Текст книги "Брат моего парня (СИ)"

Автор книги: Виктория Вашингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

21

Кай закрыл за нами дверь, и я услышала, как замок щёлкнул – тихо, почти незначительно, но это разделило мир на «до» и «после». Он повернулся ко мне, шагнул ближе – осторожно, будто боялся спугнуть.

– Рэн… – сказал он тихо. – Я видел, как ты это восприняла. И хочу объяснить.

Я скрестила руки на груди – не как оборона, а чтобы удержать внутреннее дрожание. После взгляда Лиз внутри словно что-то задели тонким, но острым краем.

– Объяснить что? – спросила я ровно.

Он провёл рукой по лицу – жест усталый, нервный, совсем не похожий на его обычную уверенность.

– Их реакцию, – сказал Кай. – Или… её. Лиз. Он покачал головой, будто ему самому было неприятно произносить её имя. – Я не говорил ей о тебе. Не потому что скрывал. Просто… работа, родители, дедлайны, проекты – всё это занимает так много места, что я… – он замолчал, подбирая слова, – иногда забываю, что в этом мире существуют ещё простые вещи. Личные.

Тонкая трещина прошла внутри. Не потому что он солгал – потому что он сказал правду.

– Она не виновата, – добавил он. – Она просто… не знала. И удивилась. Любой удивился бы.

– Я не злюсь на неё, – сказала я тихо. – Я… не люблю, когда на меня смотрят так, будто я ошибка в списке гостей.

Кай подошёл ближе, взял мои руки – тёплые, уверенные пальцы закрыли мои ладони почти полностью.

– Ты не ошибка, – произнёс он серьёзно. – И никогда ею не была. Он наклонился чуть ниже, чтобы заглянуть мне в глаза. – Рэн, ты – самое правильное, что есть в моей жизни.

Слова были мягкие. Настоящие. Те, от которых хочется закрыть глаза, чтобы не расплескать то, что поднимается в груди.

Но что-то внутри всё равно шевельнулось – то самое сомнение, которое я гнала от себя весь день.

Он почувствовал.

– Послушай, – продолжил он, сжимая мои руки чуть сильнее. – Всё это… семья, поездка, Лиз, их взгляды – это не имеет к тебе отношения. Они просто… такие. Он вздохнул. – Но это не значит, что ты должна чувствовать себя здесь чужой.

Я смотрела на него, и изнутри медленно поднималось тепло – то самое, которое я чувствовала с самого начала. Когда он был единственным человеком, кто не прошёл мимо. Кто подошёл, когда мне было хуже всего. Кто захотел помочь. Кто впервые сказал, что любит.

Он был моей тихой безопасностью, моей первой опорой. Тем, кто показал мне: меня можно любить.

И, наверное, именно поэтому я так цеплялась за него – даже когда что-то между нами начинало скрипеть, будто дерево под ветром.

Он поднял мою ладонь и прижал к губам – коротко, нежно, так как делал всегда.

– Не думай о них, – сказал он тихо. – Мы здесь вдвоём. Потом улыбнулся своим привычным, тёплым выражением. – И я не позволю никому сделать тебе больно.

Тепло, которое поднялось в груди, почти заслонило всё остальное. Но где-то на самом дне всё равно пульсировала мысль – тонкая, неприятная:

А кто защитит меня от того, что я чувствую сама?

Потому что только рядом с ним – с его мягкостью, добротой, искренностью – особенно ярко вспоминался тот другой поцелуй. Который не должен был случиться. И который прожёг меня так, что я до сих пор чувствовала его под кожей.

Кай коснулся моего лица, снова пытаясь вернуть меня в момент.

– Всё хорошо? – спросил он тихо.

– Да, – сказала я. – Хорошо.

Он улыбнулся – искренне и я улыбнулась в ответ.

Но где-то в глубине что-то осталось несказанным.

То, о чём я никогда не смогу рассказать ему.

* * *

Я вышла из домика почти бегом – не потому, что спешила, а потому что стены давили. Все эти взгляды, улыбки-вежливости, Лиз с её мягкими, но внимательными глазами, Кай с его попытками сгладить углы… Мне нужно было пространство. Воздух. Тишина.

На территории был бассейн – крытый, стеклянный, с мягкой подсветкой. И, к счастью, пустой.

Когда я вошла внутрь, пахнуло хлоркой, горячим воздухом и чем-то стерильным. Вода светилась голубым, гладкая, неподвижная. И впервые за весь день я почувствовала, как плечи чуть опускаются.

Я нырнула в воду – с головой, чтобы тишина накрыла мгновенно. Холод обжёг кожу, но секунду спустя стало легче. Настолько легче, что захотелось просто остаться так – в тишине, где никто ничего не ждёт и ничего не требует.

Минут десять я плавала без остановки – длинные дорожки туда-обратно, пока мышцы не стали тёплыми, а мысли – медленными. И когда дыхание стало ровным, я решила закончить.

Выйдя, я завернулась в большое белое полотенце, собрала волосы, и заметила в углу дверь в баню. Стеклянная, но запотевшая. Там не было слышно голосов.

Отлично.

Я открыла её, впуская горячий влажный воздух. Пар обволакивал кожу, затуманил зрение, и я шагнула внутрь почти на ощупь – тело уже расслаблялось.

– Занято, – сказал медленный мужской голос.

Я остановилась.

Пар рассеялся – медленно, так, как будто время само решило дать мне секунду на осмысление.

И в следующую секунду я увидела его.

Коул сидел на нижней деревянной полке. Только полотенце на бёдрах. Ничего лишнего. Грудь – широкая, влажная от пара. Волосы чуть темнее обычного. Капли воды медленно стекали по ключицам, по линии пресса, исчезали под полотенцем.

Он поднял взгляд.

И мир, кажется, перестал двигаться.

– Ой, – выдохнула я, сжимая полотенце покрепче. – Извини. Я не знала, что кто-то здесь.

22

Коул поднял взгляд так неторопливо, будто всё происходящее его вовсе не удивило. Никакого смущения. Ни малейшей попытки отвернуться. И это, почему-то, только сильнее и обожгло.

Он провёл по мне взглядом – лениво, изучающе. По каплям на ключицах. По полотенцу, которое я сжимала так, будто оно могло защитить.

Пар сгущался вокруг, расплывался в воздухе, и каждое движение казалось замедленным – почти намеренным. Полотенце на его бёдрах держалось легко.

Он не смотрел нагло или резко – наоборот, будто изучал меня словно что-то новое, неожиданное, но определённо интересное.

– Ничего, – ответил он ровно, будто мы говорили о погоде. – Дверь не закрыта. Это означает, что вход открыт.

Я кивнула, хотя внутри всё было слишком напряжено. Полотенце казалось единственной границей между мной и тем взглядом, который цеплялся к каждой линии моего тела. Я сделала шаг в сторону, пытаясь сохранить расстояние, но пар был слишком плотным. Никакая дистанция не ощущалась настоящей.

Он слегка склонил голову, наблюдая за тем, как я стараюсь держать себя в руках.

– И всё же ты стоишь как человек, которого застали врасплох, – произнёс он спокойно. – Хотя ничего особенно шокирующего наверняка не увидела.

Я с трудом подавила желание закатить глаза.

– Я просто не ожидала, что здесь… кто-то.

– Тем более я, – уточнил он, медленно. – Признаться честно, ты выглядела так, будто готова развернуться и убежать.

Он не издевался – просто констатировал факт. И от этого стало только жарче.

– Я хотела тишины, – сказала я. – Воды, видимо, было достаточно, но хотелось… уединения.

Он чуть наклонил голову назад и провёл ладонью по влажным волосам, стряхнув с них пару капель. Движение получилось плавным, красиво растянутым, будто он делал это неосознанно – но я чувствовала, что он знает, как выглядит в этот момент.

– Здесь действительно тихо, – сказал он. – Если нормально переносишь жар.

Голос опустился ниже – и звучал так, будто он говорил не про температуру воздуха.

Я крепче прижала полотенце к груди.

– Если хочешь, я могу уйти, – сказала я. – Я не хочу мешать.

– Если бы я хотел быть один, дверь была бы закрыта, – ответил он. – Так что вопрос не во мне.

Он посмотрел на меня чуть внимательнее – взгляд стал цепче, глубже, почти тянущим.

– Вопрос в том, хочешь ли уйти ты.

Я замерла. Вроде бы простой вопрос. Но сказан он был так, будто от ответа зависело больше, чем просто «уйти или остаться».

– Мне… действительно нужна тишина, – сказала я тихо. – Но я могу посидеть пару минут здесь. Если это никому не мешает.

Его губы чуть дрогнули – не в улыбке, а в лёгком, едва заметном удовлетворении.

– Разумеется не мешает.

Он жестом указал на дальний край полки.

– Сядь.

Не приказ. Но и не просьба. Скорее приглашение, от которого почему-то невозможно отказаться.

Я села, стараясь держать спину ровно, как будто это могло укротить то, что творилось внутри. Деревянная полка была горячей, полотенце впитывало пар, и воздух между нами стал настолько плотным, что его можно было почти коснуться.

Коул откинулся слегка назад, положив руку на колено, и повернул голову ко мне. Его взгляд был спокойным, но в нём сверкала та особенная внимательность, которая всегда тревожила – будто он видел глубже, чем положено.

– Ты избегала меня весь день после произошедшего, – произнёс он без обвинений. – Решила, что легче прятаться?

Я напряглась.

– Я никого не избегала.

Коул медленно провёл взглядом вдоль моих плеч, будто оценивая не слова, а то, как я дышу.

– Избегала.

Я хотела возразить. Сказать, что он ошибается. Но в его голосе не было сомнения, а в моих мыслях – нужных слов.

Он продолжил:

– И всё же пришла сюда. Именно сейчас. Когда вокруг тебя слишком много чужих взглядов и слишком мало воздуха.

Я стиснула край полотенца.

– Потому что здесь тихо, – сказала я.

– И потому что здесь нет Кая, – добавил он так же спокойно, как будто прочитал то, что я сама боялась думать.

Я подняла глаза – и встретила его взгляд.

Там не было издёвки. Не было злости.

Только уверенность.

Только понимание, которое хотелось отрицать.

Только правда.

Пар вокруг нас дрожал, будто ждал следующего движения.

23

Пар держался плотным, как ткань. Воздух дрожал от жара, и я – вместе с ним. Коул сидел напротив, но расстояния между нами будто не существовало. Оно растворилось вместе с паром, оставив только две точки – меня и его. Всё остальное перестало иметь значение.

Он откинулся чуть назад, но это движение только подчёркивало ширину его плеч, линию ключиц, влажный блеск кожи. Казалось, что пар обтекает его так, как вода обтекает камень – подчёркивая форму, силу, власть.

– Даже сейчас ты держишься за полотенце, как будто оно способно остановить то, что происходит между нами.

Я сильнее сжала ткань.

– Ничего не происходит.

Он усмехнулся – коротко, горячо, почти темно.

– Тогда почему ты дрожишь?

Я открыла рот, чтобы возразить, но воздух вдруг стал слишком густым. Ответ не приходил. Только ощущение, что его слова ударили точно туда, куда нельзя было.

Коул поднялся медленно. Очень медленно.

Как будто давая мне время – не уйти, а осознать, что я не ухожу.

Полотенце на его бёдрах сдвинулось на миллиметр – достаточно, чтобы мне пришлось заставить себя не отвести взгляд. Ноги стали ватными. Сердце рванулось в горло.

Он подошёл ближе – не вплотную, но настолько, что температура вокруг изменилась. Жар потянулся ко мне, будто от него исходило собственное тепло, отличное от пара.

– Рэн, – произнёс он тихо, почти шёпотом. – Хочешь правду?

Я моргнула.

Коул наклонился чуть ниже, до уровня моего лица. Его дыхание коснулось моей щеки, и от этого меня словно тряхнуло изнутри.

– Ты не боишься меня, – сказал он. – Ты боишься себя рядом со мной.

Губы пересохли. Я едва сглотнула.

– Это… неправда.

– Правда, – его голос стал глубже.

Его пальцы едва коснулись моих – лёгкое, почти невесомое касание.

Я не отступила.

Он провёл кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки. Такой мягкий жест – но будто ток прошёл по коже, разрезая воздух между нами.

Полотенце на мне чуть дрогнуло – и его взгляд упал туда, где влажная ткань почти касалась ключиц. Глаза стали темнее.

– Скажи, что хочешь уйти, – произнёс он негромко.

Я не сказала.

Он сделал ещё один шаг. Теперь между нами было не больше десяти сантиметров. Его грудь – горячая, близкая. Его дыхание – неровное. Не только я теряла контроль.

– Или скажи, – его голос опустился так низко, что я почувствовала вибрацию кожей, – что не хочешь.

Я закрыла глаза на секунду, будто это могло вернуть мне ясность. Но ясности не было.

Было только желание – тонкое, колющее, пугающее.

Когда я открыла глаза, он смотрел прямо в них.

И в этот момент мы потянулись друг к другу почти одновременно.

Неосознанно. Неосторожно.

Почти встретились дыханием.

Всё внутри сжалось – готовность, страх, желание, вина – всё перепуталось в один удар сердца.

Его рука поднялась к моему лицу. Он не коснулся, только провёл пальцами по воздуху, так близко, что казалось – прикосновение уже произошло.

Губы были в сантиметре друг от друга.

Секунда. Две.

И вдруг – он остановился.

Глаза резко дернулись, будто он вернул контроль за одну болезненную долю секунды.

Он выдохнул – медленно, резко и отступил на шаг.

Жар между нами не исчез. Он стал почти невыносим.

– Ещё мгновение, – тихо сказал он. – И всё бы зашло слишком далеко.

Я стояла, застыв. Полотенце в пальцах, дыхание сбившееся, сердце бешено колотится.

Он провёл рукой по волосам.

И добавил, всё так же тихо:

– Ты не даешь себе отчет в том, что я больше не буду себя контролировать.

Я сглотнула.

– Коул…

Он поднял руку – не касаясь, просто останавливая.

– Не сейчас.

В воздухе повисло то, что могло стать поцелуем, но не стало.

И от этого хотелось дрожать ещё сильнее.

Пар всё ещё колыхался в воздухе – тёплый, влажный, липкий, но того жара, что висел между нами секунду назад, было больше, чем способна создать баня. Это было другое. Опаснее, глубже, честнее.

Я стояла, прижимая полотенце к груди, и впервые за долгое время чувствовала, что внутри меня происходит что-то необратимое. Будто одна деталь сместилась – и вся конструкция начала трещать.

Коул отступил. Но этого шага хватило лишь для того, чтобы напряжение стало заметнее. Он отвернулся на секунду, будто ему нужно было собрать себя обратно. Я тоже попыталась дышать ровно, но грудь будто стянуло.

«Ещё мгновение – и всё бы зашло слишком далеко».

Он был прав.

Но дело было не в физическом касании. Дело было в том, что я снова не остановилась. Даже не попыталась.

И это ударило сильнее пара, сильнее жара.

Кай.

Его имя вспыхнуло в голове как пощёчина. Но не такая, что пробуждает – такая, что заставляет закрыть глаза, чтобы не плакать.

Я вцепилась в край полотенца.

Потому что впервые – впервые – мысль была не скользкой, не осторожной, не тихим шёпотом где-то в темноте.

А ясной. Звонкой. Настоящей.

Мне не быть с Каем.

Она появилась – и не ушла. Не исчезла под оправданиями. Не растворилась в том привычном «он хороший», «он старается», «он мой». Она осталась.

Пульсирующая и болезненная.

Внутри стало пусто – но не от того, что я теряю Кая. Пусто – от осознания, что я давно знала это. Просто не смела подумать.

Слишком много долгих ночей, когда я лежала и убеждала себя, что сказки о страсти – выдумка. Что то, что пишут в книгах – нереально. Что ровность отношений – это и есть любовь. Что того, чего я не чувствую – никто не чувствует.

Но сейчас…

Сейчас я ощущала рядом Коула. И то, как он прожигает меня изнутри. Даже не касаясь.

Я не чувствовала такого никогда с Каем. Ни разу. И от этой мысли стало тошно.

Вина поднялась, как волна – хлестнула по горлу, по груди, по животу. Я зажмурилась, будто можно было удержать её внутри.

Но правда была уже сказана – хоть и без слов.

Я не должна быть с человеком, которого люблю… слишком тихо.

И уж точно не должна быть с человеком… рядом с которым могу поцеловать другого и практически повторить эту ошибку.

Я медленно подняла взгляд – и увидела Коула.

Он смотрел на меня так, будто что-то понял. Но не спросил. Не приблизился. Стоял ровно, дыхание уже почти выровнялось, только тень эмоции не успела исчезнуть.

С ним у меня тоже ничего не будет.

Мы оба это знали.

Он слишком закрыт. Слишком сломан. Слишком честен в своём мраке, чтобы построить что-то ровное, светлое. С ним – боль, огонь, падение.

И всё же…

Он заставлял меня чувствовать. Слишком много. Слишком сильно.

– Тебе надо идти, – тихо сказал он. Не резкость. Не холод. Почти мягкость. – Здесь жарко.

Я едва выдохнула. В горле стоял ком.

– Наверное… да.

Я попробовала пройти мимо него – не касаясь, но воздух всё равно дрогнул между нами, будто тело запомнило то, что мы почти сделали.

У самой двери он сказал:

– Рэн.

Я обернулась.

Его взгляд был всё ещё тёмным, но уже собранным. Там жил контроль. Тонкий. Почти болезненный.

– Ты правильно сделала, что остановилась.

Я ответила так же тихо:

– Мы оба.

Он кивнул. Больше ничего.

Я вышла в коридор, а когда дверь за мной закрылась, сердце ударило так сильно, что я прислонилась к холодной стене, пытаясь дышать.

Мы не поцеловались.

Но это вызывало больше эмоций, чем любой поцелуй в моей жизни. Конечно, кроме того, что был с самим же Коулом.

И пока пар стекал по коже, а полотенце отяжелело от влаги, я понимала:

Я стою на грани. И назад дороги уже нет.

От автора; Мои замечательные! Огромное спасибо за вашу активность в отзывах) Читаю каждый и мне безумно приятно) Последние пару дней меня температурит, поэтому не отписывала вам под отзывами) отвечу на каждый, как станет немного лучше! Обожаю вас

24

Я вышла из бани уже не чувствуя пола под ногами. Казалось, что воздух вокруг стал тяжелее, будто мир медленно менял траекторию, а я – просто стояла в центре этой смены, пытаясь не потерять равновесие.

Мне нужно было поговорить с Каем. Нужно было сказать ему правду – не о том, что произошло, а о себе. О том, что между нами что-то начинает рушиться. Что я захлебываюсь тишиной там, где должна чувствовать опору. Что я больше не могу быть тем человеком, который притворяется, что ничего не меняется.

Я собрала волосы, переоделась и несколько минут сидела на краю кровати, пытаясь собрать мысли в слова. Но вместо слов внутри стояло одно чувство – тяжёлое, давящее, как мокрое одеяло.

Надо поговорить. Обязательно. Сейчас.

Я поднялась, выдохнула и уже была готова выйти из комнаты… когда дверь распахнулась.

На пороге стоял Кай.

Он выглядел так, будто бежал – дыхание сбивалось, глаза были слишком яркими, а пальцы дрожали едва заметно. Но это была не тревога, не испуг. Что-то другое. Собранность перед прыжком, напряжение перед важным моментом.

– Рэн, наконец… я тебя искал, – он шагнул ко мне так близко, что пришлось отступить. – Нужно идти. Мы опаздываем.

– Куда? – спросила я осторожно.

– На ужин. Официальный. Все уже собираются. Отец негодует, что мы задерживаемся.

Он пытался улыбнуться, но улыбка получалась слишком быстрой, слишком нервной. Его ладонь коснулась моей руки – тёплая, мягкая, привычная… но ощущалась странно липкой.

– Подожди, Кай, – я попыталась говорить ровно. – Нам нужно поговорить.

Он замер. Всего на миг. И сразу отвернулся..

– Не сейчас, пожалуйста, – сказал он тихо, быстро, почти на выдохе. – Я… прошу. Давай после ужина. Это очень важно, хорошо? Для меня. Для нас.

Слово «нас» прозвучало глухо, как будто он сам в него не верил.

Я хотела сказать, что именно об «нас» я и хочу поговорить. Что внутри меня уже что-то стоит на грани, и если не сказать сейчас – я распадусь.

Но он снова взял меня за руки – крепко, почти умоляюще.

– Рэн, прошу. Просто поддержи меня там. Что бы ни произошло. Не задавай вопросов. Не удивляйся. Не спорь. Просто… будь рядом. Только сегодня. Его дыхание стало быстрее. – От этого зависит очень многое.

Слова ударили по груди, как камень.

Я почувствовала, как что-то внутри напрягается. Тонко, неприятно. Предчувствие – почти физическое.

– Что происходит? – прошептала я.

Он покачал головой.

– Объясню позже. После. Только… иди со мной, ладно?

Он смотрел так, будто держался за меня, как за спасательный круг. Будто именно я могла удержать его от какой-то пропасти.

И я поняла, что разговор о нашем разрыве прямо сейчас… невозможен. Он не услышит. Не поймёт. И, главное – сейчас не время. Пока что.

Я кивнула.

– Ладно. Я с тобой.

Он выдохнул так сильно, будто я сняла груз с его плеч.

– Спасибо. Я дам тебе время одеться.

* * *

Холодный вечерний воздух встретил нас шумом, огнями, приглушёнными голосами людей, собравшихся в банкетном павильоне. Я шла рядом с Каем, чувствуя, как внутри медленно растягивается тонкая нить тревоги.

Он сказал, что много от меня зависит.

Но почему я чувствовала, что самое главное – ещё даже не началось? В павильоне было слишком светло. от тип света, который не делает атмосферу праздничной – наоборот, подчёркивает каждый взгляд, каждую недосказанность, каждую фальшь.

Столы белые, круглые, огромные. На них – хрусталь, фарфор, тонкие бокалы, от которых пахло деньгами, властью и чем-то таким, от чего мне всегда становилось немного тесно в груди.

Все уже сидели. И каждый – абсолютно каждый – поднял взгляд, когда мы вошли.

Кай держал меня за руку. Слишком крепко. Так, будто хотел привязать к себе физически.

Мать Кая улыбнулась первой – вежливо, красиво, почти искренне, если бы не холод в глазах.

Отец едва заметно кивнул, будто принимал факт моего появления как ошибку, которую нет смысла исправлять прямо сейчас.

Томсены – семья, которая явно любит всех осматривать с ног до головы – сделали это особенно тщательно. И их дочь, Лиз, встретила меня улыбкой, в которой было слишком много сладости, чтобы она была настоящей.

Коул сидел чуть поодаль. Спокойный. Холодный. Голова чуть склонена, взгляд направлен прямо на меня – тот самый, который видит больше, чем нужно.

И в этом взгляде читалось предупреждение…И раздражение? И ещё что-то такое, от чего у меня внутри опускалось что-то вроде невидимого лифта вниз.

Кай наклонился ко мне и прошептал:

– Просто держись рядом. Пожалуйста.

Мы сели.

Разговоры вокруг текли медленно и уверенно, как течение реки, набравшей силу. Говорили про бизнес. Про проект Томсенов. Про очередное объединение. Про политику. Про фонд. Про всё то, что никогда не касалось меня – и именно поэтому всегда использовалось как способ подчеркнуть дистанцию.

Меня не исключали из беседы. Но и не включали.

– Рэн, – улыбнулась мать Кая, – и как учёба? Не слишком сложно на первом курсе?

Незаметный перевод: «ты точно не потянешь?».

– Справляюсь, – ответила я спокойно.

Отец Кая приподнял бокал.

– Интересно, насколько справляешься, раз решила работать, а не сосредоточиться на учёбе.

Меня будто ударили под дых. Откуда они узнали? Так быстро?

– Это поможет мне в будущем, – сказала я ровно. – И даст опыт.

– Опыт чего? – спросил Томсен-старший. – Работы руками?

Кто-то тихо усмехнулся.

Из груди будто выбили воздух. Но я не отвела взгляда.

– Опыт быть самостоятельной.

Стол на долю секунды замолчал.

Коул чуть опустил взгляд и повёл уголком губ – резко, едва заметно. Почти одобрение. Почти.

Кай сжал мою ладонь под столом.

– Её взяли в «НоваЛабс», – сказал он уверенно, чуть громче, чем требовалось. – Это один из лучших частных центров.

Теперь на меня посмотрели по-настоящему.

И это было ещё хуже.

Не уважение. Удивление. С примесью недовольства – будто я посмела забраться куда-то, куда не положено.

– Интересный выбор, – протянула Лиз. – Далеко. Устаёшь ездить, наверное?

– Рэн сильная, – сказал Кай тихо. – Она справится.

Пауза.

И именно в эту паузу я догадалась: Кай чем-то озабочен. Он всё утро нервничал. Весь вечер избегающим взглядом проверял родителей. Он был напряжённым по-другому – будто ждал сигнала.

Я не успела понять, что именно происходит. Потому что он встал. Просто поднялся из-за стола. Разговоры оборвались, а взгляды повернулись.

И мир, кажется, перестал двигаться.

Кай стоял прямо. Рука дрожала, но голос был твёрдый.

– Я хочу кое-что сказать. Всем.

Я почувствовала, как холод пробежал по плечам. Почему-то стало трудно дышать.

– Рэн, – произнёс он моё имя с такой серьёзностью, будто это было начало клятвы. – То, что я собираюсь сделать – важно. И я хочу, чтобы ты знала… что в моей жизни нет ничего ценнее тебя.

У меня пересохло во рту.

Нет.

Нет, нет, нет.

Он шагнул ко мне, взял меня за руку и вдруг опустился на одно колено.

Лиз ахнула. Мать Кая зажала рот рукой. Кто-то из Томсенов наклонился вперёд. Отец Кая напряг брови, будто поднимал сейчас тяжелый вес где-то в зале.

Коул…

Коул сидел неподвижно. Как мрамор. Но глаза у него стали совсем другими – тёмными, опасными, почти стеклянными.

А Кай держал мою руку и говорил:

– Рэн…Ты – та, кого я люблю. И я не хочу терять тебя ни на секунду. Ты лучший человек в моей жизни. Ты – моё будущее и моя семья.

Он достал коробочку, которую тут же открыл.

Кольцо блеснуло так ярко, будто в нём отражалась вся эта чуждая мне роскошь.

– Выходи за меня.

Воздух исчез.

Мир сузился до одного момента.

И я…Я не могла произнести ни слова.

Потому что вместо радости… я почувствовала, как внутри буксует земля. Как в груди поднимается паника. Как меня накрывает огромное чёрное «не время, не здесь, не так».

Как осознание обрушивается волной:

Кай сказал: «от этого зависит многое». Попросил сегодня быть его поддержкой.

А я… Я впервые поняла, что стою в месте, где у меня нет опоры. Ни с одной стороны.

И что ответ – каким бы он ни был – всё равно изменит всё вокруг.

И для всех.

Я смотрела на него – на колене, с кольцом, с надеждой в глазах. И в этот момент услышала внутри свой собственный голос:

Мне нужно уйти от него. Пока не поздно.