Текст книги "Врата рая"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Глава 7
ПЕРИОД ТЬМЫ
Тони сдержал свое обещание: каждый раз, навещая меня, он приносил разные подарки-сюрпризы. Приходил он дважды в день, поздним утром и в начале вечера. Первое время он приносил коробки конфет и охапки цветов, потом по его заказу мне ежедневно стали доставлять вазы со свежесрезанными розами. В четвертый свой визит он принес мне флакон жасминовых духов.
– Я надеюсь, они нравятся тебе, – сказал он. – Это были любимые духи твоей прабабушки.
– Я помню, что иногда моя мама пользовалась ими. Да, мне нравится их запах. Спасибо, Тони.
Я тут же немного распылила их из флакона. Когда он вздохнул в себя аромат духов, глаза его омрачились и на несколько мгновений стали отчужденными: он предался воспоминаниям. Какой сложный человек и какое сильное сходство с моей матерью! Тони был нежным и заботливым и одновременно сильным и властным. Он походил то на маленького мальчика, то вновь возвращался к убеленному сединами, умудренному житейским опытом Тони. Слово, запах, цвет могли перенести его в прошлое, погрузив в океан тяжелых воспоминаний. Но уже в следующий момент он выходил оттуда бодрым, ярким, остроумным, готовым к бою.
Может, в чем-то и мы были похожи друг на друга. Как часто моя мать или отец заставали меня впавшей в меланхолию. Иногда самые простейшие вещи вызывали во мне печаль: одинокая птица на ветке ивы, отдаленный звук автомобильного сигнала, даже смех маленьких детей. Внезапно меня охватывали мрачные мысли, и так же внезапно все это исчезало, и я вновь возвращалась из теней к солнечному свету, будучи не в силах объяснить свою печаль. Однажды моя мать обнаружила меня всю в слезах. Я сидела в жилой комнате и смотрела на деревья и голубое небо.
– Почему ты плачешь, Энни? – спросила она.
Вначале я посмотрела на нее, ничего не понимая. Затем потрогала свои щеки и почувствовала на них теплые капли. Я не могла объяснить причину слез. Просто так случилось.
В следующее посещение Тони пришел в сопровождении своего шофера Майлса, который внес несколько коробок. Тони велел ему положить коробки на столик около кровати. Затем он стал открывать их одну за другой. Там были разнообразные ночные рубашки из шелка, а в последней – малиновый шелковый халат.
– Этот цвет удивительно шел твоей матери. – Его глаза заблестели при воспоминании. – Я все еще помню замечательное малиновое платье и жакет, которые я купил для нее, когда она посещала школу для девочек в Уинтерхевене.
– Мама не была там счастлива, – прервала я приятные воспоминания Тони. – Она говорила, что другие девочки обращались с ней безжалостно. И хотя они росли в богатых семьях, не были такими же отзывчивыми и добрыми, как бедные люди в Уиллисе.
– Да-да, но это выработало в Хевен сильный характер, позволивший ей противостоять им. Уинтерхевенская школа была и все еще продолжает оставаться академической школой. Там заставляют учащихся работать и обеспечивают их умными учителями. Я помню, как говорил твоей матери, что если она займет верхнее место в их академическом списке, то ее будут приглашать на чай в высшее общество и она станет встречаться с людьми, которые имеют реальный вес в Бостоне. Но ты права, ей действительно не нравились люди, которых она встретила в школе. Ну ладно, – добавил он поспешно, меняя направление разговора, – в любом случае ты будешь самой нарядной пациенткой в этой больнице.
Мне хотелось, чтобы Тони еще что-нибудь рассказал о тех годах, когда моя мать жила в Фартинггейл-Мэноре, но я решила, что лучше отложить разговор до того времени, пока сама туда не перееду.
На следующий день ко мне пришла с почтой одна из «розовых леди». Их так звали из-за розового цвета фартучка, который они надевали на себя, выполняя благотворительную миссию в клинике. В основном это были приятные пожилые женщины. «Розовая леди» принесла небольшую пачку открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления от некоторых моих друзей в Уиннерроу, учителей, от миссис Эвери и Роланда Стара, а также от Дрейка и Люка. Я попросила миссис Бродфилд прикрепить открытки к стене, заметив, что она не пришла в восторг от моего поручения, хотя все же выполнила его.
На другой день после получения открыток меня посетили Люк и тетя Фанни. Поскольку я лежала в отдельной комнате, они могли приходить в любое время. Дверь была приоткрыта, и я услышала голос тети Фанни, когда та находилась еще в коридоре больницы (но и при закрытой двери это не составило бы труда). Вначале они с Люком остановились у поста сестры.
– Мы здесь, чтобы увидеть мою племянницу, – прогремела тетя. – Энни Стоунуолл.
Я даже не услышала ответа сестры, тетя Фанни не обратила внимания на ее скрытый намек говорить потише.
– Скажите, а почему у вас отдельные палаты находятся так далеко от лифта? За большую плату нужно иметь больше удобств. Сюда, Люк, – продолжала она громогласно.
– Идет моя тетя, – предупредила я миссис Бродфилд, которая сидела у двери как каменная и читала последний номер журнала «Пипл». Этим утром Тони прислал десятки свежих журналов, и миссис Бродфилд разложила их на подоконнике. Так что моя комната выглядела как библиотека. Некоторые из дежуривших сестер, проходя мимо, спрашивали разрешения взять на время их перерыва тот или иной журнал. Миссис Бродфилд разрешала, но обязательно записывала их имена и названия журнала в маленький блокнот.
– Запомните, где вы взяли их, – предупреждала она.
Она заерзала на стуле, когда шаги тети Фанни стали громче. По звуку я могла точно определить, что на ней были туфли на высоком каблуке, и я знала, что она разоделась специально для этого визита. Тетя вошла в комнату в широкополой соломенной шляпе с черной бархатной лентой, в бежевой юбке из джинсовой ткани (естественно, юбка туго облегала ее бедра) и куртке с коротким рукавом, тоже из джинсы, только черной, надетой поверх песочной рубашки мужского покроя в небольшую полоску.
Я должна признать, что, несмотря на ее лексику, манеру поведения, а также образ жизни, моя тетя Фанни была очень привлекательная женщина, особенно когда модно одевалась. И не было ничего удивительного в том, что молодые мужчины вились вокруг нее, как пчелы вокруг улья.
Люк вошел сразу за матерью. На нем были простая голубая рубашка с коротким рукавом и джинсы, но я заметила, что он чрезвычайно тщательно потрудился над прической. Он очень гордился своими черными густыми волосами. Другие ребята из зависти поддразнивали его за то, что он уделяет так много внимания своей шевелюре, не позволяя ни одной пряди выбиться из прически.
Стоило тете Фанни войти в комнату, миссис Бродфилд тут же поднялась. Она попятилась в сторону, как бы не желая, чтобы ее задели, и кинула свой журнал на подоконник.
– Энни, дорогая! – Тетя Фанни бросилась к кровати и обхватила меня руками.
Миссис Бродфилд направилась к выходу.
– Не торопитесь, любезная, – прореагировала моя тетя.
Я чуть было не рассмеялась, когда тетя Фанни повернулась ко мне. Глаза у нее расширились, а рот исказился гримасой, как будто она только что проглотила прокисшего молока.
Люк подошел к кровати с другой стороны. Он выглядел робким и скованным.
– Как дела, Энни?
– Немножко лучше, Люк. Когда я сижу, у меня уже не кружится голова, и еще я начала есть твердую пищу.
– Это замечательно, дорогая. Я знала, что если они поместили тебя в такое чудное место, то должны поднять тебя, не теряя времени, – произнесла тетя Фанни и уставилась на меня. – Это сестра с хмурым лицом обращается с тобой как надо?
– О да, тетя Фанни. Она очень опытная, – заверила я ее.
– Кажется, что так. Думаю, тебе нужно иметь кого-то вроде нее, чтобы правильно считать капли лекарства. Только с нее станет держать кого-либо в коме.
– Все в школе шлют приветы тебе, Энни, и выражают свои соболезнования, – вмешался Люк, пытаясь увести разговор от оскорбительных замечаний матери.
– Поблагодари их за меня, Люк. И спасибо им за открытки. Мне очень понравилась твоя открытка с пожеланием скорейшего выздоровления. – Я кивнула в сторону стены.
– Я так и думал. – Он засиял.
– А где открытка, которую послала я? – потребовала тетя Фанни после того, как просмотрела все открытки на стене.
– Ты послала открытку? Когда?
– Несколько дней назад. Я потратила уйму времени, выбирая самую лучшую. И я помню, что наклеила марку на нее, Люк. Так что не обвиняй меня в том, будто я забыла, – быстро добавила она, предвосхищая то, что может утверждать ее сын.
– Может быть, она придет сюда завтра, – предположила я.
– А может, ее выбросила эта ужасная сестра, не вручив тебе, – произнесла она с ухмылкой.
– Но, тетя Фанни, зачем ей это делать?
– Кто знает? Она невзлюбила меня в ту же минуту, когда уставила свои глаза на меня, да и она мне тоже не нравится. Я не доверяю ей так сильно, что могла бы пихнуть ее ногой.
– Тетя Фанни!
– Ma! – предостерег ее Люк.
– Ладно, – проворчала она.
– Все готово к выпуску, Люк? – спросила я, пытаясь произнести эти слова бодрым голосом. Я пропущу свой собственный выпуск из школы!
– Осталось всего три дня, Энни. – Он провел указательным пальцем по горлу, показывая, что это будет для него катастрофа. – Это первый случай, когда я буду делать что-то действительно важное без тебя. Раньше ты всегда находилась рядом со мной и оказывала поддержку и помощь.
Мне было очень приятно услышать от Люка, что я много для него значила, и надеялась: так будет всегда. Но я была уверена, что у него все сложится хорошо, даже если меня и не окажется рядом с ним. Мало было молодых людей его возраста, способных, как он, умело действовать, когда им бросали вызов или когда речь шла о выполнении долга. Нашим учителям нравилось, когда он сам брался за выполнение какого-либо задания, потому что, в отличие от большинства подростков, Люку не требовалось, чтобы они стояли у него за спиной.
– У тебя все очень хорошо получится, Люк. Я уверена в этом. Хотела бы я быть там и слушать твою речь!
Мои глаза лишний раз убеждали его, как сильно я этого желала.
– Он часто повторяет свою речь перед деревьями за нашим домом, но я еще не слышала никаких аплодисментов, – вмешалась в наш разговор тетя Фанни. Люк поморщился. В нем нарастало раздражение в отношении матери. Такое же чувство испытывала и я. – Хорошо, вот что я скажу тебе, Энни. Если эти снобы в Уиннерроу не устроят Люку овацию, стоя на ногах…
– Ma, я просил тебя…
– Его больше всего беспокоит то, что я не смогу удержаться и брошу в лицо этим снобам что-нибудь такое, о чем будут опять судачить, – объяснила тетя Фанни. Потом она зашагала по комнате, ее возбуждение становилось все сильнее, а голос все громче. – Люк, дай мне тот стул, вон там, тот, на котором высиживала яйца медсестра Энни.
Я поспешно посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что миссис Бродфилд еще не вернулась и не слышала этих слов. Она, очевидно, решила не заходить в комнату до ухода моей тети.
Люк принес матери стул, и она села на него, осторожно сняв свою шляпу и положив ее на кровать около моих ног. Ее волосы были аккуратно уложены назад. Я была уверена, что в ней появилось что-то новое, в ее голубых глазах было больше серьезности. С минуту тетя Фанни пристально смотрела на меня, сжав губы, затем коснулась моей руки.
– Энни, дорогая, последнее время я много думала. Ничего не делала, только думала. Правда, Люк?
– Это все, что она делает обычно, – сказал Люк насмешливо.
Тетя Фанни заметила взгляды, которыми мы обменялись с Люком.
– Я говорю серьезно.
– Хорошо, тетя Фанни. Я слушаю. Продолжайте. – Я сложила руки на груди и откинулась на подушки. Мои ноги по-прежнему были подобны двум мертвым привескам. Я должна была перекладывать их руками с одной стороны на другую, а дважды в день миссис Бродфилд массажировала ноги и двигала ими вверх-вниз.
– Я решила переехать в Хасбрук-хаус, пока ты поправляешься, просто для того, чтобы быть уверенной, что дом содержится в должном порядке, а слуги делают то, за что им платят деньги. Поселюсь в одной из гостевых комнат. Их достаточно там, и всякий раз, когда Люк будет приезжать туда из своего колледжа, он сможет занимать одну из этих комнат.
– Я начинаю занятия в колледже летом, – объяснил Люк. – В Гарварде есть летняя программа, и я могу ею воспользоваться. Благо, моя стипендия позволяет сделать это.
– Это замечательно, Люк! Но, тетя Фанни, ты сказала Дрейку о своих планах?
– Я не думаю, что должна получать разрешение Дрейка. У меня есть определенные права и обязательства. Мои адвокаты просмотрели завещания. Твоя мать была добра ко мне, Энни, и я чувствую, что у меня есть обязательства здесь. Никто не сможет сказать мне что-либо другое – ни Дрейк, ни, тем более, Тони Таттертон.
– Я не вижу причин, тетя Фанни, по которым Тони стал бы возражать.
– Видишь ли, Дрейк все еще заканчивает учебу в колледже, и, поскольку никто не скажет, что я не являюсь здесь самым старшим родственником, все еще здравствующим, я буду делать то, что должно быть сделано для моего семейства. Дрейка здесь не будет, тебя тоже, кто-то ведь должен взять на себя заботы. Хевен хотела бы, чтобы я сделала это. Я уверена.
– Я не имею ничего против того, чтобы ты, тетя Фанни, и Люк переехали в Хасбрук-хаус. Я ценю то, что ты собираешься сделать.
– Спасибо тебе, Энни, дорогая. Очень мило, что ты так сказала. Не правда ли, это мило с ее стороны, Люк?
– Да, – ответил Люк и посмотрел на меня так, как смотрел в тот день, после того как рассказал мне, что тетя Фанни сделала с его извещением о принятии в Гарвард. Я почувствовала, что краснею, и быстро отвела от него глаза.
– Я желаю только одного: чтобы ты вернулась в свой дом набираться сил, Энни, вместо того чтобы уезжать в тот большой каменный дом и жить среди чужих людей. Я смогла бы ухаживать за тобой не хуже, чем это может сделать та сестра с кожаным лицом, которую нанял для тебя Тони Таттертон. Готова поспорить, что она стоит недешево. Во всяком случае, твоя мать, живя в Уиннерроу, никогда не была более счастливой. Я имею в виду время после замужества. По крайней мере, так я думаю.
– Почему, тетя Фанни? – Меня интересовало, как много она знала о таинственном прошлом.
– Она не любила всех этих задрипанных шарлатанов, – быстро ответила она. – И у нее были серьезные стычки с этой ее сумасшедшей бабушкой. С Тони тоже. Все они путали одного с другим, и дело доходило до того, что человек уже не знал, кем он был или кто живет с ним рядом. Ты знаешь, Джиллиан убила себя, – решительно заявила она и бросила на меня испытующий взгляд.
– Я думала, что это был несчастный случай, тетя Фанни.
– Несчастный случай?! Никаких несчастных случаев! Однажды ночью ей стало плохо, я полагаю, от того, что ее заперли, как сумасшедшую. И тогда она приняла слишком много снотворных таблеток. Не говорите мне, что это был несчастный случай.
– Но если она не знала, кем она была и что она делала…
– Энни права, ма. Это мог быть несчастный случай.
– Может быть, но все равно это не принесло твоей матери ничего хорошего, когда она вынуждена была жить в этом большом доме со всем этим сумасшествием, которое там происходило. И я не думаю, чтобы она захотела быть похороненной на этом шикарном кладбище. Она, вероятно, предпочла бы, чтобы ее положили в Уиллисе, среди лесов, рядом с ее родной матерью.
Мы с Люком обменялись быстрыми взглядами. Он знал, что я часто поднималась одна к той простой могиле в Уиллисе, чтобы посмотреть на могильный камень, на котором было написано: «Ангел. Любимая жена Томаса Люка Кастила».
– Конечно, твой отец, вероятно, предпочел бы громадный монумент и все такое.
– Ты видел его? – Я снова быстро взглянула на Люка. Он кивнул и закусил нижнюю губу.
– Да, мы с Люком заезжали на семейное кладбище Таттертонов по пути сюда, чтобы засвидетельствовать свое уважение.
– Вы были в Фарти, Люк?
– Мы были на территории, но не заходили в дом. К кладбищу ведет отдельная подъездная дорога, и оно находится на определенном расстоянии от дома.
– В любом случае, нас никто не приглашал, Энни. А с того места, где мы стояли, особняк выглядел холодным и заброшенным, – заявила тетя Фанни и обхватила себя руками, словно от этих воспоминаний ей опять стало холодно.
– Мы не могли видеть много, ма, – сказал Люк, взглянув на мать с укоризной.
– Он похож на один из этих старых замков в Европе, – настаивала она. – Вот почему я хотела бы, чтобы ты находилась там, где я могу смотреть за тобой. А тебя собираются запрятать в этот старый особняк, в котором, вероятно, водятся привидения. Может быть, поэтому твоя прабабушка стала тронутой.
– О ма, – застонал Люк.
– Логан однажды рассказывал мне, как Джиллиан утверждала, что видела исчезающий на ее глазах призрак, – прошептала она.
Люк отвернулся. Всякая ссылка на моего отца и его мать постоянно ставила его в неловкое положение. Я выдавила из себя глупый смешок, чтобы поднять настроение.
– Тебе не нужно беспокоиться об этом, тетя Фанни. Тони собирается привести в порядок Фарти, с тем чтобы создать для меня там полный комфорт. У него много различных планов…
– Конечно. – Она отвела свой взгляд от меня, как бы не желая, чтобы я смогла прочесть ее мысли.
– Тетя Фанни, тебе известно, почему моя мать не хотела иметь с ним никаких дел?
Продолжая смотреть в пол, она покачала головой.
– Это было между твоим отцом, твоей матерью и Таттертоном. Все случилось как раз перед слушанием дела об опеке над Дрейком. А тогда у нас с твоей матерью не было настоящих сестринских отношений, так что она не говорила мне всего, а я ее не спрашивала. Когда наши отношения нормализовались, Хевен не хотела ворошить неприятные воспоминания, я же не прилагала особых усилий, чтобы узнать их. Но я уверена, что были какие-то серьезные причины, так что тебе, может, стоит пересмотреть свое намерение в отношении Тони. – Ее глаза сощурились, а губы плотно сжались.
– Но, тетя Фанни, Дрейк считает, что Тони замечательный человек, и он так много делает для меня. Он обещал предоставить на летний период Дрейку важный пост.
– Что же, хорошо, но ты не теряй головы, когда будешь в этом замке, Энни, если что-то или кто-то расстроит тебя, может, эта сестра, ты сразу позвони твоей тетке Фанни, и я немедленно увезу тебя туда, где все тебе родное и знакомое, слышишь меня?
Слова тети Фанни звучали странно, и часто ее идеи были не реальны, но я не могла отвязаться от мысли, что, может быть, она все-таки права относительно Тони Таттертона. И нет ли у него каких-то других причин заботиться о нашей семье? И правду ли говорила тетя Фанни о потоке безумия, который якобы проходил через все семейство Таттертонов? Пока же я решила ждать и наблюдать. По крайней мере, я чувствовала себя в безопасности, поскольку Дрейк и Люк будут поблизости в Бостоне. Я думала, что отъезд Люка в Гарвард разлучит нас навсегда. Но теперь, если я останусь в Фарти, мы снова будем рядом.
– Спасибо, тетя Фанни, но я надеюсь, все будет в порядке, и здесь я получаю все специальное лечение, которое мне сейчас нужно.
– Она права, ма.
– Я знаю, что ей нужен специальный уход. Я только думала… в любом случае, я буду там, где ты сможешь быстро найти меня. А теперь… – Она выпрямилась, стараясь быть похожей на мою мать, когда та занималась делами. – Кажется, твои родители так и не изменили ту часть своих завещаний, которая оставила управление их финансами за твоим Тони Таттертоном. Так что, я полагаю, он получил контроль за фабрикой и прочим.
– И Дрейк также должен будет принять большое участие в этом. В один прекрасный день он, вероятно, будет сам управлять фабрикой.
– Мой папа гордился бы этим, – сказала Фанни, сияя. Она покачала головой и достала из своей сумочки кружевной носовой платок и промокнула им глаза. – Ты и Люк – это единственная семья, которая у меня есть, Энни, и я хочу быть хорошей по отношению к вам. Я действительно собираюсь попытаться вести себя прилично и стать хорошей матерью и тетей. Клянусь вам!
Я видела, что она убеждает в этом не столько меня, сколько саму себя.
– Спасибо тебе, тетя Фанни, – проговорила я, благодарная за ее намерения, которые, как мне казалось, ей будет очень трудно осуществить.
Мы расцеловались. В ее глазах блестели слезы. Мне стало грустно при виде их, но я все же сумела сдержаться и не расплакалась сама. Тетя Фанни снова распрямилась и спрятала свой носовой платок в сумочку.
– Я спущусь вниз в этот странный кафетерий и выпью чашечку кофе. Я обещала Люку оставить вас одних на некоторое время. Только не пойму, почему должны быть какие-то секреты от меня. – Она подозрительно посмотрела на Люка.
Люк покраснел.
– Это никакой не секрет, ма. Я говорил тебе.
– Хорошо, хорошо. Я вернусь через десять минут.
Она встала, стиснула мою руку и вышла. Как только она скрылась за дверью, Люк подвинулся ближе к моей кровати. Я потянулась и взяла его руку.
– Как ты чувствуешь себя на самом деле, Энни?
– Бывает трудно, Люк, особенно когда я не сплю, и тогда меня преследуют мысли и воспоминания. Все, что я делаю, это плачу, – прошептала я и снова заплакала, когда Люк сел на край кровати и начал гладить меня своими сильными руками. Мы пробыли в таком состоянии довольно долго, пока мое сердце не успокоилось, а слезы не высохли.
– Хотелось бы мне что-нибудь сделать для тебя. – Он посмотрел вниз, потом быстро вскинул голову и поднял на меня взгляд. – Я представил себе, что уже окончил колледж, стал твоим лечащим врачом и ты поправилась очень быстро.
– Ты стал бы прекрасным доктором, Люк.
– Я хотел бы быть им уже сейчас! – Он пристально посмотрел в мои глаза.
– Все замечательно, – проговорила я. – Дрейк приходит каждый день, и Тони действительно много делает для нас. – Люк кивнул головой. – Во всяком случае, я окончательно решила, что поеду в Фарти. Мне только хотелось бы, чтобы для этого была другая причина.
– Я приеду навестить тебя, Энни. Если мне позволят.
– Конечно, они разрешат тебе, – заверила я его.
– Я сделаю это при первой же возможности. И если ты будешь еще в инвалидной коляске, я буду катать тебя всюду, и мы увидим все эти места, о которых мечтали. Мы даже отправимся в лабиринт и затем…
– Возможно, свезешь меня на кладбище, Люк. Если мне не удастся побывать там до того, как ты приедешь, – сказала я печально.
– Я сделаю это с удовольствием, Энни. Я имею в виду…
– Может быть, я скоро сумею кататься на коляске самостоятельно и мы сможем играть, пытаясь найти друг друга, как представляли это себе в наших мечтах, – поспешно перебила я его. Я не хотела, чтобы Фарти стал для меня печальным местом и окончательно развеялся тот фантастический облик из нашей мечты.
– Конечно. И мы направимся также к большому бассейну и теннисным кортам…
– И ты все еще будешь моим принцем? – поддразнила я Люка.
– Да, непременно буду. – Он встал в позу принца. – Моя леди, – обратился он ко мне, сделав широкий взмах руками. – Могу ли я провезти вас по всем садам сегодня утром? Затем мы направимся на веранду, где будем сидеть до захода солнца, забавляя себя нежными разговорами и водой с мятным сиропом.
– Обещаешь ли ты, принц Люк, потом посидеть со мной в концертном зале и послушать вместе фортепьянную музыку.
– Ваше желание для меня приказ, моя леди, – сказал он и опустился на колено около моей кровати, поднеся мою руку к своим губам. Он поцеловал мои пальцы и поднялся. Глаза Люка заблестели, когда ему в голову пришла новая фантазия. – Мы можем теперь снова стать аристократами с Юга, – предложил он.
– И нарядиться во все парадное для изысканных вечерних приемов? – спросила я с улыбкой.
– Конечно. Я надену смокинг, а ты проплывешь вниз по длинной лестнице и будешь выглядеть, как Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром», в своем платье с длинным шлейфом, который будет волочиться за тобой по ступенькам. И ты скажешь…
– Я скажу: «Ах, Люк Кастил, я так рада видеть тебя».
– Энни, ты выглядишь еще более прекрасной, чем когда-либо раньше, – продекламировал он, подражая голосу, которым говорил в фильме Кларк Гейбл. – Но мне нельзя терять голову. Я знаю, как вы играете мужчинами благодаря своей блистательной красоте.
– О нет, Люк! Я никогда не буду играть тобою.
– Но, Энни, нет на свете другой, кого бы я предпочел, чтобы она играла мною. – Он сказал это с такой искренностью в глазах, что на какое-то время у меня перехватило дыхание.
– Это нехорошо, Люк Кастил, когда ты даешь мне знать, мол, понимаешь, что я так поступаю, – сумела я наконец произнести прерывающимся голосом.
Мы оба рассмеялись. Потом я посмотрела на юношу и сказала:
– Люк, есть еще одна вещь, которую я хотела бы увидеть. Очень-очень.
– Что? – Его сапфировые глаза заискрились.
– Коттедж, который находится по другую сторону от лабиринта. Это то, что мне обязательно надо увидеть. Я это чувствую.
– Итак, мы сделаем это. Вместе, – добавил он доверительным тоном.
– Я надеюсь на это, Люк. – Я сжала его руку для убедительности. – Обещай мне, действительно обещай.
– Каждое обещание, которое я даю тебе, Энни, настоящее, – заявил Люк хрипло. При этом он выглядел более взрослым и решительным, чем когда-либо прежде.
С минуту мы не отрываясь смотрели в глаза друг другу. Мне представилась его любовь ко мне в виде теплого чистого озера, достаточно большого, чтобы в нем можно было купаться.
Затем вернулась миссис Бродфилд, которая налетела на нас подобно холодному ветру.
– Пора сменить повязку на вашей голове, – объявила она.
– Подожди немного в коридоре, Люк.
– Я пойду посмотрю, где моя мать. За это время она могла перевернуть все здесь с ног на голову.
Фанни и Люк вернулись после второго завтрака. И мы с Люком договорились о времени, когда он позвонит на следующий день, чтобы зачитать мне последний вариант своей речи.
– Я кое-что добавил к ней, – сказал он. – И хочу, чтобы ты первая услышала это.
Позднее пришли Тони и Дрейк.
– Я слышал, что тебя навещала твоя тетя, – заметил Тони с порога.
– Да. – Я повернулась к Дрейку. Он очень хорошо выглядел в шелковом черном костюме в тонкую белую полоску, совершенно таком же, как у Тони. Мне показалось, что он стал еще на несколько лет старше, очень возмужавшим и преуспевающим в делах. – Дрейк, тетя Фанни хочет переехать в Хасбрук-хаус, чтобы проследить там за порядком. Я сказала, что она может это сделать.
– Что? Подожди минутку, Энни.
– Спокойно, спокойно, – вмешался Тони. – По тому, что я слышал, это большой дом.
Я перехватила и расшифровала взгляд, который он бросил на Дрейка: «Не делай ничего, что может расстроить Энни». Огонь в глазах Дрейка сразу погас. Он пожал плечами.
– Хорошо. Я полагаю, что все в порядке. Временно, во всяком случае. Я буду слишком занят, а ты будешь в Фарти, так что она не сможет беспокоить ни тебя, ни меня.
– Она пытается сделать что-либо приличное, Дрейк. – Я пробовала защитить тетю Фанни, мне очень хотелось верить в нее. – Она хочет, чтобы у нас опять была семья. Я верю ей, и у меня не хватило сил, чтобы оттолкнуть ее. Во всяком случае, не сейчас.
Он кивнул.
– Это очень мило с твоей стороны, Энни, – заявил Тони, – думать о нуждах других в то время, как у тебя самой их полно. Присутствие в Фартинггейле такого человека, как ты, внесет свежую струю в жизнь поместья. Ты согреешь его, сделаешь таким, каким оно перестало быть с тех пор… с тех пор, как его покинула твоя мать. А теперь, – сменил тему Тони, – у меня есть приятные новости. Доктор Малисоф сказал мне, что они могут отпустить тебя в конце этой недели и ты продолжишь курс лечения в Фарти. Разве это не здорово?!
– О да! Я не могу дождаться, когда выберусь отсюда! – воскликнула я.
Мужчины рассмеялись, при этом Дрейк бросил мимолетный взгляд на Тони, чтобы убедиться, не засмеялся ли он по неосторожности первым. Я была поражена тому, как быстро Тони подчинил себе Дрейка. И как же тот изменился! Во всяком случае, я никогда не замечала, чтобы Дрейк был настолько почтительным к кому-нибудь.
Таттертон взял меня за руку.
– Я слышал, что ты удивительно послушная пациентка. Миссис Бродфилд просто в восторге от тебя, – добавил он, посмотрев в ее сторону. Вместо того чтобы изобразить на лице одну из своих искусственных улыбок, та посмотрела на меня и кивнула головой, ее глаза были наполнены настоящей симпатией и теплотой.
– Спасибо, – отозвалась я, улыбнувшись сестре.
– Однако, Энни, существует нечто важное, что ты скрываешь от меня.
– Скрываю?
– Дрейк сказал мне, что ты довольно хорошо рисуешь.
– Ты слишком преувеличиваешь мои способности, Дрейк!
– Я сказал правду, Энни. Ты хороший художник, – заявил он уверенно.
– Я только учусь рисовать, – обратилась я к Тони. Я не хотела, чтобы он разочаровался, увидев мою работу.
– Хорошо, я постараюсь найти одного из самых лучших учителей в городе и устрою, чтобы он приходил в дом и давал тебе уроки. Я не позволю скучать тебе, обещаю. Нам нужна новая картина Фарти, и я думаю, что никто другой не сможет ее сделать лучше тебя, Энни.
– Но, Тони, вы даже не видели и не знаете, что я могу делать.
– Думаю, что знаю.
Он задумчиво смотрел на меня острым, пронизывающим и в то же время глубоко сочувственным взглядом. Глаза его были прищурены. А я старалась понять, что же он имел в виду, сказав, будто знает мои способности. Что ему было видно во мне, чего не видела я сама?
– А вот еще один сюрприз. – Тони просунул руку в карман и вынул маленькую ювелирную коробочку. Я взяла ее и медленно раскрыла. В ней было золотое кольцо с великолепной жемчужиной. – Я долго копался в вещах, принадлежавших твоей бабушке, пока не нашел того, что, по-моему, будет лучше всего смотреться на твоей руке.
Он вынул кольцо из коробочки, взял мою левую руку в свою и не торопясь надел кольцо на палец. Он, казалось, совсем не удивился, что оно было моего размера.
– О Тони, оно восхитительно! – воскликнула я с восторгом. Кольцо с крупной жемчужиной, оправленной в розоватое золото, было действительно восхитительным.
Я подняла руку с украшением и повернула ее к Дрейку.
– Великолепное, – согласился он, одобрительно кивнув головой.
– Со временем все, что я имею, и все, что принадлежало твоей бабушке, будет твоим, Энни.
– Спасибо, Тони. Но вы и без того уже так много сделали для меня, что я просто не знаю, как благодарить вас.
– Просто отправляйся в Фарти и выздоравливай там. Большей благодарности я никогда и не надеялся получить.
Мне очень хотелось спросить его «почему?», но я вновь сказала себе, что все вопросы и, я надеялась, ответы на них будут произнесены в Фартинггейл-Мэноре. Внезапно я почувствовала, что было бы правильно, если бы тайны прошлого моей матери раскрылись для меня именно в том месте, где она жила.
На следующий день в условленное время позвонил Люк, чтобы прочесть мне новый раздел своей речи.
