Текст книги "Сплетающие сеть"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7

На следующий день, с утра пораньше, я отправился собирать грибы. Мне вовсе не улыбалась перспектива новой встречи с Каролиной, тем более, что изба стариков Коськиных стояла неподалеку от моего жилища. А я почему-то был уверен, что эта нахальная особа не оставит меня в покое.

Мне нужно было все хорошо обдумать…

В этом году грибы росли там, где не ступала нога человека. По крайней мере, моя – точно. Я отмахал по лесу и болотцам добрый десяток верст, однако добыча едва прикрывала дно корзины.

Но я особо не огорчался. Меня больше занимала другая проблема. Все сужая и сужая круги, я бродил вокруг охотничьего зимовья, которое показалось мне подозрительным еще в мае месяце, когда я на него наткнулся. Что-то в этой истории с побегом Каролины от мужа было не так…

Избушка не подавала признаков жизни. Я долго лежал в зарослях, через бинокль наблюдая за крохотным подслеповатым оконцем и входной дверью, которая была не заперта. Перед этим мне пришлось битый час едва не на коленках обследовать окрестности – на предмет определения свежих следов.

Следов не оказалось. Я имею в виду человеческих. Звериных было много. Чего-чего, а дичи здесь хватало.

Особенно ее прибавилось, как рассказывал мне Зосима, после развала колхозной системы.

У крестьян не было денег на ядохимикаты для обработки полей. Поэтому насекомые, птицы и звери плодились беспрепятственно, и их количество регулировалось природными факторами, а не прихотью пьяного тракториста или не выспавшегося летчика сельскохозяйственной авиации, которые сыпали смертельно опасные для всего живого вещества безо всякой меры, на глазок.

Да, точно, зимовье пустовало. На первый взгляд. Чтобы убедиться в правильности своих суждений, нужно было зайти внутрь. Но что-то удерживало меня, не пускало, – какой-то неосязаемый тормоз, именуемый предчувствием. В общем, не нравилась мне эта избушка. Не нравилась – и все тут.

Я лежал, и, вместо того, чтобы предпринять какие-либо действия, мучительно размышлял над столь странным феноменом. Нет, я не был трусоват и не страдал чрезмерно развитым чувством самосохранения. А осторожность присуща даже фанатику, готовому, не моргнув глазом, положить за идею голову на плаху.

Я всегда считал (по крайней мере, в зрелом возрасте), что от судьбы не сбежишь. И где она наметила тебе финишную прямую, известно только всевышнему. Так что не стоит постоянно мандражировать – по поводу и без. Просто живи и радуйся каждому прожитому дню.

Идти или не идти к избушке? Вопрос стал, прямо скажем, ребром. Мне до зуда под ложечкой хотелось посмотреть, что изменилось в зимовье после моего посещения в мае месяце.

Кстати, когда я начал расспрашивать Зосиму о местности, где была построена избушка и о ней самой, он долго чесал в затылке. А затем очень неохотно пробубнил, что давно там не был и ничего о зимовье не знает, но места в той стороне гиблые и мне лучше туда не ходить. Больше обычно словоохотливый Зосима на эту тему со мной не разговаривал. Что было весьма странно.

Так все-таки, почему я так настороженно отношусь к избушке? Неприятное чувство чего-то непонятого, не до конца осмысленного, давило на психику, вызывая неуверенность и щемящее осознание неизвестно откуда надвигающейся опасности.

Я еще раз перетасовал в уме известные мне факты. И, в конце концов, со вздохом сожаления, вынужден был констатировать, что дедуктивный метод Шерлока Холмса мне не по зубам.

Кто-то явно желал не оставлять следов пребывания в зимовье. Ну и что? Вариантов пруд пруди. Начиная от браконьеров, которые могли охотиться в этих местах на оленей, кабанов и сохатых по заказам дорогих ресторанов, до беглых заключенных или солдат-дезертиров, благо и зона, и воинская часть находились, как по нашим меркам, совсем недалеко, примерно в ста двадцати километрах от "острова".

А то, что в нынешние времена и зэки, и защитники отечества уходили в побег косяками, ни для кого уже давно не было секретом. Притом, последние обычно с оружием в руках.

И все же, все же… Червь сомнения точил меня, не переставая.

Стоп! Где были твои глаза, дружище!? В голове словно прояснилось. Как же ты не сообразил, что избушка сложена с пиленого бруса? А это совсем не характерно для этих мест, тем более, что вокруг вполне достаточно строевого леса. Оставалось только свалить его и обтесать, что обычно и делалось в таких случаях. Но брус доставили сюда издалека, скорее всего, вертолетом, так как следов гусеничного тягача я не видел.

И что самое интересное – зимовье построено от силы год-два назад. Чтобы его состарить, стены покрасили темно-серой морилкой, а щели законопатили свежим мхом. Крышу тоже замаскировали опавшими листьями и лишайником. Ловкачи… То-то я ломал голову, почему вблизи избушки нет признаков строительства: пней от спиленных деревьев, веток, коры, опилок и щепок.

В принципе, плотники, рубившие зимовье, могли сделать уборку и сжечь строительный мусор. (Что очень сомнительно – с нашим-то варварским менталитетом). Время тоже внесло свои коррективы.

Но такие следы полностью исчезают не скоро. А избушка, при всех маскировочных ухищрениях ее владельцев, все равно вблизи не выглядела ветхой. Видимо, кто-то больше опасался наблюдателей с воздуха, нежели нечаянно забредшего сюда охотника.

Все объяснялось достаточно просто – детали зимовья подогнали в деревообрабатывающем цехе. Оставалось только сложить их как детский конструктор. Даже печка-буржуйка была заводского изготовления – литая, чугунная. Попробуй, дотащи ее в эту глухомань на закорках.

При постройке охотничьих избушек в качестве очага обычно использовались обрезанные до половины бочки из-под горюче-смазочных материалов. Или камни, если таковые оказывались поблизости.

Ну и что? Даже если избушка является законсервированной базой инопланетян, тебе-то какое дело?

Впрочем, чем черт не шутит… Нет, нет! Хватит! Хватит заниматься мыслеблудием. Все эти рассуждения и предположения не стоят и выеденного яйца.

Но почему тогда меня так тянуло именно в это место? Я привык доверять своей интуиции, а она как раз взбунтовалась и настойчиво звала именно сюда, именно в этот день…

Занятый борьбой с собственными мыслями, я не сразу уловил изменений в окружающей обстановке.

Неожиданно умолкли птицы, и тревожная тишина воцарилась в окрестностях зимовья. Я, конечно, не настолько лесной человек, чтобы по дуновению ветра определить, где находится противник, сколько в группе человек, и чем они вооружены.

Но отшельническая жизнь на лоне почти не затронутой цивилизацией природы все же внесла некоторые коррективы в мою городскую сущность. У меня словно упала с глаз пелена, а из ушей вынули пробки.

Поэтому, когда к избушке подошли трое, я уже был настороже и знал с какой стороны их ждать. А продвигались они, к слову, весьма тихо и скрытно. Чувствовалось, что в лесу троица явно не впервые.

Это были профессионалы. Они действовали быстро и слажено. Окружив избушку, парни – а им было от силы под тридцать – скрытно подобрались к двери и ворвались внутрь с оружием наизготовку. Я так понял, на всякий случай.

Но про то, что они действовали вполне профессионально – пусть их. А что касается оружия, которое парни держали в руках, тут было над чем поразмыслить. Зачем таскать с собой по лесу автоматы АКС-74У? Лишь один из них держал в руках винтовку, с которой можно охотиться на крупную дичь, но и это была СВД с оптическим прицелом. Круто…

Я с тоской посмотрел на свое гладкоствольное ружье, снаряженное патронами с дробью, и тяжело вздохнул: пора, брат, когти рвать отсюда, пока эти парни не обнаружили наблюдение. Пуля СВД достанет где угодно.

А то, что эта троица не будет разводить базар-вокзал, можно не сомневаться. Прихлопнут, как муху, – и все дела. Им свидетели не нужны.

Свидетели чего? Этот вопрос застал меня врасплох, и я, вместо того, чтобы сделать ноги, так и остался в своем укрытии, усиленно размышляя над внезапно возникшей проблемой. Кто эти парни и что им здесь нужно?

Тем временем задымила труба, и один из парней вышел с топором, чтобы нарубить дров. Он настороженно косился на заросли, окружающие зимовье, и держал автомат под рукой. Я наблюдал за ним даже не через бинокль, а вполглаза, потому как знал, что прямой пристальный взгляд некоторые люди ощущают буквально кожей. Особенно прошедшие специальную подготовку.

Но даже без оптики физиономия дровосека не внушала ни приязни, ни доверия. Он был черен, словно галка, с хищным крючковатым носом. Его темные глаза смотрели с первобытной злобой, помноженной на фанатизм. Короче говоря – не наш человек.

Скорее всего, это был кавказец. Собственно, как и остальные двое, насколько мне удалось их разглядеть.

Только волосы старшего (я определил его чисто интуитивно), несмотря на молодые годы, уже тронула седина.

Вскоре крючконосый, тщательно подобрав щепки, с охапкой дров удалился в избушку. И тут же ему на смену вышел второй. Держа оружие наготове, он начал ходить туда-сюда, время от времени резко и внезапно останавливаясь, чтобы прислушаться.

Этого я все-таки решился рассмотреть через бинокль. Мне хватило двух-трех секунд, чтобы его облик намертво запечатлелся в моей памяти.

Он был невысок ростом, жилист и кривоног. Левую бровь делила пополам светлая полоска шрама, а правая щека была испещрена мелкими черными точками и изрыта оспинами – похоже, это остались следы от взорвавшегося в стволе патрона. Не награди его природа заячьей губой, парня можно было бы с известной натяжкой назвать симпатягой.

Через двадцать минут часового окликнули, и он поторопился скрыться внутри зимовья. Его немедленно сменил крючконосый. Он что-то доедал на ходу. Похоже, обед был готов. Судя по скорости приготовления пищи, троица пользовалась сухим пайком, а на плите кипятили чай.

Время шло. А я все так же лежал в засаде, будто приклеенный, не решаясь на какие-либо действия.

Насытившиеся парни по-прежнему отсиживались в хижине, но наружный пост они так и не сняли – крючконосый и ушастый меняли друг друга через каждые полчаса.

Близился вечер. Я наконец решился отправиться восвояси. Собственно говоря, какое мне дело до этой троицы, разгуливающей по глухомани с оружием в руках? Пусть ими занимаются те, кому положено по долгу службы.

На худой конец, чтобы самому не светиться, передам в органы через Зосиму запечатанный конверт с анонимной ориентировкой на этих парней, чтобы он бросил его в почтовый ящик на станции. Мне как-то не улыбалась перспектива маяться в официальных кабинетах, давая показания следователям милиции или ФСБ.

Однако меня опередили. В очередной раз отворилась дверь избушки, и к часовому присоединились остальные двое. Выдерживая дистанцию, они двинулись в том же направлении, откуда появились. В их позах по-прежнему чувствовалась угрюмая настороженность и готовность в любой момент открыть огонь.

Прежде набитые под завязку рюкзаки троицы изрядно похудели.

Я лежал, не двигаясь и не меняя позы, как минимум двадцать минут – пока притихшие лесные птицы снова не начали подавать голоса. Значит, троица уже далеко от зимовья. Конечно, они могли и затаиться гденибудь поблизости, чтобы некоторое время понаблюдать за окрестностями и проверить нет ли за ними "хвоста".

Однако если судить по моим наблюдениям, парни на такой фортель не могли сподобиться. Во-первых, у них не было на это веских причин, а во-вторых, для таких дел требуются люди с весьма солидной и специфической подготовкой, у которых подобные проверки развиты на уровне инстинкта. Все трое, скорее всего, были боевиками какого-нибудь чеченского или иного закавказского клана.

Но тогда напрашивался закономерный вопрос: а что они здесь, в русской глубинке, потеряли? По какой причине эти кавказцы так напряжены и почему скрытничают? И что они оставили в зимовье?

Я колебался недолго. А, была, не была!.. Иначе бес любопытства, которого я намеревался заковать в цепи безразличия и сдержанности, в конце концов меня доконает.

К зимовью мне пришлось добираться ползком. Я все-таки решил поберечься. Дверь по-прежнему была не заперта; к ней лишь привалили бревно – чтобы лесное зверье не забралось в избушку.

Внутри пахло дымом и подгоревшим маслом. Но ни остатков еды, ни посуды я не увидел. Наверное, парни все это унесли с собой. Избушка, как и прежде, казалась необжитой, давно покинутой. Да, эти парни явно страдали повышенной аккуратностью…

Но куда девался их груз? Обитый жестью ящик, где охотники обычно хранят неприкосновенный запас продуктов, оказался пустым. Я заглянул даже в печку, но кроме свежего пепла и нескольких тлеющих угольков ничего не заметил.

Да-а, загадка… Я тупо осматривал стены и пол в надежде найти какой-нибудь тайник (если он, конечно, там был), но все мои потуги пропали втуне. Черт побери! Может, меня заклинило во время наблюдения за парнями и я ошибся насчет груза в рюкзаках?

Я не стал долго задерживаться в зимовье. Ошибся, не ошибся, но нужно отсюда уходить. Искать тайник просто недосуг. Солнце уже скрылось за деревьями, и я торопился попасть на свой "остров" если и не засветло, то хотя бы в сумерках. Иначе придется ночевать в лесу; о том, чтобы остаться в избушке, я даже не помышлял.

А идти в темноте по болотам может разве что сумасшедший. Или опытный охотник-следопыт, отлично знающий местность. Увы, я к таким не относился.

Впервые за месяцы, проведенные на "острове", я шел по лесу словно по минному полю. Мне всюду мерещились вооруженные бандиты; а кто еще мог бродить по этой глухомани с автоматическим оружием, как не бойцы какой-нибудь мафиозной группировки?

Если честно, то я был немного напуган: кому хочется нарваться на пулю за здорово живешь? Ведь ответить мне было практически нечем…

Когда я, уже по темноте, зашел в свою избу, силы оставили меня. Я, как был в резиновых бахилах, так и завалился на постель. У меня совсем пропал аппетит, хотя я и не прочь был выпить рюмку-другую.

Но лень, навеянная усталостью, буквально пригвоздила меня к кровати. Я уснул, даже не заметив, как это произошло, хотя и намеревался после небольшого отдыха все же приготовить легкий холостяцкий ужин – поджарить пару яиц и гренки к чаю.

Глава 8

Разбудил меня стук в дверь. Все еще во власти сна, с полузакрытыми глазами, я, как сомнамбула, добрел до порога и отодвинул засов. За дверью стоял встревоженный Зосима.

– Какого хрена… с утра пораньше!? – спросил я возмущенно.

– Дык, это, какое утро!? Уже полдничать пора.

– Шутишь… – Я протер глаза и посмотрел на часы.

Ни фига себе! Полдвенадцатого. Ничего себе покемарил…

– Что у тебя стряслось? – Зосима с обалдевшим видом уставился на мои облепленные подсохшей грязью бахилы.

– Охотился… – Я не стал вдаваться в подробности. – Поздно пришел…

– А я стучал, стучал… Думал, что-то случилось.

– Типун тебе на язык. Что может случиться с дачником? Между прочим, я мог и в лесу заночевать. Не впервой.

– Мог, – согласился Зосима. – Но тебя вчера видели. Поздним вечером.

– Кто? – Я удивился совершенно искренне, потому как пробирался в свою обитель словно вор; даже деревенские собаки не лаяли.

– Коськины. Мог бы и сам догадаться…

Блин! Конечно, мог бы. Самодеятельные деревенские детективы и политинформаторы дед Никифор и баба Федора знали подноготную каждого жителя "острова". Кто-то еще собирается чихнуть, а уже Коськины докладывают остальным когда это должно случиться и сколько раз. Жуть! Для них только я пока оставался тайной, но у меня совершенно не было сомнений, что когда-нибудь и мои кости начнут мыть и полоскать с превеликим усердием.

– Обедать будем? – деловито поинтересовался Зосима, ставя на стол закопченную кастрюлю.

– Спрашиваешь! – с воодушевлением воскликнул я, быстро снял сапоги, и поторопился к умывальнику.

В кастрюле находился превосходно приготовленный тетерев. На Зосиму, обычно относившемуся к своему быту достаточно безразлично, иногда находило, и тогда он развивал кипучую деятельность. В частности, возле кухонной плиты. Притом готовил он (особенно дичь) отменно. Едва сдерживая вполне понятное нетерпение, я быстро достал тарелки, и спустя какое-то время мы приступили к трапезе.

Вернее, намеревались приступить. Выпив свою рюмку, я с вожделением вонзил зубы в аппетитный кусок дичи… и застыл, вытаращившись в сторону входной двери.

Там стояло привидение! Оно было закутано – как и положено – в белый балахон. Или во что-то наподобие бурнуса. В принципе я не суеверен, но бесшумно появившееся нечто могло напугать кого угодно.

Зосима, заметив мое состояние, обернулся и сказал:

– А-а, барышня… Здрасьте.

– Привет, – непринужденно ответило привидение. – Пригласите к столу? Умираю, есть хочу.

Ну, конечно же, это была Каролина. Ее одеяние состояло из купальника и белой полупрозрачной накидки, которая укутывала ее с головы до ног. В этом просторном балахоне, подпоясанном витым шелковым шнуром, она была похожа на арабскую принцессу.

– Зосима, здесь что, проходной двор? – Я постарался, чтобы в голосе прозвучали металлические ноты. – Дверь я обычно закрываю на щеколду, и тебе это известно. Сквозняки гуляют, понимаешь… – Я старался не смотреть на девушку.

– Дык, я… – Зосима смущенно заерзал. – Ну, это… забыл…

Я ожидал, что Каролина начнет метать громы и молнии. Но она была сама покорность и благодушие. Не дожидаясь приглашения, девушка уселась напротив меня, возле Зосимы, и с деланным восхищением принюхалась, смешно морща нос:

– Ба-алдеж… – протянула она. – Дичь под соусом, – сказала Каролина, заглядывая в кастрюлю. – Обожаю. И мне, пожалуйста, положите кусочек, – обратилась она к Зосиме, от смущения красному, словно вареный рак.

Меня она напрочь проигнорировала. Ну, блин, и штучка. Совсем оборзела. И что теперь? Как я должен реагировать на такое нахальство?

– Зосима, а я и не знал, что ты занялся ресторанным бизнесом.

– Чаво!? – У Зосимы отвисла нижняя челюсть. – Как это?

– Клиентов приглашаешь, – кивнул я в сторону девушки, – а меня в известность не ставишь. Между прочим, изба – моя собственность.

– Дык, я ни в жысть… и в уме не держал. Значит, вчера двух тетеревов… того… Ну и, это, с утра печку растопил, а она дымит… И сковородка маловата. А где же другую сыщешь? Вот я и… чтоб вкусней было… В кастрюле… – Зосима совсем запутался и беспомощно развел руками. – Не приглашал я!

– Ладно, чего уж там, – сказал я с деланным миролюбием. – Ресторан так ресторан. Название потом придумаем. Сообща. Что-нибудь экзотическое. А пока неплохо бы меню с ценами повесить у входа.

Тетерева добыть, это, конечно, не лося завалить, но все-таки… Ходьба по пересеченной местности, плюс патроны… Кроме того, дробь и порох нынче в цене. Я уже не говорю, что сезон охоты еще не открыт и отстрел произведен незаконно, без лицензии, а сие чревато большим штрафом. Риск благородное дело, но за него нужно платить.

– Сколько? – спросила Каролина, дерзко ухмыляясь.

– Хозяин знает, – кивком указал я на совсем обалдевшего от моих разговоров Зосиму. – Наше дело – сторона.

Я лишь арендодатель.

Зосима лишь промычал в ответ что-то маловразумительное.

– Он подумает, – сказал я строго. – А пока угощайтесь. Счет вам выпишут… к вечеру.

– Вы так любезны. – Каролина посмотрела на меня уничижающим взглядом.

Я ожидал взрыва, но она все-таки сдержалась и принялась за еду.

– Не хотите ли откушать? – Я не без изящества указал на графин. – Самогоночка-с, мадам. Вульгарный напиток, но под дичь идет бесподобно. Рекомендую.

– Больше мне эту гадость не предлагайте. Бр-р!

– Что так?

Она обожгла меня нехорошим взглядом и, не удостоив ответом, жадно накинулась на свою порцию дичи.

Зосима отрезал ей самый жирный кусок. Подхалим хренов…

– Понятно. Слышь, Зосима, барышня желает шампанского.

– Ну-у… – Мой приятель подпустил глаза под лоб и обречено вздохнул.

Он никак не мог понять, шучу я или говорю серьезно.

Я решил пока оставить треп и последовал заразительному примеру девушки. И не только потому, что сильно проголодался. Глядя, с какой скоростью она уплетает свой кусок, я понял, что нужно поторопиться, иначе мой поздний завтрак может помахать мне аппетитно поджаренными крылышками. С этой мамзели станется…

Обед – ладно, пусть будет поздний завтрак – мы закончили в полном молчании. Каролина ела с таким рвением, словно хотела насытиться на всю оставшуюся жизнь. Похоже, Коськиным было не до квартирантки. Наверное, старики решили, глядя на ее тонкую девичью фигуру, что она питается святым духом.

Впрочем, у них с харчами всегда было не густо. Коськины не держали никакой домашней скотины, потому питались привозными городскими продуктами, в основном концентратами и консервами, которые раз в месяц передавал им сын с проводниками пассажирских вагонов. Посылку оставляли на станции, а Зосима привозил ее в конечный пункт, по адресу.

Правда, у Коськиных имелись куры, какая-то длиннохвостая индийская порода, полудикари, но где они неслись и когда высиживали цыплят, никто (в том числе и хозяева) не знал. Куры целыми днями копошились в лесу, перелетая с ветки на ветку, как рябчики, и только к вечеру возвращались домой, в свой курятник.

Старики не ведали им счета, потому что куриное стадо то уменьшалось до десятка, то увеличивалось до полусотни (вместе с цыплятами). И все это могло случиться в течение недели. Наверное, куры-иммигранты очень даже неплохо прижились в русской глубинке и кроме курятника имели какое-то лесное пристанище – скорее всего на деревьях, в виде природного насеста.

Насытившись, Каролина вежливо поблагодарила, ни к кому из нас двоих конкретно не обращаясь:

– Спасибо. Очень вкусно…

– Чай, кофе?.. – спросил я предупредительно.

– Если можно, то чай, – с деланным смирением ответила девушка.

Похоже, она решила, что моя изба и впрямь кабак, а я исполняю роль полового.

– Тогда вперед. – Я нахально ухмыльнулся. – Заварка в шкафу, чайник на плите.

Каролина с независимым видом поднялась и продефилировала к плите с гордо поднятой головой. Мы с Зосимой переглянулись и мой приятель хитро осклабился. Он, наконец, начал вникать в ситуацию.

Чай был заварен так себе – по-городскому. То бишь, жиденько. И я, и Зосима предпочитали почти чифирь – чтобы в мозгах наступало просветление.

Но я не стал заниматься критиканством, решив, что не нужно заводить нашу красотку без нужды. После доброй порции дичи и двух рюмок настойки у меня появилось благодушное настроение. Даже тревога, вызванная вчерашними приключениями, с утра неприятно томившая душу, ушла на задний план, растворилась в легкой эйфории, навеянной сытостью и домашним уютом.

Зосима тоже расслабился: расстегнув ворот рубахи и раскурив трубку, он с явным удовольствием наблюдал за Каролиной, которая хлопотала возле плиты. Наверное, ее цветущий вид напомнил ему о безвозвратно ушедшей молодости и какую-то из сбежавших жен.

– Итак, вы все-таки не последовали моему совету вернуться в город, – обратился я к девушке для завязки разговора, когда она убрала грязную посуду (убрала, но не помыла, а просто сгрузила тарелки и чашки в мойку).

– Я в советчиках не нуждаюсь! – отрезала она.

– Это я давно понял. Вы нуждаетесь лишь в усиленном питании и хорошей компании. Но я почему-то не думаю, что мы подходим на роль закадычных друзей. А что касается лично меня, то я вообще предпочитаю спокойствие и уединение.

– Вы женоненавистник?

– С чего вы взяли?

– Так обращаться с девушками может лишь совершенно отмороженный тип. У вас нет ко мне ни капли жалости.

– Как это ни прискорбно сознавать – нет. Увы. Хотя ваши обвинения в том, что я женоненавистник, несостоятельны. И я это уже доказал.

– Каким образом? Угостив меня обедом? Между прочим, платным. Фи, как примитивно… – Она брезгливо наморщила нос. – Кстати, сколько я вам должна?

– О долгах потом. А доказательством моей толерантности по отношению к слабому полу является ваше спасение. Будь на моем месте женоненавистник, он бы и пальцем не шевельнул, чтобы вытащить вас на берег.

– Значит, ошибочка у вас вышла, – язвительно заметила Каролина. – Бес попутал. Наверное, ввел в заблуждение мой комбинезон.

– Наверное… – Я решил прекратить пикировку; ну ее к лешему, эту мамзель; у нее язык, как бритва. – Считайте меня кем угодно, только не мелькайте перед глазами. А то рябить начинает. Если вы решили в этой глуши отдохнуть от семейной жизни – ваше право. Но мне вовсе не улыбается перспектива спасаться бегством от мужа-ревнивца. К тому же, судя по всему, на наш "остров" он может заявиться не с примитивным топором (как это принято в семейных разборках), а с чем-нибудь покруче.

– Ну, ваше мужество мне уже известно… – Она вызывающе хихикнула.

– Героями не рождаются, героями становятся, – назидательно изрек я избитую сентенцию. – Я исправлюсь.

Со временем. Как только подвернется удобный случай.

– Как же… – Каролина уже смеялась совсем откровенно. – Случай подвернется… Неужто у вас не осталось ни капельки мужской гордости? Вы даже не возмущаетесь.

– Вот такой я нехороший. Между прочим, мужчина обычно выпендривается перед женщиной, проявляя храбрость (нередко совсем идиотскую), только для того, чтобы закадрить ее. А у меня сейчас такого желания нет.

– Неужто я для вас пустое место? – В глазах Каролины зажегся опасный огонек.

Я решил не перегибать палку и ответил честно:

– Ничего подобного я не говорил. Скорее наоборот – вы мне приятны и симпатичны. Но не настолько, чтобы я мог изменить своим привычкам.

– Вы еще и врун.

– Точнее – фантазер. Но не в нашем случае. Я просто не горю желанием вмешиваться в семейную междоусобицу. Это всегда чревато. Как говорится, муж и жена – одна сатана. Воистину, третий в такой ситуации лишний.

– Судя по тому, как вы жонглируете прописными истинами, у вас и впрямь нет недостатка в образовании. Я начинаю склоняться к вашей версии – что вы действительно интеллигент, а вовсе не военный человек, как мне думалось. – Ее голос источал желчь.

– Только не говорите вшивый интеллигент, как это было принято в совсем недалекие времена. По части личной гигиены у меня все в норме.

– Оно и видно… – Она скептически посмотрела на комья грязи, испещрившие пол.

Я поторопился как можно незаметней затолкать ногами под стол грязные бахилы. Снять-то я их снял, но помыть и поставить на место у входной двери не успел – уж больно есть хотелось. И тем более у меня не было времени навести в своей обители хоть какой-нибудь порядок.

– Незваный гость хуже татарина, – опять блеснул я эрудицией. – Уж извините, мы вас не ждали. Иначе я надраил бы пол зубной щеткой. Кстати, вместо того, чтобы разводить трали-вали и заниматься критиканством, не лучше ли взять веник и швабру и произвести элементарную уборку. А то у нас в стране критиков пруд пруди, а добросовестных работников – кот наплакал.

– Я в уборщицы к вам не нанималась!

– Кто спорит… – Я окинул ее с ног до головы долгим оценивающим взглядом. – Эта прозрачная дерюжка чай в рюкзаке хранилась? Конечно, к такому прикиду ведро и веник совсем не катят. Вам бы сейчас в приморском баре кантоваться, а не в этих палестинах. Зосима, как там твоя Машка? Не застоялась ли? Мне кажется, барышне все же стоит прислушаться к голосу разума и как можно скорее покинуть нашу мирную обитель.

– Ни за что! Оставаться здесь или нет – это моя проблема.

– Извините, я сморозил глупость. Разум и женское упрямство несовместимы. А что касается ваших проблем… Я прямо-таки с душевным трепетом мечтаю, чтобы они, случаем, не стали нашими. Но вы почему-то настойчиво втягиваете нас в какую-то авантюру. В какую именно, мне пока непонятно, однако я совершенно не сомневаюсь, что так оно и есть.

– С чего вы взяли, что я авантюристка и пытаюсь вовлечь вас в какое-то опасное предприятие? А-а, понятно… Я просто забыла с кем имею дело. Храбрость – не самое главное ваше качество.

– Кто возражает? Ну не могу я лечь грудью на амбразуру дзота – и все тут. Но не в этом дело. Я лишь в очередной раз пытаюсь донести до вашего сознания, что всем земным благам предпочитаю спокойствие и умиротворенность. Потому все, что мешает этому, вызывает у меня вполне обоснованное раздражение и опаску. Я простой обыватель, который хочет, мечтает, чтобы его оставили в покое.

– А я тут причем?

– Очень даже причем. Кстати, из-за вас уже рыба в озере перестала ловиться. Вы ее напугали. Правда, Зосима? – Мой приятель, недоуменно вытаращившись, невольно кивнул. – Вот видите, он подтверждает.

Поэтому пришлось на дичь перейти. Птичку, конечно, жалко, но не помирать же с голоду.

– Господи, какую чушь я должна выслушивать!? – Она демонстративно всплеснула ладонями. – Мне кажется, на вас дурно подействовал уединенный образ жизни. Я где-то читала, что у Робинзонов со временем психика нарушается. Ну, вы меня понимаете… Нет? Это когда у человека в голове ку-ку.

Вот нахалка! Ну что с ней делать? Может, поступить, как Стенька Разин: взять ее в охапку и зашвырнуть на средину озера? Так сказать, вернуть воде то, что ей принадлежало. Гляди, потом все изменится к лучшему…

Ах, мечты, мечты, где ваша сладость?..

Я посмотрел на Зосиму. Он сидел прямо, словно в трансе, и только хлопал ресницами. Где и подевалась его говорливость. Да, эта барышня кому хочешь рот заткнет. Переболтать ее может разве что ученый попугай.

– В нынешние времена, мадам, гораздо лучше быть сдвинутым по фазе, нежели иметь здравый рассудок, – сказал я примирительно. – Даже при непредвзятом взгляде на действительность умному человеку впору лезть в петлю. То, что сейчас творится (и не только у нас – во всем мире), похоже на кошмарный сон.

Человечество уже заканчивает рубить сук, на котором сидит.

– Ба, да мы философы! – воскликнула с неприкрытым сарказмом Каролина. – Теперь мне понятно, почему вас привлекает отшельнический образ жизни. Похоже, вам захотелось, чтобы вас еще при жизни причислили к сонму святых. Только как вяжется вся эта, отнюдь не нищенская, обстановка, – она сделала рукой круговое движение, – с вашим мировоззрением? По-моему, отшельничество предполагает аскетизм.

Или я не права?

– Вы принадлежите к тем индивидуумам, которые всегда правы, – отпарировал я ее выпад. – Говорят, что подобное свойство принадлежит ограниченным людям, но вы, видимо, являетесь приятным исключением.

Удивительно, но девушка смолчала. Она лишь обожгла меня презрительным взглядом и демонстративно отвернулась.

На какое-то время в избе воцарилась тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, я начал мыть посуду, при этом размышляя о превратностях судьбы; на меня иногда находит такая блажь. Все выходило на то, что моему спокойному размеренному существованию в деревенской глуши подходит конец.

И как будто в подтверждение моим выводам в сенцах что-то загрохотало (скорее всего, кем-то оброненные пустые ведра), и в избу достаточно шустро вбежала баба Федора.