Текст книги "Дети атома"

Автор книги: Вильма Ширас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Да, так. Я не знаю много о подобных вещах, но кажется, что она не очень-то хорошо приспособлена к школе или к дому, где она прожила всю свою жизнь. Я думаю, что моим будет лучше, если она уедет, и ей будет лучше без них. Они слишком разные, чтобы жить вместе, и отношения между ними все время ухудшаются.

Когда Стелла вошла с кофе и пирогом, за которыми ее посылали, уже была договоренность, что доктор Уэллес послезавтра проведет с ней день, давая ей требуемые тесты.

Может быть все, что я получу – это трудные дни, печально думал Питер, возвращаясь в гостиницу. Какую проблему представляет собой Стелла? Мы не можем работать без Джея; но с ним все в порядке и он не может уехать. Есть ли какой-нибудь выход из этого? И какое это все имеет отношение к Стелле? Что касается заседаний конгресса, которые он приехал посещать, было похоже, что он немного получит от них. Питер принял снотворное и лег спать.

В девять часов назначенного утра Миссис Оутс открыла дверь доктору Уэллесу.

– Я отправила остальных на весь день на пикник, – сказала она, впуская его. – Мой муж до полуночи не ложился спать, звоня по телефону и отправляя телеграммы. Он говорит, чтобы я сказала Вам, что он наводил о Вас справки и кажется, что Вы в порядке.

Я забыл сказать им, не рассказывать никому о детях, пробормотал про себя Питер. Ладно, я думаю конечно выбраться рано или поздно, но...

– Мы не хотим, чтобы Вы ошиблись, – продолжала миссис Оутс. – Мы любим Стеллу как свою собственную. Я взяла ее, когда она была малышкой в том же возрасте, что и моя Полли, и я хотела воспитать их как близнецов. Но Стелла ребенок совсем другого рода. Однако, дело совсем не в этом. Желания избавиться от нее у нас не больше, чем от любого другого, за исключением того, что это ее собственное желание. Ральф говорит, что Вы рассказали ему, чтобы рассеять его сомнения о Вас, и он верит Вам.

Да, но почему я не подумал о том, чтобы попросить его не говорить, почему он хотел знать? Питер застонал, прячась за улыбку. О, почему я не сказал, что это была школа высокого интеллекта, и ничего не сказал о происхождении детей? Но как я тогда что-нибудь узнал о Стелле? Ясно, что никто не думает, что она очень умная. Она, как и Тим, не скрывает, свой ум. Питера охватила волна ужаса, когда он подумал, что у него до сих пор нет доказательства того, что все эти дети одарены. Затем он сказал себе, что Тим, Элси и Джей конечно были одарены, и... что еще говорит эта женщина?

– ...Но я сказала ему, может быть Вы не хотели, чтобы о Ваших делах болтали, о школе и обо всем, или о детях, их родителях или еще о чем-нибудь, поэтому он не сказал об этом не единого слова.

– Спасибо Вам, миссис Оутс, – сказал Питер с искренним облегчением. Это правда, что мы не хотим преждевременно раскрывать свои планы. Только те, кто к этому непосредственно относится, должны знать об этом. Мы надеемся дать как можно меньше гласности школе и ее ученикам. Детям нехорошо жить в центре внимания. – Я болтлив, сказал он про себя и остановился.

– Да, я сказала Ральфу, что это Вам решать, что говорить, не нам. У него есть друг в полицейском участке и еще один в местной газете. Они связались с начальником полиции в Окли и с инспектором школ и спросили Вас и о том другом докторе, и об учительнице, о которой Вы упоминали, и о чете Дэвис тоже. Они получали ночные сообщения и телефонные звонки весь вчерашний день, даже Ваше описание и Вашу фотографию; думаю, им кто-то сказал, что Вы должны быть здесь, и спросили находитесь ли Вы действительно здесь. Я уверена, что Вы ничего не имеете против этого, доктор Уэллес, но мы должны быть уверены.

– Конечно, Вы должны быть уверены. Думаю, что теперь я могу ссылаться на Вас при разговоре с опекуном других детей.

– Ральф просил меня сказать Вам, – продолжила миссис Оутс, – что если Вам лучше взять ее, когда Вы поедете, и поместить с мисс Пейдж, то тогда ей не придется проделывать такой далекий путь в одиночку. Мы можем оплатить ее проезд и счет за питание, и ее питание в школе тоже, если она может иметь свое обучение и книги бесплатно, как Вы сказали. Это кажется ужасно неожиданным для меня, но Ральф сказал, что Вы разговаривали так, как будто Вам могло это нравиться. Она всегда может приехать прямо к нам домой, если там ей не понравится. Иначе бы я не согласилась.

– Разумеется. И она будет добросовестно писать Вам. Но как Стелла относится ко всему этому?

– Ребенку не терпится уехать. Она не переставая говорит, что Вы посланы к ней, что она подразумевает под этим. Конечно, она может передумать насколько я знаю. Ее нельзя отправить отсюда, если только она не захочет. А сейчас я позову ее; или есть ли что-нибудь еще из того, что Вы хотите сказать мне?

– Только попросить Вас оставить ее наедине со мной для тестов. Частично они психологические, и...

– Я понимаю это. Ребенок всегда отвлекается, если люди стоят рядом и следят. Для чего предназначены тесты? Показать, что она подходит к своему классу в школе?

– Да, и определить, где лежат ее основные интересы и возможности, и как хорошо она уравновешена и все вроде этого.

– Для своего класса она в порядке, и в некоторых отношениях выше; но на самом деле она не интересуется занятиями. Она сообразительна, упряма и имеет прекрасную память. Вон теперь она идет. Входи, Стелла. А сейчас будь хорошей девочкой и делай то то, что доктор Уэллес скажет, а я буду в прачечной, если я понадоблюсь, или на заднем дворе.

Как только ее тетя ушла, Стелла села напротив доктора Уэллеса и спросила:

– Вас послали ко мне, ведь так?

– Вот, я здесь, – сказал Питер. – Думаю, что сейчас этого достаточно.

Довольно странно, но этого, по-видимому, было достаточно для Стеллы, ей было даже приятно.

Но когда первые страницы теста Арми Альфа были разложены перед ней, Стелла отмахнулась от них.

– Подобные игры и головоломки надоедают мне, – сказала она.

– Проходила ли ты когда-нибудь подобный тест в школе?

– Они давали нам один однажды. Именно тогда я не могла тратить время на него.

– Трудности требуют усилий, – сказал доктор Уэллес.

Стелла уставилась на него.

– Какие трудности? – спросила она.

– Что ты сделала с тестом в школе? – спросил психиатр. – Таким же образом отмахнулась от него?

– О, нет. В школе подобные вещи не проходят. Я дала ответы на некоторые из них. Но на самом деле я писала поэму, поэтому я не могла тратить время, чтобы скучать с головоломками именно тогда. Когда я в настроении, я должна писать стихи.

Питер сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти.

– Ты пишешь поэму сейчас?

– Нет, – сказал ребенок с широко открытыми глазами.

– Если ты хочешь быть в моей школе, ты должна пройти мои тесты, сказал он.

– Но... но я подумала, что Вы знали, – девочка выглядела встревоженной.

– Я и знаю, – сказал Питер. Я знаю гораздо больше о тебе, чем ты думаешь. Но у нас должно быть какое-то доказательство.

– Тогда это не потому, что я сирота, и кто-то хочет быть добрым к сиротам, как я. Я думала, я была права в этом, – сказала Стелла. – Это что-то еще Вы хотите доказать обо мне. Единственным оправданием служит то, как умерли мои родители.

Эта речь, хотя и звучала сбивчиво, снова вселила в доктора надежду. Впервые за это необычное интервью Питер почувствовал возможность поговорить с ней искренне.

– Ты обладаешь, я считаю, очень высоким интеллектом, – сказал он ей. – Это то, что я хочу доказать, используя несколько стандартизированных тестов.

– О, хорошо, если это должно быть сначала, – сказала Стелла. Она взяла карандаш и доктор Уэллес взглянул на часы.

– Норма – пятьдесят минут, – сказал он. – Ты можешь сделать это гораздо быстрее.

И Стелла сделала.

– Следует нам взять другой тест или сначала немного поговорим? сказал Питер, когда она закончила.

– Лучше поговорим. Каковы другие тесты?

– Один из высших тестов для взрослых Стенфорда – Бине, тест Роршаха и тест Белльвю-Уэшлера, и тест доли личности.

– Надеюсь, что они будут интереснее. А сейчас не расскажете Вы, зачем пришли ко мне?

– Думаю, что как раз сейчас ты знаешь достаточно, – сказал доктор. Позволь мне узнать о тебе побольше, Стелла. Расскажи мне о себе. Сколько тебе лет? Четырнадцать?

– Мне будет четырнадцать в октябре.

– Всю свою жизнь ты прожила со своими дядей и тетей. Здоровье у тебя хорошее?

– Да.

– Спишь ты хорошо?

– Да.

– Ты видишь много снов?

Стелла заколебалась, и сказала, что не видит снов; но это было явное вранье.

– Твои дядя и тетя обращаются с тобой хорошо? – спросил доктор.

– Они стараются.

– А твои кузены?

– Я думаю да.

Питер задал еще несколько обычных вопросов, пока Стелла отвечала свободно, а затем неожиданно спросил.

– Какой у тебя псевдоним?

– Я думала, что вы могли знать его, – сказала она.

– Я знаю, что ты пишешь. Поэзию, не так ли?

– Я Эстелль Старрс.

Совсем неожиданно Питеру стало ясно. Среди поэтов Эстелль Старрс чаще всего сравнивали с Мари Корелли. Ее первый роман не имел очень большого сбыта, а второй был опубликован недавно. Питер не читал их, но слышал, как его коллеги – практикующие врачи обсуждали их со значительным профессиональным интересом. "Звездный ребенок" вызвал много споров; а "Воплощение в Египте", как заметила одна влиятельная особа, должен быть написан слегка эксцентричной женой одного специалиста – египтолога. Естественно, что никто и не думал, что автором была девочка тринадцати лет.

– Кто знает, что ты пишешь подобные вещи?

– Никто. Даже издатель не знает, кто я.

– Как ты забираешь свои деньги? – спросил Питер.

– Они хранят их для меня, – спокойно ответила Стелла. – Я не могла их тратить, так ведь? Когда я выросту, я смогу их получить. Я написала им, что я попрошу их, когда они мне понадобятся.

Питер Уэллес вновь открыл свой небольшой плоский чемоданчик и разложил перед ней несколько листков. Однако ребенок заколебался снова.

– Я не могу делать это, – сказала она.

– Это тест доли личности, – сказал он. – Я хочу узнать, что ты за девочка, твои вкусы и все такое. В любом случае ты не можешь провалиться. Здесь нет неправильных ответов.

– Я знаю, какие ответы должна дать, – сказала она. – Любой может понять, что требуется. Я не могу делать его и быть честной. Достаточно скоро вы узнаете, что я из себя представляю.

Что-то в этом было, допускал Питер.

– Вы сами просто задавайте мне вопросы вместо этого готового текста, – предложила она. – Вы можете рассказать без вопросов, так ведь?

– Я могу рассказать тебе кое-что о тебе самой, – согласился он. Давай посмотрим, как хорошо я могу это делать. Предположим, что я предсказатель на взморье. Ты считаешь, что никто не понимает тебя, что жить в одиночестве всегда – твоя судьба, и что только после твоей смерти тебя смогут оценить по-настоящему.

– Боюсь, что это могло бы оказаться правдой, – серьезно сказал ребенок, – но сейчас, когда вы пришли ко мне, не будет ли все по-другому?

– Если ты поедешь со мной, для тебя будет лучше, – с такой же серьезностью ответил Питер, – но на это потребуется время.

Он отложил в сторону отвергнутый ею тест и достал карточки Роршаха. Этот тест Стелле понравился и она откровенно болтала во время него.

– Я замечаю, – сказал д-р Уэллес, – что твои ответы показывают, как и твои книги, твой интерес к Египту и Индии, вообще к восточному. Нет ли в этом необычного интереса для девочки твоего возраста?

– Возможно.

– Как ты пришла к тому, чтобы специально заинтересоваться подобными вещами? – спросил он.

Ребенок ответил непреклонно.

– Мне не разрешено рассказывать.

Психиатр сделал попытку в другом направлении.

– Как ты можешь рассказать мне о своих книгах, когда ты не можешь сказать даже о своем издателе?

– Я знала, что вы поверите мне, – сказала Стелла.

– А твоя семья не верит тебе?

– Возможно. Но они не понимают, – сказал ребенок с заметным отвращением.

– Как ты ладишь со своей семьей?

– Я живу здесь как чужая.

– Ты имеешь в виду то, что они не понимают тебя?

– Конечно нет. И я не на их стороне. Мы слишком разные.

В дверь постучала миссис Оутс и позвала их обедать. Маленькая девочка ела с хорошим аппетитом, а пока психиатр разговаривал с ее тетей, помыла тарелки.

Затем возобновились вопросы и тестирование Стеллы. К моменту отъезда д-р Уэллес был удовлетворен интеллектом Стеллы, он позвонил в аэропорт четыре дня спустя, чтобы забронировать для нее место на своем самолете. Она определенно была одним из вундеркиндов и нуждалась в его помощи.

В своем отеле после ужина Питер делал записи. Рождение, нормальное. Раннее детство, нормальное. Общее состояние здоровья, хорошее. Вполне уравновешенный ребенок (История болезни Джея, по всей вероятности, будет противоположной в этом отношении). Серьезных заболеваний нет. Нет мании преследования, однако было сильное чувство и в том и в другом направлении, что Стелла не ладила с остальными членами семьи. Стелла допускала, имея свои детские фантазии, несколько лет назад, что она может быть и не родственница им совсем, и сказала, что сейчас она знала, наверняка, что она могла бы быть ребенком, подкинутым эльфами взамен похищенного, сказочной принцессой или переодетым членом королевской семьи. Она была уверена, что на самом деле она была ребенком брата Ральфа Уотса, и думала, что может быть ее собственный отец и, в особенности, ее собственная мать могли бы лучше понять ее.

– Хотя и не совсем, – добавила она.

– Почему ты думаешь, что они бы поняли?

– Мой дядя понимает меня лучше других в этой семье, – объяснила Стелла. – Поэтому его брат, мой собственный отец, вероятно понимал бы меня еще лучше. Моя тетя на самом деле вовсе мне не родня близкая, и ее дети похожи на нее. Думаю, что я должна походить на свою собственную мать.

– Почему твоя собственная мать не понимала бы тебя полностью?

– Просто я не думаю, что она понимала бы, – твердо ответила Стелла. И на этом она отказалась продолжать.

Что касается ее эмоционального состояния, то Стелла сказала, что она счастливее, чем была раньше, поскольку стали издаваться ее произведения, но она считает, что никогда не никогда не будет действительно счастливой в таких чуждых ей по духу условиях.

– Мой дядя пытается быть близким по духу и всегда на моей стороне, когда может, – сказала она, – но я не думаю, что он действительно пытается много понять меня.

Стелла призналась в способности видеть что-то "в гипнозообразном состоянии, но сказала она, обычно это ничто не значит. Это похоже на сон, только я не совсем сплю". Она не показывала никаких признаков галлюцинаций, иллюзий или разочарований и допускала наличие навязчивых идей, страхов и принуждений не больше нормы у одинокого подростка, одаренного богатым воображением. Ее искренность в обсуждении этих вопросов говорила в ее пользу. Она обладала прекрасной наблюдательностью и могла делать остроумные выводы, когда она предпочитала это делать, однако ее начитанность была очень ограниченной, поскольку, как объясняла она, детям до шестнадцати лет вообще не разрешалось посещать раздел для взрослых в библиотеке. Поэтому Стелла была ограничена в книгах, которые она могла взять у друзей или попросить своего дядю достать для нее. Она была вне себя от радости, когда услышала, что в Окли она могла бы свободно брать книги из разделов для взрослых.

Когда ее спросили, что бы она упаковала, чтобы взять с собой – мысль д-ра Уэллеса заключалась в проверке с практической стороны ее характера Стелла быстро назвала необходимые предметы, описала свою одежду с точки зрения зимнего и летнего сезонов, поинтересовалась климатом там, куда она собиралась переехать, а затем предложила Питеру посмотреть ее платья, чтобы выбрать подходящее.

– Твоя тетя будет знать это, – ответил он.

– Пожалуйста, – попросила Стелла. Что-то новое появилось в ее глазах и следы волнения в ее лице. Впервые казалось, что она нервничает. Послушно доктор поднялся и последовал за ней.

Наверху, в ее комнате, закрыв дверь, Стелла повернулась к нему и горячо прошептала: "Вы не скажете?"

– Нет, – заверил он ее, заинтригованный.

– Она увидит их, если я упакую их. Пожалуйста, возьми их с собой сейчас?

– О! Рукописи? – догадался он.

– Да, и записи. Отодвиньте быстро этот комод, прошу Вас – там есть свободная ниша под ним, если я достану ногтем. Вот. – И она встала на колени, пошарила под полом и достала в завернутый в газету узел.

– Можно мне взглянуть? – Питер развернул обертку и достал тонкую связку бумаг, скрепленных скрепкой, там была куча связок или больше.

– "Эфиопская грамматика мелких торговцев, с хрестоматией и глоссарием", – прочитал он благоговейно вполголоса. – Могу я спросить, что такое хрестоматия?

– Это от греческого "хрестос" – пригодное для учебы, – ответила малышка. – Это означает отрывки из книг на иностранном языке, с пометками, так что Вы это можете учить.

Она снова пошарила под половыми досками и достала второй узел и третий.

– Это все, – сказала она. – Записи и несколько рукописных поэм. Положите их в этот портфель – это мой школьный портфель, но моя тетя подумает, что он Ваш. Она не очень – то много замечает.

Стелла показала на книги в маленьком книжном шкафу возле ее кровати.

– Это книги с рассказами и стихами, и все такое. Могу я взять книги?

– Твой дядя может их отправить для тебя. – Ему были видны некоторые названия; три книги Стеллы были там. Ее стихи назывались "Веера звезд".

– Тс! Здесь моя тетя, – сказала Стелла, и Питер затолкал три связки бумаги в портфель, Стелла тем временем выхватила платье из шкафа и держала его перед ним.

– Тебе понадобятся несколько довольно теплых вещей для следующей зимы, и даже сейчас для холодных ночей, – говорил он, когда миссис Оутс открыла дверь.

– Я прослежу за этим, – сказала миссис Оутс. – Я собираюсь сшить несколько девичьих платьев этим летом; Стеллины платья я отправлю ей так быстро, как только смогу закончить их.

Питер Уэллес, обдумывая вечером все эти вопросы в своем гостиничном номере, добавил строку на странице своих записей и раскрыл портфель.

"Разговорная грамматика индийского языка", – прочитал он. "Библейский иврит". – "Введение в литературный китайский язык". "Арабский язык и грамматика". "Сборник англо-саксонских текстов для чтения". "Сборник современных персидских текстов для чтения". "Краткая грамматика классического греческого языка". Там были еще, но Питер почувствовал себя не в состоянии видеть их. Он развязал вторую связку. "История древнего Египта" Е.Невилла, – прочитал он, – "История Египта с давних времен до завоевания персами" Бристеда. Там были записи об Индии, Тибете, Вавилоне, Персии.

Питер больше не смотрел. С легким содроганием он сложил все записи обратно в портфель и решительно закрыл его. Стелла должна нести его всю дорогу через материк в своих собственных руках. Все эти страницы записей, сделанные старательным мелким почерком, должно быть стоили долгих часов тяжелого труда в тайне. Это были странные книги, которые она "просто хотела просмотреть", и которыми, возможно, "ни один ребенок не мог бы заинтересоваться". Это были исходные материалы для ее книг.

Питер посетил остальные конференции, для чего он и приехал. Он звонил Стелле ежедневно, но не видел ее снова. За телеграммой мисс Пейдж с сообщением о приезде ребенка последовало письмо с историей. Питер встречался с Джееем почти ежедневно и говорил с ним обо всем, что они делали и планировали делать, но он ничего не рассказал двум детям друг о друге.

Джей, дрожа от нетерпения услышать все, что д-р Уэллес расскажет ему о Тиме и Элси, добился обещания, что Питер и другие будут часто писать ему, но подумать о том, чтобы ходить в школу, он решительно отказался. Это, сказал он, невозможно и не стоит думать об этом.

В такси по дороге в аэропорт Стелла задала вопрос.

– Другие дети – они похожи на меня?

– Не очень – ответил Питер. – Я надеюсь, что они тебе понравятся и ты как можно лучше подружишься с ними. Но я не думаю, что они в значительной степени разделят твои особые интересы.

Стелла, которая выглядела удивленной, изумилась еще больше.

– Что у нас общего? – спросила она. Питер сделал ей знак помолчать, но в аэропорту он пошел с ней в такое место, где их нельзя было подслушать, и стал объяснять и предостерегать, что, как он понимал, она должна была получить.

– Мы пытаемся собрать вас всех вместе, потому что большинство из вас испытывает трудности в приспособлении к миру нормальных детей.

Естественно, что вкусы и интересы каждого ребенка являются личными и отличаются от вкусов и интересов других детей. Тим, Элси и ты различны, как только могут быть различны дети, за исключением того, что вы все обладаете исключительно высоким интеллектом. Вы должны приспособиться друг к другу, если постараетесь, и вы должны учиться друг у друга и обучать друг друга. Вероятно, что у вас всех имеется широкий круг интересов; хотя твои особые интересы отличаются, должно существовать множество всего, к чему ты можешь присоединиться.

Стелла выглядела смущенной, затем очень задумчивой, потом она кивнула. То, что происходило у нее в голове, было выше, чем Питер мог предположить.

– Я предоставлю тебе рассказать им много или мало о себе, как пожелаешь, – сказал он. – Существует, я знаю, многое, что ты не рассказала мне.

Предупрежденная таким образом Стелла сначала мало рассказала о себе Элси или Тиму, а мисс Пейдж и д-ру Фоксвеллу даже и того меньше. Дети читали ее изданные работы с некоторой мистификацией, а она читала их работы.

– Тим определенно может делать все, – доверительно сообщила она д-ру Уэллесу.

– Почти обо всем он тоже знает.

– Но о Востоке и Африке ты знаешь больше, – ответил он.

– Это верно, то что Вы сказали об отличии их интересов от моих.

– Твои интересы станут шире, без сомненья, – сказал д-р Уэллес, – и их также. Это хорошо, что вы обладаете разными специальными отраслями знаний, чтобы делиться ими друг с другом.

Д-р Фоксвелл после этой первой встречи со Стеллой и помня о письме Питера относительно нее, сделал жесткое предсказание о том, что когда Стелла и Элси будут вместе, то шумное столкновение двух личностей вероятно будет слышно на несколько миль. Однако Элси делала огромные усилия, чтобы преодолеть свои недостатки, особенно свою склонность к честной критике всего, что хоть сколько-нибудь отличалось от ее собственных представлений, и она намеревалась поладить с другими вундеркиндами или умереть от этих усилий.

В привычках Стеллы был скорее уход, чем ожесточенность, когда ее не "понимали, что касается Тима, то ничто человеческое не было чуждо этому ревностному претенденту на профессию психиатра. Для всех троих детей значение имело то, что они нашли других детей своего возраста, которые обладали таким же уровнем умственного интеллекта, и они очень хотели поделиться своими интересами и помочь друг другу. Столкновения между ними действительно были частыми, а размолвки обычными, но связь, которая соединяла их вместе, была сильнее их различий.

Д-р Уэллес понимал, что у Стеллы было что-то на уме и она пыталась что-то продумать. Казалось, что пока она не сделает так, она избегает любых определенных заявлений, за исключением тех, которые представляют собой неоспоримый факт. Она часто пристально смотрела на других как будто в изумлении и они, казалось, были изумлены ею.

Первые две недели д-р Уэллес не делал никаких усилий расспрашивать Стеллу, он оставил ее главным образом обществу Элси и Тима и наблюдал за ней столько, сколько мог. На предложение выбрать домашнее животное Стелла сказала, что поскольку все другие выращивали кошек, она бы удовлетворилась только своей собственной, и она выбрала черного как уголь, короткошерстного, зеленоглазого кота, которого она кастрировала. Она назвала его Хеджаи; и Питер Уэллес потратил почти столько же времени, прослеживая это имя, сколько при идентифицировании клички Григо, которой была названа собака-поводырь опекуна Джея. Стелла и Элси почти ежедневно ходили в главную библиотеку и возвращались нагруженные томами. Мисс Пейдж хранила в секрете перечень названий.

– Насколько я могу судить, нет никакого смысла в таком чтении, сообщила она доктору Уэллесу. – Стелла читает как-то обрывками, она читает все, что попадется под руку; а Элси ходит по библиотеке и читает все, чего не было в библиотеке ее родного города. Они читают большую часть того, что другие приносят домой. Думаю, что от всего этого у них будут колики.

– А достаточно ли у них упражнений и игр.

– О да, я слежу за этим. И Тим приходит почти каждый день или они уходят, чтобы поиграть с ним.

Элси проводила один вечер в неделю с доктором Уэллесом и еще один с доктором Фоксвеллом. У Тима больше не было профессиональных консультаций с доктором, оба доктора были очень заняты, поскольку Питер еще не оставил своей работы со своими пациентами, а доктор Фоксвелл был занят делами относительно планов для школы.

– Как ты ладишь со Стеллой? – однажды вечером доктор Уэллес спросил Элси.

– Хорошо, – сказала Элси. – Хотя иногда она сводит меня с ума. Вот сегодня так было.

– Расскажи мне об этом.

– Конечно, мы читаем работы друг друга, – сказала Элси, – и когда я показала ей сонетную секвенцию, она сказала, что она многословна и стилизованна.

Многословна!

– У меня все еще не было времени почитать одно из ее стихотворений. Каковы они? – поинтересовался психиатр.

– У нее есть одно новое под названием "Фигуры". Она имеет в виду риторические фигуры, троны. Никакой рифмы, ничего подобного. Просто маленькие короткие вещички.

– Ну, я думаю, что тот, кто называет сонеты "многословными", должен бы писать очень короткие вещи, – улыбнулся Питер. – Ты можешь прочитать одно?

Элси встала в позу и продекламировала:

Ветки деревьев вытянутые

Твои руки.

Я, пугливая птичка,

Съежилась в них.

– Это все?

– Остальное в том же духе. Или еще хуже. Поэтому, конечно, я не показала ей свою новую секвенцию, один трактат. – Последнее предложение было саркастическим.

Элси и Тим читали в это время трактат по теологии. На Тима, как знал психиатр, самое большое впечатление произвели его математические качества, и он все время говорил, что должно быть возможным уменьшить его до уравнений, если бы только удалось найти правильные символы. Однако Элси считала его произведением искусства, каждый раздел вопросов выразительным и дисциплинированным, как сонет; она действительно была занята созданием примеров того, что она имела в виду – каждое возражение выражено восьмистишием, а объяснение и ответ на возражение – шестью последними строками сонета. Эта чрезвычайно трудная задача была ее самым высоко ценимым секретом; никто не знал об этом, кроме доктора Уэллеса.

– И как обстоят дела с секвенцией трактата?

– Ужасно! – глаза Элси светились энтузиазмом. – Я должна каждое слово поместить на место, как... как Бог размещает звезды на небе. У меня никогда ни один сонет не получался таким, чтобы понравиться мне. В оригинале поэзия лучше. Но пробовать забавно.

Какие необычные вещи выбирают эти дети для развлечений, задумался Питер.

– Я вспомнила еще одну вещицу Стеллы, – произнесла Элси и продекламировала:

"Я – хмурая земля,

Ты – молния,

Соединяющая меня с небом

В мгновенье".

– Она делает это хорошо, – несколько жестко сказал Питер. – Ты не можешь сказать, что это не поэзия.

– Да ну! – очень простодушно сказала Элси. – Она улавливает хорошую мысль или фразу, записывает их на бумаге, и это все. Она не работает над этим, вот что плохо. Но что Вы можете ожидать? Она верит во вдохновение.

С высоко поднятой головой Элси вышла из врачебного кабинета и психиатр остался со своими мыслями.

Спустя несколько минут он поднял телефонную трубку и позвонил мисс Пейдж.

– Алло? Говорит Питер Уэллес. Думаю, что нам лучше дать детям немного позаниматься этим летом... Нет, ничего обременительного... Очерк для совместного чтения и обсуждения – это то, что я имел в виду... Да, ты права, для этого есть причина... Для начала будет неплохо "Философия сочинительства" По.

– Как он написал "Ворона"? – донесся голос мисс Пейдж. – Это стоило бы входной платы услышать, что они говорят об этом.

– Дай им каждому по экземпляру завтра после ужина или как только ты сможешь получить три экземпляра, – распорядился Питер, – и сообщи мне заранее. Нам с тобой предстоит выполнить кое-какую работу, пока они читают.

Итак, спустя несколько вечеров д-р Уэллес и мисс Пейдж якобы были заняты планами и вычислениями в одном конце столовой, в то время как трое ребят, свернувшись в мягких креслах или растянувшись на полу, читали Эссе, время от времени завязывался разговор. Никогда не было человека, с которым бы были полностью согласны. И тем не менее, вскоре стало ясно, что между самими детьми были значительные разногласия. "Это зависит от того, что он имеет в виду", – часто говорили они, они сомневались, действительно ли шедевры часто писались наоборот, и они сомневались еще больше, действительно ли По писал так, как он говорил, что пишет.

– Я считаю, что он обосновывал это потом, – настаивал Тим, в то время как Элси была склонна думать, что Эссе – это тщательно разработанная мистификация, а Стелла рассматривала его как защиту от "тех дураков, которые постоянно спрашивают, как ты делаешь это, и не понимают, если вы скажите им."

Все дети смеялись над замечаниями По о Красоте, даже Стелла не захотела допустить, что Красота заставляет плакать. Тим решительно настаивал на том, что смерть не является очень грустной темой для Христианина, а Элси не могла видеть ничего прекрасного в потере любимого, "особенно, если ты стонешь об этом всю свою жизнь". К удивлению слушающих взрослых все трое детей считали, что По слишком преувеличивал оригинальность.

– Только те люди, кто не знает много и никогда много не читал, думают, что ты всегда можешь быть незаурядным, – сказала Элси.

– Да, почти все возможное было сделано или обдумано тысячи лет назад, – согласилась Стелла, – я имею в виду в литературе.

– Это относится к чувству гордости, я думаю, – задумался Тим. – Как если бы сказать, что никто еще во всей вселенной не обладал таким ясным умом, как у меня; Я способен мыслить о вещах, о которых никто никогда прежде и не думал.

– Вот, он действительно допускает, что только комбинации могут быть оригинальными, – подчеркнула Элси. – Подобно его строфической форме.

– Да, но держу пари, что она могла быть продублирована, если поискать как следует, – сказал Тим. – Давайте держать наши глаза открытыми для подобной строфы, когда будем читать.

– По так старается быть страшным, что половину времени он только смешон, – сказала Элси.

– Глупый старый ворон умрет от голода, сидя на этой серятине, хихикнул Тим.