Текст книги "Гостеприимная Арктика"

Автор книги: Вильялмур Стефанссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА XXI. ПЕРВЫЕ РЕКОГНОСЦИРОВКИ

На следующий день мы определили, что длина острова, на котором мы находились, составляла около 8 миль, а высота над уровнем моря примерно 100–150 м. От Земли Бэнкса он был отделен проливом шириной от 1 до 3 миль. На острове оказался еще лишь один карибу; мы его убили и, имея в запасе его мясо, а также остаток мяса прежних шести, пересекли остров и расположились лагерем на песчаной отмели возле бухты, удобной для стоянки судов. Здесь было много плавника, послужившего нам не только топливом, но и строительным материалом для вышки, на которой мы поместили наши запасы, чтобы предохранить их от песцов и других животных. Кроме того, мы надеялись, что она будет замечена «Полярной Звездой» и поможет ей обнаружить наше местопребывание. На Норвежском острове мы тоже соорудили вышку на самом возвышенном пункте и оставили там записку, содержавшую краткий отчет о нашем путешествии с Аляски, а также сообщение о том, что мы предполагаем провести лето, охотясь на восточной стороне Земли Бэнкса, запасая мясо для еды и шкуры для одежды на предстоящую зиму, и что будем все время ожидать «Полярную Звезду».

28 июля и в течение последующих дней Стуркерсон составил карту о. Бернарда и убил на берегу морского зайца и нескольких тюленей, в то время как я исследовал побережье Земли Бэнкса преимущественно в восточном направлении. Мы обнаружили, что о. Бернарда находится в устье довольно широкой реки (трудно было даже предположить, что на Земле Бэнкса имеется такая река); весной ее ширина составляет больше полумили, а в 10 или 15 милях вглубь острова даже в августе, когда уровень воды значительно ниже весеннего, пришлось бы переправляться вплавь или же долго искать брод. Но уже в сентябре вода во многих местах всего по колени, преимущественно там, где река шире и течение ее быстрее, так что ширина брода в 15–20 милях от устья достигает 30 или 50 м.

В течение первых недель нашего пребывания на Земле Бэнкса ежедневно появлялись новые виды птиц. К 30 июня появились кулик-плавунчик и первая тундряная куропатка, хотя нам уже повстречалось до сотни белых куропаток. Самки не показывались, из чего можно было заключить, что куропатки уже вили гнезда.

Воронов и канюков в первую половину лета мы не видели, но впоследствии мы выяснили, что они водятся поблизости в это время года.

Здесь надо упомянуть о животном, о котором часто будет идти речь на страницах этой книги, а именно о мускусном быке. В сущности, его не следовало бы так называть, так как подобное наименование вводит читателя в заблуждение. Я не занимался исследованиями о том, кто первый ошибочно назвал это животное «мускусным быком». Возможно, что это был какой-либо старинный английский мореплаватель – лучший моряк, чем зоолог, – спутавший его с азиатским мускусным оленем. Или же это был купец, желавший уверить людей, что он нашел новый источник дорого стоящего и столь ценившегося нашими предками мускуса. Такие случаи неоднократно наблюдались в раннюю эпоху исследования Арктики; наиболее интересным из них является откровенное заявление Эрика Рыжего о том, что Гренландия названа им так с целью побудить его земляков-норманнов к ее колонизации.

Когда острый взгляд ученого-специалиста обнаружил характерные признаки мускусного быка, последний получил более правильное название – «овибос» или «овцебык». Действительно, по внешнему виду это бык с необыкновенно длинной шерстью. Описание всех особенностей мускусного быка и его исключительной ценности с точки зрения возможностей использования человеком будет дано ниже, при изложении того периода наших странствий, когда мускусные быки были нашими мирными соседями и до некоторой степени помощниками.

Сейчас я лишь вкратце отмечу, почему не следует неправильным названием приписывать этому животному свойства, которых оно в действительности не имеет. Свердруп пишет: «Я убил большое количество этих животных и пил молоко их коров, причем ни разу не почувствовал запаха мускуса, от которого они будто бы получили свое прозвище; поэтому правильнее было бы называть их «полярными быками».

Земля Бэнкса – идеальная местность для мускусных быков, являющихся травоядными животными. Их рот не приспособлен для щипания лишайников, обычно растущих на скалистом грунте. Я исследовал содержимое желудков целого ряда полярных быков, но ни разу не нашел сколько-нибудь значительного количества лишайников и уверен, что и те лишайники, которые там оказывались, попали туда случайно, вместе с травой. Это показывает, насколько ошибочно общепринятое мнение, будто мускусный бык предпочитает гористые и скалистые местности. Как на о. Мельвиль, так и в других местах я находил больше всего живых быков или их костей там, где было много травы, что при прочих равных условиях обычно наблюдается на низменностях. В гористых областях эти животные встречаются в глубоких долинах, где они пасутся в наиболее солнечных местах, не из потребности в тепле, а только потому, что там всегда больше травы. Если случается находить их кости на скалистых холмах, это объясняется тем, что стада отступили туда, спасаясь от охотников-эскимосов.

Мускусный бык – одно из самых заметных и легко обнаруживаемых животных. Он не обладает ни хитростью, чтобы хорошо прятаться, ни ловкостью или подвижностью, чтобы спасаться бегством. Эскимосский метод охоты состоит в том, что выпускают несколько собак на стадо, которое для обороны сбивается в кучу, причем сильные и рослые животные становятся снаружи, а более слабые и телята – в центре. Этот способ обороны действителен против нападения собак или волков, но не спасает от эскимосов, которые привязывают свои охотничьи ножи к палкам, превращая их в копья, и легко истребляют ими все стадо. С тем же успехом они применяют луки и стрелы с медными наконечниками.

ГЛАВА XXII. ЛЕТО НА ЗЕМЛЕ БЭНКСА

Запись в моем дневнике от 2 июля содержит нелестные эпитеты по адресу воронов и чаек. В этот день я убил не очень жирного карибу, и, пока я ходил за собаками, чтобы привезти мясо, несколько чаек и воронов нашли тушу. Они не успели много съесть, но выклевали весь жир. На тюленей мы не охотились, так как поиски тюленя на летнем льду – трудное предприятие. Поэтому мы очень дорожили оленьим жиром, тем более, что его было мало в виду раннего сезона. Вот почему я так рассердился на чаек.

На следующий день я убил двух самцов карибу со слоем спинного жира в сантиметр толщиной, и с этого дня мы уже больше не отказывали себе в нем, хотя только к концу июля стали давать его собакам. Дело было не только в том, что жира было мало, но и в том, что мы запасались им на зиму. Было очевидно, что ледовые условия могли помешать приходу «Полярной Звезды», и в этом случае нам невозможно было бы обойтись без запаса жира для еды и освещения в течение зимы. Мы собирались провести на Земле Бэнкса первую половину зимы и пуститься в путь весной с появлением солнца, предполагая направиться к Земле Виктории и оттуда через материк к Большому Медвежьему озеру, которое я хорошо знал по моей второй экспедиции. Но в душе у меня была тайная надежда, что даже если судно и не придет, мы будем к весне так хорошо снаряжены и так хорошо настроены, что сможем предпринять вторичное путешествие по льду к северо-западу от Земли Бэнкса.

Проводить лето на Земле Бэнкса было сплошным наслаждением. Стуркерсон и я хорошо знали все необходимое для жизни в Арктике, а Уле оказался способным учеником. Карибу становились жирнее, а шкуры их мягче и лучше для изготовления одежды. Мы убили всего около сорока самцов и запасли больше полутонны спинного жира, что равноценно такому же количеству ветчины. Мы ели самые вкусные части – головы и спинные хребты, собакам давали внутренности, а окорока, грудинку и другие мясистые части нарезали на тонкие ломтики, раскладывали на камнях и сушили на солнце. Стуркерсон и Уле, как все моряки, умели шить и много толковали о тех чудесных вещах, которые они собирались сшить себе и мне, если бы с материка не прибыли суда с великолепными швеями-эскимосками.

Из чтения полярных книг я, как и многие другие, вынес убеждение, что в Арктике трудно добывать топливо, по крайней мере там, где нет плавника. Но во время моих предыдущих экспедиций я убедился, что в северной Канаде почти везде можно найти превосходное топливо; то же самое оказалось и на Земле Бэнкса. Для меня всегда было загадкой, почему северные индейцы и эскимосы северной Аляски за всю свою жизнь не могут научиться употреблять в качестве топлива некоторые часто встречающиеся растения.

Лето 1910 г. я провел, вместе с тремя западными эскимосами, среди эскимосов залива Коронации. Когда, после дневного перехода через прерию, мы к вечеру располагались лагерем, мои три эскимоса обычно бродили на расстоянии мили в окружности в поисках низкорослой ивы, которую с трудом укладывали в мешки и приносили на спине. Но раньше, чем эти ивы были принесены, местные эскимосы уже успевали приготовить себе ужин, применяя в качестве топлива растение кассиопею (Cassiopeja tetragona), встречавшееся повсюду в тех местах, которые мы выбирали для лагеря.

Это растение – Кассиопея – растет в изобилии на Земле Бэнкса, и мы обычно выбирали для своего лагеря такие места, где на участке, не превышавшем площади средней величины комнаты, имелось достаточно топлива, чтобы сварить обед. В солнечную погоду, когда дует не особенно сильный ветер, я охотнее жег Кассиопею, даже если поблизости имелись ивы; опыт показал, что редко удается найти сухую иву, тогда как Кассиопея, как бы она ни была пропитана водой, хорошо горит, если знать, как ее разжечь, и если дует сильный ветер, раздувающий пламя.

Комары – единственное серьезное бедствие севера, худшее, чем жестокие морозы, ветры, долгая зимняя ночь, – не очень досаждали на Земле Бэнкса, отчасти благодаря хорошему естественному дренажу, отчасти вследствие дующих с океана ветров, понижающих температуру, чего комары не любят. Местность между Большим Медвежьим озером и заливом Коронации была, пожалуй, богаче охотой, чем какая-либо другая мне известная, но все портило изобилие комаров и мух. В общем, эти месяцы стоянки и странствования по Земле Бэнкса остались для меня лучшими воспоминаниями о северном лете, хотя оно все же уступает осени и ранней зиме на р. Гортона, несколько севернее Полярного круга.

Попутно я хотел бы отметить, что мне всегда была непонятна психология тех путешественников по северу, которые нанимают для охоты эскимосов и индейцев. Я скорее согласился бы посылать вместо себя слугу играть в гольф или посещать театр. Дело не в том, что мне нравится убивать животных, но в том, что мне чрезвычайно неприятна всякая зависимость как в работе, так и в развлечении; мне была бы невыносима мысль, что вопрос о том, будет ли у меня еда на завтрашний день или все мои планы рухнут из-за недостатка пищи, зависит от ловкости или уменья кого-то другого, как бы компетентен он ни был. Жизнь в лагере, обслуживаемом наемными охотниками, не может, по-моему, доставить никакого удовольствия. Вспоминая прошлое, я и сейчас предпочту северную охоту на карибу, будь то в солнечный летний день или в декабрьский ветер и снег, развлечениям и удобствам городов и курортов. Эти удовольствия пассивны, вызывают физическую и душевную вялость и быстро приедаются. Но тот, кто живет охотой, испытывает радость борьбы и достижения, если от его охотничьей удачи зависят пища и одежда его спутников, и тем более, если эта удача является вопросом жизни.

В течение первой половины июля мы охотились на материке, где был наш лагерь, против о. Бернарда, но во вторую половину июля Стуркерсон и я направились вглубь Земли Бэнкса, главным образом для исследований, но частью и для охоты. Уле мы оставили сторожить наш продовольственный склад. Так как в Арктике жир ценится больше всего, а олений жир – больше всякой другой пищи, мы предпочитали охотиться за старыми самцами карибу, как наиболее жирными. Карибу имеют ту особенность, что самки и самцы различных возрастов бывают более или менее жирны в зависимости от времени года.

В конце ноября, после периода течки, старые самцы так тощи, что даже за глазами у них нет ни капли жира, а их костный мозг становится похож на кровь. В это время жирнее всего самки и молодые самцы. Животное, весящее без головы и копыт от 100 до 120 кг, дает от 25 до 35 кг жира.

Из вышесказанного видно, что жировой слой карибу зависит, главным образом, не от питания и климата, как это обычно предполагают, а скорее от возраста и пола животного. Неверно также утверждение некоторых авторов, будто в середине лета (т.е. в июле и августе) карибу худеют, главным образом, из-за комаров и оводов. Самцы как раз в это время всего жирнее, хотя самки, на которых, по-видимому, и основывается это мнение, действительно очень тощи. Верно и то, что комары и оводы очень мучают карибу и что они от этого худеют, но все же они сохраняют еще достаточно жира соответственно своему полу и возрасту. Экскурсия, которую Стуркерсон и я совершили вглубь Земли Бэнкса, оказалась необыкновенно интересной. Мы нашли там очень красивые местности, с золотистыми и белыми цветами, зеленой травой и зеленовато-коричневыми лишайниками, и лишь несколько бесплодных скалистых мест на вершинах холмов. Сами холмы были разного цвета, особенно издали, не столько вследствие окраски скал, сколько вследствие разнообразия растительности, встречавшейся там. Сверкающие ручьи сливались в кристально-чистые реки, дно которых было устлано гравием. Подойдя к такому потоку, мы обычно шли вдоль него на протяжении нескольких сот метров или нескольких миль, пока не выходили к такому месту, где река или делилась на несколько рукавов, или расширялась. Тогда мы снимали с наших собак поклажу, потому что при их коротких лапах они не могли перейти вброд, не замочив своей ноши; мы переносили ее сами, в то время как собаки плыли сзади; наши эскимосские сапоги были так хороши, что мы совершенно не промачивали ног. В этой местности было много упомянутой выше Кассиопеи, а потому бродили самцы карибу, так что у нас было самое лучшее мясо и топливо, чтобы его готовить.

Выше я упомянул, что мы убивали всегда самых старых самцов карибу, каких только могли добыть. Людям, не знающим карибу и судящим о них по аналогии с домашними животными, вероятно, кажется, что мясо самцов не может быть вкусным. Однако все опытные охотники, будь то эскимосы, индейцы или белые, знают, что самцы вкуснее самок и оленят, и тем вкуснее, чем они старше. Я лично всегда сужу о мясе по его вкусу. Одобрять мясо за то, что оно «мягко», может только беззубое поколение, привыкшее к искусственной кухне, редко оставляющей продуктам их природный вкус и заменяющей его вкусом всевозможных соусов и приправ. У меня крепкие зубы, и мне безразлично, приходится ли есть жесткое или мягкое мясо, лишь бы оно было вкусно, Кроме того, карибу никогда не может быть жестким. Жесткость мяса домашних животных объясняется их возрастом, – в созданных для них искусственных условиях они доживают до старости. Белые медведи и мускусные быки также живут долго вследствие своей силы и своего образа жизни. Но карибу никогда не живут долго. Олененок нескольких дней отроду бегает уже быстрее своей матери и всех взрослых своего стада, за исключением разве годовалых. Молодые самки и самцы бегают быстрее старых; поэтому, когда стадо бежит от волков, старые карибу остаются в арьергарде. Скелеты задранных волками карибу всегда оказываются скелетами старых животных. Не приходится поэтому удивляться тому, что так мало встречается старых карибу. Да и «старые» недостаточно стары, чтобы быть жесткими.

После этой экскурсии, давшей мне первое знакомство с Землей Бэнкса, я исходил ее всю вдоль и поперек, зимой и летом, так что, если бы нанести все мои пути на карту, остров казался бы покрытым словно паутиной. Во время этого путешествия мы убедились, что мускусные быки, когда-то водившиеся здесь в большом количестве, были теперь малочисленны; их было всего несколько десятков, преимущественно в северной и южной оконечностях.

ГЛАВА XXIII. УЛЕ И Я НА ОХОТЕ

В течение 20 дней мы со Стуркерсоном охотились в глубине острова, в то время как Уле с тремя собаками оставался на берегу, чтобы сторожить наши запасы мяса и шкур. Мы находились в 20 милях от берега, где у нас сушилось порядочное количество оленьего мяса и жира. Посовещавшись, мы решили, что на Земле Бэнкса было очень мало белых медведей, и поэтому можно было оставить наши запасы на берегу без охраны и использовать Уле для охоты. Меня интересовали ледовые условия у берега, так как я не переставал думать о приходе «Полярной Звезды», и приближался тот месяц, когда можно было его ожидать. Вдоль всего северного побережья Аляски лед, вероятно, был уже взломан, и, по нашим оптимистическим вычислениям, все три судна должны были уже находиться у о. Гершеля. В течение 1–2 недель «Полярная Звезда» могла пройти путь от материка до южной оконечности Земли Бэнкса и далее на север, по мере взламывания льда. Карибу были в это время всего жирнее, а их мех по длине своего волоса наиболее пригоден для одежды. Поэтому надо было энергично охотиться в течение 2–3 недель, чтобы к приходу «Полярной Звезды» иметь достаточный запас мяса и шкур.

Итак, я направился на берег, к лагерю Уле, а Стуркерсон остался сушить мясо. Он должен был собирать и прикрывать мясо на время дождя или сильного тумана и снова раскладывать его, как только выглянет солнце или поднимется ветер, а также оберегать его от чаек, песцов и волков.

Я вышел в хорошую погоду, но скоро пошел дождь. Я шел вдоль реки, и мне несколько раз встречались небольшие стада карибу. Это был первый случай, когда, видя карибу, я не должен был убивать их, и мне было интересно убедиться, боятся ли они человека. Оказалось, что они вели себя совершенно так же, как олени на материке, где на них постоянно охотятся.

Пройдя лишь полдороги, я уже промок насквозь, но для человека, привыкшего к жизни в Арктике, это совершенно не имеет значения, пока он движется; гораздо труднее привыкнуть к сырости ночью в лагере. Однако человек привыкает ко всему, и северные индейцы не раз говорили мне, что для них нисколько не мучительно спать в мокрой одежде, дрожа от холода. И в конце концов, показания одного человека, привыкшего к чему-либо, стоят больше, чем утверждения тех, кто этого не испытал и только заранее предполагает, что не смог бы этого вынести. Так что, вероятно, каждый может привыкнуть спать в холоде и сырости.

В 6 милях от лагеря я наткнулся на шестерых самцов карибу, из которых один был значительно больше и жирнее остальных. Северному охотнику трудно решиться упустить случай добыть жир, и я убил этого карибу. Содрав с него шкуру, я снял слой спинного жира весом больше 18 кг, по крайней мере на 4 кг больше, чем мог иметь в это время года самец такой же величины где-либо на материке. Причина этого, вероятно, заключается в холодной погоде и малом количестве комаров, потому что корм для карибу на Земле Бэнкса не лучше, чем на материке.

Итак, карибу, по-видимому, не находили неприятным лето на Земле Бэнкса, так же как и мы, хотя читатель-южанин, заглянув в наши метеорологические записи, пожалуй, усомнится в этом. 3 июля у нас записано: «Небо затянуто, весь день идет снег, температура от -2 до нуля». В другом месте сказано, что всю первую половину июля каждый день подмерзало. Нам нравилась эта погода по многим причинам, между прочим потому, что благодаря ей не было комаров.

Разрезав карибу и припрятав жир от чаек, я продолжал свой путь к берегу. Уле поджидал меня, жизнерадостный, как всегда, и с целым запасом рассказов о приключениях, пережитых за время моего отсутствия. Большая часть их сосредоточивалась вокруг волков. По-видимому, два особенно зловредных волка повадились приходить в лагерь, возбуждая собак с целью увлечь их с собой. Однажды собакам удалось вырвать из закреп ремень, к которому они были привязаны, и, волоча ремень за собой, они помчались за волком. Уле мчался вслед за ними. Ремень стеснял движения собак, так что Уле почти не отставал от них. Он несколько раз выстрелил в волков, которые были соблазнительно близко, но это их не отогнало. Конечно, ему было трудно попасть в них, так как он запыхался от бега. Пробежав несколько миль, собаки так запутались в ремне, что Уле догнал их.

Годом позже Уле признался Стуркерсону, что, хотя эта история в общем соответствовала действительности, она была несколько преувеличена в деталях, чтобы оправдать большую трату патронов, произведенную в мое отсутствие.

В начале июля мы составили опись нашего охотничьего снаряжения; у нас оказалось 109 патронов для ружья Манлихера и 157 для Винчестера. Это было немного, даже при самой экономной стрельбе, так как не было уверенности, что какое-либо из наших судов подойдет в течение лета; поэтому имеющееся у нас количество патронов должно было обеспечить нам еду на всю предстоящую зиму. В периоды «оседлости» достаточно, в среднем, одного патрона, чтобы получить 50 кг мяса, но при быстрых передвижениях невозможно соблюдать такую экономию: когда убито большое животное, можно захватить с собою только часть мяса, а остальное приходится выбрасывать, так что уже не получается такого выгодного соотношения между количеством израсходованных патронов и добытого мяса, Уле знал, как бережно я отношусь к патронам, и не хуже меня понимал их ценность для нас, поскольку от них зависели наша безопасность и благополучие.

Летнее жильё эскимосов в тундре.

Выше я упоминал, что в тот день, когда мы достигли суши и я был занят своей первой охотой на карибу, Стуркерсон и Уле, съев последний кусок мяса, который у нас еще был с собой, толковали о том, как вкусны должны быть местные гуси, и находили, что мое требование никогда не тратить ни одного патрона на птиц слишком сурово. По-видимому, с того времени Уле запало в душу желание покушать гусятины, которой он еще не пробовал. Отчасти поэтому он так охотно согласился остаться в одиночестве, когда мы уходили внутрь острова. Он уже предвкушал жирную гусятину, которой он, наконец, полакомится, когда нас не будет. И действительно, как только мы скрылись из виду, он схватил свое ружье, подполз к соседнему пруду и застрелил гуся. Но гусь представляет собой очень небольшую мишень, и попасть в него нелегко, если не подойти вплотную; Уле потратил бесполезно с полдюжины пуль раньше, чем убил одного. Поэтому пришлось, на случай, если я вздумаю проверить количество патронов, рассказать, будто их было много истрачено на волков, когда они увлекали за собой наших собак. Но больше всего огорчило Уле то, что гусь оказался гораздо менее вкусным, чем оленина, которой он питался до тех пор. Несмотря на его «твердое убеждение», что «оленина хороша только тогда, когда нечего есть», и что другие виды мяса, как, например, гусиное, гораздо вкуснее и во всяком случае приятнее как «разнообразие», в действительности он за месяц так привык к оленине, что гусь пришелся ему гораздо меньше по вкусу. Если бы Уле руководился своим вкусом, он съел бы только часть гуся, скормив остальное собакам, которые были бы этим очень довольны; но он решил сам себя наказать за лишнюю трату патронов и воздерживался от оленины, пока не был съеден весь гусь. Часть патронов Уле потом действительно израсходовал во время нашего отсутствия, стреляя в волков.

Проведя один день в лагере, мы отправились назад, к тому месту, где Стуркерсон остался охотиться; весь наш запас сушеного мяса и шкур мы оставили на вышке, достаточно высокой для того, чтобы предохранить его от песцов и чаек, но не спасавшей от белых медведей. Когда мы подошли к месту, где я за 2 дня до того убил жирного карибу, оказалось, что песцы и чайки съели приблизительно треть всего мяса и половину жира. Чайки одни не нашли бы жира, так как я припрятал его под мясом, но песцы утащили это мясо. Впрочем, в этот же вечер и почти на том же месте мне удалось убить другого жирного карибу, возместившего нам нашу потерю.

Множество песцов проводило лето на Земле Бэнкса, но они редко воровали у нас мясо, большей частью они с презрительным видом проходили мимо него. Это объясняется, вероятно, тем, что они прекрасно питались яйцами, птенцами и леммингами.

Когда мы вернулись к Стуркерсону, оказалось, что и ему не было покоя от волков. Часть нашего мяса хранилась у него в лагере, а остальное оставалось в открытом поле; там было убито несколько карибу, и их мясо разложено для сушки, чтобы уменьшить его вес и тем облегчить доставку, тогда как жир был сразу унесен в лагерь. Наш опыт с песцами и чайками показал, что они почти не трогали мяса; но волки похитили большую часть его.

В течение первого месяца нашего пребывания на Земле Бэнкса нам попадалось много волков, и их появление, очевидно, было в связи с приближением оленьих самок. До тех пор мы видели преимущественно больших самцов и очень мало самок и оленят. Теперь молодые самцы и самки, приходившие, по-видимому, с севера и северо-востока, стали многочисленны. Впрочем, это не значит, что карибу стало так же много, как на материке; мы ни разу не видели их больше 20–30 в день.

Я видел на Земле Бэнкса стадо в 200 голов, но на основании многолетнего опыта могу сказать, что стада в 200 голов на Земле Бэнкса так же редки, как двухтысячные стада на материке, к северу от Большого Медвежьего озера. Летом на всем острове имеется, вероятно, не больше 2 или 3 тыс. карибу, зимой, быть может, несколько больше, так как они приходят с о. Виктории.

Целью моей экскурсии с Уле было, главным образом, развлечение, а также и случайные наблюдения. Мы шли налегке; три собаки тащили все наше снаряжение, а мы переходили от холма к холму, любуясь видами и убивая, по мере надобности, жирных карибу. Мы шли свободно и беззаботно, как на пикник, радуясь в то же время возможности исследовать то новое, что открывалось перед нами. За исключением экскурсии Стуркерсона и моей, предпринятой несколькими неделями раньше, мы были первыми белыми людьми, зашедшими вглубь Земли Бэнкса. Американские китобои, как известно, дважды побывали на юго-западной ее стороне, но только на побережье, а эскимосы, которых они посылали охотиться, уходили вглубь острова не больше чем на 4–5 миль. Из отчетов Мак-Клюра также не видно, чтобы в течение 2 лет, проведенных им в заливе Милосердия, на северо-восточной стороне острова, кто-либо из его спутников совершал экскурсии вглубь его.

С тех пор как я впервые познакомился с Севером, его красота, простор, гостеприимство все больше пленяли меня. Во время такой очаровательной прогулки, как та, которую мы с Уле совершали, было особенно трудно представить себе, что не только люди, никогда не видавшие этой страны, считают ее бесплодной, но что такой она могла показаться даже тем, кто побывал в ней. Надо обладать действительно большой прозорливостью, чтобы между строк повествования Мак-Клюра о лишениях и героизме прочесть о мягкой красоте и уюте Земли Бэнкса.

Мы бродили до тех пор, пока не решили, что Стуркерсон, вероятно, соскучился один; тогда направились обратно и нашли все в полном порядке, только Стуркерсон чувствовал некоторую скованность от постоянного лежания и безделья. Такой образ жизни он вел потому, что не мог отлучаться из лагеря из-за волков. Пока в лагере находятся люди, волки не опасны, но если там находятся одни собаки, лагерь переходит в полное их распоряжение. Прежде всего, у собак никогда не хватает разума оставаться в лагере, чтобы охранять его, – они кидаются в погоню за волками, и ясно, на чьей стороне оказывается перевес. Наши собаки были не меньше волков и весили до 50 кг каждая, но они не обладали ни их быстротой, ни их хитростью. Они могли одержать победу над волками только в случае значительного численного превосходства.

Во время нашей экскурсии мы с Уле внимательно наблюдали погоду, готовые немедленно направиться к побережью, как только, судя по ветру, нам покажется, что лед уже может быть взломан. Лагерь Стуркерсона, хотя и находился в 15 милях от берега, был расположен на таком высоком холме, что в бинокль можно было рассмотреть лед вдоль берега, вокруг о. Бернарда и Норвежского острова.

Мы проводили теперь большую часть дня, внимательно исследуя побережье и наблюдая, как расширялась прибрежная полоса воды между сушей и морским льдом, таявшим под напором теплой воды с суши. Одним из достоинств «Полярной Звезды» была ее малая осадка, благодаря которой она могла пройти по этой полосе оттаявшей воды даже раньше, чем береговой припай был бы взломан и унесен ветром в море. В середине месяца несколько раз начиналась небольшая подвижка льда, но каждый раз вода спадала, и лед снова плотно ложился на дно. Однако к концу месяца стало очевидно, что полоса льда находилась только около суши, тогда как открытое море было чисто ото льда. День за днем дул сильный восточный ветер, из чего следовало, что вблизи не было плавучего льда; но туман, всегда висящий над морем, когда ветер дует с земли, мешал нам видеть дальше ледовой полосы.

К концу августа установились такие хорошие навигационные условия, что мы начали терять надежду на приход «Полярной Звезды». Казалось, что ее отсутствие могло объясняться лишь кораблекрушением или чем-нибудь другим, столь же серьезным, но никак не состоянием льда. К 18 августа мы были совершенно убеждены в этом и решили направиться вдоль западного побережья к югу, полагая, что она могла потерпеть крушение где-либо между нами и мысом Келлетт; затем наше настроение переменилось, и мы решили подождать еще неделю. 27 августа не было уж никакого смысла больше ждать; мы выкопали в земле большую яму, выложили ее камнями, заполнили сушеным мясом, оленьим жиром и шкурами и покрыли сверху камнями, достаточно большими, чтобы оберечь эти запасы от всякого животного, за исключением, однако, белого медведя. Но за все время пребывания на Земле Бэнкса мы ни разу не видели медведя, а потому рассчитывали, что наши запасы будут в полной сохранности, пока мы не вернемся за ними.

Мы решили идти вдоль берега на юг, к мысу Келлетт, и осматривать каждую бухту в поисках «Полярной Звезды» или ее следов. Если бы мы ничего не нашли, то намеревались вернуться к нашему депо и пробыть там до февраля или марта, т. е. до светлого времени года. Затем мы предполагали направиться на материк, пройдя сначала на восток, к о. Виктории, потом к югу через местность, хорошо мне знакомую по моей предыдущей экспедиции, через залив Коронации к Медвежьему озеру. В душе у меня таилась надежда, что если мы хорошо проведем зиму, то к весне мои товарищи согласятся произвести еще одно исследование льдов; тогда мы пошли бы на материк в мае или в июне.