похоже, что я шучу?

– Но это же бред. Фантастика.

– Было фантастикой. Теперь уже реальность.

Я хмыкнул.

– Нет, это все-таки глупость. Они владеют космическими перелетами на расстояния в световые годы, а это подразумевает громадное техническое превосходство, верно?

– Верно.

– Тогда почему они проводят скрытное вторжение? Почему бы им просто не напасть? Со своими лазерами, бластерами, роботами и так далее они могли бы легко победить. Это как с автоматом против дубины.

Тут заговорил упитанный.

– Это все совершенно правильно, но в том-то и дело, что их превосходство не настолько велико. Мы предполагаем, что никаких межзвездных гипердрайвов у них нет, в Солнечную систему прибыл колонизационный корабль, который летел, вероятно, десятки или сотни лет на досветовой скорости, а большая часть экипажа находится в спячке, заморозке или в виде эмбрионов. Это не флот вторжения, средств для полномасштабной атаки у них нет. Технологически они нас превосходят, но ресурсы их ограничены, и потому их план – каким-то образом избавиться от нас нашими же руками.

– Ясно. Вы пытаетесь обнаруживать их и ловить?

– Вроде того.

– Тогда что вам нужно? Вы хотите убедиться, что я не один из них или что?

– Уже практически убедились, – сказала Ева.

– И что дальше?

– Мы считаем, что ты можешь быть полезен человечеству, Владислав. У тебя есть таланты, которых нет у нас. Например, взять тебя оказалось намного труднее, чем вот «это», – она кивнула на снимок.

Я фыркнул.

– Ах, как цинично… и глупо. Волки вымерли, но затем пришли леопарды, и овцы пошли просить помощи у последнего волка. Глупо? Глупо. И очень цинично.

– Не совсем точная аналогия. Ты – уроженец и обитатель Земли. Землянин, как и мы. Нет ничего глупого или циничного в попытке объединиться против общего внешнего врага.

– Нет, – покачал головой я, – все немного не так. Я – реликт. Меня больше не интересует борьба за выживание, потому что мой вид ее уже проиграл и вымер. У меня больше нет будущего. У меня больше нет всего того, что заставляет цепляться за жизнь вас. Меня не пугает и не волнует инопланетное вторжение. И я уже сказал вам, что не буду с вами ни о чем договариваться и работать на вас. Во-первых, потому что принцип. Во-вторых, потому что мне это не нужно. Мне больше не за что бороться, понимаете?

Договор овец и волков

– Не совсем точная аналогия. Ты – уроженец и обитатель Земли. Землянин, как и мы. Нет ничего глупого или циничного в попытке объединиться против общего внешнего врага.

– Нет, – покачал головой я, – все немного не так. Я – реликт. Меня больше не интересует борьба за выживание, потому что мой вид ее уже проиграл и вымер. У меня больше нет будущего. У меня больше нет всего того, что заставляет цепляться за жизнь вас. Меня не пугает и не волнует инопланетное вторжение. И я уже сказал вам, что не буду с вами ни о чем договариваться и работать на вас. Во-первых, потому что принцип. Во-вторых, потому что мне это не нужно. Мне больше не за что бороться, понимаете?

– Конечно, – кивнула Ева. – Но это как раз можно исправить.

– Исправить что?

– Отсутствие мотива для борьбы. Слыхал про попытки возродить мамонтов? Возродить твой вид будет намного проще.

Я несколько секунд молчал, а потом искренне захохотал, вероятно, впервые за последние столетия.

– Гениально! Овцы решили возродить вымерших волков! Ге-ни-аль-но! Чувствуется размах! Вам мало инопланетных врагов, и вы решили вернуть из небытия природных⁈ Замечательная идея! Брависсимо, маэстро!

Еву моя тирада не обескуражила.

– Вы плохо понимаете людей, Владислав. Почему люди задумываются о воссоздании мамонтов? Потому что могут. Если уж на то пошло, то это мы им когда-то «помогли» вымереть. Чем отличаетесь от мамонтов вы?

– Тем, что мы – хищники-людоеды, и к тому же очень опасные.

– Люди всячески охраняют вымирающих тигров, хотя они тоже людоеды, ежегодно убивающие десятки людей. Владислав, а ты сколько убил, ну, скажем, за последние семьдесят-восемьдесят лет? Кроме известных мне мафиози и нацистов?

– Еще нацистов. Много их.

– Так за это я бы тебе медаль вручила. И не только я. А кроме нацистов?

Я промолчал, чтобы не рассказывать об отчиме одной девочки, которого я съел за дурное обращение с приемной дочерью, лет тридцать назад.

– Вот то-то и оно, Владислав. Ты отличаешься от любого хищника наличием разума и рационального мышления, с тобой можно договориться. Собака – друг человека, но даже собаки порой нападают на людей. И ничего, люди не считают редкие случаи поводом прекратить дружбу. А тут не только вымерший вид, но еще и разумный. Люди давно ищут братьев по разуму… Нашли вот, правда, инопланетных, которые оказались ни хрена не братьями, к сожалению.

Я усмехнулся.

– Я понял твою точку зрения, Ева. А скажи, много ли людей ее разделяют?

Она тоже улыбнулась:

– Достаточно. Пока ты лежал в отключке, мы уже провели совещание на высшем уровне. Результат тебя удивит: никто из участников – а участвовали главы самых влиятельных департаментов – не поинтересовался, насколько ты опасен. Главный вопрос, заданный наибольшее число раз во всех вариациях – а точно ли ты не пришелец. Если ты не пришелец – то все в порядке. Представитель вымершего давным-давно вида хоть и удивил всех фактом своего существования, но не вызвал беспокойства. У нас проблемы другого порядка, понимаешь ли. Так вот, Владислав, возвращаемся к главному вопросу. Если твой вид вымер в древние времена, то сейчас он человечеству тем более не угроза. Скорее, наоборот. Мы пока имеем очень слабые представления о твоих способностях, но возможность вернуть твой народ из небытия открывает перед нами определенные перспективы в том числе и в вопросе защиты от вторжения пришельцев.

Я покачал головой.

– А вы уже провели хоть какие-то тесты?

– Пока нет, только кровь успели взять на анализ, и пока что из лаборатории сообщили только, что ты стопроцентно не биоробот.

– Ну тогда я немного дополню эту картину. У меня биохимия, отличная от вашей. На меня не действуют ваши лекарства, а то, что действует – действует не так, как на вас. Я генетически с вами не совместим, и хотя я занимаюсь сексом с человеческими самками – ни о каком воспроизведении речи не может быть. Я как бы не совсем темнота, и вопросом возрождения мамонтов интересовался. Так вот, в этих проектах фигурирует самка слона, которая, будучи родственным видом, сможет выносить геномодифицированный эмбрион. В результате получится некий гибрид слона и мамонта. Но мы с вами ни хрена не родня, не получится нас никак скрестить. Я не знаю, какой зверь в природе мой родственник, где вы возьмете самку родственного вида?

Тут толстый ухмыльнулся:

– А нам и не нужен такой сложный метод. Владислав, тебя можно просто клонировать. А если разобраться в твоей генетике и суметь изменить мужской ген на женский – получится женская версия тебя. Да, генетическое разнообразие будет не фонтан, но лиха беда начало.

– Не надо держать меня за полного идиота, ладно? У вас не получается клонировать не то что людей, но даже животных. Овечка Долли, если на то пошло, не была клонирована в буквальном смысле, потому что технология работает по принципу «поместить ядро соматической клетки исходного существа в лишенную ядра яйцеклетку того же вида». Где вы возьмете яйцеклетку моего вида, а? А если вы доработаете клонирование как таковое – сами понимаете, что при клонировании сорокалетнего человека из одной его клетки клону в момент рождения будет сорок один год, и праздновать совершеннолетие будет седой старик!

– Все так, – кивнул толстый, – это не позволяет клонировать людей. Но тебе-то на эту проблему чихать, ты же не стареешь, верно? Так какая разница, сколько лет будет клону при рождении – один год или десять тысяч?

Я несколько секунд сидел неподвижно. Да, этот момент я упустил. Мне, впрочем, простительно: это у людей склад ума, позволяющий делать изобретения, а у меня склонности к техническому мышлению нет.

– Ладно, допустим, – согласился я и перевел взгляд на Еву. – Предположим, вы действительно в состоянии клонировать меня или женский вариант меня. Или, вернее, будете в состоянии после дорогостоящих исследований. В чем ваша выгода? Если вы собираетесь клонировать армию сильных и быстрых солдат – эта армия будет боеспособной лет через двадцать в лучшем случае, потому что взрослеем мы даже медленнее вас.

– Мы полагаем, что борьба с пришельцами затянется на очень долгий промежуток времени, – сказала Ева. – Если наша гипотеза верна и корабль, предположительно прячущийся от нас где-то за спутниками Марса, летел сотни или тысячи лет, то пришельцы не располагают серьезным наступательным потенциалом, но зато у них немеряно терпения. В принципе, теоретическая способность построить и отправить «корабль поколений» у нас может появиться в ближайшие годы, следовательно, пришельцы могут опережать нас технологически всего лишь на десятки лет. Еще проще было бы отправить корабль с поселенцами в состоянии анабиоза, но пока нет рабочей технологии анабиоза… В общем, идея заиметь если не армию, то хотя бы спецподразделение бойцов, превосходящих по своим возможностям обычного человека, сама по себе весьма привлекательна.

Я хмыкнул.

– Есть проблема. У вас склад ума направлен на создание и использование новых изобретений, потому что в процессе борьбы с неандертальцами и нами выживали именно те из вас, которые умели создавать оружие и приспособления. У нас склад ума направлен на мимикрию. Я способен выучить незнакомый язык в пару недель, но до сих пор не освоил компьютер. За тысячи лет я не сумел научиться хорошо стрелять из лука. Мне сложно использовать технически продвинутые устройства. Я и стрелять хорошо стал только потому, что арбалет и пистолет – условно единая вещь, которую нужно просто правильно направить. В общем, научить мне подобного всему тому, что знает спецназовец, будет очень непросто.

– Не особая проблема, – ухмыльнулся тощий, – потому что это нужно сделать только один раз. Вы не стареете и не уходите на пенсию. Строго говоря, если бы мне дали группу… сотрудников с вашими данными, я бы нашел им много применений везде, где главное требование к силе и скорости. Те же спасатели на пляжах, чтоб далеко не ходить.

Ева кивнула.

– В целом, верно. Вы вообще как вид были бы интересны науке, а лично ты – историкам, ты переживал и был свидетелем многих событий, не так ли? Но конкретно у нашей организации интерес вполне простой: нам приходится реагировать на многие угрозы и готовиться в полной тайне к противостоянию с неизвестным противником, и мы готовы использовать любые средства, не исключая и твой вид, Владислав. И для того, чтобы мы могли вернуть его из небытия, необходимо выполнение двух условий. Первое – это исследования, которые сделают клонирование возможным. Главная трудность в замене мужского гена женским, но это вопрос для генной инженерии. Второе… как вы сами и заметили, мамонты, будучи возрожденными и реинтродуцированными в природу, не доставят больших хлопот. А вот насчет твоего вида сомнения все-таки есть. Потому тебе придется доказывать, что тебе подобные могут играть по правилам, руководствоваться рациональными мотивами и, в общем и целом, уживаться с доминирующим на планете видом, извини за прямоту.

Я забарабанил пальцами по столу.

– Что ж, резонно и справедливо.

– Я рада, что мы одинаково смотрим на вопрос. Это я обрисовала ситуацию в целом, а теперь перейдем к конкретике. Вариантов два, и первый заключается в том, что мы передадим тебя научному сообществу. Ну, просто потому, что наш профиль – внеземная угроза, а не земная криптожизнь. Тут для тебя есть как плюсы, так и минусы. Маловероятно, что тебя захотят уничтожить, ты заключаешь в себе тайну к вечной молодости и уникальные исторические познания. Ну и вообще, борьба за права животных…

– Блджад, это овца говорит волку…

– Уж поверь, в спорах о том, являешься ли ты разумным или просто мастерски притворяешься, будут сломаны миллионы копий. Из минусов… ну, про ограничения свободы молчу, маловероятно, что тебя так просто согласятся выпустить, не имея доказательств твоей вменяемости. Второй минус – попытка воссоздать тебе пару натолкнется на множество преград. Генетические исследования стоят больших денег, это раз. Общественное мнение – это два. Мамонты это мамонты, а узкоспециализированный хищник все-таки немного другое. Законодательство – это три, клонирование человека в репродуктивных целях запрещено практически везде, и тебя могут счесть подпадающим под этот закон. Короче говоря, стену, отделяющую тебя от возрождения твоего вида, тебе придется пробивать либо в одиночку, либо в сотрудничестве с активистами «за свободу и права стригоев», уверена, такие появятся, но особых возможностей у них не будет. И самое неприятное… как ты думаешь, сколько среди влиятельных людей найдется таких, чью прабабушку ты когда-то спас от нацистов? Риторический вопрос.

– Да-да, я уже давно понял, к чему ты клонишь.

– Ну так вот второй вариант. Мы – секретная организация с особыми полномочиями. Например, законом о запрете на клонирование мы просто подотремся. Мы не совсем независимы, но путей обойти мешающие юридические препоны у нас много, наконец, от нас ждут эффективной защиты Земли от вторжения, на методы, если что, закроют глаза. У нас огромные средства, и мы в состоянии профинансировать нужные исследования. Только вот восстановление вымершего вида – это не то, на что нам эти самые средства дают.

Я молча вздохнул, прекрасно понимая, что прозвучит дальше, а Ева закончила свою мысль.

– Потому тебе придется средства, потраченные на твой проект… отработать, попутно доказав, что ты вменяемый и поддаешься контролю. Когда мы однажды скажем всему миру, мол, смотрите, какое у нас есть секретное оружие, а еще мы собираемся клонировать таких целый полк, чтобы они противостояли внеземным роботам на равных – считай что общественное мнение уже сформировано. Мысль о сосуществовании с вампирами уже не бог весть как нова, со всеми этими сериалами вроде «ТруБлад», нам просто понадобится подкрепить утверждение о том, что «стригои» клевые и полезные, твоим послужным списком.

Я снова вздохнул.

– Резонно. Только… Ева, тебе что-нибудь говорит имя Виктора Франкенштейна?

Она приподняла одну бровь:

– Да, я смотрела пару фильмов по мотивам, а что?

– А ты помнишь, чем именно Франкенштейн подписал приговор себе и своим родным?

– Э-э-э… тем, что создал монстра?

Я зловеще промолчал, и тут заговорил толстый.

– Он пообещал монстру создать для него пару… и обманул.

– Именно, – кивнул я. – Так-то монстр был в целом не злой и собирался навеки покинуть человеческое общество после того, как Франкенштейн выполнит свое обещание, но… тот не сдержал слова. Да, вы сумели предложить мне сделку, от которой я не могу отказаться, но сделка овец с волком сама по себе штука очень опасная. Надеюсь, ты понимаешь это, Ева.