Текст книги "Дети атома"

Автор книги: Вильма Ширас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Элси не должна была говорить то, что сказала, – сказал Фред. – Она нарушила правило притворяться тупой. И во всяком случае, она всегда рисуется.

– Он был слишком туп, чтобы понять это, – сказала Элси.

– Я бы не назвал это нарушением правила, – сказал Тим. – Она не сказала, что мы написали, или назвала псевдонимы, или еще что-нибудь. В конце концов мы можем иногда делать блестящее замечание, я думаю. Это ведь не школа для слабоумных.

– О, все, что она делает, ты считаешь превосходным! – воскликнул Фред.

– Это не так, – сказал Тим.

– А я считаю, что она должна быть наказана.

– Только попробуй, – предупредил Тим.

– Попытайся остановить меня и я стукну тебя так, что твоя вершина будет внизу, – сказал Фред.

– А я стукну тебя через эпицикл и две трохоиды, – тем же ответил Тим.

Мисс Пейдж, позади оконных занавесок не издала ни звука.

– Я отделаю тебя так, что и мать родная не узнает! – торжествующе прокричал Фред.

– Это избитая фраза, – с презрением заметила Стелла.

– А вот и нет, – возразил Фред. – Это математическая кривая.

– Какой формы? – спросила Элси.

– Я тебе покажу, – сказал Фред, которому не терпелось показать свое остроумие.

И сразу же спор из-за пустяков был забыт по мере того, как все дети чертили в пыли разные дорожки и дружелюбно обсуждали самую лучшую тактику исколошматить кого-нибудь, а также происхождение избитой фразы, в применении которой обвинили Фреда. Через некоторое время они все бросились на поиски "Хорошо известных цитат" и мисс Пейдж смогла кратко записать все, что она смогла запомнить.

Когда она сообщила это остальным взрослым, мистер Геррольд сделал предложение.

– Я часто думал, что мы должны производить запись на ленту в нескольких местах, – сказал он.

– Мы не можем слушать во всех открытых местах, – сказала миссис Куртис.

– Нет, но мы могли проложить провода в домах и... о, я думаю, что это будет стоить целое состояние. – Затем лицо мистера Геррольда прояснилось. – Мы могли бы сделать так, чтобы лента начинала движение всякий раз, когда кто-нибудь входит.

– Честно ли шпионить за ними? – холодно спросила мисс Пейдж.

– Почему бы нет? – спросил доктор Фоксвелл.

– Они сами прежде всего каждое утро включают магнитофонную запись, и они знают, что иногда мы ее прослушиваем. Они знают, что мы вертимся рядом и тоже слушаем за занавесками, когда нам это удается. В качестве группы, предполагается, что у них нет секретов от нас.

– Я согласен с доктором Фоксвеллом, – сказал доктор Уэллес. Установка проводов во всех местах, в домах и спальнях, подслушивание частных разговоров между двумя детьми было бы невыносимо. Но когда они собираются для отдыха в зале, который открыт для нас всех все время, что за беда в прослушивании? Мы бы услышали какие-нибудь удивительные вещи. Возьмите разговор, о котором нам только-что сообщили. В нем не было ничего для них секретного, и тем не менее никто из них не захотел бы потрудиться повторить хоть что-нибудь нам.

– Думаю, что я сделаю соединение с выключателем, – сказал мистер Геррольд. – Когда зажигается свет, начинается запись на магнитофонную ленту. Когда свет выключают, запись прекращается.

Другие с этим согласились и мистер Геррольд в тот же вечер провел необходимую работу.

Тим включил свет, входя в зал.

– ...как удар молотком по своей голове, – говорил Фред. – В тот момент, когда ты говоришь "Это очевидно", ты перестаешь мыслить.

– Это верно, если ты мыслил в начале, – сказал Джей. – Кому хочется думать об одном и том же всегда? Многие вопросы мне нравится решать самому. И конечно банальности истинны. Они являются концентрированными установленными истинами всех времен.

– Не все из них, – не согласилась Стелла.

– По определению, – высокомерно произнес Мах, – банальность – это истина, которую мы слышали почти миллион раз. Конечно, люди иногда неправильно понимают или неправильно применяют их.

– Неудивительно, как часто мы над чем-то работаем и узнаем, когда нам нужно выделить суть, что в качестве конечного продукта мы имеем банальность? – сказал Тим.

Фред фыркнул.

– И все же я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала Элси. – Ты, Тим и Фред тоже. Мы чувствуем себя немного обманутыми, обнаруживая то, что знает каждый и что всегда нам говорят. Но иногда необходимо опомниться, чтобы узнать, что означает и как истинно оно. И лучше всего думается после того, когда ты осознал, что особенно истинны банальные истины.

Послышались вопросительные возгласы.

– Надо просто взять два утверждения, которые оба истинны, но которые кажется не согласуются, – объяснила Элси, – и подумать о них обоих. Тогда вы точно к чему-нибудь придете.

– Ты имеешь в виду, что "Свет ведет себя как частицы" и "Свет ведет себя как волна?" – спросил Макс.

– Это мысль.

– Или что "У меня есть свободное желание" и "Бог всемогущ"? – сказал Джей.

– Кто говорит, что эти высказывания истинны, Джей?

– Я, Фред, и если ты мне дашь время, я докажу их, – сказал Джей. Мне начинать сейчас?

– О, заткнись, – попросил Макс. – Не влезай во все это сейчас. Это займет гораздо больше времени, чем у нас есть до собрания, чтобы вдолбить что-либо имеющее смысл в голову Фреда.

– Кто-то сказал ему, что очевидно то, что материализм – это истина, и он не стал об этом думать, – сказал Джайлз.

– Это не банальность; это все неправильно, Фред. Но не расстраивайся. Когда-нибудь ты узнаешь правду из ее противоположности, – сказала Элси с преувеличенной любезностью.

– Я могу доказать...

– Никто никогда не потрудился сказать Фреду, как трудно доказать отрицательное, – сказала Бет. – Особенно когда оно не является истиной.

– О, хватит кусать его! – взмолился Тим. – Некоторые из нас на голову опередили Фреда; нас правильно учили. Лучше взяться за то, в чем мы сами отстаем. Другие подходят? Мы должны начать. Пока взрослые проводят свое собрание, для нас лучше всего провести свое.

– Поставьте стулья по кругу, чтобы мы могли видеть друг друга, продолжил Джайлз, и к тому времени, когда это было сделано, подошли другие.

– Не думаю, что мы должны еще ждать, пока найдутся остальные из группы, – сказал Тим, – прежде, чем мы начнем делать то, что, я надеюсь мы все хотим делать. Должно подойти еще несколько, и другие должны поместиться. Но мы все здесь для одной цели и я думаю, что мы должны выразить эту цель и начать работать над ней. В действительности существует несколько целей. Сначала это была моя идея, что мы должны собраться вместе для дружеского общения, которое никто из нас не мог найти или со взрослыми или с детьми. Тогда я обнаружил, что некоторые из нас должны быть освобождены, чтобы мы могли сделать нашу лучшую работу, или чтобы мы могли выполнить хоть что-нибудь. Доктора могли бы нам помочь, и учителя могли бы помочь некоторым, и я надеюсь, что мы могли бы все помочь друг другу. Некоторые из нас были заперты физически, другие не имели сферы для своей деятельности, а некоторые из нас были поставлены в тупик умственно или физически. Стелла не будет возражать, если я обращусь к ней здесь. Стелла, расскажи нам то, что ты рассказала нам на прошлой неделе?

– Да, я хочу. Мое представление о себе было путаным и неправильным. Я составила какое-то объяснение, но когда я встретила остальных из вас, я поняла, что могла быть неправой, поэтому у меня состоялся разговор с доктором Уэллесом и сейчас, я надеюсь, я на правильном пути. Но именно пребывание здесь и знакомство с вами, вот что было действительной помощью, потому что это заставило меня думать, что я могла быть неправа. Доктор Уэллес сказал, что я составила все очень разумно, но без достаточного знания фактов, поэтому все надо выбросить. А тем из вас, кто недавно упражнялся над Фредом в остроумии, мне бы хотелось сказать, дайте ему время и обращайтесь с ним хорошо, потому что прежде, чем я приехала сюда, у меня было намного меньше здравого смысла, чем у него.

Этот прямой выпад против парня, который был ее главным мучителем, вызвал крик у всех других.

– Спасибо, – громко сказал Фред. – Могу я ответить на это, господин председатель?

– Фред, прошу тебя, не сейчас, – сказал Тим. – Мы все можем всыпать и все можем получить. Но мы все здесь для того, чтобы делать какое-то дело.

– Ладно, – сказал Фред, садясь.

– Я просто хотел сказать, что мы здесь для того, чтобы помочь и чтобы нам помогли, и взрослые готовы помочь нам так, как только они могут. Взрослые люди незаменимы; у них есть большой опыт, подготовка, и практика, и знание. Но возникает масса других проблем. Например, тот вопрос, который Бет и некоторые из нас остальных обсуждали с доктором Уэллесом на той неделе: Почему так много умных детей уравнивается, когда вырастает? Должно ли это случиться с нами? Когда мы вырастем, будем ли мы немного умнее других людей? Что мы можем для этого сделать?

Детям была присуща серьезность, к которой взрослые не были способны. Эти дети, несмотря на свой интеллект, все еще могли быть совершенно серьезными, когда были глубоко заинтересованы. Никакой цинизм, чувство неловкости, притворство не заслоняли их серьезности, когда они обсуждали этот вопрос.

– Макс?

– Думаю, что те другие отбросили свое превосходство ради человеческого дружеского общения, из-за смеси отчаяния и одиночества, сказал Макс.

– Некоторые из них слишком много специализируются, – сказал Джайлз. Как Дарвин; он забросил музыку и поэзию, и искусство, чтобы сосредоточиться на своей работе. Когда вы только раз начнете ограничивать свой разум, он будет продолжать ограничиваться.

Раздался взрыв аплодисментов при этом.

– Мы начинаем папку с докладами об этом, – сказал Тим. – Уже есть коллекция об Абсолютном. Это привело меня к мысли о плане для группы. Тим прочистил горло, расправил плечи и продолжил. – Думаю, что нам надо сделать что-то стоящее. Не только наши индивидуальные проекты и наши личные вклады, не только в развитии каждой индивидуальности полностью, но также что-то как группы, слишком большое для любого одного человека, даже для одного из нас. И я думал о том, как мы сделаем это.

Все сидели тихо, в напряжении услышать каждый звук.

– Последний человек, который был известен как знающий почти все, жил в тринадцатом веке – Альберт Магнус. С тех пор знания развивались так быстро, что людям пришлось специализироваться. Даже в его время потребовался самый экстраординарный человек, чтобы знать все, что было известно, и организовывать и исправлять это все, неважно, как свободно мы используем это выражение. Но мы, как группа, действительно можем знать сущность всего, что известно и что-то сверх этого. У нас есть интеллект и рвение – я надеюсь – и у нас есть помощь других. Мы должны понимать все и иметь взаимосвязь, как я понимаю это. Каждый из нас говорит на двух или трех языках, вы могли сказать, а как Элси понимает поэзию и науки – хотя и не математику пока! – и она начинает понимать философию. Она переводит науку в поэзию, философию в поэзию, а поэзию обратно в факты и действия. Истина одна, и мы должны искать и найти согласие – вот так я вижу это – и это одна истина. Я не имею в виду философскую истину и еще меньше религиозную, и прямо сейчас я не знаю, что это такое то, что мы ищем.

– Когда мы синтезировали и приводили в соответствие все знания и понимали и разделяли все, тогда мы все понимали. Каждая специальность, а все мы имеем больше одной, должна относится к целому, а каждый человек к группе, ибо наконец у нас есть группа людей в этом мире с достаточным интеллектом, чтобы понимать целое, даже если его составные так тщательно разработаны и усложнены. Наша цель – упрощение и объединение. Я говорил об этом отдельно с некоторыми из вас, поэтому я говорю "мы", потому что все они думают об этом также. Это не только моя идея, но и их, и я надеюсь, что это будет идея всех нас. – Он остановился на мгновение, а затем сказал: "А сейчас мне бы хотелось обсудить это, прошу".

Следующим говорил Джей.

– Тим и я думали, что каждый мог выбрать что-то для специализации и работать над этим, – сказал он, – но пока все мы не можем знать все, мы должны постараться все понять. Возьмем две истины, которые кажутся несвязанными и найдем соотношение. Мы должны достаточно изучить все отрасли знаний, чтобы понять сущность всего. Фома Аквинский сказал, что больше всего он благодарен за то, что мог понимать каждую страницу, которую он когда-нибудь читал в своей жизни. Именно так мы и хотим быть.

– А Корзибский разве не поступал подобно этому? – спросил Фред.

– Он пытался, я думаю, но он выпустил ужасно много – целые отрасли знаний и жизненного опыта, как религия, – сказал Тим. – Во всяком случае именно такое впечатление я получил – я не читал их целую вечность, во всяком случае именно такое впечатление я получил. Как бы то ни было, мы собираемся делать это. На это уйдут годы и годы, но это то, что мы хотим сохранить в уме и над чем работать.

– Я хочу взять поэзию и языки, – сказала Элси. – Тим сказал, что языки здесь не важны, но я думаю, что важны, раз ты вышел из нашей собственной группы связанных языков, и я собираюсь доказать это. Язык это фактор в создании мыслительных процессов, и язык имеет отношение к культуре. Макс собирается взять математику в качестве языка, а Джайлз собирается взять музыку.

– Я хочу заняться психологией и философией, – сказал Тим. Знаете ли вы, синтеза психологии не существует. Каждая школа не принимает во внимание все другие. Существуют все виды школ – бихевиоризм, Джанг и Адлер, и Фрейд, и схоластическая психология и функциональная, и парапсихология, и так много интересных побочных занятий тоже. Никто никогда не разрабатывал материал о предупреждении Джанга, а также о душе. Я имею в виду... – и он собрался было пуститься в объяснение, но Бет прервала его.

– Ты говоришь, что "Она" Хаггарда и другие подобные книги существуют, но ни одна женщина не написала ни одной книги о мужчине, который был враждебным.

Рот у Стеллы широко открылся и все посмотрели на нее.

– Думаю, что Мари Корелли написала, – выпалила она. – Я никогда не думала об этом. Я собираюсь поработать над этим. Ведь некоторые из моих собственных...

– Хорошо! – ликовал Тим. – Ты именно та, кто сделает это, Стелла!

– Я тоже хочу что-нибудь сделать в психологии, – сказала Элси. Именно сейчас я планирую заняться аномалиями, физическими и умственными, и психологическими – любое отклонение от нормы, благоприятное и наоборот. Но доктор Фоксвелл говорит, что я должна подождать, пока не вырасту.

– И должна быть выражена философская основа всего этого, – вскричал Джей. – Мы должны все работать над этим вместе.

– Скульптура, живопись и архитектура, так как они выражают культуру и влияют на нее, – напомнил им Джайлз.

Тогда они все заговорили вместе, пока Тим снова не встал и не ударил молотком по столу.

– Хорошо. У всех нас есть идея. Это означает годы работы и вся работа должна соблюдаться, быть под наблюдением и обсуждаться всей группой. Мы все должны опубликовать все, что мы можем, чтобы повысить общие знания, но ничего, относящееся к этой работе, не должно быть опубликовано преждевременно.

– Ты что-то сказал о понимании всего, что мы читаем, – сказал Джайлз. – Как можно было это сделать? Некоторые вещи бессмысленны.

– Как бы то ни было понимать мы должны. Мы должны понимать, что подразумевал писатель, что он пытался сделать, какими психологическими мотивами руководствовался он, и что было неправильно и почему, – объяснил Тим. Закончил он счастливо:

– Психология – это самая восхитительная вещь!

– Отнесем поэзию к музыке, а музыку к языку, – мягко напевала Элси, язык к математике, а ее к физическим наукам; физические процессы к химическим...

– ...а химические к биологическим, – подхватил напев Макс. Биологические к психологическим, а психологические к метафизическим и философским – большие проблемы все еще не ликвидированы – связанные вещи все еще не спутаны...

Тим вновь ударил по столу:

– И помимо всего этого, – сказал он, – мы должны вести нашу раздельную работу. Изобретения и открытия всех видов следует искать после. И мы должны жить здесь и сейчас, поэтому я хочу сказать, что время истекло. Они будут загонять нас в постель, а завтра тот, кто заинтересован, может придти помочь в работе по плавательному бассейну. Сегодня днем я огородил место, и если хорошая погода продержится, может быть мы сможем начать по нему работу.

Спустя два дня, как обычно, Питер Уэллес проиграл записанные ленты, которые накопились. В большей части их он был не очень заинтересован, но когда он услышал запись собрания, он поспешно бросился на поиски своих коллег.

– Что случилось? Строят космические корабли? Или еще одна проказа? спросил мистер Геррольд.

– Больше, чем это, – сказал Питер.

Они слушали внимательно и то, что они услышали, восхитило их.

Наконец доктор Фоксвелл глубоко вздохнул и сказал дрожащим голосом:

– Я действительно верю, что они могут делать это.

– Я уверена, что они сделают, – сказала мисс Пейдж.

– Они изменят весь ход истории и найдут средство для развития мира, сказал мистер Куртис.

– Да, и попутно они построят плавательный бассейн и космический корабль, без сомненья, – сказал мистер Геррольд.

– Без сомненья, – повторил доктор Питер Уэллес.

Послышался стук в дверь. Розовощекие и запыхавшиеся от бега Бет и Стелла нетерпеливо вышагивали на веранде, пока дверь не бала открыта.

– Пожалуйста, Макс говорит, что бесполезно пока начинать бассейн, выпалила Бет, – потому что скоро пойдут дожди. Будет ли хорошо, если мы сделаем каток для катания на роликах и используем для этого цемент? Мы можем кататься всю зиму, а весной начать бассейн.

– Мы не будем делать его рядом со зданиями, потому что катание на роликах такое шумное, – пообещала Стелла.

– Великая идея, – сказал Уэллес. – Валяйте.

Спустя два дня им опять убедительно напомнили, что у них есть более неотложная проблема, чем катки и усовершенствование мира.

Элси с шумом ворвалась в столовую, опоздав к завтраку.

– Кто совал свой нос в мой инкубатор? – неистовствовала она. – Кто-то увеличил подачу тепла, увеличил! Яйца сварились!

Большинство группы выглядело потрясенными, но было несколько сдавленных смешков.

– Я думал, что эти приборы имеют автоматические регуляторы, – сказал Джайлз. – Как он мог быть включенным до сих пор?

– Я не покупала дорогой прибор, – горячо сказала Элси. – Мой был самодельным и за ним надо было следить. И я была так осторожна... и некоторые из двух желтковых яиц развивались прекрасно. И сейчас...

Она выдернула свой стул и плюхнулась на него, мрачная.

– Я не хочу никакого завтрака, – сказала она. – Особенно, – уставясь на тарелки, – никаких яиц!

Доктор Уэллес сделал знак другим детям сидеть тихо. Лицо его было мрачным.

Было несколько сочувствующих замечаний шепотом; все поспешно закончили завтракать и вышли из комнаты. Питер Уэллес кивком головы пригласил Тима в свой офис.

– Что-то здесь происходит, – сердито сказал Тим. – Это не было случайностью. И другие происшествия тоже были неслучайны. Ты слышал о них? Что происходит?

– Это то, о чем я хотел спросить тебя Тим, – сказал его друг. Ты уверен, что они не случайны?

– Я точно не оставлял клетку Красотки незапертой, когда навещал ее, сказал Тим. – А когда она выбралась, я знал, что кто-то сделал это.

– Есть ли у тебя какая-нибудь идея, кто бы это мог быть?

– Нет, – сказал Тим. – Что за человек мог сделать подобное? Выпустить всех собак – и щенок в цыплятнике – и кража рисунков Бет – а сейчас эти яйца! Кто бы это проделывал?

– Почти каждый мог.

– Но они так глупы, я имею в виду эти происшествия! – вскричал подросток. Ты бы и не подумал никогда, что кто-нибудь в своем здравом уме мог бы совершить подобное. Это не мог быть кто-нибудь из мальчиков или девочек, так ведь, Питер?

– Почти наверняка это один из мальчиков или девочек, – сказал доктор Уэллес. – Не обсуждай это с ними, Тим, но держи свои глаза открытыми и следи, не сможешь ли ты найти ключ к разгадке.

– Я надеялся, что дал им что-то еще, чтобы о чем-то думать, – сказал Тим. – И каток тоже. Я пытался... ладно, полагаю, что мы узнаем, это все. Лучше мне не говорить об этом?

– Просто наблюдай и слушай. Если ты считаешь, что знаешь, приходи ко мне, – сказал Уэллес, но за его спокойствием скрывалась глубокая обеспокоенность.

Но прошло несколько дней, розыгрышей больше не было.

Был конец ноября и вечера были холодными. Большинство детей собиралось в зале каждый вечер после ужина, где они играли. Макс разработал новую и очень сложную игру, требующую шесть игроков, три кубика разных цветов и шесть отдельных досок, представляющая каждая универмаг, принадлежащий одному из игроков и опекаемый остальными.

Некоторым детям больше нравились проводить большую часть своего свободного времени изобретая замысловатые головоломки для решения их другими – те, которые были достаточно легкими, были проданы журналам – еще был непрекращающийся шахматный турнир, о котором Джайлз хранил точные записи, иллюстрируемые графиками и таблицами.

Среди девочек особенно популярными были "Слова и вопросы", которые Бет вычитала в одном очень старом сборнике рассказов, но никогда не могла склонить кого-нибудь поиграть. (Все взрослые люди кричали: "Но это слишком трудно!"). Каждый игрок писал слово на кусочке бумаги и бумажки бросали в вазу. Затем каждый игрок писал вопрос на другой полоске бумаги, которую бросали в другую вазу. Затем игроки тянули слово и вопрос и писали рифму, в которую вводили это слово, отвечали на вопрос.

Стелла объясняла, что поэзия не нуждается в рифме, а Бет и Элси полагали, ссылаясь на правила игры, которые совсем не оговаривали поэзию, а оговаривали рифму.

– Занятие рифмой, – доверительно сказала Бет Элси, – пойдет Стелле на пользу.

В субботу днем зазвонил телефон у доктора Фоксвелла.

– Алло? Алло?

– Это школа доктора Уэллеса?

– Да.

– Один из ваших учеников погиб в автомобильной катастрофе.

– Что!

– Один из Ваших учеников мертв. Это случилось при аварии машины на Чет...

Раздался щелчок и трубка смолкла.

Спустя минуту Марк Фоксвелл бросился в кабинет Питера Уэллеса.

– Пойдем в мой кабинет... нас прервали... он может позвонить снова.

Но к тому моменту, когда он закончил повторять сообщение, телефон снова не позвонил.

– Нас прервали именно тогда, когда он говорил мне где это случилось. – "Чет..." – это могла быть Четвертая или Четырнадцатая улица или проспект. И Четырнадцатая улица тянется прямо до Сан-Леандро. Кроме того, вероятно ребенка заберут в госпиталь, или морг, или привезут сюда... все зависит от того, кто занялся этим на месте. Пит...

– Подождите минутку, – сказал Питер. – Кто убит?

– Не сказали.

– Мальчик или девочка?

– Не сказали.

– Кто звонил?

– Не сказали. Глухой, взволнованный голос. Могла быть женщина, почем знать. Кого нет?

– Субботний день? Всех, вероятно. Дайте звонок к обеду и позовите всех, кто в саду. Я проверю по книге тех, кто записался на выход.

– Вы дайте звонок, – сказал доктор Фоксвелл. – Я начну обзванивать больницы и полицию и получу что-нибудь определенное на это.

Резкий металлический звук вызова привел Куртисов и миссис Уотерс, и миссис Уотерс могла доложить: "Они все записались на выход, доктор, а также мисс Пейдж и мистер Геррольд, и мой муж. И каждый из детей записал, что останется до половины шестого.

– Если это Элси, – добавила она и начала всхлипывать.

– Если это Джей, – сказала миссис Куртис и запнулась.

– Я обзвонил все больницы всего района и полицию, – сказал доктор Фоксвелл.

– Сообщить нечего. Телефон был занят, пока я это делал, поэтому никто не мог позвонить сюда. Полагаю, что все дети носят удостоверение личности?

– Уверена, что все. Самое первое, что делает любой ребенок со своим новым бумажником, это заполняет удостоверение личности, – сказала мисс Пейдж. – Кроме того, кто-то же позвонил.

– Будет ли какая-то польза в том, чтобы проехать по возможным улицам? – спросила миссис Уотерс. – Мы должны что-то делать.

Доктор Фоксвелл покачал головой.

– Вероятно, все будет сделано к тому времени, как мы доберемся туда, и мы наверняка проедем мимо. Нет, сейчас в любую минуту полиция или больница должны позвонить нам по телефону. Или кто-нибудь придет. Можем мы сделать что-нибудь?

– Я буду сидеть у телефона, – тяжело сказал мистер Куртис. – Это самое большое, что я могу сделать.

– Я пойду обратно к воротам и буду следить там, – сказала миссис Уотерс. – Могут вернуться другие дети и я смогу быть там, чтобы рассказать им.

– Почему никто не звонит? – волновалась миссис Куртис. – Возможно там были и другие тоже и очень пострадали. Может быть поэтому никто не звонит. Я пойду прямо к выходу из домов, просто на всякий случай... Они могут быть слишком заняты, чтобы звонить, но они могут привезти детей сюда.

Две женщины вышли из комнаты, и Марк Фоксвелл сделал знак Питеру Уэллесу выйти из комнаты, оставив мистера Куртиса у телефона.

– К этому времени, – сказал Питер, – мы должны были бы услышать. Прошло почти полчаса. – Он остановился и взглянул на большого доктора.

– Я сам начинаю думать это, – сказал Фоксвелл. – Ты считаешь, что если даже нас прервали – и это то, что происходит не очень часто – нет такой причины в том, почему нам не позвонили до этого времени снова.

– Я не смею возбуждать напрасные надежды, – сказал Питер Уэллес. – Но я начинаю думать, что это еще одна сыгранная над нами шутка. Ты говоришь, что голос совсем не сказал ничего определенного – не "Убит мальчик", или "девочка"; а если они знали, что ребенок был здесь учеником, они знали имя ребенка. Или они знали ребенка по виду, или они читали его удостоверение личности. Обычно люди начинают с употреблении имени и стараются новости сообщить мягко. Они бы сказали: "Э... Тимоти Пол ваш ученик?" или что-то в этом роде. В действительности нет невозможного в том, что кто-нибудь мог сказать "ученик", но это необычно. Люди почти постоянно говорят: "Пострадала девочка" или "Под колеса попал мальчик" и... но я не смею сказать это другим.

– Лучше всего подождать, – согласился доктор Фоксвелл. – Но я собираюсь позвонить в полицию еще раз.

Спустя две минуты он повесил трубку.

– Ни один ребенок не погиб во всем районе залива на этот полдень, если только это не случилось в течение последних пятнадцати минут, сказал он. – Во всяком случае у полиции нет никакой записи об этом. Кто-нибудь мог ушибиться, а сообщение об этом преувеличено. Но скоро придут дети.

– Одна из девочек сейчас входит в ворота, – сказал Питер Уэллес, который смотрел в том направлении. – Это Элси. Я пойду спросить, знает ли она где находится любой из других.

Миссис Уотерс уже спросила.

– Элси говорит, что она и Стелла ходили вместе в главную библиотеку, и Стелла захотела почитать, поэтому Элси погуляла вокруг озера одна. С того времени она Стеллу не видела.

– Я оставила свои книги, а после того, как я погуляла вокруг озера, я вошла и получила еще книги, но я не видела Стеллу, – сказала Элси. – Я не очень-то сильно и искала ее; я подумала, что к тому времени она могла уйти куда-нибудь еще. А что? Еще довольно рано. Что происходит со всеми вами?

– Это может быть еще один из тех розыгрышей, – сказал доктор Фоксвелл, – но... мы бы уже услышали к этому времени! Кто-то позвонил около часа назад и сказал, что один из ваших детей пострадал в автокатастрофе. Но... вот входит один из мальчиков! Фред, все в порядке? Кто был с тобой?

К четверти шестого все еще не было только Макса и Бет. Другие ждали их больше с гневом, чем с волнением; и как раз перед тем, как часы пробили полчаса, подошли двое, торопясь по холму, поймав один и тот же автобус из города.

Никакие опросы – все спрашивали каждого, ничего им не дали. Не было двух детей, пробывших вместе. Тим и Джей, исследуя большой универмаг с целью рождественских покупок, ушли вместе и вернулись вместе, но они расходились и встречались, и в течение этого полудня они вновь расставались много раз. Тим лично настаивал, как только у него появится шанс поговорить с доктором Уэллесом наедине, что надо использовать детекторы лжи и тесты мировых ассоциаций.

– Мне ненавистна сама мысль об этом. Тим, но это может потребоваться. Давай всем дадим несколько дней, чтобы успокоиться. В конце концов никакого фактического вреда не было причинено, – сказал Уэллес, хотя лично у него были сильные сомнения.

– Это было жестоко! Это не было бы так, если бы было дано конкретное имя. Если бы Куртисам сказали, что Джей погиб, или миссис Уотерс, что погибла Элси, – Нет, вы все должны были быть испуганы до смерти, – горько сказал Тим.

– После первых нескольких моментов мы все были скорее смущены, чем напуганы; и конечно горя не было, потому что мы не имели ни малейшего представления о том, кого оплакивать. Когда звонок доктора Фоксвелла не дал никаких результатов, мы все начали подозревать, что это была только шутка, – сказал Уэллес, стараясь успокоиться.

– Ты, что, хочешь сказать, что не собираешься ничего предпринять в связи с этим?

– Тим, это мог быть мистер Геррольд или мисс Пейдж, или мистер Уотерс. Следовательно, им могли принадлежать и все другие розыгрыши.

– Мисс Пейдж! – фыркнул мальчик.

– У меня есть выбор, обращаться здесь со всеми детьми, как с преступниками или как с немного странными, – сказал доктор Уэллес. Обещаю тебе, я узнаю. Но дай мне немного времени. И не воспринимай все так серьезно. Близкой опасности нет, я даю тебе мое профессиональное слово. Сейчас мы все настороже и внимательно следим. Тем временем я решительно запрещая тебе пробовать какие-либо тесты ассоциации словесности или что-нибудь подобного сорта. Абсолютно никакого вмешательства, Тимоти. Оставь это мне. Обещаешь?

– Еще один розыгрыш, Питер, и все обещания закончены, – решительно сказал Тим. – А пока, ладно, я обещаю.

– Еще один розыгрыш и я, обещаю тебе, предприму любые необходимые шаги вплоть до тисков для больших пальцев.

– Ладно. – Успокоенный, Тим удалился.

Спустя несколько вечеров дети собирались в зале. Бет проводила последние штрихи на комиксах для серии "Неновая". На них была изображена преклонного возраста и разнузданно выглядящая машина, за рулем которой сидели две пожилые дамы, только что купившие бензин на заправочной станции. Одна пожилая дама спрашивала другую: "Ты уверена, что он полон?", на что машина икнула: "Ик!"

– Это как раз так умно, как они ожидают от нас, – одобрительно сказал Макс. – Трудно, не так ли, сдерживать себя?

– О, мы можем быть умными по-другому, – весело сказала Бет. – Как ты поживаешь, Макс?

– Наша большая игра слишком трудная, говорит мистер Геррольд, но у меня есть идея насчет другой. Продала еще что-нибудь, Стелла?