Текст книги "Без маски"

Автор книги: Вирджиния Хенли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Твои ухаживания с самого начала напоминали боевые действия. Ты считаешь, что выиграл битву, но на самом деле я захватила тебя в плен. Сдавайся, бросай оружие!

Его серые глаза затуманились от страсти.

– Вот мой меч, дорогая.

Она протянула руку и погладила его могучее оружие. Потом сказала:

– Вложи его в мои ножны, Грейстил!

И вскоре их любовные игры настолько захватили ее, что она на время даже забыла о своем стремлении завладеть Роухемптоном, сейчас ей хотелось только одного – обладать Грейстилом Монтгомери.

Когда день уже клонился к вечеру и тени начали удлиняться, они встали наконец с постели и стали одеваться. Она внимательно посмотрела на него – и вдруг увидела, что он облачается в форму офицера армии парламента.

– Ты перешел на сторону врага!.. Ты предатель!

– Если ты любишь меня, это не должно иметь для тебя никакого значения.

Велвет отвернулась от него – и в тот же миг увидела Карла Стюарта. Король протягивал к ней руки и ласково звал ее по имени. Она почувствовала, что душа ее словно разрывается на части. Повернувшись к Грейстилу, Велвет пристально посмотрела в его пронзительные серые глаза. Она знала, что у нее нет выбора. Она отдала свое сердце Чарлзу, когда была еще девочкой. Поэтому она отвернулась от Грейстила и протянула руку королю.

Утром, когда она проснулась, образ Чарлза значительно потускнел в ее памяти. Хотя она никак не хотела с этим соглашаться, приходилось признать: Грейстил также являлся ей во снах. Она отгоняла от себя эти мысли, Но его образ все чище ей являлся – причем не только в снах. Более того, временами ей казалось, что она чувствует исходящий от него мужской запах. В конце концов Велвет убедила себя в том, что Грейстил снится ей лишь по одной причине – из-за ее страстного желания стать хозяйкой Роухемптона. Что же касается чувств, то она, конечно же, всегда предпочтет Чарлза этому гнусному предателю Монтгомери.

За завтраком Велвет открыла, как обычно, утреннюю газету и первым делом прочитала шокирующую статью о том, что правительство задолжало банкирам более двух миллионов фунтов.

– Вчера Кромвель созвал внеочередное заседание парламента, – сказала она графине. – А армия потребовала отменить созыв, но Кромвель отказался.

– Хотя я ненавижу Кромвеля, мне кажется, мы должны поддерживать парламент, – в задумчивости проговорила Кристин. – Военное правительство отберет у нас последние крохи свободы. Мы должны выйти в город и продемонстрировать свою поддержку парламенту.

Графиня велела кучеру заложить экипаж к одиннадцати часам. Когда же Велвет с графиней приготовились к выезду, мистер Берк сообщил им, что Дэвис ремонтирует колесо, поэтому выезд в город придется отложить.

– Что ж, хорошо, мы подождем, – вздохнула пожилая леди. – Однако отказываться от своих планов не станем. Так что скажите Дэвису, чтобы поторапливался с ремонтом. В крайнем случае пошлите ему несколько слуг в помощь.

Однако экипаж не подъехал к парадной двери и кдвум часам, и тогда Кристин вызвала к себе мистера Берка.

– Так в чем же дело?! – Она в сердцах стукнула палкой по плиткам пола. – Неужели вы не понимаете, что у нас важное дело?!

– В том-то и проблема, миледи, – со вздохом ответил мистер Берк. – Дело в том, что ваша поездка может оказаться опасной. В такое время, как сейчас, леди не должны появляться в лондонской толпе. Видите ли, есть основания полагать, что в городе зреет бунт.

Велвет нахмурилась и выразительно взглянула на графиню. Кристин же решительно заявила:

– Мистер Берк, вам не удастся отговорить нас от поездки! Более того, ваши слова лишь усиливают наше стремление отправиться в город. Скажите Дэвису, чтобы немедленно подавал экипаж! Вы меня поняли?!

– Да, конечно, миледи. Но позвольте в таком случае хотя бы сопровождать вас. – Берк что-то нацарапал на листке бумаги и отправился к каретному сараю, где некоторое время разговаривал о чем-то с Дэвисом – должно быть, давал инструкции, затем, вернувшись, помог графине забраться в экипаж.

Въехав в город через Бишопсгейт, карета тотчас же замедлила скорость, затем, миновав холм Ладгейт-Хилл, вновь поехала быстрее и с оглушительным грохотом выкатилась на Флит-стрит, после чего помчалась по Стрэнду, где все тротуары были заполнены возбужденными толпами обывателей. И время от времени сквозь толпу проезжали группы конных солдат, заставлявшие людей жаться к стенам домов.

– Полагаю, нам нужно вернуться домой, леди Кавендиш, – сказал мистер Берк.

– Тогда и выезжать не стоило, – проворчала графиня. – Нет, мистер Берк, мы должны добраться до палаты общин, чтобы продемонстрировать поддержку парламенту. Скажите Дэвису, чтобы повернул направо и остановился около Савойского дворца. Там мы выйдем из кареты и доберемся до места пешком.

Сопровождаемые мистером Берком, Велвет и Кристин с трудом проталкивались сквозь толпу на Чаринг-Кросс, направляясь к Сент-Джеймсскому дворцу. Им понадобилось около часа, чтобы добраться до окружавших дворец лужаек, наполненных тысячами возбужденных лондонцев, требовавших роспуска парламента и отставки Ричарда Кромвеля.

– Сумасшествие какое-то! – вскричала Кристин, когда их с Велвет едва не смяла толпа. – Ну как же мы доберемся до парламента?!

– Парламент разбежался, леди, – сказал краснолицый субъект, стоявший рядом. – А здание парламента сейчас занимают солдаты Ламберта.

– О Господи!.. – воскликнула Кристин. – Лондон во власти военных!

Какой-то хорошо одетый мужчина, едва не сбивший Велвет с ног, в испуге прокричал:

– Солдаты добрались до погребов Уайтхолла и сейчас разбивают винные бочки!

Где-то впереди неожиданно грохнул выстрел. И в тот же миг мистер Берк схватил графиню под руку и поволок из толпы. Минуту спустя вновь прогремели выстрелы. В толпе поднялся крик, и началась давка. Велвет, оказавшаяся в полном одиночестве, пыталась вырваться из толпы, но люди окружали ее со всех сторон, и у нее ничего не выходило. Конные солдаты пытались как-то контролировать ситуацию, но и у них мало что получалось. Тут Велвет вдруг заметила, что многие лошади уже носятся по площади без всадников. И одна из них внезапно оказалась рядом с ней. Велвет рванулась к ней и схватила ее – под уздцы. И тут раздался знакомый голос:

– Велвет, о Боже!.. Что ты здесь делаешь?!

В следующее мгновение она почувствовала, как его сильная рука обхватила ее за талию подобно стальной ленте. А потом она оказалась в седле впереди Грейстила, успевшего взобраться на лошадь, которой она хотела воспользоваться сама, но не смогла.

Она посмотрела на него в изумлении. Как он узнал, где она находится? И что он делал среди этой обезумевшей толпы? Затем ее взгляд упал на его форму, и она невольно отпрянула от него. Затем, побелев от ярости, принялась молотить его кулачками в грудь.

– Опусти меня на землю! Я не могу находиться рядом с тобой! Мы с тобой враги!

– Где твоя карета? – спросил он, нахмурившись.

– Ты самоуверенный осел! И ты очень ошибаешься, если думаешь, что спас меня! Я бы и сама управилась с лошадью! – закричала Велвет.

– Никогда не сомневался в твоих способностях управляться с лошадьми. Однако не мог не усомниться в твоих умственных способностях, когда увидел, как ты бросаешься в обезумевшую толпу. Так где же твоя карета? Отвечай скорее, поскольку я не буду спрашивать дважды!

– Мы оставили ее у Савойского дворца, – проворчала Велвет. – Я сохранила твой гнусный секрет, не стала говорить о твоей связи с «круглоголовыми». Но теперь Кристин и мистер Берк собственными глазами увидят, кто ты такой!

Грейстил повернул лошадь в сторону реки. Затем пересек лужайку и стал спускаться по склону к набережной Темзы.

У Йорк-Хауса Велвет сделала попытку удрать от него – скользнула с лошади и побежала во все лопатки. Но он тут же соскочил с лошади и, догнав ее, подхватил на руки. После чего снова усадил в седло впереди себя. В конце концов они добрались до Савойского дворца, где стояла карета леди Кавендиш. Грейстил тут же усадил Велвет в экипаж, и мистер Берк, взглянув на него, сказал:

– Спасибо Господу, милорд, за то, что вы нашли ее.

– Господь здесь ни при чем, – проворчал Грейстил. – Просто ее рыжие волосы полыхали посреди толпы как факел. – Понизив голос, он добавил: – Завтра я отправляюсь на север.

Мистер Берк кивнул:

– Желаю удачи, милорд.

Эдинбург, Шотландия

– Когда я уезжал, в Лондоне царил хаос, – сообщил Грейстил. – Генерал Ламберт разогнал парламент, а армия настроила против Ричарда Кромвеля чернь, чтобы тем самым вернее добиться его ниспровержения.

– Ну, толпа – это не народ, – заметил Монк. – Так что же говорят люди?

– Говорят, что военное правление – истинная чума для всех. И почти все возмущены разгоном парламента. Лондонские подмастерья и школяры начали сбор подписей под петицией протеста и уже собрали более двадцати тысяч подписей. Они пытались передать свою петицию в Гилдхолл в тот день, когда я уезжал, но конные солдаты помешали им сделать это. А солдаты стреляли в толпу, Полагаю, настало время для решительных действий с вашей стороны, генерал.

– Возвращение к парламентскому правительству – совершенно необходимый шаг в данной ситуации, – сказал Монк. – Я постараюсь убедить в этом офицеров армии. Мои войска и я ясно дадим понять, что мы за возвращение депутатов парламента в свое привычное обиталище.

– А может, выступить с заявлением в пользу реставрации монархии?

– Нет. Еще нет. – Монк покачал головой. – Пока мое письмо дойдет до Лондона, генерал Ламберт успеет направить свои войска на шотландскую границу, чтобы противостоять мне. Но несомненно, будет разбит, – с невозмутимым видом добавил Монк. – Расскажите, как Карлу Стюарту удалось перевезти свой двор в город Бреда в протестантской Голландии, не вызвав раздражения испанцев?

– Он просто сказан им, что хочет навестить свою сестру Мэри. И знаете, генерал… – Монтгомери понизил голос: – Генерал, если вы поддержите Карла Стюарта всеми своими силами, он непременно назначит вас главнокомандующим.

– Когда я разобью Джона Ламберта, то и так стану главнокомандующим, – заметил Монк с усмешкой.

– Но его величество готов также пожаловать вам титул, – продолжал Грейстил.

– Он присовокупит к графскому титулу и соответствующие земельные владения, не так ли?

– Да, возможно. Вообще-то он готов предложить вам герцогство. – Монтгомери сунул руку в карман куртки и извлек оттуда лист бумаги. – Вот соответствующий документ. Уже подписанный, между прочим.

Монк тут же протянул руку к бумаге, и Грейстил понял, что ему удалось подцепить генерала на крючок.

Чтобы не терять попусту время, лорд Монтгомери поднялся на борт голландского торгового судна в шотландском порту Лейт и добрался до Бреды через два дня после того, как распространилось сообщение о том, что протекторат Ричарда Кромвеля прекратил свое существование.

– Мои родственники отмечают падение протектората Кромвеля, но без парламента Англия обречена на военное правление, – говорил Карл Стюарт, тут же назначивший Грейстилу аудиенцию.

– Это будет продолжаться недолго, сир. Монк отправил в Лондон заявление, осуждающее действия Ламберта. Он знает, что это заставит генерала Ламберта выступить в северном направлении. И Монк со своими войсками готовится в ближайшее время пересечь шотландскую границу.

– Жизнь научила меня тому, что военное счастье переменчиво.

– Монк победит, я уверен, сир.

– Но согласится ли он после этого объявить о реставрации монархии?

– Согласится. Когда решит, что для этого настало время. Когда Джордж Монк посчитает, что полностью готов к этому, он непременно объявит о реставрации, ваше величество. Даю вам слово.

Чарлз с усмешкой пожал плечами:

– А вот я в этом не уверен. Но если так, то когда же он будет готов к этому?

– Когда войдет со своими войсками в Лондон. Гарантирую, что все будет именно так, сир.

Глава 11

– Чарлз возвращается в Англию! – Велвет бросила нa стол утреннюю газету и, улыбнувшись сиявшему мистеру Берку, заключила в объятия Кристин.

Графиня радостно засмеялась:

– Я никогда не сомневалась, что он воссядет на английский престол, как никогда не сомневалась в наступлении весны после долгой холодной зимы.

– А «круглоголовые» покинули Ламберта, когда выяснилось, что у него нет денег, чтобы заплатить им, – продолжала Велвет. – Причем некоторые из них переметнулись к Монку. Войдя в Лондон, Монк стал главнокомандующим и, по сути, диктатором всей Англии. Однако он объявил о выборах в новый парламент, хотя не мог не знать, что это будет самый роялистский парламент за последние десятилетия. Чрезвычайно глупо с его стороны, вы не находите?

– А может, он, напротив, поступил очень умно? – пробормотал мистер Берк. – Говорят, он проницателен и хитер как лис.

– Как бы то ни было, я велю достать с чердака и повесить в доме гобелены с изображением льва и единорога, не говоря уже о портретах Стюартов. Сейчас роялистам стало куда легче дышать, особенно землевладельцам.

– Мой отец, брат Генри и все другие изгнанники тоже скоро вернутся в страну! – объявила Велвет с ликованием в голосе.

– А мой сын, граф Девоншир, сможет вернуться со всей своей семьей в дом предков в Чатсворте. Это, без сомнения, один из самых великолепных домов в Англии. При правлении «круглоголовых» сохранить его в собственности семейства Кавендиш стоило немалых трудов.

– Я уверена, король вернет Ноттингем и Болсовер моему отцу, а брату Генри отдаст Уэлбек-Эбби.

– Очень надеюсь, что даже если это произойдет, ты не сбежишь от нас куда-нибудь на север? Королевский двор – вот лучшее место для красивых леди благородного происхождения.

– Разве я могу покинуть Лондон в такие удивительные времена? Магазины, моды, традиции, люди – буквально все самым волшебным образом изменится.

– Да, после десяти лет жизни под властью пуритан лондонцы от радости просто с ума сойдут!

– Да, несомненно, – закивал мистер Берк. – Но улицы, поверьте, будут не менее опасны для леди, путешествующих в одиночестве.

– Не напоминайте, пожалуйста, нам о том случае, мистер Берк. После того недоброй памяти дня, когда мы оказались в центре бушующей толпы, мы вели себя очень хорошо и сидели на Бишопсгейт почти безвыездно, – проворчала графиня.

– Мы принимаем ваше предупреждение к сведению, мистер Берк, но позвольте вам напомнить, что протекторы нынче не в моде, – со смехом проговорила Велвет. – Так что теперь мы с нетерпением будем ждать, когда королевский двор снова обоснуется в Лондоне. Жаль только, что принцесса Минетти к нам не вернется! – Велвет получила от своей подруги поразившее ее письмо, из которого явствовало, что Минетти отправляется в Париж, чтобы выйти замуж за младшего брата короля Франции (это был политический брак, устроенный ее матерью). – Но как бы то ни было, она будет жить во дворце в окружении роскоши, так что за нее можно только порадоваться.

Велвет приложила руку к груди, пытаясь унять сердцебиение, потом воскликнула:

– Ах, послушайте!.. Опять звонят во все колокола! Боже, как же мне не терпится снова увидеть Карла Стюарта!

Грейстил Монтгомери, сидевший в своем кабинете на Солсбери-Корт, взял со стола газету и, еще раз прочитав Декларацию Бреды, написанную Карлом Стюартом, едва заметно улыбнулся.

Это было написано для того, чтобы ободрить нацию и напомнить людям о монархических традициях.

В декларации говорилось, что ход событий меняется не волею случая и не сам по себе, но исключительно благодаря провидению. Так что Реставрация – не дело рук человеческих, но акт Божий. Вера, примирение и традиция обеспечат порядок в государстве. Карл предлагал полное прощение всем недругам дома Стюартов, за исключением тех, кого парламент сочтет недостойным этого.

Тут послышался перезвон колоколов в церкви Сент-Брайдз, и Грейстил сразу же подумал о Велвет.

– Сегодня утром она пребывает в состоянии счастья, сходном с экстазом, – пробормотал он со вздохом.

Через несколько минут принесли почту, и Грейстил первым делом вскрыл письмо с печатью своего отца. Читая то, о чем ему писал управляющий, он все больше хмурился.

«Лорд Монтгомери!

С прискорбием довожу до вашего сведения, что граф Эглинтон получил тяжелую травму, упав с лошади во время визита на ферму одного своего арендатора. По причине травмы, а также в связи с тем, что близится весенняя стрижка, милорд требует, чтобы вы вернулись домой со всей возможной поспешностью».

Грейстил обратил внимание на то, что стоявшая в конце послания отцовская подпись нацарапана такой слабой и нетвердой рукой, что ее почти невозможно было разобрать.

Поднявшись из-за стола, лорд Монтгомери собрался в считанные минуты; он решил, что должен непременно навестить отца.

Граф Эглинтон, лежавший на своей массивной кровати с высоким пологом, не скрыл облегчения, увидев входившего в его спальню сына.

– Как вы чувствуете себя, отец?

Он впервые в жизни выглядел больным.

– Плохо, очень плохо… – пробормотал граф.

Правый уголок его рта чуть приподнялся, так что могло показаться, что отец ухмыляется. Но Грейстил тотчас же понял, что вся правая сторона его тела была частично парализована.

– Отец, что мне сделать, чтобы вы почувствовали себя лучше?

– Начать фишку!..

Грейстил невольно вздохнул; было ясно, что отец не выговаривал некоторые слова.

– Начать стрижку? – догадался Грейстил. Он положил руку на плечо родителя: – Не волнуйтесь, отец. Я прослежу за стрижкой. Отдыхайте…

– Ты… ты… ты…

Граф сокрушенно покачал головой, после чего кивком указал на кожаный портфель, стоявший на прикроватной тумбочке.

Грейстил взял портфель и открыл его. В портфеле наряду с многочисленными деловыми бумагами оказалось и завещание отца, а также его последняя воля.

– Я спрячу все это в надежном месте, – заверил Грейстил прикованного к постели графа. – Между прочим, меня ждет управляющий. Так что если ты пообещаешь мне немного поспать, то я немедленно приступлю к стрижке наших овец.

Последующие три дня Грейстил проводил бесконечные часы в седле, наблюдая за стрижкой принадлежавших Монтгомери многих сотен овец, обитавших на десятках арендаторских ферм. На четвертый день, когда основная работа была сделана, он с улыбкой сказал управляющему:

– В последние дни мое уважение к долготерпению и выносливости отца сильно увеличилось.

– Да, верно, милорд. Уход за овцами – очень тяжелая работа, особенно весной.

Монтгомери потянулся и изрек:

– Но зато чрезвычайно прибыльная.

Уже был поздний вечер, но Грейстил все же пошел проведать отца и испытал немалое облегчение, увидев, что тот спокойно спит. После этого он отправился к себе в спальню и, вытащив из стола кожаный портфель отца, приступил к изучению находившихся в нем документов. Среди прочих он обнаружил свое собственное свидетельство о крещении, из которого узнал, что ему было дано имя Роберт Грейстил. Следовательно, Грейстил – не просто прозвище. Затем он извлек свидетельство о браке отца и матери, датированное двумя годами ранее даты ее смерти. Выходит, отец прожил без жены целых двадцать восемь лет. Хотя Грейстил совершенно не помнил мать, он не сомневался: будь она жива, отец никогда бы не превратился в такого властного и раздражительного человека.

Затем он тщательнейшим образом изучил контракт о помолвке, подписанный его отцом и графом Ньюкаслом. Это был документ, составленный и подписанный по всем правилам, то есть документ, обязывающий. В очередной раз подумав о Велвет, Грейстил расплылся в улыбке. Другой женщины он себе и не желал, и он по-прежнему намеревался на ней жениться. Он точно знал: без нее его жизнь будет неполной.

А потом Грейстил начал читать завещание. Документ подтверждал то, что он и так уже знал, а именно: со смертью Александра он должен был унаследовать титул и земли. Помимо земель майората и титула, ему также переходили все богатства рода Монтгомери. Читая привычный список владений семьи, он вдруг обнаружил в самом конце совершенно неожиданную приписку.

– Замок Болсовер! – в удивлении воскликнул Грейстил. – Но это, должно быть, ошибка, поскольку Болсовер принадлежит Уильяму Кавендишу, графу Ньюкаслу. – В этот момент он вспомнил, что все владения отца Велвет конфискованы Оливером Кромвелем. – Но даже если так, то вряд ли Старый Нолл передал часть владений Ньюкасла моему отцу.

Грейстил попытался найти хоть какие-нибудь документы, имевшие отношение к замку Болсовер, и, конечно же, нашел их.

Оказалось, что замок Болсовер после конфискации был передан в награду за верную службу Чарлзу Флитвуду, генералу армии парламента. Тремя годами позже Флитвуд продал замок Болсовер Александру Монтгомери за пять тысяч фунтов.

– Господь Вседержитель! Отец всегда домогался земель рода Кавендиш, собирал их буквально по акрам! И вот наконец наложил лапу на их самое ценное владение!

Еще раз обдумав все это, Грейстил тихонько выругался и, задув лампу, попытался уснуть. Заснуть долго не удавалось, но перед самым рассветом он все же забылся тяжелым сном. Во сне ему явилась Велвет…

Она размахивала у него перед носом листком бумаги и с презрением в голосе кричала:

– Ты алчный негодяй! Хочешь наложить лапу на все владения Кавендишей! Хочешь подмять все под себя!..

– Ошибаешься, дорогая. Из всего, что имеет отношение к Кавендишам, я хотел бы подмять под себя только тебя одну.

– Гнусная ложь! – Она подбоченилась и вскинула подбородок. – Вспомни Роухемптон! Ты не находил себе места, пока не приобрел его. И купил это поместье лишь потому, что оно принадлежало Кристин Кавендиш!

– Я купил его потому, что оно очень тебе понравилось. Я хочу, чтобы мы с тобой жили там, когда поженимся.

– Мы никогда не поженимся, Монтгомери!

– Нет, поженимся, Велвет. И пусть у тебя на сей счет не будет никаких сомнений.

– Ты властолюбивый демон! Ты никогда не заставишь меня вновь склониться перед твоей волей.

– Все-таки есть один способ заставить тебя выйти за меня.

– Какой же? Вернуть мне замок Болсовер?

– Нет, сделать тебе ребенка!

Он протянул к ней руки и привлек ее к себе.

В ее расширившихся от изумления изумрудных глазах проступил страх.

– Ты что, хочешь изнасиловать меня, Грейстил?

– Почему бы и нет? Ты постоянно отвергаешь меня, а из-за этого легко впасть в ярость и решиться на насилие.

С этими словами он крепко прижал ее к себе и впился в ее губы поцелуем.

Пробудившись в холодном поту, Грейстил приподнялся в постели и шумно выдохнул; ему казалось, что руки его все еще хранят теплоту ее тела. Отбросив в сторону одеяло, он выругался и вскочил с постели. Затем подошел к окну и распахнул ставни. Все небо переливалось золотистыми и алыми красками.

– Даже само небо напоминает мне о ней, – пробормотал он со вздохом. – Я никогда не обижу ее. Она для меня – ангел… Ангел любви.

Повернувшись, Грейстил увидел разбросанные по ковру документы. Аккуратно собрав все бумаги и сложив их в кожаный портфель, он решил, что непременно поговорит об этом с отцом. Через некоторое время Грейстил вошел в графские покои, держа в руке документ о продаже замка Болсовер. Продемонстрировав его отцу, он сказал:

– Как тебе могло прийти в голову перекупить у презренного «круглоголового» это владение, которое по праву принадлежит Ньюкаслам?

Граф поморщился и пробурчал:

– Монтгомери… возвысятся… над ними.

Тут Грейстил вспомнил, как радовался отец, узнав, что он купил у вдовствующей графини Роухемптон. Потом ему вспомнились слова Велвет из его сна, и он понял, что отец действительно стремился к приобретению всех владений рода Кавендиш.

– Так ты по этой причине решил обручить меня с дочерью Ньюкасла?

Отец несколько раз кивнул.

– А тебе не приходило в голову, что своими действиями ты не только поставил в неудобное положение Велвет, но и настроил против меня все семейство Кавендиш?

– Брака… не будет! – выкрикнул старый граф.

При этом его лицо налилось кровью.

Грейстил какое-то время смотрел на отца, пытаясь понять, что тот хотел сказать. И вдруг его осенило.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я женился на представительнице рода Кавендиш, поскольку она затребует себе Болсовер?

– О-обещай мне! – прохрипел отец.

Он повалился на бок, и лицо его приобрело лиловый оттенок. Рот же стал судорожно открываться и закрываться, словно ему не хватало воздуха.

– Стоук! – крикнул Грейстил, призывая отцовского камердинера. – Скорее доктора!

Он схватил отца за плечи и осторожно уложил на подушки, чтобы ему было легче дышать. Потом придвинул к постели стул и, опустившись на него, стал внимательно наблюдать за больным. Через некоторое время отцу вроде бы стало легче, но глаза его по-прежнему оставались закрытыми – казалось, он уснул. А потом вдруг… перестал дышать. Совсем перестал дышать.

Грейстил бросился к отцу и принялся равномерно надавливать ему на грудь в надежде на то, что дыхание восстановится. Но отцу уже ничто не могло помочь. Вскоре приехал доктор и, констатировав смерть от апоплексического удара, выразил всем присутствующим свои соболезнования.

Сидя у кровати покойного, Грейстил испытывал сильнейшее чувство вины. «Это я убил его, – говорил он себе. – Да, отец умер из-за меня, только из-за меня!»

Через день Грейстил стоял у могилы отца и принимал соболезнования фермеров, арендовавших земли Монтгомери. Мужчины пожимали ему руку, а их жены, потупившись, делали книксен.

И в какой-то момент Грейстил вдруг поймал себя на мысли о том, что у них с отцом никогда не было настоящей близости. Правда, он очень старался сблизиться с родителем, но у него ничего не получилось. А теперь уже было поздно, теперь им никогда уже не урегулировать существовавшие между ними разногласия. Да что там урегулировать разногласия – им даже примириться не дано. Последнее требование отца стояло между ними и разделяло их, и если он, Грейстил, не выполнит его, то они так и останутся врагами до скончания веков.

Грейстил сделал несколько шагов в сторону и преклонил колени перед могилой матери. Потом провел кончиками пальцев по выбитым в граните буквам:

«Кэтрин Пейсли Монтгомери, графиня Эглинтон, супруга Александра Грейстила Монтгомери, графа Эглинтона».

– Тут даже не написано: «любимая супруга», – пробормотал Грейстил со вздохом.

Теперь он уже скорбел по матери, ибо всегда скорбел по ней, хотя ее образ у него в памяти не сохранился – она умерла через несколько месяцев после его рождения. «Возможно, я повинен и в ее смерти», – подумал он.

Минут через десять, оседлав Сокола, лорд Монтгомери промчался несколько миль, забирая все дальше в горы – туда, где серое хмурое небо смыкалось с горными кряжами. Через некоторое время прогрохотал гром и начался проливной дождь, но занятый своими мыслями Грейстил не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец подул ветер и разогнал грозовые облака. И тотчас же показалось солнышко, осветившее ярко-зеленые долины внизу, где паслись овцы с только что народившимися ягнятами. И это чудесное зрелище затронуло какую-то струнку в его душе.

– Похоже, начинается новый день, новая эпоха, – пробормотал он с улыбкой. – И у нас – новый король, у нас – возрождение.

Грейстил Монтгомери решил забыть о прошлом и начать жизнь сначала. И ему даже нравилось, что впереди его ждали трудности и вызов, брошенный самой прекрасной девушкой на свете.