Текст книги "Мы просили у вечности рай (СИ)"
Автор книги: Виктория Вайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 57 страниц)
Глава 62
Эмир.
Всего несколько движений меня отделяют от того момента, как я начну читать то, что написано в письме, оставленном Амани. Сжимаю сложенный листок дрожащими пальцами, не в силах сделать, можно сказать, последний шаг. Сердце сначала замирает, а затем начинает дико стучать, разгоняя застывшую кровь в венах. Сейчас самое время, чтобы поставить точку. Узнать, что тревожило Амани последнее время. Что так и не решилась рассказать, открыто и честно посмотрев в глаза. Наверно, действительно, гораздо проще выразить свои чувства и эмоции, изложив их на бумаге. Амани была чертовски сильной личностью, но все же не смогла выговориться. Разворачиваю листок, смотря на первые несколько написанных строк. Непременно, это письмо написано рукой Амани. Причем довольно давно. Пропитано слезами и отчаянием. Болью, которая продолжительное время терзало ее сердце. Первые же слова в письме крепко удерживают за душу. Хватают за горло, напрочь перекрывая кислород.
«Эмир. Прошу тебя. Прочти это письмо до самого конца. Я хочу облегчить душу. Сбросить камень, который тянет меня ко дну. Уходя, я должна рассказать о грехе, который превратил меня окончательно в чудовище. Эмир, если бы ты только знал, сколько раз я собиралась с мыслями и пыталась рассказать тебе то, что наделала. Но всякий раз, посмотрев в твои глаза, запрещала себе произнести хоть слово, понимая, что ненависть ко мне станет вечной. Не думала, что так сложно рассказать правду. Наверно и не смогла бы, если бы сама не испытала этого невыносимого чувства, когда теряешь ребенка. Не понимала твою боль…. Материнскую боль Клео. Эмир, сложно пытаться жить дальше, все время, думая о том, что никогда не сможешь взять на руки своего ребенка. Не увидишь улыбки. Ямочки на щеках. Никогда не услышишь того, как он зовет тебя «мамой». Меня наказа Аллах так жестоко, как только это было возможно. Он забрал нашу дочь, не позволив ей увидеть свет. Да, Эмир. Я носила под сердцем нашу девочку. Тайно сходила на УЗИ, но так и не смогла рассказать тебе об этом. Видела, что ты так и не смог оправиться от потери сына. Постоянно думаешь о нем, как я бы я не пыталась заставить тебя забыть. Сейчас я сижу, в одной руке сжимая ручку, в другой голубые пинетки, которые купила, мечтая о том, что у нас появиться сынок. Быть может потому, что держала твоего малыша на руках. Эмир….. Я первая кто взял твоего сына на руки и взглянул в карие глазки. Мне так хотелось на все наплевать и оставить это маленькое чудо себе. Но я не могла. Мальчишка был очень слаб и нуждался в матери. И на тот момент я не смогла освободиться от ненависти, которую испытывала к Клео. Знаешь, у него твои глаза и бровки. Малыш просто копия своего папы. Если бы ты только понимал, как я хотела, чтобы этот малыш был наш. Родной мальчик, который бы смог укрепить семью. Не выдержав, я осталась с ребенком наедине, и чтобы успокоить начала гладить его щечки. Он так забавно кряхтел, а потом схватил меня за палец и смотрел так, словно умолял его не оставлять. Понимал, что буквально через несколько мгновений, я разорву эти объятия и уйду навсегда. Будто знал, что навсегда я оставляю его без матери и отца. Опустившись с ним на колени, я начала молить его простить меня. Рыдала навзрыд, но по-другому поступить не смогла. Он был преградой для нашего счастья. Ради которого, я всегда шла по головам. И рождение вашего с Клео сына не стало исключением. Моя расплата пришла, Эмир. И это не только смерть нашей дочери. Я мертва внутри. Каждый новый проходящий день становиться все бессмысленнее. Каждое утро я уговариваю рассказать тебе правду, но так и не решаюсь. Эти мысли разъедают сознание, не оставляя мне и капельки покоя. Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет в живых. Значит, ты проникнулся моей болью, и подписал все документы. Все считали меня сильной женщиной, но я трусиха, Эмир. Я не смогла рассказать все, глядя в твои глаза. Признаться честно, покаявшись в самом страшном грехе своей жизни. Прошу тебя, Эмир, облегчи мою душу. Спаси ее. Найди своего сына. В последние часы своей жизни я молю Аллаха, чтобы он помог тебе в поисках. Смерть нашей дочери мое самое страшное наказание. Но твой сын жив. Найди его. Знаю, читая эти строки, ты очень зол. Ты не находишь оправдания моему поступку и никогда не простишь. Ненависть в твоем сердце кипит все больше и больше. Но меня нет. Холодное тело покоится в сырой могиле, и возможно, ты даже пришел, чтобы положить букет моих любимых цветов. Но душа моя тяжела даже после смерти. Камень тянет ее в ад, и пока ты не обретешь счастья с Клео и вашим сыном, покоя мне не найти. Выполни мою последнюю просьбу, после которой сможешь жить, больше не вспоминая о том, что я была в твоей жизни».
Дрожащими руками сжимаю письмо, практически скомкивая его в кулаке. Моргаю несколько раз, прокручивая в голове все слова, которые только что прочитал. Помимо письма есть несколько фото, которые оставила Амани. На них мой сын. Слабый, но живой. Он не мог умереть все-таки за эти несколько лет. Живой. Кидаю письмо и фото из рук, впиваясь пальцами в волосы. От обреченности хочется заорать в голос, но стискиваю губы, сдерживая этот отчаянный крик души. Сердца, которое от боли на куски разрывается. Клео должна узнать, что была права. Наш сын жив. Эта фраза становиться стимулом. Мечтой, до которой можно дотронуться. Голова кружится. Размыкая слипшиеся губы, хватаю воздух, чтобы полноценно насытить легкие кислородом. И внезапно понимаю, что не имею права обнадеживать Клео, пока точно не узнаю, где находится наш сын. Не могу разбить ее сердце снова нелепыми надеждами. Поднимаясь на ноги, забираю письмо и фотографии. Доставая мобильный телефон из кармана джинс, судорожно набирая номер Виктора. Несколько длинных гудков, после которых он настороженно отвечает.
– Эмир?! – Виктор говорит спокойно и сдержано.
– Нам нужно встретиться. – Произношу короткую фразу, начиная задыхаться. Ощущать, как легкие сводит. – Срочно. – Добавляю, быстрыми шагами направляясь по длинной аллее, чтобы добраться до своей машины.
– Где ты? – Виктор спрашивает настойчиво, чувствую, что я не в себе. – Давай, я приеду.
– Не нужно. – Кажется, даже резко. Добираясь до машины, быстро забираюсь на водительское сиденье, едва сдерживая эмоции. – Я приеду сам. – Не меняя тона голоса. Зажимаю мобильный телефон головой к плечу, вставляю ключ в замок зажигания. Завожу мотор, зависая ногой на педали газа.
– Жду тебя в отеле. – Виктор сообщает, где он находится. Поворачиваю ключ, не слушая то, что Виктор продолжает говорить в трубку. Срываясь с места, со всей силы нажимаю на педаль газа. Гоню на полной скорости, завершая разговор. Монотонно смотря сквозь лобовое стекло на дорогу, мыслями при этом находясь где-то очень далеко. Состояние похоже на то, словно я в стельку пьяный. Хотя за последнее время не сделал не единого глотка спиртного.
Дорога до отеля занимает чертовски много времени. Или это просто кажется. Время замирает, издеваясь, заставляет мучиться. Перед глазами все расплывается. Добираюсь почти на автомате, не помня того, как я остановился, припарковав машину. Вошел в здание отеля, и оказался в лифте. Более менее пришел в себя лишь тогда, когда увидел Виктора, ошарашено смотрящего в мои глаза. Не понимающего совершенно ничего. А я, не произнося еще ни слова, начинаю захлебываться мыслями, не решаясь заговорить с парнем.
– Эмир, – Виктор впускает меня в номер, осторожно закрывая дверь, – что произошло? – Задает вопрос в спину, медленно следуя за мной. Дохожу до середины гостиной и замираю. Слегка успокаиваясь, поворачиваясь к нему лицом.
– Смотри. – Все, что я способен произнести. Достаю из кармана фотографии и смятое письмо. Протягиваю все Виктору, ничего от него не скрывая. В этой ситуации только он мне сможет помочь. Виктор бегло читает то, что написала Амани. А потом досконально рассматривает каждую из фотографий, словно не хочет упустить не единой детали.
– Надеюсь, ты не рассказал об этом Клео? – Виктор аккуратно складывает листок, вкладывая в него изученные фото. Глаза прищуривает, с опаской ожидая ответа.
– Нет. – На выдохе. Не прерывая нашего напряженного зрительного контакта. – Решил сначала поговорить с тобой. – Открыто. Понимая, что принял правильное решение.
– Хорошо. Клео не выдержит, если мы подарим ей надежду, а потом скажем, что ребенка все же нет в живых. – Виктор начинает маячить по комнате, видимо задумываясь о том, что делать дальше. – Это разобьет ее сердце. – Сам об этом думал. Каждую секунду пока ехал в отель.
– Ты прав. – Не выдерживая присаживаюсь на край дивана, прикрывая лицо ладонями. Нужно остудить рассудок, составить основательный план действий, который принесет хоть малейший результат в поисках. – Просматривая фото, – убирая руки с лица, делаю большой полноценный вдох, – я обнаружил кое-что. – Поднимая голову, смотрю Виктору в глаза, который делая шаг, останавливается напротив.
– О чем ты говоришь? – Виктор не смотрит не меня, доставая уже убранные фото мальчика.
– На одеяле, в которое завернут младенец, – начинаю говорить, улавливая, как дрожит собственный голос, – есть эмблема одного из детских домов, которые мы курируем. – Замолкая, наблюдая за реакцией Виктора.
– Это поможет нам начать поиски. – Виктор азартно вдохновляется, смотря горящими глазами.
– Не все так просто. – Подрываюсь на ноги, нервно делая несколько шагов по комнате. – Подобных детских домов на Востоке больше десятка. И вероятность того, что мы найдем малыша, равна практически нулю. – Обречённо и болезненно. Понимая и принимая этот факт, не стараясь обнадеживать собственное сердце.
– Поверь мне, Эмир, – Виктор подходит вплотную, кладя руку на мое плечо. Легонько сжимая его. Он понимает, что творится сейчас внутри. Как душа сжигается заживо, не веря в то, что еще возможно, – если ваш сын с Клео жив, мы обязательно его найдем. В любом из этих детских домов. Клянусь, – его хватка на моем плече становиться сильнее, – я сделаю все возможное и невозможное. – Виктор позволяет себе по-дружески меня обнять. Хлопает по спине, показывая, что он рядом и всегда готов помочь и поддержать. Отвечаю на его жест, ничего не говоря. Понимая, что Виктор выполнит каждое свое обещание, и я ему в этом определенно помогу. Клео не должна ничего знать, пока мы сами что-то не выяснили. Я буду беречь ее сердце и душу до самого конца.
Эсмира.
Подхватывая на руки своего сыночка, тут же целую в пухлые щечки, видя на его личике довольную улыбку. Этот малыш вернул меня к жизни. Подарил свет, который до его появления, казалось бы, погас навсегда. Он стук моего сердца. Моя оживленная душа. Этот мальчик весь мой новый мир, который я выстроила по крупицам, забывая о своей прошлой боли. Прижимая своего ангела ближе, вспоминаю, как Аллах его мне подарил. Дар, который я уже не ожидала. Сейчас он умненький чудный мальчик. Но совсем недавно врачи не давали никаких прогнозов на то, что мальчик сможет жить полноценной жизнью. Держать в ручках банальные предметы, и произносить самые примитивные слова.
Был обычный поглощенный темнотой день в моей жизни. Привычный и монотонный. В сотый раз, раскрыв шкаф, я начала перебирать одежду своего нарождённого сына. Который погиб вместе со своим отцом и моей матерью. С того момента прошло уже больше года, но я все еще помнила каждую мелочь, задыхаясь от болезненных воспоминаний. Тетя Латифа в последнее время постоянно твердила, что я должна избавиться от этих вещей. Отдать их в любой из детских домов, задумавшись о детях, которые в этом нуждаются. Но что-то останавливало. Перебирая крохотную одежду, ревела в голос. Задавала одни и те же вопросы. Не понимая, чем я заслужила подобную судьбу. Почему у меня отобрали сразу всех людей, которых я искренне любила. Как сейчас помню тот день. Мы возвращались с клиники, после очередного планового приема у доктора. Была назначена дата родов, и мы с мужем шутили, ощущая себя самыми счастливыми на свете. Он называл меня кругляшкой, говоря, что любит еще сильнее, чем в день нашей свадьбы. Наверно это были последние слова Рашита, перед тем ударом, который навсегда изменил мою жизнь. Оказалось, в нашу машину на всей скорости врезался грузовик, до предела заправленный топливом. Я пришла в себя ровно через тридцать четыре дня после случившегося. Боже. Лучше бы этого не случилось. Врачи собирали меня по частям, стараясь вернуть к жизни. Большая часть кожного покрова была уничтожена сложнейшими ожогами. Но меня абсолютно не волновала моя внешность. Я умерла душой и сердец, когда очнувшись в клинике, узнала, что мой ребенок, муж и мама мертвы. Судьба моментально превратила мою душу в кровавое месиво. Кровоточащие раны на сердце не позаживали до сих пор. Но я никогда не думала, чтобы наложить на себя руки. Лишить себя жизни, даже после того, как раз за разом находила вещи, напоминающие мне о семье. Ровно до того момента, пока тетя Латифа не настояла, чтобы я отправилась в детский дом, чтобы отнести одежду для маленьких детей. Там я и увидела его. Своего сыночка Амана-Багдата. Черноволосого, кареглазого ангела, который появился, чтобы стать спасением для моей души. Вспоминаю, как впервые проходила по рядам с кроватками, где находились самые маленькие жители детского дома. На меня в тот момент смотрели десятки разнообразных глазок, в надежде, что я смогу стать им мамой. Но я не могла. Нельзя подарить мертвое сердце. Никому. Даже ребенку. Делая несколько шагов, помню, как остановилась у кроватки маленькой девочки, которая крошечными ручками уцепилась за мой шарфик, моментально стягивая его с шеи.
Мой папа тогда попытался меня убедить, что я способна забыть о прошлой жизни, подарив будущее одному из этих детей. И конечно же себе тоже. Но боль от потери слишком яркая. Я не имела права рушить ее чью-то жизнь. Собираясь уходить из приюта, обратила внимание на несколько отдельных комнат, в которые вообще никто не заходил. Остановилась, расспрашивая одну из сотрудниц, которая рассказала, что в комнате находятся дети с ограниченными возможностями. Спасенные после поздних абортов. Рожденные на опасных сроках, и брошенные своими биологическими мамами. Заходя в эту комнату, сердце сжималось, словно в тиски. Медсестра настойчиво говорила, что подобные дети никогда не станут нормальными. Не смогут полноценно жить в обществе, ни чем, не проявляя своего уродства. Только я никак не обращала внимания на ее слова. Ноги сами вели меня к кроватке, стоящей у дальней стены в узкой комнате. Малыш. Черноволосый. Смотрящий на меня умными карими глазками. Медсестра продолжала тараторить, рассказывая, что этот малыш родился у беженки на восьмом месяце. Не доношенный. Слабый и скорее всего, умственно отсталый. А я смотрела на мальчика, и осознавала, что этим людям не нужны не больные, не здоровые дети. Малыш умирал, это было очевидно. Его сильная волевая личность отражалась в горящих глазках. Так, словно он ощущал приближающееся спасение. Ведь своего сына я потеряла на том же сроке. Судьба дарит мне шанс, который я не имею права упустить.
Не обращая никакого внимание на нелепые слова медперсонала, я, осмелившись, взяла ребенка на руки, ощущая, как возрождается сердце. Кровь по венам начинает бежать оживленно. И слезы впервые с того момента, как я была на кладбище. Меня всю трясло, но малыша в моих объятиях это не волновало. Он хватался за меня тощими ручонкам, прижимаясь легеньким тельцем. Он уже тогда стал мои любимым сыночком, который не просто вернет к жизни, но сделает из меня совсем другого человека. Стоя с ним на руках посреди коридора детского дома, отпустить уже не смогла. Пообещала поднять его на ноги. Дарить любовь и тепло каждую последующую минутку его жизни. В тот самый день я увезла ребенка домой. И началась борьба. Долгие обследования в разных клиниках, которые подарили нам будущее. Сейчас он научился читать короткие фразы, и учит три языка. Становиться добрым и благородным мальчишкой. Его очень любят мой папа и тетя Латифа. А я…. Я готова не задумываясь отдать собственную жизнь, ради того, чтобы мой сыночек был самым счастливым мальчишкой на свете.
– Мамочка, я тебя люблю. – Прищуривает один глаз, говоря тихо. Придуриваясь будто начинает засыпать. Знаю, что этот маленький хитрец любит играться, привлекая к себе внимание всех окружающих. Сердце трепещется, наполняясь теплом и радостью.
– И я тебя люблю, Аман. – Начинаю плакать, не сдерживаясь. Наклоняясь, целую сынишку в лоб, прижимая к себе. Аман вытягивает ручки, начиная вытирать с лица мои слезы.
– Я всегда буду защищать тебя, мамочка, не надо плакать. – Аман выбирается из моих объятий, и, хватая за руку, начинает тянуть в сторону кухни. – Пойдем, поедим фруктов с шоколадом. – Вынуждает меня подняться на ноги, и пойти следом за ним. Улыбаться искренне в ответ, осознавая, что дороже этого мальчика у меня никого нет, и никогда не будет. Мы шагаем по коридору, который ведет прямиком на кухню. Замечаю отца, сидящего за столом. Когда мы с Аманом появляемся в комнате, он тут же подрывается на ноги, собираясь уйти. Напрягаюсь, понимая, что он что-то скрывает. Держит в руках белый конверт и несколько сложенных листков. В глаза мне старается не смотреть. Задумчив. Сердце тревожно бьется. Усаживаю Амана за стол, подвигая ближе тарелку с порезанными фруктами. Достаю из верхнего шкафчика банку с Нутеллой, и, целуя сына в щеку, даю понять, что он может кушать, сколько хочет.
– Отец! – Громким голосом. Останавливая его в коридоре. – Что у тебя в руках? – Спрашиваю напрямую, ощущая, что именно из-за этих бумажек у него сменилось настроение.
– Мы должны пройти тест ДНК. – Тихо. Говоря так, чтобы я отчетливо не услышала всю фразу, но я ее сразу поняла. Папа протягивает документы, но я не собираюсь их изучать.
– Зачем? – До боли в запястьях сжимаю кулаки, ощущая, как злость подступает к горлу.
– Нашлись настоящие родители Амана. – За несколько минут, папа впервые смотрит мне прямо в глаза. Понимая, что ошарашил этой новостью.
– Я никому его не отдам. – Сквозь зубы. Беснуясь. Зная, что сделаю все, чтобы никто нас не разлучил. Со злости начинаю разрывать документы, думая, что это решит возникшую проблему. – Он мой сын! Только Мой! Не отдам! – Кричу в полный голос, начиная задыхаться от страха и шока. Давиться слезами, которые неосознанно льются из глаз. Судьба не может так со мной поступать. Постоянно отбирать то, что становиться дорого.
Глава 63
Клео.
Хотелось, чтобы весь мир стал на паузу. Чтобы судьба, наконец, сжалившись, подарила хотя бы несколько счастливых мгновений. Мы с Эмиром по праву заслужили это. После всего, что вытерпели. Тягуче-сладостные моменты, которые будем после постоянно вспоминать. Слишком смело было бы заявлять, что жизнь начала налаживаться. Но эмоции потихоньку стихали. Человеческая душа чертовски глубока. В ней могут утонуть и погрузиться на дно эмоции, которые еще совсем недавно разъедали, словно серная кислота. В душе пропадают и люди, лица которых со временем стираются, не оставляя не единого воспоминания. Мне хотелось навсегда забыть тот отрезок времени, в который судьба терзала и издевалась. Лишила меня возможности в последний раз увидеть отца, или вообще не дать ему умереть. Судьба раскромсала мое сердце, и я едва сумела собрать его по частям. Вдохнуть полной грудью, впервые за долгое время ощутить вкус насыщенного кислорода. Жизни и будущего. Смирившись, я успокоила боль. Приняла все, что происходило, считая каждый случай жестоким, но достойным уроком. Я вытеснила из своего сердца ненависть к людям, которые топтали грязными ногами, рассчитывая, что смогут уничтожить. Нельзя планировать и мечтать о будущем, если не отпустил прошлое. Не смог искренне простить людей, причинивших боль. Ты должен это сделать. Ради собственного будущего счастья. Перебегая через дорогу в неположенном месте, смотрю по сторонам, и ускоряюсь, когда замечаю приближающуюся машину. Минувшим вечером Ирма, осмелившись, позвонила, умоляя о встречи. Сама не понимаю почему, но я согласилась. Возможно для того, чтобы раз и навсегда успокоить эмоции и изменить свое отношение к этой женщине. Дать волю своей памяти, завуалировать любые воспоминания связанные с ней. Пришло время отпустить все. Выслушав Ирму, думаю, мы обе оставим часть груза, повисшего в душе. Медленно шагаю по улице, к кафе, где Ирма назначила встречу. Размышляя о состоянии Эмира, которое в последнее несколько суток, настораживало и беспокоило. Он ушел в себя, но передо мной старательно скрывал это состояние. Чтобы не расстраивать. Не задавала лишних вопросов, понимая, что нужно дать ему время на смирение и успокоение. Так или иначе Амани долгое время присутствовала в его жизни, оставив кровавый след. Переключая свои мысли на эту девушку, все еще пыталась найти оправдание ее фатальному поступку. Что должно твориться в голове, чтобы добровольно остановить бьющееся сердце. Я несколько раз была на краю бездны. Сдыхала от боли, но всякий раз собираясь с силами, продолжала бороться. Погружаясь в эти мысли, ощущала себя угнетенной и опустошенной. Казалось, что Амани своим поступком одержала победу. Расторгла брак не ради Эмира, и его счастья, а снова только ради себя. Вынудила его подписать ей смертный приговор. При этом очищая собственную душу. Я не могла осуждать ее выбор. Но сама бы на такое наверно никогда бы не решилась.
Дергая массивные деревянные двери, прохожу внутрь кафе, тут же оглядываясь по сторонам. Замечаю Ирму, сидящую за самым дальним столиком. Она поднимает голову, устремляя свой взгляд прямо на меня. Приподнимается сначала, а затем, резко садясь на место, машет рукой, чтобы я поскорее подошла ближе. Наверно эта встреча была неизбежной. Возможно, это последний раз, когда я вообще вижу Ирму. Не успеваю дойти до столика, как вижу, что Ирма достает телефон, отвечая на звонок. Что-то коротко говорит, и моментально кладет трубку, чтобы никто нам не мешал. Улыбается, смотря в глаза, и я делаю тоже самое в ответ. Даже понимая, что она никогда не станет другом. Старой знакомой, от встречи с которой будет радостно на душе. Но узнав многое из жизни Ирмы, стала понимать череду поступков и действий, которые оказались совсем не в ее власти. Когда пытаешься выжить, сделаешь все, что угодно ради собственного блага. Судьбы близких тебе людей. Отодвигая стул, присаживаюсь напротив Ирмы, замечая приближение официанта к нашему столику. Быстро заказываю чашечку черного кофе без сахара, вмиг обращая все свое внимание только на Ирму.
– Клео, – Ирма начинает говорить, отводя взгляд в сторону. Несмотря на всю ее беспринципность и холодность, ощущаю, что эта женщина искренне сожалеет о многих сделанных поступка, – я очень благодарна за то, что ты приветливо согласилась на эту встречу. – Сглатывает, и все-таки осмеливаясь, смотрит пристально в глаза. – Мы должны поговорить с тобой наедине. – Последнюю фразу произносит так, словно пригласила меня на чистосердечную исповедь. В любом случае я готова выслушать все, что она хочет мне сказать.
– Мы могли бы обойтись и без разговора. – Откровенно отвечаю, давая понять, что отпустила злость и ненависть.
– Я понимаю, – Ирма начинает крутить между пальцев чайную ложку. Замечаю, как дико она нервничает, – что ты всегда будешь относиться ко мне с осторожностью и неприязнью. – Втягивает воздух, чуть отшатываясь назад. Руки трясутся. Спустя несколько мгновений ложка выскальзывает из рук, и с громким звоном падает на пол. Но Ирма, будто вовсе этого не замечает.
– Все, что произошло для меня давно в прошлом. – Быть может, я слегка лукавила. Но это самые верные слова, которые в данный момент я могла произнести. Не прерывая нашего зрительного контакта, замечаю в глазах Ирмы слезы. Я вижу их второй раз за все время. Первый был у палаты Амани, когда доктор ввел роковую дозу губительного лекарства.
– Клео, – Ирма снова произносит мое имя. Протягивает руку, и, накрывая мою, с силой сжимает пальцы, – я хочу, чтобы ты знала, почему я стала такой. – Стыдливо взгляд прячет всего на секунду, а потом смело смотрит в глаза.
– Вы хотите мне что-то рассказать? – Настойчиво спрашиваю, даже когда понимаю, что Ирма, находясь рядом, мыслями уже где-то очень далеко.
– Я отказалась от Бога в тот момент, когда он отказался от меня. – Уверенно. Медленно следую по собственным воспоминаниям. Сажусь удобнее, начиная вслушиваться в ее рассказ. – Оказавшись в плену, ты теряешь все, что имела до этого момента. И я сейчас вовсе не о материальных ценностях имею ввиду. – Смотря мне в глаза, словно смотрит насквозь. В далекое прошлое, которые до сих пор ее не отпускает. Не вмешиваясь, продолжаю тихо сидеть и слушать. – Клео, – на выдохе. Собираясь с силами. Подбирая необходимые слова, – меня насиловали целую неделю, не переставая. Разные мужчины, лица которых я даже не видела. Возможно больше, я просто потеряла счет этим тянущимся мучительным дням. Найдя ржавый кривой гвоздь, я начала рвать им кожу на руке, оставляя отметины. – На миг замолкает, пытаясь утихомирить кипящие эмоции. Неосознанно понимаю, что и меня в дрожь бросает. Сердце до боли щемит, представляя то, что происходило с Ирмой.
– Боже…. – Мой голос, предательски подрагивает. Прикусываю губу, делая несколько частых вдохов. – Это ужасно. – Короткая фраза, наверно это все, на что я способна.
– Это был ад. – Ирма не хочет вспоминать эти мгновение, но делает это ради того, чтобы я окончательно поняла, почему она стала такой, какая есть сейчас. – Валяясь в лужи крови на грязном матрасе, я молила Аллаха, чтобы он пришел, и избавил меня от этих мучений. Но спасения не было. – Ирма переживает все снова. Здесь и сейчас. Показывая мне свои истинные эмоции.
– Орала, как ненормальная, требуя ответа за что, так со мной поступают. Но даже на краю этого отчаяния я хотела жить. Бороться за свободу, чтобы выбраться и найти Радану. Когда вера окончательно угасла, в моей жизни появился он. – Ирма замолкает, отворачивая голову в сторону окна. Делает паузу, чтобы дать время не только себе, но и мне тоже. Сложно представить, на что может решиться человек, оказавшись в подобной ситуации.
– И что было дальше? – Сама не соображаю, как задаю этот вопрос. Сгорая в любопытстве, двигаюсь вперед, сжимая руки в замок.
– В руках мужчины был стакан чистой питьевой воды и тарелка с большим куском жареного мяса. – Ирма продолжает говорить, рассказывая свою непростую историю. Понимаю, что я не имею никакого права осуждать ее выбор. – Следом за ним зашел надзиратель, который принес баланду и железную чашку с мутной помойной водой. Я пила до этого ее неделями, ради того, чтобы не сдохнуть. Именно в тот момент, я поняла, что должна решиться. Клео, я продала свою душу тому мужику за кусок мясо и стакан воды, но знаешь, не жалею об этом. – Ирма смыкает губы, устремленно смотря в глаза. Пытаясь найти в моем взгляде осуждение или омерзения. Но ничего нет. Сейчас я знаю все ощущения, через которые Ирме пришлось пройти.
– Как вы стали возглавлять самый омерзительный бизнес Востока? – Не знаю, до сих пор ли меня интересовал этот вопрос. После смерти Сафира, Ирма не станет снова продавать чужие людские жизни. Особенно после того, что произошло с ее единственным близким человеком.
– Чтобы не истязать себя воспоминаниями о днях насилия, проведённых в грязном подвале, я навсегда отключилась от мира. Запретила себе любые возможные чувства, превратившись в железную леди. Прости, Клео, – Ирма лезет в дамскую сумочку, доставая оттуда пачку тонких сигарет и зажигалку. Закуривает, делая несколько судорожных затяжек, – все, что тебе рассказала – это не оправдание тому, что я творила. Это просто исповедь. Мне больше некому было все рассказать. – Ирма снова глубоко затягивается, пытаясь рассмотреть эмоции на моем лице.
– Что собираетесь делать дальше? – Вспоминаю о чашке кофе, давно остывшей. Беру в руки, делая несколько мелких глотков. Осознавая, что больше ни за что не хочу ее наказывать.
– Хочу уехать и навсегда изменить свое имя. – Ирма усмехается, принимая более расслабленную позу. Успокаивается, начиная говорить непринужденно. – Пусть мне сейчас почти пятьдесят лет, но думаю, возраст не сможет помешать начать все с чистого листа. – Из напряженного разговор становится легким. – Около трех лет назад я окончила университет по специальности учитель иностранных языков. Самое время начать осуществлять свои мечты. – Ирма отшатывается чуть назад, прислоняясь спиной к деревянной спинке стула. Она ощущает доброжелательность, наверно, поэтому ведет себя со мной настолько откровенно.
– Жаль, что вы потеряли единственного родного человека. – Не произнося имени. Ирма тут же понимает, о ком я говорю.
– Я понимаю, что ты, как и многие осуждаешь выбор Амани. – Ирма задерживая дыхание, пытается подобрать нужные слова. Для того чтобы я окончательно приняла то, что случилось. – Но она его сделала, находясь в трезвом рассудке. Амани спасла несколько жизни, посмертно став донором. Клео, не стоит считать ее слабой. Поверь, не каждый решиться на подобный поступок. – Возможно, Ирма в чем-то права. И добровольный уход из жизни это не слабость, а смелость.
– Донором? Ирма, о чем вы говорите? – Непонимающе. Моргаю несколько раз, чувствуя легкое головокружение.
– Амани подарила возможность одной паре из Катара иметь детей. – В упор смотрит. Зная, что я могу насторожиться, вспоминая о страшной болезни ее племянницы. Но понимая, что психоз и безумие были приобретенными, осознаю, что ребенку по наследству не достанется этот ужас.
– Эмир знал об этом? – Кажется, сегодня я способно только на то, чтобы задавать настойчивые вопросы, нервно ожидая получить вразумительные ответы. К большому удивлению Ирму откровенно рассказывает все, чтобы я у нее не спросила.
– За несколько дней до своей смерти, Амани честно рассказала ему обо всем. – Не фальшивя. Не пытаясь юлить. Ирма хочет быть искренней до конца нашего разговора. – Они вместе узнали, что у пары прижились сразу несколько донорских яйцеклеток. Амани уходя, сумела осчастливить людей, находящихся на грани отчаяния. Эмир обещал прислать мне фото малышей, как только они появятся на свет. – Ирма тянется к пачке, чтобы достать еще одну сигарету. Нервно крутит ее в руках, но закуривать никак не решается. – Наш род будет жить. – Ирма добавляет фразу, и я слегка приходя в себя, ощущаю слезы, самопроизвольно бегущие по щекам.
– Наверно, я бы не хотела оказаться на месте Амани. – Всхлипывая. Совершенно не понимая, какой выбор смогла бы сделать.
