Текст книги "Извилистый путь (СИ)"

Автор книги: Виталий Вильчинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

   – Страхолюдина-то, какая! – ужаснулся я. – И это вам приходилось с такими жить?

   – Были и похуже!

   – Давайте как-нибудь в другой раз о них расскажете! А то я вообще заикой стану!

   Немного поразмышляв, мы вернулись к прерванному разговору.

   – Да, далековато вы находитесь, – задумчиво сказал я.

   – Мы там давно живем, – сказал Кардарол. – Наши предки жили там еще тогда, когда люди были слабой малочисленной расой. Нападения опасных хищников приносили им постоянные потери. Вот и решил Совет Мастеров во главе с Королем гномов протянуть руку милости погибающим. Была выстроена небольшая крепостенка, помогли оружием, кое-чего научили делать самим. Да, поначалу все было отлично, люди перестали гибнуть таким количеством, поднялись на ноги. Да, смерти были, но, все же. У нас наладилась торговля, дружественные отношения, и все было бы хорошо, если бы люди не начали кусать за эту руку. Прошло всего-то полтысячелетия, а люди уже вскипели завистью. У нас было богатство, у нас был достаток, золото, драгоценные каменья. Знания, в конце концов! Ты человек, живший снаружи, и ты можешь подтвердить, что некоторые люди не хотят работать, а хотят иметь все даром. Вот тогда получилась та же ситуация – забрать все, еще и поработить, заставить работать на их благо.

   Я грустно вздохнул, соглашаясь со словами гнома.

   – Ну, а потом кровопролитная война, в которой гномы и люди гибли тысячами. На гномов поднимались все – от млада до стара, церковниками велась страшная пропаганда против нелюди. В конце концов, мы с помощью эльфов отбросили людей, и ушли в свои горы, леса, бросив все свои постройки алчным созданиям. И вот уже полтора тысячелетия мы не видели людей. Ты – первый.

   – После вашего рассказа я даже не знаю, это хорошо, или плохо... – задумчиво проговорил я, шагая рядом с Оштанором, и Кардаролом. Сургатор плелся немного позади. – А, такой вопрос: сколько живут гномы?

   – В среднем сто пятьдесят лет. Эльфы лет на сто больше. А что?

   – Уже сколько поколений вы скрываетесь от людей. Даже предания о вас забыли, ваше имя никто не помнит. А люди так и не изменились! Каков мир был до того, как вы его покинули?

   Оштарнор дернул головой в бок, прочистил горло, и начал рассказ:

   – Как гласят придания, еще до того, как был наш исход, до того, как наши предки помогли людям выжить, на земле существовало восемь рас – орки, гоблины, кентавры, эльфы, гномы, дриады (но они еще при нас вымерли), тролли, и люди. Не знаю, как сейчас, да и вряд ли я все существующие назвал. Последние были очень малочисленными и слабыми, поэтому и было решено им помочь, ведь на тот момент они занимались охотой и сельским хозяйством, и их товары были в ходу, их меняли, покупали. Но вот воины из них были никудышными, и тогда Совет Мастеров, во главе с Королем гномов, решил им помочь. Были направлены воины для их обучения, эльфы не остались в стороне и дали своих лучников и знахарей. Часть эльфов была против этого и пророчила много всяческих бед от этого поступка. Старейшины эльфийского народа взбеленились, дескать, сопляки учат их жить, приказали схватить бунтовщиков и принести в жертву ритуальному Дереву. Тьху, варвары! А еще и цивилизованной расой себя называют! Ну, ладно, пока о другом речь. Как говорится, в тех же анналах, по словам некого Мурарталиса Карори, эльфы-оппозиционеры очень обиделись, настучали в купол тем, что пришли их забирать, связали, запихали их в чулан, ночью нагадили под дверями старейшин, вначале на них помочившись, а потом, пардон, и... сходили по большому, накрыли это дело бумажками, и постучали в дверь.

Когда к двери подошел старейшина, они как раз поджигали бумажки, а открыв дверь, и увидев огонь, эльфийские члены Собрания Старейшин принялись тушить его ногами....

   Молодой гном не выдержал и покатился от истерического хохота. Его отец смеялся поспокойней, а Ош старательно прятал улыбку в усы. Мне тоже было смешно, но я сумел сдержать сильное проявление чувств и только пару раз хихикнул.

   – Той ночью был исход несогласных эльфов. Да, старейшины были в ярости, и бросили все силы на поиск проказников, так унизивших их. Но двести душ как сквозь землю провалилось. Их следы быстро потерялись, так как под утро прошел сильный ливень и смыл все наводки. Так и появились Темные эльфы, изгнанники, как с пеной у рта орал председатель Круга. Вроде бы все закончилось, но за спинами Мудрейших слышались смешки, а иногда и "Ф-у-у-у-у!". Проказников пробовали ловить, поймали одного, дали розг, но палач бил не в полную силу, а чисто для проформы, стараясь не заржать. На заднице эльфа карикатурно были изображены старейшины, все перемазанные экскрементами.

   – Не повезло старым дуракам! – хохотнул я, протягивая руку Сургатору, помогая тому подняться.

   – Да, позора они натерпелись предостаточно, другой источник утверждает, что "мечеными" были и сиденья их стульев, и не все это успели заметить... Но, не повезло нам всем. Мы все просчитались, и все понесли расплату. Люди встали на ноги и припомнили всем свои мелкие и большие обиды. За нас они принялись в предпоследнюю очередь, потому мы успели оценить их действия и силу, поэтому после нескольких мелких стычек ушли в горы и покинули эти земли. Вот и все. А чем занимались темные, – кто его знает, они ушли далеко на запад материка, и, по слухам, перебрались на соседний. А на поверхности шло мочилово, простите, шла война.

   Старик замолчал, а я искренне поблагодарил за рассказ:

   – Спасибо, путешествие в прошлое было замечательным, много интересного узнал. Как я уже говорил, известных рас наверху осталось три – люди, орки и эльфы. Ходят слухи, что где-то есть еще какие-то, но это только слухи.

   Оштарнор скомандовал привал. Мы восстановили свои телесные силы и двинулись дальше. Спустя несколько переходов мы достигли широкого коридора, который заканчивался стеной с гравировками, с изображением огромных дверей, с таким же огромным засовом, с висящим замком. Люди на ней пытались его открыть, но тот упорно не поддавался. Старший гном подошел к изображенным воротам, быстро нажал на стене в определенном порядке выступы, после этого в углу что-то щелкнуло. Он прошел туда, поколдовал там, и стена начала разъезжаться в стороны. По глазам резнул яркий свет солнца, а перед воротами стояла железная стена. Стена была живой, и состояла из двух десятков вооруженных до волос гномов, закованных в доспехи.

   Глаза настороженно блестели из щелей забрала, изучая меня, мой прикид и рукоять фалькаты, выглядывающую из-за плеча. Алебарды охранников синхронно опустились чуть ниже, а арбалетчики в количестве пяти штук, ранее не замеченные, зыркающие на меня из-за спин алебардщиков, взяли меня на прицел. Мне показалось, что все они прицелились мне точно в левый глаз.

   – Оп-пача! – раздалось из заднего строя. На говорившего сразу шикнули.

   – Ребята, мы пришли с миром, и несем вам аж одну консерву! Я не шучу, это правда! И вообще, парламентеров не убивают! У меня даже труселя белые, не верите, могу показать!

   Последние две фразы я добавил после того, как строй в ногу шагнул в мою сторону.

   – Могу сдать оружие, как доказательство наших мирных намерений!

   – Закрой вафельницу! – прогудел один из воинов, доспех которого был дороже, чем у остальных. – И слушай приказы.

   – Есть, слушать приказы! Ноги на ширине плеч, руки за голову! Ой, простите, это у меня нервное! Вооон тот мальчик меня убить может, у него руки дрожат! А вдруг нажмет на спусковой крючок! А у меня труселя белые, нехорошо получится! Я же парламентер! Я их и вправду недавно стира....

   Закрой рот, человечишка! – взревел командир охраны ворот.

   – Угу, только мне страшно, боюсь воон того мальца... Вот и говорю много... – тихонько прошептал я.

   – Ррррааа! – заревел командир. – Ноги в стороны, р...

   – Руки за голову. Я же сам предлагал так сделать....

   – Пххххх! – с шумом выдохнул воздух начальник, и так же шумно его вдохнул, и дрожащим от бешенства голосом продолжил: – Нет, руки в стороны. Трое, разоружить, и связать!

   Ко мне подошло три гнома, я покорно развел руки в стороны, позволяя себя раздеть, в моих глазах не было и тени страха.

   – Вяжите ему руки за спиной, – скомандовал командир стражи, когда я остался в одних штанах и рубахе. Благо, на улице тепло, был полдень. Когда мои руки надежно и больно были связаны за спиной, командир подошел ко мне, заглянул мне в глаза (для этого ему пришлось задрать голову), немного в них посмотрел, а потом ударил кулаком в солнечное сплетение.

   Воздух враз покинул мои легкие, в глазах потемнело. Прежде, чем я перегнулся пополам, успел заметить удивленные глаза сзади стоящих.

   – За непокорство и прекословие начальству, – злым голосом сказал он, стаскивая шлем. – А это, чтобы закрепить в твоих мозгах, – и ударил меня кулаком в стальной перчатке. В моих глазах снова стало темно, только к темноте добавились звездочки. " Я дарю все эти звезды тебе", – сказал мальчик девочке, и ударил тазиком по голове.", – промелькнуло у меня в голове но, как только в глазах чуть прояснилось, я разогнулся, и изо всей силы ударил коленом гнома в челюсть. Голова его дернулась назад, а я добавил пяткой в грудь, придавая ему ускорение в падении.

   – Первое было, – чтобы не нападал на графа, а второе, – чтобы запомнил это, – теперь презрительно произнес я. Тут гномы, наконец, опомнились, пришли в себя, и мой бок обожгло жгучим огнем, а стоявшие сзади сбили меня с ног и начали пинать своими коваными сапогами.

   – Все же убили, гады! – прошамкал я разбитыми губами. – Но хоть солнце увидел!

   Не знаю, последнее я сказал, или только подумал, но это было действительно последним, что я запомнил, погружаясь в темную пучину, спасающую от боли.

   – Мммммм, – стон вырвался с моей груди, так как сдержать его не представлялось возможным. Я прислушался к себе и понял, что, как минимум, два ребра были сломаны. К ним прибавлялась рука, была отбита спина и разбита в сплошной синяк нога. Правый глаз заплыл, левый с трудом, но видел. Зубы во рту были целыми, что не могло не радовать. Сгустков крови и корки на лице не было, значит, меня немного помыли. Прислушиваясь к себе дальше, я понял, что сломанная конечность – в лубках, ребра спеленала тугая повязка. Подняв относительно целую руку, я поморщился от боли и оглядел ее. Синяки были всех возможных цветов радуги, но по краям уже начали желтеть.

   "Хоть что-то радует", – вздохнул я и снова поморщился от боли в ребрах. Живой, и это главное, а остальное – зарастет, как на собаке.

   Послышался скрип открываемой двери, я опустил руку на кровать и прикрыл глаза.

   – Блин, челюсть болит! – прогудел знакомый голос.

   – А ты не разговаривай, меньше болеть будет! – поддел его другой.

   – Да иди ты! Аййй! – зашипел первый. – Очнется, я ему вломлю.

   – Смотри, чтоб я тебе не вломил потом (ага, а это уже Кардарол).

   Первый промолчал, и шаги приблизились к моей постели. Вошедших было трое, и они закрыли свет, падающий с окна.

   – А может он так и подохнет? – презрительно сказал все тот же славноизвестный начальник стражи. – Дней пять уже так лежит.

   – Не дождешься, ссыкун! – опережая все возражения, заявил я. – Ты только тогда, когда солдаты противника держат руками, махать горазд. А на поверку – сопля, – зло сказал я. – А, ну еще и на больных можешь бросаться, это я тоже вижу! Я бы в тебя еще плюнул, но слюну жалко!

   Гном взревел, бешено выпучив глаза, а Оштарнор и еще какой-то гном удержали его за руки. Я отвернулся к стене, не обращая внимания на яростно вопящего гнома.

   – Эй, солдаты, заберите этого невменяемого! – крикнул незнакомый гном, и в комнате враз появились четыре воина, и выволокли того вон. Когда за ними захлопнулась дверь, незнакомец вздохнул, и обратился к Оштарнору:

   – Как он меня достал! Поперек горла стоит, вечно у него какие-то инциденты происходят. Солдаты давно уже жалуются, а еще и это происшествие. Что думаете, почтенный Оштарнор?

   – Совет будет думать, да и трибунал будет разбираться со всеми теми случаями. А пока, давайте поинтересуемся самочувствием моего подопечного.

   – Эрландо, как ты себя чувствуешь?(а это уже ко мне.)

   – Препакостно, но могло быть хуже... Жить буду, скорее всего.

   – Вот и отлично, а хуже могло быть однозначно. Солдаты тебя только с ног сбили, да приласкали несколько раз, а месить начал именно Горенро, когда поднялся. Вовремя я солдатам приказал его успокоить.

   – Спасибо вам огромное, дедушка Ош, – улыбнулся я разбитыми губами. Стражник удивленно повернулся к Оштарнору, но тот доверительно махнул рукой:

   – Все нормально, Соренро. Он – отличный малый, мы с ним давно на ты.

   – А, – понимающе кивнул Соренро.

   – Эрл, это мой друг Соренро, он – начальник третьего корпуса подгорных войск.

   – Как вы уже знаете, меня зовут Эрландо Эрнст.

   – Да, мой друг меня уже просветил. И много чего интересного рассказал! Ты довольно занимательный малый!

   – Не исключено, – вяло улыбнулся я.

   – Пока ты здесь отлеживался после руко... Нет, ногоприкладства небезызвестно тебе отвечающего начальника за дозор у восточного входа, уже состоялся малый совет старейшин, на котором рассматривались твои дальнейшие перспективы.

   – Простите, что перебью, но я хотел бы поделиться парочкой своих соображений. А. – Убивать меня не будут, по крайней мере, сейчас, захотели бы, сразу же прикончили. Б. – Есть вероятность, что меня скормят какому-то ритуальному чудищу, наподобие эльфийского Дуба. Ну, и не очень веселый пунктик для меня – В. На мне будут ставить различные опыты, в начале под жесточайшими пытками выведав у меня все, что может взбрести в голову, а потом проверят, без каких частей тела я могу жить. Брр, аж жуть взяла!

   – Меня тоже жуть взяла, – честно признался Оренро, немного опустив голову, и глядя на меня из-под бровей. – Хорошо же ты охарактеризовал нашу расу и наших старейшин, вернее, мастеров, и приписал нам кучу ерунды. Уж очень кровожадными мы у тебя получились.

   – Ну, после вашего начальничка и не такую чушь подумать можно! – слегка кивнул я, сразу же поморщившись от боли. – Так что, не судите строго, я на всякий случай готовлюсь к худшему.

   – Не переживайте. Максимум, что вам могут сделать плохого – это сослать в шахты, приговор чуть полегче и менее болезненный – отрубить голову. Скажу тебе по правде – лучше голову отрубить, чем оставшиеся несколько лет до мучительной смерти работать на серных рудниках. Ну а один из самых хороших вариантов – вас оставят жить здесь навсегда. Чтобы наш секрет не выдать.

– И даже после моего клятвенного заверения, что никому, ничего о вас не скажу?

   – И даже. Нам не нужно снова стать целью охоты всяких там....

   – Можете не продолжать. Некоторые негативные стороны человеческой натуры я прекрасно знаю. И полностью с вами согласен: перспективы отнюдь не радужные, но у с хорошими хоть смириться можно, а вот с плохими... Если уж последняя на столько страшная, то лучше сразу рубите мою многострадальную голову.

   – А ты пессимист.

   – Хотелось бы сказать, что пессимист – это хорошо информированный оптимист, но я просто реалист. Никаких фантастических надежд не питаю, и ситуацию прекрасно понимаю. И ответственность за сложившиеся обстоятельства тоже понимаю, но... Просто сожалею, что все так грустно вышло... Ай, ладно, это уже сопли, забудем этот инцидент. Но, все же хотелось бы узнать, как будут разворачиваться дальнейшие события.

   – Ну, развитие у них будет приблизительно таким, – заговорил Оштарнор. – Когда ты немного окрепнешь, то предстанешь пред Мастерами, они внимательно выслушают тебя, выслушают обвинителей, защитников, и вынесут приговор. А каким он будет – целиком и полностью зависит от Мастеров.

   – Я все понял, – устало вздохнул я. – Спасибо за консультацию, и если больше ничего очень важного, что не можно было бы перенести на следующий раз, то я попрошу у вас разрешения уснуть. Уж очень я устал.

   – Да, да, да, конечно, это можно. Вы пока не засыпайте, я попрошу помощницу целительности принести вам лекарства, чтобы вы могли их выпить.

   – Х-х-хорошо, только быстрее, а то уж очень голова болит, и усталость навалилась.

   – Да-да, Оренро, пожалуйста, позови Корилью, я пока у больного побуду.

   Оренро быстро покинул комнату, а Оштарнор положил руку мне на плечо, и тихо сказал:

   – Мы, как представители многочисленного Совета, а это – сто мастеров, я и Оренро, будем голосовать за самую мягчайшую меру наказания. Хотя, тут и наказывать не за что, только как переубедить вот этих старых пердунов, а это – дряхлые деды в возрасте от ста семидесяти до ста восьмидесяти, и они составляют правящую верхушку совета. Сам совет разбит на фракции, на гильдии. Есть гильдия воинов, гильдия горняков, гильдия вельмож (большая их часть оттуда), гильдия торговцев, гильдия плотников, каменщиков, строителей, ну и т.д. Все они имеют своих мастеров в Совете, а также по три самых влиятельных представителя из гильдии. И вот весь этот кагал правит балом.

Здесь живет более пятидесяти тысяч гномов, и вот на них всех нужно найти управу, в смысле, привести к порядку. Мы состоим в гильдии воинов, и оба имеем голос в Совете. В частности, этот голос заключается в том, что мы можем рявкнуть "Да", или "Нет". Так вот, в нужное время мы рявкнем в нужную нам сторону – либо согласимся, либо скажем, что, мягко говоря, не согласны с их выводами.

   – В целом ясно, но не все так просто, верно?

   – Да, все далеко не так просто! Папенька этого, вырезано, так сказать, цензурой, гнома – мастер гильдии вельмож, и хоть не Мастер с большой буквы, но тоже тявкает. Но это полбеды, вторая часть беды заключается в том, что один из верхушки всего этого балагана – какой-то троюродный дядя мамы кузины племянника свекрови троюродного брата мужа троюродной сестры мамы этого парня. Короче, что-то в этом роде, но этот чудак, старпер, очень го... плохой человек, и очень любит досаждать и пакостить при любом удобном моменте. Как он еще жив, а не самоубился тупым столовым ножом, проделав это с особым зверством – сорок ударов этим ножом себе в спину, нанесенных в полете с окна своего дома, этого никто не знает. Есть подозрение, что это покушение "сам на себя" он тщательно готовит и придумывает всяческие садистские дополнения для своего ритуального убийства. А теперь, молодой человек, я смотрю, вы себя уж очень нехорошо чувствуете, а сестра уже ломится в дверь. Я вас оставлю, а вы выздоравливайте, набирайтесь сил, и – хвост торчком, все будет хорошо!

   – Прорвемся! – устало выдохнул я. Ко мне подошла миловидная гномочка в белом халатике и белом платочке с чашкой в руке и приподняла мне голову над подушкой. Я пил гадкую горькую слизь с какими-то крупицами и разглядывал гномку. Все, что я запомнил – это кругленькая румяненькая правая щечка, мочка ушка (далась мне эта правая сторона!) и два смешных соломенных хвостика, торчащих из-под платка в разные стороны. Они были такие забавные, что их хотелось подергать, и я счастливо улыбнулся, и, наверное, с этой улыбкой тихопомешанного дебила из психлечебницы я и отрубился, потому что дальше была одна чернота.

   Глава Х. Новые события. Виток спирали.

   Вообще-то было очень щекотно, и в конце концов я не вытерпел, и так чихнул, что казалось, аж окна зазвенели и где-то отвалился кусок штукатурки, свалившись на пол. Кто-то захохотал, а я окончательно проснулся и открыл глаза. Эта испорченная девчонка сидела на стульчике возле меня с перышком в руке, коим щекотала мне нос и радостно смотрела на меня.

   – Пакостница! – притворно возмутился я, свешивая ноги на пол и прикрываясь одеялом. Кровать была высокой, поэтому ноги спокойно болтались. Только если до упора их вытянуть, то носочками можно достать до пола.

– И вот что в такую рань можно делать у меня в камере?

   – Ну, как что, щекотать тебе нос перышком и смотреть на твою корчащуюся рожу! – звонким голосом ответила девушка, и рассмеялась.

   – Ты такой смешной! – сказала она мне. – Ну, ладно, я тебе принесла еду и настойки с мазями, а теперь побегу. Ты же знаешь, как некоторые к этому относятся!

   Корилья тяжело вздохнула, соскочила с высокого стула, чмокнула меня в щеку и выбежала с комнаты. За захлопнувшейся дверью послышался стук и скрежет задвигающегося засова, звук повешенного замка, звон ключей, и – тишина. Хруст гальки на дорожке за зарешеченным окном под ногами девушки, и снова тишина. Снова тишина.

Я сидел в этой камере (ну а как же ее по-другому назовешь?), уже два с хвостиком месяца и ждал приговора. Я сомневаюсь, что меня будут долго слушать, и будут ли слушать, как такового, ведь на протяжении всего этого времени в Совете баламутили воду страшно. Шла грызня, взвешивались все "за" и "против", высказывались свои недовольства, а также свои заинтересованности, разворачивались интриги. Обо всем этом мне рассказывали Оштарнор, Оренро, и сорока на хвосте приносила. Эта сорока с двумя хвостиками, огромными зелеными глазами, звонким смехом и веснушчатым носом частенько заглядывала ко мне, даря мне улыбку.

В скором времени недоброжелатели начали распускать всякие неприличные слушки, от которых начинали чесаться кулаки, так хотелось вломить! Это же каким нужно быть извращенцем, чтобы такое напридумывать на мою сестренку! Да, а что?! Она стала мне, как младшая сестренка. За то время, пока я лежал в обычной комнате лечебницы, она частенько сидела у постели, присматривая за мной, за моим состоянием, температурой. Исполняла долг сиделки – давала пить микстуры, отвары, жевать какие-то корешки, покушать, напиться воды... Проделывала разную ежедневную лабуду, которую приходится делать, ухаживая за для тяжелобольным.

   Так, мало– помалу она превратилась в родного и близкого мне человека. С ней можно было поговорить о многом. С ней было свободно и просто, даже как-то легче дышалось. С Оштарнором и Оренро я виделся редко. Оренро я видел всего раз после того памятного разговора, через пять дней после того, как меня отметелили, когда пришли Оштарнор, Оренро и этот невменяемый командир охраны. После того он забегал всего раз, осведомиться, как идут у меня дела, как здоровье, и сказал, что дальний родственник того негодяя решил помочь своей кровиночке, просто, чтобы досадить, и теперь чаши весов еще больше колеблются. Его прихлебатели и задолизы вовсю мутят воду, многие, те что были за меня, видя такую возню, перешли на сторону Мастера, а еще часть решила остаться в сторонке. Сказал, что теперь моя судьба не определена, и он очень об этом сожалеет.

   Оштарнор заходил раз в две десятицы, и его рассказы тоже не предвещали ничего хорошего. Моим постоянным источником информации стала Корилья, но потом и ее попытались убрать от меня подальше. Скомпрометировать, устранить из моего окружения, и слава Богу, что хоть не решились убить. Просто потом я бы всеми силами постарался бы удрать, и это бы у меня получилось. Я бы нашел того старого урода и повесил бы в его комнате на его же панталонах. Или заставил бы его их сжевать и совершить ритуальное самоубийство, замочив себя все тем же тупым столовым ножиком. Ну, а пока Корилья была жива и здорова и заглядывала ко мне, хоть и не так часто, как раньше, но забегала.

Я уже мог ходить, ребра и рука срослись, благодаря тем травкам, которыми меня поили и скармливали. Я бродил по комнате, упражнялся, приводя себя в нормальную физическую форму. Вот и сейчас, опершись ногами в стену, стоя на руках, я отжимался. Лицо стало пунцовым от прилива крови, казалось, еще чуть-чуть, и глаза лопнут.

   – Шшшесят трри! Шшшесят четыррре! – шипел и резко выдыхал сквозь стиснутые зубы. – Ссссемсят!

   – Фууф! На сегодня хватит! Три подхода по семьдесят раз – достаточно.

   Было настолько скучно и одиноко, что хоть парочку слов хотелось кому-то сказать! Ну, а этот кто-то была пустота, поэтому некоторые мысли я просто озвучивал. Я бродил кругами по комнате, поднимая над головой руки и опуская, стараясь дышать ровно, чтобы немного восстановить сердцебиение и дыхание. Много по комнате шесть на восемь не побегаешь, но я старался.

Кровать стояла по центру у стены, поэтому, пробегая по периметру, я устроил себе бег с препятствиями, сходу перепрыгивая кровать. Один раз я прыгнул руками вперед, чтобы на той стороне спружинить руками, и, перевернувшись через голову, подхватиться на ноги. Какая-то часть задуманного удалась – я прыгнул руками вперед. Сломанная рука подвернулась, пронзенная острой болью, ну и к боли в руке добавилась боль в голове, которой я влепился в дощатый пол. " Все эти звезды я дарю тебе! – сказал мальчик девочке..." – пробормотал я, лежа на спине, пытаясь унять боль в голове, и ожидая, пока перестанут мельтешить белые точки перед глазами. "Спасибо... – прошептала девочка, закатывая глаза. Не, ну это уже отсебятина, но глаза у нее точно бы закатились, получи она тазиком по голове.

   Так проходили мои будни, утром – пара-тройка слов с Корильей, потом – завтрак, который она приносила в корзинке, поедание лекарственных трав, и питье всяких лечебных жидкостей, тренировки и чтение книжек, которые под слоем продуктов на дне корзинки приносила Корилья, чтобы хоть как-то занять мой досуг.

Ополоснувшись в тазике с водой, смыв с себя пот, пол-литровой кружкой слил себе на голову над парашей в углу, воду из миски слил туда же, вытерся полотенцем, надел рубашку и плюхнулся в кресло, одиноко стоявшее у стены.

Обстановка комнаты состояла из того же кресла, маленького столика возле него, кровати, параши в углу, умывальника, вода из краника которого текла со скоростью двести грамм в минуту, вот потому и набирал ее в тазик. Небольшое зарешеченное окно, которое можно было приоткрыть сантиметров на восемь, а дальше ему мешал открыться штырь, вбитый в подоконник. Что еще... Ах да, маленькая тумбочка, в которой лежала вторая пара штанов, сменные панталоны, рубаха, куртка, на случай, если будет холодно, и еще одни портянки. Стены, выкрашенные в нежно-голубой цвет, лампочка на потолке, внутри которой, за стеклянной колбой было два кристалла: один – такой, как тот, который я нашел в пещере, а второй – прозрачный, похожий на хрусталь. Когда вытаскиваешь между ними заслонку, и они соприкасаются, то хрустальный кристалл начинает светиться. И в зависимости от того, как отодвинешь заслонку, и какое расстояние, как была видна плоскость расположенных кристаллов, настолько ярко горела лампа. Продолговатые кристаллы были длиной сантиметра четыре и сантиметр – в ширину, и если отодвинуть заслонку на сантиметр, свет был тускловатый, если на два сантиметра, то освещение было хорошим, а если на три – ярким. Дальше заслонка не двигалась, стоял ограничитель, но конструкция мне очень понравилась! И никакого тебе масла, факелов, свечей, и прочей ерунды! Как мне говорила Корилья, заряда такого кристалла, чтоб нормально воздействовать на второй – прозрачный кристалл, хватает где-то на полгода.

Я выключил свет, и стал у окна. Из щели в комнату залетал свежий ветерок, и в комнате запахло полевыми цветами. Скрестив руки на груди, я смотрел в темное небо. Звезды мерцали в вышине, и туда было так далеко. Вот одна звездочка, как будто оторвалась от небосклона и медленно полетела в низ. Ветер зашелестел сиреневым кустом, крикнула какая-то птица, в траве трещали кузнечики. Мне дико, до комка в горле, захотелось выйти на улицу, улечься на траву, заложив руки за голову, смотреть в небо, смотреть, тонуть в его непостижимой глубине!

   Вот еще одна звездочка появилась в моем поле зрения, она была очень необычной! Сначала она летела по небу, не меняя направления, так от горизонта до горизонта, слева направо, а потом..... Потом она заложила крутой вираж, развернулась, пошпарила параллельно, затормозила, теперь летела перпендикулярно предыдущей траектории – строго вниз по небосклону. Еще парочка зигзагов – и теперь она устремилась к земле! Ну и обезбашенная звездочка! – мелькнуло у меня в голове! Через некоторое время она вошла в штопор, и... она падала на меня! Я думал, а не заорать ли мне в ту щель в окне от ужаса! Ну, летит же прямиком в окно! Прощай, моя жизнь неудачная!

   Уже был слышен звук приближения метеорита, вот он уже совсем рядом, и Вжжжжжжж-бух-шмяк! (звуки раздались одновременно). По стеклу спускался большой жук со светящейся желтоватым светом задницей. Теперь он лежал на подоконнике за окном и дрыгал лапами! Что, страшно стало? И смешно? Мне тоже! Тьфу, ерунда то какая! Нужно будет Корилье рассказать, пусть похохочет!

   Еще немного постояв, вдыхая ночную прохладу и успев немного промерзнуть, я прикрыл окно, оставив небольшую щелочку, и пошел к своей кровати. Сняв и сложив одежду на кресле, оставшись в панталонах и рубахе, прошлепал к своему лежаку и забрался под одеяло.

   "Ну, уже б хотя бы в шахту списали, что ли!",– зло подумал я, засыпая. Тут же от скуки помереть можно! Там хоть камень долбить буду! Все ж работу делаешь, как никак! Эх... жизнь-жестянка! Кому пироги да пышки, а нам – синяки да шишки!

   На следующее утро меня снова разбудила Корилья. Ее лицо было взволнованным, хвостики испуганно топорщились вверх, в глазах плескался страх.

   – Эрландо, суд назначили на сегодня! – тяжело дыша от бега прохрипела она. – Братик, мне так страшно!

   – Не переживай, сестренка, я устал уже ожидать! За-па-ри-ло! Вот, хоть решится моя судьбинушка! И то, уж какая-то определенность!

   – Брааатик, а вдруг тебя убью-у-у-т? – заголосила гномка. – Что я без тебя делать буду?

   – Да все у тебя нормально будет! Ты, главное, не переживай! Если не скажут рубить на месте, то выберусь! И уж тогда я буду на них обижаться. Возможно, до смерти. Их! И если они тебя тронут – пусть тогда молятся!

   – Да не тронут они меня! Мне папа говорил, что Сертор подговорил совет отправить тебя на рудники-и-и!

   – А Сертор, это тот дальний родственник Бурендора?

   – Дааааа....

   – Ну, тогда мое будущее еще более определенное! Уже не нужно сидеть и дрожать, и страдать от мысли: А интересно... шахта, так шахта! Там я еще не бывал!

   – А тебе лишь бы шуточки-и-и-и!

   – Не ной! Вот ты мне скажи, сестренка, что я сейчас должен делать? Биться в истерике, кататься по полу, дрыгать ногами? Или изорвать простыню на закрепить один конец к люстре, а второй вокруг шеи..? Или, как понять?

   Она с ужасом смотрела на меня. Упс, кажется, немного перегнул!

   – Какой ты...

   – Прости, я хороший. Просто сейчас мне немного страшно. Это называется тихая истерика! Мне Оштарнор намекал, что шахты – это страшнейшее наказание, лучше бы сразу голову срубили!