Текст книги "Убить зверя"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

– Хочешь сказать, что теперь уже я у тебя в долгу?

– Бога ради! О чем базар! Если вас не устраивает ремонт или вы боитесь сесть на крюк, как выражаются ваши коллеги, то можете прямо сейчас содрать линолеум и обои и раздербанить в пух и прах облицованные стены. Я сделал это от чистого сердца и без задней мысли. Да, у нас есть с вами уговор помогать друг другу, но, по моему мнению, ничего предосудительного в нем нет.

– Так уж и нет?

– Откройте Конституцию или уголовно-процессуальный кодекс, Николай Иванович. Я пока такой же гражданин, как и большинство. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Имею полное право общаться с соотечественниками, а также иностранцами, где угодно, когда угодно и с кем угодно. В том числе и с сотрудниками правоохранительных органов. Надеюсь, я не нахожусь в разработке лично у вас?

– По моей парафии ты не проходишь…

– Намекаете? Тогда осмелюсь вам доложить, что не только я под колпаком, но и вы – если судить по настенной "росписи" в вашей квартире. И еще неизвестно, у кого он тяжелее.

– Считай, что ты меня уболтал. Но деньги за ремонт я все равно отдам… позже.

– Как вам угодно, – пожал своими широченными плечами Балагула. – Я попрошу, чтобы подсчитали, во что он обошелся. Но повторяю – деньги мне не нужны.

– А что тебе нужно?

– Об этом мы уже говорили. И не более того.

– Верно, говорили. И я согласился посодействовать. Насколько это в моих силах. А счет все равно пусть предоставят.

– Сам упрямый, видел упрямых, но чтобы до такой степени… – Балагула сделал трагическую мину.

– Это единственное мое достояние. Уж извини – что есть, то есть.

– Так мы поужинаем или как? Я голоден, словно волк.

– Открой холодильник и ставь на стол все, что ты принес пока меня не было дома. Вместе с "Абсолютом".

– Догадливый вы, Николай Иванович. Только этот тормозок сюда притаранил не я, а посыльный из супермаркета. Я все заказал от вашего имени. Так сказать, во избежание…

– Ладно, чему быть…

Только сейчас майор почувствовал, что и у него кишки играют марш. "У Михеича" он больше пил, чем закусывал, а потому при виде деликатесов, умело разложенных Балагулой по тарелочкам, у него началась выделяться, как у собак великого экспериментатора доктора Павлова, обильная слюна.

Бутылку шведской водки они допили в полном молчании, налегая на еду с таким воодушевлением, будто голодали по меньшей мере неделю. Лишь когда заварили кофе и на столе появился отменный армянский коньяк, отяжелевший от сытной пищи Балагула лениво спросил:

– А как вам дверь?

– Дверь? Ах, да, за замки спасибо…

– Разве вы ничего не поняли? – искренне удивился Балагула.

– Что я должен был понять?

– Она ведь новая, сейфового типа. Теперь ее снарядом не прошибешь. А обивку оставили старую. Чтобы никто не подумал, что вы… хе-хе… удачно женились или разыскали в Америке богатого дядюшку.

– Такая дверь – это хорошо, – вынужден был согласиться Клевахин. – А то у меня как-то руки не доходили…

– Я рад, что хоть в этом вам угодил.

– Ладно, подзакусили маленько, пора и к делу переходить. Зачем меня разыскивал?

– Вы слыхали, что случилось позавчера в "Малибу"?

– Краем уха. Знаю только, что ОМОН замел толпу воров "в законе", собравшихся на сходняк. Как ты понимаешь, вся эта история проходит по профилю другой конторы и угрозыску она по барабану. Что, и твой пахан влип? – ехидно ухмыльнулся майор.

– Уже отпустили… – сумрачно ответил Балагула. – У вас с ним, я вижу, взаимная "любовь"…

– А как же. Столько лет, можно сказать, рука об руку… Только он всегда почему-то предпочитал "браслеты".

– Не о нем речь, – досадливо поморщился помощник "положенца". – Можно подумать, что у вас с Бузыкиным все ладно да складно. Начальников не выбирают, они сами нам на шею садятся.

– И то верно.

– Николай Иванович, нас кто-то стравливает.

– Кого это – нас?

– Не прикидывайтесь недалеким. Все вам известно очень даже неплохо.

– Почему ты так думаешь? У меня своих забот полон рот. Ваши разборки меня не касаются. И если честно, то я совсем не испытываю сострадания, когда завалят какого-нибудь вашего "быка". Он должен был знать, чем заканчивается погоня за грязными деньгами.

– А в чем его вина? В том, что государство выбрасывает вполне здоровых и неглупых парней на улицу? В том, что у него есть только одна перспектива – присоединиться к нищим на церковной паперти? А если ему не хочется рыться в отбросах или потихоньку спиваться на те гроши, что ему подадут сердобольные граждане?

– Вот что мне в тебе нравится, Никита, так это твое "верхнее" образование. Ты демагог почище некоторых лекторов бывшего политпросвещения. Под все мерзости можешь подвести такую фундаментальную, почти научно обоснованную, базу, что комар носа не подточит. Запомни совет старого мента, который насмотрелся за свою жизнь всякого дерьма по самое некуда: кто хочет вымараться в грязи, тому не нужно искать болото. Так что твой "плач" о судьбе пропащего поколения напоминает мне игру плохих трагедийных актеров, которые, чтобы выдавить слезу, трут глаза луком. Можно подумать, что все парни после окончания школы сразу хватаются за стволы и бегут на рынок, чтобы потрошить старушек, торгующих семечками и укропом.

– Давайте закончим этот спор, – угрюмо сказал Балагула. – Каждому свое. Да, я знаю, что мы с вами антиподы. Но это не значит, что нам нужно постоянно бить морды друг другу. Жизнь сама рассудит по каким полкам нас рассовать. А уж на вашем месте я бы вообще не хотел сейчас оказаться.

– Ты о чем?

– Все о том же. О вашей жизни. Которая висит на волоске. Я думаю, что "художества" в квартире сотворили вовсе не глупые пацаны, а люди имеющие и власть, и силу. Так что, как ни крути, а нынче мы с вами, Николай Иванович, в одной лодке. Ладно, пусть ненадолго. Поэтому я и предлагаю грести в одну сторону, чтобы не попасть в водоворот, который засосет и вас, и меня.

– Возможно ты и прав… Так что там с "Малибу"?

– Кто-то нас вложил по высшему разряду. О том, что в ресторане будет… съезд, – Балагула запнулся, подыскивая нужное слово, – знал весьма ограниченный круг людей. Все многократно проверенные, не болтливые – чревато. И все равно омоновцы шли по наводке. Был звонок…

– Откуда? – быстро спросил майор.

– Из телефонного автомата. Притом позвонили не нашему ОМОНу, а столичному отряду, который прибыл в город совсем с другой целью. Конечно, не воспользоваться таким идеальным случаем столичные менты просто не имели права. Вот так все и вышло.

– Интересно…

– Да уж, еще как… Дальше – больше. Для усиления эффекта и чтобы посильнее раздраконить омоновцев, кто-то угнал целую фуру с китайскими потешными ракетами и хлопушками и въехал на ней прямо в ресторан. Грохоту и шуму было больше, чем на фронте.

– Водителя фуры нашли?

– Да, но только того, у которого ее угнали. Он ни при чем. Просто, раздолбай покровский. Вместо того, чтобы по приезду в город сразу сдать товар, куда следует, он решил сначала навестить родственников…

– Район?.. – перебил собеседника Клевахин.

Балагула назвал адрес, где "расслаблялся" незадачливый водила.

– Раненные возле ресторана были? – спросил майор.

– Вы считаете?..

– Именно, – утвердительно кивнул Клевахин, поняв своего бывшего коллегу с полуслова. – Водитель фуры не мог остаться без отметин. На скорости вышибить дверь и, наверное, судя по размерам машины – КАМАЗа? – часть стены… Сомневаюсь, что вместо человека за рулем сидел железный робот.

– Мы как-то об этом не подумали, но проверили всех, кто выглядел подозрительно. Правда, в такой запарке… ОМОН и прочее…

– Ну и?..

– Раненным оказался только нищий с Подковы. Его кличут Гуга. Он в тот момент у входа в ресторан просил подаяние. Стеклом разбитой витрины ему набило шишку и порезало руки.

– Гуга… – майор задумался. – Не помню… А он не мог быть тем самым неуловимым водителем фуры?

– Что вы, Николай Иванович! Это просто городской дурачок. Юродивый.

– Юродивый, говоришь… Возможно. А вы не догадались сделать снимки толпы по горячим следам?

– Увы… – развел руками Балагула.

– Плохо… – Клевахин сокрушенно покачал головой. – Кстати, – оживился он, – в ресторане есть система видеослежения за улицей и клиентами? Я знаю, что самые крутые заведения подобного рода уже обзавелись такой технической новинкой. Для нас новинкой.

– К сожалению, владельцы ресторана поскупились.

– Наверное, это чересчур дорогое удовольствие. Но про то ладно. Ты скажи следующее: зачем мне все эти подробности нужны? Ну, настучал кто-то на ваших паханов, вызвал ОМОН и вдобавок протаранил "Малибу". Так что с того? Мало ли у вас случается разборок? По моим подсчетам – регулярно раз в месяц.

Это, так сказать, большие "маневры". А стычки местного масштаба случаются каждую неделю. Тому башку раскололи, тому ногу отстрелили, ну а кое-кому и живот свинцом нашпиговали… Ажур.

– Большей частью это "отморозки", – раздраженно ответил Балагула. – Они и нам надоели дальше некуда. А что касается того, почему я вам все это рассказываю, так это потому, что, по моему мнению, и здесь сработал тот самый неуловимый снайпер… возможно, с компанией.

– Ты, случаем, не начал детективы писать? Сейчас этим занимаются все, кому не лень. Твое предположение очень смахивает на вымысел. У снайпера, как тебе известно, "профиль" работы несколько иной. А в "Малибу" потрудились башковитые людишки. Все у них получилось очень уж складно и главное – согласованно.

– Не буду спорить. Может, вы и правы. Но вам неизвестно еще кое что… – и Балагула рассказал Клевахину про странное убийство боевых псов Базуля.

Майор, углубившись в свои мысли, молчал минуты четыре. Помощник "положенца" даже заерзал от нетерпения. Наконец Клевахин удрученно пожал плечами, выпил рюмку коньяка и закурил.

– Ну, что вы на это скажете? – все-таки не выдержал затянувшейся паузы Балагула.

– Говоришь, не было никаких следов? – спросил майор.

– Абсолютно. Все, как на "стрелке". Только там удалось отыскать хоть что-то, а на территории дачи даже белка не ходила.

– Думаешь, что снайпер и в этом случае замел следы веником?

– Иного толкования у меня нет. Если только не предположить, что он имеет крылья.

– Когда добьем и эту бутылку, – Клевахин постучал пальцем по наклейке с пятью звездочками, – то я уверен, что ты предложишь мне версию о пришельце из космоса. А кто тогда псов растерзал? Или этот снайпер вовсе не человек, а мифический грифон? Бред сивой кобылы! Мы с тобой материалисты. Можно найти объяснение всему… кроме того, что и впрямь не объяснишь.

– Тупик… – Балагула в отчаянии обхватил голову руками. – У меня крыша скоро поедет…

Майор задумчиво изучал собеседника. С виду он был спокоен, но какая-то, пока еще не до конца сформированная, мысль вдруг ни с того, ни с сего вонзилась занозой в мозги, добавив в кровь добрую порцию адреналина. Решение задачи было где-то очень близко… совсем рядом… однако не хватало самой малости… Чего именно? Думай, старый пень, думай! Черт тебя возьми…

А что если… Нет! Почему? Тебя смущает странный альянс милиции и мафии? Ха! Как будто это что-то из ряда вон выходящее… Не дури, патриарх хренов. Для пользы дела все варианты приемлемы. Тем более, что Балагула уже раз тебя выручил…

– Кстати, Никита, спасибо за подмогу. С меня причитается.

– Это как? – оживившись, полюбопытствовал помощник "положенца".

– Ну, угостить шикарным ужином с девочками я не смогу – сам знаешь, сколько нам платят. А вот когда вас всех возьмут на цугундер – и тебя в том числе – обязуюсь понаблюдать, чтобы обращались с тобой вежливо и без зуботычин.

– Заметано, – ухмыльнулся Балагула. – Я знаю, что слово свое вы держите. Только, боюсь, к тому времени вы будете заслуженным пенсионером.

– А меня уже перевели на легкий труд – как беременную женщину.

– Простите, не врубаюсь…

– Я отстранен от "кладбищенского" дела.

– Не хило… – Балагула помрачнел. – Вот вам еще одно доказательство, что какая-то "третья"… или пятая, десятая сила хочет большой крови. Повторю еще раз – кто-то пытается ловить рыбку в мутной воде. И для этого идут в ход все средства. В конечном итоге впереди маячит большая кровь.

– Боишься?

– Смерти только дурак не страшится, потому что ему все равно. Может, я по молодости и наделал глупостей, но сейчас стараюсь не высовываться и пытаюсь быть законопослушным гражданином. Насколько это возможно в нынешние времена.

– Не смеши меня, старика. Я ведь не веду протокол допроса и мне твой патриотизм до лампочки. Прибереги такие речи для другого, более подходящего, места.

– Ладно, не будем пикироваться, – миролюбиво сказал Балагула. – А что если восстановить статус кво?

– Каким макаром?

– Те, кто вас пасут, наверное думают, что они всесильны. Это большая ошибка. Можно замолвить за вас словечко таким высоким чинам, что местным шавкам останется лишь выть от злости на луну.

– Сулишь мне полковничью папаху? – с иронией спросил Клевахин.

– Если пожелаете, – осклабился Балагула. – Но то, что "кладбищенское" дело останется у вас в производстве – можете не сомневаться. Могу даже побиться об заклад.

– А вот этого, Никита, делать не стоит, – очень серьезно сказал майор. – Пусть все будет, как есть.

– Почему?

– Есть у меня одна мыслишка… Но она пока не до конца созрела. Мне нужно еще несколько дней… покумекать. И кое-что предпринять.

– Джангиров? – пристально глядя на Клевахина, в лоб спросил Балагула.

Майор спокойно выдержал его взгляд, а затем не спеша налил себе кофе.

– Балуешь ты меня, Никита, – Клевахин с удовольствием сделал несколько глотков. – Кофе явно не туфта.

Бразильский?

– Зачем вы темните, Николай Иванович? Ведь это люди Джангирова на вас наезжали. Что вы с ним не поделили?

– А кто такой Джангиров? – невинно хлопая ресницами, спросил майор.

– Та-ак, понятно… – Балагула кисло поморщился. – Ваш стиль работы нельзя спутать ни с каким другим. Все как в тоннеле – полный мрак. И впереди нету даже светлого пятнышка.

– Эт точно… – широко улыбнулся Клевахин. – Никита, я не подписывался открывать все свои карты. Когда придет время, ты все узнаешь. Все, что касается снайпера – подчеркиваю. Остальное пусть никого не волнует. Хочешь заниматься этим… Джангировым – твои дела. А я пока еще на госслужбе. Которая предполагает определенный режим секретности в расследованиях. Впрочем, тебе это хорошо известно. Как говориться, Богу – богово, кесарю – кесарево.

– Ну что же, будем ждать. Хорошо бы недолго…

– Я об этом просто мечтаю. Ладно, спасибо за харчи и прочее, и будь здоров. Спать хочу – глаза слипаются.

Эту ночь мне пришлось кантоваться на детской кроватке, которая при моем росте как-то не располагает к полной расслабухе, – майор поднялся. – А счет, будь добр, пусть мне принесут. И чтобы без дураков – проверю каждую копейку…

Повздыхав, Балагула согласно кивнул. В его неподвижных свинцовых глазах почему-то появилось тоскливое удрученное выражение.

Глава 25. Пеха[31]31
  Пеха – скорее кличка, нежели производная от имени Петр; на воровском жаргоне П. – внутренний карман.


[Закрыть]

Как посмели!? Его, человека, который фактически является теневым руководителем города, пинали ботинками, как последнего фраера, камуфлированные менты! Нет, они ему за это ответят. Такие обиды и унижения прощать нельзя. Нельзя!

Базуля освободили только под утро, на следующий день, одним из первых. Едва он приехал домой, в свое лесное логово, как сразу же начали звонить телефоны. Ему выразили соболезнование почти все городские шишки и даже кое-кто из "центровых" – столичных "друзей", поставленных "положенцем" на довольствие.

Но старому вору "в законе" от этого вселенского плача легче не стало. Тесная вонючая камера в изоляторе временного содержания остро напомнила Базулю его совсем недавнее прошлое. Всего каких-то двенадцать лет…

Впервые за последние четыре года он напился вдрызг. Шатоха по его приказанию доставил на дачу целый шалман валютных проституток – все девки, как на подбор, длинноногие и красивые – и Базуль отвязался на всю катушку. Что он с ними делал, вор "в законе" так впоследствии и не мог вспомнить. В памяти осталась лишь сауна, после которой он заставил их сначала валяться голышом в снегу, а после поставил на хор[32]32
  Ставить на хор – групповое изнасилование, чаще всего в извращенной форме (жарг.)


[Закрыть] своим охранникам. Здоровенные «быки», заведенные шалостями пахана до полной невменяемости, буквально истерзали несчастных парапетниц, которые, несмотря на всю свою сексуальную «закалку», даже не могли самостоятельно дойти до микроавтобуса, увозившего шалав в город. Впрочем, при всем том, девки остались довольны – не каждый клиент за «рабочую» смену отваливает по две тысячи зеленью.

Проснувшись на заре, все еще во власти хмельной одури, Базуль поплелся к опустевшим вольерам, и долго плакал пьяными слезами – выл по-волчьи, раскачиваясь со стороны в сторону будто китайский болванчик.

Когда пришел начальник телохранителей и попытался увести босса в дом, "положенец" ни с того, ни с сего взбеленился и едва его не пристрелил. Хорошо, что бывший спецназовец оказался быстрым на ногу и успел спрятаться за водонапорную башню, которая, кроме своего прямого назначения, служила еще и дозорной вышкой. Ничего не соображающий Базуль палил во все стороны, пока не закончилась обойма. Одна из пуль влетела в кухонное окно и, срикошетив от сложенной из дикого камня крестьянской печи – старый вор питал слабость к отечественной экзотике – оглушила повара. К счастью, его череп оказался достаточно прочным и бесформенный кусочек свинца лишь рассек кожу.

Наплакавшись вдоволь, Базуль пошел в душ, чтобы согреться – зима уже постепенно сдавала свои права, но не на столько, чтобы можно было разгуливать по двору в халате, пусть и стеганом. Горячая вода окончательно прогнала хмель, и "положенец", вспомнив, что он совсем недавно вытворял, устыдился. Весь во власти раскаяния, он долго бродил по этажам коттеджа, ласково, по-отечески разговаривая со всеми своими присными, а когда дошел черед до девочки-содержанки, его человеколюбие вообще перешагнуло все разумные пределы. Базуль приказал охранникам отвезти малолетнюю путану в город и дать возможность развлекаться, как ей заблагорассудится. В том числе и прикупить одежонки: несмотря на то, что он никогда не был по настоящему женат, старый вор хорошо знал как угодить слабому полу, испытывающему в жизни только одну настоящую страсть – шататься по промтоварным магазинам, бутикам, маркетам и прочим барахолкам с полным кошельком денег до полного изнеможения.

В обед "положенец" надолго закрылся в кабинете со странным типом, который никогда не снимал темных очков. О том, что этот человек существует, знал только Шатоха. Но сегодня секретаря-референта Базуль услал по делам в город – чтобы не путался под ногами, а бывший опер и борец Бобер занимался расследованием происшествия в "Малибу". Тип в темных очках откликался на имя Пеха, хотя как его зовут на самом деле не знал даже старый вор.

Базуль познакомился с ним совершенно случайно, лет двадцать назад, когда их этап по ошибке высадили из вагонов на одной сибирской станции, неподалеку от которой находился тщательно охраняемая колония усиленного режима с весьма специфическим контингентом заключенных. Об этой спецзоне не знали даже видавшие виды воры "в законе", получившие "путевку" в места не столь отдаленные еще от чекистов Дзержинского. Пока разбирались как и почему случилась досадная накладка, этапированных зэков закрыли в длинном, насквозь продуваемом всеми ветрами бараке под присмотром молчаливых и жестоких военных, готовых без лишних проволочек стрелять в любого, кто осмелится воспротивиться приказаниям надзирателей. Не привычные к такому обращению рецидивисты пытались качать права, но когда их "делегацию" в составе пяти человек бесстрастные охранники изрешетили пулями, даже не моргнув глазом, в бараке воцарился страх, который не оставлял этап до самого места назначения.

Их отправили дальше на четвертые сутки. Недоумевающие и напуганные воры галдели, как стая воронья, обмениваясь впечатлениями от увиденного. И лишь пахан Базуль лежал на своем "королевском" ложе молча и с загадочной улыбкой мифического Сфинкса на лице.

Он знал, что собой представляет эта засекреченная зона…

Закрытый в бараке этап кормили два раза – утром и вечером. На удивление, еда была вполне сносной, чтобы не сказать больше. Кое-кто умудрялся найти в борще даже крохотные кусочки мяса, а вместо обычной лагерной каши этапированным рецидивистам приносили невиданное лакомство – толченую картошку с жареной рыбой. Термосы с харчами доставляли все те же молчаливые псы,[33]33
  Псы – охранники (жарг.)


[Закрыть] но на раздаче стоял довольно симпатичный парнишка, один из сидельцев спецзоны. Базуль, как пахан, руководил раздачей и следил за порядком. Обычно он стоял в трех шагах от поваренка, как окрестили парня зэки, а в затылок ему дышал здоровенный надзиратель.

Но однажды попку[34]34
  Попка – надзиратель (жарг.)


[Закрыть] куда-то позвали. И тут парнишка заговорил. Как обычно, не открывая рта, он все также сноровисто орудовал черпаком, и тем не менее Базуль отчетливо слышал обращенные к нему слова:

– Выручи, друг. Если у тебя есть пилка по металлу или напильник, будь добр, передай мне. И если можно скажи адресок на воле, где можно раздобыть ксиву и шмотки. Даю слово, отблагодарю. Клянусь…

Ошеломленный неожиданным чревовещанием, Базуль лишь слегка кивнул, стараясь не глядеть на парня. Он переваривал услышанное еще минут пять, а затем все-таки спросил, тоже стараясь не разжимать губ:

– Кто хозяин вашей зоны?

Поваренок вопрос понял правильно. Чуток поколебавшись, он все-таки ответил:

– Госбезопасность…

Базуля будто током ударило. Шпионы! Здесь чалятся[35]35
  Чалиться – отбывать наказание (жарг.)


[Закрыть] шпионы! Неужто этот хлипкий с виду пацан – диверсант, засланный в Союз иностранной разведкой, может даже американец? Бля-а…

Ночь пахан провел без сна. Впрочем, к бодрствованию и обстановка располагала – пошел мелкий занудливый дождь, и прохудившаяся крыша барака не то что исполняла свое прямое предназначение, а, как казалось Базулю, даже притягивала дождевые капли, чтобы еще больше усугубить бедственное положение этапированных, выливая на и так иззябших зэков ушаты холодной воды.

Пахан размышлял. Он вовсе не был глупым, ограниченным человеком, как большинство его товарищей по многочисленным "ходкам" за решетку. Еще в молодые годы, несмотря на явно выраженные отклонения в психике, постоянно подталкивавшие его сначала на мелкие правонарушения, а затем и на "мокрый" грабеж, Базуль вовсе не считал, что образование – помеха для тех, кто вольно или невольно противопоставил себя закону. Он и в школе учился весьма прилично, а когда попал в лагеря, то прослыл самым прилежным читателем библиотеки зоны. Правда, выбор книг там был небогат, но даже сочинения коммунистических вождей, если их читать между строк, приносили быстро матереющему вору немало пользы. Позже, когда Базуля короновали на вора "в законе", ему, вместе с продуктовыми передачами из воли, доставляли толстые журналы с литературными новинками и самые дефицитные издания, которые в те времена были доступны лишь партбоссам и торговым работникам. Доходило до смешного – к лагерному пахану в очередь за книгами выстраивалось все начальство зоны во главе со своими женами и домочадцами.

Зато во время побегов и когда он между отсидками колесил по стране, Базуля принимали за кого угодно, но только не за уголовника и отпетого негодяя. Благородная седина на висках, отлично пошитый дорогой костюм, изысканные манеры, особенно в обществе женщин, и грамотная речь могли сбить с толку не только сотрудников уголовного розыска, но и опытных психологов. У него было несколько настоящих паспортов с весьма тщательно разработанными легендами. Не будь он вором "в законе", для которого требовалось постоянно поддерживать свое воровское "реноме" все новыми и новыми грабежами и налетами, а в перспективе – и отсидками за решеткой, Базуль мог бы запросто раствориться в людской массе и работать где-нибудь в глубинке на непыльной и денежной должности, благо купить трудовую книжку и диплом о высшем образовании для него не представляло большой сложности.

Базуль был многолик. Он казался своим и в рабочей среде, и на бенефисе какой-нибудь народной артистки, и, естественно, в зоне, и среди рафинированных интеллигентов – впрочем, в таких случаях вор все-таки предпочитал помалкивать, напуская на себя глубокомысленную задумчивость, как бы подчеркивая, что немногословие и впрямь золото. И он был весьма предусмотрительным человеком, иногда чисто интуитивно предугадывая динамику развития событий, начавшихся казалось бы с совсем незначительного случая.

Пахан дал молодому зэку спецзоны КГБ все, что тот попросил. Никакой шмон не мог выявить в этапированных деньги, карты, заварку для чифиря, курево и запрещенные предметы вплоть до напильников и заточек. Заключенные демонстрировали чудеса изобретательности и буквально цирковые фокусы, чтобы обмануть опытных и бдительных надзирателей. Но такие спецы имелись только в лагерях, а обычный конвой на этапе в основном состоял из не очень разбитных деревенских парней, которые не видели дальше воинского устава и служебных предписаний, в которых могли разобраться достаточно образованные люди.

Базуль сунул надфиль в объедки, а адрес и пароль для надежного человека на воле сказал прямым текстом, зашифровав под воровскую феню, на которой он говорил со своими товарищами по этапу, выстраивая их в очередь к термосам с едой. На удивление, поваренок все понял с первого раза, выдав свое истинное состояние лишь острым, словно укол шпаги, взглядом, в котором пахан прочитал и благодарность за услугу, и нечто загадочно-мрачное, отдающее могильным холодом, тут же заставившее вора "в законе" пожалеть о своем поступке…

Прошли годы. Базуль уже начал забывать о случайной встрече, но поваренок сам напомнил о своем существовании. Позже пахан удивлялся, как он умудрился разыскать его на необъятных просторах Союза, однако в тот момент, когда это случилось, Базулю было не до анализа свершившегося.

Его опять повязали. Как всегда, под чужим именем и с фальшивыми документами. Несмотря на то, что в стране полным ходом шел вселенский бардак под звучным именем "перестройка", органы по инерции делали свое дело и криминалитет пока не чувствовал себя, как после развала Союза, вольготно и независимо. Базуля крутили уже неделю, пытаясь не только расколоть, но и навесить на него еще несколько дел, однако для опытного вора "в законе" потуги молодого следователя были, что называется, семечками.

Тем более, что его истинную фамилию за это время так и не смогли установить из-за обычных бюрократических проволочек.

На седьмой день Базуля вызвали на очередной допрос. Его сопровождал почему-то лишь один конвоир, который неожиданно для пахана изменил обычный маршрут и вывел вора "в законе" через КПП прямо на улицу, где их уже ждал милицейский "козлик". Они ехали минут десять, а затем в одном из глухих переулков Базуля пересадили в БМВ с тонированными стеклами и дипломатическим номером. Изумленный пахан решил помалкивать и не брыкаться, так как с двух боков возле него сидели крепкие неразговорчивые парни. Машина выехала за город и, немного поплутав по проселкам, доставила пассажиров на охраняемую лесную дачу. Там Базуля завели в комнату с решетками на окнах и оставили в полном недоумении, предложив кофе и сигареты.

Спустя несколько часов дверь отворилась и в комнату вошел элегантно одетый сухощавый мужчина в черных очках. Он остановился в двух шагах от Базуля, который и не подумал встать, и некоторое время рассматривал вора с совершенно бесстрастным видом.

– Гражданин начальник, что за дела? – первым нарушил молчание Базуль. – Я ни в чем не виноват. И вообще – куда меня привезли?

Он понимал, что говорит глупости, но от вошедшего исходила какая-то угроза и чтобы снять все возрастающее напряжение пахан решил пойти в атаку первым.

– Вот и свиделись… – наконец разжал тонкие волевые губы мужчина. – Здравствуй, Федор Лукич… – И он снял очки.

Разверзнись в тот момент под ногами пол, Базуль удивился бы меньше, чем при виде острых холодных глаз незнакомца. Это был тот самый поваренок из колонии усиленного режима КГБ!

– Ты!? – Базуль подхватился, как ошпаренный. – Откуда?..

– Как видишь, жив. Между прочим, твоими молитвами. Да ты садись, сейчас нам принесут перекусить и коечего для согрева души. Отметим встречу. И поговорим…

Они беседовали до вечера. Бывший зэк спецзоны КГБ, который назвался Пехой, умел убеждать. И этот вторник стал днем рождения бизнесмена Базуля, чуть позже на сходке воров "в законе" получившего под свое начало целый областной центр. Пеха помог ему навести мосты на Запад и все эти годы выполнял функции "серого" кардинала, обеспечивая внешнюю безопасность группировки "положенца". Иногда Базуль задавался вопросом: кто Пеха на самом деле и какие преследует цели? Но спросить напрямую у него почему-то не хватало смелости. Впрочем, он был уверен, что Пеха правды не скажет. Лишние знания обременяют человека…

Пеха выглядел усталым. От того юного миловидного поваренка, который когда-то вертелся юлой со своим черпаком, не осталось и следа. Годы оставили на аскетическом лице "серого" кардинала даже не морщины, а целые рвы, хотя он был и не стар. -…Говоришь, "третья" сила? – переспросил Пеха. – Возможно. Но не обязательно.

– Ну а кто же тогда устраивает все эти козни?

– В предвыборной кампании все средства хороши, это аксиома. Но не до такой степени. Бойня не нужна никому. Все широковещательные заявления президента и прочих государственных мужей в преддверии выборов об усилении борьбы с преступным миром и коррупцией – не более чем дымовая завеса. И ты, и я хорошо знаем кто платит по счетам за постановку различных выборных шоу. Наркоман никогда не сдаст своего поставщика. А те, кто рвутся к власти, торчат на финансовой игле не менее прочно, чем примитивные идиоты, которые не в состоянии прожить ни единого дня без шприца с какой-нибудь гадостью. Кто захочет рубить сук, на котором сидит?

– Но факт, как говорится, налицо.

– Факты можно и подтасовать. Все то, о чем ты мне, Федор Лукич, рассказал, смахивает на голливудский сценарий с совершенно дикими натяжками. Да, все довольно хитро сплетено, однако я пока не улавливаю смысл затеянной постановки. Вечный вопрос юриспруденции – кому это выгодно? – как-то не просматривается.

– Но Чингиз…

– Он всего лишь пешка в чьей-то достаточно примитивной игре. Это можно выяснить в два счета. Но вот другие наслоения мне непонятны. А что касается некоего зверя из преисподней, то пока еще конец света, когда из ада вылезут на поверхность разные чудища, не предвидится. Или, по крайней мере, настанет несколько позже, если судить по предсказаниям Нострадамуса.

– Мне от этого не легче, – буркнул Базуль. – Все рушится на хрен…