Текст книги "Брат моего парня (СИ)"
Автор книги: Виктория Вашингтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
25
Слова застряли у меня в горле. Я открыла рот – вдохнула, чтобы сказать то единственное, что могла сейчас сказать:
– Кай… мне нужно…
Но меня тут же перебили.
– Конечно она согласится! – воскликнула мать Кая так громко и радостно, будто сама придумала этот момент. – Какая прекрасная новость! Просто чудесная!
Она уже поднималась из-за стола, хлопала в ладоши, делала вид, что в полном восторге – хотя глаза оставались холодными, как лёд в бокале.
Я снова попыталась:
– Подождите… мне нужно…
– Ох, ну наконец-то! – вмешался отец Кая. Его голос был будто сталь, обёрнутая в вежливость. – Отличный выбор, сын.
Он кивнул мне, но в этом кивке было ровно столько теплоты, сколько в пустой чашке – ноль.
– Мы ведь все этого хотели, правда? – добавил он уже громче.
Кто-то за столом вежливо захлопал. Я почувствовала, как всё вокруг становится слишком ярким, слишком шумным, слишком тесным.
– Я… – я сделала вдох, чувствуя, что горло сжимается. – Мне нужно сказать!
– Невероятно! – перебила жена Томсена. – Просто невероятно. Какая… новость, – произнесла она, и не было ни одного слова, за которым скрывалось бы хоть что-то похожее на радость. Скорее – раздражение, смятение, плохо прикрытое недовольство.
Сын Томсенов, тот высокий, со скучающим лицом, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он даже не пытался скрыть, что ему всё это не нравится.
– Ну да, очевидно, всё к тому и шло, – бросил он лениво, с явной издёвкой. – Как же иначе. Ваше семейство обожает сюрпризы.
Слово «семейство» он подчеркнул с такой насмешкой, что воздух дрогнул.
Отец Кая резко повернул голову.
– Тебя никто не спрашивал, Эван, – произнёс он холодно.
– Ага, как всегда, – хмыкнул Эван, с явной, плотной неприязнью.
Мать Кая тут же перехватила управление, включая «режим хрупкой светской леди, которой всё нравится».
– Какая прекрасная пара, – повторила она театрально. – Прекрасная!
А потом ей хватило буквально секунды, чтобы повернуть голову и, будто нечаянно, задержать взгляд на моей руке в руке Кая. Выражение было невыносимо очевидным: к этому она была не готова.
Я сделала ещё одну попытку – последнюю, отчаянную:
– Мне нужно сказать!
– Потом, Рэн, – тихо сказал Кай и сжал мою ладонь. – Позже. Давай просто… не сейчас.
Он смотрел на меня умоляюще, так нервно, что всё внутри у меня сжалось в комок боли. Но это был не тот момент, когда он услышит меня. Его глаза метались между мной, отцом, матерью.
Томсены обменялись быстрым, недовольным взглядом. Лиз сидела чуть позади, руки аккуратно сложены в коленях, но лицо… слишком спокойное. Слишком ровное, чтобы быть искренним. Она явно ничего не ожидала и точно не хотела быть здесь, когда это случится.
И всё равно никто, никто не давал мне открыть рот.
Все говорили за меня.
Все решали за меня.
И это стало последней каплей.
Воздух вокруг начал звенеть – почти слышимо. Грудь сжалась от злости, страха, отчаяния. Я чувствовала: если не скажу сейчас, буду потом всю жизнь задыхаться.
Но каждую мою попытку забивали чужие «мы рады», «какая прекрасная пара», «как своевременно».
Они подавляли не просто слова. Они подавляли меня.
И единственный человек за столом, кто не участвовал в этом спектакле, был Коул.
Он сидел неподвижно, но его взгляд – тяжёлый, тёмный, прожигающий – был прикован только ко мне.
Он видел, что я хочу сказать «нет». Он видел, что я не могу. Он видел всё.
Шум вокруг стал плотнее. Бокалы поднимались. Кто-то уже начал говорить тост за нас с Каем. За «молодую пару». За «настоящее чувство». За «правильное решение».
Я вцепилась пальцами в край скатерти, будто это могло удержать меня на поверхности.
Внутри всё трещало.
Я должна была сказать нет.
Должна была открыть рот и сделать это – громко, ясно, так, чтобы услышали все. Но каждый раз, когда я вдохнула, кто-то перебивал, поднимал голос, тянуло в мою сторону бокалы, руки, улыбки.
Кай поднялся снова. Он хотел произнести речь. Я видела – он готов. Сейчас он скажет что-то длинное, тихое, красивое и это станет ещё большей ловушкой.
Я открыла рот.
– Кай, не нужно.
В этот момент наружная дверь банкетного павильона распахнулась так резко, что по залу пронёсся холодный поток воздуха.
У всех бокалы чуть дрогнули.
Раздался голос охранника – громкий, напряжённый:
– Простите, что прерываю! Но у нас чрезвычайная ситуация.
Гул затих мгновенно. В зале повисло звенящее молчание.
– На трассе… – охранник запнулся, тяжело перевёл дыхание. – Служба охраны Томсенов звонила. Их старший водитель попал в аварию. Машина перевёрнута. Состояние неизвестно.
Жена Томсена вскрикнула – коротко, пронзительно. Муж рывком поднялся со стула. Эван сорвался с места так резко, что опрокинул бокал, вино растеклось по скатерти тёмным пятном.
– Что?! Когда?! – выкрикнул он, лицо побелело.
– Пять минут назад. Они сообщили нам первыми. Им нужна помощь… и транспорт.
Стол взорвался паникой. Женщины вскочили. Мужчины заговорили громко, перебивая друг друга. Гул поднялся такой силы, что слова в нём тонули, будто в кипящей воде.
Кай схватился за голову обеими руками. Он обернулся к своему отцу, уже переходя на деловой тон:
– Нужно отправить машину. Срочно. Я могу поехать.
– Ты останешься здесь, – жёстко перебил отец. – Это вопрос репутации. Он уже доставал телефон, давая распоряжения.
Мать Кая схватила Лиз за руку, уводя к выходу, будто вынимая её из эпицентра.
Жена Томсена плакала, прижимая руки к лицу.
Эван кричал кому-то в трубку.
Столы, бокалы, тосты – всё рассыпалось в хаос.
И только я стояла на месте, будто весь шум проходил мимо.
Моё «нет» растворилось в воздухе, как будто его никогда и не было.
Я попыталась поймать Кая за рукав. Он повернулся ко мне – на секунду, коротко, с болью и растерянностью в глазах.
– Рэн, прости… – выдохнул он. – Мы потом… потом поговорим.
И побежал к отцу.
Меня вынесло из центра внимания так же стремительно, как раньше туда втолкнули. Снова это потом.
Гул вокруг нарастал – тревожные голоса, шаги, телефонные звонки, чьи-то слёзы.
И среди всей этой суматохи только один взгляд нашёл меня.
Тяжёлый. Точный. Пронзающий.
Коул.
Он даже не встал. Он просто сидел на своём месте, будто буря его не касается.
Но смотрел прямо на меня.
Я так хотела разорвать эту связь – но этот вечер сделал это ещё невозможнее.
26
Кай вернулся уже поздно. Дверь домика тихо щёлкнула, и я сразу поняла – он выжат. Плечи опущены. Шаги медленные. На лице тень, от которой внутри у меня что-то дрогнуло, но не так, как раньше. Тогда это была тревога. Сейчас – неизбежность.
Он зашёл в комнату, где я сидела на кровати, и остановился у порога, будто собирался с силами, чтобы заговорить.
– Они оказались в больнице, – сказал он. – Водитель жив. Но состояние тяжёлое.
Я кивнула.
– Я рада, что жив, – тихо произнесла я.
Кай сел рядом, опустив голову в ладони. Его волосы рассыпались по пальцам – усталые, влажные, словно он только что выбрался из бури. И в каком-то смысле – так оно и было.
Он глубоко вдохнул, как будто готовился к прыжку, которому не мог избежать.
– Рэн… – его голос сорвался. – Прости за вечер. Я хотел, чтобы всё было иначе. Совсем иначе.
Я смотрела на него, и внутри всё было тихо – слишком тихо, чтобы назвать это покоем.
– Кай, нам нужно поговорить.
Он поднял голову и мгновенно понял. Значит, видел, что я пытаюсь сказать “нет”? Или действительно понял только сейчас?
В глазах что-то хрустнуло – тонкая, едва заметная трещина, как на стекле, которое удерживает форму, но больше не цельное.
– Нет, – сказал он шёпотом, но в этом шёпоте было больше отчаяния, чем в крике. – Не сейчас. Не после всего, что произошло. Не сегодня.
– Именно сегодня, – ответила я. – Потому что если я подожду ещё один день… будет поздно. Для меня. И, возможно, для тебя.
Он схватился за мою руку будто утопающий – не с силой, но с той безумной бережностью, которая делает ещё больнее.
– Не надо. Рэн, прошу. Не говори это.
Я выдохнула – глубоко, тяжело, чувствуя, как сердце сжимается, но не отступает.
– Кай… я не могу продолжать.
Он резко повернулся ко мне, его голос дрогнул:
– Почему? Ты мне не доверяешь? Ты думаешь, что я поставил тебя в неудобное положение? Или что я недостаточно люблю тебя?
Я закрыла глаза на секунду.
– Ты любишь меня, – сказала я. – Но мы слишком разные. И… я потерялась рядом с тобой. Я перестала понимать, кто я, что хочу, куда иду. А ты – идёшь своим путём, и я только пытаюсь не отставать, не мешать, не утяжелять…
Кай резко, почти болезненно, сжал мою ладонь.
– Ты никогда не была тяжестью! Он прижал мою руку к груди, туда, где сердце билось быстро, отчаянно.
– Рэн, пожалуйста… прошу тебя… не сейчас. Не уходи сейчас.
Уголки его глаз дрогнули – он почти не моргал, будто от этого зависела реальность.
– Если ты уйдёшь… – он сглотнул, голос стал хриплым, – у меня не останется ничего.
Я тихо покачала головой.
– Это не так. У тебя есть семья, планы, будущее…
– У меня есть ты! – его голос сорвался. – Только ты.
Я почувствовала, как горло сжимается – остро, жаляще, как будто это он говорил то, что должна была сказать я, но не смогла.
– Кай…
– Слушай меня, – перебил он торопливо, всхлипывая почти не слышно. – Если тебе нужно время… я дам. Если тебе нужно пространство – тоже. Если хочешь ссориться – буду слушать. Если хочешь работать – помогу. Если хочешь уйти из семьи – уйду с тобой. Просто… не уходи от меня сегодня. Не сейчас. Не так.
Он опустил голову к моим коленям, будто хотел скрыть то, что в его голосе прорвалось слишком много.
– Прошу тебя… побудь моей невестой немного. Недолго. Только… только пока всё это вокруг не рухнет. Ты же видела, как сегодня было. Водитель… семья Томсенов… отец давит как никогда… мне нужно, чтобы хоть что-то в моей жизни было стабильным. Пожалуйста.
Я смотрела на его руки, на то, как пальцы вцепились в ткань моего платья. И чувствовала – вот она, ловушка. Не злая. Не жестокая. Ловушка из его искренности. Его боли. Его любви.
И то самое чувство, которое долгие годы заставляло меня держаться рядом.
Моя первая любовь. Первый человек, который дал мне дом. Первая рука, протянутая ко мне тогда, когда я была одна.
Он поднимался медленно – с тем ужасом в глазах, который не достоин быть наказанием. Он не делал мне зла. Он никогда бы не сделал.
Но я больше не могла быть той девочкой, которую спасли. Я уже стала другой.
И я тихо сказала:
– Кай… я не могу обещать тебе быть рядом только потому, что тебе плохо. Это не любовь. Это страх.
Он закрыл глаза.
– Но я… я правда не смогу сейчас без тебя, Рэн.
Его голос сорвался до шёпота:
– Пожалуйста. Просто побудь ещё немного. Не бросай меня в тот момент, когда всё вокруг рушится. Я прошу тебя не как жених… – Кай поднял на меня глаза – красные, блестящие, почти детские в своей открытой боли. – …а как человек, который тебя любит.
И комната стала слишком тесной для воздуха, слишком маленькой для нас двоих.
Я долго смотрела на него – на этот взгляд, полный не отчаяния даже, а какой-то трещащей, расползающейся по швам боли. Он держался из последних сил, и я впервые увидела в Кае не мужчину, который старается всё контролировать, а мальчика, который через годы всё ещё пытается угодить тем, кто никогда не будет доволен.
И в этот момент я поняла: разбить его сейчас – значит разбить того, кто ни разу не ударил меня.
Я глубоко вдохнула и коснулась его руки. Он поднял на меня глаза – усталые, горячие, с надеждой, от которой коже становилось тесно.
– Кай… – сказала я тихо, почти шёпотом. – Я не могу сейчас сказать, что мы остаёмся вместе. Это было бы нечестно. Не для тебя. И не для меня.
Он напрягся.
– Но… – я почувствовала, как пальцы его дрогнули. – Я могу остаться рядом на какое-то время. Пока ты не найдёшь момент поговорить со своими родителями. Пока не скажешь им сам.
Он замер.
– То есть… – голос дрогнул, – ты не уходишь? Не сейчас?
Я покачала головой.
– Не сейчас. Я не могу бросить тебя в момент, когда всё вокруг рушится. Но и не могу назвать себя твоей невестой. Я буду просто ждать. Пока ты не скажешь правду своим родителям, пока они не услышат это от тебя – мы не можем продолжать так, как будто ничего не случилось. Я лишь даю тебе время на это.
Кай выдохнул так резко, словно только что вышел из ледяной воды.
– Спасибо… – прошептал он. – Рэн, спасибо. Ты даже не представляешь…
Он наклонился ко мне, будто хотел крепко обнять, но в последний момент остановился – почти спросил глазами, можно ли.
И я позволила ему.
Его руки обвили меня – не так, как раньше, с уверенной теплотой, а как будто он держится за единственное, что не разваливается у него в руках. Он дрожал. Совсем немного, но достаточно, чтобы я почувствовала: он действительно на грани.
Я провела ладонью по его спине – не нежно, а успокаивающе. И в этот момент особенно остро ощутила: это не то, что я могу ему дать навсегда. Но сейчас… Сейчас я была его опорой.
Когда он отстранился, в его глазах появилась слабая, трепещущая надежда.
– Значит… мы говорим им через пару дней? После поездки?
Я кивнула.
– Да. Когда ты будешь готов. Но… – я посмотрела прямо, чтобы он понял всю серьёзность, – сделать это ты обязан.
Он глубоко вдохнул, и впервые за вечер его плечи чуть-чуть распрямились – будто это решение дало ему хоть какую-то точку опоры.
– Я сделаю это, – сказал он. – Обещаю.
Но в ту же секунду во мне мелькнуло щемящее понимание: не важно, насколько искренне он пытается – наш путь с ним всё равно заканчивается. Я просто выбрала мягкий, честный способ дойти до этой точки.
Он взял мою руку и прижал к губам. – Спасибо, что осталась, – сказал он. – Просто… побудь рядом. Пока я всё не улажу.
Я кивнула.
И только когда он отвернулся, я позволила себе выдохнуть то, что жгло внутри:
Я остаюсь не потому, что люблю тебя так, как должна. А потому что не хочу добивать того, кто всегда был добр ко мне.
27
Утро было слишком тихим. Таким, в котором каждая мысль будто звучит громче обычного. Я проснулась раньше Кая – он спал, уткнувшись лицом в подушку, и выглядел настолько уставшим, что во мне поднялась странная смесь жалости и вины.
Но стоило вспомнить вечер, предложение, чужие голоса, невозможность сказать «нет» – и внутри всё снова стало тяжёлым, густым. Мне нужно было пространство. Воздух. Тишина.
Я натянула спортивный купальный топ, низ купальника и лосины забрала полотенце и вышла в утренний холод. Воздух был свежий, влажный – пахло соснами и ночной прохладой. Бассейн находился чуть в стороне от домиков, под стеклянной крышей, и через прозрачные панели внутрь проникал мягкий голубоватый свет.
Когда я открыла дверь, в нос ударил запах хлорки и тёплой воды. Тишина – почти идеальная. Я хотела нырнуть – резко, глубоко, чтобы шум исчез.
Но в тот момент, когда я сняла лосины и подошла к бортику, услышала звук воды – лёгкое движение. И замерла.
Коул.
Он был в бассейне. Двигаясь легко, без усилия, длинными ровными гребками. Он не видел меня – или делал вид, что не видит. Его тело скользило под водой так плавно, будто это была его стихия.
Я стояла слишком долго – настолько, что он всё-таки заметил. Его голова поднялась над поверхностью, вода стекала по плечам, и взгляд нашёл меня почти сразу.
Никакого удивления. Только… узнавание. И что-то тёмное, тянущее, от которого у меня подкашивались ноги.
– Рано для плавания, – сказал Коул негромко, голос отражался от стен мягким эхом.
– Не спится, – ответила я честно.
– Понятно.
Он посмотрел чуть внимательнее. Взгляд задержался на моих плечах, на линии ключиц, как будто он читал по коже то, что я не сказала вслух.
– Будешь заходить? – спросил он.
Это прозвучало почти как вызов.
Я вдохнула, отбросила полотенце и шагнула в воду. Тепло обхватило кожу – и тут же стало неуютно, будто вода сама чувствовала, кто рядом.
Коул подплыл ближе. Не вплотную – но достаточно, чтобы всё внутри вновь стянулось. Его плечи дрожали от движения воды, в каждой линии была сила, спокойная, уверенная.
– Как твой жених? – спросил Коул, и от того, как спокойно он это произнёс, мурашки пробежали по всей спине.
– Не начинай, – попросила, сжав губы.
– Я вообще-то спрашиваю вежливо, – он слегка наклонил голову. – Разве я не должен интересоваться свадьбой брата?
Я почувствовала, как вода будто становится горячее.
– Пока ничего не могу сказать, – произнесла я тихо.
Одна секунда. Его взгляд стал глубже – будто он услышал во фразе скрытый смысл. Понял ровно то, что я не собиралась произносить вслух.
Коул приблизился ещё чуть-чуть. Его ладонь легла на поверхность воды рядом с моим бедром – не касаясь, но тепло от этого жеста ударило по коже.
– «Пока»? – повторил он. – Интересная формулировка.
– Ты слишком много пытаешься прочесть между строк.
– Только то, что ты сама уже знаешь, – Он медленно провёл пальцами по воде, и та волной коснулась моей ноги. Это было почти как прикосновение. Почти. – Вчера вечером ты хотела сказать нет.
Я задержала дыхание.
– Ты не можешь знать, что я хотела.
– Знаю, – сказал Коул мягко. – Я видел.
Он подошёл ближе. Теперь между нами оставалось всего несколько сантиметров. Его рука – тёплая от воды – вдруг коснулась моей талии. Не крепко. Не требовательно. Просто положил ладонь, как будто проверял, дышу ли я.
Я дышала плохо.
– Отпуст… – начала я.
– Скажи честно, – перебил он тихо. – Это из-за меня?
Вода дрогнула между нами. Сердце – тоже.
Я покачала головой, но слишком медленно, чтобы это выглядело уверенно.
– Я просто… не готова обсуждать свадьбу, – выдохнула я. – Вот и всё.
– Вот и всё? – Он наклонился чуть ближе, так, что его губы почти коснулись моей щеки, но не коснулись. Вода между нами колыхалась, и от каждого движения тепло бежало по коже. – Уверена?
Я молчала. Ладонь на моей талии чуть сжалась – не как хватка, а как подтверждение, что он чувствует моё дыхание.
Я не отстранилась. И он заметил это. Конечно, заметил.
– Я думал, – произнёс Коул низко, – что после вчерашнего мы оба понимаем, насколько опасно оставаться рядом.
Мурашки побежали по позвоночнику.
– Я не… – голос сорвался. – Не знаю, что ты имеешь в виду.
Он тихо усмехнулся.
– Знаешь.
Его пальцы скользнули – по талии, выше, к рёбрам, почти касаясь кожи. Не нагло. Не грубо. Но от этого внутри всё перевернулось.
Пламя, которое я боялась ощущать.
Он смотрел прямо на меня, вода блестела между нами как тонкая, дрожащая граница.
– Если ты выйдешь за него, – сказал он тихо, почти шёпотом в ухо, – тебе придётся перестать смотреть на меня так.
Я вдохнула резко.
– Я не смотрю…
– Смотришь, – он провёл пальцами по моему боку, и от этого простого движения у меня перехватило дыхание. – Именно так. Как будто хочешь, чтобы я нарушил все правила, которые держат нас в рамках.
Я закрыла глаза. Потому что отрицать было бессмысленно.
Его ладонь легла на мою спину под водой – горячая, сильная. Я почти прижалась к нему – почти.
– Коул… – голос дрожал. – Не надо…
– Надо, – сказал он. – Пока ты не выберешь, мы оба будем жить вот так. Между «почти» и «слишком поздно».
И только когда его лоб коснулся моего – лёгко, едва, больше тенью чем касанием – я поняла, что вода вокруг нас неспособна охладить ничего.
Он был близко. Слишком близко.
Достаточно, чтобы я окончательно перестала дышать.
28
Его дыхание касалось моей кожи так легко, будто он и не прикасался вовсе, но от этого становилось только труднее дышать. Вода вокруг нас двигалась едва заметно, тёплая, гладкая, и это движение усиливало каждое ощущение. Каждая секунда приближала нас к тому, о чём нельзя говорить, но от чего невозможно уйти.
Его взгляд путешествовал по моей коже, задерживаясь там, где вода скатывалась к линиям ключиц, грудной клетки, талии. Этот взгляд уже был прикосновением. От него по телу пробегали мурашки, медленные и острые.
Его взгляд был глубоким, тяжёлым, спокойным в той опасной мере, в которой спокойны только хищники. В нём не было сомнений. Ни тени колебания. Он видел всю мою внутреннюю борьбу и не торопился. Просто ждал, пока я сама перестану сопротивляться.
Я чувствовала, как сердце бьётся под самой кожей. Он был слишком близко. И я – слишком честная с собой в этот момент.
Он вновь медленно провёл ладонью по воде, создавая едва заметную волну, которая коснулась моей талии, и я вздрогнула. От этого лёгкого, почти символичного касания внутри всё сжалось в тугой узел. Он видел реакцию.
У него не было права прикасаться ко мне. У меня не было права хотеть этого. Но когда он поднял руку и провёл кончиком пальца по моей щеке, всё, что должно было стать запретом, превратилось в пламя, растущее под кожей.
– Рэн, – произнёс Коул так, что все внутри меня задражало. – Ты уверена, что хочешь за него замуж?
Я не успела отвести взгляд – его пальцы легли мне на талию под водой. Столь естественно, будто так и должно быть. Они скользнули по коже медленно, уверенно, и в этом движении ощущалась сила, которую он обычно скрывал, но сейчас даже не пытался.
Именно так ощущалось его присутствие – плотное, неизбежное, и альфа-хищное одновременно.
Я сделала вдох – и в тот же момент он наклонился ко мне чуть ниже. Так, чтобы наши губы оказались в одном дыхании. Я почувствовала его тепло, услышала ровный, глубокий вдох, ощутила, как в груди у меня всё переворачивается болезненно сладко.
Он мог поцеловать меня, не спрашивая. И я поняла, что не отступлю. Даже если должна была.
– Скажи мне, что не хочешь этого, – тихо произнёс он, голос опустился ниже, чем я когда-либо слышала. – И я остановлюсь.
Я не сказала. Не могла.
Его ладонь поднялась выше вдоль моей спины, подхватывая меня к себе, утягивая ближе, чем я позволяла кому-либо. В воде это движение было мягким и уверенным сразу, почти медленным, но без единой капли сомнения. Тело само подалось вперёд – на вдох, на тяготение, на чужую силу, которую я ощущала до мурашек.
Под водой движение было плавным, почти невесомым, но внутри всё загорелось так резко, что я сжала воздух зубами, чтобы не выдать звук.
Моё тело коснулось его груди – горячей, мокрой, сильной.
В этот момент я поняла, что не смогу остановить происходящее даже если бы захотела.
Он поднял руку к моему лицу и провёл пальцами по щеке – большим пальцем по линии скулы, затем вниз, ко рту. Я едва заметно вдохнула, и он уловил это мгновенно.
Его пальцы коснулись моей нижней губы – не надавили, просто скользнули по ней, как будто он хотел почувствовать, как я дрожу.
Его губы коснулись моих – сначала едва заметно, как будто он давал мне шанс отступить. Но когда я невольно выдохнула ему в губы, поцелуй стал глубже. Горячее. Настоящим. Он целовал так, как будто забирал себе мой воздух, моё сопротивление, всё, что держало меня на поверхности. Его ладони легли на мою поясницу, прижимая меня к себе под водой, и от этого прикосновения внутри всё сорвалось в свободное падение.
Я почувствовала силу его тела, тепло его кожи, объём его дыхания. Он целовал так, будто уже давно решил, что я принадлежу ему. И моё тело отвечало ему честнее, чем я могла бы признаться себе.
Его пальцы скользнули вдоль моей спины выше, к лопаткам, и я тихо вдохнула, потому что этот жест был слишком личным, слишком правильным и слишком опасным. Он углубил поцелуй, медленно, уверенно, подчёркивая каждую секунду, в которой я забывала, как дышать.
Он целовал меня так, будто ему наконец позволили то, чего он ждал давно. Я отвечала так, будто меня удерживали слишком долго.
Когда он отстранился, это было не облегчение. Это была словно потеря.
Его дыхание было горячим, неровным. Он смотрел на меня так, будто видел все мои тайные ответы.
– Ну вот, – произнёс он тихо. – Теперь не сможешь сделать вид, что ничего не было.
Я закрыла глаза – не чтобы спрятаться, а чтобы хоть чуть-чуть вернуть контроль.
– Не говори… – прошептала я.
– Я буду говорить, – его пальцы скользнули по воде, касаясь моего бедра под поверхностью. – Пока ты сама не признаешь, что выбираешь не его.
Воздух вокруг стал слишком плотным. В груди – пульсация, сильная, живая, необратимая.
Он склоняется ко мне медленнее, чем раньше, ближе – так, что горячий вдох коснулся моей шеи.
– Это не просто поцелуй, Рэн, – сказал он. – Это то, что ты больше не сможешь спрятать. Ни от себя. Ни от него.
Я открыла глаза. Его взгляд был темнее, чем вода вокруг.
И впервые я поняла: Коул не позволит мне жить между.
Он заставит выбрать.
Даже если бы моей целью было остаться с Каем – он бы этого не допустил.
