Текст книги "Врата миров. Дилогия"
Автор книги: Виталий Сертаков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)
Девушка с портфелем послушно застыла, словно выключенная кукла. В соседней комнате двое ушастых юношей синхронно подняли головы и так же синхронно зарылись в бумаги.
– Два года назад вы бросили недостроенный дом, вот по этому адресу. – Ромашка, заметно волнуясь, положил перед «хорьком» бумаги. – Вот копия коллективного искового заявления, вот решение суда, вот частные заявления, вот акты, и…
– Уберите свои промокашки! – брезгливо отодвинулся «хорек».
– Ты чушь порешь, – немедленно заявил кудрявый. Рахмани отметил, что у кудрявого тоже задергался левый глаз. – Парень, ты говоришь нелепости. Я прошу вас немедленно покинуть помещение.
– Снорри, – тихо сказал Ловец.
Никто не успел заметить, как высокий тощий человек расстегнул плащ. В следующую секунду две ножки у дивана подломились, и кудрявый начальник, облитый кофе, оказался на полу.
Рахмани поднял левую ладонь. Тонкая струйка огня прорезала воздух. Разом вспыхнули бумаги на столах договорного отдела. Одинаковые мужчины вскочили и заметались по комнате, смахивая пламя с волос. Блондинка набрала воздуха в грудь, готовясь завизжать, но внезапно передумала. Страшный человек в кожаном плаще только что стоял далеко, как вдруг оказался за спиной и приставил что-то острое к горлу.
Рахмани шевельнул ладонью. Вспыхнули бумаги на директорском столе.
– Черт знает что! Прекратите этот цирк! – Человек-хорек по имени Сережа потянулся к кнопочке, спрятанной под столешницей. Над ним летало облако сгоревших документов. Остатки папки тлели на ковре.
Дотянуться он не успел. Не отпуская блондинку, Снорри рубанул ногой по ножке директорского кресла. Кожаный монстр немедленно завалился назад, утянув за собой директора. Следующий неуловимый взмах ногой – и тревожная кнопка отвалилась вместе с проводком.
– Сергей Петрович Боровиков? – вежливо уточнил у кряхтящего «хорька» Ромашка. – Это ведь вы три года назад обманули сто восемь вкладчиков, собрав с них деньги на строительство по указанному адресу, которое заведомо начинали без согласований. Затем вы ловко объявили в розыск собственного исполнительного директора, якобы бежавшего с деньгами вкладчиков, грамотно провели процедуру банкротства и легли на дно. А нынче вы со своим замечательным партнером снова на коне?
– Вот что, братишки, ваши шутки затянулись! – Морщась от боли, кудрявый потянул из внутреннего кармана телефон. Кофейное пятно на его рубашке все еще дымило.
Кинжал Рахмани со свистом разрубил телефон надвое. Блондинка не выдержала и заорала. Молодые люди из договорного отдела сделали попытку прорваться к выходу. Оказалось, что с ними в комнате находилась еще одна женщина средних лет, в очках и бежевом брючном костюме. Зубы у нее звонко стучали от страха.
Кудрявый соправитель все еще изумленно разглядывал две половинки телефона, а фантомы Рахмани уже заслонили проход. На пару секунд Ловец показал риелторам морду снежного дэва, в результате женщины завизжали хором.
– Снорри!
Водомер приподнял блондинку и легким ударом отправил ее в нокаут.
– Не надо, молчу! – моментально сориентировалась бежевая женщина в очках и прекратила плакать.
Прочих сотрудников Два Мизинца рассадил в разные углы, лицом к стене, и не поленился связать им руки обрывками штор.
– Мы здесь ни при чем, – проблеял один из ушастых, – честное слово, я работаю всего три месяца…
– Вот и прекрасно. – Саади примерился и в два удара меча разрубил угловой сервант орехового дерева. На ковер посыпались рюмки и бутылки. – Вы работаете в конторе этого нечестивца недавно? Тем более вам будет полезно наблюдать, как приходит конец негодяям и лжецам… Толик, список у тебя? – Саади незаметно подмигнул лекарю. – Вот и славно. Начинай всех обзванивать, пусть через час сюда едут. К этому времени мы заготовим договор.
– Кто приедет? Какой договор? – начал терять терпение кудрявый. – Сюда никто не пройдет, я дал приказ охране…
– Но я-то прошел, – невинно напомнил Два Мизинца.
В свою очередь он принялся крушить изящный книжный шкаф, набитый деловой документацией. Сергей Петрович следил за ним, лежа вверх ногами в кресле, не делая попыток встать. После уничтожения шкафа Снорри принялся обдирать занавески и фотографии со стен, пока не добрался до узкой двери, ведущей в кухню. Распахнув холодильник, он издал победный вопль и вытащил оттуда жареную курицу.
Ромашка стал делать вид, что обзванивает людей по списку.
– Кто эти чокнутые?
– Впервые вижу. – Слегка помятые соратники пока еще сохраняли властный тон. Оба старательно делали вид, будто не замечают разрушений, нанесенных офису.
– Возьмите в моем портфеле визитницу, – примирительно ухмыльнулся кудрявый, – там координаты службы безопасности. Во главе у нас дельный парень, он сам подполковник с Литейного. Вы пообщайтесь и решите все вопросы, я уверен…
– Владимир Иванович Дагой? – переключился Ромашка. – Проживающий по такому-то адресу? А также имеющий в собственности четырехкомнатную квартиру общей площадью сто семнадцать метров по такому-то адресу и двухкомнатную в городе Москве? Жена – Светлана, работает в секретариате такой-то фирмы, ездит на машине «Пежо-407», номер такой-то, на нее вы оформили две дачи и фирму по эксплуатации мини-гостиницы… И дочь Марина, восемнадцать лет, живет в отдельной, купленной вами, квартире, по адресу такому-то, учится в Академии народного хозяйства, куда ездит каждое утро на автомобиле «Пежо-207»… А также имеете сына Георгия, четырнадцати лет, который учится в закрытом английском колледже, но как раз сейчас прилетел к родителям на каникулы… Что нам еще известно о Владимире Ивановиче Дагом?..
Рахмани с удовольствием отметил, что лекарь почти не волнуется и уверенно вошел в роль. Для того чтобы за пару утренних часов добыть нужные сведения, ушли почти все деньги, вырученные за сапфир Марты.
– Ловкачи, – мрачно хохотнул Владимир Иванович, – погаными приемчиками не брезгуете. Но мы пуганые, не запугаете. Мы сами служили, бывшие офицеры, мы свое отбоялись. Что вам надо, короче?
– Это ложь, – вступил в беседу Рахмани, – не существует храбреца, позабывшего о страхе.
С кончика его пальца сорвалась огненная слезинка, похожая на крошечного лилового червячка. Прежде чем рыжий директор успел что-то предпринять, червячок упал ему на пиджак, прожег подкладку, рубашку, ловко выпал на штанину и добрался до голой ноги. Дагой взвыл, как дюжина гиен, попавших в капкан, подскочил на месте, окончательно опрокинул диван и стукнулся головой о низкий подоконник.
– А вы, Сергей Петрович, свои активы оформляете на брата, на жену и на тещу? – деловито уточнил Ромашка. – Весьма опрометчиво, поскольку им теперь придется отвечать за своего родственника.
Снорри поднял «хорька» за шиворот, одним небрежным движением отрезал ему половину уха и прыжком очутился на люстре.
– Подонки, подонки! – взвыл Боровиков.
Сотрудники агентства затряслись, каждый в своем углу.
– Ай-ай-ай, дом Саади, разве это воины? – пробасил с люстры Снорри. – Этот человек называл себя воином и даже военачальником, а сам визжит, как подрезанная косуля!
– Он не знает, что такое боль, – поддакнул Рахмани. – Они боятся огня. Можете смеяться надо мной, но четвертая твердь требует серьезного лечения.
– Возможно, что не вся твердь? – задумчиво предположил Два Мизинца, выплевывая косточки. – Ведь не должно быть так, чтобы болезнь захватывала целую страну.
– Я помню, как сыпучая лихорадка сглодала целую провинцию в Ливии. Мугассариф провинции, виновный в подвозе плохой воды, сам добровольно отправился на плаху.
– Короче… Сколько вы хотите? – Владимир Иванович не отрывал остекленевшего взгляда от уха своего напарника.
Рахмани повалил горку и выжег круг на золотистых обоях. Блеснула тусклая металлическая дверца с двумя утопленными ручками. Девушка с портфелем очнулась, возвела глаза к потолку, разглядела среди завитушек лепнины висящего там паука с половинкой жареного цыпленка в зубах и снова тихо свалилась в обморок.
– Сережа, открой им, черт… пусть подавятся.
Женщина в бежевом вжалась задом в угол комнаты и громко икала. Блондинка благоразумно не подавала признаков жизни. Молодые риелторы превратились в гранитные изваяния. Снорри доел цыпленка, спустился и устроил костер из деловых бумаг.
– Не надо ничего открывать, – продолжал вживаться в роль Ромашка. – Этот сейф откроют компетентные органы, когда будут проводить следствие по факту вашего самоубийства. Но перед тем, как вы оба умрете, мой товарищ уничтожит все, что связано с вашими погаными именами. Мы не оставим в живых никого, кто бы мог понести дальше ваше гнилое семя.
– Но вы не можете нас просто так убить! – завизжал Сергей Петрович. Он отступал в угол залы, прикрываясь черным портфелем, как щитом. Кровь из отрубленного уха мелкими брызгами разлеталась вокруг него, пачкая одежду, обои и паркет. – Это издевательство! Произвол!
– Прошли те времена, – басом заплакал Владимир Иванович, безуспешно пытаясь освободиться от тлеющей одежды. Огненная крошка продолжала скакать по его холеному телу, оставляя длинные вздувшиеся рубцы. – Вы что, сдурели? Откуда они выкатились, эти ненормальные, из какой психушки?
– Какие времена прошли? – встрепенулся Саади. – Мне это важно знать. Вы гордитесь тем, что прошли времена чести и закона? Вы гордитесь тем, что некому призвать вас к ответу?
В кармане хирурга зазвенел телефон.
– Рахмани, они прибыли, ждут внизу.
– Кто прибыл? – запаниковал «хорек».
– Прибыли юристы, которые помогут тебе составить новый договор.
– Какой такой договор?
– Согласно которому вы частями, поэтапно, вернете деньги людям, которых обманули.
– Я ничего подписывать не буду!
– Сережа, я тебе говорил – они блефуют! – победно хохотнул Дагой.
– Так ты отказываешься иметь дело с вашими же нотариусами? – изумился Рахмани. – В таком случае в какой закон ты веришь, сын шайтана? Хорошо, у нас тоже есть правовед. – Саади широким театральным жестом указал на Вора из Брезе. – Этот честный человек широко известен среди… В общем, широко известен. Его замечательная память хранит много документов, которыми мы можем воспользоваться, как…
– Э-э-э, если уважаемый дом Саади позволит, в кругах законников это называется «правом прецедента». – Снорри выбил стекла из очков «хорька» и с важным видом оглядел помятую аудиторию сквозь пустую оправу. – Дом Саади, ты им переведи, если я запутаюсь, я не смогу так складно. Итак, в качестве прецедента я напомню о простом деле, заслушанном двадцать шестого числа месяца маррута, года… хм, год вам неважен… в городском суде славного города Исфахана, да укрепит Всевышний его стены и ниспошлет благоденствие его благочестивым жителям… Гм, кажется, я ничего не напутал?
Пятого числа того же месяца ходжа Лалай, сын Али Надира, будучи по закону правомочным распоряжаться своим имуществом, согласно своду Кижмы, сделал заявление в такой форме: «Продал я продажей окончательной, нерасторжимой, подлежащей исполнению, действительной, единовременной, правильной… дому Касиму Саади, сыну покойного Наджани Саади… целиком и полностью мульковый тимчэ, принадлежащий только мне, состоящий из шести домов, колодца и двух дехлизов, площадью в сто девяносто гязов, считая строительными гязами славного города Джелильбада.
Указанные владения расположены между улицей мудрейшего эмира Эль-Масжида и стеной крепости упомянутого города; одна граница примыкает к дуккану маулана Саида, частично к арыку, в шести гязах к востоку от дома шейха Омара, еще одна граница к дуккану Науруз-хани… со всеми правами и выгодами, со всем малым и великим, что в нем находится или к нему относится… за сумму в четыреста динаров чистого серебра султанского чекана весом в один мискаль. С взаимным обменом эквивалентов сделки и с законной гарантией за ее выполнение, с участием оценщика недвижимости, без обмана и мошенничества и без порочного условия обратного выкупа. И отказался я согласно с законом от всяких претензий к покупателю, от иска за обман и принуждение… И было это упомянутого числа в присутствии доверенных лиц. Свидетельствовали судья Мухаммед Гулейни, хафиз Али Хан и мулла Ясир Хор Азиз, ныне покойный…»
– И на хрена нам ваши сказки? – перебил Владимир Иванович. – Ты нам тут про Хоттабыча читать собрался? Ладно, пошутили, и привет. Было приятно познакомиться. Вы же понимаете, что просто так требовать деньги бесполезно…
– Весьма прискорбно, что вы не услышали нас, – Ромашка кивнул водомеру.
– Не надо! Не надо! – От крика «хорька» блондинка снова встрепенулась, а сидящего в углу младшего риелтора пробила икота.
В отличие от огнепоклонника Вор из Брезе не мог себе позволить драться вполсилы. Минуту спустя несчастный «хорек» висел вверх ногами на крюке от люстры. Наматывая на руку шнур от электропроводки, Снорри устало повернулся к кудрявому Владимиру Ивановичу. Тот попытался забиться под подоконник. В углу поочередно звонили три телефона.
– Господи, у него четыре руки, ты видел?.. Пожалуйста, не трогайте меня, не надо!
– Вы не дослушали, – Рахмани отворил гардероб и с интересом стал примерять пиджаки. – Снорри, ты обратил внимание, как плохо у них со слухом?
– Я давно заметил, дом Саади. – Отдуваясь, Два Мизинца подвесил второго директора к верхнему держателю оконной рамы. – Это похоже на болезнь. Они слышат только себя.
– В сейфе одиннадцать тысяч долларов, четыре тысячи евро и сто одна тысяча рублей. Это практически ничего, – отчитался Ромашка. – На эти деньги сегодня не купить и курятник. Но здесь много бумаг…
– Забирайте все и уходите, – простонал кудрявый. – Это все, больше у нас нет.
– Документы мы трогать не будем, – Толик стал перекладывать папки в директорский портфель, – документы мы честно передадим следователю. Я думаю, там много увлекательного чтива.
– Вот сука! – ощерился Сергей Петрович. – Ну надо же, какая гнида! Я тебя найду, пацан, клянусь, найду!
– Вы плохо слушали. – Рахмани скептически оглядел себя в зеркале. Поверх оранжевой футболки пиджак тощего Сергея Петровича сидел отвратительно. – Эту купчую подписал человек, продавший угодья моему прадеду. Но подлый Лалай Надир обманул. Вероятно, ему доставило удовольствие обмануть огнепоклонника. Нашу семью не любили соседи. И свидетели, кто писал свое имя под договором, тоже стали обманщиками. Дорога проходила не так, как указал ходжа Лалай. К арыку постоянно водили скотину и затаптывали сад, а стену там поставить было невозможно.
Дальше. Спустя три месяца в Исфахан пришли два сына Надира и стали требовать свои части наследства, они предъявили совсем другие бумаги, составленные в Джелильбаде и заверенные мугассарифом столицы. К моему прадеду явились люди и от муллы. Неприятные разговоры пошли в городе. Оказывается, часть тимчэ никогда не принадлежала семье Надира, эту землю окружной мудир еще восемь лет назад закрепил за медресе. Просто у городских властей не хватало денег для строительства. Но и это не все. У границы дуккана Науруз-хани находились два дома, которые Лалай выдал за один. Сыновья его претендовали на второй дом, а еще был племянник…
– Я вам советую покинуть помещение, – перебил Дагой. – Охрана уже выехала, они вас пристрелят, как собак…
Снорри произвел несколько молниеносных движений. Висящего вверх ногами Владимира Ивановича после прицельных ударов в живот стошнило в его же ботинки, которые водомер аккуратно поставил под окном.
– Теперь вы слушаете внимательно? – Рахмани присел перед перекошенной, дергающейся физиономией «хорька», нежно прихватил Сергея Петровича за целое ухо, достал кинжал… – Это хорошо. Что случилось дальше? Не стану утомлять вас пересказом тяжбы. Мой прадед потерял то, за что отдал четыреста динаров серебром, его имение разрезали на три части. Он заболел от горя, он кинулся к уважаемым людям города, к судье. Он поехал к визирю самого шейха, родственники собрали добрый бакшиш, но ничего не помогло. Как выражается мой уважаемый друг Анатолий, моего прадеда «опустили на бабки». Кто-то поделил его деньги, и все выглядело очень честно. Был один лишь нечестный человек, но он куда-то уехал, и никто не знал, куда именно. Совсем как ваш… кто у них сбежал, Толик?
– Исполнительный директор, – подсказал Ромашка.
– Да-да, ис-пол-ни-тель-ный, – по слогам повторил Ловец. – У моего прадеда было несколько… э-э-э… возможностей. Смириться, уехать из Исфахана, где до него, со времен Кира Великого, жили двадцать поколений моих предков. Принять новую веру, потратить еще тысячу динаров, выкупить землю и показать всем, что он примирился и покорился. Но Касим Саади поступил иначе. Он собрал родственников, и сообща они решили, что пострадал не один дом Саади, а восемнадцать человек.
Таковы обычаи моей семьи, Сергей Пет-ро-вич. Когда несправедливо обижают одного дома Саади, остальные мужчины не ждут, когда придут грабить их дома и продавать их детей. Когда несправедливо обижают одного, каждый принимает на себя долю обиды. Так было всегда и так будет, чьи бы знамена ни развевались над башнями славного города Исфахана. Восемнадцать человек, главы родов, сказали так: если законы султана не могут защитить невиновного, значит, нам следует напомнить всем, что есть законы более древние… Как их верно назвать, друг мой?
Саади проколол Сергею Петровичу кожу под глазом.
– Законы чести, – подсказал Два Мизинца, стягивая Владимиру Ивановичу локти за спиной. – Сдается мне, дом Саади, что здесь о них никто не слышал.
– Але? Нет, все уехали, сегодня их не будет. – Толик Ромашка старательно отвечал на звонки. – Что? Нет, их вообще никогда не будет… Але? Кто я такой? Я – старший следователь ОБЭП, а кто вы такой, представьтесь… Але? Вам назначено? Подъезжайте, нам как раз нужны понятые, идет обыск… Странно, и этот трубку бросил.
Рахмани повернулся к распятому в оконном проеме Владимиру Ивановичу, приподнял его за подбородок и проделал два змееобразных надреза на трясущихся щеках.
– Моему прадеду понадобилось время, чтобы разыскать ходжу Лалая, – невозмутимо продолжал Ловец, обтерев кинжал о брюки директора. – Один Касим Саади не нашел бы обманщика, но восемнадцать обманутых родственников желали получить свою долю. Каждый хотел немного, всего лишь по пятьдесят динаров серебром, которые они выделили на тяжбы. И каждый в Исфахане, кто уже знал об этой истории, соглашался, что названа очень скромная плата за поруганную честь.
Сын шайтана Лалай Надир, пусть его бесы грызут в аду, очень удивился, когда его подняли с постели вооруженные люди, а произошло это совсем не в Джелильбаде и не в Исфахане, а в гордом городе Дамаске, где плут обманывал других честных людей. Он засмеялся моему прадеду в лицо, совсем как ты сегодня. Он заявил дому Саади, чтобы дураки убирались из его нового дома, иначе он вызовет стражу. Он заявил им, что в Дамаске все подчиняются закону и что, если у дурака Саади есть вопросы, пусть тот идет к мудиру района, пожалуется и получит свои сто палок по пяткам. Так он говорил и смеялся, совсем как твой друг Сергей Петрович.
Надира спросили: вернешь ли ты сегодня наши деньги? Он сказал: нет. Как ты. Надира спросили вторично. Нас восемнадцать семей, мы платили бакшиш, ты обидел всех нас. Верни нам серебро, мы закончим дело миром, и пусть Премудрый покарает нас за ложь. Лалай Надир вначале испугался, совсем как ты… но после снова осмелел, слыша, что с ним говорят вежливо. Ты тоже так думаешь, Владимир Иванович, что вежливость – это удел трусов?
Тогда вперед выступила почтенная Биби, тетка моего прадеда, и сказала: «До чего я дожила? Неужели наступили времена бесчестья, когда, глядя на подпись, нельзя верить своим глазам, а слушая клятву, произнесенную при свидетелях, нельзя верить своим ушам? Я проделала далекий путь, чтобы этот сын шакала плюнул мне в лицо? Когда я вернусь в Исфахан, меня спросят дети и внуки – вернула ли наша семья свою долю, украденную у нас? Или законы султаната уже не защищают нас? Слушай же меня, высокий дом Саади, и все вы, уважаемые братья. Я желаю получить и показать детям мою долю, какова бы она ни была». Эти слова почтенной Биби сохранились в «Книге ушедших», которую наша семья ведет от Сотворения мира, если не раньше.
Рахмани вернулся к одноухому Сергею Петровичу. Снорри как раз освободил тощего директора от верхней части одежды.
– Тогда мой прадед и другие родственники связали ходжу Лалая, отвезли в отдаленное место, и там каждый забрал себе восемнадцатую часть. Мой прадед получил правую руку, вот до этого места. – Саади железными пальцами ухватил «хорька» за локоть и быстро произвел неглубокий кольцевой разрез. – Мой дед рассказывал мне, со слов своего отца, что когда обманщику отрубили левую ногу по первый сустав… вот здесь, да, Снорри, ткни его ножом, чтобы он понял… да, так о чем я говорил?
– О суставе левой ноги, – с готовностью подсказал Ромашка.
Сергей Петрович позеленел. Пот тек с него в три ручья.
– Да, да, о левой ноге, – подхватил Саади. – Лалай Надир вдруг стал плакать и обещал каждому вернуть вдвойне от их доли. Почтенная Биби очень удивилась и сказала: «Мы трижды униженно просили тебя, и ты нам отказал. Больше нам не нужны лживые слова». Тебе неприятно слушать, Сергей Петрович?.. Мне тоже очень неприятно вспоминать это. Ведь мой прадед никогда не гордился тем, что случилось. Но это закон чести, его надо соблюдать любой ценой, понятно?
Мой прадед говорил так: «Один раз ты позволишь им вылить нечистоты у твоего порога, и тогда завтра они втопчут тебя в грязь». Почтенной Биби достался кусок левой руки от второго сустава до плеча. Обманщика не убили, но каждый получил свою долю… Сейчас я спрошу, а ты, Сергей Петрович, очень хорошо подумаешь над ответом, – предупредил Рахмани.
Сергей Петрович завыл, ощущая лезвие в миллиметре от глаза. Очкастая женщина в костюме раскачивалась в углу и непрерывно бормотала что-то похожее на молитву.
– Было сто человек, которых вы обманули. Многие не поверили в честность вашего суда, а законы чести им неизвестны. Они отступились. Сегодня осталось двадцать семь человек, которые готовы получить свою долю. Двадцать семь, слышишь, директор? Теперь скажи мне – ты отдашь сегодня деньги? Не забудь – двадцать семь моих родственников. Двадцать семь.
– У меня… у нас нет столько. Нет, не надо! Мы соберем. Володя, ведь мы соберем, верно? Мы соберем, постепенно, мы займем. Вы же разумный человек, вы понимаете – это огромная сумма…
– Откуда вы знаете, какая сумма? – присоединился к беседе Ромашка. – Четыре года назад, когда эти сволочи составляли договора, метр стоил копейки. Сегодня каждая «двушка» тянет минимум на сто тысяч. Плюс проценты.
– Сколько процентов? – деловито спросил Два Мизинца.
– Если инфляция даже десять процентов в год… – задумался Толик.
– Четыре миллиона вашими деньгами, – ловко округлил Снорри.
– Нет, мы считаем в американских долларах.
– Аме-ри-кан-ских? – У Снорри от удивления глаза выпрыгнули из орбит и повисли на стебельках. – Дом Саади, ты мог себе такое представить? На этой тверди самые крепкие деньги – у красномордых инка!
– Сережа, ты рехнулся? Сегодня – невозможно! Откуда мне взять столько? Почему я должен отвечать за других? – захныкал кудрявый.
– Слушайте, мы подпишем любую бумагу…
– Вы подписали много бумаг, – напомнил Ромашка.
– Дом Саади, сдается мне, я уловил, где корень зла, – на ютландском заметил Вор из Брезе. – Здесь разрушены основы того, что ты называешь «законами чести». Здешние сатрапы под страхом смерти запретили людям носить оружие и самим карать негодяев. Они обещали подданным, что сами станут блюсти закон, но обманули их. И вот…
– Пожалуй, ты прав, мой друг, – поразмыслив, согласился Ловец. – Но… сколько им пришлось убить стариков, чтобы отменить законы рода? Здесь никто не слыхал о чести и почтении в семье.
– В таком случае ты не сумеешь их вылечить.
– В таком случае мы обязаны хотя бы помочь нашему новому другу за чудесное спасение дома Ивачича.
– А как же поступить с прочими, которые жаждут справедливости?
Перепуганные директора следили за диалогом ужасных гостей, не понимая ни слова.
– Вы с какой планеты свалились? – сделал последнюю попытку Владимир Иванович. – Вы что, наивно полагаете, что все так и делается?! Захотел я – и дом не достроил? Захотел он – и деньги присвоил?! Очнитесь, молодые люди. Мы такие же винтики в шестеренках, как и вы.
– Я вас предупреждал, – грустно вздохнул Ромашка, – тут концы в Москву тянутся, размотать не дадут.
– Почему не дадут?
– Потому что они все заодно.
– Кто «все»?
– Да все. Власть, чиновники, силовики, до самого верха. Они могут кого-то засудить, чтобы народ не возмущался, но это для вида…
– Значит, не все заодно. Значит, есть те, кто помнит о чести, ты сам признал это, лекарь! – Снорри распорол на Сергее Петровиче брюки, обрывком штанины завязал ему рот. – А теперь, лекарь, запри тех дрожащих людей и сам лучше уходи. У меня много работы… – Вор из Брезе сладострастно провел ножной пилой по щеке кудрявого директора. – Поделить каждого на двадцать семь частей, да еще так, чтобы дом Саади не ругался и чтобы все остались живы… это непростая задача!