Текст книги "Врата миров. Дилогия"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 44 страниц)

23
Цена Нобелевки

– Что такое «рак»? – спросила Марта.

Последний час она сидела скорчившись, баюкая на коленях голову мертвого мужа. Зоран умер на рассвете. Рыжая девчонка с голыми ногами четвертый раз приносила чистую воду. Марта макала в воду обрывки скатерти и бесконечно обмывала осунувшееся лицо дома Ивачича, не желая признавать очевидное.

– Рак – это…

– Это готовая Нобелевская премия, полный чемодан денег. – В подвал с полной сумкой еды вернулся бородатый Аркадий. – Хотя… какой там, на фиг, чемодан! Три чемодана готовь! Тут на три Нобелевки хватит!

– Аркадий, вы – выпили? – недоверчиво произнесла сестра Лена. Она, уже не робея вблизи своего огромного пациента, меняла центавру повязки. Гиппарх послушно вставал, ложился и держал кончики бинтов.

– Что такое премия? – Марта поцеловала мужа в лоб.

Старая колдунья, имя которой Рахмани никак не мог запомнить, разглядывала центавра, выпучив глаза. Иногда она справлялась с собой и принималась пилить непутевую внучку.

– Я пьян без вина, – усмехнулся доктор. – Смотрите, что у меня есть!

Жестом фокусника он выставил на стол чемоданчик. Внутри, в стеклянных капсулах, в прозрачной жидкости, скорчились три последыша.

– Осторожно! – в один голос воскликнули Ловец и перевертыш. Рахмани одним прыжком очутился возле чемоданчика. – Не разбейте их! Вы не представляете, до чего коварны эти создания! Они будут притворяться мертвыми, а потом исчезнут за секунду. Если последыш тебя укусит, ты умрешь в течение суток…

– Я же вам говорил, что нас не кусали. Они отказывались нас кусать.

– Как ты их раздобыл?

– Лиза сумела вынести. Мы как в воду глядели, спрятали их на онкологии. Наш корпус полностью опечатан, туда не подойти… М-да, Толик, Нобелевка нам очень не помешает. Похоже, мы остались без работы.

– Ты не проболтался Лизе, где мы прячемся? – встрепенулся Ромашка.

– От меня никто не узнает, – посерьезнел Аркадий. – Но утром надо что-то предпринять… Оцеплен не только корпус, я еле нашел работающий магазин, там всюду менты с собаками.

– Нас пока никто не учуял, – довольно хрюкнула Кеа. – У Женщины-грозы хорошие снадобья.

– Если нас здесь найдут… они пожалеют, – заявил Кой-Кой.

– Сюда никто не войдет, пока я жив. – Поликрит тяжелым взглядом обвел сырые стены бомбоубежища. На металлическом столе тускло светили фонарик и две свечи. Невольные соратники расселись на жестких двухъярусных нарах. Периодически кто-то из мужчин вставал и крутил ручку ручного воздушного насоса. Где-то в темноте капала вода. Пахло резиной и сыростью.

– Мне не нравится этот разговор, – прошептала Марта. – Я спросила вас: что такое рак?

– Как можно умирать десять лет? – добавил Ловец. – И почему у вашего бывшего учителя нашли эту болезнь только сейчас, если он болен давно?

– Никогда не слышал о такой болезни, – почесал затылок перевертыш. – Вероятно, она иначе называется на наречии британцев или пруссаков.

Лекари наперебой стали предлагать свои варианты, но ни один не вызвал в памяти Ловца ассоциаций.

– Я тоже не понимаю, – призналась нюхач. – Я знаю про чуму, про оспу и песчаную лихорадку. А чем так опасна эта болезнь?

– Расскажите нам, – механическим голосом повторила Марта. Она короткими одинаковыми движениями баюкала мертвого мужа.

Рахмани переглянулся с перевертышем. Они поняли друг друга. В неровном свете свечи Кой-Кой сделал жест, что-то вроде «время покажет». Да, подумал Ловец, время… ее спасет только время. В Марте словно что-то сломалось. С той минуты, как нюхач привела всю их тюремную компанию в старое больничное бомбоубежище, Женщина-гроза смотрела только на убитого супруга.

– Рак – это вторая по смертности болезнь…

Ромашка потер переносицу и заговорил. Он попытался уложиться в несколько минут. Аркадий помогал, как мог. Кой-Кой старательно переводил. Затем все надолго замолчали.

– Верно ли я понимаю – вы боитесь этой болезни почти так, как мы боимся сахарных голов?

– Скорее всего, мы боимся ее даже больше. У вас есть Красные волчицы, а раковые клетки не умеет убивать никто.

– До вчерашнего дня не умели, – поправил Аркадий.

– Где четвертый? – Рахмани пересчитал капсулы. – Ты говорил, что их четыре? Или их было больше?

– Четвертый, с вашего позволения, находится в онкологическом отделении!

– Аркадий, вы кривляетесь или в самом деле пьяны? – тихо переспросила сестра Лена.

– Я счастлив. Может быть, я никогда не буду счастлив так, как сегодня. Я прошу прощения… я понимаю, что так нельзя говорить при покойниках, но…

– Как случилось, что вы нашли лекарство? – Саади обтер мокрый лоб. В бетонной коробке становилось все жарче, вентиляция не работала.

– Я прошу прощения, но это во благо… я обманул вас всех. – Толик Ромашка покраснел. – Да, я обманул, когда сказал, что мы заспиртовали всех личинок. В канале, который ты зачищал, помнишь – приходилось сдвигать кишечник, чтобы добраться?.. Да, в канале я обнаружил тогда не одного, а двух… уршадов. То есть я сразу и сам не понял. Я переложил эту дрянь в тазик, а пока Леночка промокала Аркаше лоб, я увидел, что их двое. Одного я сунул в дистиллят и запер…

Рахмани ощутил, как внутри него, как внутри погибающего в буре корабля, один за другим рвутся канаты. Кошмары сегодняшнего дня не закончились, словно все небесные и подземные духи ополчились на него одновременно. Рахмани представил, что произойдет в городе, если последыш сбежал. Далеко не всегда последыши проявляли себя сразу. К примеру, в сухих районах Хибра за личинками никто не гонялся, они сами погибали от обезвоживания. Эпидемии случались крайне редко, а если и случались, то мудиры районов успевали вызвать ловцов. Таких, как Марта, таких как ее сестры-волчицы.

Но здесь, среди миллионов ничего не подозревающих, наивных горожан…

– Аркадий, теперь ты рассказывай. – Толик уступил трибуну коллеге.

– Утром мы отвели коня… я прошу прощения – центавра в подвал, затем я отдал вам «жигуль», а сам сидел как на иголках. Все наши явились на работу, я еле дождался, пока шеф закроется на утреннюю маевку… Я вернулся в лабораторию и достал того, живого. Он бодренько так плавал в банке и, кажется, растолстел, стал еще крупнее. Остальные погибли, я проверил. Я завернул банку в бумагу, позвонил Лизавете, и мы вместе отправились в онкологию, к Жуховицкому.

– Так Георгий Павлович был с вами заодно? – выпалил Толик.

– Заодно, – вздохнул бородач, – заодно в том смысле, что он готов был хвататься за любую соломинку…

– Ты молодчина! – подпрыгнул Ромашка. – Вы тогда пошли к Жуховицкому? Это же надо такое, я бы попробовал сперва поговорить с добровольцами… Извините, Рахмани. Жуховицкий – это наш профессор, золотой человек, он преподавал на втором и третьем курсах. – Ромашка принялся невнятно объяснять Ловцу и компании: – Он умирает… от рака, представьте. И лежит в нашей онкологии, и все понимает. Знает точно, сколько ему осталось. Говорят, он даже… одним словом, он умнее тех, кто его лечит. Хотя лечением это не назовешь. Операцию делать поздно, химию Жуховицкий переносит с большим трудом…

– Так ты оставил в живых одного из последышей, чтобы сделать из него лекарство для вашего учителя? – подвел итог Рахмани.

– Именно так, – поклонился хирург. – И мы его сделали.

– Вакцину? Против рака? – оживилась вдруг Маргарита Сергеевна. – Это же надо годами проверять.

– А я не призываю мне верить на слово. – Аркадий нисколько не обиделся. – Кстати, там, в отделении, кроме нашего дорогого Георгия Павловича, лежат еще человек двадцать, если не ошибаюсь… Они все здоровы. Или скоро будут здоровы.

– Как вы это сделали? – подалась вперед Маргарита Сергеевна.

– Приготовили вытяжку… А-а-а, простите, вы – медик? Нет? Тогда я постараюсь проще. Это оказалось не так уж сложно. Толик, я настаиваю, чтобы твое имя стояло первым, это была твоя идея.

– Ничего подобного, – отмахнулся Ромашка, но Аркадий был непреклонен.

– Ты разве забыл? Ах, всем известна твоя скромность. Но в данном случае скромность неуместна. Лизавета тоже помнит, она первая подтвердит. Это ты толкнул идею об использовании мертвых тканей в борьбе с раковыми клетками. Слышите – вот этот человек, который спас миллионы…

Марта, не поднимая головы, быстро и напористо заговорила на языке империи.

– Высокая домина настаивает, что миллионы ваших людей спас Зоран Ивачич, – почтительно перевел Кой-Кой.

– Это правда, – заполнил паузу Саади. – Это правда, и я готов подтвердить ее в любом суде.

– Это правда, – как эхо, повторила Кеа. – Как правда то, что уршады не могут навредить здешним людям. Я не могу это объяснить. Я чую, что все они смертельно ядовиты для уршадов. Мне думается, было бы полезно скрестить жителей четвертой тверди с каким-нибудь сильным племенем…

– Но нельзя же всерьез воспринимать такую ерунду, – перебил нюхача Ромашка. Скорее всего, он просто не заметил, что Кеа ведет беседу. – Да, это я ляпнул на собрании кафедры или на дне рождения шефа, уже не помню. Да и вообще… Просто сказочка детская, про воду мертвую и воду живую. Ведь ясно, что это была болтовня, что невозможно убить опухоль трупным ядом…

– Очень даже возможно, – отрезал Аркадий и победоносно задрал бородку. – Вы не дали мне договорить. Мы сделали вытяжку из яда живой личинки, это не помогло. Тогда я вернулся к погибшим личинкам. Лизавета сделала срезы, мы побежали к микроскопу… Ты бы видел, что там творится… Эта штука не жива и не мертва одновременно. То есть внешне – никаких реакций, полный ноль. Кровеносная система крайне примитивная, но вместе с тем – два сердца, нечто среднее между позвоночным и хордовым, зачатки жабр, интереснейший мозг. Мозг ненормально большой для паразита, плюс к тому – сложнейшая эндокринная система и ядовитые зубы. Ты не поверишь, у них клыки оказались, как у наших гадюк…

– Я вас предупреждал, – напомнил Рахмани.

– К счастью, укусить нас они не смогли, но яд получить я сумел.

– А кто вам позволил хозяйничать в чужом отделении? – спросила Лена.

– А я и не спрашивал. Мы обо всем договорились с Жуховицким. Профессор надиктовал на магнитофон и письменно подтвердил, что это его собственный рецепт, и никто, в случае смерти, не виноват… Тихо!

Далеко наверху залились лаем собаки.

– В одиннадцать утра мы сделали анализы, включая узи. Кровь еще не готова, но… Жуховицкий здоров.

– Обалдеть, у нас дядя Лешечка год назад помер от рака легкого. Вот бы вы год назад явились, верно, бабулечка?

Маргарита Сергеевна пожала плечами. Она разглядывала центавра.

– Его застрелили, – ровным голосом заговорила Марта. – На вашей Земле он не причинил никому зла. Он собрал состояние в тридцать миллионов. Он готов был все золото отдать мудрецам четвертой тверди, ради спасения его народа. Зоран жил среди людей, которые могли его убить за ношение креста. Но его пристрелили люди, носящие кресты. Они убили беспомощного, обескровленного, слабого…

– Кому вы намерены мстить? – осторожно спросил Ромашка.

– Его убили, – повторила Марта. – Он не сделал им ничего плохого. Он был счастлив, когда увидел кресты на соборах. Всю жизнь мой супруг собирал деньги, чтобы нанять войско. Что я сказала вчера, воин? Ты помнишь мои слова?

– Ты говорила, что сама закроешь глаза своему мужу и что у него не будет одного уха.

– Ты видишь – нам никуда не уйти от кармы… Но что я слышу и вижу теперь? Я слышу и вижу, что предсказанное сбывается наоборот. За смерть моего мужа получат премию. Снорри взял себе пулю, которая метила в тебя, Рахмани. Кто из нас еще должен погибнуть, чтобы всем обиженным вернули дома? Кто еще должен погибнуть, чтобы вскрылся хоть один Янтарный канал?..

Больше всего на свете Саади хотелось преодолеть три шага, отделявшие его от единственной звезды его жизни, и обнять ее. Но никогда еще три шага так легко не превращались в тысячу гязов…

Неожиданно в бетонной тишине поднялась та старая седая женщина, имени которой он никак не мог запомнить. Вряд ли она изучала официальный язык империи, который на планете Земля сильно смахивал на древнегреческий, она никак не могла понять, о чем плачет Женщина-гроза.

Но она каким-то чудом поняла.

– Будет вам… ваш канал, – объявила она. – Мы скоро, до зоопарка и назад. Юлька, накинь куртку, ночи холодные!

– За-зачем вам в два часа ночи зо-зоопарк? – От волнения Ромашка начал заикаться.

– А где я еще телку черную найду? – Бабушка улыбнулась как-то нехорошо.

– А за-зачем телка?

– Так силу у ней высосать. Тебе не понять, ты таблетками лечишь да ножиком режешь. Только дайте кто-нибудь ножик.

– Такой подойдет? – Кой-Кой протянул загнутое серповидное лезвие.

– В самый раз. Не худо бы нас и проводить, а то, не ровен час, лихие люди наскочат, а я вроде как срок отбываю…

– Зачем вам нож? – Аркадий, как завороженный, разглядывал голубые сполохи на лезвии перевертыша.

– Как зачем? – изумилась бабуля. – Так ведь Юлечке-то, перед тем как в пасть целовать телку-то, ее сперва зарезать надо, хе-хе…

24
Бабушка и внучка

– Может быть, мы, это, утром как-нибудь найдем вам корову?

– Ни хрена ты не найдешь. Я знаю, где взять то, что нам нужно. Пойдете со мной или нет?

– Я пойду с ними, – внезапно вызвался Поликрит. – Дайте мне хотя бы ночью посмотреть на звезды, иначе я скоро превращусь в черепаху. Я уже сутки прячусь! Никогда я не прятался от врага…

– От врага? – подняла бессонные глаза Марта. – Ты признаешь, что нас окружают враги? Да… совсем недавно и я верила, что нас тут ждет добрая мать…

Никто не стал спорить. Рахмани счищал с рук ржавчину. Вместе с Кой-Коем они похоронили Снорри по обычаям его племени, соблюсти заветы оказалось несложно. Завернули тело в подручные материалы, прикрепили груз и скинули на дно канала. Саади не знал, какие тонкости они упустили и какие молитвы полагалось прочесть.

– А вот и здорово, – неожиданно воспряла бабуля, когда ей перевели слова гиганта. – С тобой, милый, хоть на край света. Особливо ежели прокатишь с ветерком!

– Бабу-у-ля… – Юля от изумления наступила на ногу перевертышу. Кой-Кой деликатно перетерпел.

– «Бабуля, бабуля»! – язвительно передразнила Маргарита. – Как тебя мне на руки придурочная мать твоя скинула, так уж двадцать лет – бабуля. Кто просил бучу такую затевать, а? Мне что теперь, как уголовнику какому, до могилы под кустом прятаться? Ладно уж, не реви, с тебя какой спрос?..

Но Юля пропустила брюзжание бабушки мимо ушей.

– Что такое зоопарк? – осведомился Рахмани. – А, так это зверинец! Неужели поблизости нет ни одной коровы?..

– Там есть, я знаю точно, – ухмыльнулась ведьма, – телочка, правда, не наших, заморских кровей, да и то сойдет. То ли як, то ли тур, хе-хе…

– Бабуля, почему ты мне никогда не говорила, что ты?..

– А что я? Я золото из дерьма добыть не могу, – окрысилась бабушка. – Если я что и могу, так не в коня корм. Чему меня бабка научила, промеж подзатыльников, то и помню. Оно вам надо, молодым? Мать твоя, помнится, еще соплячкой была. Сяду, усажу ее перед собой, заведу о прошлом речь, о бабушке ее, покойнице, о дарах ее, о напастях рода человечьего… и что? Что ты на меня уставилась? Сидит твоя мамка смирно, помалкивает, вроде как меня слушает, а из школы вернется – и за свое! Мол, опиум для народа все мои наставления, мол, отвали от меня, мне вон устав комсомола учить надо.

– Можно, я тоже с вами? – поднялся Ромашка. Саади в неверном свете свечей показалось, что лекарь покраснел. – Мало ли что случится, я все-таки врач. А вот вам бы идти не стоило, – стал он хмуро выговаривать Поликриту. – Переведите ему, пожалуйста. Раны кровоточат, швы не затянулись, после антибиотика организм ослаблен…

– У меня ослаблен? – Центавр, не вставая с пола, оторвал от стены двухъярусную койку и завязал ножки узлом.

– Кошмар… – Аркадий схватился за голову. – Вас посадят.

– А что потом? – впервые подключилась к разговору Марта. – Я слышала о мессах с животными, они действительно дают силу посвященным… Но что вы будете делать потом?

– Есть несколько гиблых местечек, так их зовут в народе. – Маргарита Сергеевна закурила, невзирая на жалобные протесты нюхача. – Если Юльку удастся до первых петухов посвятить, проковыряем мы вам Янтарный канал…

– И где такое ближайшее местечко? – спросил Аркадий.

– Да вон хотя бы… напротив Эрмитажа.

– Давайте не будем размазывать манную кашу по тарелке, – чужим хулиганским тенором резюмировала Кеа. – Если мы завтра не скроемся из города, я чую, что нас всех ждут неприятности. Даже не хочу портить вам аппетит, описывая, какие именно.

– Что такое Эрмитаж? – деловито спросил Саади. – Это арсенал или торговая фактория?

– Я полагаю, это франкийское слово. Либо прованское, как выразились бы у вас, на Зеленой улыбке, – величественно сообщил Кой-Кой. – Я полагаю, это красивый дворец.

– Ты угадал, – засмеялась Юлька. – Там раньше жили цари. Теперь там музей.

– А куда переехала династия? – Как всегда, нюхач спросила не о том.

– А… цари-то? Вроде последнего царя расстреляли. – Рыжая ведьмочка сообщила об этом так, точно речь шла об убийстве базарного вора.

– Рас… стреляли? – Саади замер, пережевывая жесткое, колючее слово. Слово имело вкус ржавых кладбищенских лопат. – Мне кажется, нам стоит поторопиться. Пока корову не прирезал кто-то другой.

– Рахмани, иди с ними, я побуду одна. – Марта погладила Ловца по щеке. – Не бойся за меня, сюда никто не войдет. Ночами они трясутся в своих запертых квартирах…

Вопреки опасениям Аркадия никто не сторожил ночью территорию института. Только в окнах хирургии горел свет, и рычали внизу санитарные машины. Оба телефона – и Толика, и Аркадия – разрывались от звонков. Хирурги договорились никому не отвечать, даже на бравурные послания профессора Жуховицкого. Весь коллектив вчерашних раковых больных, в полном составе, отбыл на обследования в профильный институт…

– Вы тоже отключитесь, – сказал Ромашка девушкам. – Леночка, никому, даже эсэмэс, никому! Они только этого и ждут.

Через ограду зоопарка лезли в три приема. Затем долго вскрывали замок на воротах, чтобы впустить центавра. Затем дружно вязали подоспевших сторожей. Те не особо и сопротивлялись, стоило Поликриту подержать их вверх ногами.

Маргарита Сергеевна уверенно потащила внучку к круглому загону. Внутри сонно дышали крупные темные фигуры.

Рахмани слышал, как у младшей ведьмы стучат зубы. Он слышал, как Толик Ромашка снял куртку, накинул девушке на плечи и как рыжая жрица благодарно прислонилась к нему. Ненадолго, потому что бабушка уже сварливо покрикивала с той стороны решетки:

– Слушай, дуреха, по памяти тебе читаю, не сбиться бы…

«…Надо раздеться нагим, обмазаться желчью и перьями, затем взять в полнолуние черную телку с пятном во лбу, отвести ее на пустошь, меж четырех камней… затем ждать, когда планеты построятся в одну линию, и зарезать телку заговоренным ножом, строго по вене, чтобы кровь стекала полумесяцем… Повернув телку мордой к закату, к черноте, ждать ее последний вздох, поцеловать в губы и запечатать ртом пасть ее, пока сила не войдет… После убийства есть меньше минуты, дабы удержать и направить ауру на нужного смертного…»

– И что… что потом? – Девушка сглотнула. Она не в силах была отвести глаз от черного холмика возле яслей с сеном.

Там мирно жевала сено телочка с высоким горбом на спине. Невинный ребенок, которого ей предстояло зарезать.

Юля представила, что ей придется целовать в губы мертвую корову, и ей стало худо.

Но ненадолго. На самую короткую секунду. Потому что в следующую секунду она поймала на себе цепкий взгляд этого страшного мужчины с платком на лице. Рахмани, или как его там. Кажется, он знал про нее все. Кажется, он знал даже то, что ее напугала будущая смерть незнакомой коровы. У Рахмани были красивые выпуклые глаза, он здорово походил то ли на араба, то ли на кого-то еще с юга.

Да, он определенно был иностранцем. Арабом или евреем. Или даже африканцем, только почему-то не черным.

– Мне что, догола раздеваться?

– Ой, мало тебя, дуру, мужики разглядывали! – язвила Маргарита Сергеевна, стягивая с внучки тряпки.

– Рахмани, это правда? – настала очередь Ромашки стучать зубами.

– Что правда?

– Все это… Ночь, Питер, зоопарк, самка этого бизона, или кто он там… То есть я, конечно же, все понимаю, но…

– Но не веришь? Посмотри туда, на фонарь.

На перекладине фонаря Поликрит по ранжиру развесил троих связанных сторожей. Крайней справа он повесил овчарку, предварительно замотав ей пасть. От шума в округе проснулись даже те обитатели клеток, которые привыкли ночами спать. Вокруг хрюкали, мычали, повизгивали и шипели.

Во мраке, там, куда Маргарита увела внучку, что-то происходило. Неясное шевеление, шепот, скребущие звуки.

– Рахмани, пожалуй, я выпущу всех, кто не опасен, – рассудил центавр и принялся срывать замки с клеток.

– Я верю, я вам верю. – Лекарь не мог усидеть на месте, то оглядывался назад, то взлохмачивал на голове волосы, то принимался вышагивать туда-обратно по ночной аллее. – Я вижу, твой друг – это такое доказательство, трудно не заметить, но… целовать корову? А если я, к примеру? То есть, что произойдет, если каждый, а?

– А каждому не дано, – рыкнула из мрака Маргарита Сергеевна. Позади нее белая гибкая фигурка спешно натягивала одежду. – Каждый не осилит. Ты бы мог осилить, доктор… – Она выбралась из загона, остервенело стряхивая с кроссовок налипший навоз. – Вся беда ваша, что ни в кого не верите… Матерь вашу, кто жирафа выпустил? Он же сдохнет!

Юля, покачиваясь, добралась до скамейки. Там ее вырвало, очевидно, не в первый раз.

– Стой, стой, ты ее пока не трожь! – Маргарита Сергеевна перехватила лекаря поперек живота. – Дай ей, милок, маненечко отсидеться. В ней сейчас такое бушует, ого-го!

– И… что? Она теперь ведьма?

– Во дает! – хлопнула себя по бедрам старушка. – Да ты, часом, не финн? Тугой ты какой-то, братец. Она ей всегда и была, только заперта уж больно.

– А теперь она?..

– Да как была бабой, так бабой и останется, – не слишком деликатно подвела итог Маргарита Сергеевна. – Мужиков меньше любить не станет, если ты об этом печешься, доктор ты наш.

– Я как раз вовсе не об этом, – засмущался Ромашка.

– А я как раз об этом. – Маргарита строго взяла его за пуговицу. – Только ты запомни, Гиппократ. Хоть раз попрекнешь ее, что путанила, – проказу нашлю. Это я умею… Господи, кто там меня за ногу держит?

Потрогав Маргариту волосатым носом, мимо деловито пробежал муравьед. Небольшая стая кенгуру энергично обгладывала кусты у проходной.

– Бабуля, как тебе не стыдно? Что ты несешь? – пришла Юля, почерневшая, с кругами под глазами, с ног до головы вымазанная в крови. – Не смотрите на меня, слышите?! Нечего на меня смотреть. Ой, кошмар какой, я вам всю куртку испачкала… Ой, я вам завтра же новую куплю.

– Завтра у вас не получится.

Маргарита с наслаждением закурила. Подле нее на скамейке устроились две мартышки, на газоне пощипывал травку верблюд. В распахнутые ворота зоопарка гуськом устремились страусы. Где-то вдали Поликрит продолжал войну за права животных.

Рахмани поймал взгляд старушки, и вдруг между ними возник мимолетный контакт. Он увидел то, что видела опытная колдунья, легко бредущая по краю, между «сейчас» и «скоро». Он увидел, что «завтра» у новообращенной ведьмы и хирурга действительно не будет, и новую куртку Ромашке покупать уже некогда.

Потому что завтра их обоих ждет Великая степь.