Текст книги "Все демоны: Пандемониум"

Автор книги: Виктория Угрюмова

Соавторы: Олег Угрюмов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Я тебя люблю, – утешил его доктор Дотт. – Вот, хлебни эфирчику. И не пугай ребенка.

– А мне этот Таванель сразу не понравился, – внезапно подал голос король Юлейн, слегка пообвыкшийся в обществе демона и потому осмелевший. – Взгляд у него пустой, безжалостный – ни понимания, ни сочувствия. Прямо как у душеньки Кукамуны. Это моя жена, я вам о ней рассказывал, – пояснил он заинтересовавшемуся Бедерхему. И добавил во внезапном порыве вдохновения: – Если вас станут уговаривать жениться, рвите их на части, пожирайте с костями, но не соглашайтесь. Женитьба – верная гибель. Это я вам говорю.

– Итак, личность ответчика можно считать установленной, – внес ясность Такангор, уже сидевший за обеденным столом в окружении Карлюзы, Левалесы и небольшого сонма домовых и призраков под управлением счастливого многонога Гвалтезия.

Есть в мире вещи неизменные: восход, закат; рождение, смерть – и обедающий минотавр.

Пока Такангор жевал, Гвалтезий был уверен в завтрашнем дне и никакие катаклизмы, сотрясавшие Кассарию, его не беспокоили.

– Не совсем, – откликнулся Кехертус. – Прошу предоставить слово моему дяде.

Славный дядя Гигапонт буквально сиял от счастья. Во-первых, он мог наконец принести действительную пользу гостеприимным обитателям кассарийского замка; во-вторых, принять участие в беседе на самом высоком уровне – а этот дядя был немножко сноб и страсть как любил общество королей и вельмож; в-третьих, снова напомнить миру о своих любовных похождениях.

Бедерхем не уронил честь демонического мундира, сразу разглядев Гигапонта на шелковой подушечке, торжественно вынесенной оборотнем-лакеем и положенной на добродушный шестиногий столик, который важно вышагивал перед членами собрания вперед и назад. А Левалеса не успел удивиться: ему все объяснил Карлюза.

– Итак, господа, – торжественно начал Гигапонт устами племянника, – в далекие времена, когда многие из присутствующих здесь были еще юными личинками, у меня случился страстный роман с вытекающими из него брачными обязательствами в провинции Лялятпополис. Надо сказать, мне дико повезло: не успел я от переизбытка чувств выпустить паутинку, как поднялся сильный ветер, и меня, в буквальном смысле слова, ветром сдуло из общества моей избранницы.

Очутился я на болоте, прямо посреди листа лотоса, где проживала прелестная лягушка Гортензия. Незабываемые дни! Божественные ночи. Редкостное единение двух одиноких душ. Это она научила меня танцевать ластатупси. У бедняжки никогда не было столько ног, и втайне она мне завидовала. Но, несмотря на зависть, ластатупси сблизило нас. Откровенно говоря, сблизил нас и тот факт, что в том сезоне у нее был большой недобор учеников. И все же эти дни я вспоминаю с трепетом.

– Я тоже люблю танцевать, – встрял Такангор. – А что, я еще не исполнял вам минотаврский древний народный танец перлиплютики – с гупотом, топотом и поцокиванием? Маэстро, дайте ноту!

– Немного позже, – кротко улыбнулся граф да Унара. – Чтобы мы не отвлекались на мелочи вроде Бесстрашного Суда и полностью отдались во власть высокого искусства.

В жизни нужно испробовать все, кроме инцеста и народных танцев.

Томас Бичем

– Это разумно, – грустно согласился минотавр. – Сделал дело, танцуй смело.

– Дядя желает взять у вас пару уроков, – заволновался Кехертус, выслушав тихий шорох с подушечки.

– Боюсь, у него возникнут трудности с гупотом и топотом, а это в перлиплютиках главное.

– Пчелы-убийцы тоже считали, что мне не достичь их уровня мастерства, – поведал Гигапонт, по-прежнему используя племянника как рупор. – И что же? Я превзошел их, ибо они работают в коллективе, а я – гордый и опасный одиночка. Но вернемся к той, единственной, от которой судьба спасла меня столь изящным способом.

Знаете, как гибнут галантные кавалеры? Из-за хорошей памяти. Вспомнил я однажды свою суженую из Лялятпополиса, и шесть ног сами понесли меня туда. Две, правда, упирались. Но решение принимает неразумное большинство, а не дальновидное меньшинство.

Прибываю в окрестности замка Таванель на попутном зяблике, высаживаюсь у норки, где давно мог покоиться мой прах. И вижу покинутое обиталище. Что я подумал? Только одно – любовь потеряна навсегда. Сижу, оплакиваю злой рок, несчастную возлюбленную, размышляю, у кого бы узнать кровавые подробности.

И только тут я обратил внимание, что местность пустынна: ни птички, ни жабки, ни рыбки, ни пчелки, пусть даже и с преступными наклонностями. Трава сухая. Деревья неживые. И даже вода в ручейке струится, как умирающая теща, вписывающая зятя в завещание. С тем же энтузиазмом.

Спас меня тот самый попутный зяблик. Его тоже испугало отсутствие гармонии в окружающем пространстве, и он решил податься назад, поближе к цивилизации. Специально дал крюк, чтобы прихватить меня с собой, если я еще жив.

Я не стал искушать судьбу. И вот я здесь, а она там – моя единственная и ненаглядная, которая могла бы стать сорок шестой женой Гигапонта, но вместо этого осчастливила его.

На свете есть лишь одна женщина, предназначенная тебе судьбой. И если ты не встретишь ее, ты спасен.

«Нью-Йорк таймс»

– Как разнообразна жизнь, – вздохнул Юлейн. – Иногда кто-то избегает трагедии.

Маркиз Гизонга поглядел на него не без интереса.

– А теперь перейдем к князю ди Гампакорте, – попросил Зелг. – Я не слишком понимаю, каким образом он оказался втянутым в эту историю.

– Каноррских оборотней не надо никуда втягивать, – проворчал судья Бедерхем. – Они сами охотно втянутся и заварят такую кашу, что Ад похолодеет.

– Вы знакомы с душеприказчиком души Таванеля? – спросил молодой некромант, понимая, что следует обозначить искомые персоны буквами, а то слишком долго говорить.

– Строго говоря, это нельзя назвать знакомством, – неохотно признал демон.

– Князь ди Гампакорта оставил свои глаза в Преисподней, – жестко произнес Мадарьяга. – Правда, Бедерхем?

– Правда, – с достоинством отвечал тот. – Они остались на Ядоносных пустошах. И это единственный раз, когда Гончая Князя Тьмы упустила свою жертву.

– Две жертвы, – не без удовольствия поправил его вампир.

– Если соблюдать точность – три, – произнес незнакомый голос.

ГЛАВА 6

– Мадам Топотал! Мадам Топотан! Я уже здесь, – возвестила Горгарога, появляясь на дороге, ведущей к лабиринту.

Она любила этот старинный лабиринт, такой мрачный и холодный снаружи и уютный внутри; любила его многочисленных приветливых обитателей; и особенно любила сообщать им самые последние новости об их старшем сыне и брате, Такангоре, которых все ждали с таким нетерпением.

Почтенная горгулья давно бы оставила должность почтальона и пошла на повышение, благо позволяли и выслуга лет, и добрые отношения с начальством. Но кто будет радовать жителей Малых Пегасиков письмами и посылками? Она не перенесет, если вести станет доставлять кто-нибудь другой. Приходил наниматься один, из Больших Пегасиков, человек. Так он начал с того, что чуть не выбросил в мусор бесценные сухие листочки из далекого Лягубля, которые предназначались Прикопсу. Начальство ему тут же отказало.

С начальством в последнее время все обстояло особенно хорошо, так как почтмейстер Цугля преодолел свою феерическую застенчивость, сделал ей предложение лапы и сердца и даже набрался духу жениться, хотя и основательно хлебнул для храбрости перед самым началом торжественной церемонии.

Крепкое пойло, гремучая смесь, составленная барменом кабачка «На рогах» и проверенная не на одном десятке робеющих женихов, произвела на горгула потрясающее по силе воздействие. Дело в том, что предыдущие шестьсот лет он был убежденным трезвенником, и внезапная смена жизненных позиций далась ему нелегко.

Всю церемонию он икал, качался и гонял невидимых уточек.

Почему-то именно присутствие этих гипотетических уточек на его свадьбе особенно беспокоило славного Цуглю. Он шипел на них, хлопал крыльями, громко топал лапами и метко плевался, то и дело прерывая старейшину. Затем полез целоваться к мадам Хугонзе, подружке невесты, схлопотал по ушам и расстроился, что жена его не признала. После чего выразил желание немедленно прокатиться с супругой на крылатой кобыле и отправился ловить оную.

Счастливый, помолодевший лет на триста, Цугля летел на бреющем над Пегасьей Долиной, а за ним длинной вереницей растянулась свадьба.

Впереди всех – минотавры, признанные атлеты, которым нипочем не догнать даже хмельного горгула; следом, кавалькадой, – спотыкающиеся кентавры, существа стремительные, но уже в зюзю пьяные, а потому нерасторопные; затем – эльфы и сатиры; и уже замыкали торопливую процессию почтенные гномы, кобольды и сама счастливая молодая, которой возраст не позволял заниматься бегом по пересеченной местности, а радикулит мешал полноценно взмахнуть крыльями.

Далеко впереди разлетались перепуганные лошади.

На следующий день, протрезвев и пережив все стадии жесточайшего похмелья, о котором с трепетом и назиданием рассказывают после детям и внукам, господин Цугля устыдился, просил прощения и два последующих месяца супружества был просто шелковый. Хоть к ране прикладывай.

Население Малых Пегасиков беспокоилось за мадам Горгарогу – как она перенесла такой удар. Но мадам только смеялась.

– Тоже мне – нашли причину для мировой скорби. Так он хотя бы женился. Говорю вам, иначе не видать мне свадьбы – он бы просто сбежал в последнюю минуту. Я еще должна этому негодяю из «На рогах» за его отраву, хотя я зашла и высказала ему все, что полагается, чтоб не думал, что можно спаивать честных горгулов. А если бы господина Цуглю хватил кондрашка? Я допила его порцию – он не осилил, бедняжка, у него никакого опыта. Не пропадать же напитку. И я вам так скажу: я женщина крепкая, но и меня слегка перекосило по диагонали.

Состав гремучего зелья так заинтересовал народонаселение обоих Пегасиков, что в кабачке было не протолкнуться. Даже Мунемея соизволила принять несколько подач и признала, что давно уже напиток «так не гонял кровь по жилам».

– Ах, мадам Горгарога, – говорила она однажды вечером, когда дети уже ушли спать и они остались вдвоем, в любимой беседке неподалеку от заброшенного храма. – Этот ваш напиток – плесните нам еще по чарке – напомнил мне далекую молодость. Такое действие в былые времена производил на меня поцелуй Гогила, хорошая свалка да коктейль, который один безнадежно влюбленный кобольд назвал «Гневом Мунемеи». Славные были времена, мадам Горгарога.

– Вы мне станете рассказывать! Мы следили за вашими приключениями, как за сказкой. Все рогатые дамы поголовно влюбились в Гогила с надеждой на будущее; а все представительницы не минотаврьих семейств – безнадежно.

– И вы?

– А я вам не дама?! Конечно, да. Правда, он состоял у меня про запас и терзал мое девичье сердце в промежутках между душераздирающими свиданиями с моим тогдашним женихом. Кто бы подумал, что тот улетит однажды на войну и не вернется!

– Все мы были молоды и безрассудны.

– Я на вас сильно удивляюсь, что вы отпустили Такангорчика в подвиг после таких раздраконий. И еще эти пророчества. Вы сказали ему? Хотя бы иносказательно.

– Нет, мадам Горгарога, – отвечала Мунемея. – Иначе бы он все время старался подстроиться под них, и один Тотис знает, что из этого вышло бы. А Тотис не знает, потому что ему все равно.

Пророчества, получившие широкую огласку, почти никогда не сбываются.

Закон пророчества по Тернеру

– Вы – да! – мудрая женщина, – заявила Горгарога.

– Признаюсь, я все время в сомнениях.

– Я про то, что вы предусмотрительно заказали четыре кувшинчика этого антиобщественного зелья. Второй внезапно закончился, а разговор даже не начался.

– Вам помогла целебная смола?

– О, очень помогла! Я принимаю ее внутрь для вообще и снаружи – для крыла. Внутрь подходит больше. Можно будет попросить еще скляночку?

– Само собой. Вы правы, мадам Горгарога, – тихо сказала Мунемея. – Я тоже удивляюсь, как я отпустила Такангора, пусть не зная, но предполагая, что его ждет.

– Но оно все равно ждет. Пустите вы или ляжете костьми поперек этого входа, будущее нас обязательно дождется. Я это уже поняла. Он жив и пишет – что уже много, – сказала почтальонша, опрокидывая в себя следующую чарку. – Правда, писателем ему не стать – фантазии никакой, зато точность отменная. Как схвачены подробности. А вы не боитесь, что близится час, когда кто-нибудь откроет ему правду?

– Не знаю.

– И тогда за ответами он придет к вам. Мы будем стоять насмерть, но это же ваш сын. В нем бурлит ваша кровь, и многих это уже окончательно изумило вплоть до летального исхода. Такангорчик – почтительный ребенок, но на всякий случай я буду в глубоком арьергарде, когда он захочет подробностей.

– За деревьями не видно леса, – изрекла Мунемея. – Подробности не нужны никому, кроме меня. Я унесу их с собой.

– Можно я спрошу вопрос?

– Пожалуйста.

– Но это щепетильно.

– Мадам Горгарога, у меня найдется от вас не много секретов.

– Вы правда, говорят, верите в то, что там, – почтальонша потыкала когтем в стремительно темнеющее небо, – есть такие же Малые Пегасики?

– Да. Верю.

– И в то, что там есть такой же лабиринт, и храм, и кабачок «На рогах», и почта, и альпинарий?

– Да.

– Чем же это отличается от жизни? – изумленно спросила горгулья.

– Тем, что там сейчас сидит в кабачке Гогил Топотан, и ваш жених, и один смешной и очень порядочный человек – магистр Барбазон, и все те, кого мы тут пережили и вспоминаем с любовью и тоской. У них все хорошо. Они счастливы. И они ждут нас. Когда мое время здесь будет исчерпано, я переберусь туда.

– А если вдруг нет?

– Я хочу знать, – произнесла Мунемея своим фирменным тоном, от которого даже самые авантажные циклопы принимались бегать, как подстреленные, – я хочу видеть, кто нам посмеет в этом отказать!

* * *

Спустя два дня поляна перед лабиринтом огласилась привычным воплем:

– Мадам Топотан, мы с прессой уже здесь! Вы только поглядите, как ему к лицу эта мантия и этот трон! Обязательно не забудьте спросить меня про мое мнение, и я поделюсь, что Такангорчику нужно податься в короли. Он создан для короны – это нонсенс, что он еще не вождь. У него шикарная харизма, здравый ум и нечеловеческое воспитание – что еще нужно для хорошо управлять государством? Есть вещи, в которых я не ошибаюсь. Посмотрите, разве он не конфетка?

Все семейство высыпало из лабиринта: взволнованные сестры, восхищенные братья и хладнокровная мать.

Получив из рук горгульи свежий номер «Траво-Ядных новостей», Мунемея быстро пробежала взглядом передовицу и принялась внимательно изучать рисунки, иллюстрировавшие репортаж о Бесстрашном Суде.

– Маменька, ну не молчите же, – взвыли дети, когда и третья минута прошла в гробовом молчании.

– От «Траво-Ядных новостей» я ждала большего, – заметила мадам Топотан. – Совершенно непонятно, ел ребенок перед мероприятием или нет, доволен он или огорчен, какое у него настроение. Что это за портрет: одни рога и мантия с копытами?

– А что пишут в статье? – не унимался Бакандор.

– Да, что о нас пишут? – спросила Тохиморутха, самая младшая и самая хорошенькая из сестер.

От волнения она заплетала свою роскошную рыжую гривку в бесчисленные косички, которые ей очень шли.

Урхомуфша – мужественная старшая сестра, осмеливавшаяся изредка перечить даже Мунемее, – взяла у матери газету и принялась читать:

Неожиданный поворот!

Все дела, кроме последнего, рассмотрены. Шумные толпы всевозможных существ наконец покидают Кассарию, и ваш верный корреспондент Муравий Быстропис не может поверить своим ушам: кажется, наступает тишина, которой он не слышал целую неделю.

Целую неделю подворье замка Кассар жужжало, щебетало, щелкало, лопотало, визжало, булькало и прочая, прочая, прочая – словом, звучало всеми языками и наречиями, которые только знает Ниакрох. Накопленные за двадцать семь лет тяжбы наконец разрешены.

Бессменный судья Бедерхем верен себе. Его приговоры поражают беспристрастностью, мудростью и здравым смыслом. Чаще всего он вносит предложение казнить как истца, так и ответчика, после чего оба рады унести ноги и навсегда забывают о своих глупых склоках.

Срочно!

На временную работу в солидный древний храм с почтенной репутацией требуется квалифицированный многорукий идол.

Оплата сдельная.

Характеристика и отзывы с предыдущего места работы обязательны.

Прием заявлений с полудня до заката. Спросить старшего жреца.

Сенсационное дело о хищении вавилобстеров, за которым пристально следили несколько поколений наших постоянных читателей, завершено. Суд решил спор в пользу ныне покойного Грыза, и отныне он может спать спокойно, а не приставать к своим детям с требованиями отомстить Хупелге и его потомству. Сын Грыза несказанно счастлив, в связи с чем объявил трехдневную распродажу в своем магазине ковровых изделий по подозрительно низким ценам. Аттракцион неслыханной щедрости откроется завтра. Жителям аздакской столицы особенно повезло.

Герцог Зелг Галеас да Кассар, в этом году дебютировавший в роли бесстрашного судьи, покорил сердца чужестранцев состраданием, милосердием и кротостью. Но, спросим мы, не повредит ли его доброта имиджу грозною и непобедимого некроманта, повелителя мертвых? Стоит ли провоцировать отчаянных головорезов, воинственных вождей и алчных варваров – любителей легкой наживы? Разве не мрачная репутация кассарийских чародеев служила им наилучшей защитой?

НЕСЕМ ИСКУССТВО ЛЮДЯМ!

Хор пучеглазых бестий споет на свадьбах, семейных праздниках, похоронах и других торжественных мероприятиях.

Сильное и глубокое впечатление на вашего корреспондента произвели двое новых членов судейской коллегии – генерал Такангор Топотан и милорд Кехертус. Эти двое будут иметь вес в любой компании.

Итак, наш художник уже упаковал свои принадлежности. Коллеги и конкуренты ожидали любезного приглашения на фуршет. Ничто не предвещало сенсации, когда секретарь объявил последнее дело: об иске к лорду Таванелю.

Забавным является то, что иск предъявила душа лорда, обвиняя своего хозяина в том, что он насильно удерживает ее в их общем теле. Интересы истицы представляет некий князь ди Гампакорта, которого в свою очередь представляет безвестный выходец из Сэнгерая, троглодит по национальности.

Лорд Таванель отрицает свою вину, разумно ссылаясь на то, что ему лучше иных известны умонастроения, царящие в его собственной душе. Что ж, по крайней мере в логике ответчику не откажешь. Симпатии вашего корреспондента на его стороне.

Едем к вам!

Домашняя кухня «МАМА ПЕЧЕТ ПИРОЖКИ» с удовольствием представляет свою продукцию.

Предъявителю купона – 22 пирожка бесплатно.

Доставка в любой дом, в любое время суток.

Питайтесь с нами!

Однако суд удаляется на совещание, оставив ответчика дожидаться его возвращения. Сэнгерайский троглодит приглашен для дачи показаний. И вот уже ночь, а никаких новостей не поступает.

Но постоянные читатели «Траво-Ядных новостей» знают бычье упорство своего корреспондента. Победа достается не самому смелому, умному или хитрому, но самому терпеливому, а значит – победа за нами!

Следите за развитием событий в следующем выпуске любимой газеты!

– И это все? – возмутился Бакандор. – Это они называют новостями? А что говорит Такангор?

– Перестань скакать и мычать, – заявила Мунемея. – Это недостойно славных традиций Топотанов. Более того, подобное поведение неприемлемо для брата великого полководца и бесстрашного судьи. Представь себе, что в кустах замаскировался репортер из «Королевского паникера» или «Красного зрачка». Осознал?

– Так точно, маменька, – потупился минотавр. – Осознал.

– Тогда попрошу всех вернуться к делам. Особенно это касается тебя, Весверла. За целый день – никакой ощутимой пользы. Сидим, смотрим в потолок. В честь чего?

– Думаю.

– Похвально. Но вышивать это не мешает. Мадам Горгарога, позвольте полюбопытствовать – что вы делаете?

– Ворошу кусты, – ответила горгулья. – Я живо представила себе репортера… Вы помните, какое уважение и доверие я питаю к печатному слову, но лучше наверняка знать, что опасности нет.

– Конечно нет, – уверенно ответила великолепная Мунемея. – Бакандор, сынок, прочеши окрестности.

* * *

В своей жизни человек играет лишь незначительный эпизод.

Станислав Ежи Лец

Лорд Таванель отрешенно наблюдал за происходящим.

Собственно, ничего особенного не происходило, так что и наблюдать было не за чем. Но лорда уже не беспокоили подобные пустяки.

Долгое время он не мог смириться с мыслью, что не является хозяином самому себе, и даже пытался сражаться за свою личность с неведомым врагом. На какие только уловки ни шел, какие хитрости ни изобретал, какие ловушки ни расставлял – все оказалось бесполезно. Таванель потерпел сокрушительное поражение, покорился неизбежности и даже постепенно привык.

Человек ко всему привыкает.

Он научился произносить слова, не вдумываясь в их значение; отвечать на вопросы не то, что хотел; совершать поступки, смысл которых оставался ему неясен; и даже привык не принадлежать себе – нигде и никогда. Поначалу Таванеля еще удивляло, зачем неведомый господин оставил его в живых, а вернее – в полу-живых. Затем он перестал искать ответы и задавать вопросы. Только смотрел, выглядывая из собственных глаз, как приживалка из чужих окон.

Болезненнее всего он воспринимал длинные периоды не-бытия. Наверное, где-то он был, но сам об этом не знал. И очень часто случалось так, что сознание покидало его в собственном замке, а возвращалось к нему уже где-нибудь в пути. И он понятия не имел, куда едет, зачем, почему. Он не ведал, что происходило с ним в этом промежутке и сколько времени он отсутствовал: несколько часов, день, месяц, год или столетие?

Люди шарахались от него, как от безумца, слуги косились и сплетничали за его спиной. И ни одной живой души не оказалось рядом. Он не мог рассчитывать не то что на любовь или верную дружбу, но даже на простую привязанность – кто станет общаться с человеком, не помнящим о себе ничего и в себе не вольном?

Тогда, в самом начале, он пытался вести записи, чтобы контролировать хотя бы какую-то часть своей жизни и знать о себе хоть что-то. Но и эта попытка провалилась.

В моменты его исчезновения неведомый хозяин полностью уничтожил все дневники и письма, вскрыл тайники, добрался до тщательно спрятанных записок. Таким образом он показал лорду свое превосходство и отбил охоту в дальнейшем мериться с ним силами.

В следующее свое явление, которое он сравнивал с выныриванием на поверхность, Уэрт Орельен не обнаружил в замке ни единого знакомого лица: его загадочный господин и совладелец рассчитал всех старых слуг, поменял горничных, домоправительницу и управляющего имением. И даже прежних псов на псарне заменил на новых. Теперь никто не помнил прежнего лорда, и он остался совершенно один.

И однажды лорд Таванель просто потерял интерес к себе. Жизнь его более ему не принадлежала; разум не подчинялся; воля безмолвствовала; память изменила; будущее отсутствовало. Что бы ни произошло с лордом Уэртом Орельеном да Таванелем, его самого это не касалось.

Очутившись в Кассарии, он понял, что находится у источника немыслимого могущества. Но даже тот, кто распоряжался Таванелем, не имел ни власти, ни сил им воспользоваться. Он проник сюда тайно, как тать в ночи, приложив все свои умения к тому, чтобы остаться необнаруженным.

Лорд понимал, что его миссия завершена. Еще немного, и даже невидимый господин покинет его на произвол судьбы. С его исчезновением уйдут и остатки жизненных сил.

Сейчас он сидел в уютном кресле, безразлично глотая вино и тупо уставившись в одну точку. Его окружали такие же неподвижные охранники-скелеты, и, откровенно говоря, лорд не видел существенной разницы между ними и собой. Он тоже давно перестал быть, пусть никто об этом и не догадывался.

Что бы ни решили судьи, лорду Таванелю было все равно.

* * *

Такангор подумал, что следует проконсультироваться у графа да Унара на предмет порядка и безопасности. Совершенный бардак, честное слово. Всякий желающий имеет отличную возможность явиться в замок, и никто не преградит ему путь.

Конечно, парадным входом пользуется исчезающе малое число посетителей. Но разве это обычный дворец и разве здесь могут действовать стандартные правила? Кассария – логово некроманта, обитель тьмы, приют мертвецов, во всяком случае, так пишут в газетах.

И вместо того чтобы обходить это страшное место десятой дорогой, все рвутся сюда, будто тут медом намазано. Заходите, люди добрые, берите, что хотите. Можете вдобавок немного подпортить нам жизнь. Мы и так жутко процветаем.

И эти, охранники, называется – тоже регулярно хлопают ушами, вместо того чтобы учинять показательные расправы.

Тут Такангор окинул взглядом вновь прибывшего и немного снизил уровень претензий к страже замка. Учинить показательную расправу над тем, кто стоял сейчас у дверей, согласился бы редкий чудак вроде него самого, Думгара, Мадарьяги или судьи Бедерхема. Иных добровольцев пришлось бы вербовать под страхом смертной казни. Возможно – мучительной.

Незнакомец определенно являлся вельможей. Голубая кровь – штука несомненная. Благородное происхождение трудно скрыть и так же трудно изобразить. Самозванец рано или поздно дает петуха. Ему невозможно представить то, что аристократ считает само собой разумеющимся. Такангор смотрел на пришельца и понимал, что сердце Мунемеи растаяло бы при встрече с ним.

Статный, с царственной осанкой, прямой спиной и широкими плечами, развернутыми как крылья перед полетом; с гордо посаженной головой благородной лепки; тонкими чертами лица и сильными, холеными руками – этот человек был прекрасен.

Грива длинных белых волос свободно ниспадала на широкий отложной воротник (драгоценные гриомские кружева по полторы сотни рупез за локоть). Легкая улыбка блуждала на изумительно очерченных губах. Брови изгибались, как натянутый лук, а на белоснежном, мраморном лбу ни время, ни испытания не сумели прочертить ни единой морщины. Наряд его был великолепен, строг и изыскан – черное с серебром и лиловые шелковые шнуры на рукавах и штанах. Он небрежно опирался на массивную трость с золотым набалдашником. И только глаза его – вернее, черные провалы, где плескался мрак, – не соответствовали общему впечатлению.

Незнакомец располагал к себе; мертвые глазницы внушали ужас.

– Добрый вечер, друг мой, рад этой встрече, – сказал Мадарьяга, подходя к нему. – Господа, позвольте представить – его светлость князь Гуго ди Гампакорта, собственной персоной.

Зелг собрался было сказать что-нибудь вроде «Рад видеть вас, князь, в моем замке», но внезапно спохватился. Его, как и всех присутствующих, совершенно заворожили две маленькие темные бездны, в которых – или это только казалось? – вспыхивали временами огненные искры. Но молодой герцог представил себе, как больно может быть незрячему всякий раз слышать слово «видеть», и он прикусил себе язык.

– Милости прошу, – сказал он после долгой паузы, отыскав самую нейтральную фразу. – Вы появились весьма своевременно, князь. Признаться, я не знаю, что и думать. Может, вы прольете свет на запутанную историю о споре между лордом Таванелем и его собственной душой.

И опять мысленно обругал себя последними словами. Стоило ли напоминать о свете тому, кто обречен на блуждание в вечной тьме?

– Позволите присесть? – спросил князь, и Такангор, не отводивший от него заинтересованного взгляда, подивился звуку его голоса.

Так мог звучать легендарный боевой рог Каваны.

– Ох, простите, – всполошился Зелг. – Хозяин из меня никудышный. Конечно, проходите, располагайтесь. Я сейчас…

И он резво соскочил с места, чтобы отвести слепого князя к свободному креслу.

– Не беспокойтесь, сир, – успокоил его ди Гампакорта. – Я слеп, но прекрасно вижу. Не переживайте попусту.

– Но как же?…

– Свои глаза ди Гампакорта оставил на Ядоносных пустошах, – пояснил Зелгу молчавший до сих пор демон. – Но это не значит, что у него нет других. Вспомните хотя бы то милое нелепое существо. – И он небрежно кивнул в сторону троглодита. – Формально оно является глазами князя. Кроме того, у меня есть все основания утверждать, что наш гость не особенно нуждается в услугах несчастного троглодита, ибо вынес из Преисподней не только горькие воспоминания, но и нечто крайне полезное. Я прав, князь?

– Вы правы, барон, – приветливо откликнулся тот, непринужденно располагаясь в кресле напротив Адского Судьи. – Ваша проницательность всегда восхищала меня. Еще в те поры, когда вы преследовали меня по всей Преисподней, не давая ни минуты покоя. И я горжусь, что судьба столкнула меня именно с вами.

Оба церемонно раскланялись.

Я не нажил себе ни одного нежелательного врага.

Норманн Тебитт

– А теперь перейдем к проблеме, ради которой мы все сегодня собрались в этом замке. Что вы можете сказать по существу дела, князь? – спросил Бедерхем. – Действительно ли лорд Таванель насильно удерживает собственную душу в собственном теле? Как такое возможно?

– А кто вам сказал, что она является его собственностью? – спросил князь. – Душа лорда Таванеля никогда ему не принадлежала.

* * *

После этого сенсационного заявления славный минотавр попросил объявить небольшой перерыв с целью обнаружения и изгнания несанкционированных журналистов. Ему показалось, что дело становится настолько запутанным и щекотливым, что следует соблюдать повышенные меры предосторожности. И все сразу с ним согласились.

Затем Такангор вызвал своих солдат и попросил их сделать примерно то, что его маменька в далеких Малых Пегасиках сформулировала как приказ: «Прочеши окрестности».

Бравые скелеты не надолго задержали отправление правосудия. Уже через десять минут они повытаскивали из самых темных углов помещения отчаянно сопротивляющихся журналистов, включая гневного Бургежу, и выдворили их из замка, не обращая внимания на протесты и угрозы завтра же написать в газете, что жестокосердный и кровожадный некромант всячески препятствует прессе в ее многотрудном деле. Только после этого в зале заседаний воцарился относительный покой и порядок.

– А теперь поясните мне, как такое может быть, – попросил Юлейн, когда порядок был восстановлен. – У меня ум за разум заходит с этими тайнами.

– Поскольку я вижу среди присутствующих уважаемого графа да Унара, чья Тайная Служба считается одной из лучших в Ниакрохе, – сказал ди Гампакорта, и Зелг снова подпрыгнул при слове «вижу», – то я уверен, что вам уже известна история с «раздвоением» лорда Таванеля.

– Да, – кивнул Зелг. – В общих чертах.

– Таким образом, – продолжал оборотень, – нынешний лорд формально имел все права на душу лорда-рыцаря, своего полного тезки. Видите ли, многие колдовские обряды, как, впрочем, и обычные юридические документы, изобилуют лазейками, которые человек, искушенный в своем мастерстве, обязательно использует. Либо для того, чтобы выиграть процесс, либо для того, чтобы успешно наложить заклятие.