Текст книги "Сплетающие сеть"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Может, попытаемся пройти со слегой…[2]2
  Слега – длинная жердь.


[Закрыть] – не очень уверенно предложил Зосима.

– Попытайся, – сказал я с умеренным сарказмом. – Только прежде попрощаемся. Как поется в песне: "И в дальний путь, на долгие года…". Грязь свежая, ориентиры тропы утрачены. Видишь, там даже кочек нет.

Ухнешь в ямину – и поминай, как звали.

– Вижу, вижу… – угрюмо буркнул Зосима.

– У меня есть другое предложение… – Я взглянул на Пал Палыча, отрешенно пялившегося на небо. – У нас под рукой вождь могикан с томагавком, так почему не использовать его в мирных целях?

– Это как? – заинтересовался Зосима.

– Будем строить переправу.

– Дык, если надо, то мы завсегда…

Зосима не очень понял, что я намереваюсь предпринять, но с легкой душой переложил бремя ответственности на мои плечи.

– Делаем плоты, – сказал я и подошел к Пал Палычу. – Орудовать топором умеете?

Он посмотрел на меня свысока, словно перед ним был пацан-несмышленыш. И молча кивнул.

– Тогда начинайте, коль вам так нравится этот инструмент. – Я показал ему, какие деревца нужно рубить.

Пал Палыч без лишних слов взялся за дело. И нужно сказать топором он работал как заправский дровосек.

Может, Пал Палыч вырос в селе, а возможно вспомнил трудовые навыки студенческого стройотряда. Как бы там ни было, но уже через полчаса возле тропы лежала куча жердей.

При помощи бечевки, которая была в моем рюкзаке, я связал три плотика: один большой и два узкие, похожие на снегоступы якутских охотников, позволяющие им ходить по глубокому снегу и не проваливаться.

– Пожелайте мне удачи, – сказал я почти весело, вооружившись слегой.

Одним концом бечевки я обвязался вокруг своей талии, а второй всучил Пал Палычу, как наиболее крепкому.

– Каролина, Зосима, помогайте ему. Если забурюсь в грязь по уши, тяните изо всех сил. Иначе будет мне амба. Есть вопросы?

– Никак нет! – бодро ответил Зосима; он, наконец, сообразил, что я задумал.

– Тогда поехали…

Я передвигался, словно улитка: укладывался на один плотик, затем переползал на второй, при этом пробуя глубину грязевого потока слегой. Далее первый плотик перетаскивал наперед и перебирался на него, извиваясь ужом, потом тащил другой, сильно отяжелевший от налипшей грязи…

Моя борьба с трясиной продолжалось довольно долго; как мне показалось – бесконечно долго. Это был поистине сизифов труд.

Иногда плотик погружался в грязь чересчур глубоко, и тогда на поверхности торчала только моя голова и лопатки. Чувствуя каждой клеточкой своего тела, что ненадежная опора продолжает погружаться, я торопился оседлать другой плотик.

Мысленно торопился, а на самом деле мои движения были похожи на кадры замедленной киносъемки.

Иначе из-за резкого движения меня немедленно проглотила бы жирная грязь, которая колыхалась как живая.

Наконец слега показала, что глубина грязевого потока подо мною не более полуметра. Облегченно вздохнув, я слез с плотика и вскоре вышел на сухое место. Мне очень хотелось немедля рухнуть на землю и полежать без движения хотя бы полчаса, но время поджимало.

Я обернулся к своей команде, которая разразилась веселыми криками, и сказал:

– Тише, вы, оглашенные! Зосима, бросай сюда конец бечевки. Будем запускать "паром".

Привязав к бечевке большой плотик, Зосима обогнул свободным ее концом ствол подходящего дерева с гладкой корой. А затем прикрепил к ней голыш и швырнул его в мою сторону.

Расчет оказался верным – камень упал в метре от моих ног. Проделав ту же самую операцию с древесным стволом на своей стороне, я вернул камень обратно.

Теперь у нас получился примитивная приводной ремень, натянутый между двумя деревьями, исполняющими роль шкивов – только неподвижных. Но нас это обстоятельство не смущало.

Уложив Пал Палыча, как самого тяжелого, на плотик – для пробы, мы все втроем начали перетаскивать его на другую сторону грязевого потока. Смазанная грязью бечевка скользила по древесной коре без особых осложнений, и вскоре чумазый "вождь могикан" стоял рядом со мной.

Следующей на "паром" погрузилась Каролина. В качестве довеска Зосима всучил ей и мое ружье. Холодная жижа, в которую поневоле пришлось погрузиться девушке, неожиданно вызвала у нее пароксизмы неконтролируемого страха. Она судорожно вцепилась в края плотика, и только остатки гордости не позволили ей совсем потерять голову и заорать благим матом.

Впрочем, ее страхи не были беспочвенными. Я перебирался на другую сторону, имея надежную страховку, а теперь каждый был предоставлен самому себе.

Можно было запросто свалиться в грязь, и тогда оставалась последняя надежда – на цепкость своих рук. Не успел ухватиться за ускользающий плотик, не хватило сил и сноровки, – поминай, как звали. Помочь мы просто не успели бы.

Все шло хорошо примерно до средины грязевого потока. А затем случилось то, что и должно было случиться, когда не контролируешь свои нервы. "Паром" дернулся чуть сильнее, чем обычно, – Пал Палыч поднажал некстати – испуганная Каролина на мгновение сместила центр тяжести тела, и в тот же миг плотик перевернулся, а девушка очутилось по горло в грязи.

Ей повезло, что именно на этом месте глубина грязевого потока не превышала полутора метров. Вскоре она вскарабкалась на плотик, и переправа заработала снова.

Не повезло мне. А значит, и всем нам. Ружье, которое Зосима не догадался привязать к плотику, исчезло в трясине навсегда. Мы остались безоружными перед лицом смертельной опасности. Было от чего впасть в уныние.

Расстроенный утерей ружья Зосима переправился без приключений. Ему в нагрузку достался мой рюкзак, и он готов был отправиться на дно вместе с ним, но не лишать нашу команду хранившихся в нем продуктов.

Зосима хорошо знал, что такое НЗ в лесных скитаниях.

– Я так больше не могу! – заявила Каролина.

Грязь на ее комбинезоне и рюкзаке, от которого она не решилась избавиться даже в опасной для жизни ситуации, начала подсыхать. И девушка постепенно становилась похожей на горбатую бабу Ягу – Я хочу искупаться! – продолжала Каролина, наступая на смущенного Зосиму.

Она наверняка знала, что Зосима ей не откажет. В отличие от меня. Но и моя кожа начала зудеть от грязи, и я тоже дожидался попутного озерка с огромным нетерпением.

– Уже скоро, – ответил ей Зосима и дружественно улыбнулся; нет, Каролина ему положительно нравилась.

Мы добрались до воды примерно через десять минут.

– Спрячьтесь где-нибудь, – приказала нам Каролина, торопливо стягивая свой комбинезон, превратившийся в грязную половую тряпку.

– Сейчас… – сказал я, ухмыльнувшись, и полез в озерко прямо в одежде. – В нашем положении условности отменяются. Хочешь купаться в гордом одиночестве, подожди остальных.

– Еще чего! – фыркнула Каролина. – Так говоришь, условности отменяются? Ладно…

Она разделась до купальника, который тоже сняла, но уже в воде. Пока мы бултыхались в озерке, освобождаясь от грязи примитивным варварским способом, девушка тщательно постирала все свои вещи, надела майку и комбинезон, а трусики и лифчик без малейшей тени смущения повесила сушиться.

Мы не стали ждать, пока высохнет одежда. Солнце уже сидело на верхушках деревьев, готовясь отойти ко сну, а нам еще предстоял немалый отрезок пути.

Вскоре мы снова стали на тропу и пошли с максимально возможной для нас скоростью, чтобы успеть добраться до шалаша засветло. Что не очень получалось: мы здорово устали и временами едва брели, с трудом переставляя ноги.

Замыкающей шла Каролина. Она где-то отыскала сухую ветку, повесила на нее купальник, и теперь напоминала знаменосца французской армии Наполеона, которая отступала под натиском русских войск.

Со стороны наша бравая четверка выглядела впечатляюще.

Глава 29

Первая ночь на природе не прошла, а пролетела. Мы как упали в шалаше, где кто стоял, так и проснулись утром в тех же положениях. Нам было плевать на все: на комаров, мошек, другую лесную живность, в том числе и на еду – голод не шел ни в какое сравнение с нечеловеческой усталостью. Даже сны не осмелились нарушить наш мертвецкий сон. По крайней мере, лично я точно не видел никаких сновидений.

Зато наше пробуждение оказалось весьма живописным. На Пал Палыча и Каролину, городских жителей до мозга костей, жалко было смотреть.

Девушка встала быстро, – наверное, чтобы порисоваться перед публикой – но, резко выпрямившись во весь рост, она так и ходила прямо, словно истукан, потому что спина не сгибалась. По случаю позднего времени и усталости (мы добрались до шалаша уже затемно), я не удосужился соорудить из веток и травы мягкое ложе, и мы спали на голой земле.

Дело в том, что старую подстилку, перед тем, как оставить шалаш, я обычно выбрасываю – чтобы не заводились в ней мыши и даже пресмыкающиеся. Среди лесной фауны есть немало сибаритов, которые не прочь попользоваться уютной даровой гостиницей. Сказка об утерянной рукавичке и ее квартирантах – весьма реальная вещь.

Пал Палыч вообще выбрался наружу на четвереньках. Он так кряхтел, разгибаясь, что даже лягушки в ручье притихли. Пал Палыч видимо пришел в себя, потому что рассматривал окрестности нашей стоянки со странной смесью любопытства и недоумения. (Но никаких вопросов не задавал).

Все-таки вчера он и впрямь находился в состоянии грогги – есть такой термин у боксеров. Это когда после сильного удара ты еще на ногах, но соображаешь очень плохо – "плывешь".

Зосима тоже умаялся, как ни странно. Помнится, весной мы совершали и более длинные переходы, а он смотрелся как огурчик. Но тогда над нами не довлела опасность. Что ни говори, а психологическое состояние – штука серьезная.

Но то, что и он притомился, было еще полбеды. Постепенно организм привыкнет к ходьбе и все наладится.

В этом я, наученный горьким опытом прежней жизни, совершенно не сомневался.

А вот отношение Зосимы ко мне резко переменилось. От былого дружеского расположения не осталось и следа. Зосима пытался держаться как обычно, но у него это получалось плохо, нескладно. Ну не умеет он врать своим друзьям-приятелям, и все тут.

Зосима начал меня побаиваться. До схватки в избе он считал Иво Арсеньева интеллигентом, неплохим и даже где-то робким парнем. Его выводы я постоянно подтверждал своими охотничьими "подвигами", после которых Зосима посоветовал мне заняться рыбалкой.

Но теперь, увидев, что на самом деле я не очень похож на рубаху-парня, милягу и недотепу, Зосима оказался в затруднительном положении. Если раньше он был со мною полностью раскован, то сейчас мой приятель не знал, как ему повестись.

Каролина тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Она была в постоянном изумлении. И все время наблюдала за мной исподтишка.

Я ее понимал. Бой, который я дал бандитам, совершенно не вписывался в ее табель о рангах, где, скорее всего, Иво Арсеньев значился под предпоследним номером. (Все-таки у меня теплилась надежда, что она может быть благодарной за предоставленное убежище и повысит мой рейтинг на один пункт хотя бы за человеколюбие и сострадание).

Получается, что я (пусть и нечаянно) разрушил ее оценочную шкалу сильной половины рода человеческого.

Она привыкла сразу расставлять мужчин по полочкам. И после никогда не меняла прочно укоренившегося мнения о них.

Но – "все смешалось в доме Облонских". Я взял и восстал из праха. Как птица феникс. Восстановил свое реноме, если выражаться шибко грамотно, порушенное моей "эпической" схваткой с компанией Лагина у озера. И это напрочь выбило ее из привычной колеи. Каролина просто не знала, как себя вести.

Только Пал Палыч был сама невозмутимость. А точнее – отрешенность. Создавалось впечатление, что ему все до лампочки. После того, как Пал Палыч осмотрелся и осознал, где он и что с ним происходит, его глаза стали какими-то сонными, невыразительными, – будто их уже присыпали пеплом вечности.

Похоже, наш чиновный беглец сдался на милость судьбы, и это обстоятельство тревожило меня больше всего. Его ведь не потащишь на загривке, когда обстоятельства потребуют полной самоотдачи.

– Не мешало бы позавтракать, – робко сказала Каролина, когда мы закончили утренний туалет: умылись водой из ручья.

– А как же. Но обойдемся без утреннего чая, – сказал я не без досады, вынимая из своего рюкзака консервы и галеты. – Здесь нельзя разводить костер – чересчур открытая местность.

– Жаль, – только и сказала Каролина, сглотнув голодную слюну. – А почему только две банки!?

Я достал сардины в масле, оставив на обед более калорийную говяжью тушенку. Экономика должна быть экономной, слонялся когда-то по стране (в период "развитого социализма") такой дурацкий лозунг.

Я решил придерживаться его неукоснительно. Партайгеноссе в своем посконном косноязычии иногда по чистой случайности выдавали настоящие перлы, достойные стать вровень с высказываниями великих мудрецов древности.

– Потому что с этого часа все мы садимся на диету, – отрезал я, не вдаваясь в пространные объяснения.

Но Каролина поняла все без лишних словопрений. Ее вопрос был чисто риторическим, и исходил не из головы, а из голодного желудка.

Быстро перекусив, мы снова стали на тропу. Не без скрипа. Даже у меня мышцы побаливали. А что говорить про остальных.

День выдался, хуже не придумаешь; для нас хуже не придумаешь – солнечный, ясный, с неограниченной видимостью. Наверное, нашу команду можно было разглядеть даже из космоса.

Я боялся "вертушек". Если за нас и впрямь возьмутся всерьез, то вертолеты в игре будут задействованы в обязательном порядке. Ведь по болотам особо не побегаешь. Тем более без опытного проводника, который сейчас шел впереди нашей команды придурков.

Разве можно назвать умным Пал Палыча, который поперся вместе с нами только потому, что был в запое?

Все его страхи – результат не до конца сформировавшейся белой горячки.

А как охарактеризовать, например, Зосиму? Прожил столько, что нам, молодым, можно лишь слюнки глотать – нынче сколько не живут. И попал в дурацкую историю, как кур в ощип. Из-за примитивной боязни оказаться в качестве свидетеля на судебном разбирательстве. Останься он в деревне – гляди, все и обошлось бы.

Теперь не обойдется. И к бабке не надо ходить, чтобы узнать свою судьбу. Как поется в блатной песне "Вагончик жизни покатился под уклончик…". Лучше не скажешь. Мы все под прицелом и курок уже взведен.

Что касается нас с Каролиной, то и мы не лучше. По крайней мере, я – точно. Учит меня, дурака, жизнь, учит – и все без толку.

Разве я не чувствовал, что нужно в срочном порядке рвать когти? Чувствовал. Ну и что? А ничего. Так и остался, прилип к острову, как банный лист к заднице. Вот и получил… фашист гранату. Доказывай теперь, что ты не негр, что земля круглая и к тому же вертится. Сожгут на костре, словно еретика, и как звать не спросят.

Каролина… А такая ли она дура, как тебе кажется? Сомнения, сомнения… Ты уже эту тему мусолил сто раз, дружище. Результат – нуль. Принимай все как есть. Когда придет время собирать камни, вот тогда и выяснится, кто есть кто.

И вообще, как говорил один классик, дурак – это всякий инакомыслящий. Так что земля, это скопище дураков, которые сошлись в единственном – дружно пилят сук, на котором сидят.

Эта мысль принесла мне неожиданное облегчение. Я даже улыбнулся. А что, хорошо ощущать себя не изгоем, а представителем весьма многочисленного племени безмозглых идиотов. Умирать скопом гораздо легче, нежели в одиночку…

Подлая "вертушка" будто подслушала мои мысли. Едва мы вышли на открытое место, – болотистый участок, поросший невысоким подлеском – как в воздухе раздался до боли знакомый шум винтов. Он приближался с запада. Там находилась "цивилизованная" сторона нашего захолустья – военный городок у железной дороги, возле которого прилепился захудалый аэродром и склады с ГСМ.

– В болото! – заорал я, как оглашенный. – Поторопитесь! Всем влезть по шею в воду и держаться поближе к кочкам!

– Как… почему!? -в полном недоумении спросила Каролина.

– Вертолет, мать вашу!.. – объяснил я доходчиво. – Смотрите вверх и вправо! И ныряйте, ныряйте быстрее!!!

Больше приглашать никого не пришлось. Все посыпались с тропы как горох. Даже казалось бы вялый и медлительный Пал Палыч. Спустя две-три секунды наши головы торчали из болота как четыре поганки.

Хорошо, что в этом месте было неглубоко, а дно оказалось твердым, почти без ила. Правда, вода не отличалась чистотой и приятным ароматом, но эти неудобства не шли ни в какое сравнение с грязевыми ваннами, которые мы принимали вчера.

Вертолет вначале пролетел почти над нашими головами и скрылся за верхушками деревьев, но мы зря облегченно вздохнули. Спустя две-три минуты, в течение которых я с трудом (применяя очень крепкие выражения) удерживал свою команду в подводном положении, "вертушка" возвратилась и начала описывать над нами концентрические круги.

Это продолжалось добрых полчаса. Несмотря на летнюю пору, воду в болоте никак нельзя было назвать теплой. Вскоре мы начали зуб на зуб не попадать; в особенности Каролина.

Только Пал Палычу водные процедуры пошли на пользу. Его взгляд стал осмысленней, а на лбу появилась поперечная складка, предполагающая процесс мышления. Что могло означать лишь одно: Пал Палыч наконец вышел из запоя. Или начал выходить.

Вертолет кружил и кружил над болотцем как коршун, высматривающий добычу. Неужели нас заметили?

Нет, такого просто не могло быть! Мы попрятались раньше, чем "вертушка" выпрыгнула из-за горизонта.

И все-таки настойчивость пилота, сидевшего за штурвалом большой винтокрылой машины, не могла быть случайной. Что-то удерживало его на месте, хотя, судя по кругам, точной локализации объекта, заинтересовавшего пилота или пассажиров вертолета, не существовало.

Я не стал ломать голову над этой загадкой. Не до того было. Наверное, где-то неподалеку из-под земли били ключи, и температура воды, по запарке показавшаяся нам вполне сносной, понизилась до совершенно неприемлемой.

Если поначалу мы лишь зубами выбивали дробь, то теперь стали синюшного цвета и очень напоминали утопленников. Каролина смотрела на меня такими умоляющими глазами, что в другое время и при иных обстоятельствах я бы пустил от жалости слезу.

Наконец "вертушка", заложив на прощание крутой вираж, ушла в сторону военного городка. Мы выбрались на сухое место с черепашье скоростью. Ноги и руки стали как деревянные и почти не сгибались. Сушиться было негде и некогда – вдруг вертолет вернется?

– Бегом! – скомандовал я и, взяв Каролину за руку, потащил ее за собой. – Согреемся и высушимся на бегу.

Быстрее, еще быстрее!

Мы бежали, пока нас не укрыли густые кроны деревьев. Я был доволен: народ не роптал и беспрекословно подчинялся приказам. Даже Пал Палыч, по жизни большой начальник, а значит достаточно независимый человек, молчаливо признал мое главенство.

– Привал, – сказал я, и мы без сил рухнули на землю, притом сделали это синхронно.

Одежда еще не успела высохнуть, но от былого оцепенения не осталось и следа. Мы были разгоряченные и потные, как скаковые лошади.

– Чего он… к нам… прицепился? – не отдышавшись, как следует, спросила Каролина.

"Он" – это вертолет.

– Хороший вопрос, – сказал я, при помощи элементов китайской гимнастики восстанавливая дыхание. – Значит, и ты заметила…

– Еще бы. Они точно знали, что мы где-то рядом.

– Ну, это никакая не загадка. Скорее, элементарная задачка для начальных классов. Нашу скорость передвижения умножили на время, которое мы провели в пути, и получилась нужная координата – расстояние, пройденное нами за сутки.

– Может быть… – Каролина все еще пребывала в сомнениях.

Я не стал дискутировать. Мне самому мое объяснение казалось шито белыми нитками. Вертолет кружил над КОНКРЕТНЫМ местом, а не вообще облетал территорию с предполагаемой координатой. Ведь мы могли уйти в какую угодно сторону. А сама тропа сверху не видна. Это не аллея в парке.

Внутренний враг с передатчиком или "маяком"? Бред! Это было бы чересчур. Такие фортели описываются только в лихо закрученных шпионских триллерах. Каролина никак не тянет на роль суперагента, эдакого Джеймса Бонда в юбке; ладно – в комбинезоне. Да, девица с двойным дном, напичкана тайнами – скорее всего, личного плана – под завязку, но не более того.

Пал Палыч? Полная чушь. Не тот калибр, чтобы исполнять функции агента-"крота". С его-то положением, амбициями и связями… Что он прилепился к нам, вполне объяснимо. Такие люди обладают сильно развитой интуицией, и его мозги сработали помимо воли, автоматически.

По истечении времени я должен был признаться себе, что, останься он в деревне, шансов выжить у него было бы очень немного. Пал Палыч – свидетель. А они таким отмороженным уродам, как Ваха и Ренат, совершенно не нужны. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Бандитское кредо, никуда не денешься. Лишние глаза – прямая дорога к приговору.

Тогда что? Каким образом у тех, кто сидел в вертолете, сформировалось точное представление о нашем местонахождении? Наитие? Гениальный расчет? Наблюдение со спутника? Или что-то такое, о чем просто невозможно подумать?

– Зосима! – позвал я своего приятеля, который отдыхал сидя, закрыв глаза и привалившись спиной к дереву.

– Ась! – живо откликнулся он, мигом сбросив полную расслабленность.

– Ты как?

– Вполне. Колено немного ныло, но теперь все в норме.

– Я рад. Есть вопрос. Как думаешь, где нас будут искать прежде всего?

– Дык, это и ежу понятно. В том направлении, куда мы идем.

– Я тоже так думаю. Прямая – кратчайшее расстояние для дураков. Почти не сомневаюсь, что они догадываются о наших намерениях. Областной центр, куда мы идем, – наше спасение. И они это понимают не хуже нас.

– Получается, что нам так или эдак, все равно кырдык. – В голосе Зосимы зазвучала покорность судьбе.

Еще чего! Нам сейчас только и не хватало раскиснуть. Будем сражаться до конца. Жизнь – штука интересная, и преподносит неприятные сюрпризы не только дичи, но и охотнику.

– Отставить! – скомандовал я как мог бодро. – Зосима, кончай народ смущать. Человек считается усопшим только тогда, когда его выносят вперед ногами при большом стечении народа. Мы еще покувыркаемся.

– Ага, покувыркаемся… – Он скептически ухмыльнулся. – С чем? Ружье ведь тю-тю. А с голыми руками мы далеко не уйдем.

Да, ружье – это проблема. Большая проблема. Выжить в лесу без оружия очень сложно, если не сказать больше. По крайней мере, человеку городскому.

Как прокормить эту ораву? Именно – ораву. Потому что в лесу два человека – это компания, трое – шалман, ну а четверо – отряд анархистов. У которого отсутствует тыловое обеспечение.

Голод – не тетка. Иногда он такие штуки с неорганизованными людьми откалывает, что диву даешься.

Впрочем, случается, что и организованные делают друг из друга шашлыки и едят их без специй и даже без соли.

– Давай сначала уточним маршрут, – сказал я с наигранным спокойствием. – Что его нужно менять, это нам ясно. А потом вернемся к проблеме питания. Понятно, что из-за харчей мы несколько задержимся, но если уж что-то делать, так нужно делать обстоятельно. Я не прав?

– Дык, я ничего. Я так…

– И что ты посоветуешь?

Зосима задумался. Остальные смотрели на него с затаенной надеждой, но несколько мрачновато. Мне их мысли были прозрачны как стекло. Они не отличались оригинальностью. И Каролине, И Пал Палычу до смерти хотелось очутиться сейчас за тысячи километров от этих мест.

Можно подумать, что я против…

– Нужно идти на Кадью, – наконец разродился здравой мыслью Зосима. – Это большой крюк, но в той стороне нас вряд ли будут искать.

– А что, идея очень даже неплохая.

До Кадьи я в своих охотничьих вылазках еще не добирался, хотя со слов Зосимы знал, какая там глухомань.

Кадья – это довольно обширная возвышенность, изрезанная ручьями и реками, поросшая густым, девственным лесом. Короче говоря – почти нехоженые места.

Как мне рассказывал Зосима, некогда там жил какой-то народец, тунгусы, как выразился мой приятель. От них Кадья и получила, по предположению Зосимы, свое название.

Народ то ли вымер от какой-то болезни, то ли выродился, то ли разбрелся по городам и весям большой страны, а может большевики в полном составе сослали непокорных нацменов, не пожелавших организовать колхоз, осваивать необъятные просторы Крайнего Севера.

Как бы там ни было, но Кадья не знала коллективного человеческого присутствия по меньшей мере семьдесят лет. Только изредка туда забредали охотники-одиночки – как Зосима – но далеко вглубь Кадьи не заходили. Уж больно места там были неприветливые, опасные и малопроходимые.

– Но сможем ли мы преодолеть такое расстояние с урезанным продовольственным пайком и… – Я замялся, а затем закончил очень тихо, чтобы услышал только Зосима: – И таким коллективом?

– Когда прижмет, за локоть себя укусят, – мудро ответил Зосима, подтверждая мои выводы на сей счет. – Думаю, НЗ нам хватит не менее чем на трое суток – как раз, чтобы добраться до Кадьи. Если, конечно, рюкзак кто-нибудь не утопит в болоте.

Он с осуждением посмотрел на тихую, как мышка, Каролину. Девушка виновато потупилась.

– Будем по пути хорошо смотреть… может, где чего… – Зосима не закончил свою мысль, но мне она и так была понятна.

Попутная добыча – это хорошее подспорье. Будь у нас ружье… Ну да ладно, русский мужик всему учится на ходу. Гляди, Пал Палыч своим "томагавком" сохатого завалит. Вот мяса-то будет…

Мы взяли курс на Кадью.