Текст книги "Брат моего парня (СИ)"

Автор книги: Виктория Вашингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Брат моего парня
Виктория Вашингтон

1

Я услышала его голос ещё до того, как он вошёл.

Спокойный, низкий, с едва уловимой насмешкой – как всегда. Он говорил с кем-то по телефону, и даже в этих равнодушных словах ощущалась тяжесть, от которой хотелось сбежать. Я напряглась. Лёгкие тут же отказались работать. Каждая встреча с ним была как заноза под ногтем: вроде бы не смертельно, но больно до ужаса.

– О, и ты здесь. Какая…ожидаемость, – произнёс он, входя в гостиную.

Я подняла глаза.

И, конечно, Коул стоял в дверях – в тёмной рубашке, с расстёгнутым воротом, с тем самым прищуром, который раздражал меня до дрожи. Брови чуть приподняты, руки в карманах. Всё в нём кричало: «Тебе тут не место, нищенка».

– Ты говоришь так, будто ждал, что я исчезну, – ответила я, не скрывая колкости.

– Я надеялся, – он чуть улыбнулся. Тонкая, ледяная усмешка. – Даже свечку в церкви поставил. Но увы, ты всё ещё тут.

Он сделал пару шагов ко мне, неторопливо, как хищник, не спешащий к добыче. Просто напоминающий: он здесь. Он всегда будет здесь.

– Знаешь, Рэн, – он произнёс моё имя так, будто оно ему мешало во рту, – я до сих пор не понимаю, что брат в тебе нашёл.

Я поднялась с дивана.

– А я до сих пор не понимаю, почему ты не можешь перестать за мной наблюдать, если так презираешь. Тебе не все равно?

Он не ответил. Только смотрел. Долго.

И это было хуже, чем любые слова.

– Ты ему не пара, – произнёс он наконец, почти тихо. – И никогда не будешь ровней нашей семье.

– А может ты просто завидуешь? Завидуешь, что я выбрала твоего брата?

Он рассмеялся. Глухо. Грубо.

– Завидую? Боже упаси, нищенка. Иметь такую девушку – это стыд.

У меня перехватило дыхание, будто мне влепили пощечину. Коул часто говорил что-то подобное, но отчего-то я никогда не могла пропускать его оскорбления мимо ушей. Как бы я не хотела обратного, его слова цепляли меня за живое.

– Знаешь, что меня в тебе бесит больше всего, нищенка? – тихо произнёс Коул.

Я вздрогнула от этого слова. Он использовал его всегда как плевок. Вместо имени. В этом была вся суть: я для него не человек, а ошибка в системе. Пятно на их фамильной репутации.

– То, как ты ходишь тут, в нашем доме, будто имеешь на это право. Пользуешься всем, что тебе дают, как пиявка, присосавшаяся к жертве.

– Я ничего просила, – прошипела я. – Ни от тебя, ни от вашего клана.

– Но получила, – его пальцы сомкнулись на моём подбородке. Жёстко. – Гранд. Место в элитном кампусе. Поддержку. Всё это благодаря нашей фамилии. Благодаря моему отцу. Не обманывай себя, ты ни на что бы не пробилась сама. В этой жизни ты никто.

Я вырвалась. Резко. Глотая воздух.

– Ты правда думаешь, что я бы позволила себе быть чьей-то обузой?

– Думаю, ты просто слишком хорошо умеешь изображать гордость, чтобы заметить, что все, что у тебя есть – тебе не принадлежит.

– А ты просто боишься, что твой брат выбрал кого-то, кто сильнее, чем ты ожидал. И как бы ты не старался, у тебя не получится меня сломать.

Его челюсть дёрнулась. И я впервые увидела в его взгляде что-то не контролируемое.

Он наклонился ближе, шепнул почти в губы:

– Нет, нищенка. Я с нетерпением жду, что он наконец увидит, насколько ты слаба. И тогда ты вылетишь отсюда как пробка.

За два года, которые я встречаюсь с братом Коула, наши с ним отношения никогда нельзя было назвать нормальными. Я всегда ему не нравилась. Но после того, что случилось между нами год назад – это переросло в настолько жгучую ненависть, что я не сомневалась – он хочет меня уничтожить.

Я лишь надеялась, что о тех событиях никто никогда не узнает.

2

Я нервничала. Хотя делала вид, что нет.

Передо мной высился фасад кварцевого здания, который смахивал скорее на правительственное учреждение, чем на университет. Высокие колонны, строгие окна. Всё такое вылизанное, хищно правильное, как и большинство тех, кто внутри.

– Хватит на всё смотреть, как будто собираешься сбежать, – рядом хмыкнула Лира.

Она, как всегда, держалась легко. Волосы в хаотичном пучке, улыбка ленивая, шаг уверенный. Ни капли сомнения – будто этот мир давно принадлежал ей. И в каком-то смысле так и было. Она родилась в этом кругу. Подруга детства Кая. И с первого взгляда – полная противоположность мне.

– Я не собираюсь сбегать, – буркнула я, – просто интересно, кто из этих людей первым скажет, что я сюда не подхожу.

– Никто. Потому что ты под моей охраной, – Лира подмигнула и потащила меня за собой внутрь.

Холл был шумным. Отголоски чужих разговоров, запахи парфюма и феромонов, равнодушные взгляды, оценивающие, скользящие. Я знала, что все знают. Я – та самая Рэн. Без фамилии. Без истории. Получившая гранд. Извне. Только благодаря одному – мой парень носит нужную фамилию.

Именно так все и выглядело для них.

Я не успела выдохнуть, как почти врезалась в него.

Коул.

Он шёл по коридору так, как будто весь университет должен был встать, уступая ему путь. В чёрной рубашке, с идеально подогнанными брюками, с тем самым хищным выражением – будто всё вокруг оскорбляло его своим существованием.

Наши взгляды встретились.

Спина выгнулась инстинктивно – я будто на автомате встала в боевую стойку, готовая к защите.

Он остановился. И, конечно, заговорил первым:

– Кто бы сомневался, – сухо бросил Коул. – Я почти поверил, что ты передумаешь.

– Ещё не поздно, – я прошипела. – Повернись и свали обратно. Сделаем вид, что не видели друг друга.

– О, поверь, мне бы не составило труда, – Коул окинул меня взглядом, как будто прикидывал, что дешевле: проигнорировать меня или добить. – Просто мне интересно, насколько долго ты сможешь делать вид, что вписываешься в это место.

– Я здесь на равных.

– Нет, нищенка. Ты здесь по щедрости. И не забудь поблагодарить тех, чья фамилия открыла тебе эти двери.

Слово врезалось под рёбра. Он произнёс его так, как будто выплюнул. Словно моё присутствие здесь – это плевок в его лицо.

– Если ты так думаешь, может, наконец начнёшь просто игнорировать моё существование?

– Прекрасная идея, но есть одно но.

Он сделал шаг ближе. Почти вплотную. Воздух между нами изменился. Я почувствовала его запах – холодный, металлический, как у тех, кто привык ломать, не спрашивая разрешения. Что-то в его взгляде кольнуло кожу. Слишком глубоко. Слишком знакомо.

– Если ты хочешь, чтобы я отстал – перестань лезть мне на глаза, – выдохнул он. – В идеале забери документы из университета и больше никогда не появляйся в нашем доме. А еще, смени это вызывающую кофту, у тебя лифчик видно.

– Это просто белая футболка, – выдохнула я, уже почти не чувствуя воздуха.

– Ты в ней выглядишь, как легкодоступная дешевка. Не хочу, чтобы о брате пускали еще больше слухов из-за тебя.

– Коул, – вмешалась Лира. Голос спокойный, но с нажимом. – Зачем так грубо?

Он повернулся к ней, задержался взглядом всего на секунду.

– Знаешь, Лир, твоя привычка оберегать всё сломанное и ненужное, как в детстве, когда ты ютила выброшенных щенков, когда-нибудь тебе выйдет боком, – после этой фразы он развернулся и ушёл.

Оставив за собой глухой след напряжения, как будто в помещении стало меньше кислорода.

Я стояла, сжав кулаки, с гулом в ушах. Сердце билось как бешеное. То ли от злости, то ли от унижения. То ли потому, что он снова сумел сделать то, чего я себе не прощу – задеть меня.

– Господи, как же он меня бесит, – прошипела я. – Каждый раз, как он открывает рот, хочется вылить на него что-нибудь горячее. Или приложить что-то тяжёлое. Железное. Желательно по лбу.

Лира молчала.

Я обернулась на неё.

– Что?

– Он… не так уж плох, – медленно сказала она. – Ну, грубый, да. Но он не делает это просто так. У него свои причины. И ты… иногда тоже слишком острая.

Я моргнула.

– Ты серьёзно сейчас?

– Я знаю его с детства, Рэн. Он не жестокий. Просто… не прощает слабости.

– Тогда у него проблемы с восприятием. Потому что слабость – это его суждение. Он всегда считает себя выше. Потому что я не из их круга.

Лира не ответила. И в её молчании было что-то такое, от чего внутри меня начало холодеть.

3

Я с трудом вытерпела первую часть встречи с преподавателями. Фамилии, должности, тонкие полуулыбки. Они не смотрели на меня слишком пристально, но каждый взгляд всё равно казался сканером. Я ощущала себя не студенткой, а случайной прохожей, заблудившейся в чужом доме.

Когда я наконец вырвалась в коридор и вышла во внутренний двор, пальцы дрожали.

Я не знала, от злости или от бессилия.

А может, оттого, что его слова всё ещё звенели в ушах.

“Забери документы и исчезни.”

– Рэн.

Я обернулась.

И впервые за утро – выдохнула.

Он шёл ко мне неспешно, с той мягкой уверенной улыбкой, которая всегда действовала как анальгетик. Кай.

В чёрной водолазке, с приподнятым воротом и растрёпанными от ветра волосами. Он был теплее, чем всё это здание вместе взятое. И его взгляд всегда будто спрашивал: «Ты в порядке?», даже если он молчал.

– Привет, – я попыталась улыбнуться.

Он подошёл ближе и обнял меня. Просто так. Спокойно. Как будто мы где-то на своей территории, не в логове чужаков. Как будто всё как раньше.

Я уткнулась лбом в его плечо. Он пах, как всегда, чем-то домашним. Уютным. Тёплым.

– Всё нормально? – спросил он.

– Угу, – соврала я.

Он слегка отстранился и посмотрел на меня внимательно. Его пальцы коснулись моей щеки.

– Ты дрожишь.

– Да просто… первый день. Все такие…амбициозные.

Кай усмехнулся.

– Добро пожаловать в наш мир. Здесь даже окна состязаются, кто чище. Благодаря этому отсюда выходят настоящими лидерами.

Я улыбнулась. Он пытался разрядить. Он всегда пытался. И именно за это я его ценила.

– Я, кстати, видел Коула, – вдруг сказал он.

Мир чуть качнулся.

Я заставила себя не моргнуть.

– И?..

– Он выглядел… напряжённым. Я спросил, всё ли в порядке, а он сказал, что “всё как обычно”.

“Всё как обычно”…

Господи. Этот ублюдок только что пытался выкинуть меня из универа.

– Рэн? – Кай слегка нахмурился. – Он что-то тебе сказал?

Я сглотнула. Слова застряли где-то в груди, острые, как занозы. Я не могла выложить ему всё. Не потому что боялась – а потому что знала: он не поймёт. Он подумает, что я снова преувеличиваю. Или ещё хуже – попробует сгладить. Как всегда.

– Нет, – выдохнула я. – Просто… он в своём репертуаре.

Кай тихо кивнул.

– Он непростой. Но он тебя не тронет. Я рядом. Если он перегнёт – скажи мне.

Я кивнула, и мне стало не по себе от того, как сильно я не верила в то, что он сможет остановить Коула.

Кай был добрым. Справедливым. Но не резким. Не агрессивным.

И всё же он стоял сейчас передо мной, с этим тёплым взглядом, сдерживая мой хаос – просто присутствием. Он не знал, как сильно я внутри ломаюсь, и не знал, что в этом виноват его брат.

– Ты выглядишь так, как будто хочешь убить кого-то, – мягко сказал он, чуть склонив голову.

– Я? Нет, что ты, – я снова попыталась улыбнуться. – Только если слегка придушить. Совсем чуть-чуть.

– Это меня касается?

– Нет, – я опустила глаза. – Ты – единственное, что здесь даёт мне смысл.

Он взял меня за руку. Крепко. Тепло. Я почувствовала, как его феромоны на долю секунды усилились – как будто он хотел успокоить меня и обозначить своё присутствие.

Но мне не стало легче.

Потому что другой запах всё ещё сидел в подкорке.

Холодный. Властный.

Коул.

Как яд, который уже попал в кровь, даже если я не хочу его признавать.

* * *

Я просто хотела дышать.

После разговора с Каем, после фальшивых улыбок, шума, запахов, взгляда Коула, слов Лиры – я чувствовала, как под рёбрами пульсирует нехватка воздуха. Всё раздражало. Всё. Даже собственные шаги.

Я свернула за угол, мимо парадного холла, и спустилась в одну из боковых аллей между корпусами. Здесь было тише. Меньше людей. Только тени от деревьев, свежий воздух и тишина.

Я уже почти выдохнула, когда услышала:

– …говорю же, она просто омега, прилипшая к нужному парню. Смешно даже.

Голос был громкий. Насмешливый. Женский.

Я резко остановилась. Этот момент, когда мозг кричит: не слушай, но ты уже не можешь не слушать.

– Они вообще думают, что мы такие тупые? Ну конечно. Гранд. С улицы. Просто так? Смешно. Любая девка, переспавшая с альфой, теперь что, в элиту лезет?

– Она с Каем уже давно, – отозвался кто-то мужским голосом. – Может, там что-то серьёзное.

– Да ну, он просто добрый. Ему жалко таких. Не он первый, не он последний.

– Она симпатичная, – хмыкнул другой. – В постели, наверное, компенсирует.

Я шагнула вперёд и вышла из-за угла. В лицо мне ударил солнечный свет.

И я – столкнулась с ними. Трое студентов. Девушка с яркими губами и двумя бетами-прихлебателями.

Все замерли.

– Продолжайте, – сказала я. – Я обожаю слушать, как обо мне говорят те, кому никогда не светило даже моё место.

Девушка скривила губы.

– Мы просто обсуждали текущие новости. Расслабься, ты теперь «одна из нас», можешь позволить себе даже пообсуждать вместе с нами, – мимика сменилась на ухмылку.

– Я не «одна из вас», – ответила я. – И, к счастью, не обязана быть ею.

– Это чувствуется, – хмыкнула она. – По запаху. По взгляду. По всему. Просто чужая. Прилипшая.

Я уже сделала шаг, готовая сказать всё, что думаю, но вдруг…

– Вы так громко тявкаете, что слышно даже на втором этаже.

Холод прорезал воздух.

Как лезвие по стеклу.

Я знала этот голос.

Коул.

Он вышел из здания, сунув руки в карманы, не спеша. Его тень скользнула по земле, как предупреждение.

– Коул, – оскалилась девушка. – Мы просто говорили…

– Я слышал. И мне жаль. – Он повернул голову к ней. – Мне жаль, что вы не способны на настоящую конкуренцию. Только шептать за спиной и хихикать, как стая омежек.

Она отступила.

Один из парней сглотнул.

Второй быстро отвернулся.

Все, кроме меня.

Я стояла, не веря, что он вмешался.

– Но ты знаешь, что они не так уж и ошиблись, правда, Рэн? – сказал он и повернул ко мне голову. – Ты здесь не потому, что заслужила. А потому, что ублажаешь моего брата.

Я почувствовала, как земля под ногами пошла трещинами.

– Коул, заткнись, – выдохнула я. – Просто… заткнись.

– А если нет?

Он приблизился. Один шаг. Второй.

И вдруг – резко, без предупреждения – вцепился в моё запястье и рывком потянул за собой за угол здания.

Я даже визгнуть не успела.

Он прижал меня к холодной стене спиной, навис, до сих пор сжимая запястье до боли.

Слишком близко. Слишком.

– Думаешь, если они не скажут это вслух – ты перестанешь быть нищенкой? – прошептал Коул. – Или ты правда веришь, что теперь изменилась, если попала сюда?

Я стиснула зубы.

– Думаю, что ты – ублюдок.

Он рассмеялся. Беззвучно. Но опасно.

– А знаешь, в чём проблема, Рэн? – он склонился к моему уху. – Что ты не отрицаешь ни одного их слова. Потому что в глубине души ты сама не веришь, что заслужила всё это.

Я ударила его.

Пальцами. Ладонью. По груди.

Он не шелохнулся.

– Отпусти, – прошипела я. – Прямо сейчас.

Он провёл пальцами по моему запястью. Медленно. Слишком медленно.

А другой по щеке, остановившись у подбородка.

Взгляд скользнул по губам. И замер.

На миг. Один миг.

– Ты… неинтересная, – бросил он тихо. – И мне всё равно, сколько раз ты будешь делать вид, что выше этого.

– Тогда зачем ты всё время следишь за мной?

– Чтобы лицезреть, как быстро ты рухнешь.

Коул развернулся и ушёл.

А я стояла. Спина к стене. Губы горели. Запястья дрожали.

И внутри было так пусто, что хотелось выть.

4

Я шла через университетский кампус, не поднимая глаз и крепко сжимая лямку рюкзака. Вокруг были студенты – кто-то спешил на занятия, кто-то вальяжно прохаживался между старинными кирпичными корпусами, переговариваясь и смеясь. Осенний ветер гонял по дорожкам первые жухлые листья, напоминая, что теплые дни на исходе. В воздухе пахло прелой листвой и свежим кофе из ближайшей кофейни. Казалось, весь мир вокруг жил обычной жизнью студенческой осени, а я по-прежнему не принадлежала этому яркому, шумному миру.

Неподалеку по аллее меня обогнала молодая семья. Отец нёс на плечах смеющегося малыша, а мать шла рядом, заботливо придерживая ребёнка за ножки. Мальчик звонко хохотал, тянул руки к летящим в небе голубям. Беззаботный смех эхом отдавался у меня внутри то ли щемящей тоской, то ли тихой завистью. Я замедлила шаг и проводила глазами эту сцену, чувствуя, как что-то тёплое и болезненное одновременно подступает к горлу. Ещё секунда – и я уже не могла идти дальше, остановилась у скамейки, опустила голову. Сердце вдруг тяжело заныло.

Я отчётливо вспомнила себя маленькой. Потрёпанный двор панельной многоэтажки, покрытый трещинами асфальт, на котором я когда-то училась прыгать через скакалку. Обшарпанная лавка у подъезда, где по вечерам собирались соседские бабушки – перешёптывались и косились на меня искоса, будто я была чужой даже в собственном дворе. Наш крошечный подъезд всегда пахнул сыростью и чем-то кислым – этим запустением неухоженных домов, которое въедается в стены и в людей. В квартире не было просторно: тесная комнатушка, старая мебель, облупившиеся обои. Денег вечно не хватало, и каждое утро начиналось с тревоги – хватит ли на хлеб, на проезд, на новые тетради к школе. С самого детства я жила с ощущением, что весь мир вокруг – чужой и враждебный.

В начальной школе я сразу почувствовала свою неуместность. У одноклассников находились яркие игрушки, аккуратные пеналы с десятками цветных ручек, новые рюкзачки с героями мультфильмов. У меня же – потёртый ранец, донашиваемый за кем-то из соседских детей, и самый простой карандаш в пенале. На переменах я стеснялась доставать свой бутерброд: он почти всегда был пустым, только хлеб да маргарин. Помню, как однажды учительница попросила меня выйти к доске и произнести речь в честь первого учебного дня нового года. Тогда все выглядели нарядными и красивыми, в новой одежде, а я была в том же самом, которое надевала уже три года подряд. Первый год оно было мне очень велико, а теперь уже давило и стесняло движения. Нового платья у меня никогда не было. Я стояла перед всем классом, краснея до слёз, пока кто-то из ребят не усмехнулся: «У неё, наверное, одно платье на все сезоны». В классе раздались смешки, и учительница, вместо того чтобы одёрнуть обидчика, лишь устало вздохнула, глядя на меня каким-то разочарованным взглядом. В тот день я впервые остро ощутила стыд – жгучий, всепоглощающий стыд за свою бедность, за своё некрасивое поношенное платье, за своё существование. Казалось, я родилась с клеймом нищеты, которое видят все вокруг.

Дома не было спасения от этого чувства. Мать работала допоздна и дома появлялась выжатая, без сил. Отец частенько пропадал, а когда являлся, от него разило алкоголем. В такие вечера лучше было не попадаться ему на глаза – пьяное бурчание легко могло смениться криком. Он никогда не поднимал на меня руку, но его раздражение висело в воздухе, как гроза. Мне казалось, что я была для них обузой: лишний рот, очередной пункт расходов. По крайней мере, ни разу я не почувствовала, что они рады моему появлению на свет. Они просто жили своей жизнью – мрачной, тяжёлой – а я росла рядом, словно сорняк на обочине.

Со временем я научилась быть тихой. Я старалась не плакать, не жаловаться, не докучать им лишний раз. С девяти лет сама вставала по утрам, собиралась в школу, грела себе вчерашний чай. После уроков часами торчала в библиотеке или бродила по округе, только бы поменьше быть дома. Дом тянул из меня все силы: там было холодно и пусто. Мы с родителями почти не разговаривали по душам. Они спрашивали про оценки или что нужно купить из еды, но никогда – как я сама, что у меня на душе. В ответ я тоже перестала пытаться достучаться. Зачем, если им всё равно?

Подростком я окончательно замкнулась. Старалась приходить домой, когда родители уже спали, и подолгу делала уроки ночами, лишь бы забыться в учебниках. У меня не было модных телефонов, не было карманных денег на кино или кафе. Одноклассники сначала дразнили меня за обноски, потом просто перестали замечать. Я привыкла быть одной. Иногда, конечно, хотелось прижаться к маме, выговориться – особенно когда в школе случалось что-то обидное. Но мама либо отмахивалась: «Разберёшься сама, я устала», либо сухо читала нотации, что я сама виновата. Так постепенно я перестала делиться с родными чем бы то ни было важным.

Память не хранила какого-то одного решающего момента, после которого я отдалилась от родителей – это было словно медленное расхождение тектонических плит. Год за годом между нами росла трещина непонимания. Они не интересовались моей жизнью, а я всё меньше верила, что найду у них поддержку. К окончанию школы мы были почти чужими людьми, связанная разве что общей жилплощадью. Помню, когда я получила письмо о поступлении в университет, радость внутри боролась с горечью. Я, дрожа от волнения, сообщила родителям о своём успехе, на что отец лишь хмуро сказал: «Деньги на учёбу где возьмёшь? Тебя точно по ошибке приняли. Потребуют платить» Мать пожала плечами: «Нам не потянуть. Да и что тебе этот университет…» Их реакция холодным душем окатила мои надежды. Ни поздравления, ни гордости – ничего, кроме беспокойства о деньгах и тихого неодобрения. В ту ночь я долго не спала, глядя в потолок и чувствуя, как рвётся последняя нить между мной и семьёй. Мне предстояло вырваться оттуда самой, если я не хотела навсегда увязнуть в той же серости.

За неделю до начала учебы мне выдали комнату в общежитии. Собрала старый потрёпанный чемодан, попрощалась сухо, без слёз – кажется, мы все поспешили завершить эту мучительную сцену. Мама на прощание сказала лишь: «Береги себя», не пытаясь ни удержать, ни обнять. Отец буркнул что-то невнятное, даже не взглянув мне в глаза. Я переступила порог родного дома, чувствуя одновременно вину и облегчение. Восемнадцать лет жизни остались позади, и я не была уверена, что смогу когда-нибудь назвать то место домом.

Общежитие университета было практически пустым. По слухам, его даже собирались сносить вовсе. Так как тут училась только элита, то студенты жили исключительно в своих домах, а иногородние могли позволить себе снять жилье в городе.

Кай даже предлагал переехать к ним в особняк. Его родители поддержали эту затею, они меня любили. Но я отказалась, осознавая, что стоит поселится под одну крышу с Коулом, как случится апокалипсис максимальных масштабов.

* * *

Я проснулась от резкого звонка будильника на телефоне. Мерзкий электронный трезвон разорвал утреннюю тишину, и я мгновенно вынырнула из сна. За окном едва светало – бледно-серые полосы рассвета пробивались сквозь неплотно задернутые шторы. Я потянулась и отключила будильник, и комнату снова заполнила спокойная тишина.

На секунду я лежала неподвижно, наслаждаясь редким ощущением утреннего покоя.

Я перевернулась на другой бок и увидела, что Лира находилась в моей комнате. Я ей дала запасной ключ на всякий случай, но не ожидала, что он пригодится ей так скоро. Она сидела на соседней кровати, поджав под себя ноги. Экран её телефона тускло светился, отражаясь в напряженных глазах. Рядом на тумбочке дымился бумажный стаканчик с кофе, тонкий аромат которого щекотал ноздри. Но вместо обычной улыбки «с добрым утром» на лице Лиры было беспокойство. Она даже не заметила, что мой будильник прозвенел.

– Доброе утро… – сонно пробормотала я, приподнимаясь на локте. – Ты рано сегодня.

Лира вздрогнула, словно я её застала врасплох. Она оторвала взгляд от экрана и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной.

– Ой, привет… – тихо отозвалась она. – Не разбудила тебя?

– Всё нормально, я и так уже просыпалась, – я прищурилась, стараясь разглядеть её лицо в полумраке. Сердце заныло от смутной тревоги. – Лир, у тебя всё в порядке?

Она опустила глаза, и прядь светлых волос упала ей на лоб. Лира нервно откинула её, потом вдруг схватила со своей тумбочки стаканчик и встала.

– Я тут кофе тебе принесла из автомата… – сказала она несмело. – Думала, тебе приятно будет с утра горячее выпить.

Она протянула мне стаканчик, и я машинально приняла его. Кофе обжигал пальцы – или это сами мои пальцы вдруг похолодели.

– Спасибо… Но что случилось? – спросила я прямо. Теперь уже очевидно было: что-то случилось. Хорошее утро треснуло, как тонкий лёд, под её странным взглядом.

– Рэн, – Лира присела рядом на край моей постели. Мне не понравилось, как она посмотрела на меня сверху вниз, будто выбирая слова. – Только обещай, что спокойно отреагируешь… Ладно?

В груди тут же вспыхнул тревожный огонёк. Я сжала стаканчик, и горячий кофе плеснул на крышку.

– Ты меня пугаешь, – голос мой окреп, сон слетел без следа. – Говори уже.

Лира вздохнула и поглядела мне прямо в глаза.

– В университетской сети с утра… новости неприятные, – проговорила она мучительно медленно. – Точнее, слухи. Про тебя.

– Про меня? – я не сразу поняла. И сразу внутри всё оборвалось. Я подалась вперёд. – Что за слухи?

Лира отвела взгляд. Её пальцы белели, сжимая телефон.

– Гадкие, грязные слухи… – едва слышно сказала она. – Будто ты… будто спала с одним из преподавателей, чтобы получить свой грант и поступить сюда.

Она замолкла. Я тоже. Секунда тянулась бесконечно.

Я заморгала, ожидая, что Лира засмеётся и скажет: «Шутка!». Но она не смеялась. Мое отражение дрожало в её зрачках.

– Что? – выдохнула я. Воздух со свистом покинул лёгкие. В ушах зашумело.

Спала с преподавателем… ради гранта?

У меня перед глазами поплыли чёрные пятна. Я почувствовала, как кровь отхлынула от щёк. Мир качнулся, точно я отравилась и сейчас потеряю сознание.

– Это какая-то ошибка, – проговорила я бессильно. Мой голос звучал жалко и глухо. – Глупый розыгрыш?..

Лира покачала головой. Её лицо было таким виноватым, будто это она во всём виновата.

– Прости… – прошептала она. – Я сразу пришла, как увидела. Я… мне жаль.

Сердце забилось где-то в горле. Я выронила бы стакан, если бы он уже не стоял на тумбочке. Телефон! Нужно увидеть самой!

Я судорожно схватила с прикроватного столика свой мобильник. Экран разблокировался дрожащим от моей руки светом. Сотни уведомлений посыпались разом, стоило мне открыть университетское приложение.

Новое сообщение: @Stinger: «Да все знают, как некоторые получают свои места… Ничего нового».

Ещё одно: @Anon22: «Старый пердун небось доволен остался, хаха».

Я жадно уставилась на самый верх ленты – там красовался пост, собравший десятки комментариев и перепостов. Горло сдавило так, что дышать стало нечем, пока я читала эти слова:

«А вы в курсе, что новенькая Рэн получила грант через постель? 😏 Говорят, она переспала не только с наследником могущественного клана, но и с одним профессором. Видимо, чтобы наверняка. Не зря же её взяли в наш универ, хотя она не из нашего круга. Вот что значит знать подход к нужным людям!»

Я шумно захлопнула чехол телефона, словно он обжёг мне ладонь. Меня словно ударили под дых, и к горлу подкатила тошнота.

– Как… – выдавила я одними губами. – Как они смеют…

Я не узнавала свой голос: тонкий, сорванный. В уголке глаза жгло солёное – слезы. Я смахнула их тыльной стороной ладони, сжимая зубы до скрипа.

– Рэн… – Лира нерешительно коснулась моего плеча, но я одёрнула руку. – Это всё ложь, понимаешь? Просто злая выдумка…

– Кто это написал? – неожиданно хрипло спросила я. Во рту пересохло, щеки горели. – Лира, кто посмел такое написать?!

– Там анонимно, – тихо ответила она. – Профиль фейковый, не узнать…

Я спрыгнула с кровати. Ноги подкосились, и мне пришлось ухватиться за спинку. Плечи ходили ходуном. Меня всю колотило, то ли от гнева, то ли от накатившего панического холода.

– Рэн, пожалуйста, не накручивай себя, – Лира встала рядом, словно была готова подстраховать, если я упаду. – Все поймут, что это чушь. Никто не поверит, вот увидишь…

– Никто? – я повернула к ней лицо, пытаясь сфокусировать взгляд. Мир плыл. – Да все уже поверили, Лира. Им только дай повод, они рады обсудить и смешать меня с грязью!

Я почувствовала, как губы начинают неконтролируемо дрожать. Чтобы этого не выдать, я прикусила нижнюю губу до боли.

– За что мне это? – сорвался вдруг из груди жалобный шёпот. – Что я им сделала… Почему они так со мной?..

Лира всплеснула руками, глаза у неё блестели.

– Это зависть, Рэн. Просто кто-то не смог смириться, что ты получила грант, – быстро заговорила она, заглядывая мне в лицо. – Им легче представить, будто ты нечестно его добыла, чем признать, что ты талантлива и заслужила его. Но мы-то знаем правду…

Я горько усмехнулась, прерывая её. Желчные слова сорвались сами собой:

– Знаю-то знаю. Да только теперь всем плевать на правду.

Лира снова подошла, пытаясь обнять меня, но я отпрянула, не в силах принять даже её сочувствие. Она застыла, протянув ко мне руки.

– Рэн, я знаю, тебе больно и обидно… и страшно, – мягко сказала она. – Я тоже боюсь и злюсь. Но нам нужно подумать, как лучше поступить. Может, написать модераторам сети, пусть удалят этот пост? Или… что-то предпринять, чтобы это остановить.

– Удалят пост – уже не важно, – выдавила я сквозь зубы. – Все всё прочли.

– Тогда… тогда нужно поговорить с тем, кто это сделал, – несмело проговорила Лира. – Выяснить, откуда взялась эта ложь.

Я вздохнула. В ту же секунду сознание прошило, точно молнией, имя. Единственное возможное имя.

Коул.

Перед внутренним взором тут же всплыло его холодное лицо.

Он не остановился на паре ядовитых фраз – он пошёл дальше, решив уничтожить меня этой сплетней.

– Я убью его…Это точно сделал Коул, – прошептала я вдруг ледяным тоном.

В два шага я подошла к столу и со всего размаху ударила кулаком по столешнице. Ручки и тетрадки с грохотом посыпались на пол. Кисть пронзила боль, но мне было плевать.

Лира ахнула.

– Перестань! – вскрикнула она, хватая меня за локоть. – Ты не можешь быть уверена…

– Ещё как могу! – оборвала я её, вырывая руку. – Кто ещё способен на такую мерзость, а? Кто с первого дня возненавидел меня ни за что? Кто смотрел на меня, как на сорняк, случайно проросший в его дорогом саду?

Я почти кричала ей в лицо, срывая горло. Перед глазами стоял образ Коула, самодовольного, злого. Ненависть вспыхнула с новой силой, ослепляя.

Лира попятилась, но не отступила.

– Рэн, послушай… – проговорила она умоляюще, подняв ладони, будто пытаясь успокоить меня на расстоянии. – Я понимаю, ты злишься на него. Но подумай, ну вот здраво… Коул бы так не поступил.

Я бросила на неё уничтожающий взгляд.

– По-твоему, он – благородный рыцарь? – я горько усмехнулась, чувствуя, как закипает новая волна ярости, теперь уже на подругу. – Думаешь, он не способен на подлость?

– Он, может, и сноб, и заносчивый, – торопливо заговорила Лира. – Но это… это слишком низко. У него есть границы, я уверена. Он бы не стал настолько жестоко…

– Границы? – не веря своим ушам, прорычала я. – У него? Серьёзно?

Лира сглотнула, но кивнула упрямо.