Текст книги "Жизнь взаймы"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 9

Уехать! Прочь из этого города! Это решение вызревало давно, и наконец оформилось в сознании Паленого окончательно.

Ничто его здесь не удерживало, кроме долга Есесеичу. Деньги у Паленого еще остались, но он боялся появляться на Мотодроме. Тем более, в новом обличье. Это было опасно.

"Отдам… позже, – думал Паленый, сидя в такси, которое везло его на вокзал. – Обязательно отдам!" Квартиру он замкнул, а ключи отправил по почте соседке бабули, такой же старушке со словами благодарности и объяснением своего поступка.

Конечно, объяснение не выдерживало никакой критики и было глуповато-наивным, но Паленый решил, что это не суть важно. Главное, квартиру он оставил в идеальном порядке, а воровдомушников можно было не опасаться – у старушки брать было нечего.

Первый "выход в свет" был для Паленого самым сложным и тяжелым. Ему казалось, что все смотрят только на него, притом смотрят с подозрением. Он чувствовал себя голым и едва сдерживался, чтобы не броситься, сломя голову, куда-нибудь в кусты.

В железнодорожной кассе ему показалось (собственно говоря, так оно и было), что кассирша чересчур долго выписывала ему билет.

Она куда-то уходила, потом у нее что-то случилось с компьютером, затем ей позвонили, и она тихо сказала в телефонную трубку всего несколько слов с очень серьезным видом (может, это был звонок из милиции?), а когда он, наконец, получил заветную бумажку в руки, кассирша посмотрела на него как-то уж очень недобро.

Паленый был весь в поту, когда выскочил из помещения, где размещались кассы, на привокзальную площадь. Сердце колотилось, как бычий хвост, а ноги сами понесли его в крохотный скверик, где размещался наружный туалет.

Там он и проторчал полтора часа, пока не подали состав, благо сновавшие туда-сюда люди были больше озабочены своими физиологическими проблемами, нежели разглядыванием разных подозрительных личностей, которые соображали в скверике на троих или просто сидели на скамейках, покуривая и поплевывая в небеса.

Паленый ехал, куда глаза глядят. А точнее – в Москву. У него не было какого-то определенного плана. Он хотел всего лишь убраться подальше от города, где его могли ждать большие неприятности.

Не стал он прощаться и с Шуней. Теперь вор стал для него источником повышенной опасности. Паленый мысленно хвалил себя за то, что не открыл подельнику ни подземного убежища, ни адреса съемной квартиры, ни тем более того факта, что он долго жил на Мотодроме.

Но больше всего Паленый переживал из-за того, что стал вором – пусть и поневоле, под давлением обстоятельств.

Присвоение чужого паспорта вместе с именем Князева не казалось ему большим преступлением. Не виновен он был и в смерти рекламного магната. Но присвоение чужих денег, пусть и для доброго дела, вызывали в его душе чувство вины и раскаяние.

Еще в клинике он не раз спрашивал себя: неужели у меня в той, прежней, жизни были криминальные наклонности? Похоже, что так – он пошел на дело без особых угрызений совести и практически не колеблясь.

Мало того, идея раздобыть большие деньги ЛЮБЫМ ПУТЕМ в принципе принадлежала ему. Наверное, для достижения этой цели его не остановило бы и убийство, признался он самому себе. И это открытие потрясло Паленого до глубины души.

КТО ОН НА САМОМ ДЕЛЕ!? И как вышло, что тихий, забитый бомж со свалки, который не способен был обидеть даже муху, вдруг решился на взлом жилища?

Это было большой загадкой для Паленого, который ехал в поезде под именем Князева Александра Игнатьевича. От разных нехороших мыслей у него даже разболелась голова.

Он взял билет в спальный вагон. Конечно, это было дороговато, но ему не хотелось, чтобы его видели многие люди.

Вслед за ним в купе вошел и какой-то важный мужчина в годах. Любезно поздоровавшись, он первым делом обильно поужинал и сразу же лег спать.

Паленый только порадовался такому попутчику. Ему совсем не хотелось вступать в бесконечные дорожные разговоры. Он еще не был готов влиться в нормальное человеческое общество…

Попутчик сошел ночью. На прощанье что-то буркнув, он подхватил свой "дипломат" и попыхтел по проходу. Паленый, который так и не смог уснуть из-за тревожных мыслей, переполнивших его голову, порадовался, что остался один.

Но его радость была недолгой. Уже на следующей станции в купе вошел какой-то человек и потихоньку, не зажигая верхний свет, лег на свое место. Раздосадованный Паленый даже не взглянул в его сторону, лежал, отвернувшись к стенке.

Заснул он неожиданно, где-то под утро. Разбудил его стук чайной ложки о стакан. Новый пассажир завтракал, не отрывая глаз от газеты.

Это был симпатичный парень лет тридцати с мятым лицом хорошо подгулявшего ловеласа. Впрочем, так оно и было – перегарное амбре не мог заглушить даже запах кофе.

– Доброе утро, – не очень вежливо буркнул Паленый и, взяв полотенце, вышел из купе.

– Добр… – широко улыбаясь, поднял голову попутчик.

Да так и не закончил фразу, оцепенел, широко разинув рот. Похоже, он был потрясен. Но Паленый этого не видел, он уже закрывал дверь купе.

Умывшись и по ходу заказав чай у проводников, Паленый вернулся и уселся на свой диванчик. И только теперь он наконец заметил, что новый пассажир смотрит на него как на привидение – выпучив глаза и побледнев то ли от страха, то ли просто от большого волнения.

"Что это с ним?" – встревожено подумал Паленый. – Может, у меня швы разошлись?" – испугался он. Стремительно поднявшись, Паленый подошел к зеркалу, вмонтированному в дверь купе, и сделал вид, что причесывается.

Нет, все нормально. В его облике ничего не изменилось.

Спрятав расческу в карман, он отворил дверь купе, куда как раз стучалась проводница. Она принесла чай и пачку печенья – легкий завтрак Паленого.

– Спасибо, – поблагодарил Паленый.

– Может, вам нужно что-нибудь посущественней? – Проводница кокетливо улыбалась.

Ей уже стукнуло сорок с хвостиком, но она принадлежала к тому типу женщин, которые считают, что они всегда в одной поре и им никак не больше двадцати пяти.

Паленый вернул ей улыбку и в свою очередь спросил:

– У вас есть что предложить?

– А как же! – обрадовалась проводница. – Шашлыки, отбивные, куриные окорочка с картошечкой… Закажите, и я мигом принесу из ресторана.

– С утра нет аппетита…

Проводница ушла, и Паленый сел пить чай. Попутчик не сводил с него очей. Это немного нервировало Паленого, и старался не встречаться с ним взглядами.

– Александр Игнатьевич! Вы не узнаете меня?

Взорвись рядом граната, и тогда Паленый не был бы так ошеломлен. К своему новому имени он уже начал привыкать, устроив себе своеобразный психологический тренинг, но все равно пока не отождествлял себя с человеком, фамилию которого ему довелось присвоить.

В клинике от нечего делать Паленый помногу раз на день мысленно и вслух повторял: "Я Князев Александр Игнатьевич, я Князев Александр… Я Князев, Князев, Князев… Я Александр Игнатьевич, Александр Игнатьевич… Я Александр, Саша, Шурка, Санек…"

Первое время, когда врач называл его по имени-отчеству, Паленый отвечал не сразу – пытался сообразить, кто такой Александр Игнатьевич. Но затем, привыкнув, начал невольно вздрагивать. Ему все казалось, что имя Князева несет какую-то угрозу.

Впрочем, не исключено, что так оно и было. Обстоятельства смерти настоящего Князева только подтверждали опасения Паленого.

Но он даже не мог предположить, что услышит свое новое имя от соседа по купе. Поэтому на какой-то миг оцепенел.

– Александр Игнатьевич, это вы? – снова повторил парень. – Я Ползиков, Игорь. Работаю в вашей фирме. Вы лично принимали меня – проводили собеседование. Я заместитель начальника отдела сбыта.

Заявление Ползикова совсем выбило Паленого из колеи. Будь такая возможность, он выскочил бы из поезда немедленно. Но на ходу это исключалось, тем более, что состав несся со скоростью никак не меньше восьмидесяти километров в час.

Огромным усилием воли собрав остатки самообладания в кулак, Паленый ответил:

– Вы ошиблись, Игорь. Меня зовут Николай… Иванович.

Паленый ляпнул первое, что взбрело ему на ум.

– Ну надо же! – с жаром воскликнул Ползиков, облегченно вздыхая. – Фантастика! Вы копия моего шефа. Только голос чуть грубее. И тембр другой. Теперь я это понял.

– Бывает… – индифферентно ответил Паленый, стараясь ничем не выдать сильного волнения.

Этот человек знал Князева! Он с ним близко общался! Его нужно вызвать на разговор, чтобы побольше узнать о человеке, паспорт которого лежит в его кармане.

Нет! Это будет подозрительно. Пусть все идет, как идет. Захочет Ползиков завести разговор о Князеве – очень хорошо, нет – ну и ладно.

– Я потрясен, – между тем продолжал Ползиков, вглядываясь в лицо Паленого. – Вы просто брат-близнец Князева.

– Князев – это кто?

– Александр Игнатьевич, мой бывший шеф.

– Почему бывший? – не удержался от вопроса Паленый.

– Он исчез… где-то больше года назад.

– Как это – исчез?

– Очень просто. Сказал жене, что едет по делам, сел в машину – и как сквозь землю провалился.

– Плохо искали.

– Что вы! – разгорячился Ползиков. – Александр Игнатьевич – уважаемый в городе человек. У нас серьезная фирма, работаем с заграничными партнерами. Его до сих пор усиленно ищут. Жена не жалеет на это никаких денег.

– Жена?

– Ну да, у него есть жена и сын шести лет. Анна Григорьевна после исчезновения Александра Игнатьевича возглавила фирму.

– Может, она и поспособствовала тому, что ее муж как сквозь землю провалился?

– Как вы можете такое говорить!? – возмутился Ползиков. – У них любовь, это все наши знают. Она бедная сама не своя до сих пор.

– Извините. Я просто высказал одну из версий. Ведь не секрет, что иногда так бывает. Деньги – в особенности большие – портят человека.

– Согласен. Но только не в этом случае. Они жили душа в душу.

– В нынешние времена эта семейная формула, по-моему, не сильно котируется.

– Вы правы. Перед вами человек, который испытал все "прелести" семейной жизни в полной мере. Теперь я холостяк, чего и всем здравомыслящим людям желаю.

Ползиков заразительно рассмеялся. Паленый тоже не удержался от улыбки.

– Но все равно я настаиваю, что Князевы жили дружно, – с уверенностью продолжал Ползиков. – Следователь опрашивал и соседей, и друзей, и родных Анны Григорьевны… Свидетели в один голос подтверждали, что ни разу даже не слышали о каком-либо семейном скандале.

– Возможно, у Анны Григорьевны был какой-то воздыхатель…

– Что вы! Она и сейчас от мужиков шарахается, как черт от ладана. А женщина Анна Григорьевна видная – красивая, богатая. Но! Никаких тусовок, выездов на природу, разных там ути-пути… Анна Григорьевна очень серьезная женщина, замкнутая в себе. Она сильно переживает исчезновение мужа.

Ползиков исподлобья бросил на собеседника какой-то странный взгляд. Паленый почувствовал беспокойство. "Нужно уходить… – подумал он. – Но не так быстро. Этот Игорек – неглупый парень. Он так и не поверил мне до конца. И, ясное дело, ему очень хочется заглянуть в мой паспорт. Чего нельзя допустить ни под каким видом…"

Он встал, надел куртку и сказал:

– Все-таки стакана чаю маловато для полного счастья… – Паленый выразительно похлопал себя по животу. – Схожу-ка я в ресторан. Проводница раздразнила мое воображение своими россказнями о разных вкусных вещах и, как следствие, разбудила зверский аппетит. Не хотите составить компанию?

– Нет! – быстро ответил Ползиков. – Я тут… постерегу вещи.

– И то верно. Вам пивка принести?

– Буду признателен.

– Тогда ждите. Думаю, минут за сорок управлюсь.

С этими словами Паленый, с трудом удерживая равновесие, – вагон кидало из стороны в сторону как телегу на ухабах – пошел в направлении вагона-ресторана.

Выйдя в тамбур и убедившись, что он пуст, Паленый слегка приоткрыл дверь. В образовавшуюся узкую щель он увидел, что Ползиков вышел из купе и смотрит в его сторону.

"Да, точно не поверил, – подумал Паленый. – А значит, будет проверять. Скорее всего, обшмонает мою сумку…"

За свой багаж он не беспокоился – там лежал минимум вещей. И никаких документов или записей. Паспорт и деньги находились при нем, во внутреннем кармане куртки.

Немного успокоившись, Паленый зашел в вагон-ресторан, где и просидел почти час. Ему очень не хотелось возвращаться в купе под пристальные недоверчивые взгляды Ползикова.

Но время шло, и Паленый, сокрушенно вздохнув, отправился обратно. В руках он нес четыре бутылки пива и два пакетика с вялеными кальмарами.

– Сколько с меня? – потянулся в карман Ползиков.

– Нисколько. Я угощаю, – сделал широкий жест Паленый.

– Спасибо, я ваш должник… – Ползиков загадочно улыбнулся.

Паленому показалось, что его сосед по купе чем-то сильно взволнован, но не придал этому должного значения. Они пили пиво, болтали о погоде, политике и о других, самых разных, вещах, вплоть до инопланетян, недавно посетивших Муходранский район в Тмутараканской области; короче говоря, успешно убивали время.

Приближалась большая узловая станция. Паленый чувствовал, как где-то внутри него нарастает беспокойство.

Он никак не мог понять причину сильного дискомфорта, который выводил его из равновесия. Паленому вдруг показалось, что он со всех сторон окружен врагами и нужно идти на прорыв. Это новое, непонятно откуда возникшее чувство, заставило его собраться и принять решение.

"Пора! – Паленый пристально наблюдал за проплывающими мимо пакгаузами и составами, стоящими на запасных путях. – Нужно рвать когти. Нутром чую. Сойду на этой станции. А там видно будет. Как-нибудь доберусь на перекладных…"

Он хотел доехать до Москвы, чтобы взять оттуда билет в северном направлении. Куда именно, он пока не думал. Таким образом Паленый хотел скрыть следы Князева, если его будут искать, начав поиски от Мотодрома.

Паленый встал и начал собираться.

– Вы куда!? – всполошился Ползиков.

– Выхожу. Я уже приехал.

– Но как же… – начал было Ползиков – и осекся.

Паленый посмотрел ему в глаза – и все понял. Билет! Ползиков видел билет, который находился у проводников. А в нем значится фамилия Князева и пункт прибытия – Москва. До которой еще пилить и пилить.

Что делать? Вопрос встал ребром. Паленый вышел из купе, чтобы не встречаться взглядами с Ползиковым, и стал смотреть в окно, где по-прежнему убегали назад различные станционные постройки.

А ничего не нужно делать. Вряд ли Ползикову поверят, что он встречал живого Князева, разъезжающего туда-сюда мимо родного города, и ни разу не заявившегося домой.

Подумают, что это очередной фантом, о которых столько написано в газетах и журналах, или похмельный бред подгулявшего ловеласа, коим Ползиков несомненно являлся. А билет он у проводницы изымет.

Немного успокоенный своими умозаключениями, Паленый дождался, пока поезд остановится, взял свою сумку и сказал, любезно улыбнувшись:

– Всего вам доброго.

– И вам того же, – сдавленным голосом ответил Ползиков.

Он выглядел так, словно ему двинули под дых.

"Переживает… – подумал Паленый с иронией. – Небось, заложить меня хотел. Иуда…" Он стоял в двери купе, пропуская пассажиров, нагруженных чемоданами и сумками. Ему спешить было некуда.

Поток быстро иссяк и Паленый тоже направился к выходу. Но успел сделать лишь три шага – навстречу ему шел милицейский наряд во главе с капитаном. За ними виднелось и испуганное лицо одной из проводниц.

– Вы Князев? – без обиняков спросил капитан.

Отрицать или оправдываться было бесполезно, да и ненужно.

– Да…

– Ваши документы.

Паленый медленно, как сомнамбула, достал паспорт и протянул его капитану. В этот момент у него возникло ощущение, что он погружается в морскую пучину. Ему даже дышать стало тяжело.

– Князев Александр Игнатьевич, – вслух прочитал капитан. – Тэ-эк… Прописан… Все верно. Как говорится, что и требовалось доказать. Александр Игнатьевич, следуйте за мной.

– Не понял… – Язык сам, без ведома головы, произносил нужные в таких случаях слова. – Вы хотите меня арестовать? За что?

– Не волнуйтесь, ничего такого… К вам нет никаких претензий. Просто нам необходимо кое-что уточнить. Это будет недолго. Извините, служба.

– Ну, если так…

Уже находясь в тамбуре, Паленый услышал позади:

– Простите, Александр Игнатьевич, но я не мог поступить иначе…

Он обернулся и увидел виноватую физиономию Ползикова. Все ясно, подумал Паленый. Этот хитрый сукин сын, узрев в билете фамилию Князев, тут же связался по мобилке с линейным отделом милиции.

Вызывал удивление лишь один-единственный факт – оперативность, с которой менты сняли его с поезда. Наверное, Князева и впрямь усиленно ищут до сих пор, что могло быть только в случае хорошего "подогрева" милицейских начальников в виде энной суммы "зеленью".

"Может, сдернуть?" – мелькнула мысль. Нет, эти убежать не дадут, решил Паленый, искоса посмотрев на своих конвоиров. Парни молодые, крепкие, в два счета догонят. Да и капитан еще не стар, худощав и подвижен.

"Что делать, что делать!?" Он угодил в западню, откуда не выбраться. Рассказать все, как есть, – значит получить большой срок. Кто поверит его россказням? Верно – никто.

Бездомный, бесфамильный нищий – этого вполне достаточно, чтобы испить чашу страданий до самого дна. Именно к таким несчастным власть проявляет наибольшую жестокость, потому что за них некому заступиться, потому что для адвокатов изгой обременительная, почти бесплатная, повинность, а что касается средств массовой информации, то никакой корреспондент не станет ломать копья и наживать себе врагов среди судейских, чтобы вытащить из тюрьмы несчастного горемыку.

Но Паленый уже попробовал на вкус ДРУГУЮ жизнь. И ему совсем не хотелось ее менять на жалкое существование бомжа со свалки или заключенного…

Рядовые милиционеры ушли, и в комнате остались лишь капитан и Паленый.

– Присаживайтесь, – вежливо сказал капитан.

Паленый повиновался.

– Что это вы, Александр Игнатьевич, от жены бегаете? – с нотками участия в голосе спросил капитан, закуривая сигарету. – Нехорошо…

– Я не женат, – ответил Паленый – лишь бы что-то сказать.

Действительно, в паспорте Князева не было отметки ЗАГСа. Судя по дате выдачи документа – три года назад, Князев свой старый паспорт где-то посеял, а в новом соответствующий штамп почему-то не был поставлен.

– Я вас понимаю, – между тем продолжал гнуть свою линию капитан. – У меня у самого такая су… Ну, в общем, понятно. Я готов рвануть от нее, куда глаза глядят. Но дети, дети… Куда денешься? Нужно тащить этот воз, пока копыта не отвалятся. А с нашей зарплатой это ох как тяжело.

– Простите, но я должен вам сказать… – Паленый сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду с обрыва.

– Ну-ну, – поощрительно сказал капитан.

Он был сама доброжелательность, чем очень удивлял Паленого.

– Дело в том, что я ничего не помню.

– То есть?..

– У меня амнезия.

– Да что вы говорите?

В глазах капитана бегали веселые бесенята. Он явно был в хорошем настроении, причину которого Паленый понять не мог.

– Уж поверьте… – Паленый постарался принять честный вид – смотрел прямо в глаза капитану чистым, прозрачным взглядом даже не мигая.

– Возможно, – согласился капитан. – Так-таки ничего и не помните?

– Совсем ничего. Полный провал памяти.

– Допустим. Но ведь в вашем паспорте есть прописка. Там указаны город, улица, номер дома и квартиры, где вы живете. Тогда почему вы целый год нигде не объявлялись? И где вас вообще носило? Расскажите, пожалуйста.

Паленый лихорадочно соображал, что ответить. Конечно, он мог сказать этому миляге менту, что не хотел показываться на глаза жене и ребенку из-за обезображенного лица. И даже назвать адрес клиники, где ему делали пластическую операцию. Это было своего рода алиби. Мало ли какие бзики бывают у травмированных людей.

Но Паленый понимал и другое. В этом случае его показания могут проверить. А почему бы и нет? Амнезия – это не пальчик порезать. Доказать ее сложно. Может, человек – хороший артист, и по каким-то причинам притворяется.

А с какой стати он притворяется? Вдруг дело не чисто, и за господином Князевым тянется шлейф преступлений?

Естественно, не факт, что менты начнут глубоко копать. Нашелся человек – и ладно. У правоохранительных органов и других дел по горло.

Но вероятность расследования, пусть и мизерная, все равно остается. Ведь дело об исчезновении заведено, и должно быть документально доведено до конца. Вдруг среди ментов найдется какой-нибудь скрупулезный и очень активный тип, которого хлебом не корми, а дай обсосать дело до косточек.

Тогда он сначала выйдет на город, откуда ехал лжеКнязев, затем найдет врача, который делал пластическую операцию, потом заглянет на Мотодром, ну а дальше…

Об этом Паленому не хотелось даже думать. Сейчас все казалось ему страшным сном: и его появление на свалке, и жизнь в качестве бомжа-"старателя", и взлом особняка рекламного магната…

– Все это время я был невменяемым, – ответил Паленый глухим голосом. – Я не соображал, что делаю. У меня сильный ушиб головы.

Здесь он не соврал. Хирург, который делал Паленому пластическую операцию, сказал, что ему повредили череп и сильно изуродовали лицо, а уж потом оно обгорело. Особенно пострадал нос и нижняя челюсть.

Врач приложил много усилий, чтобы собрать все, как должно. Это были очень болезненные моменты. У Паленого до сих пор ныли сломанные кости, особенно по ночам.

– И это возможно, – легко согласился капитан. – Однако сейчас вы, как будто, в здравом уме. Я не ошибаюсь?

– Вот именно – как будто в здравом. Но все равно я ничего из своей прошлой жизни не знаю и не помню.

– Тогда еще один вопрос… – Голос капитана стал вкрадчивым. – Если вы уже более-менее восстановились после травмы, почему взяли билет не в свой родной город, а на Москву?

– Хотите честный ответ?

– Жажду.

– Я просто испугался встречи с близкими. Мне хотелось немного пожить в Москве, чтобы показаться хорошим врачам. Говорят, что такие вещи лечат гипнозом.

– Говорят… – Капитан поднялся. – Ладно, будем считать, что допрос состоялся. Остались небольшие формальности… но это будет несколько позже. Не суть важно. А пока вы побудьте здесь. Хотите чаю, кофе?

– Я бы не отказался…

– Вот и чудесно! – почему-то обрадовался капитан. – Момент…

Он вышел, плотно прикрыв дверь. Паленый посмотрел на окна и сокрушенно вздохнул – на них стояли решетки. Убежать никак нельзя, хотя помещение находилось на первом этаже. Скорее всего, это была комната отдыха сотрудников линейного отдела милиции.

Ему принесли кофе и бутерброды. Только сейчас Паленый понял, как сильно проголодался. Наверное, от переживаний. Отбросив все дурные мысли – до поры, до времени – он жадно набросился на еду…

Паленый томился в одиночестве почти до вечера. Его два раза выводили в туалет – всегда в сопровождении двух уже известных ему сержантов, помощников капитана. Это были сильные, рослые парни, не очень охочие до разговоров.

Но с Паленым они держались вежливо, даже предупредительно. Наверное, капитан держал их в ежовых рукавицах и предупредил, чтобы они не позволяли себе ничего лишнего.

Он стоял, глядя в окно, когда позади тихо отворилась дверь. Паленый обернулся и увидел красивую, статную даму. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, которые полнились слезами.

– Саша… – прошептала она. – Саша!

Паленый узнал ее сразу. Это была девушка, – нет, скорее молодая женщина – изображенная на снимке вместе с Князевым.