Текст книги "Врата рая"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 9
ЧЕРЕЗ ПОРОГ
Миссис Бродфилд и Тони усадили меня на покрытое замшей заднее сиденье лимузина так, чтобы я могла видеть в окно дорогу и окрестности. День, к сожалению, был пасмурным, но вдруг яркий солнечный луч прорвался сквозь хмурые облака, и я заметила широкую полосу бирюзово-голубого неба, что напомнило мне о ленивых летних днях в Уиннерроу. Может, после всего, что случилось, Господь прольет свой благостный свет на меня?
Посмотрев назад, я поразилась, какой огромной была больница «Бостон мемориал», особенно по сравнению с нашей в Уиннерроу. Мы выехали за ворота и пересекли часть делового Бостона, прежде чем попали на основную магистраль, ведущую к Фартинггейл-Мэнору. Ряды зданий закончились, и появились парки, длинные зеленые лужайки с разбросанными среди них домами.
– Тебе удобно? – поинтересовался Тони. Он наклонился и поправил подушку, которую миссис Бродфилд положила между моей спиной и спинкой сиденья.
– Да.
Мне было достаточно того, что я могла смотреть из окна машины на картины природы, открывающиеся передо мной, по мере того как мы мчались по широкой дороге все ближе и ближе к Фартинггейл-Мэнору.
– Я помню тот день, когда мы с Джиллиан забрали твою мать в аэропорту и привезли ее в Фарти. Она выглядела такой же наивной и молоденькой, жизнерадостной, с широко раскрытыми глазами. Я знаю, как она волновалась. Твоя прабабушка Джиллиан не осознавала, что Хевен приехала, чтобы остаться с нами навсегда. Она думала, это будет лишь короткий визит. – Тони засмеялся. – Джиллиан очень заботилась о том, чтобы выглядеть молодой и чтобы другие считали ее молодой, поэтому она попросила, нет, даже потребовала от твоей мамы, чтобы та называла ее просто Джиллиан, а не бабушка.
– Моя мать расстроилась?
– Она ничем этого не показала. Даже в таком раннем возрасте она была очень мудрой и красивой молодой женщиной. – Тони стал молча смотреть в окно, полностью погрузившись в свои мысли. Потом он вздохнул и вернулся к действительности. – Мы скоро будем там. Поверни голову вправо и смотри, когда появится свободное пространство между деревьями. Первый взгляд на Фартинггейл-Мэнор надолго остается в памяти.
– Сколько лет Фарти? – спросила я.
– Его построил мой прапрапрадедушка в 1850 году. Но возраст дома обманчив. Это такое же огромное и роскошное сооружение, как любой современный особняк. Многие кинозвезды и антрепренеры делали мне предложения с целью купить его.
– Вы его продадите?
– Ни за какую цену. Это такая же часть меня, как… как мое собственное имя. Когда я был мальчиком, в мире не существовало дома, который мог бы сравниться с тем, в котором жил я. В семь лет меня отправили в Итон, потому что отец считал, что англичане больше знают о дисциплине, чем преподаватели в наших частных школах. Я ужасно скучал по дому с первого и до последнего дня в Итоне. Иногда я закрываю глаза, и мне кажется, что я чувствую запахи канадской пихты, ели, сосны, соленый запах моря. – Тони закрыл глаза, как бы вдыхая в себя ароматный воздух Фартинггейла, хотя здесь, в лимузине, пахло лишь хорошо выделанной кожей.
Я почувствовала, как машина, замедлив ход, свернула на частную дорогу. И вот перед нами возникли сказочные высокие кованые железные ворота с богато украшенной надписью, которая гласила: «Фартинггейл-Мэнор». Из-за железных листьев выглядывали чертенята, феи и гномы.
– Ворота почти такие же большие, какими были в наших с Люком мечтах.
– Что ты хочешь сказать?
– Мы часто играли в фантазии и старались представить себе, как выглядит Фартинггейл.
– Ты это сейчас узнаешь сама.
Казалось, что подъездная дорога никогда не кончится, и внезапно перед нами вырос громадный дом из серого камня. Он действительно напоминал замок. Его красная крыша с башенками и маленькими красными мостиками возвышалась над деревьями. Все было так, как на изображении на бронзовой пластине, которую подарил мне Люк.
Но в то же время многое не совпадало с Фарти нашей мечты. К сожалению, описания Дрейка больше соответствовали действительности, подумала я, обводя взглядом окрестности.
Территория плохо ухоженная и вся заросшая. Кусты не подстрижены, цветочные клумбы заполнены сорняками.
Дом был таким огромным, что захватывало дух, таким, собственно, и представляли мы его в мечтах. Однако вид здания создавал впечатление, что в нем никто не жил уже не один год. С деревянной обшивки и с деревянных украшений везде лоскутами слезла краска, а сами они были все в трещинах. Дом выглядел серым и холодным, с темными окнами и закрытыми ставнями, напоминавшими веки умирающей старой женщины.
Когда солнце скрылось за тяжелыми облаками, фасад громадного дома приобрел еще более мрачный вид. Мне сразу стало холодно, страшно и так одиноко, что я обхватила себя руками. Здесь мне потребуется все тепло, которое я смогу отыскать.
Тони, наоборот, широко улыбался, его лицо было возбужденным. Он не давал ни малейшего повода предположить, что запущенность территории и вид разрушения громадного здания в какой-то степени смутили его. Он как бы не видел всего этого. Я посмотрела на миссис Бродфилд, чтобы узнать, поражена ли она увиденным в такой же степени, как и я. Но та сидела с каменным лицом.
– Территория Фарти занимает многие акры, – с гордостью объяснил Тони. – Это одна из самых богатых земель в данном районе, и у нас есть свой собственный пляж. Когда ты захочешь, я провезу тебя по территории и покажу конюшни, бассейн с крытой купальней, теннисные корты, веранду… И все это принадлежит тебе. Никогда не думай, что ты здесь гость, ты больше, чем гость, гораздо больше, – заявил он, когда Майлс остановил машину.
Миссис Бродфилд быстро вышла из машины и стала дожидаться, когда шофер достанет из багажника коляску. Я посмотрела на ступеньки перед громадной арочной дверью. Даже она потеряла свое величие. На правой стороне двери дерево было выщерблено, словно какое-то громадное существо царапало ее когтями, пытаясь проникнуть внутрь дома. Почему Тони каждый день, открывая и закрывая эту дверь, не приказал ее починить?
– Вот ты и здесь! – воскликнул Тони. – Ты действительно здесь! Ну, о чем ты думаешь?
– Я… – Запнувшись, я не знала, что сказать дальше. Не в силах скрыть разочарования, увидев, как разрушается от старости замок моей мечты.
– Да, я знаю, что здесь нужно кое-что сделать, – поспешно проговорил он. – И теперь у меня есть причина этим заняться. – Его глаза с торжеством посмотрели на меня. Сердечко в моей груди учащенно застучало, и какая-то часть моего существа забила тревогу.
Чтобы Тони не заметил моего трепета, я произнесла:
– Это замечательное место, и, когда его приведут в порядок, я уверена, оно будет выглядеть таким же, каким оно было в вашем детстве.
– Точно. Именно так я и хочу, чтобы выглядел Фарти. Я знал, что ты поймешь, Энни, и счастлив, что ты здесь.
Миссис Бродфилд распахнула дверцу машины с моей стороны. Коляска дожидалась меня. Сестра наклонилась в машину, чтобы дать указания, как меня перенести.
– Позвольте мне помочь, – настойчиво сказал Тони и быстро подошел к машине с моей стороны. Миссис Бродфилд отступила назад. Он нагнулся, обхватил меня за талию левой рукой, а правую просунул под мои ягодицы. Потом с большой осторожностью, потихоньку стал передвигаться назад, поднял меня и вынул из машины, как… первая мысль была, как ребенка. Но что-то в жесте Тони и его улыбке мне заставило подумать о другом: о невесте, которую сейчас внесут через порог ее нового дома.
– Мистер Таттертон? – обратился к нему Майлс, удивленный, как и я, тем, что Тони не собирается сажать меня в коляску.
– Что? О да, давайте сделаем это.
Он осторожно поместил меня в коляску, а потом они с шофером подняли меня вместе с коляской и пронесли по ступенькам к входу. В дверях как манекен стоял высокий, худой седовласый мужчина с темно-серыми глазами и бледной сероватой кожей, с глубокими морщинами на лбу и складками на шее.
– Это Куртис, мой верный дворецкий, – представил его Тони.
– Добро пожаловать, – приветствовал меня Куртис, слегка поклонившись и отступив в сторону, с тем чтобы меня могли внести в этот огромный дом.
Меня вкатили в прихожую с китайским ковром на полу. На ковре, который, очевидно, видел лучшие дни много лет назад, были места настолько протертые, что через них просвечивался пол из твердых пород дерева. Одинокая люстра бросала слабый свет на каменные стены. Она была сделана для шести ламп, но горела только одна. На стенах висели в ряд родовые портреты суровых с желтоватыми лицами мужчин и женщин из Новой Англии. У женщин были вытянутые лица без единой улыбки, а мужчины, казалось, делали отчаянные усилия, чтобы выглядеть серьезными, важными, твердыми, как скала, на которой они построили свой великолепный дом.
– Со временем ты увидишь все, – обещал Тони. – А сейчас мы удобно разместим тебя в твоих апартаментах. Уверен, что после всего пережитого даже такая короткая поездка, которую мы только что совершили, сильно утомила тебя.
– Я слишком взволнованна, чтобы утомляться, Тони. Не беспокойтесь обо мне.
– Но это как раз то, чем я собираюсь заниматься отныне, Энни, – беспокоиться о тебе. Теперь ты для меня приоритет номер один. – Он продолжал катить меня в глубину дома. – Вот здесь прямо мой кабинет. Я позволю тебе лишь взглянуть на него, потому что его вид не для женских глаз. Требуется хорошая уборка, – признался он, склонившись так низко, что его губы фактически коснулись моего уха.
Хотя мы лишь остановились в дверях кабинета, я увидела, что Тони не преувеличивал. Единственная лампа в углу испускала длинные лучи безжизненного белого света на громадный письменный стол из красного дерева и черные кожаные кресла. Книги в темных сосновых шкафах казались покрытыми пылью. Лучи солнечного света просачивались через шторы на окнах на задней стене и захватывали кружащиеся пылинки, как лучи прожекторов. Интересно, когда в комнате в последний раз брались за тряпку или пылесос? Стол Тони был завален бумагами. Как он мог что-то отыскать в этом хаосе?
– Теперь, когда ты здесь, я, конечно, должен буду привести все б порядок. Пока я даже и думать не могу о том, чтобы ввезти тебя в это неубранное логово, учитывая также прочую неухоженность в доме. Мужчины, – добавил он, снова наклонившись ко мне, – когда живут в одиночества, склонны не обращать внимания на многие мелочи. Но теперь этому приходит конец… слава Богу, приходит конец, – пробормотал он и повез меня дальше.
По крайней мере, лестница не вызвала у меня разочарования. Она была такой, какой мы ее себе представляли, – длинные элегантные мраморные ступени с балюстрадой из полированного красного дерева. Одного взгляда на лестницу было достаточно, чтобы вызвать во мне желание стать снова здоровой и спуститься по этим ступеням, подобно принцессе из наших фантазий, в длинном пышном платье, с драгоценностями на шее и на руках, с декоративными камнями, гребнями в волосах. Как я хотела, чтобы Люк был рядом со мной в эту минуту и все увидел.
– Да, к сожалению, эта лестница в настоящее время является для тебя препятствием, но, будем надеяться, не надолго.
Мы направились к лестнице, но когда я посмотрела вправо, то заметила большую жилую комнату с фресками на стенах и потолке и с роялем.
– О, подождите. Какая великолепная комната! Что это за картины?
Он засмеялся и подкатил меня к двери. Это была очень большая комната с безвкусными атласными занавесями, которые были когда-то белыми, но от пыли и времени ставшие серыми. Некоторые предметы мебели: бархатная кушетка, кресло с изогнутой спинкой и глубокое кресло с подушками – были покрыты пластиком, на котором также лежала пыль. Мраморные столики, рояль, вазы… все это выглядело богатым и элегантным, но сильно нуждалось в чистке и полировке. Утонченные выцветшие фрески изображали сценки из сказок: тенистые деревья с пробивающимися сквозь них солнечными лучами, извивающиеся дорожки, уходящие в покрытые туманом гряды гор, на верхушках которых размещались замки, а поверху было нарисовано небо, где парили птицы и мужчина летел на ковре-самолете. Я разглядела еще один таинственный воздушный замок, наполовину скрытый в облаках. Но все краски этой сказочной картины потускнели. С течением времени, а также из-за отсутствия надлежащего ухода она стала серой и потемневшей, так что сама сценка вызывала унылое, печальное настроение, создавая образ мечты, которая уже давно умерла. У меня по спине побежали мурашки.
– Все это нарисовала твоя прабабушка, Энни. Теперь ты знаешь, от кого ты унаследовала талант художника. Она была известным иллюстратором детских книг.
– В самом деле?
– Да. – Его взгляд ушел в глубокое прошлое. – Фактически это и способствовало нашему знакомству. Однажды, когда мне было двадцать лет, я пришел домой после игры в теннис. Заглянув сюда, я увидел на стремянке самые стройные ноги из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть. Божественное существо спустилось вниз, и, увидев ее лицо, мне показалось, что это сон. Она пришла в дом с декоратором и предлагала сделать в комнате фрески. «Сказочное окружение для короля мастеров игрушек» – так она определила свое предложение. Я ухватился за него обеими руками. – Тони подмигнул. – Это давало также повод для того, чтобы она пришла сюда снова.
– Какая удивительная романтичная история! – воскликнула я. Затем посмотрела на рояль.
– Кто играет на нем? – спросила я с интересом.
– Ты о чем?
– Вы играете, Тони?
– Я? Нет. Давным-давно на нем часто играл мой брат.
Я обернулась и посмотрела на Тони, так как его голос стал таким печальным.
– Его звали Трой. Из-за разницы в нашем возрасте и потому, что наши родители ушли из жизни, когда ему еще не было и двух лет, я стал для него больше отцом, чем братом. Трой любил играть на рояле, особенно Шопена. Он умер много лет тому назад.
– Моя мать любила слушать Шопена.
– У?..
– И маленький игрушечный коттедж «Таттертон той», который есть у нее… который был у нее, – поправилась я, – играет небольшую часть ноктюрна Шопена, когда поднимаешь его крышку.
– В самом деле? Игрушечный коттедж, ты говоришь?
– Да, с лабиринтом.
Я повернулась к Тони, потому что он никак не реагировал на мои слова. Он сделал несколько шагов и встал сбоку, чтобы осматривать комнату вместе со мной. Неожиданно его отрешенный взгляд остановился на мне, глаза сощурились, а губы чуть заметно задрожали.
– Тони?
– О, извини меня. Немного размечтался. Вспомнил своего брата.
Он снова улыбнулся.
– Вы должны рассказать мне о нем. Хорошо?
– Конечно.
– Я полагаюсь на вас, Тони. Вы единственный человек, который может мне все рассказать, – попросила я, полагая, что наконец для этого настало время. – Я хочу знать все о своей семье – о прабабушке, о бабушке, все, что вы помните о моей матери, когда она жила здесь.
– Этот рассказ будет слишком длинным, и он утомит тебя.
– Нет. Я хочу услышать все это. И, Тони, – добавила я со всей решительностью, на которую только была способна, – я хочу знать наконец, что явилось причиной вашей с мамой размолвки. Обещайте рассказать мне все, каким бы болезненным это ни оказалось.
– Обещаю, и ты уже знаешь, что я всегда держу свое слово. Но, пожалуйста, давай будем избегать всего неприятного до тех пор, пока ты не начнешь как следует выздоравливать.
– Я буду ждать, поскольку вы обещали мне.
– Прекрасно! Теперь, – добавил он весело, – вперед и наверх.
Миссис Бродфилд поднялась наверх чуть раньше, чтобы подготовить мою комнату. Майлс терпеливо ожидал нас. Тони посигналил ему, и он быстро подошел. Затем они, осторожно ступая, стали медленно поднимать меня вверх по великолепной мраморной лестнице. Я представляла себя вдовствующей королевой, возвращающейся в свои дворцовые апартаменты.
– Я доставляю столько хлопот, – обратилась я к Тони, видя напряжение на лицах обоих мужчин, когда они начали подниматься на третий, последний пролет лестницы.
– Чепуха, Майлс и я, мы оба нуждаемся в физической нагрузке. Так ведь, Майлс?
– Не беспокойтесь, мисс Энни. Рад это сделать в любое время.
Они опустили коляску на пол. Я посмотрела вдоль длинных коридоров, которые, казалось, протянулись на километры в обе стороны. Тони повернул меня налево.
– У меня для тебя замечательный сюрприз. Комната, в которой ты будешь жить, – сказал Тони, продолжая катить меня по коридору, – была раньше комнатой твоей бабушки, а затем принадлежала твоей матери. А теперь, – проговорил он, поворачивая к двустворчатой двери, – будет твоей! – Он положил свою ладонь поверх моей руки. – Я всегда чувствовал сердцем, что в один прекрасный день это произойдет.
Я быстро повернулась и взглянула на него. Он выдержал мой взгляд, и его глаза, казалось, посылали какие-то молчаливые послания. Он выглядел таким решительным, таким довольным собой, что на мгновение мне стало страшно. Иногда у меня появлялось чувство, что Тони давно распланировал за меня всю мою жизнь.
Мое сердце трепетало, как крылышки смущенной канарейки, которая сомневается, влетать ли ей в золотую клетку. Конечно, о ней будут заботиться, ее будут баловать, кормить, любить, но она также понимала, что, стоит ей только попасть в клетку, маленькая дверца захлопнется и она всю жизнь должна будет смотреть на мир через эти золотые прутья.
Что делать бедной птичке? Что делать мне?
Словно почувствовав мои страхи и сомнения, Тони торопливо покатил меня вперед.
Глава 10
КОМНАТА МОЕЙ МАТЕРИ
Тони вкатил меня через широкие двустворчатые двери в двухкомнатные апартаменты. Дневной свет, проходивший через тонкие тюлевые занавеси цвета слоновой кости, был туманным и хилым, придавая гостиной нежилой, нереальный вид. Так же как и комната на нижнем этаже, она больше походила на музей, чем на жилое помещение. Стены были покрыты шелковой в тон занавесям материей с искусной выработкой в виде восточного орнамента бледных оттенков зеленого, фиолетового и голубого.
Горничная в зеленой, как мята, форме, с белым фартуком, окаймленном кружевами, снимала пластиковые покрытия с двух небольших диванов, обитых точно таким же материалом, который был на стенах. Она взбила мягкие голубоватые подушки, которые гармонировали с китайским ковром на полу. После того как многие годы у нас в доме работала миссис Эвери, у меня сложилось представление, что горничными должны быть обязательно пожилые женщины. Поэтому я удивилась, увидев, что горничная в Фарти такая молодая. На вид ей можно было дать не больше тридцати лет.
Тони представил ее:
– Это Милли Томас, твоя личная горничная.
Она повернулась и тепло улыбнулась мне. У нее было простое лицо с тусклыми коричневыми глазами, довольно круглым подбородком и пухлыми щеками. Я подумала: коль скоро природа наградила ее коренастым телом, маленькой грудью и широкими бедрами, делавшими ее похожей на церковный колокол, то сама Судьба уготовила ей роль домашней прислуги, постоянно что-то чистящей и полирующей в чужом доме.
– Рада видеть вас, мисс. – Она слегка присела и повернулась к Тони. – Я закончила прибирать в спальне, осталось только снять и унести эти чехлы.
– Очень хорошо. Спасибо, Милли. Давай посмотрим теперь твою спальню, – сказал Тони, продвигая мою коляску через гостиную. Мы остановились в проеме двери, чтобы я могла оглядеть всю комнату. Я слышала, как миссис Бродфилд моет в ванной тазы и готовит все необходимое.
Медленно обводя глазами комнату, я пыталась представить, как моя мать смотрела на нее в первый раз. До этого она жила с Кэлом и Китти Деннисон, парой, которая заплатила за нее пятьсот долларов ее отцу.
Но в первые свои годы она жила в хижине в Уиллисе беднее церковной мыши, потом с этой странной парой Деннисон и затем неожиданно прибыла сюда, в этот особняк, где ей предоставили пару чудесных комнат. Мама, наверное, как и я, остановилась у этой двери и смотрела восхищенными, удивленными глазами на все это великолепие: красивая кровать с полукруглым балдахином из голубого шелка и кружев цвета слоновой кости, голубая атласная кушетка, хрустальные люстры, длинный туалетный столик с зеркалом во всю стену и три кресла в тон мебели в гостиной.
Комната выглядела так, словно оставалась нетронутой с того дня, как ее покинула моя мать. На туалетном столике были фотографии в серебряных рамках, некоторые из них лежали изображением вниз. Сбоку находилась щетка для волос. Под кресло, стоящее около стола, были засунуты бархатные домашние тапочки цвета красного вина. Они были в тон халату, который принес мне в больницу Тони. Был ли это новый халат или же он взял один из висевших в стенных шкафах здесь, в спальне?
Я обратила внимание на слабый затхлый запах в комнате, как будто двери и окна не открывали годами. Везде стояли цветы, чтобы освежить воздух.
Шкафы были заполнены одеждой. Некоторые вещи находились в пластиковых мешках, а некоторые, казалось, только что повесили. Я заметила там и десятки пар всевозможной обуви. Тони увидел, как я рассматриваю одежду.
– Часть вещей принадлежала твоей матери, часть – твоей бабушке. У них удивительно совпадали все размеры. Все вещи подойдут и тебе, и нет необходимости что-то покупать. Перед тобой громадный выбор одежды, которая дожидается тебя.
– Но, Тони, некоторые вещи, должно быть, вышли уже из моды и их теперь не носят.
– Я заметил, что многие старые фасоны вновь стали модными. Во всяком случае, мы не должны бросать все это на ветер.
Миссис Бродфилд вышла из ванной комнаты и откинула одеяло на кровати.
– Я собирался поставить здесь больничную кровать, – пояснил Тони, – но потом подумал, что эта будет более приятной и удобной. У нас есть специальный столик и подушка с подлокотниками на тот случай, если ты захочешь посидеть и почитать.
– Я не хочу сразу ложиться в кровать! – заупрямилась я. – Отвезите меня к окну, чтобы я могла взглянуть на вид отсюда. Пожалуйста, Тони.
– Ей нужно немного отдохнуть, – обратилась к нему миссис Бродфилд. – Она не осознает, насколько это утомительно – покинуть больницу и сразу совершить такую поездку.
– Еще несколько минут, – попросила я, – пожалуйста.
– Позвольте мне только показать ей вид из окна.
Миссис Бродфилд скрестила руки под своей тяжелой грудью и отступила назад в ожидании. Тони подкатил меня к окну и широко раздвинул занавеси, давая мне возможность посмотреть на окрестность. С левой стороны отсюда я могла видеть по крайней мере половину лабиринта. Даже при солнечном свете позднего утра дорожки и каналы выглядели мрачными, таинственными и опасными. Когда я взглянула направо, то заметила вдали подъездную дорогу в Фартинггейл. Я разглядела в стороне то место, которое должно было быть семейным кладбищем, а также то, что наверняка являлось надгробным памятником моих родителей.
Я долго не могла произнести ни слова. Боль и тоска овладели всем моим существом. Я чувствовала себя потерянной, беспомощной, парализованной от горя. Затем, отогнав печальные воспоминания и глубоко вздохнув, я прильнула к окну, чтобы получше рассмотреть окрестности. Тони понял, что особенно привлекло мое внимание.
– Через день или два я отвезу тебя туда, – прошептал он.
– Я хотела бы быть там прямо сейчас.
– Мы должны думать о твоем эмоциональном состоянии. Это распоряжение доктора, – напомнил он. – Но я обещаю свозить тебя туда очень скоро. – Он покровительственно похлопал меня по руке и выпрямился.
– Кажется, я действительно устала, – призналась я, откинувшись на спинку коляски, закрыв глаза и глубоко вздохнув. Две слезинки выскользнули из-под век и упали, как теплые дождевые капли, на щеки, а затем зигзагами пробрались к уголкам моего рта. Тони вытащил аккуратно сложенный носовой платок и осторожно смахнул их. Я поблагодарила его, и он, повернув коляску, подвез меня к кровати. Потом помог миссис Бродфилд уложить меня.
– Я переодену ее в ночную рубашку, мистер Таттертон.
– Хорошо. Я вернусь через несколько часов, чтобы убедиться, все ли в порядке. Хорошего тебе сна, Энни. – Он поцеловал меня в щеку и вышел, тихо затворив за собой двери в спальню.
Перед его уходом я мельком взглянула на Тони. Он выглядел счастливым, его глаза блестели и горели, как язычки голубого пламени в газовой горелке. Неужели хлопоты обо мне настолько наполняют смыслом его жизнь? Какая ирония судьбы, чтобы несчастье одного человека давало другому возможность вновь стать счастливым.
Но я не могла презирать его за это. Ведь не по его же умыслу я попала сюда, и за что, собственно говоря, я должна была винить его – за то, что он предоставляет мне самое лучшее лечение? За то, что он предложил мне свой дом и своих слуг, чтобы я могла здесь поправиться? За то, что он делает все, что может, дабы облегчить мои боль и страдания?
Скорее, я должна жалеть его. Передо мной одинокий, сломленный человек, замкнуто живущий в особняке, наполненном воспоминаниями, и единственное, что могло снова вернуть его к жизни, были мои собственные горе и страдания. Если бы не случилось этой трагедии с нашей семьей, я не была бы здесь и Тони не смог бы проявить своего участия. Несомненно, наступит такой день, когда он все поймет и это сделает его снова несчастным.
Миссис Бродфилд начала раздевать меня.
– Я могу сама, – запротестовала я.
– Очень хорошо. Делайте, что вы сможете сами, а я помогу вам в остальном. – Она отошла в сторону и достала одну из моих ночных сорочек.
– Я хочу голубую, – сказала я, специально отклоняя то, что выбрала она.
Не говоря ни слова, она положила назад зеленую и достала голубую. Я понимала, что поступаю нехорошо, капризно, но ничего не могла с собой поделать. Я была зла на свое состояние.
Расстегнув платье, я попыталась снять его через голову, но из этого ничего не вышло. Когда меня укладывали в кровать, я села на подол своего платья. Чтобы вытянуть подол, нужно было лечь на бок. Я тихо ворчала и прилагала все свои силы, понимая при этом, что выгляжу довольно жалко. Миссис Бродфилд спокойно стояла в стороне и следила за мной, ожидая, когда я позову ее на помощь. Но, будучи упрямой и настойчивой, я изгибалась и поворачивалась, как только могла, пока не сумела подтянуть платье до талии, затем до груди. Однако почувствовала, что не в состоянии стянуть его через голову – все силы были полностью израсходованы. Мне требовалось время, чтобы восстановить свое дыхание, к тому же сильно болели руки. Я оказалась гораздо слабее, чем предполагала.
Наконец я почувствовала, что миссис Бродфилд ухватилась за платье и закончила незавершенное мною дело. Я ей ничего не сказала. Затем сестра, просунув руки и голову в прорези, натянула на меня ночную сорочку.
– У вас есть нужда в ванной комнате? – спросила она.
Я отрицательно помотала головой. Затем она помогла мне положить голову на подушку, покрыла одеялом и заправила его края под матрац.
– После того как вы немного поспите, я принесу вам ленч.
– Где вы спите, миссис Бродфилд?
– Мистер Таттертон отвел мне комнату по другую сторону зала, но большую часть времени я буду находиться в вашей гостиной, оставив двери в вашу спальню открытыми.
– Это, должно быть, очень скучная работа, – предположила я, надеясь, что мои слова дадут ей повод рассказать что-либо о себе, о своих чувствах. Я была с ней практически все это время, в течение более двух недель, но я не знала о ее жизни ничего.
– Это дело всей моей жизни. – Произнеся эти слова, она даже не улыбнулась, как сделали бы большинство людей на ее месте. Она сказала это как будто само собой разумеющееся для меня с самого начала.
– Я понимаю, но все же…
– Конечно, не каждый день мне приходится смотреть за больным в такой богатой обстановке, – добавила она. – Это очень интересный дом с очень интересной территорией. Я уверена, что не буду скучать. Не беспокойтесь об этом. Думайте о том, что нужно делать, чтобы с вами опять было все в порядке.
– Вы никогда не были здесь раньше?
– Нет. Мистер Таттертон нанял меня через агентство.
– Но территория… здание…
– Что?
– Не думаете ли вы, что все это разрушается?
– Это меня не касается, – резко ответила сестра.
– И вы не удивлены? – На самом деле я хотела сказать «разочарованы», но побоялась, что миссис Бродфилд сочтет меня испорченным и неблагодарным человеком.
– Я представляю себе, насколько дорого поддерживать порядок в таком месте, Энни. Кроме того, как я вам уже сказала, это не моя забота. Ваше здоровье и ваше выздоровление – вот что для меня главное. И вы должны сосредоточить практически все свое внимание на том же и не беспокоиться, как содержится эта территория. А теперь, не собираетесь ли вы немного отдохнуть?
– Да, – ответила я тихо.
Она, безусловно, была хорошей и квалифицированной сестрой, вероятно, даже экспертом в делах ухода за такими больными, как я. Однако мне не хватало теплого и дружеского ко мне отношения. Мне очень недоставало матери, возможности прийти к ней с любым своим горем, даже просто с плохим настроением. Мне нужны были тепло ее глаз, нежность ее голоса, мне нужна была та, которая любила меня больше своей собственной жизни. Но особенно мне не хватало маминой мудрости, которая, как я знала, пришла к ней после многих лет трудностей и испытаний.
«Тяжелые времена старят человека так же, как непогода старит кору на дереве», – любила говорить ее бабушка из Уиллиса, та самая бабушка, которой я обязана своим именем. А еще она говорила так: «Если ты умный, то найдешь дерево, на которое и будешь опираться».
Мне было больно думать, что теперь у меня нет никого, на кого я могла бы опереться. Дрейка уже сильно захватил новый и увлекательный для него деловой мир. Люк уехал в колледж и, конечно, заполнен новыми интересами и обязанностями. Я еще не была уверена в Тони. Он был очень добр ко мне, и все же мои мысли о нем окутывали тени. Почему мама была так сильно настроена против него?
– Я вернусь через пару часов, – сказала миссис Бродфилд. – Если вы захотите пить, на ночном столе стоит стакан со свежей водой. Можете вы достать его?
– Да.
– Хорошо. Я вернусь.
Она выключила свет, плотно закрыла занавеси и покинула комнату.
Теперь, оставшись одна, я села в кровати, чтобы как следует рассмотреть комнату. Что чувствовала моя мать в первую ночь в Фарти? Она приехала, чтобы жить с людьми, которых до этого никогда не видела, которые были совершенно ей чужими, хотя и приходились родственниками. По существу, мы обе прибыли сюда как сироты: ее сделал сиротой отец, предавший ее семью, а меня сделала сиротой Смерть, завистливая, жадная Смерть, которая пришла и украла моих родителей.
Мама знала о прошлом семьи почти так же мало, как и я. Она должна была изучать Фарти, как исследователь, чтобы узнать, кто же она на самом деле. Правда, она не зависела от сиделок и прислуги и не была прикована к коляске. По крайней мере, мама имела возможность самостоятельно везде ходить и все изучать.
