Текст книги "Дети атома"

Автор книги: Вильма Ширас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Повисло оглушающее молчание, в котором каждый выжидательно смотрел на Тима.

– Не думаю, чтобы я когда-нибудь думал об этом вот таким образом, сказал Тим, он откусил большой кусок яблока и жевал в задумчивости.

– Должны быть какие-то конкретные вещи, которые ты сумеешь сделать, согласился Макс.

– Если бы мы могли придумать их, – согласилась Элси.

– Ну, тогда придумайте, – сказал Фред.

– Мы не можем создать целую программу за пять минут, – сказал Джей, но должен думать, что мы могли бы, каждый, дать пару советов в течение одного дня или двух. Устроит ли это, Фред?

– Был бы признателен, – сказал Фред. – Но только я здесь, если кто-нибудь придумает что-нибудь сейчас. Я бы не рассчитывал на целую программу; просто то, что вы могли бы назвать несколькими простыми упражнениями, чтобы попробовать.

Тим кивнул.

– Я понял, – сказал он. – Это подобно тому, как если у человека плохой анализ крови, то что толку просто говорить, что у него малокровие и ему надо укреплять здоровье, или трепетать в ожидании, чтобы узнать, как он стал таким, но это могло быть что-то полезное сказать ему – съедать каждый день одно яйцо. Это могло бы и не быть слишком уж хорошо, но это была какая-то незамедлительная небольшая конкретная помощь.

– Опять яйца? – сказала Элси, немного слишком громко. Затем поспешила добавить, – Это могло бы быть немного полезным и для остальных нас тоже. Мы могли бы продолжить упорно работать таким же образом над нашими собственными недостатками.

– И испытать советы, – сказал Джей, выглядя очень сильно заинтересованным. – Не может кто-нибудь придумать хотя бы один? Давайте все прекратим болтать и подумаем!

– Ну, – сказал Тим, – Я что-то вспомнил. Сделаешь ты то, что мы скажем, Фред? И будешь стараться честно и потратишь время, чтобы сделать как надо?

– Конечно, – сказал Фред, – если ты действительно так считаешь. Все, что целесообразно. – Поскольку, именно твой интеллект слишком сильно развит, непохоже, чтобы тебе требовалось что-либо целесообразное, подчеркнула Стелла.

– Что-либо в пределах совета... что-нибудь возможное... что-либо я могу делать, – нетерпеливо сказал Фред. – Вы все знаете, что я имею в виду. Тим, какая у тебя была идея?

– Я читал рассказ об Агассизе, – медленно произнес Тим, – и его студенте. Агассиз дал студенту рыбу в чаше и сказал, чтобы он не пользовался никакими справочниками или еще чем-нибудь, а просто сидел и смотрел на эту рыбу до тех пор, пока не познает о ней все, что сможет, а он вернется, когда посчитает, что студент выполнит это. Итак, студент работал над этим в течение пары часов и думал, что сделал, но Агассиз не вернулся, поэтому он разорвал свои записи и начал снова, и глядел на эту рыбу на самом деле. Работал он неделю и тогда Агассиз вернулся, а когда он прочитал записи, он сказал, что они никуда не годятся. Поэтому студент провел за этим еще две недели, и к тому времени он сделал действительно хорошую работу. – Тим остановился и снова откусил от своего яблока.

– Думаю, что это развивает применение чувств, – сказал Макс.

– Могло бы, – сказал Тим. – Но в одной из книг Джеральда Ванна говорилось, что мистики всех вероисповеданий во всем мире во все времена развивали интуицию в своих учениках тем, что заставляли их брать какую-нибудь маленькую вещь, например, листок или цветок, или гальку и держать ее в своих руках и пристально смотреть на нее по часу, пока они на самом деле не научатся видеть ее и понимать ее значение.

– "Цветок в потрескавшейся стене", – процитировал Бет.

– Правильно. Итак... – Тим осторожно откусил маленький кусочек и что-то выплюнул себе в руку, – для твоего первого упражнения, Фред, возьми это яблочное семечко в свою руку и смотри на него внимательно и неотрывно до тех пор, пока ты не поймешь, сколько пройдет времени, прежде, чем оно превратится в дерево, приносящие плоды.

Раздался огромный взрыв хохота, и Фред вскочил на ноги, кулаки его сжались.

– Я имею в виду именно это, – сказал Тим. – Ты собираешься попробовать?

– Ты обещал, – закричали все хором.

– Ты действительно имеешь это в виду? Просто держать это семечко и глазеть на него, и думать?..

– Пока ты не поймешь некоторые вещи немного лучше. Да, – сказал Тим.

Фред прошагал к Тиму и протянул свою руку.

– Тихо, все, пожалуйста, – сказал он. – Я бы мог уйти и найти немало тишины, но я хочу, чтобы все видели меня, выполняющим это. Я – человек своего слова.

Пока Фред сидел, мрачно уставившись на семечко на ладони своей руки, остальные переглядывались. Некоторые из них начали быстро писать на клочках бумаги и время от времени передавали их кому-нибудь еще, или показывали знаками, чтобы они переходили из рук в руки. Некоторые из группы, продолжили то, что делали, время от времени поглядывая на Фреда.

Один или двое подошли на цыпочках к полкам и выбрали книги для занятий. Когда вошла Элис Чейз, ее кузен знаком показал ей молчать, отвел ее в сторону, где и объяснил, что происходит.

Спустя, как показалось, долгое время, выражение лица Фреда изменилось. Он выглядел задумчивым; затем он выглядел заинтересованным; а затем он начал улыбаться. Наконец он встал и выпрямился.

– Можно сообщить об успехах? – спросил он. – Я понимаю несколько вещей лучше. Во-первых, я понимаю шутку; не как неприятное оскорбление или дерзкую остроумную реплику, но как очень подходящий наглядный пример терпения и развития событий. И я понимаю, как две вещи, о которых ты читал, дополняют друг друга, Тим, и как они подходят ко всему этому. И я понимаю, что ты подразумеваешь под яйцом каждый день; это яйцо сегодняшнего дня. Мой бог, неужели я глазел на это семечко в течение целого часа? Или... это был всего лишь один час?

В течение минуты никто не говорил. Затем Тим прокашлялся и спросил:

– Что ты чувствуешь, Фред?

– Чувствую себя прекрасно. Немного одеревенел, но это все. Но кто всем вам я настроен более дружелюбно, и сейчас я знаю, что вы все хотите мне помочь и что вы все настроены ко мне дружелюбно... сейчас я знаю, почему вы все смеялись.

– Ты не против того, чтобы рассказать нам, как ты пришел к этому? спросил Джей.

– Вы все сказали мне не думать слишком много, что я мыслю слишком много и что я слишком интеллектуален, поэтому я знал, что должен сделать что-то еще, – сказал Фред. – Сначала я был ужасно взбешен, и все, что я сделал, это я негодовал. Затем я вспомнил, что ты сказал подумать, как семечко вырастает в дерево, и я предположил, что ты подразумевал "думать" в том же смысле, когда ты говоришь о "мыслительной функции", поэтому все, что я мог сделать, это попытаться мысленно представить себе это, как если бы я наблюдал картину замедленного действия. Я проделывал это снова и снова. И вот, когда я увидел цветы яблони, трепещущие под легким ветерком, я увидел красоту, которая была обещанием чего-то... ах... совершенства. Немного погодя я увидел достижение желанной цели и завершение. Рыбу в сосуде можно видеть только как рыбу, полагаю, но семечко следует видеть в его потенциальной возможности. Вот почти все, что мне удалось пока сделать.

– Мне кажется, – рассудительно сказала Элси в благоговейной тишине, которая последовала за этой речью, – что ты дал ему не ту вещь, Тим. Вместо яблочного семечка тебе следовало дать ему семечко редиски. Или есть что-нибудь, что растет побыстрее?

– Ну, все идет к тому, чтобы показать, – сказал Макс, – что ты можешь делать почти все, Фред, если постараешься.

– Хорошо, – сказал Фред. – Я готов еще к упражнениям. Мы увидим, будет ли конечным урожаем редиска или куча яблок.

– Сначала, по некоторым основным законам, – сказал Джей, – я должен предположить, что ты размышляешь и действуешь по основному закону, "Не существует неинтересных дел, есть только неинтересные люди", как утверждает Честертон. Ты всегда говорил, что не можешь понять, почему люди делают это или то, или почему им нравится одно или другое. На твоем месте, Фред, я бы попробовал некоторые из этих вещей, одно за другим, пока ты не начнешь понимать, что другие люди видели в них. Я подразумеваю то, что нравится почти каждому.

– Да, и он должен брать другие предметы и пристально смотреть на них так, как он смотрел на семечко, – сказала Стелла, – и он должен читать поэзию.

– Он должен прочитать все наши любимые книги, которые ему не нравятся, и написать серию небольших очерков, объясняющих почему мы их любим, – предложила Элси, – и попытаться представить себе, что мы чувствуем об этом, и – это то, что мне больше всего помогло – поразмыслить над тем, как это все типы людей составляют общество, а другие психологические типы имеют свое место, и право на существование, и быть самими собой, именно так они хороши в своем собственном роде. Помните Эссе Джайлза, написанное о "Праве быть человеком, сосредоточенном на самом себе".

Родилась новая игра, новая причуда. Она пронеслась по школе и даже увлекла удивленных учителей.

– Следует ли нам прервать эту любительскую терапию? – беспокоился доктор Фоксвелл.

– Как это мы могли прервать это? – спросил Питер Уэллес, – с таким же успехом Вы могли бы попытаться остановить лавину. Что мы можем сделать, кроме того как стоять в стороне и давать ей продолжать грохотать? Я не могу притворяться, что предвижу, чем это все закончится, или для добра, или зла, но они хранят полные записи экспериментов и их непосредственных результатов, а в качестве простого студента я благодарен за возможность наблюдать за всем этим.

– Верю, что большая часть этого является добром, – сказал доктор Фоксвелл, – но я боюсь, что они уж слишком энергично торопят события, форсируя их... и все же, это все стихийно и они делают это охотно и радостно.

– Сейчас они устанавливают свою собственную скорость, – подчеркнул Уэллес.

– Совершенно верно, – сказала мисс Пейдж. – Если бы я не работала с детьми этого возраста в течение более тридцати лет, я бы не поверила, что подобная перемена во Фреде могла произойти так быстро.

– Он извлек все свои скрытые функции и получился "мощный нефтяной фонтан", – сказал Питер. – Я только надеюсь, продолжая эту метафору, что все ресурсы не будут истощены, как это происходит с нефтяными фонтанами. Но, в конце концов, почему это должно случиться? Все это, что было под давлением, сейчас выплескивается наружу, но к тому времени, когда эта причуда пройдет свой путь, думаю, что у нас будет все не только открыто и протекать свободно, но и под контролем.

– Рискнули бы вы проделать подобное с обычными пациентами? – спросил мистер Геррольд.

– Обычные пациенты сопротивляются. Взаимодействующий юноша с большим энтузиазмом и рвением к саморазвитию, вместе с высоким интеллектом, редко становится пациентом любого психиатра. Вызов Фреда был искренним, проснулась его любознательность, и он хотел провести испытание чего-нибудь предложенного. И он несомненно имел в виду то, что говорил.

– Он занимался этим тоже с пониманием дела, – сказал мистер Геррольд. – Вы знаете, я удивлен этими настроениями наших.

– Каким образом, мистер Геррольд? – спросил мистер Куртис.

– Я до сих пор жду настоящего трудного ребенка, – объяснил молодой учитель. – Эти дети совсем нетрудные.

– Нет? – тихо проговорил доктор Фоксвелл.

– Серьезный случай обязательно неожиданно возникает по крайней мере один раз в этом поколении детей, – серьезно продолжил мистер Геррольд. Например, мог бы быть ребенок, который после того, как умерли его родители, был передан в бедный и неустойчивый дом, убежал оттуда и связался с преступным миром. С таким интеллектом он бы действительно преуспел в том, чтобы позаботиться о себе, став опытным преступником, с большим списком побегов из исправительных учреждений и с национальной регистрацией по детской преступности. Вероятно, подобный ребенок вел бы двойную жизнь, как уважаемый крупный специалист по криминологии, а в свое свободное время зарабатывал бы сотни тысяч долларов, выпуская массовым тиражом детективную литературу. С детским энтузиазмом к мелодраме и сенсационности он получал бы глубокое волнение, будучи невидимым детективом.

– Что-то вроде Паука в книге Майкла Иннеса? – спросила мисс Пейдж.

– Я не читал этого произведения, – сказал мистер Геррольд.

– В только-что изложенной Вами ситуации есть несколько противоречивых утверждений, – сказал мистер Куртис.

– Ну, она дает общее представление, – сказал мистер Геррольд, – И мог быть, и вероятно есть, по меньшей мере один ребенок, страдающий паранойей. Такой ребенок всегда опасен, потому что он убежден, что люди против него, и вся его логика основывается на этой ложной посылке. Его логика была бы так основательна, что никто бы не смог опровергнуть ее для него, и он бы собирался господствовать и держать в отместку все общество в подчинении. Но всего меньше я бы ожидал от этих детей или от некоторых из них возможно от Фреда, если бы он так резко не изменялся – видеть в самом себе естественного, назначенного судьбой правителя всего общества. Он был бы слишком умен, чтобы поступать так, как Гитлер поступал с помощью массовых убийств, но он легко бы мог стать угрозой обществу. Он был только тихой занудой, а сейчас действует как Фердинанд, по прозвищу Бык, нюхающий цветочки!

– Из максимум тридцати человек шанс получить одного, кто на самом деле безумный, невелик, – сказал доктор Уэллес. – Пока все эти дети нормальные. Несмотря на неспособность, в некоторых случаях, установить взаимопонимание с обществом, все они обладают достаточным интеллектом и здравым умом, чтобы понимать, что намерения других людей к ним не были злыми. Они были смущены и расстроены, но не думали, что они были опасны. И тем не менее, мы можем встретить что-то вроде Ваших чудовищ зла, мистер Геррольд, но я не очень-то и жду подобного.

– Если позволительно мне сказать без боязни быть очень невежливым, сказал мистер Куртис, – то я бы предположил, что возможно мистер Геррольд сам сохранил что-то от свойственной молодости склонности к сенсационности и театральности. Ему хотелось бы чего-нибудь ужасно – я намеренно употребил это слово – ужасно волнующего.

– Обращаясь, без риска, к истории и прошлому, – резко ответил мистер Геррольд, – легко думать, что Александр, Чингиз Хан, Наполеон и Гитлер все мертвы и что, следовательно, все к лучшему в этом лучшем из всех возможных миров.

– И тем не менее, не разочарованы ли Вы слегка тем, что Фред видоизменился в Фердинанда по прозвищу Бык, а не в Аттилу Варвара?

– Я хотела бы предположить, – тактично вмешалась мисс Пейдж, последовать примеру детей и попробовать некоторые из их упражнений, и делать отчеты по мере их прохождения. Доктор Уэллес мог бы согласиться направлять нас.

– Если это привело бы лучшему пониманию между мной и мистером Куртисом, я был бы рад сделать это, – сказал мистер Геррольд. – А если в его утверждениях есть правда...

Мистер Куртис неожиданно улыбнулся.

– Я не хотел обидеть Вас, – сказал он. – Я вспоминал свою собственную молодость, которая не настолько далека, чтобы ее не помнить, и приписывал другим те же свойства. Мистер Геррольд простит человека моих лет за то, что я вижу мало различий между повзрослевшими подростками и молодыми юношами.

– Если Вы порекомендуете мне несколько исторических работ, которые помогли бы мне стать более уравновешенной личностью, – сказал мистер Геррольд с едва заметным насмешливым изменением интонации, – я буду рад похвалить и почитать вслух несколько научных работ, которые могли бы вам помочь.

– Я принимаю Ваше щедрое предложение, – сказал слепой историк, – и согласен, что мы все могли бы выиграть от участия в опытах, которые пробуют дети. Что касается других упражнений, то поскольку я не в состоянии пристально смотреть на яблочные семечки или созерцать свой пупок, что вы предложите, доктор Уэллес?

– Мы могли бы делать то, что дети делают с музыкой, – предложил Питер Уэллес. – У них состоялось горячее обсуждение по поводу музыки незадолго до того, как я ушел от них сегодня утром. Мари учили, что музыка не "значит" ничего, что она вся чисто субъективна, так что один человек может воспринять определенный опус как выражающий беззаботную радость, а другой человек может воспринять его как выражающий печальную трагедию, и оба будут правы. Большинство детей горячо отстаивает то, что композитор обладает, во всех случаях, некоторым особым настроением или душевным волнением для выражения, но они разделились в том, что следует ли это вымученно выражать текстом или музыке следует разрешить говорить самой за себя. Поэтому они согласились послушать ряд музыкальных записей, и каждый должен был прислушаться к тому, что она выражала, но без обсуждения и без обращения к любым пояснительным работам. К концу второй недели или около того, они намеривались сравнить записи и повторить отдельные избранные произведения, слушая вновь. Мы могли бы проделать то же, используя такие же избранные произведения.

– Иногда это зависит от интерпретации музыканта, – сказала миссис Куртис. – "Юмореска" имеет две: как легкая, прелестная пьеса, очень веселая; и как душераздирающая, трогательная пьеса.

Пока доктор Уэллес устанавливал первую для этого эксперимента, мистер Геррольд прошептал мисс Пейдж: "Не думаете уж Вы, что что-то захватывающее собирается произойти здесь?" – и она в ответ прошептала: "Счастливейшие люди, подобно счастливейшим странам, не имеют истории. Успешное приключение Фреда с яблочным семечком такое же захватывающее и интересное для меня, как если бы он совершил что-то крайне ужасное, и оно гораздо более удачное." И когда он не показался очень сильно удовлетворенным, мисс Пейдж мягко добавила: "Веселей! Что-нибудь ужасное еще может произойти!"

Следующие три недели были заполнены деятельностью. Фред, по указанию Стеллы, читал "Даму не для сжигания" и жаловался, что не может понять, куда клонит автор.

– Это потому, что ты стараешься об этом думать, – объясняла Стелла. Не думай; просто наслаждайся этим.

Поскольку большинство детей считало, что чтение поэзии развивало интуитивную функцию, Фред был завален сборниками любимых стихов каждого, и ему пришлось твердо заявить, что он не будет читать поэзию больше одного часа в любой день. Макс подарил ему красиво переплетенный экземпляр псалмов и добавил: "Ты не сможешь почерпнуть много от Иова, пока не переживешь глубокое горе, но как бы то ни было, ты должен прочесть несколько раз".

– Мы должны узнать, почему люди ходят в церковь и что они получают там, – сказал Робин, – и что разные церкви имеют предложить.

– Люди ходят потому, что считают, что должны, не так ли? – спросила Роза.

– Нет, – уверенно сказал Джей. – Конечно же, нет. Если бы они не получали там ничего, они бы не ходили.

– Давайте ходить столько, сколько мы можем, в таком случае, и посмотрим, что люди могут получать от них, – предложил Джайлз.

– Ты имеешь в виду от посещения церкви, в то конкретное здание, в тот специальный день, или от религии?

– От посещения церкви, – многозначительно сказал Робин. – Давай искать что-нибудь ценное там в этот день и оставим религию на потом для полного изучения.

Это привело к горячей дискуссии, которая была нечаянно внезапно прервана Элис Чейз, вошедшей с двумя книгами для Фреда: "Однажды в Корнуолле", С.М.К. и "Переланда", К.С.Льюис и с вопросом к своему кузену.

– Могла бы я спросить Джерард, над чем ты работаешь? Или это секрет?

– Я хотел всех вас пригласить вскоре на показ, – сказал Джерард, – но мы все были так заняты, что я не распространялся об этом. Я хочу, потому что я думал, что мы могли бы создать на этом групповой проект, для каждого, кто заинтересуется.

– Сегодня вечером? – с надеждой спросила Элис.

– Завтра вечером, если это всех устроит. Я хочу пригласить и взрослых тоже, – сказал Джерард.

Поскольку было известно, что работа Джерарда связана с микроскопами, кинокамерами, моделированием в глине, с большой лудильной работой с кусками металла, искусными световыми эффектами и большими чеками от литературного агентства, поднялось возбуждение, когда было сделано предложение о сотрудничестве. Каждый обещал быть под рукой в назначенный час.

– Что у меня есть показать вам, – сказал Джерард, – так это серия коротких фильмов и несколько фотографий. Что у меня есть предложить, так это полнометражный фильм, над которым мы бы могли все работать, на основании разделения прибыли или передачи ее в пользу школы.

Интерес был возбужден.

– Мой отец, – сказал Джерард, – был металлургом, специализировавшимся в фотомикрографии образцов металла. Мой дядя не был так сильно заинтересован в этой области, как другими видами фотографии, и он учил меня фотографии и многим хорошим приемам ремесла. Я болтался с этим и в помещении, и на открытом воздухе, а когда мне исполнилось двенадцать, он передал все оборудование моего отца мне. Я привык брать картинки и сочинять потом о них рассказы. Вот моя первая фотография, я сделал ее, когда мне было десять.

На экране появилось цветное фото.

– Я написал об этом свой первый рассказ. Войска обороны здесь... Джерард показал указкой, – атакующие войска здесь, наступающие этим путем, вдоль этого гребня; вылазки осуществляются сквозь это место слева и этот перевал через скалы справа, а отход этим путем. Все эти сведения выглядят достаточно большими для армий, чтобы осуществить массированный прорыв, на самом деле это был только участок сильно выветренного красного песчаника или чего-то в этом роде, около трех футов в длину и полтора фута в высоту. И я стал представлять себе, что могло бы произойти на нем, если бы он был в натуральную величину или если бы люди были очень маленькими. Это выглядит больше как что-то вроде необработанного Петры, и таким образом я придумал рассказ. Я проиллюстрировал его этими фотографиями... – по мере того, как он говорил, картинки на экране менялись, – и рисунками. Вот рисунки, люди в действии на своих местах на этом продуманном кусочке ландшафта.

Раздался приглушенный шум голосов высокой оценки от детей.

– Только это была приключенческая история. Я не делал много таких, но когда мне достались вещи моего отца, я начал работать на самом деле. Я снимал короткие фильмы о микроскопических предметах, которые двигались, и делал фотоснимки о тех, которые были неподвижны, для заднего фона; и я наблюдал за предметами, и думал о них, и объединял разные задние фоны и действия – мой дядя научил меня приемам ремесла, я говорил вам – а затем я писал рассказы, с людьми в них, и иллюстрировал их. А сейчас, можете вы забыть все это и посмотреть фильмы? Может быть я должен был сделать это по-другому. Первые ролики показывают дерево на планете Венера.

Дети смотрели, сидя на краю своих стульев. Как бы без листьев дерево лениво покачивало извилистыми ветвями, явно под водой. На виду плавало маленькое существо с телом из отрезков. Оно имело два усика, похожих на волосяные морковки, а позади них два поменьше; у него было два похожих на обрубок хвоста, из каждого у которых сзади тянулись два отростка, которые выглядели скорее, как рыбьи скелеты. К бокам этого существа были прилеплены пучки шариков. У него был только один глаз.

Это существо поплыло мимо дерева, трогая мимоходом одну из веток. И сразу же ветки задвигались; маленькое существо было крепко схвачено и, не смотря на его борьбу, было засунуто в отверстие наверху ствола, которое расширилось, чтобы заполучить его. Затем самодовольное и раздутое дерево стояло в одиночестве, мягко покачивая своими растущими пучками ветками.

– Это дерево, – объяснял Джерард, устанавливая следующий ролик, может путешествовать.

Сначала герой – или разбойник – первого ролика был виден скользящим на своем основании. Затем, наклонившись он коснулся своими ветками земли, освободился от своего основания и задвигался сам, кувыркаясь.

– Некоторые из вас читали рассказ, в основе которого находится это существо, – сказал Джерард. – Мой псевдоним является анаграммой моего собственного имени с измененной одной буквой.

– Ты – Роджер Шед, – одновременно сказали двое или трое из детей.

– Верно. А эти существа в фильмах? Кто-нибудь может назвать их, без всякого сомнения? – спросил Джерард, устанавливая другой ролик, по мере того, как он говорил.

– Это гидра, – сказал доктор Фоксвелл. – Гидра, поедающая циклопов, из первого ролика.

– Верно. Следующий ролик показывает нитяные коробочки гидры и жалящие коробочки в действии.

Быстро сменяя друг друга, ролики показали амебу, глотающую жгутик; размножение жгутика с последующим захватом и поеданием этой эвглены инфузорией – трубачом; морские черви ("Это – дракон летучий, обитатель планеты Венера", – объяснял Джерард), крыльчатый червь, планария, ориентирующиеся на горящий и гаснущий свет и на струю воды из пипетки.

Элси была очарована "этими хитрыми косоглазыми червяками" и хотела посмотреть фильм еще раз.

– У меня есть несколько хороших идей также из жизненных циклов кокона и хризалиды, – сказал Джерард, – и если вы прочли мои рассказы, вы знаете, что я сделал с этими очаровательными маленькими ужасными штучками. В своем воображении я делаю себя достаточно маленьким, чтобы жить в этом микроскопическом мире, или делаю его достаточно большим для меня, чтобы жить в нем. А сейчас, как только эта лампа остынет немного, я собираюсь показать вам несколько фильмов, в которых я прикинул этот вид деятельности на разном фоне – на увеличенных минеральных поверхностях и глиняных моделях, и тому подобное, иногда в совсем разных размерных масштабах. Сейчас, что я хочу сделать, если некоторым из вас интересно, так это сделать полнометражный фильм, совмещающий актеров-людей и...

Взрыв восторга, который приветствовал это предложение, заглушил все выступление на несколько минут.

– Ну, это кладет конец халтурному отношению к своим душам, – сказал Марк Фоксвелл Питеру Уэллесу, когда детей выпроводили спать.

– Я надеялся на какое-то отвлечение внимания, прежде чем надоест это, – ответил Питер. – Но они совсем не оставят этого.

– Они сосредоточились, в основном, на развитии во Фреде интуиции, не так ли? А как насчет развития у Фреда чувств?

– У Тима есть что-то на уме, – ответил доктор Уэллес, – но с этим надо подождать, пока не будет покончено с этим новым пунктиком помешательства. Надеюсь, что этот проект не окажется для них недосягаемым; он предоставляет прекрасное поле для совместных действий.

– И огромную кучу смешного, – добавил Фоксвелл.

В течение двух недель не говорили и не делали ничего другого, как только о фотографии, микроскопии, сюжетах научной фантастики и планах для кинофильма. По мере того, как размеры задачи, за которую они взялись, становились очевидными, первое возбуждение испарилось и было решено, что для того, чтобы избежать чрезмерных расходов дорогого материала, следует все планировать и полностью репетировать, и строить модели, прежде чем можно было начать всякие съемки на самом деле. Была распределена ответственность за разные части работы, а Макс и Фред прошли интенсивное обучение фотографии, с тем чтобы сам Джерард смог появиться в некоторых сценах. Джерард занялся работой над сценарием, создавая роли для каждого в школе, а также и для других, поскольку предполагается приезд в школу других до начала съемок.

– Я хочу знать, какого типа костюмы мы будем для этого носить, сказала Роза. – Это должно быть, большей частью, что-то подводное, не так ли?

– Должно быть, – сказал Джерард. – Очевидно, что большинство наших нечеловеческих героев живет в воде. Придется снимать фильм под водой наши роли – в плавательном бассейне, когда мы его построим. Это даст хороший чистый фон.

– Похоже, что уроки плавания будут необходимыми, как предварительное условие.

– Конечно будут, Джайлз. Всякому, кто не является хорошим пловцом, будет дана роль для юмористического разнообразия.

– А что касается костюмов, – продолжила Бет. – Водолазные костюмы такие ужасные, и в них так трудно отличить одного от другого.

– Мы будем надевать пластиковые шлемы, – сказал Джерард. – Об остальном мы все еще поспорим. В темном месте, например, в Венеции, купального костюма было бы достаточно, но вы, девочки, не хотите выглядеть как карикатура на хорошеньких девочек и, кроме того, в водолазных шлемах могут люди плавать? Поэтому мы думаем, что сделаем что-то вроде пластикового костюма, похожего на водолазный костюм, разных цветов для каждого действующего лица, и будем пользоваться прозрачными шлемами. Мы можем сказать, что они охлаждаются, поскольку вода на Венере действительно слишком теплая. И они были бы какой-то защитой от жалящих штучек и от всех других существ. И, конечно, мы можем надевать водолазные костюмы, если предполагаются глубокие места. Под пластиковые водолазные костюмы мы можем надевать купальные костюмы, но они должны быть созданы каким-то особым образом – форменная одежда или еще что-то.

– Я умею плавать, – сказала Роза, с небольшим сомнением, – но недостаточно хорошо. Следует ли мне брать уроки в Христианском Союзе Женской Молодежи или мы можем иметь их здесь?

– И то и другое, – посоветовал Джайлз.

– Ну, Фред, как поживаешь? – как-то спросил Тим.

– Ты говоришь о функциях и о прочем? Думаю, довольно неплохо. Но мне не совсем понятны различия между типами. Не мог бы ты уточнить, как ты думаешь? Полагаю, что я являюсь думающим типом, потому что я хочу знать.

– Но ты ведь можешь познавать вещи всеми четырьмя способами, – сказал Тим.

– Вот в чем дело. Как рассматривание объекта со всех четырех основных направлений компаса... если ты смотришь только с одной стороны или только с одной точки зрения, ты познаешь его плохо. Ты должен смотреть на все с трех сторон, по меньшей мере. Я представляю функции, как четыре самолета, летящих вместе, или четыре корабля в строю, плывущих куда-нибудь вместе как флот. Обычно один ведет, два других идут по бокам, а четвертый в хвосте, но должен идти вместе с другими. Если они все начнут двигаться в разных направлениях, у тебя будут неприятности. Понятно?

– Питер сказал, что у него однажды была пациентка, женщина, – сказала Стелла, – и когда он сказал ей, что она выбирать мужа только по чувству или интуиции, она сказала: "Но если я буду спрашивать свой разум, он скажет одно: "Если он не богат, не выходи за него, поэтому мне это не нравится". Ему пришлось объяснять, что у разума имеется гораздо больше сказать помимо этого, и он мог бы совсем этого и не говорить, кроме того, что из-за человека, который не может или не хочет обеспечить жену и семью, не стоит и рисковать.

– О, я могу это понять. Что делают функции, точно?

– Ну, функция восприятия просто использует свои пять чувств, – сказал Тим, – и у того, кто родился слепым, глухим и тупым, почти нет чувств, таким образом будет противоположное. Мышление происходит на основании правда-ложь, а переживание – на любви-ненависти, но иррациональные функции, восприятие и интуиция, просто постигаются. Они видят предмет таковым, каков он есть. Думаю, что интуиция – это самая лучшая главная функция, потому что она видит все, прямо на месте, и без распределения вещей, из-за того, что они плохие или неправильные, а просто принимая и признавая их за то, что они есть, за их значение и место. И тогда, конечно, у тебя есть другие две функции, располагающиеся по бокам, для испытания истинности и правильного переживания и для сохранения всего устойчивым, и переживания следуют по пятам и могут быть использованы всякий раз, когда требуется. Сейчас ты являешься мыслительным типом, Фред, по развитию, если не по природе, поэтому двумя твои помогающими функциями будут восприятие и интуиция...