Текст книги "Жестокая охота"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

12. ЯВКА

Аптека встретила разведчиков металлическими жалюзи, которые закрывали большие окна. Некогда красочная вывеска над входом в предрассветном полумраке казалась незаконченным эскизом картины, найденным на свалке и кое-как прикрепленным двумя ржавыми гвоздями к стене. Только недавно подновленная черной краской толстая змея, которая из-за проплешин ржавого металла так и не смогла засунуть голову в чашу, подсказывала прохожему, что длинный одноэтажный дом с полуподвалом, больше похожий на конюшню, чем на жилище вполне благопристойного провизора господина Войкулеску, имеет какое-то отношение к медицине.

Маркелов было засомневался, что это именно тот дом, адрес которого дал ему Северилов, но на узкой горбатой улочке, параллельной одной из центральных улиц города, аптека была единственной. И Алексей нерешительно дернул за конец цепочки, которая висела возле входной двери.

Где-то внутри робко звякнул колокольчик. Маркелов прислушался, помедлил немного и вдруг вспомнил, что на нем форма немецкого офицера; выругав себя втихомолку за такое непривычное для немца поведение, случись посторонний наблюдатель, он принялся звонить, словно на пожар.

– Иду, иду! – раздался за дверью приглушенный толстыми стенами голос; дверь отворилась, и на пороге стал невысокий круглолицый человек в старомодном пенсне.

Оплывшая свеча испуганно затрепетала желтым неярким язычком пламени внутри жестяного фонарика с выбитыми стеклами, в который этот человек вцепился обеими руками при виде решительного выражения лица Маркелова.

– Что угодно господину офицеру? – на хорошем немецком дрожащим голосом спросил круглолицый.

Маркелов небрежным жестом отстранил его и молча шагнул внутрь аптеки; Кучмин остался у входа.

– Зажгите свет! – приказал Маркелов круглолицему.

Тот быстро забегал вдоль прилавка, и вскоре три керосиновые лампы осветили неожиданно уютное и чистое помещение аптеки.

– Вы провизор? – спросил его Алексей.

– Да, господин офицер, – угодливо изогнулся круглолицый.

– Фамилия!

– Войкулеску, господин офицер, – провизор склонился еще ниже.

– Та-ак… – Маркелов прошелся по аптеке, рассматривая витрины с лекарствами.

Провизор следил за ним тревожными глазами.

– У вас есть хинин в таблетках? – четко выговаривая слова, спросил Маркелов.

Провизор слегка вздрогнул, чуть прищурил глаза и так же внятно, как Алексей, ответил:

– В таблетках не держим. Есть в порошках.

– Очень жаль. Тогда дайте камфорного масла.

– Десять ампул устроит?

– Давайте пятнадцать.

– Уф-ф… – провизор широко улыбнулся, снял пенсне и сунул его в карман пиджака. – Вы меня здорово напугали. Не ожидал.

– Здравствуйте, – протянул ему руку Маркелов.

– Доброе утро, – сильно тряхнул его провизор. – Прошу сюда, – показал на дверь.

От былой растерянности и угодливости не осталось и следа; провизор, как показалось Маркелову, стал даже выше ростом. А когда он переоделся и появился в гостиной, Алексей едва не вскочил от неожиданности – перед ним стоял совсем другой человек: широкоплечий, подтянутый, с жестким выражением лица, и только черные глаза оставались такими же – с холодными льдинками внутри.

– Удивлены? – провизор сел напротив Маркелова. – Пришлось сменить театральные подмостки на аптеку. Никогда не думал до войны, что придется играть роль провизора с таким вдохновением, – он рассмеялся. – И знаете, даже не обидно, что публика не устраивает оваций. Так чем могу быть полезен? Как я понял, причина вашего появления здесь явно неординарна?

– Вам привет от ноль второго…

– О-о, это серьезно, – провизор кивнул в сторону двери. – Пусть ваш товарищ не маячит на улице. В случае чего здесь есть два тайных выхода.

Кучмин зашел внутрь аптеки, входную дверь закрыли на засов.

– Я вас слушаю.

– Мне срочно нужен радиопередатчик.

– Это все?

– Нет. Еще необходим доктор. Но передатчик – главное.

– С передатчиком сложно, но попробую достать, – провизор задумчиво барабанил пальцами по столу. – Только когда, вот в чем вопрос.

– Что-то случилось?

– Мой радист недавно погиб. Нелепая смерть. В нашей профессии никто не застрахован от ошибок, случайностей, но так… Не выдержали нервы. Во время радиосеанса в дом, где он жил, зашли немецкие солдаты. Как оказалось потом, искали бордель, который находится в соседнем переулке. Ну и… – провизор нервно захрустел пальцами, – попытался бежать, солдаты заметили, показалось подозрительным, окликнули, он начал отстреливаться…

– Вы уверены, что он погиб!

– Вы думаете?.. Не-ет, гестапо заполучило обломки рации и его бездыханное тело – он подорвал себя гранатой.

– Что с доктором?

– Ничем помочь не смогу. Надежных нет (вам ведь нужен человек, которому можно доверять), а я в этом деле полный профан.

– Тогда придется просить вас выручить медикаментами.

– Это пожалуйста. В любом количестве. Я человек запасливый. У меня есть редкие лекарства. Но возвратимся к передатчику…

– Передатчик мне нужен как можно скорее. Это очень важно.

– Попытаюсь связаться с местными подпольщиками. Опасно, не по правилам конспирации, но иного выхода не вижу. Как вы понимаете, мне связь тоже нужна. Будем рисковать. Позавтракать не хотите?

– Спасибо, нет. Где мы увидимся и во сколько?

– Здесь же, в пять… нет, в шесть вечера – так вернее. Кстати, может, вы останетесь у меня?

– Нет. Мы уходим. До вечера…

На улице уже было совсем светло. Маркелов и Кучмин шли неторопливо, прогулочным шагом. Изредка им попадались навстречу румынские солдаты да худые дворняжки, которые трусливо тявкали на них из подворотен. В монастырь зашли только тогда, когда убедились, что за ними никто не следит; для этого пришлось покружить возле монастырских стен, хотя это было далеко не безопасно, случись встретиться с патрулем.

– Наконец… – Татарчук с надеждой смотрел на Маркелова. – Ну как?

– Пока ничего определенного. Подождем до вечера. Где остальные?

– Румын возле Ласкина, а Пригода осматривает монастырь: свою квартиру нужно знать досконально, чтобы в нужный момент не запутаться. Я на часах.

– Завтракал?

– Да малость перехватил. С Петром по этой части не пропадешь.

– Через полчаса сменим тебя…

Ласкину подыскали светлую сухую келью. Георге, получив строгий наказ Татарчука, не отходил от него ни на шаг. При виде Маркелова Ласкин виновато закрыл глаза.

Ласкину сделали несколько уколов, рекомендованных провизором (он все-таки кое в чем разбирался благодаря солидной библиотеке медицинской литературы, которая, по его словам, осталась от предшественника), и оставили в покое, поскольку Пригода его уже покормил.

Во время завтрака появился и Пригода. Весь в пыли и паутине, он нес каких-то два ящика; оставив их у входа в монастырскую трапезную, где за длинным столом из отполированных каменных плит сидели Кучмин и Маркелов, он подошел и молча сел рядом с ними.

– Ты что принес, Петро? – спросил Кучмин.

– Та… – махнул тот рукой. – Мыло.

– Мыло? – переспросил удивленный Кучмин. – Где нашел?

– В пидвали було заховано.

– Много?

– Ото всэ.

– Ну-ка посмотрим, – Кучмин аккуратно стряхнул хлебные крошки на ладонь, высыпал в рот и пошел к ящикам.

– Так, говоришь, мыло? – Кучмин взял небольшой брусок, которыми были доверху заполнены оба ящика, возвратился обратно к столу и положил его перед Маркеловым. – Полюбуйтесь.

– Тол! – воскликнул старший лейтенант. – Как он там очутился?

– Кто его знает… – пожал плечами Степан. – Но находка ценная.

– Хай йому грэць! – наконец прорвало и Пригоду. – Нэ голова – макитра: тол нэ впизнав.

– Не беда. Главное – принес. – Кучмин подхватил один ящик на руки. – Помоги в бронетранспортер снести…

После обеда разразилась сильная гроза. За каких-нибудь пять-десять минут на улицах города забурлили мутные потоки; буйство стихии разогнало по домам немногочисленных обывателей, которые это воскресное утро посвятили делам благочестивым и после богослужения прогуливались, неторопливо обсуждая городские сплетни.

Ливень бушевал в течение четырех часов. К вечеру грозовые тучи уползли за горизонт, и только дальние раскаты грома да редкие всплески молний над горами напоминали о недавнем разгуле природы; ливень уступил место несильному дождю.

Провизор встретил разведчиков с кислым видом. Маркелов только вздохнул, услышав просьбу повременить до завтра, поскольку связь с подпольщиками установить не удалось – отсутствовал человек, который мог это сделать. Прихватив лекарства для Ласкина, сигареты и немного продуктов, припасенных провизором, и договорившись о следующей встрече, Маркелов и Кучмин уже в сумерках направились к монастырю…

– Командир, за нами “хвост”, – догоняя Маркелова, который шел чуть впереди, тихо обронил Кучмин.

– Знаю… – Маркелов видел, как по другую сторону улицы, чуть сзади, шли двое мужчин в штатском, еще двоих он заметил, когда сворачивали в очередной переулок – при виде разведчиков они поторопились укрыться в ближайшей подворотне.

– Окружают… – Степан незаметно поправил автоматный ремень.

– Нет… ведут. – Маркелов в сгустившихся сумерках различал все их маневры и про себя не преминул отметить высокий профессионализм слежки.

– Нужно отрываться, командир, – в голосе Кучмина звучали тревожные нотки.

– Уводим подальше от монастыря…

Разведчики приближались к центру города, стараясь ввести преследователей в заблуждение относительно конечной цели своего маршрута. “Что это за люди? – тревожно думал Маркелов. – Румынская сигуранца? Не похоже – слежка за офицером вермахта, да еще в таких масштабах… Там их добрый десяток. Полковник Дитрих? Возможно. Тогда почему не предпринимают попыток к задержанию? Тем более что, судя по всему, они шли за нами почти от самой аптеки. Провизор?.. – Алексей даже содрогнулся, такой кощунственной показалась эта мысль – провизор правильно ответил на пароль, и внешность соответствовала описанию Северилова. – Не может быть!”

И тут же другая мысль, от которой Маркелова бросило в жар: “Это провал. И я в этом виноват! Навел на след… Что теперь делать?”

– Пора, командир, – напомнил ему Кучмин, что игра чересчур затянулась.

– Пора! – Маркелов прикинул расстояние до преследователей, которые, чтобы не упустить разведчиков из виду в темноте, были от них метрах в тридцати. – Придержи их…

Алексей свернул в проходной двор, через минуту за ним последовал и Кучмин.

Озадаченные таким оборотом дел, преследователи поспешили за Степаном и увидели в проходном дворе только его одного – Кучмин неторопливо вышагивал в направлении небольшой арки, где был выход на центральную площадь…

Отступление 5. Сержант Кучмин

Небо было совсем рядом; хотелось потрогать рукой тугое, белоснежное облако, зачерпнуть ладонями голубой прохлады, чтобы остудить горячую грудь и пить взахлеб. Пить…

– Пить… – прошептал Степан Кучмин; сознание возвращалось медленно, неохотно.

Скосил глаза влево – и рука вяло зашарила по земле в поисках гранаты: шагах в десяти виднелась танковая башня с белым крестом; едкий черный дым медленно струился из открытых люков и поднимался ввысь, орудийный ствол уныло уткнулся в бруствер траншеи. “Готов, гад!” – вздохнул с облегчением Степан и, стряхнув комья земли с груди и ног, сел.

Вечерело. Поле боя кое-где еще дымилось – догорали танки. Странная, пугающая тишина зависла над перелесками, где совсем недавно бушевал огненный вихрь.

Кучмин вскочил на ноги и, пошатываясь, побрел к траншее; споткнулся, упал на кучу вывороченного взрывом чернозема и уже на четвереньках сполз вниз.

– Кирюша… Кирюха! – потряс за плечо пулеметчика, который, склонившись на щиток “максима”, казалось, спал.

“Мертв… Как же так, а? Убит… А остальные? Где остальные?!”

– Ребята! Братцы! – побежал по траншее. – Товарищ лейтенант! Кто-нибудь есть живой?! Кто-нибудь!..

Ночь застала Кучмина в лесу. Линия фронта была где-то неподалеку – редкие орудийные залпы тревожили ночную тишину, будили надежду. “Дойду…” – засыпая, думал Степан…

“Чирулик! Чирулик! Чиу, чиу…” – какая-то ранняя птичка разбудила Кучмина; все еще во власти сна, он потянулся, сел – и тут же опять распластался на земле.

– Какого черта, Ганс, ты сюда забрался! – послышался недовольный фальцет.

– Поближе к дровам, Вилли… – отвечал чей-то хрипловатый басок.

Говорили по-немецки – Степан Кучмин, который до войны жил под Ростовом и учился вместе с детьми немцев-колонистов, свободно владел немецким языком.

Потянуло дымком и ароматом горячей еды. Сглотнув голодную слюну, Степан потянул к себе за ремень винтовку и, раздвинув густой кустарник, высунул голову из неглубокой ложбинки, где провел ночь.

На поляне дымила немецкая походная кухня. Коренастый краснолицый повар в белом переднике помешивал длинной поварешкой в котле; его помощник, повесив мундир и винтовку на сук, подбрасывал поленья в печурку. Худой прыщеватый ефрейтор сидел под дубом и, зажав между колен котелок, нехотя ковырял в нем ложкой. Зло прищурив глаза, Степан вскинул винтовку и прицелился в ефрейтора; спусковой крючок податливо шевельнулся. Кучмин затаил дыхание и, стараясь не шуметь, тихо сполз на дно ложбинки. “Дурак! – выругался про себя. – Жить надоело…”

Из глубины леса послышались голоса, треск сушняка, и на поляну, оживленно переговариваясь, вышли немецкие солдаты, человек двадцать. Степан не стал медлить: выбирая места, где трава погуще, он пополз в чащобу, подальше от поляны.

И наткнулся на замаскированный бронетранспортер. Чуть поодаль, тоже хорошо укрытые маскировочными сетками, пучками свежескошенной травы и ветками орешника, стояли крытые брезентом грузовики, несколько легких танков и мотоциклы. “Влип”, – холодея, подумал Кучмин: блуждая по ночному лесу, он не заметил, как забрался в расположение моторизованной гитлеровской части. Пришлось возвращаться в ту же ложбинку. Укрывшись листьями папоротника, Степан затаился, с тревогой прислушиваясь к голосам немецкой солдатни, которая завтракала на поляне.

День казался бесконечным. Степан с тоской вглядывался в просветы между кудрявыми ветками, ожидая наступления темноты. Дразнящие запахи кухни вызывали голодный спазм, и Кучмин принялся выкапывать ножом корни папоротника, которые оказались вполне съедобными.

Солнце уже исчезло за горизонтом, когда окружавшие Степана заросли пришли в движение: затрещали мотоциклы, залязгали гусеницы танков, вонючий дым выхлопных газов пополз по лесу.

Вскоре вместе с сумерками в лес пришла тишина.

В эту ночь Степан Кучмин шел почти без привалов; ориентиром ему служила артиллерийская канонада, которая не утихала ни на минуту, – отзвуки ночного боя.

Небольшой лесной хуторок вынырнул из густого предутреннего тумана совершенно неожиданно; не веря глазам, Степан даже потрогал шершавые стены рубленой бани, которая стояла на берегу ручья. От бани вела поросшая травой тропинка, которая упиралась в крыльцо добротного дома с резными ставнями и кованым петушком на коньке крыши; позади дома виднелись хозяйственные постройки.

Хуторок был оставлен давно. Выломанная входная дверь дома, огрызки снеди на столе и яркие обертки от немецких концентратов свидетельствовали, что совсем недавно здесь хозяйничали гитлеровцы. В поисках еды Степан обшарил все закутки дома и сараи, но нашел только с десяток заплесневевших ржаных сухарей на загнетке печи да несколько сгнивших наполовину картофелин в погребе.

Подкрепившись, Кучмин забрался на сеновал, с головой зарылся в прошлогоднее сено и уснул. Разбудили его голоса. Кучмин прислушался. “Немцы!” – Степан осторожно выглянул из-за приоткрытой двери сеновала.

Возле дома стоял мотоцикл; солдат ковырялся в моторе, а немецкий офицер, нетерпеливо поглядывая на часы, что-то ему раздраженно выговаривал. Вскоре офицеру надоело это занятие, он махнул рукой, выругался и, усевшись на поленницу дров возле ворот, принялся грызть плитку шоколада.

Солнце уже приближалось к полуденной черте. Степан терпеливо ждал, сторожко прислушиваясь и внимательно оглядывая окрестности хутора: его так и подмывало посадить на “мушку” сначала офицера, а потом и солдата – стрелял Кучмин отменно. Но кто мог поручиться, что на выстрелы не явятся другие солдаты, которые могли находиться где-нибудь поблизости?

Наконец мотоцикл заурчал, отплевываясь сизым дымом, и тут же опять умолк – наступило время обеда, и офицер, разомлевший на солнце, приказал солдату разогреть содержимое термоса на походной спиртовке.

“Ну, я тебя сейчас покормлю!” – не на шутку разозлился голодный Степан при виде завернутого в вышитый полотняный лоскут толстого куска сала, которое офицер принялся кромсать перочинным ножом. Не мешкая больше ни минуты, Кучмин слез с сеновала и, пониже пригибаясь, проскочил за угол дома. Отсюда ему хорошо были видны оба немца: офицер расположился на той же поленнице, а его подчиненный что-то торопливо жевал, устроившись на сиденье мотоциклетной коляски. Вскоре солдат, удовлетворенно отрыгивая, подхватил котелок и пошел к баньке; Кучмин тенью скользнул за ним, благо дом скрывал его от глаз офицера.

Солдат присел на корточки, зачерпнул полный котелок воды – и беззвучно рухнул в ручей, сраженный ударом ножа под левую лопатку. Степан схватил его автомат и, перескочив ручей, побежал вдоль изгороди к воротам.

Офицер уже пообедал и прохаживался по двору, с нетерпением посматривая в сторону баньки. Незаметно подобраться к нему не было никакой возможности, и Степан, поразмыслив, решился: “Шумну… Была не была…” Выждав, пока немец повернется к нему спиной, Кучмин выскочил из-за изгороди и в несколько прыжков очутился рядом с ним.

– Руки!.. – неожиданно по-русски крикнул Степан ошеломленному офицеру.

Тот, бледнея на глазах и не отводя взгляда от лица Кучмина, рванул застежку пистолетной кобуры.

– Буду стрелять! – на этот раз уже по-немецки выкрикнул Степан.

Вдруг немец развернулся и заячьим скоком метнулся к изгороди; схватился за колья, подпрыгнул и уже почти перевалил на другую сторону, как короткая автоматная очередь вспорола тишину лесного разлива…

Степан отдышался только в глубоком овраге: бежал по лесу из последних сил, не выбирая дороги, чтобы уйти подальше от лесного хуторка. Отдышавшись, осмотрел трофеи: автомат с запасными рожками, пистолет, плащ-палатка, три гранаты, офицерская сумка, ну и, ясное дело, узелок с харчами.

“Живем…” – радовался удаче. Плотно поел, пожалуй, впервые за последнюю неделю. Заглянул внутрь сумки – какие-то бумаги, карты. “На кой они мне…” – хотел было выбросить, но передумал – победила крестьянская рачительность.

До линии фронта он добрался на четвертые сутки после стычки на лесном хуторке. Закутавшись в плащ-палатку – шел нудный, моросящий дождь – и надев немецкую каску, так как пилотку где-то потерял, Степан полз среди редколесья, ориентируясь по вспышкам осветительных ракет, которые через определенные временные промежутки пускали передовые дозоры немцев.

Какой-то неясный шорох справа заставил Кучмина насторожиться; плотно прижимаясь к земле, Степан надолго застыл, прислушиваясь. “Показалось…” – вздохнул облегченно и пополз было дальше, как вдруг на спину обрушилась какая-то темная масса и крепкий удар по голове надолго лишил его способности видеть и соображать.

Очнулся Степан от звуков ожесточенной перестрелки; кто-то тащил его на спине, тяжело дыша.

– Колян, быстрее! Я прикрою! – чей-то приглушенный голос.

– Где Пригода? – откуда-то сзади.

– Туточкы я… – забасил тот, который тащил Степана.

“Разведка! Наши!” – радостно встрепенулся Степан и попытался языком вытолкнуть кляп. И тут же получил здорового пинка по ребрам.

– Ты гляды, щэ й брыкаеться… – ворчал Пригода, с неожиданным для его грузного тела проворством ныряя в траншею.

Разведчиков уже ждали.

– Все вернулись? – спросил встретивший их офицер.

– Так точно, товарищ капитан! – бодро ответил один из разведчиков.

– Раненые есть?

– Царапнуло чуток, – один из разведчиков торопливо бинтовал левую голень.

– Киселев!

– Я, товарищ капитан.

– В медсанбат. Помогите ему…

– Товарищ капитан! – взмолился Киселев. – Да медицине смотреть тут не на что. Шкуру фриц чуток попортил.

– Отставить разговоры! Ладно… Посмотрим…

Степан замычал, стараясь привлечь внимание к своей особе.

– Развяжите его, – приказал капитан.

– Ва… ва… – с трудом шевелил одеревеневшим языком Степан.

– Замкнуло… – коротко хохотнул Пригода, подталкивая Степана в спину. – Топай!

– Братцы, родные! Да свой я, свой! – наконец прорвало Кучмина.

Разведчики остолбенели. Пригода даже глаза протер – не померещилось ли.

– Татарчук! – голос капитана не предвещал ничего хорошего. – Ты кого приволок?

– Товарищ капитан! – разозленный Татарчук подбежал к Степану. – Брешет он! Ей-богу, фриц переодетый! С передовой утащили. Пригода, скажи!

– А як жэ, з пэрэдовои… – подтвердил Пригода, с сомнением приглядываясь к Степану. – Ось автомат и сумка…

– Кто такой? – уже не слушая оправданий разведчиков, строго спросил капитан Степана.

– Рядовой минной роты 205-го батальона инженерных заграждений Степан Кучмин. Вот документы…

В штабной землянке за импровизированным столом, сколоченным из снарядных ящиков, сидел немолодой майор и что-то писал.

– Разрешите!

– Заходи, капитан. Чем порадуешь?

– А… – махнул рукой капитан. – Не везет…

– Понятно… Люди целы?

– На этот раз почти нормально. Киселев ранен легко. Вот, притащили с той стороны, – капитан кивнул в сторону Степана, который стоял у входа. – Федот, да не тот… По документам – сапер. Возьмите, – протянул документы Степана майору.

– Степан Кучмин… 205 БИЗ… Двести пятый? Та-ак… И как же ты очутился в немецком тылу?

Степан коротко рассказал о последнем бое и о своих скитаниях в лесах.

– Ну-ка, ну-ка… – майор потянул к себе сумку немецкого офицера, заинтересованный рассказом Кучмина о схватке на лесном хуторке. – Горин, подойди сюда, – позвал он капитана. – Посмотри. Ай да сапер! А ты говорил, капитан, что-то насчет Федота…

Офицеры принялись разглядывать карты и другие бумаги из офицерской сумки.

– Переводчик нужен… – сокрушенно покачал головой майор. – Лисянского в госпиталь отправили…

– Может, я смогу? – робко спросил Степан.

– Ты знаешь немецкий? – удивился майор.

– Так точно, знаю.

– Садись сюда, поближе…

С документами закончили только под утро. Глядя на усталое лицо Степана, майор спохватился:

– Постой, ты ведь голоден? Извини, дружище. Капитан, отправь его к разведчикам. Пусть накормят. И – спать.

– Мне бы к своим…

Майор помрачнел, закурил.

– К своим, говоришь… Придется повременить.

– Почему?

– Твой 205 ВИЗ попал в окружение. И пока о нем сведений нет. Так что иди отдыхай, солдат…

Через три недели бывший сапер Степан Кучмин пошел в немецкий тыл вместе с разведгруппой 117-го стрелкового полка.

Лето 1942 года было на исходе.