Текст книги "Жизнь взаймы"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Так успокаивал Паленый свою совесть, когда возвращался домой. Дорожка, на которую он готов был ступить, вела его куда-то не туда, он это понимал, но жажда хоть как-то изменить свою жизнь, пусть и криминальным способом, затмила все его моральные установки, неизвестно когда и кем заложенные в подсознание.

Лучше умереть, чем жить таким уродом! С этой мыслью Паленый и уснул, утомленный не тяжкой ночной работой, а мыслями, которые плескались в голове расплавленным свинцом.

Глава 7

На дело пошли ночью, спустя восемь дней после памятного для Паленого разговора в «Привокзальном». Всю неделю он пытался не думать о том, что ему предстоит. Это была настоящая мука, потому что разные мысли, преимущественно мрачные, словно взбесились, не покидая его голову ни ночью, на работе, ни днем, когда он бодрствовал.

Даже во время сна ему снилась разная чертовщина – пожары, кровь, вампиры и еще фиг его знает что. Очнувшись от очередного кошмара, Паленый вскакивал и как умалишенный метался по своему подземному жилищу, не понимая, где он находится.

Поэтому, когда Шуня встретил его в очередной раз у Папы Карла и сказал, что все тип-топ, он почувствовал огромное облегчение. Теперь пан или пропал, назад ходу нет…

Для осуществления своего замысла Шуня выбрал субботу.

– Этот конь с яйцами по субботам топчет молодых кобылок на даче, – объяснил он Паленому. – Проверено. А в пятницу он приволок домой целый майдан.[8]8
  Майдан – чемодан (жарг.)


[Закрыть] Тяжелый, сам наблюдал. А когда утром уезжал на своем «джипе», то вышел с пустыми руками. Значит, наше дело почти в шляпе.

– А где его жена?

Шуня довольно хохотнул.

– Обычно в субботу она остается дома, по магазинам вышивает. А чего ей не вышивать? Бабок куры не клюют. Личный водила и телохранитель в качестве грузчика. Но три дня назад наш хитрован отправил ее с детьми принимать солнечные ванны, – сказал он, довольно потирая руки. – И наверное, за бугор. Так что скоро она не вернется. Как раз этого момента я и ждал. Хаза чистая.

– Неужто он оставил дом без охраны?

– Да там менты по улице сутками топчутся. Ты же знаешь. Это снаружи. А внутри козырная сигнализация.

Шуня хитро ухмыльнулся.

– Но мы тоже щи не лаптем хлебаем, – сказал он уже серьезно. – Все продумано, Санек. В половине двенадцатого у нас сбор. И смотри, чтобы никаких бумажек и ксивы в карманах не было. Оденься попроще, в какое-нибудь тряпье.

– Да я и так вроде не во фраке… – Паленый критически посмотрел на свою одежду.

– Эти шмотки уже многим примелькались. Вдруг найдется какой-нибудь Соколиный Глаз. И шапочку не забудь.

– Не забуду, – пообещал Паленый.

– Тогда вперед. Только хорошо отоспись, чтобы потом скулами не трещал, когда пойдем на дело.

– Попытаюсь…

Они подошли к особняку рекламного магната со стороны парка. Паленый посмотрел на трехметровой высоты забор и сокрушенно покачал головой.

– Плохо… – прошептал он на ухо Шуне. – Не видно, что творится во дворе. Вдруг там сторожевые псы?

– Знамо дело, есть такой факт.

– Но тогда как…

– Учись, пацан, пока я живой.

С этими словами Шуня бросил во двор несколько камней. И сразу же они услышали басовитый лай. Довольно ухмыляясь, Шуня достал из кармана полиэтиленовый пакетик, и, подождав, пока пес не окажется совсем рядом, но по другую сторону стены, отправил его содержимое вслед камням.

– Прикормка… – шепнул он Паленому. – Ни один кобель не устоит, чтобы не схавать. Проверено. Личный рецепт.

– Отрава?

– Что ты! Я же не зверь какой-то, чтобы несчастную животину травить. Снотворное…

Они ждали недолго. Пес успокоился, и стало слышно, что он начал есть прикормку. Немного подождав, Шуня смело забросил на гребень забора веревочную лестницу с крюками, обернутыми тряпками – чтобы не стучали. Пес на шум не среагировал.

– Кемарит, – довольно осклабился Шуня. – Малинка[9]9
  Малинка – снотворное (жарг.)


[Закрыть] что надо.

– Я полезу первым, – храбро сказал Паленый.

– Нет уж, братэла, в бой должны идти старики. Профессионалы. Так что придерживай лестницу, чтобы она не болталась, как бычий хвост, а я пойду на штурм. Сумку с инструментами ты потащишь. Не забудь!

– Не забуду, – пообещал, дрожа от возбуждения, Паленый.

Пес и впрямь сладко спал, положив лобастую голову на мохнатые лапищи. Это был кобель какой-то неизвестной породы; он немного смахивал на кавказскую овчарку, только имел длинную шерсть в мелких завитках – как у овцы.

– Если проснется раньше времени, – сказал Паленый, – нам капут. Вон какие клыки…

– Не дрейфь, будет спать до утра. Я впрыснул в мясо двойную дозу. Это и для слона достаточно. Все, потопали. Только тихо!

Они подошли к особняку и, притаившись в тени под стеной, стали ждать.

– Чего ждем? – спросил Паленый.

– Затмения, – нервно хихикнув, ответил Шуня.

Его тоже немного трясло от воровского азарта. Наверное, мыслями он был уже внутри здания.

Им пришлось томиться под особняком не менее получаса. Шуня уже не скрывал волнения и тихо матерился:

– Ну, ежели этот козел меня подведет… Ей-ей, замочу, как последнего фраера!

– Ты это о ком? – спросил Паленый.

– Есть один кореш… Он должен перерубить кабель от подстанции, которая питает Сироткин квартал. Что-то он задерживается.

– Ему известно, что мы?..

– Ничего он не знает, – сердито ответил Шуня. – Что-либо знать ему не положено. Его дело маленькое – обесточить сигнализацию и получить свои бабки. Все.

Как ни ждали они этого момента, но свет погас совершенно внезапно. Они даже вздрогнули от неожиданно наступившей тишины и полной темноты. Умолкли на какое-то время даже собаки, брехавшие то там, то сям.

– А теперь, Санек, надо торопиться… – Шуня поднялся по ступенькам к входной двери и достал связку отмычек. – Посмотрим, что тут за диво… – пробурчал он, осветив на мгновенье замочную скважину крохотным фонариком.

Шуня управился с двумя дверными замками минут за семь.

– Буржуи хитры, а мы – смекалисты, – нервно хихикнул Шуня, распахивая бронированную дверь. – Нам и не такие нутряки приходилось отжимать.[10]10
  Отжать нутряк – открыть внутренний замок (жарг.)


[Закрыть] Входи…

Очутившись внутри особняка, Шуня первым делом замкнул двери.

– Зачем? – удивился Паленый.

– А вдруг наш бобер вернется раньше времени? Все может быть… тьфу, тьфу! Так мы услышим, что кто-то шебаршит, и спрячемся. Тут есть, где зарыться, домина как Дворец культуры.

Шуня накаркал. В поисках денег и ценностей они успели осмотреть только четыре комнаты (без особого успеха), как вдруг раздался шум автомобильного мотора, затем мужские голоса, потом открылись ворота гаража, в который можно было въезжать прямо с улицы (он находился в полуподвальном помещении особняка), и машина мягко вкатилась внутрь здания.

Из гаража был выход на первый этаж; это Паленому и Шуне было известно.

– Мать твою!.. – выругался Шуня. – Не было печали…

– Мы попались! – трагическим шепотом сказал Паленый.

– Не хорони себя раньше времени. Лезем на чердак.

Особняк был трехэтажным. На чердак вела крутая деревянная лестница, которую Паленый и Шуня преодолели в один момент. Затаившись за какими-то ящиками и коробками, они стали ждать дальнейшего развития событий.

Судя по голосам, приехали двое – скорее всего, хозяин особняка и еще кто-то. Первый ругался, как сапожник, сетуя на перебои с электричеством, а второй помалкивал, лишь изредка поддакивая густым басовитым голосом.

Но вот хозяин немного успокоился, и где-то с полчаса они говорили о своих делах мирным тоном. Паленому и Шуне не были отчетливо слышны слова собеседников, да они особо и не прислушивались. Их занимала одна-единственная мысль: каким образом сбежать из особняка, чтобы их не заметили?

– Хорошо, что въезд в гараж прямо с улицы, а не через центральные ворота, – шепнул Шуня на ухо Паленому.

– Почему?

– По кочану. Соображать надо. Представляешь картину – заходит наш клиент во двор, а там бобик кемарит, да так, что хрен его с пушки разбудишь. Что он подумает? Если, конечно, не совсем дурак. То-то… Сразу ментам начнет названивать.

– Хорошо бы и дальше нам так везло… – тоскливо сказал Паленый.

– Ни хрена себе везение! Мы в этот момент уже должны были улов дуванить, а нам приходится здесь торчать… как гвоздь в дерьме. Ладно, ты, главное, не дрейфь. Их там всего двое. Ежели что, дергаем на арапа.

– Это как?

– Напролом. Тараном. Руки в ноги – и айда. За домом деревья большие растут, прямо возле забора. Лезешь на ветку и, как мартышка, на другую сторону – прыг, скок. А там парк. Понял?

– Ну…

– Только не бойся! Тем более, что на улице до сих пор темно. И сумку с инструментом нельзя потерять. Там у меня отмычки от самого папаши Фрола – был такой классный спец.

– Я не боюсь.

– Вот и ладушки… эй, что это!?

На вопрос Шуни можно было и не отвечать. Он задал его по инерции. Два приглушенных выстрела один за другим ударили по туго натянутым нервам, вызвав у незадачливых взломщиков временный столбняк.

Не сговариваясь, они замолчали, словно мгновенно онемели; в этот момент тело каждого из них превратилось в одно большое ухо.

Они слышали, как кто-то ходит туда-сюда по комнате, где только что шла мирная беседа. Затем раздался такой звук, будто двигали мебель. А еще через какое-то время под ногами убийцы скрипнули ступеньки лестницы, которая вела на первый этаж, и в особняке воцарилась тревожная тишина.

– Интересно, кто кого замочил? – спросил дрожащим голосом Шуня.

Паленый промолчал. Его словно переклинило. Они продолжали сидеть в своем укрытии, не зная, что им предпринять.

Но вот раздался шум мотора и машина выехала на улицу.

– Н-надо уходить… – наконец прорвало и Паленого.

– Надо, – согласился Шуня.

Они спустились на второй этаж, и тут Шуня, вместо того, чтобы идти к выходу, потянул Паленого за собой в комнату, где только что случилось убийство.

– Ты куда!? – всполошился Паленый.

– Посмотрим… – неопределенно сказал Шуня.

Он уже полностью оправился от потрясения и был как наэлектризованный.

Комната оказалась просторной, шикарно обставленной, гостиной. Она освещалась старинным канделябром. Окна были закрыты тяжелыми плотными портьерами. Возле кожаного дивана лежал человек. Рядом с ним валялся пистолет.

Кровь уже успела впитаться в толстый ковер, но он был песочно-желтого цвета с модным абстрактным рисунком, а потому большое темно-бордовое пятно неправильной формы на его светлом фоне выделялось как нарисованное.

– Бобер… – почему-то шепотом сказал Шуня, посмотрев на лицо убитого. – Два выстрела. Второй – контрольный, в голову. Ну, бля, дела…

– Смываемся! – нервно сказал Паленый. – Пока не поздно.

– А куда нам спешить? – как-то уж очень спокойно, даже с ленцой, сказал Шуня.

– Как это – куда? – опешил Паленый. – Если нас прихватят в доме возле свежего трупа, то сразу впаяют пожизненное.

– Остынь… Кто знает, что этот бобер отбросил копыта? Никто. За исключением нас и того, кто его шлепнул. А он точно не побежит звонить в ментовку.

– Хочешь сказать, что?..

– Само собой. А иначе, зачем было огород городить? Мы не должны уйти отсюда с пустыми руками.

– Но…

– Никаких "но"! – отрезал Шуня. – Деньги где-то здесь, я их нюхом чую.

Паленому пришлось согласить с доводами Шуни. У него просто не было иного выхода. Шуню снова разобрал охотничий азарт, и он начал быстро, но методично, обыскивать гостиную.

– Вот сука! – воскликнул он, указывая себе под ноги. – Опередил нас, гад!

Паленый подошел к нему и увидел, что ковер в этом месте сдвинут, а в паркете зияет неглубокое прямоугольное отверстие.

– Здесь лежали наши денежки, здесь! – Шуня был безутешным. – А тот поганый "мокрушник" увел их. Мудак! – бросил он в сторону трупа гневный взгляд. – Не мог найти тайник получше.

– Фиг с ними, с этими деньгами, – сказал Паленый. – Пойдем отсюда.

– Ну, нет уж! – гневно воскликнул Шуня. – Чемодану с бабками приделали ноги, тут нам не повезло, но я уверен, что где-то здесь имеется сейф.

Он быстро подошел к стене, на которой висела картина, и сдвинул ее в сторону. За картиной был спрятан вмонтированный в стену сейф.

– Примитив… – презрительно бросил Шуня. – Дай! – обернулся он к Паленому.

Паленый понял, что он хотел сказать, и протянул Шуне сумку с инструментами. Достав оттуда связку отмычек, тот начал колдовать над замком.

Процесс вскрытия сейфа был недолгим – от силы пять минут.

– Нашли чем удивить… – с удовлетворением бормотал Шуня, прислушиваясь к тихим щелчкам, которые раздавались изнутри сейфа, когда он орудовал отмычками. – У этих западных буржуев никакой фантазии. Все поставлено на поток. Папаша Фрол как-то сделал на заказ одному хитрому бобру замок – еще в те времена, при Советах, – так его не смог открыть сам король "медвежатников" Зяма Ципурский. Вот это уровень. А тут… фуфло. Сим-сим, откройся!

Шуня потянул на себя дверку сейфа и они увидели, что тот далеко не пуст, как думал Паленый. Там лежали деньги и какие-то бумаги.

– Бери половину филок себе, – приказал сияющий Шуня. – Потом сосчитаем и разделим пополам. А это не трожь! – вскричал он, когда Паленый взял в руки красивое и, наверное, очень дорогое колье.

– Почему? – удивился Паленый. – По-моему, эти камушки – бриллианты.

– Нет, ты точно лох. Из-за этих побрякушек нас заметут в два счета. А если учесть, что тут произошла "мокруха"… Оставь это барахло. Все, на хода! Нам тут больше делать нечего. Отойди, я замкну сейф.

– Зачем?

– Менты должны искать убийцу, а не спеца по замкам и сейфам. Пусть думают, что это обычный "заказ". Впрочем, так оно и есть, скорее всего… Ты перчатки не снимал?

Шуня настоял, чтобы они надели тонкие медицинские перчатки, дабы не оставлять следов. Паленый только сейчас в полной мере оценил предусмотрительность своего приятеля.

– Нет, – ответил он.

– Молодца, – похвалил его Шуня. – А теперь рвем когти!

Очутившись в парке, Паленый и Шуня невольно перешли на бег. Страх, который они до сих пор тщательно скрывали внутри, наконец вырвался наружу, добавляя прыти ногам.

В небе появился тонкий лунный серп. Его только что достала из мешка большая туча, висевшая над городом с вечера. В парке пели соловьи, где-то далеко ухнул филин, в озере плеснула рыбина. В ночной тишине все звуки были слышны особенно отчетливо.

Часовая стрелка приближалась к цифре "три".

Глава 8

Денег было гораздо меньше, чем им показалось в тот момент, когда Шуня вскрыл сейф.

– Я бы того "мокрушника" своими руками удавил! – брызгал слюной Шуня. – Надо же было ему замочить нашего клиента именно в тот вечер, когда мы пошли на дело. Он что, не мог это сделать на даче бобра!?

Шуня возмущался с таким видом, словно чемодан с деньгами принадлежал лично ему.

– Хорошо, что для нас все так закончилось, – сказал Паленый. – Могло быть значительно хуже.

– Наивный… Ничего не закончилось, только начинается. Менты весь город на уши поставили. Наш бобер ходил в корешах мэра и, как оказалось, был лучшим другом Шишкана. Теперь убийцу ищут не только те, кому по штату положено, но и бандиты. А это очень серьезно. Не дай Бог нам где-то засветиться…

Из осторожности компаньоны собрались через два дня после ночных событий. Деньги они поделили сразу, дома у Шуни. На долю каждого (за вычетом тысячи "зеленью", предназначавшейся тому, кто перерубил кабель) пришлось по семь "косых" долларами. Это был большой удар по аппетиту Шуни.

Немного расстроился и Паленый. Семи тысяч и тех денег, которые он скопил, могло и не хватить на операцию. Но все равно, это уже было кое что.

– А нас не заложит твой приятель? – спросил Паленый.

– Ты о ком?

Шуня был так расстроен, что сразу не понял о чем идет речь.

– О том, кто обесточил Сироткин квартал, – ответил Паленый.

– Если ему воткнут в задницу нагретый паяльник, то он сдаст нас со всеми потрохами. Это и ежу понятно. Но я не думаю, что его смогут вычислить.

– Возможно. А что если он свяжет твою просьбу перерубить кабель с убийством в Сироткином квартале?

– Может, – спокойно согласился Шуня. – Он такой. Башковитый. Когда-то в институте учился. Пока за пьянку не выгнали. Но сейчас он в завязке! Однако с деньгами у него всегда туго, поэтому я не думаю, что он пойдет в ментовку на доклад.

– Почему ты так уверен?

– Тогда ему придется свой "косарь" сдать в кассу. Он это знает, ученый. А такого облома его сердце не выдержит.

– Ну, если так… – Паленый задумчиво потер свой изуродованный нос. – Но он может нашептать на ушко Шишкану…

– Ты соображаешь, что говоришь!? Его замочат сразу же, как только узнают, что он перерубил кабель. Ему не поверят, что он не был в деле. Не-ет, этот вариант отпадает.

– Хочется надеяться…

– И еще одно, Санек. Мы должны на пару месяцев лечь на дно. Бабки не трать. За этим сейчас будут смотреть очень пристально. Сам понимаешь. Откуда у грузчика с товарки сколько хрустов заколосилось? – поневоле спросят компетентные товарищи. То-то. Сиди как мышь в подполе.

– Нам нельзя больше встречаться…

– Верно. Пока нельзя. Утихнет все, отметим нашу удачу. Пусть и не ахти какую, если учесть какие бабки проплыли мимо нашего рта, но все же… Имеем право.

– Имеем… – как эхо повторил Паленый.

Мыслями он уже был на операционном столе…

Два месяца, отмеренные Шуней, тянулись как целый год. За это время Паленый сменил место жительства – снял однокомнатную квартиру на окраине, неподалеку от своего прежнего жилища.

Крохотная келья в пятиэтажном доме стоила недорого. Квартиру сдала старушка, божий одуванчик, которая сразу прониклась к Паленому сочувствием и доверием. Он заплатил ей за полгода вперед, и она уехала в деревню к старшей сестре, чтобы за нею ухаживать.

Перед тем, как идти к старушке (ее адрес Паленый вычитал в объявлении на телефонном столбе), он купил себе приличную одежду – легкую куртку, костюм, две рубашки, галстук – и обувь. Чересчур шустрая для своих лет бабуля прямо порхала по квартире, радуясь, что ей попался не какой-то ханыга, а приличный человек, пусть и увечный.

Свои покупки он делал с дальним прицелом. Паленый еще не забыл, как смотрел на него хирург, когда он явился к нему на прием в первый раз…

Главврач узнал его сразу, несмотря на новую одежду. Он снисходительно улыбнулся, поприветствовал Паленого и спросил:

– Так вы, значит, решились?

– Да, – коротко ответил Паленый.

– Я готов начать работать с вами прямо сейчас. У нас существуют очередь на операции, но вы уже приходили, так что будем считать, что вы в первых рядах, а точнее – под номером один. Или у вас какие-то другие планы?

– Нет. Я согласен.

Перед тем, как пойти на прием в клинику, Паленый уволился с работы (чем здорово огорчил своего непосредственного начальника), поэтому не боялся, что его начнут искать, пока он будет лежать в клинике.

– Вам нужно для начала внести в кассу пять тысяч долларов… – осторожно сказал врач, испытующе глядя на Паленого.

– Нет проблем, – чуть резче, чем следовало бы, ответил Паленый.

– Отлично! – Хирург как будто обрадовался. – Остальную сумму – в пределах двух-трех тысяч – вы заплатите, когда закончится период реабилитации. Так сказать, по факту.

– Хорошо…

Паленого поместили в отдельную палату – светлую, чистую, весьма комфортабельную, с цветами, телевизором, холодильником и телефоном – и целых три дня брали всякие анализы, а также делали рентген и УЗИ.

На четвертый день в палату зашел хирург и с удовлетворением сказал:

– У вас все нормально. Организм железный. Даже песка… хе-хе… нет в почках. Вы уникальный экземпляр.

– Это точно… – с мрачной иронией ответил Паленый.

– Ну-ну, не нужно так… Я вам гарантирую, что через месяц у вас будет совсем другое настроение.

– Хотелось бы верить…

– Уж поверьте мне. – Хирург приятно улыбнулся. – Я знаю, что говорю. У нас есть только одна проблема…

– В чем она состоит?

– Чтобы вылепить вам лицо, мне нужны ваши фотографии. Иначе вы будете похожи на кого угодно, только не на себя.

Этого вопроса Паленый боялся больше всего. У него не было своих фотографий. Имелись только те, которые он нашел в паспорте Князева.

Он много раз рассматривал их и находил, что Князев чем-то похож на него, даже фигурой. А может, это ему просто казалось.

Постепенно Паленый начал привыкать к мысли, что у него нет иного выхода, как попросить доктора, чтобы тот сделал ему лицо Князева. Тогда он сможет жить с его паспортом, что было для Паленого очень важно.

– Вот… – Паленый отдал хирургу паспорт и фотографии.

– Это все?

– К сожалению. При пожаре все мои фотографии сгорели.

– Может, у друзей?..

– Увы, я не большой любитель дарить свои фотографии друзьям. Тем более, что я давно с ними не контактирую, так как они почти все выехали за границу. Где они живут, мне неизвестно.

– Понятно… – Главврач с невольным вздохом повертел паспорт и фотографии в руках и положил в карман халата. – Будем стараться. Сначала придется на компьютере сделать фоторобот – вашу маску. Если что-то будет не так, вы подскажете, где и что исправить.

– Если смогу…

– Придется постараться.

Оперировать Паленого начали через два дня. Это было очень больно, особенно когда заканчивалось действие наркоза.

Но он, стиснув зубы, мужественно терпел, даже не требуя обезболивающих лекарств.

Время тянулось не просто медленно, а цедилось по капле. Паленому не возбранялось ходить, но он большей частью проводил дни в постели, занятый безрадостными мыслями.

Эйфория по поводу начала пластической операции прошла, и он теперь думал о том, что будет дальше. Убийцу "бобра" продолжали усиленно разыскивать. (Фамилия рекламного магната была Лейкин, как узнал Паленый из выпуска телевизионных новостей). И кто знает, как повернутся события в конечном итоге.

С Шуней он решил из предосторожности больше не встречаться. Вор (которому Паленый был очень благодарен) не должен был видеть его новое лицо.

Конечно, Шуня знал, что его приятеля зовут Александр, но Паленого это не волновало. В крайнем случае, если вскроется, что он взял фамилию Князева, можно добыть новый паспорт. Паленый почему-то уверился, что сделать это легко.

В клинике и впрямь было много пациентов, как говорил доктор, преимущественно женского пола. Кому-то подправляли нос, кто-то подтягивал дряблую кожу, а из кого-то выкачивали жир.

Паленый не общался ни с кем, за исключением медсестер и хирурга, да и то по необходимости. Его лицо было сплошь в бинтах и напоминало голову мумии из какого-нибудь голливудского боевика.

Это обстоятельство облегчало ему жизнь в клинике. Паленому казалось, что бинты – щит, за которым он надежно спрятан.

Любопытные взгляды, которым его одаривали выздоравливающие после операций дамочки, отскакивали от него как горох от стенки. Он чувствовал себя уверенно и не тушевался, как прежде, перед незнакомыми людьми.

С ним пытались завести амуры. Некоторые женщины лежали в больнице подолгу, а потому откровенно скучали по мужскому обществу. Паленый кожей чувствовал их весьма заинтересованные взгляды, когда проходил мимо.

А он действительно начал меняться в лучшую сторону. Раньше Паленый ходил, подгибая плечи, – чтобы на него меньше обращали внимание. Теперь он выпрямился и стал передвигаться с грацией сильного, хищного зверя, которую прежде у себя не замечал.

Возможно, этому перерождению способствовало калорийное питание. Паленый, который до операции был как ходячий скелет, поправился, а его мышцы наполнились силой и энергией.

Пища была вкусной, хотя и не очень обильной. Дело в том, что посетители приносили своим родственникам-пациентам горы продуктов, большей частью деликатесов, так как в клинике лежали люди далеко не бедные. Поэтому пищеблок лечебного заведения особо не утруждал себя какими-то изысками на почве кулинарии и большими порциями.

Но Паленому, привычному к спартанскому образу жизни, еды вполне хватало. Впрочем, повара, которые знали, что к нему никто не ходит (а им почему-то было известно все, что творится в клинике), всегда подкладывали ему лучшие кусочки.

Шли дни, недели. Приближался день, когда Паленому должны были снять бинты. Он вдруг испугался этого момента едва не до потери пульса.

– Экий вы, батенька, мнительный, – смеялся довольный хирург. – Все будет вэри гуд. Если честно, вы в моей практике самый сложный случай. И я горжусь, что мне удалось выполнить свою работу столь качественно. В этом скоро вы убедитесь сами. Но спешить не нужно. Пусть заживут швы.

Торопиться Паленому было некуда. Но он волновался из-за денег.

Паленый внес в кассу еще две тысячи долларов и теперь с тревогой ждал, когда хирург предъявит окончательный вердикт. Счет, по идее, должен быть весьма солидным. Медсестры не раз говорили Паленому, что их шеф еще никогда так долго и скрупулезно не работал со своими пациентами, как с ним.

Но тот почему-то медлил с этим вопросом, и Паленый не находил себе места, представляя, какой будет скандал, когда врач, к которому он относился с большим уважением, узнает, что его пациент почти пустой.

Завтра! Это слово, произнесенное хирургом, оглушило Паленого. Ему показалось, что над ним прогремел гром.

Ночью он не спал. Сердобольная медсестра, наверное, понимая состояние своего подопечного, поила его валерьянкой и корвалолом, но сон все равно так и не пришел. К утру Паленый совсем издергался и когда, наконец, появился врач со своими помощниками, он был весь как выжатый лимон.

Неужели ЭТО свершилось!?

– Вы готовы? – спросил хирург.

– Д-да… – дрожа от возбуждения, ответил Паленый.

– Что ж, приступим…

Когда бинты были сняты, Паленого подвели к большому зеркалу, которое висело у окна. Он шел с закрытыми глазами.

– Смотрим, смотрим, – подбодрил его главврач. – Не нужно бояться.

Паленый медленно поднял веки. И оцепенел – на него из глубины зеркала уставился незнакомый человек. Паленому показалось, что он невероятно красив, хотя на лице кое-где все еще были видны розоватые полоски от швов.

Но это была такая мелочь…

Слезы сами хлынули из глаз Паленого. Он плакал, не замечая этого. Врач жестом приказал своим помощникам и медсестрам удалиться. Стараясь ступать как можно тише, все покинули палату – во главе с хирургом. Паленый остался один.

Нет, не один! С ним находился тот, ДРУГОЙ, который пока был ему незнаком, хотя и занял его тело. Это было удивительное чувство. Паленому показалось, что он раздвоился.

– Привет, – сказал Паленый и поднял руку.

Отражение поспешило повторить этот жест. Но оно было немым, хотя его губы все же шевелились. Совсем потерявший голову Паленый нашел это забавным и хрипло рассмеялся. ДРУГОЙ тоже хохотнул, но по-прежнему беззвучно.

Я схожу с ума! Эта мысль вонзилась ему в мозг раскаленной иглой. Паленый, с усилием оторвав взгляд от зеркала, резко обернулся и упал ничком на кровать, спрятав лицо в подушку.

Что я наделал!? Зачем?..

В душе Паленого словно что-то оборвалось, и он застонал как от сильной боли. Он вдруг подумал: а что если ко мне вернется память? Как быть тогда?

Ответ на это вопрос он не находил…

Выписали Паленого спустя четыре дня, хотя в принципе у него все было нормально. Но врач понимал, что его подопечный в шоке, поэтому дал ему время полностью прийти в себя и освоиться в новой – вернее, старой, но забытой, – роли, как он считал.

Последний разговор состоялся в кабинете главврача.

– Вот и пришла пора нам прощаться… – сказал хирург, глядя на Паленого с таким видом, словно перед ним сидел не бывший пациент, а какое-то чудо-юдо.

Наверное, он и сам был удивлен тем, что сумели сделать его руки.

– Если вы по поводу денег…

– Перестаньте! – морщась, махнул рукой главврач. – Вы больше ничего клинике не должны.

– Но как же…

– Все очень просто. Я уже говорил вам, что ваш случай уникальный. Поэтому я, скажем так, получил хорошую практику. Считайте себе участником эксперимента… – Хирург рассмеялся. – Шучу.

– Большое вам спасибо, – с чувством сказал Паленый.

Он ощутил огромное облегчение. Вопрос оплаты висел на нем тяжелыми гирями, поэтому Паленый держался с доктором очень сковано.

– Пустяки… – опять отмахнулся главврач. – Хорошо все то, что хорошо заканчивается. В вашем случае я применил новые технологии и теперь вижу, что в своем выборе оказался прав.

– Мне здорово повезло.

– Это верно, – согласился хирург. – Но я так думаю, свое везение вы заработали сами, добыв деньги на операцию.

Паленому показалось, что доктор посмотрел на него как-то странно. У него даже озноб пошел по спине – неужели главврач что-то заподозрил!?

Он ответил, стараясь скрыть волнение:

– Признаюсь, что большую часть денег я занял… под залог квартиры. Ничего, отработаю. Теперь отработаю.

– Я за вас рад, – искренне ответил доктор. – В вашей шкуре мне не приходилось бывать, но могу себе представить… Бытует мнение, что врачи – отмороженные люди. Их не трогают страдания пациентов. В какой-то мере это так. Нельзя пропускать через себя чересчур много отрицательных эмоций. Никакая психика не сможет выдержать таких испытаний. Но бывают исключения…

Главврач закурил.

– Дурная привычка, знаете ли, – сказал он, сокрушенно вздыхая. – Увы, человек слаб и погряз в своих привычках, не всегда совместимых со здоровым образом жизни. Так вот, касательно исключений. Врачи все-таки тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Вы как раз и были таким исключением. Признаюсь только теперь и только вам. Вы очень мужественно держались, не ныли и не хныкали, а это, поверьте, могут немногие.

Паленый смущенно опустил глаза.

– Ну полноте, полноте… – Врач по-дружески похлопал Паленого по руке. – Что ж, пришла пора прощаться. Вдруг у вас появятся какие-нибудь проблемы с лицом, немедленно ко мне. Деньги вам больше не понадобятся, предупреждаю сразу.

– Я вам очень признателен. Еще раз спасибо…

Очутившись на улице, Паленый вдруг почувствовал, что его не несут ноги. Он подошел к той скамейке, на которой дожидался приема к главврачу в первый раз, и сел.

Как теперь жить дальше? У Паленого голова шла кругом. Он понимал, что стоит перед дверью в другой мир, но никак не решался ее отворить…