Текст книги "Врата миров. Дилогия"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)

– Я не смогу… – Она отшатнулась.

– Ты остановишь его сердце одним ударом. – Я безжалостно вернула рукоять ножа в ее потную ладонь. – Как ты можешь сожалеть о том, кто растоптал десятки таких, как ты?

– Не могу…

– Ты же рассказывала мне в машине, что девочек воровали прямо на вокзале, в поездах… а потом за каждую новенькую платили ему. Чтобы никто их не искал.

– Но я никогда…

– Тогда я выпущу этого пса, он пойдет по твоему следу.

Мы вместе замахнулись ножом. Я смотрела капитану в глаза. В последний миг он дрогнул.

– Стой, стойте, погоди. – Он попытался облизнуть разбитые губы. – Я начальству выручку сдаю, полковнику Харину… больше ничего не знаю…

Признаюсь, это оказалось непросто, но сообща мы сделали это.

Мы сделали это.

– Он умер? – заметалась Юля. – Почему он умер? Ведь я к нему даже не прикоснулась!

– Он не умер. – Я трижды выдохнула и взяла капитана за виски, – Кой-Кой, переведи ей. Он думает, что умер. Он проснется и снова станет ребенком. Добрым и искренним. А теперь оставьте меня в покое.

Я вернула его в детство. Свет моргнул и окончательно погас во всем здании. Но это еще не все. Загорелась бумага, которой здесь были обклеены стены, и портьеры на окнах. Когда я, пошатываясь, выбралась наружу, оказалось, что в темноту погрузились и два соседних дома.

– Где? – спросил Кой-Кой, когда мы вышли во двор.

Вначале девочку Юлю стошнило. Потом она устроила костер и кидала туда куски компью-те-ра, а перевертыш примеривал палец к замку зажигания длинной черной машины.

– Недалеко отсюда у берега стоит барк, который никуда не плавает, – проскрипел нюхач. – На нем много женщин и двое мужчин, запачканных в деньгах этой девочки.

– Я туда не пойду! – Юлю затрясло, когда она узнала, куда мы направляемся. – Там эти козлы, которые мне чуть глаз не выбили.

– Происходят удивительные вещи, домина. – Кеа словно рассуждала о посторонних философских предметах. – Я абсолютно уверена, что на прибитом к берегу судне находится человек, в кармане которого хранится часть денег из железного ящика. В то же время я абсолютно уверена, что этот человек проводит сейчас время в компании именно тех мужчин, которые избили нашу новую подругу…

– То есть они заодно? – озадачился Кой-Кой. – Стражники втайне водят дружбу с ворами?

– Сволочи они все потому что, – ощерилась Юля. – Эти ублюдки, они крышуют девчонок из стриптиза, а те сучки сказали, что мы путанили. А мы всего лишь хотели…

– Тихо, замолкни! – У меня от ее писка зазвенело в ушах. – Мы сейчас вместе пойдем туда и уничтожим всех, кто тебя обижал.

В тот миг я не подозревала, с какой гидрой столкнулась.

11
Уроки всемирной истории

– Ой, мамочки… что это?

– Это наш товарищ, Поликрит. Он ранен, – как можно более естественно произнес Саади.

Сестра Настя хватала ртом воздух, пока центавр протискивался в приемный покой. В эту минуту весьма удачно из коридорчика приперся некто, с макушкой, замотанной окровавленным бинтом. Некто пришел пожаловаться на шум и плохое содержание, но увидел нового пациента и застыл, забыв о своих невзгодах. Доктор Ромашка плюхнулся в продавленное кресло и стал прикуривать сигарету, держа ее во рту другим концом. Во дворе истерично надрывались псы, в мутное окошко, подсаживая друг друга, заглядывали красноносые личности. Снорри решительно задернул занавески, вытолкал любопытную привратницу, давно превратившуюся в соляной столб, и задвинул засов на двери.

Поликрит тяжело опустился на пол, при этом плечом сбил две полки с цветами. Дышал он с короткими всхлипами – так дышит загнанный охотниками зверь.

– Сни… снимите с него железо, – почти шепотом приказал Ромашка. – Настя, тащи сюда мой чемодан! Затем – простыни, йод, окситетрациклин, перекись… короче – все, что найдешь. Все, что найдешь. И уберите отсюда этого, как его… Как ваша фамилия?

– Симоняк я… – откашлялся мужичок с забинтованной головой. – Вы мне это… укольчик обещали, все жду-жду… И сосед там, за стенкой, все стонет, вас ругает. Забыли ему лекарства, видать…

Симоняк бормотал, не отводя глаз от центавра. Хрупкая Настя схватила его за плечи, силой подняла и вытолкала в коридор. Но из другого коридора приковыляли еще двое: один на костылях, другой – с подогнутой, забинтованной ногой.

– Рахмани, подайте мне новые перчатки. Да, вот эти. И вас прошу – наденьте. Смотрите, как я это делаю… Настя, мне нужен свет. Из первого бокса переноску! Не стоять, работаем!

Саади отметил про себя, что на этого парня можно положиться.

Сообща с водомером им удалось освободить голову и грудь гиппарха от доспехов. Прибежавшая с лампой Настя коротко охнула. Под гибкими пластинами брони ей предстала кожа цвета молодой коры, мощные ноздри, вытянутые вперед, полные губы и широко поставленные, раскосые глаза. Сейчас центавр едва мог приоткрыть глаза, их затянуло мутной пленкой, губы покрылись трещинами и белым налетом. Ниже червеобразного кадыка, на шее, обнаружились первые две гниющие раны, о которых гиппарх ничего не сказал Марте. Очевидно, в драке за обладание Камнем пути ему досталось гораздо сильнее, чем позволяла признать его гордость.

Саади приблизился и потрогал пальцем. Эти раны еще не воняли, насекомые не успели отложить в них яйца, но зараза давно проникла в кровь.

– Отчего ты нам не сказал, что тебе плохо? – рассердился Ловец.

– Вы можете его немного приподнять или хотя бы перевернуть? – Ромашка присоединился к ним, уже в резиновом фартуке и длинных перчатках. – Мы подложим под него клеенку. Как он переносит уколы? Не понимаете? Вот это. – Лекарь помахал перед носом Рахмани прозрачной бутылью с иглой на конце. Такими иголками, выдранными из кактусов, дети кочевников прикалывают к деревьям пойманных упырей, чтобы те подольше мучились на свету.

– Он – воин, – с гордостью за товарища ответил Два Мизинца. – Он легко перенесет любую боль!

– Это не больно, – скривился хирург. – Больно будет, когда… О да, пожалуй, это будет больно. Ой, что это? Он у вас музыкант?

– Это кифара. – Рахмани с нежностью отстегнул застежки подмокшего инструмента. – Насколько мне известно, среди их дворянства считается позорным не уметь играть и не складывать стихи.

– Впервые вижу лошадь-поэта, – простонала Настя.

Из операционной, на ходу вытирая руки, прибежал Аркадий. С его помощью дело пошло веселее.

– Спит ваш соратник, спит, не волнуйтесь, – отвечая на немой вопрос Рахмани, закивал бородач. – Состояние средней тяжести, но устойчивое. Сейчас Леночка с ним пойдет посидит.

– А где последыши? Они не успели вас укусить?

– Кто? A-а, пиявки эти, – лекарь нервно рассмеялся, – так их же Анатолий всех в спирте утопил. Потом сможете полюбоваться, убиты и закупорены. Хоть сейчас в Кунсткамеру сдавай.

Гриву Поликриту заплетали, как и положено начальнику его ранга, в сорок восемь косиц, каждую украшали перевязью с сердоликом и утяжеляли свинцовым грузилом. Нынче косицы превратились в пропахшие мазутом грязные метелки.

– Теперь ты веришь, что мы пробили Янтарный канал? – с хитрецой осведомился Снорри.

– Как я могу вам не верить… – Ромашка покосился на центавра. По фессалийским меркам, Поликрит был весьма скромного, даже изящного сложения, присущего древней аристократии центавров. Однако, улегшись на прохладные плитки приемного покоя, он занял собой все свободное пространство.

Вчетвером им удалось сдвинуть раненого настолько, что освободились застежки брюшных ремней. Разрез на боку был нанесен скользящим ударом сариссы. Доспех смягчил удар, но кожу сорвало вместе с кольчугой. Другую, колотую, рану нанес боевым топором кто-то из соплеменников гиппарха. Почти наверняка – бывший подчиненный, заподозривший измену. Шерсть вокруг раны свалялась, покрылась струпьями, серое мясо распухло и кровоточило.

При первой же попытке промыть ему бок Поликрит глухо застонал и очнулся. Медики отскочили в сторону, Снорри едва не сломало ноги ударом копыта. Он снова был вынужден запрыгнуть на стену.

Сестра Настя глядела на пациента так, словно готовилась закричать. К счастью, в компанию ей подоспела Лена, закончившая зашивать Зорана. Анатолий Ромашка мужественно пересек приемный покой, опустился на колени и протянул центавру правую руку:

– Меня зовут Анатолий Ромашка. Я ваш лечащий врач. Вы позволите мне осмотреть рану?

Рахмани перевел.

Очень медленно в ответ поднялась ручища толщиной с ногу лечащего врача. Темно-коричневая, опутанная узлами вен и боевыми татуировками.

– Я – Поликрит, гиппарх непобедимой конницы сатрапа Леонида, товарищ наместника в провинции Прадеш, сын Антиоха, управителя острова Кос, пожалован почетным гражданством всех столиц Искандера Двурогого, да восславится его имя на Олимпе… Лечи меня, я не боюсь боли.

Две руки встретились, ладонь хирурга полностью утонула в громадном кулаке профессионального воина. Когда Рахмани, тщательно шлифуя неровности греческой и русской речи, закончил перевод, в приемном покое установилось долгое почтительное молчание. Кто-то громко икнул. Снорри в очередной раз с горечью подумал о том, как полезно родиться в благородной семье. Тогда перед тобой прыгают на цыпочках даже загадочные красивые знахарки города Питера.

– Вначале обкалываешь лидокаином, – вполголоса инструктировал сестру Ромашка. – Дальше обрабатываешь, как обычно. Когда закончишь, бери синтомицин, зови меня, полезем внутрь…

Гиппарх терпел, лишь иногда по его потной шкуре пробегала нервная дрожь. За свою военную карьеру он получил в боях немало мелких царапин и почти никогда не прибегал к помощи знахарей. Зато нынешней ночью ему пришлось натерпеться боли за несколько лет. Особенно когда хирург стальными крючками растянул края раны и принялся вычищать грязь…

– Настя, вот здесь волосы надо сбрить. Да, начисто, до кожи… Господи, ты никогда собак не штопала, что ли?

После очередного укола Поликрит быстро уснул.

– Не беспокойтесь. Я вколол ему снотворное и лошадиную дозу антибиотика… ой, извините! – Анатолий побледнел. – У нас так принято говорить, когда лекарство очень сильное…

Из операционной снова вернулась притихшая Лена. Она прижалась к подруге и уставилась на спящего гиппарха, как на пришельца с того света. В проеме темного коридора столпилась целая делегация в пижамах, трико и ночных рубашках.

– С нами ты можешь говорить как угодно, – ввернул Два Мизинца, доедая третий бутерброд из домашнего запаса медсестры Насти. – Мне нет до этих копытных дела. Кроме того, они постепенно вымирают. А дом Саади вообще родился на другой тверди…

– Прикуси язык, – досадливо бросил Ловец, но было уже поздно.

– Вы… так вы родились на разных планетах? И как вы… как вы летаете в космосе?

Медики недоуменно переглянулись. В который раз за эту ночь Саади начинал опасаться за свой рассудок.

– А мы никуда не летаем. Мы плывем через Янтарные каналы. И вот, перед тобой человек… – Два Мизинца сделал театральную паузу, на всякий случай отодвинулся от Ловца и указал на него обеими руками. – Перед тобой величайший воин Горного Хибра, наделенный даром распутывать жилы земли. Только он сумел найти Янтарный канал, ведущий к вам, на четвертую твердь. За сотни лет никто не мог этого сделать…

– Так вы нас искали сотни лет? – робко спросила сестра Лена. В перепачканной йодом руке она держала красное яблоко, которое надкусила минут двадцать назад. – А зачем мы вам нужны?

Тут даже Вор из Брезе не сразу нашелся, что ответить.

– Потому что есть три несчастных тверди и есть скрытая четвертая, – устало сказал Рахмани. – Старшая и самая мудрая.

– Вы… вы нашу Землю имеете в виду? – отчего-то развеселился Ромашка.

– Так вы называете твердь Землей? – уважительно понизил голос Ловец. – Даже в этом прослеживается мудрость.

– Одну секунду, погодите. – Анатолий задрал руки, точно собирался сдаться в плен. Рахмани быстро подумал, что человеку с таким подвижным и таким открытым лицом нельзя становиться ни вором, ни воином, ни дипломатом. – Давайте по порядку. Вы – с Великой степи. А вы?..

– Говори на «ты», – напомнил Рахмани. – Я родился в семье почтенного дома Саади, в золотом городе Исфахане, столице империи Кира Великого, на тверди Хибра.

– Черт подери… но у нас тоже был Кир Великий…

– И город такой у нас есть, – кашлянул в сумраке Аркадий. – Туда наши ездили в экспедицию. Копали эти… башни огнепоклонников.

Рахмани взвился орлом:

– Об этом я вам всем и пытаюсь сказать, но вы меня не слышите. Мы едины, все четыре тверди, но ваша Зе-мля укрылась от нас.

– Кажется, я понял, – откашлялся Аркадий. – Мы не можем говорить на одном языке, пока вы не уясните главное. А главное заключается в том, что здесь никто понятия не имеет о каналах, о Хибре…

– О центаврах, о сатрапах, о людях-водомерах, – подхватил Ромашка.

– А как же… как же властитель Мегафон, который открыл для нас Янтарный канал? – нашелся Снорри.

Лекари и сестры дружно, но невесело рассмеялись.

– Нет никакого властителя Мегафона, – осторожно сказал Ромашка. – Это одна из телефонных сетей, понимаете? Всего лишь связь…

– Хорошо, мы скоро уйдем, – сказал Ловец. – Мы не станем больше подвергать вас опасности. Снорри, ступай забери Зорана. Я разбужу Поликрита.

– Постойте, вы не можете его сейчас забрать! – очнулся Ромашка. – Швы разойдутся, его убьет любая инфекция. Хотя бы неделю…

– Вы оскорбляете нас недоверием, – погрустнел Рахмани. – Вы считаете, что мы лжем.

– Будь осторожен, дом Саади, не зли их! – простонал водомер. – У них целых три живых Камня! По всей видимости, это страшные колдуны из высших гиперборейских каст! Я слышал, как в зале, через которую мы проходили, шипит и ворочается какой-то магический зверь! Он спрятан у них в прозрачной колбе, его глаза как чашки! Не лучше ли нам унести отсюда побыстрее ноги, дом Саади? Сдается мне, эти колдуны лишь притворяются невинными детьми, а сами замыслили нас сожрать!

– Замолкни, – посоветовал Рахмани и со знанием дела добавил: – Не надо бояться колбы с глазами. Я уже трогал ее, она неопасна, если не заходить сзади. Она называется те-ле-ви-зор, понятно? Это, конечно же, волшебный предмет, но он не приносит зла. Но он, как лошадь, не любит, когда к нему подбираются сзади, может плюнуть молнией…

– Я всегда говорил, что дом Саади – самый храбрый человек на Зеленой улыбке, – обращаясь к хирургу, авторитетно заявил Вор из Брезе. – Мне даже не так обидно, если нас съедят вместе…

– Так расскажите нам о своей… своей родине. – Сестра Настя гневно уткнула кулачки в бока. – Мы попытаемся понять, черт побери!

– Дом Саади, не серди магов, лучше расскажи им, – умоляюще сложил передние руки Вор из Брезе. – Я ведь не понимаю и половины их речи…

– Вы можете идти, куда хотите, – отважно заявила худенькая Лена. – Но больной, перенесший операцию, останется здесь.

Рахмани со вздохом огляделся и… заговорил.

– Премудрый Господь создал этот мир и наделил его тройственной природой. Так сказано в священных свитках детей Авесты, так начертано в перламутровых книгах страны Вед, так сказано в легендах Золотой Орды и преданиях склавенов…

Существуют три тверди, похожие друг на друга, но совсем не как близнецы. Далекие звезды, видимые с гор, почти одинаковы, и наречия на всех твердях почти повторяют друг друга, а в хрониках даже упоминаются одинаковые имена царей, эмиров и императоров. Моя родина – Хибр, Господь обделил его водой. Лишь далеко на юге от страны парсов плещется Травяной океан, а там, где на Зеленой улыбке раскрывает объятия кораблям Атлантика, – у нас лишь мелкие соленые моря, из которых, как клыки, торчат острова.

Лишь Премудрому ведомо, почему он допустил, чтобы Хибр был завоеван султанатом. На Зеленой улыбке положение гораздо более сложное. Считается, что верховной властью обладает римский император, однако правит папа и его жуткие закрытые ордена…

Иногда Саади не хватало запаса русских слов, но никто его не перебил и не поправил. Его слушали затаив дыхание.

– …Во все времена рождались те, кто пытался толковать тройственность планет как отражение сущего. Так учили меня мои слепые наставники. Но никто так и не смог ответить, где истинная честь и как добиться общего блага для человечества.

Что же касается Великой степи, то эта твердь вообще не должна существовать. Звездочеты доказали, что Великая степь то замедляет, то ускоряет полет вокруг светила. Но не это самое странное. На Великой степи вольготно плодятся твари, которые на Зеленой улыбке не выжили бы и недели. На Великой степи один ребенок творит формулу, для которой на Хибре понадобилось бы трое магов. У них там каждая третья девчонка от рождения способна колдовать.

Великая степь соединяет несоединимое.

Классики науки, по книгам которых я учился в университетах Рима и Кенигсберга, доказывают в своих трудах, что люди-рыбы существовать никогда не могли. Они пишут, что морские центавры – это глупые легенды, а циклопы – это порождения обкурившихся черноногих с Южного материка. Также этим уважаемым людям доподлинно известно, что не существует разумных дельфинов, древесных дев и снежных дэвов. Они с неохотой, как случайные редкости, описывают водомеров, перевертышей, «голых бесов», красных номадов и прочих разумных элементалей, от которых просто не отмахнуться…

– Потому что я живой, – хихикнул Снорри. – Попробуй от меня отмахнись!

– Поэтому я, завершив два курса обучения, отказался дальше внимать книжной лжи, – продолжал Ловец. – Часы Зеленой улыбки заведены на пять веков раньше, чем часы Хибра, а рассуждать, сколько лет Великой степи, – невозможно. Это твердь, где до сих пор правят наследники Искандера, опираясь на преданных центавров. Это твердь, где уживаются великая империя Хин, Золотая Орда и еще несколько сильных государств. Периодически они воюют друг с другом, но Шелковый путь, рассекающий Срединный материк, открыт для торговцев всегда.

Жители Великой степи легко обходятся без железных кораблей, без воздушных шаров и без глобусов…

Рахмани поразился тому, с каким вниманием его слушали. Эти взрослые люди тянули шеи, как дети, дорвавшиеся до чудесной сказки.

Он рассказал им про маленькую родину дома Ивачича, со всех сторон зажатую зелеными знаменами султаната. Про восстания и кресты вдоль дорог. Про ряды виселиц и смелых витязей. Он рассказал им про контрабандные каналы, которые сам открыл и подарил другу, чтобы тому было легче прятать вино, шишу и массу иных запрещенных товаров.

Он рассказал им о бесконечном кровопролитии на всех трех планетах и о том, как рвутся Янтарные каналы, не выдерживая тяжести крови.

– Карты Великой степи – самые приблизительные. Однако легко можно увидеть – все три тверди, как родные сестры. На светлой стороне Зеленой улыбки тоже есть материк Европа, на юге он соединен перемычкой с материком Сумчатых, на востоке расположена крупная островная империя Ниппон… Зеленая улыбка не вращается, посему ее западная сторона всегда покрыта льдами и вечной Тьмой. У самой кромки вечной Тьмы, за бурунами океанических течений, скрывается крупный остров, именуемый Америка, по имени одного удачливого купца. Там живет такой же народ инка, как и на Западном материке Великой степи, только на Великой степи материк Америка в шесть раз больше скромного острова…

– Инка? – не выдержал Ромашка. – У нас инков давно истребили, лет триста назад.

– А на что вы надеялись здесь? – метко спросила сестра Лена.

– Слишком много крови, слишком много зла. – Рахмани заговорил словами Учителя. – Раньше никто не считал Янтарные каналы. До того, как на Великой степи произошло последнее восстание против власти сатрапов. В те страшные годы, отдаленные от нас десятью поколениями, захлопнулась почти половина древних торговых путей. Каналы были всегда: одни зарождаются, как юные побеги, другие дряхлеют, обезвоживаются и гибнут, как гибнет всякая сущность и явление, подвластное творцу… Но после страшных войн Великая степь начала удаляться. Если кровь будет литься дальше, Великая степь непременно покинет сестер.

– Ну и что ужасного? Пусть себе летит…

– Мир придет в упадок. – Саади попытался не замечать очевидной глупости. – Мы надеемся только на вас. Зеленая улыбка почти полностью искоренила то, что вы называете волшебством. Ведьм и травников жгут заживо, жгут их книги и инструменты. На Хибре иначе, но ничем не лучше. Султаны Горного Хибра и шейхи Аравии не поступают со знахарями столь жестоко, но магия тоже запрещена. В результате разумных нелюдей становится все меньше, могучие колдуны навсегда переселяются в проклятые города Гипербореи, Янтарные каналы еще больше хиреют.

– Жгут заживо? Опа… – растерялся Аркадий. – У нас тоже жгли, но давно, в Средние века.

– Одну секунду! – всполошился Ромашка. – Верно ли я вас… тебя понял? Ты боишься, что, когда полностью истребят магию, у вас захлопнутся все каналы, и планеты навсегда потеряют друг друга?

– Ты меня верно понял.

– Тогда понятно, почему мы для вас потеряны, – опечалился Толик. – Тут сплошные материалисты…

– А почему вы закрываете лицо? – спросила Настя и покраснела. – Если вы нам улыбнетесь… мы что, превратимся в камень?

– Позже, – сказал Рахмани. – Вы наверняка не превратитесь в камень, но еще не пришло время.

– А вы во что верите? – тихонько спросила Лена. – В какого бога?

Саади вздохнул. Внезапно оказалось, что совсем непросто рассказать посторонним людям о трепетном биении священного огня…

– Главный огонь Бахрама составляет основу священных огней провинций. Так было века назад, и так будет, пока на тверди Хибра живут дети Авесты. Огонь Бахрама составляли шестнадцать видов огня, которые жрецы собирают из домашних очагов, принадлежащих разным сословиям… Пятнадцать частей пламени собирали служители Праведного, пока мрак не распускал звездные крылья над миром. Когда воцарялся вечерний покой, процессия возвращалась в храм, младшие жрецы приподнимали чашу, чтобы все дети Авесты могли впитывать силу, необходимую каждому человеку для победы над злом. Ибо победить зло – это всего лишь означает победить темную половину бога внутри себя. Дети Авесты были первыми, кто сказал миру – нет вне нас злых и добрых духов, есть единый Премудрый господин сущего, крылатый Ормазда, и в каждом из нас скрыты две его ипостаси…

– А дальше?.. – шепотом спросила сестра Лена.

Рахмани отпил из фляги. Он слышал, как в операционной Зоран спит с зашитым животом. Внутри него больше не было уршадов. Без подсказок и колдовства Саади сквозь стены слышал спокойное дыхание друга. Итак, он не зря проделал этот путь. Маги четвертой тверди сумели спасти человека.

Такого еще не знала история.

– …Над вечерними площадями раздавался бой кожаных барабанов и пение струн рубабов. Огонь возвращался к алтарю, а там уже его ждали мы, мальчики в чистых одеждах и масках. Мы стояли на коленях, пели гимны и держали в руках сосуды со свежей, пенящейся хаомой, ее надлежало пролить на алтарь. Старцы первыми пили пьянящий напиток, затем к чашам подходили уважаемые горожане, наше пение становилось все громче, затем кто-то из юношей начинал вращение в круге…

Мы молили Господа послать нам шестнадцатый огонь. Шестнадцатый добывать тяжелее всего, он происходит от удара молнии о дерево. Зато он свободен от человеческих желаний и мрачных устремлений, это единственный божественный огонь. Лишь с помощью шестнадцатого огня можно вдохнуть жизнь в Камень пути. Одноглазые старцы надежно хранили шестнадцатый огонь для того дня, когда к нам в руки попадет живой Камень пути. Этот счастливый жребий выпал мне. Учителя говорили мне, что четвертая твердь приемлет всех богов. На вашей светлой планете боги сливаются в единой сущности…

– Ни хрена у нас боги не сливаются, – вздохнула Настя. – Вон, каждый день передают, как из-за религии убивают. – Она отошла и повернула к себе черный ящик с серым стеклом.

– Или бомбы взрывают, – поддакнул бородатый Аркадий. – Давайте пить чай. А мы вам пока прессу дадим полистать.

Некоторое время Ловец с помощью Ромашки постигал новейшую историю планеты Земля.

– Укуси меня бешеный скорпион… Снорри, он говорит, что австрийского герцога застрелит какой-то идиот, и после этого начнется война на весь континент. Причем войну развяжет Пруссия…

– Но это немыслимо! – захохотал Два Мизинца. – Пруссия – самое мирное государство на свете. Это страна менестрелей, художников и строителей чудесных храмов. На Зеленой улыбке в Пруссии даже мальчишки не дерутся…

– А на других планетах дерутся? – спросила Настя.

– На Хибре Пруссии нет. А на Великой степи она еще не стала единой империей. Может быть, никогда и не станет. Это всего лишь провинция, союз германских племен, подчиненный Фивам. Сейчас… в смысле, в тот момент, когда мы покинули Великую степь, там правил диадарх Сулий, ставленник Леонида. Мальчишки там дерутся, если вам это интересно. Но дерутся не так, как здесь… Начиная с восьми лет мальчики обращаются к наставнику либо к командиру квартирующих в городе гоплитов и получают разрешение на дуэль. Дуэль может быть одиночной, парной или кварта на кварту. Но не больше.

Девушки смотрели на Ловца выпученными глазами. Толик с улыбкой потирал руки.

– Снорри, я, кажется, понял… – Рахмани оторвался от вороха цветных журналов. – Часы четвертой тверди заведены примерно на два столетия раньше, чем часы Зеленой улыбки…

– Всего два столетия? – расхохотался Снорри. – Ну уж нет. Тут разрыв тысячи лет. Смотри, все эти летающие лодки… а Камни пути? Когда такое смогут сотворить ваши ученые? Никогда!

– И все же, все же… – уперся Саади. – Я сделал простой подсчет, от года, когда на четвертой тверди родился Спаситель. Получилось, что на Зеленой улыбке австрийского герцога застрелят примерно через сто двадцать лет.

– Если он вообще у вас родится, – добавил Ромашка.

– Что сказал лекарь? – разволновался водомер.

– Он говорит, что в наших мирах герцог может не родиться.

– Интересно… Значит, на Хибре эта страшная война… о которой столько картинок… начнется только спустя пятьсот лет?

– Необязательно, – предположил Рахмани. – Зеленая улыбка – самая старшая, но многих войн на ней не было. Искандер там мало воевал…

– А кто такой ваш Двурогий Искандер? – спросила Лена.

– Так они зовут Александра Македонского.

– Ой, – покраснела сестра Настя. – Мне так трудно пока все это переварить… Выходит, что через сто двадцать лет у них начнется Первая мировая, а еще через двадцать пять лет – Вторая?

– Мировая? – удивился Снорри. – Что вы имеете в виду? Как могут воевать все страны одновременно?

– Все может произойти, – остановил его Рахмани. – Но мне почему-то кажется, что на Хибре все будет совсем иначе…

В телевизоре внезапно кто-то заговорил, быстро и сердито. Два Мизинца в испуге подпрыгнул на месте.

– Мне изменили лицо, высветлили волосы и глаза, я стал похож на норвега, чтобы не впитывать лишнюю ненависть там, где придется проводить годы в поисках Камня… – закончил Рахмани.

– И теперь вы ищете этот камень? – вежливо спросила девочка Лена.

– Мы его нашли, – сказал Рахмани. – Камень пути открыл нам Янтарный канал.

– Значит, с нашей Земли теперь открыт проход на вашу Зеленую улыбку?

– Нет, не на Зеленую улыбку, а на Великую степь. Хотя… Разве кто-то может точно сказать, благо это или нет для всех нас? – осекся Рахмани. – Но, к несчастью, проход уже закрылся, потому что Камень пути умер в воде.

– Вы только послушайте, что творится! – В зрачках сестры Насти прыгали голубые отражения. – В бессознательном состоянии несколько милиционеров, совершено нападение на районное отделение… Ого, увезли в реанимацию их начальника, капитана какого-то. Камеры наблюдения сняли двух женщин: одну – маленькую, другую – высокую, с двумя ножами, похожую на индуску. И с ними волосатый негритенок…

– Что за бред? – фыркнул Аркадий. – Они совсем сдурели. У них уже негры на ментов кидаются!

– Вы можете показать ваш Камень пути? – повернулась к ловцу сестра Лена.

– Я могу показать такой же… мертвый. – Саади запустил руку в подсумок.

– Это и есть ваш Камень? – с непонятной интонацией спросила Лена.

– Да… – Рахмани с нежной гордостью погладил мертвого проводника.

– Вызвано подкрепление с поисковыми собаками… район оцеплен… в городе введен план «Перехват»… поступили сведения, что преступления связаны с разборками на тему контроля за уличными путанами… – бубнил мужской голос в ящике.

Лекари с улыбкой переглянулись.

– Дом Саади, отчего она смеется? – нахмурился Два Мизинца.

– Она не смеется… – Ловец Тьмы замолчал, потому что у него внезапно закончились слова.

Ромашка и Лена почти синхронным движением сунули руки за пояса и вытащили… Они небрежно, будто свалившихся за пазуху древесных жаб, вытащили два Камня пути. И оба светились!!

Затем Лена сотворила совсем уж немыслимое колдовство, от вида которого Два Мизинца не выдержал и спрятался за занавеску. Девушка открыла дорожную суму из грубого льна, похожую на ту, какие в Горном Хибре носят нищие дервиши, и извлекла оттуда… еще один живой Камень!!

И передала его Саади на раскрытой ладони.

– Он уже старый, мне не нужен. – Она потешно потерла свой маленький курносый носик. – Батарея там еще тянет, только заряжать надо почаще. А вот симку придется вам вставить свою. Но пока можете пользоваться этой. Берите, что же вы?

Саади протянул одеревеневшую руку. Камень пути был одет в мягкое прозрачное стекло – еще одно доказательство необычайной мощи местной науки. На Зеленой улыбке Саади видел немало цветных витражей в храмах и прозрачные стекла во дворцах вельмож. Но гибкое, мягкое и теплое стекло могли придумать лишь могущественные чародеи на четвертой тверди!

– Скажите что-нибудь, скажите! – стали советовать со всех сторон.

– Да они нас просто разыгрывают…

– Хороший розыгрыш. Особенно вот этот, весом с тонну…

– Или скрытая камера?

– Але, але, уважаемый Рахмани, вы меня слышите? – мурлыкнуло в ухе Ловца. Лена нарочно отошла подальше в коридор.

– Тогда… что же нам делать? – Рахмани показалось, что мир затрещал по швам. – Если это всего лишь для болтовни… Как нам получить аудиенцию у властителя?

– У нас есть президент. Только он не в Петербурге, он в Москве.

– Москва? На Зеленой улыбке такой город есть, – поежился Снорри. – Там не слишком уютно. Бесчинствуют бояре князя Василия, холопов закапывают по самую голову в землю, жен бьют прилюдно кнутами, а честному путешественнику вроде меня негде даже провести ночь…

– Да вы к президенту на прием все равно не попадете, – усмехнулся Ромашка, затягиваясь сигаретой. – Здесь, в Питере, есть губернатор. Но ни придворных магов, ни Янтарных каналов. Хотя деньги для городской казны губернатор собирает исправно. Туда вас тоже не пропустят.

– Мы верили, что император будет рад нам…

– Нет никакого императора, воин!

Все присутствующие в комнате вздрогнули и даже подпрыгнули на месте. Женщина-гроза, как всегда, появилась внезапно и совершенно бесшумно. На сей раз она, несмотря на запертые двери, влезла змеей через верхнюю открытую форточку одного из высоких окон. Рахмани втянул в пальцы голубые молнии, Настя охнула и вцепилась в плечо Аркадия. Два Мизинца свалился с гардины, потянув за собой занавеску. Только Поликрит ровно посапывал, укрытый тремя простынями.