Текст книги "Гостеприимная Арктика"

Автор книги: Вильялмур Стефанссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

В лагере Стуркерсона все белые люди охотно питались почти исключительно мясом мускусных быков, но эскимосы настаивали на том, чтобы привезти оленину с восточных складов. Я был против этой поездки, так как пока еще не выпало достаточно снега, и поездка по очень каменистой местности привела бы к сильному износу оковок полозьев саней, а для нас эти оковки являлись самой ценной и незаменимой частью снаряжения. Но пришлось уступить, и оленина была привезена. Первые дни эскимосы много рассуждали об ее достоинствах, но затем постепенно забыли о них, и в конце концов немало оленины было скормлено собакам. Причина была не в том, что мясо мускусных быков лучше, но в том, что оно жирнее.

Я убежден, что из 10 человек едва ли найдется один, который, даже будучи предупрежден, сможет отличить бифштекс из мяса мускусного быка от обыкновенного говяжьего бифштекса. Впрочем, Пири утверждал, что мясо мускусного быка вкуснее говядины; но это, вероятно, доказывает лишь, что у Пири в первом случае был лучше аппетит.

Все тело мускусного быка покрыто длинными, редкими и жесткими черными волосами, напоминающими конскую гриву. У корней этих волос растет подшерсток. Он выпадает каждую весну во время линьки, тогда как волос остается. Меховщики предпочитают шкуры с возможно меньшим количеством подшерстка, а потому для промышленных целей мускусных быков убивают осенью. В течение осени и начала зимы подшёрсток постепенно становится все более густым, и к весне образует косматый покров на всем теле животного, в особенности на плечах. Туловище мускусного быка массивно в передней части, чем он несколько напоминает бизона; но у мускусного быка горб кажется гораздо больше своей действительной величины вследствие массы покрывающей его шерсти. Мускусные быки – коротконогие животные, и если смотреть на них сбоку в период линьки, то их ноги часто совершенно скрыты завесой шерсти, доходящей до земли. На ходу шерсть волочится за быком по земле в виде длинных прядей, которые во время линьки отделяются и остаются лежать. Хотя волос, как таковой, не линяет, отдельные волосы выпадают (подобно волосам конской гривы или хвоста) и оказываются примешанными к выпавшему подшерстку.

Среди травоядных мускусные быки являются очень своеобразной разновидностью. Насколько мне известно, они – единственные пасущиеся животные, которые не бродят в поисках пастбища. Они съедают всю траву по соседству и движутся лишь по мере уничтожения подножного корма. Эскимосы утверждают даже, что стадо, которое в текущем году видели в какой-нибудь местности, можно найти вблизи от нее на следующий год. Это, конечно, преувеличение; но оно подчеркивает действительные факты. На таких пастбищах, как на о. Мельвиль, мускусные быки обычно продвигаются на 3–6 миль в течение месяца; когда же стадо попадает на каменистый или вообще лишенный растительности участок, то иногда проходит по нескольку миль в течение часа. В более плодородных местностях, как, например, Земля Бэнкса, где на квадратную милю приходится в 5–10 раз больше растительности, чем на о. Мельвиль, стадо в 30–40 голов иногда продвигается не более чем на милю за месяц.

На о. Мельвиль численность стада обычно составляет 10–15 голов, и я ни разу не видел стада, превышавшего 40 голов. Иногда на равнинах встречалось свыше сотни мускусных быков, пасшихся врассыпную на пространстве в несколько квадратных миль; но в этом случае, строго говоря, уже не было единого стада.

Возможно, что в отдаленные времена, когда мускусные быки жили в более южном поясе, на них охотились хищники такого типа, как пантера. Но в Арктике мускусные быки, как только они вышли из возраста телят, уже могут успешно обороняться против любого врага, за исключением человека. Мы никогда не видели и не слышали, чтобы белый медведь охотился на них; вообще трудно предположить, чтобы он отважился напасть на нескольких быков сразу. Кто может бежать скорее, медведь или бык, неизвестно: и тот и другой – неуклюжие, но очень сильные и выносливые животные.

Известно, что в некоторых местностях северных оленей доят, как овец, и используют молоко для изготовления масла и сыра. Менее известен тот факт, что самки мускусных быков дают больше молока, чем обыкновенные коровы, причем это молоко, по-видимому, богаче жиром, чем лучшее коровье, и совершенно не отличается от последнего на вкус, или если отличается, то меньше, чем какой бы то ни было другой вид молока. В качестве материала для изготовления одежды шерсть мускусных быков, по-видимому, не уступает овечьей шерсти (хотя это еще не вполне проверено). Несомненное преимущество шерсти мускусных быков заключается в том, что изготовленная из нее одежда не «садится». Каждый мускусный бык дает больше шерсти, чем овца (в Нью-Йоркском зоологическом саду с каждого быка, находившегося в неволе, получали около 6 кг шерсти в год), и в три раза больше мяса; впрочем, общее количество мяса, получаемое в год, вероятно, не было бы в три раза больше овечьего, так как мускусный бык достигает зрелости лишь через 4 года.

Мы привыкли думать, что корова и овца являются наилучшим возможным видом домашнего скота, и нам трудно поверить, что существует животное, которое в случае его приручения окажется еще более полезным. Однако, как мы видели выше, это животное дает больше молока, чем овца или домашний олень, и притом более питательного и не менее вкусного, чем коровье; дает шерсть, по-видимому, не хуже овечьей и в большем количестве; дает в два-три раза больше мяса, чем овца, причем в отношении вкуса и других качеств оно не уступает говядине. Кроме того, мускусные быки не бродят в поисках пастбища; они настолько успешно защищаются против стай волков, что сами волки понимают это и даже не пытаются нападать на них; но вместе с тем мускусные быки менее опасны для человека, чем обыкновенные быки, так как меньше склонны к нападению. Из всего этого следует, что они обладают почти всеми достоинствами коровы и овцы, а во многих отношениях превосходят их.

В настоящее время мускусные быки водятся на побережье Полярного моря и на всех арктических островах, за исключением тех, где они были истреблены человеком. То обстоятельство, что на североамериканском континенте их уцелело лишь несколько сот или тысяч, тогда как прежде они водились вплоть до Огайо и исчислялись миллионами, как будто доказывает, что они не приспособлены для борьбы за существование. Зоологи обычно полагают, что в более южных местностях они вымерли вследствие изменения климата и растительности или вследствие инфекционных заболеваний. Однако гораздо проще предположить, что эта «неприспособленность» заключается просто в неспособности защищаться против нападений человека, хотя бы вооруженного самым примитивным оружием. На о. Мельвиль мы истребляли целые стада, когда нам это было необходимо. Эскимосы же истребляют целые стада независимо от того, нужно это или нет; по-видимому, так всегда поступал примитивный человек, начиная с каменного века. Спрашивается, надо ли искать другую причину постепенного исчезновения мускусных быков?

Но если мускусный бык не в состоянии бороться с человеком, то тем легче поддается приручению. Кроме того, в тропических и субтропических странах некоторые виды домашнего скота не требуют ухода и нуждаются лишь в защите против хищных зверей; но в тех климатических поясах, где зима бывает продолжительной, с домашним скотом приходится очень много возиться. Между тем, мускусным быкам метели и холод совершенно нипочем. Зимой эти животные обычно оказываются наиболее упитанными; если же весной они становятся тощими, это не столько объясняется суровым климатом, сколько наступлением периода течки. Для мускусных быков не нужно строить хлева и заготовлять запасы сена и не требуется защиты против хищников, за исключением самого человека. Я убежден, что в предстоящем «освоении» Арктики приручение мускусного быка сыграет существенную роль.

Домашний северный олень [33]33
  Существует много пород домашнего северного оленя и много разновидностей дикого карибу. Но самый мелкий домашний олень отличается от самого крупного карибу не больше, чем джерсейский рогатый скот от короткорогого. В отношении питания и выносливости между ними, по-видимому, тоже нет различий. Там, где дикий карибу успешно существует, несмотря на нападения волков, домашний олень, защищаемый человеком, мог бы существовать еще успешнее.


[Закрыть]имеет много положительных качеств. В течение полутора тысяч лет (а может быть, и значительно дольше) он был главным домашним животным для миллионов жителей северной Азии, о которых нам, европейцам, известно очень мало. Из года в год оленина становится все более важным продуктом питания для жителей Скандинавии и северной России. В Америке оленеводство успешно развивается на Аляске, и небольшое количество оленины продается как деликатес от Сиэтла до Нью-Йорка. Итак, мы уже располагаем оленями как ресурсами для получения мяса. Оленеводство позволяет превратить во вкусное мясо биллионы тонн съедобных растений, которые до сих пор пропадали без всякой пользы на арктических прериях. Но, хотя олени не требуют убежища от сурового климата и добывают себе пищу без помощи человека, они легко становятся добычей волков и требуют такой же тщательной охраны, как обыкновенный домашний скот.

Я полагаю, что в течение ближайшего столетия главным домашним животным в северной половине Канады и в северной трети Азии будет мускусный бык, а не олень. Конечно, не исключена возможность того, что приручение будет сопряжено с различными трудностями. Чтобы решить данный вопрос, необходимо произвести соответствующий опыт; в случае успеха откроются блестящие перспективы, а потому этот опыт, несомненно, будет произведен [34]34
  Зимой 1919 г. в Канаде была назначена официальная комиссия для изучения вопроса о пищевых ресурсах северной Канады и, в частности, о возможности приручения мускусных быков.


[Закрыть].

ГЛАВА LI. ЧЕТВЕРТАЯ ЗИМА (1916–1917)

Тридцать первого октября Стуркерсон, Кэстель, Нойс и Эмиу отправились к мысу Грасси, везя на двух санях по 300 кг сушеного мяса и тюленьего жира, а также необходимую утварь и немного свежего мяса для собак. Помимо перевозки сушеного мяса, цель поездки заключалась в том, чтобы, во-первых, построить на каждом этапе по снежной хижине для использования ее при дальнейших зимних поездках из одной базы в другую; во-вторых, в том, чтобы устроить у мыса Грасси склад припасов, которым должен был затем заведовать Кэстель. Наткусяку было послано приказание отправиться в Зимнюю Гавань с санями, которые сломались прошлым летом, и отремонтировать их посредством дерева и железа, оказавшихся на складе Бернье.

Рука Чарли зажила. Он и Лопец усердно работали, доставляя на базу мясо тридцати восьми мускусных быков, убитых 26 октября. Тем временем я обрабатывал информационные материалы, собранные в течение прошлой весны и лета.

10 ноября наступило полнолуние, и мы полагали, что Стуркерсон использует его, чтобы вместе с Наткусяком и со сломанными санями добраться в течение недели до перешейка, где разветвляются дороги к заливу Лиддон и к Зимней Гавани. 17 ноября Лопец и Чарли захватили с собой несколько саней и отправились к перешейку, чтобы встретить Стуркерсона и вместе с ним проехать в Зимнюю Гавань. Там вся партия должна была остаться и привести все сани в исправность для предстоявшей весенней работы.

Однако Чарли и Лопец вернулись и сообщили, что Стуркерсон до сих пор не прибыл с севера; они его ждали, пока не израсходовали все взятое с собой продовольствие и корм для собак, так что вернулись с пустыми санями. Мы не могли понять, что случилось, и снова переживали период беспокойства, пока, наконец, 9 декабря не прибыл Наткусяк с письмом. Тогда положение выяснилось, но известия были неблагоприятные.

Стуркерсон сообщал в письме, что поездка его партии на север замедлилась вследствие мороза и встречного ветра, причем у собак оказались обмороженными бока (этого никогда не случается только от холода; причиной может быть лишь совместное действие низкой температуры и сильного ветра). По прибытии на мыс Грасси произошла дальнейшая задержка, так как стояла облачная погода, и отсутствие света мешало работам.

На обратном пути партия Стуркерсона оказалась в то время, когда уже наступило новолуние, Причем, вследствие постоянных метелей, пришлось двигаться в полной темноте. В результате заблудились и попали в скалистую местность, изобиловавшую обрывами; несколько раз были на волосок от гибели, и, в довершение всего, пришлось на протяжении целых миль тащить сани по каменистому грунту, так что стальные оковки полозьев сильно износились, а некоторые пришли в негодность.

Это последнее обстоятельство сорвало бы все наши планы; но, к счастью, мы могли располагать санями и лодкой, оставленными Бернье в Зимней Гавани (оковку имели не только сани, но и лодка, так как при ее постройке было предусмотрено, что ее, может быть, придется волочить по льду). Сани Бернье по своей конструкции были совершенно непригодны для наших целей, так что пришлось снять с них оковку и использовать для наших саней. Ее ширина и качество были не совсем подходящими; наши инструменты не годились для такой работы, а Бернье никаких других не оставил. Однако пришлось довольствоваться тем, что мы имели. Мне не хотелось ободрать лодку, оставленную специально для потерпевших кораблекрушение; но если бы таковые оказались на о. Мельвиль, то они вполне могли бы провести там зиму, а затем ранней весной уйти по льду, не нуждаясь в лодке.

Партии Стуркерсона предстояло провести в Зимней Гавани 3–4 недели. В связи с этим я предупредил Стуркерсона и всех его спутников, чтобы они ели не только «бакалею» со склада Бернье, но и достаточное количество свежего мяса, во избежание цинги. За недостатком места я не могу здесь подробнее остановиться на вопросе о цинге и о мерах борьбы с нею. Но те, кто интересуется этим вопросом, могут увидеть из специальной медицинской литературы, что представление о цинге, существовавшее в довоенной медицине, теперь в значительной мере признано ересью.

Действительно, в течение целого столетия специфическим средством против цинги считался лимонный сок. Однако, хотя каждая полярная экспедиция снабжалась им, почти все они страдали от цинги. Люди, получавшие лимонный сок в больших количествах, тем не менее заболевали, и некоторые из них умирали. Это всегда объясняли плохим качеством лимонного сока, его недостаточной кислотностью и т. п., но никто не догадывался, что против цинги помогает только свежий лимонный сок, недавно разлитый в бутылки, тогда как после нескольких лет хранения он почти совершенно утрачивает свои профилактические или лечебные свойства.

В бульварных романах на полярные темы часто фигурируют случаи «чудесного исцеления» цинги посредством сырого картофеля или лука. Но здесь важен не сам картофель, а то, чтобы его ели сырым. Свежие сырые овощи обладают явно выраженными противоцинготными свойствами; однако эти свойства уменьшаются или уничтожаются, если овощи были сварены или долго хранились. Точно так же совершенно сырое и свежее молоко помогает против цинги, тогда как пастеризованное почти или совсем не помогает. Вообще, очень многие виды пищи, как растительной, так и животной, в сыром виде являются противоцинготным средством. В этом и заключается секрет предупреждения и лечения цинги.

Подобных противоцинготных свойств совершенно не имели все съестные припасы, находившиеся на складе Бернье. Поэтому необходимо было, в дополнение к ним, есть оленину и мясо мускусных быков, если не в сыром виде, то, по крайней мере, в недоваренном.

История нашей зимовки на о. Мельвиль была настолько сложна, что приходится отказаться от подробного ее изложения. Предыдущее лето прошло очень удачно, а потому мы слишком много возомнили о себе и наметили на зиму чрезмерно грандиозные планы. Затем все обстоятельства начали складываться как нельзя хуже. Во время поездок плохая погода всегда застигала наши партии в таких местах, где они рисковали заблудиться и попасть на каменистый грунт. Но после того как партия Стуркерсона в один день загубила оковки почти всех саней, мы больше не могли идти на подобный риск, так как на замену оковок уже был израсходован весь подходящий материал со склада Бернье, и в случае дальнейшего износа оковок нам нечем было бы заменить их. Поездки оказались неудачными и в том отношении, что некоторые склады мяса мускусных быков, оставленные нами в разных местах, были расхищены волками, вследствие неудовлетворительной конструкции, а другие не удалось отыскать в темноте. В эту зиму мы впервые переживали нечто такое, что можно было бы назвать лишениями.

Сначала я оставался в лагере и не участвовал в поездках, потому что был занят своей этнографической работой; кроме того, у нас было больше людей, чем саней и упряжек, так что моей помощи не требовалось. Впоследствии я заболел, хотя и не очень серьезно, но настолько, что вынужден был оставаться дома и боялся, что не успею выздороветь к началу весеннего путешествия. Однако весной я уже был совершенно здоров.

К весенним работам мы хотели приступить в январе, но вследствие разных злоключений подготовка затянулась по февраль включительно. Мы не могли отправиться в путешествие без достаточного запаса одежды, а наши швеи работали медленно, так как две из них были больны, а у самой лучшей, Гунинаны, ослабело зрение, что вредило ее работе как в качественном, так и в количественном отношении. Вероятно, работоспособность Гунинаны можно было бы восстановить парой хороших очков, но до ближайшего оптика пришлось бы ехать слишком далеко.

В начале февраля произошло еще более серьезное осложнение: сломалась главная пружина лучшего из наших двух карманных хронометров. Между тем, если бы мы не имели точного времени для определения долготы, то намеченное нами путешествие сделалось бы почти бесцельным. Никто из нас не обладал искусством часовщика; но надо было что-нибудь предпринять, и на это отважился Стуркерсон. Он вынул сломанную пружину; затем мы осмотрели все наши обыкновенные карманные часы и в одних часах нашли пружину примерно такого же сорта и размера. Стуркерсон вынул ее и вставил в испортившийся хронометр. Сначала мы мало надеялись на успех этой операции. Как только хронометр начал действовать, мы произвели наблюдение над прохождением звезды через меридиан, а затем изо дня в день сравнивали отремонтированный хронометр с другим, которому мы, однако, мало доверяли. Определения времени пришлось производить в течение 10 дней, и к концу этого периода мы были приятно удивлены тем, что ход отремонтированного хронометра оказался таким же правильным, как прежде. Вообще Стуркерсон сделал много полезного для экспедиции, но эта его работа была одной из самых полезных.

Зимой мы часто размышляли о причинах неприбытия «Белого Медведя». Так как в течение предыдущего лета партия Стуркерсона видела с мыса Росс, что пролив Мельвиль был свободен ото льда, высказывалось предположение, что корабль потерпел аварию в начале прошлой весны, перед тем как льды взломались; другие предполагали, что пролив Принца Уэльского остался закрытым в течение всего лета, так что «Белый Медведь» не смог пройти дальше мыса Армстронг.

По словам некоторых из наших людей, перед тем как они покинули корабль прошлой зимой, среди команды ходили слухи, будто следующую зиму решено провести в бухте Уокера или в заливе Минто, где существуют превосходные условия для охоты на оленей и для ловли лососей, а также имеется много эскимосов «для компании». Поговаривали также, будто я задерживаю экспедицию на севере вопреки приказу правительства, а потому следует пренебречь моими распоряжениями и отплыть на юг, так как в противном случае правительство прекратит уплату жалованья всем участникам экспедиции.

Я полагал, что возникновение подобных слухов объясняется лишь праздностью команды во время зимовки корабля, тогда как у нас на о. Мельвиль, где все были очень заняты, некому было бы изобретать столь замысловатые истории. В их необоснованности меня убеждало письмо Уилкинса и устное сообщение Стуркерсона о том, что офицеры «Белого Медведя» намерены были вести судно к о. Мельвиль.

ГЛАВА LII. ПРИБЫТИЕ ГОНЗАЛЕСА

В конце февраля наша партия выступила в путь к мысу Грасси. На базе задержались лишь Стуркерсон, Эмиу и я, чтобы закончить регулировку хронометра. И вот, накануне того дня, когда и мы собирались выехать вслед за остальными, неожиданно прибыли с двумя упряжками капитан Гонзалес, Найт, Иллун и Пикалу. Относительно отсутствия «Белого Медведя» Гонзалес дал следующее объяснение: летом минувшего года, в середине июля, корабль освободился от окружавших его льдов и затем долго крейсировал взад и вперед по проливам, в поисках прохода на север. Однако за мысом Армстронг лед в течение всего лета оставался неподвижным и сплошным, от одного берега пролива до другого. Когда убедились, что добраться до о. Мельвиль невозможно, корабль повернул на юг и отправился зимовать в бухту Уокера. Это было прямым нарушением моего приказания, согласно которому в случае невозможности пройти за мыс Армстронг корабль должен был зимовать возле этого мыса; вместо того, он удалился от вас на 100 миль к югу. Однако соображения, которыми в данном случае руководствовался капитан Гонзалес, если и не были достаточно вескими, то, по крайней мере, представлялись ему такими. Далее Гонзалес сообщил, что на корабле все было благополучно, а с эскимосами, живущими возле бухты Уокера, установились хорошие отношения. Два туземца даже нанялись работать для экспедиции.

Гонзалес доставил также некоторые известия из внешнего мира и, в частности, сообщил, что наш бывший механик с «Мэри Сакс», Кроу-форд, купил 37-тонную шхуну «Вызов». Она имела слабый бензиновый двигатель, но ввиду благоприятных ледовых условий ей удалось пройти вдоль северного побережья Аляски до залива Минто, где она и зазимовала вблизи от «Белого Медведя». На пути из Нома Кроуфорд встретил в Беринговом проливе «Аляску», на которой возвращалась на родину группа д-ра Андерсона и Уилкинс. Таким образом, можно было считать, что работа нашей южной партии благополучно закончена.

Гонзалес объяснил также, почему он не прибыл и никого не послал к нам по санному пути. От Кроуфорда, который во время плавания встретил судно «Герман», Гонзалес узнал, что оно перед этим доставило на мыс Келлетт почту для нашей экспедиции, а также некоторые припасы, в том числе материал для изготовления саней. На мысе Келлетт, вместе с капитаном Бернардом, в то время находился Томсен. Прошлым летом он не исполнил моих инструкций, согласно которым должен был вернуться на о. Мельвиль или провести с семьей лето у залива Милосердия. Вместо этого Томсен хотел отправиться к заливу Лиддон в ноябре, по санному пути вдоль западного побережья Земли Бэнкса, и захватить с собою почту, а также двое новых саней, которые к тому времени должен был изготовить из полученных материалов капитан Бернард.

Узнав об этом намерении Томсена, Гонзалес в начале ноября послал братьев Килиан, Германа и Мартина, с легкой упряжкой, на мыс Келлетт и поручил им передать Томсену письмо, в котором предлагал ему ехать мимо пролива Принца Уэльского и «Белого Медведя», чтобы присоединиться к партии, которую Гонзалес предполагал снарядить к этому времени на о. Мельвиль.

Братьям Килиан предстояло ехать через Землю Бэнкса по тому пути, по которому один из них, Мартин, прошел со мною осенью 1915 г. и впоследствии вернулся, так что он достаточно хорошо знал дорогу. Кроме того, теперь на этом пути появилась промежуточная «станция», так как два охотника с «Вызова», Биндер и Мэйсик, устроили лагерь в бухте Де-Сали.

Братья Килиан предполагали вернуться через 25 дней. Когда этот срок прошел, Гонзалес отправился с «Белого Медведя» в охотничий лагерь, где застал только Мэйсика. Оказалось, что, когда братья проезжали через бухту Де-Сали, Биндер присоединился к ним, желая навестить своего старого приятеля, капитана Бернарда. То, что оба Килиана и Биндер не возвращались, обеспокоило и Мэйсика и Гонзалеса, но они ничего не предприняли. Гонзалес вернулся на корабль и, безрезультатно прождав Килианов 2 месяца, наконец, отправился на о. Мельвиль.

В общем, я был доволен прибытием Гонзалеса, так как оно избавило нас от беспокойства за судьбу «Белого Медведя», и мы теперь знали, куда послать женщин и детей при возвращении из экспедиции. Однако у нас теперь появился новый повод для опасений – отсутствие известий о Томсене и братьях Килиан. Груз, привезенный Гонзалесом, был полезен, но не безусловно необходим (четыре хороших спиртовых печки, свыше 120 л спирта, обувь из тюленьей кожи и др.).

В начале марта Стуркерсон, Найт, Иллун, Пикалу, Эмиу и я отправились к мысу Грасси, оставив наш лагерь на попечении Гонзалеса и Лопеца. Они должны были добыть некоторое количество угля, так как запасы, заготовленные прошлой осенью, были уже на исходе.

В пути мы вскоре убедились, что с нашей стороны было ошибкой взять с собой собак Гонзалеса, так как они были утомлены предшествовавшим путем. Кроме того, это были низкорослые собаки эскимосской породы, которые еле поспевали за остальными даже при благоприятных условиях. Между тем, на этот раз стояли сильные холода, при которых тащить сани гораздо труднее. При 45–50° ниже нуля снег состоит из зерен с твердыми, острыми ребрами, о которые сильно трется стальная оковка полозьев саней. Я полагаю, что при понижении температуры с +10° до -45° усилие, с которым собаки тащат один и тот же груз, должно возрасти примерно в три раза; однако мне не удалось этого проверить «лабораторным методом».

Существует мнение, что при сильных морозах оковки из некоторых металлов скользят по снегу легче, чем стальные; но из описания опытов Свердрупа и Миккельсена с мельхиоровой оковкой видно, что, несмотря на большое трение, сталь оказывается лучше для долгих пробегов, так как она может прослужить до 6 лет (если только сани не попадут на каменистый грунт), тогда как мельхиор быстро изнашивается на неровном льду. Помимо стальной оковки, я считаю практичной лишь ледяную, но она непригодна для саней того типа, который применяется в Номе, а также для того, который был использован Нансеном и Амундсеном, так как все эти сани обладают слишком большой гибкостью. Для того чтобы ледяная «оковка» могла держаться, полоз должен представлять собою толстую доску, поставленную на ребро, как в санях Пири или в эскимосских. Такие полозья имеют достаточную жесткость, и ледяная «оковка» хорошо держится на них. Правда, эту «оковку» приходится «ремонтировать» каждое утро, но «ремонт» ее на каждых санях, т. е. поливка полозьев, осуществляется легко и продолжается лишь несколько минут. При температуре в 45° ниже нуля сани с подобной «оковкой» примерно в 4–5 раз легче тащить, чем со стальной. Ледяная «оковка» не имеет серьезных дефектов, за исключением того, что на склонах холмов сани стремятся соскользнуть вбок. Однако в этом отношении ледяная «оковка» лишь немногим хуже мельхиоровой или медной, тогда как стальная представляет то преимущество, что она имеет острые кромки, подобно конькам, и врезывается в лед, предотвращая этим соскальзывание. Весной ледяная «оковка» тает; но ее можно применять поверх стальной оковки, чтобы использовать последнюю в теплую погоду.

На пути вдоль западного побережья залива Геклы нам пришлось остановиться лагерем на несколько дней, так как наступили морозы при сильных ветрах, и собаки могли бы отморозить себе бока и выбыть из строя. Все хорошие термометры, которые у нас имелись, уже давно были разбиты, а оставшиеся показывали температуру лишь приблизительно. Самая низкая температура, отмеченная нами на пути от залива Лиддон к заливу Геклы, составляла 51° C ниже нуля; однако в действительности она, несомненно, была, по крайней мере, на 5 градусов выше и вообще не могла считаться особенно низкой по сравнению с температурами, зарегистрированными в некоторых населенных местностях северо-восточной Монтаны и в Сибири.

Так как эта поездка была, пожалуй, самой тяжелой из всех наших зимних поездок, интересно сравнить комфорт наших стоянок с теми условиями, в которых путешествовали некоторые другие полярные исследователи. Я приведу здесь цитаты из «Дальнего Севера» Нансена (т. II, нью-йоркское издание, 1897):

Стр. 145: «...тщательно задернув полог палатки, мы разостлали спальные мешки и залезли в них, чтобы наша одежда могла оттаять. Это был не особенно приятный процесс. В течение дня влажные испарения наших тел постепенно оседали в нашем верхнем платье, которое теперь превратилось в сплошную ледяную броню. Оно сделалось настолько твердым и жестким, что если бы мы только могли его снять, то оно могло бы стоять, как рыцарские доспехи; при каждом нашем движении оно издавало ясно слышимый треск. Платье было настолько жестким, что во время пути мои рукава натерли на запястьях глубокие раны; на правой руке рана была, кроме того, отморожена и все углублялась, пока не дошла почти до кости. Я пытался прикрывать ее бинтами, но она не заживала до самого лета, а шрам, вероятно, останется на всю жизнь. Вечером, когда мы забирались в спальные мешки, платье начинало медленно оттаивать, отнимая много тепла от наших тел. Мы лежали, стуча зубами, час или полтора, и, наконец, удавалось немного согреться. Платье делалось мокрым и гибким; но утром оно снова замерзало через несколько минут после того, как мы вылезали из мешков. Все время, пока продолжались холода, не могло быть и речи о том, чтобы высушить это платье, так как в нем накапливалось все больше влажных испарений тела».

Стр. 175: «Палатка была раскинута, и пока Иогансен возился с собаками, я залез в мешок; но лежать в этом промерзшем футляре, в оледеневшем и оттаивающем платье и обуви, обрабатывая наблюдения и перелистывая таблицу логарифмов отмороженными пальцами, занятие не из приятных, хотя бы температура составляла лишь 30° C ниже нуля».

Можно было бы привести много аналогичных цитат; но картина и так уже ясна. Это типичная картина тех страданий, которые считались неизбежным атрибутом арктических исследований.

Между тем, как я уже упоминал выше, в течение 9 лет, проведенных мною за Полярным кругом, никто в моих партиях не отморозил себе ни одного пальца, так что «перелистывание таблицы логарифмов отмороженными пальцами» известно нам только из литературы.

Упоминаемое Нансеном оседание инея на одежде, происходящее вследствие замерзания испарений тела, по-видимому, не может быть совершенно предотвращено. Большинству читателей, вероятно, не известно, что выделения кожи бывают не только в жидком состоянии, т. е. в виде пота; но физиологи знают, что со всей поверхности человеческого тела постоянно выделяются испарения. Во время морозов это легко доказать. Если при 45° C ниже нуля и при безветренной погоде снять перчатку и держать руку перед глазами, то можно видеть, что с каждого пальца поднимается струйка пара, хотя бы рука была совершенно сухой и холодной.

Этот «пар», невидимый при обычных температурах, постоянно выделяется из нашего тела и проходит сквозь белье. Но в холодном климате «точка росы» (или температура конденсации) достигается во втором или третьем слое одежды, где под влиянием наружного холода теплый «пар» превращается в иней. Если человек носит только два слоя одежды, то может оказаться, что «точка росы» будет достигнута на наружной поверхности второго слоя, так что весь иней образуется на поверхности одежды, откуда большую часть его можно счистить. Но если это произошло, например, при 30° C ниже нуля, то при понижении температуры еще на 10–15 градусов условия изменятся, и если утром иней образовывался на поверхности одежды, к вечеру он может образоваться между обоими ее слоями. Тогда, даже в случае ночлега в таком холоде, как это было у Нансена, т. е. при температуре в 30–35° C ниже нуля, часть этого инея растает, так как «точка росы» окажется дальше от тела, чем это было на открытом воздухе. Нансен промок бы, даже если бы он остался сидеть в палатке и не залезал в свой спальный мешок. Но в мешке весь иней таял, и Нансену фактически приходилось всю ночь спать в ванне из ледяной воды.