Текст книги "Паутина прошлого (СИ)"

Автор книги: Виктория Щабельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

VI

– Миша, встретимся у больницы, – тут же выпалила я, как только услышала голос друга.

– Где ты? Что произошло? – взволнованный крик Мишки заставил меня поморщиться. Внезапно нахлынуло безразличие и желание закрыть глаза и отрешиться от всего, что происходит вокруг. Вот только это было затруднительно, имея рядом раненого Пашку и попутчика, с бесстрастным видом следящего за дорогой.

– Паша серьезно ранен, нужен врач, – я поняла, что в любой момент могу потерять сознание, этот разговор меня утомлял.

– Ты в порядке?

– В полном, – собрав остатки силы воли, я бодро с ним попрощалась, и вернула телефон хозяину, – Спасибо.

– Всегда рад помочь, – я почувствовала, как его взгляд скользнул по моему лицу, опустился на испачканный в крови свитер и остановился на руках, – тяжело пришлось?

– Я в порядке, – в который раз повторила я, скорее для себя самой и прикрыла глаза. Видимо поняв мое состояние, мужчина больше не пытался со мной заговорить. Лишь иногда я чувствовала на себе его взгляд, но упорно держала глаза закрытыми, словно это ограждало меня от всего остального мира.

Приехав сюда я даже подумать не могла, с чем мне придется столкнуться: в меня стреляли, Пашку едва не забили до смерти. И что-то подсказывало – это лишь начало. Во всем, что с нами происходило, было что-то нереальное и противоестественное, словно мы играем в какой-то странной постановке, истинного сюжета которой не знает никто. Мои мысли внезапно вернулись к похитителю, – я была уверена, что это не последняя наша встреча, и совсем скоро все мои вопросы найдут ответы. Вот только я не была уверена, что готова к этому. Моя рука привычно потянулась вверх в поисках маленького золотого крестика на тонкой цепочке – подарка матери на восемнадцатилетние. Привычка, с которой я все время боролась, выдававшая мое нервное состояние с головой, однако она неизменно побеждала, а сейчас мне просто необходимо было успокоиться. Крестика не было! Неужели я потеряла его там, в лесу? Или того хуже…

К больнице мы с Мишкой подъехали практически одновременно, едва не столкнувшись на подъездной аллее. Именно так гордо именовалась узкая дорога, ведущая к приемному покою, на которой уже стояла старенькая «скорая» образца времен застоя.

Ребята выбежали из машины одновременно. Дернув переднюю дверь, Миша практически вытащил меня из машины, не обращая внимание на слабые попытки сопротивления.

– Пашка там, на заднем сидении. Он ранен, – выпалила я, уткнувшись в Мишино плечо. Краем глаза я увидела, как обеспокоенный Никита пытается привести Пашу в чувство.

– Ты бы поосторожнее с девушкой, – совсем рядом раздался насмешливый голос, – не ровен час – покалечишь.

– А это еще кто? – Миша настороженно уставился на моего попутчика.

– Мне так неудобно! – похоже, мне действительно стало полегче, раз я задумалась о приличиях, и, повернувшись к спасителю, виновато улыбнулась, – вы нам помогли, а я даже имени вашего не знаю.

– Дмитрий, – коротко представился мужчина, полностью игнорирую Мишу.

– Спасибо вам, Дмитрий. Если бы не вы, мы с Пашкой могли умереть на той дороге, – я отстранилась от друга, и подошла ближе к спасителю, протянув тому руку. Мужчина слегка замешкался, но аккуратно ее пожал.

– Обращайся, если что, – усмехнулся он.

– Как он? – Миша присоединился к Никите, и они вдвоем вытащили Пашку из автомобиля. Я едва не вскрикнула он ужаса, только сейчас, при свете единственного фонаря, толком рассмотрев его избитое лицо и израненное тело.

– Черт! У нас проблемы, – восклицание Никиты дало мне понять, что парни все-таки рассмотрели его шею, и теперь, так же как и я не понимают, что же нам делать.

– Ему нужна помощь, – напомнила я, подходя к ним ближе.

– Тебе тоже, – вмешался Дмитрий, – кстати, по-моему, мы привлекли внимания персонала. А я уж было подумал, что здесь все вымерли.

И действительно – дверь отворилась, и на крыльцо вышел невысокий тощий охранник. Окинув нашу группу внимательным взглядом, он поинтересовался – какого хрена мы среди ночи здесь собрались.

– Извините, пожалуйста, – я решила быть вежливой до конца, – у нас раненный. Ему срочно нужен врач.

Поколебавшись, больше для вида, охранник вернулся в помещение, закрыв за собой дверь. Мы лишь недоуменно переглянулись, но через несколько минут дверь снова открылась, и тот же человек пригласил нас войти.

Я обернулась к Дмитрию, понимая, что пора прощаться. Подойдя к нему ближе, я тихо сказала:

– Еще раз спасибо за помощь. И, пожалуйста, не говорите никому, что вы видели.

– Можешь быть спокойна, – ответил он, и добавил, – думаю, с тобой не произошло бы ничего подобного, будь у тебя твой пистолет.

– Вы правы. В следующий раз я это учту.

Ребята уже вносили стонущего Пашку внутрь, когда автомобиль нашего спасителя покинул стоянку больницы. Вздохнув, я последовала за ними, мучимая вопросом – как нам выпутаться из этой передряги?

Сонный дежурный врач-хирург – невысокий полноватый мужчина, слегка за сорок по имени Константин Михайлович – несколько минут недовольно разглядывал нашу группу, но все же повел в манипуляционную. Его отношение слегка изменилось, когда в руках Миши зашуршали зеленые купюры. Уже вполне бодро тот приступил к осмотру, тут же изменившись в лице, увидев на шее пациента ошейник.

– Не придавайте значения, – посоветовал Миша, присоединяя к уже принятым еще пару бумажек, – жизнь – штука сложная.

– Я тоже так думаю, – согласился эскулап, вернувшись к осмотру, который занял больше получаса.

– Пока могу сказать только одно, – подытожил он, – жить будет, бегать не скоро – у вашего друга множественные гематомы, сотрясение мозга, повреждены несколько суставов на ноге, сломано пару ребер, и три пальца на правой руке. Для более детального заключения нужен рентген, но это уже утром. Сейчас мы положим больного в палату, и дадим ему обезболивающее. Он терял сознание?

– Да, несколько раз, – ответила я.

– Плохо, – покачал врач головой, – я позову медсестру. Она присмотрит за ним до утра.

– Но это могу сделать я. Тем более, лучше, чтобы его видело как можно меньше персонала, – возразила я.

– Я бы не возражал. Но судя по вашему виду, вам тоже необходим осмотр, и чем раньше, тем лучше. К тому же я не смогу здесь обойтись без помощи медсестры.

– Я в порядке, – в который раз повторила я.

– Отлично, – согласился доктор, – вот это я сейчас и проверю, как только закончу с вашим другом. А вы марш в коридор.

Подождав пока ребята выйдут, он позвал медсестру, и они занялись Пашкой. Не знаю, сколько это заняло времени, видимо достаточно, чтобы я успела вырубиться, а открыв глаза поняла, что пришла моя очередь. Константин Михайлович приступил к осмотру, посветив фонариком в глаза, исследовав ребра, тихо вздохнул, когда добрался до запястий.

– Надо бы наложить швы. К тому же у вас несколько ссадин, в которые наверняка попала инфекция.

– Не нужно, доктор, – поспешила я подавить его энтузиазм в зародыше, – на мне все быстро заживает. Думаю, достаточно повязки.

– Позвольте с вами не согласиться, – он отошел, и я услышала звяканье инструментов. Побледнев, не сводила с него взгляда, и совсем упала духом, когда почувствовала укол.

– Это против столбняка. Вашему другу я вколол то же самое, – успокаивающе сказал врач и лихо приступил к операции, – будет немного неприятно.

Все, что происходило дальше, воспринималось мною будто сквозь дымку сна. Очистив место вокруг ран от крови, он обработал края спиртом с йодом, и обезболил. В какой-то момент мне надоело следить за этим, и я отвернулась к Пашке, над которым все еще колдовала медсестра – невысокая шатенка с приятным лицом и добрыми глазами, кажется, Юля.

– Вы уверены, что не нужно вмешивать милицию, – внезапно спросил врач, и я поняла, что он действительно обеспокоен всем происходящим.

– Нет. Мы сами со все разберемся. Вот только наш друг… Было бы намного проще, если бы нам удалось снять с него этот ошейник.

– Думаю, проблем с этим не будет, – доктор все еще колебался, но постепенно из его глаз исчезало настороженное выражение. В конце концов мы не производили впечатление преступников, скорее жертв. Ну а если жертвы сами отказываются от помощи правоохранительных органов – что же тут поделаешь, – с утра поговорю с Василием Петровичем из мастерских. Он решит вашу проблему.

– Спасибо, – улыбнулась я.

– Ну вот и все, – сказал он закончив бинтовать запястья, – а теперь спать. На сегодня достаточно приключений.

До выделенной мне палаты я добралась с помощью Мишки. Никита последовал за медсестрой, которая устраивала Пашу в палате рядом с моей. Я даже не заметила, как уснула. Видимо это произошло как только моя голова коснулась подушки на не очень удобной больничной койке. Ребята, так и не пожелав уехать, домой разместились в коридоре, охраняя нас с Пашкой. Возможно, именно это позволило мне немного расслабиться, хотя я была не далека от того состояния, когда попросту наплевать на все, что могло со мной произойти. Организм требовал отдыха, и наконец-то усталость взяла свое.

* * *

Ночь… какая красивая лунная ночь. Как я раньше могла не замечать этой красоты: когда дневная жизнь замирает, уступив место ожившим теням, шорохам и звукам ночи. И я снова здесь, словно ожидаю чего-то. Под ногой с глухим треском переломилась сухая ветка, и я поняла, что привлекла Его внимание. Почти забытый страх снова овладел моей душей, и я была готова закричать. Но почему-то не смогла выдавить из себя ни звука. Я знала – он здесь! Следит за мной, ждет подходящего момента, чтобы напасть, и утащить за собой туда, в темную чащу, где нет спасения, где только смерть и вечный, бесконечный ужас. Сорвавшись, я побежала вперед, понимая, что не смогу оторваться. Он был рядом, скоро он догонит меня, и тогда уже ничто не сможет спасти. Внезапно, земля ушла из под ног, и, потеряв опору, я полетела куда-то вниз.

* * *

Как только я открыла глаза, на меня навалились воспоминание о кошмаре. Сон, но такой реальный! Словно я действительно была в том лесу и бежала от неведомой опасности. Я понимала, что после всего пережитого, мое сознание могло сыграть со мной злую шутку, и все же чувствовала – к вчерашнему происшествию это не имеет никакого отношения. Было что-то еще, странное и пугающе, от чего в жилах стыла кровь. Что-то важное в моем прошлом… не помню… так сложно уловить… Но эти чувства, эмоции невозможно просто придумать. Я все это пережила когда-то.

Я откинула голову на подушку, подняв глаза к потолку, и внезапно похолодела: прямо над моим лицом, переливаясь в лучах солнца, покачивался золотой крестик, так хорошо мне знакомый, который я еще вчера ночью считала утерянным безвозвратно! Мгновенно вскочив, я поднесла руку и сняла его с металлической рамы больничной койки. Не могу в это поверить! Он был здесь, в моей палате, ночью, пока я спала. Я же ничего не слышала, не почувствовала!

Внезапно похолодев, я бросилась прочь из палаты, но, добежав до двери, постаралась взять себя в руки – к чему поднимать ненужную панику и беспокоить медицинский персонал? Они и так настороже после вчерашнего. Чуть приоткрыв дверь, я выглянула из палаты. Утро было ранним, но больничная жизнь в самом разгаре. Никита посапывал, умудрившись довольно удобно пристроиться на колченогом стуле. Мишка не спеша прогуливался по коридору, совсем рядом с палатой Паши. Не верю, что он мог проскользнуть мимо них! Значит, он проник в палату как-то по-другому. Вернувшись внутрь, пока меня не заметили, я осмотрелась. И тут же мой взгляд наткнулся на дверь между палатами. Черт! Как же я вчера ее не заметила? Хотя, вчера мне было о чем беспокоиться помимо этого, да и не в том я была состоянии, чтобы осматривать больничную палату. Не просчитала, не учла, а ведь это могло стоить мне жизни.

Я разжала руку, снова взглянув на крестик – не понимаю, чего он добивается? Преследует, стреляет, похищает, запугивает? Почему я? Что я сделала ему плохого? Лично я? У меня было такое чувство, что его ненависть к ребятам носит несколько иной характер. Вот только могла поклясться, что никогда до вчерашнего вечера не видела этого человека. Тогда откуда он меня знает? Что ему он меня нужно?

– Уже встала? – в приоткрытую дверь просунулась голова Никиты. Увидев меня, он расплылся в улыбке и позвал Мишку. Через несколько секунд они оба были в моей палате, скромно пристроившись на соседней койке.

– Как ты? – Миша изучал мое лицо со следами ночных приключений: раны на лбу и порезы на ладонях саднили, я уже не говорю про художественную вышивку, коей меня подверг вчера ночью наш эскулап. Болело все тело, каждая мышца ныла при любом движении – видимо сказывался мой вояж с Пашкой на закорках.

– Роскошно, – улыбнулась я, раздумывая, а стоит ли все рассказать ребятам, и, решившись, продолжила, – он был здесь.

– Кто он? Ты имеешь в виду… – встрепенулся Никита.

– Именно его я имею в виду. Вернул потерянную в его апартаментах вещицу. Очень любезно с его стороны.

– Ты издеваешься? – внезапно взвился Миша, оказываясь совсем близко от меня, – он был здесь, в этой палате, а у тебя хватает глупости иронизировать над этим?

– А ты бы хотел, чтобы я в ужасе забилась под койку и объявила эту палату зоной боевых действий? Ну извини, – увидев, как он побледнел, во мне проснулось раскаяние, – мне просто страшно.

– Прости. Прости меня, пожалуйста! – Миша подался ко мне ближе и приобнял, стараясь не причинить боли, – я не хотел срываться. Просто все, что происходит выводит меня из себя! Этот подонок был здесь, рядом с тобой, а я ничем не мог тебе помочь. Твою мать! Но как же он сюда попал?

Я указала ребятам на дверь, и увидела, как бледнеют их лица:

– Тогда, – вмешался Никита, – почему он тебя не убил?

– Спасибо за заботу, друг, – снова сыронизировала я, – но, похоже, он хочет убить меня морально. А лишь затем поглумиться над тем, что останется от обезумевшей от ужаса жертвы.

– Ты так спокойно об этом говоришь, – упрекнул меня Рыжик, хотя в его голосе проскользнули виноватые нотки, – но что если бы в твоей палате не было второй двери?

– Думаю, он бы придумал что-то другое. Более вызывающее, но менее предпочтительное для вас. Ребята, – вздохнула я, – осмелюсь предположить, что мы попали. Как там Пашка?

– Недавно проснулся, – машинально ответил Миша, – и сейчас наслаждается заботой и вниманием нашей знакомой медсестры.

– Это хорошо, – кивнула я, – пока что мы эту заботу ему предоставить не в состоянии. Думаю, не смотря ни на что это самое безопасное место для него. Особенно, если кто-нибудь из твоих ребят будет здесь дежурить круглосуточно.

– Считаешь, что он сюда больше не вернется? – поинтересовался Рыжик.

– Зачем? Он уже доказал, что в любой момент может достать нас где угодно. Теперь нам следует ждать от него следующего хода.

– Ты так хорошо успела его изучить? Кстати, ты ведь все еще не рассказала, что там произошло, и где это, там?

– Сама бы хотела это выяснить и найти то место. Возможно, оно бы многое могла нам рассказать. К сожалению, в тот момент у меня не было на это времени, да и сил.

– И что теперь? – спросил встревоженный Никита.

– У меня есть два варианте развития событий, – начала я, – первый: мы собираем вещи и со всех ног валим отсюда. Возвращаемся к привычной жизни, и стараемся забыть все, что здесь произошло. Снова. Но меня не оставляет мысль, что это будет сделать не так просто, в смысле, вернуться к прежней жизни. Похоже, этот тип взялся за нас всерьез, и переловить нас в одиночку ему будет гораздо проще. К тому же, мне совершенно не хотелось бы вмешивать в это наших близких.

– Ты не говорила, что у тебя кто-то есть, – перебил меня Миша.

– Мы вообще не говорили о тех, кого мы оставили, вернувшись сюда. Там, в другой жизни мы другие. И только здесь можем быть самими собой, не притворяясь перед теми, кто рядом с нами.

– А второй? – вкрадчиво спросил Никита.

– Остаться здесь и ждать его следующего шага. Узнать – кто он такой и что ему от нас нужно. А потом остановить.

– Ты сказала остановить? – переспросил Никита, – это значит – убить?

– Остановить – значит остановить, – с неожиданной даже для себя самой злостью бросила я, – сделать все, чтобы он никогда больше не смог нам навредить, навсегда вычеркнуть из нашей жизни и двигаться дальше, никогда больше не оглядываясь на прошлое.

– Я согласен, – после минутного молчания произнес Миша, – мы не можем позволить этому преследовать нас всю нашу жизнь.

Мы оба посмотрели на Никиту, который со страдальческим, бледным лицом взирал на нас:

– Похоже, что у нас просто нет другого выхода, – и нервно скривив губы, добавил фразу, от которой у меня похолодела кровь и замерла душа, – к тому же, нам не привыкать.

VII

1993 год…

Алеша резко остановил мопед, взметнув вверх гравий и сухую пыль. Поздним вечером дорога была пустынна, солнце давно скрылось за макушками деревьев. Скоро станет совсем темно, и ее трудно будет отыскать. Чертыхнувшись сквозь зубы, парень вошел в лес. Где теперь ее искать? Он объездил весь город. Эта девчонка совсем отбилась от рук, а все отец, который с детства ей потакал! Как же – младшая дочь, его маленькая девочка! Умная не по годам, смелая, вот только своенравная и упрямая. Она обладала способностью выводить из себя спокойного и уравновешенного Алексей. Все его спокойствие разлеталось в пух и прах, стоило ей только посмотреть на него этим своим невинным взглядом огромных синих глаз. Поскольку телесных наказаний отец не одобрял, да и у парня рука никогда бы не поднялась на эту малолетнюю ведьму, а все его доводы разбивались о ее невозмутимую улыбку, Алексей махнул рукой, впредь борясь лишь с последствиями ее деяний. Благо, их пока можно было покрыть несложным косметическим ремонтом или толстым слоем зеленки. На этот раз Танька получит сполна, – удовлетворенно улыбнулся Алексей, вспомнив, как батя, прежде чем отправиться на поиски ненаглядной дочурки, приготовил для нее роскошный ремень.

Но вскоре его лицо приобрело хмурое выражение – в конце концов, девочку можно понять. Расти без матери, видеть ее лишь на старых фотографиях, и тут на тебе – «милая доченька, люблю, скучаю, жду, когда ты приедешь». Откуда она взялась, через столько лет? И почему решила, что имеет право вмешиваться в их семью? Алеша понимал, как трудно отцу было прочесть ее письмо, тем более, показать его детям. Но он нашел в себе мужество, за что парень был ему благодарен. В конце концов, ребенку важно знать, что оба родителя думают о нем. С другой стороны – Таня еще ребенок, и при всей своей природной смекалки, она многого не понимает. Что, если она никогда не сможет простить свою мать? А если простит, более того – решится бросить отца и брата и переехать к ней и ее новому мужу? Алешка сразу почувствовал – то, что мать практически не уделила ему в письме никакого внимания, не очень-то его задело. В нем были живы воспоминания их совместной жизни втроем – отец, мама и он, еще совсем ребенок. Эти ежедневные скандалы, взаимные обвинения, демонстративные обиды. Даже рождение Таньки ничего не изменило – напротив. Все стало гораздо хуже и когда, наконец, мать сбежала, бросив двоих детей, одному из которых едва исполнилось семь, а другой было лишь несколько месяцев от роду, жизнь со временем стала налаживаться. И хотя отцу было тяжело с двумя детьми, Алешка не помнил, чтобы он когда-нибудь в чем-то их упрекнул, или выразил недовольство. Он их любил, и они платили ему тем же.

Но после письма все изменилось. До сих пор Таня практически не задавала вопросов о маме, и они с отцом старались обходить эту тему стороной. Но сегодня, им пришлось поговорить с ней начистоту. И как бы это ни было для него тяжело, Татьяне было в сто раз тяжелее. Никогда еще Алешка не видел свою сестру настолько испуганной. Она по-прежнему не показывала своих слез, но стоило их отцу с ней заговорить – столько в ее взгляде, было боли, страха и печали! Как будто хрупкий, неприступный мирок, которым она себя окружила, внезапно рассыпался на мелкие осколки, впустив в ее жизнь холодную жестокую реальность.

– Все будет хорошо, слышишь? – отец смотрел на расстроенную Таню, искренне веря в свои слова, – мы никому тебя не отдадим.

Больше всего отца пугал суд – он не верил, что его, работающего простым сторожем и живущего с детьми на крошечную зарплату, предпочтут обеспеченной матери, способной дать ребенку новую жизнь, красивые игрушки, хорошее образование.

– Она не имеет право так с нами поступать! – твердил отец, сжимая в руках смятое письмо. Но и он, и Алешка понимали – Валентина сможет забрать у них девочку. Возможно, именно это чувствовала и Таня. Чувствовала, и опасалась. Иначе как объяснить ее внезапное исчезновение из дома? Раньше она никогда не позволяла себе подобного.

Алешка видел, как переживает отец, как постепенно им овладевало отчаяние. Он был готов на все, чтобы сохранить их маленькую семью. И теперь предложение Мишки не казалось таким уж безумным.

Парень шел по сумрачному лесу, пытаясь угадать – куда же могла сбежать эта малолетняя чертовка? Неужели не понимает, как они с отцом за нее волнуются?

– Ну Танька! Попадешься ты мне под горячую руку, – зло пробурчал Алешка, еще толком не представляя, что же он с ней сделает, но в глубине души точно зная – его сестрице все снова сойдет с рук.

2008 год…

В палату к Пашке я заходила с неким трепетом и опасением, что ему стало хуже. К счастью, опасения не оправдались, и он встретил меня слабой улыбкой на сине-бордовом от синяков лице. Но в палате Пашка был не один – ночная медсестра, увидев меня, нахмурилась, и попросила выйти, чтобы не мешать готовить пациента на рентген. По взгляду, которым она меня окинула и усиленной заботе, отдаваемой Пашке, я поняла, что наш друг не будет страдать от недостатка внимания. Наклонившись над раненым и коротко чмокнув его в щечку, я бросила «Пока, братишка!», и, провожаемая уже вполне миролюбивым взглядом медсестры, вышла из палаты.

– И что теперь? – первым огорошил меня вопросом Никита. В принципе, было бы неплохо, если бы кто-нибудь ответил на этот вопрос и мне. Что дальше? Куда идти? Что делать? Впрочем, одним из вариантов было – найти безопасное место. Весьма затруднительно в городе, где каждый друг друга хорошо знает, и любой приезжий не остается незамеченным. Хотя, на данный момент, единственная мысль, которая была способна пробиться в мою голову, кроме панической «бежать отсюда к чертовой матери», была: принять ванну, переодеться и почувствовать себя полноценным человеком. Что же, с этого и начну.

– Твое предложение все еще в силе? – устало поинтересовалась я у Миши.

– Какое именно? – улыбнулся он.

– Ты приютишь меня в своем доме?

– Спрашиваешь! – искренне воскликнул он, слегка сжав за плечи, – я позвал сюда своих парней. Не хочу рисковать.

Это звучало словно оправданием, хотя в данный момент я полностью разделяла его опасения. Открытка, приведшая нас в город, была, возможно, чьей-то невинной шалостью, чего никак нельзя было сказать о действиях нашего преследователя.

Дом встретил нас небывалым оживлением – два уже знакомых мне «эксперта» и один тип бандитского вида, представленный мне как Олег, начальник Мишкиной охраны, успели здесь основательно подготовиться к обороне. По крайней мере именно такое у меня создалось впечатление, стоило осмотреть первый этаж.

– Поднимайся наверх, – предложил Миша, – там уже все готово. Мышь не проскочит.

На первый взгляд в комнате ничего не изменилось, хотя, присмотревшись поближе, я могла заметить сигнализацию и видеокамеру.

– Дверь запирается изнутри, – сказал Миша, – ключ только у тебя. В общем – отдыхай.

Легко сказать! Я проследила, как за Мишкой закрылась дверь, и заперла ее на ключ. Все-таки, последнее событие оставили в моей психике неизгладимый отпечаток.

Потянувшись, чтобы снять свитер, вспомнила про камеру, и тут же остановилась. Черт! Ненавижу, когда за мной наблюдают. Запершись в ванной, сбросила испачканную, кое-где порванную одежду, и с облегченным вздохом встала под душ. Обжигающие струи воды заставили мое тело задрожать и напрячься. На несколько минут я постаралась выбросить из головы все мысли и просто дышать, слушая звук падающей воды. Просто стоять, ощущая, как капли бегут по телу, оставляя влажную дорожку. Ни о чем ни думать, ничего не чувствовать…

Набросив белоснежный махровый халат, я протерла зеркало от пара и посмотрела на свое отражение. Мои глаза… иногда мне казалось, что мама с трудом выдерживала мой взгляд, стараясь тут же отвернуться. Порой я сомневалась – а есть ли между нами родство? С детства мне казалось, что я не такая как все, другая, хуже, намного хуже. И кажется, сейчас мне повстречался человек, который думал так же.

– Ты сможешь. У тебя получится! – шепнула я себе.

Вот только на этот раз мне придется бороться не только с собой, но и с тем, кого я не знаю, но кто хорошо знает меня.

1993 год…

Марина долго и разочарованно рассматривала туфли, только что взятые из ремонта. Что же, пока придется потерпеть, ничего не поделаешь. Завернув их в пакет, она посчитала оставшиеся деньги, и поняла, что, пожалуй, на сок с пирожным ей уже не хватит. Не жизнь, а полное дерьмо! Она вспомнила вчерашний скандал, когда мать обнаружила, что отец вынес из дома несколько банок с солениями. Что же, это только начало: в прошлый раз, когда у него был запой, они лишились телевизора и магнитофона, на который Марине пришлось откладывать деньги несколько месяцев. Сволочь! Как же она ненавидела своего отца за пьянство, мать – за слабость, этот город, жизнь, в которой никогда ничего не менялось, а только становилось хуже. Беспросветность – вот что она могла сказать о ней.

Внезапно, ее взгляд наткнулся за знакомую темноволосую головку. Подойдя ближе, Марина с удивлением увидела на скамейке у самого выхода из парка сидящую в полном одиночестве Таню. Даже с расстояния было заметно, что девочка чем-то расстроена, но прилагает усилия, чтобы не заплакать. Ее худенькие плечики были напряжены, она словно отгораживалась от остального мира

– Привет, – сказала Марина, садясь рядом с девочкой, – что ты делаешь здесь одна? Где Алеша?

– Я уже взрослая, и мне не нужен присмотр, – с какой-то странной злостью выдавила Таня.

– Уже поздно, наверное, твои сейчас переживают.

Девочка молчала, и Марина поняла, что, похоже, у Алешки в семье назревает проблема. Она слышала о письме, и могла только посочувствовать своему другу, который искренне любил сестру и переживал за нее.

– Пойдем со мной. Я кое-что тебе покажу, – она поднялась, и предложила девочке руку, – не бойся, я не кусаюсь.

– Я ничего не боюсь, – дерзко возразила Таня, и последовала за девушкой.

По мере их продвижения, девочка поняла, что они отошли далеко от парка и сейчас подходят к небольшому дому, находящемуся в нескольких кварталах от их собственного.

– Куда ты меня привела?

– К себе домой, – кротко сказала Марина, – думаю, тебе нужно кое-что увидеть.

Девочка лишь пожала плечами и снова замолчала. Марина грустно улыбнулась – было забавно наблюдать, как она изо всех сил пытается скрыть свой внезапный интерес.

– Мы пришли, – они остановились возле толстого дерева, полностью скрывающего девушек.

– И что? – с вызовом спросила Таня.

– Смотри и слушай, – Марина кивнула на ближайшие окна, где горел тусклый свет, откуда доносились громкие голоса ее родителей. Опять скандал. Когда же они, наконец, поймут, что так жить невыносимо! Неужели им совсем наплевать на то, что их дочь каждый вечер возвращаясь домой, думает лишь об одном – уйти, исчезнуть, испариться. Сбежать как можно дальше. Уехать, чтобы никогда больше не видеть и не слышать этих голосов, криков, прорывающихся сквозь детский сон, привычных настолько, что с годами перестаешь их замечать. Но глубоко в душе переживаешь, и ненавидишь их, себя и все вокруг.

– Я привела тебя сюда, чтобы показать – в этой жизни есть кое-что похуже непонимания. Они ненавидят друг друга. А я ненавижу их.

Они отошли от дома, но, не дойдя до тротуара, остановились, чтобы снова взглянуть на освещенные окна Мариной квартиры, откуда по-прежнему доносились рассерженные голоса и грохот посуды. Внезапно, все смолкло, свет погас, и через несколько секунд из дома выскочил взъерошенный и очень злой невысокий, но плотный мужчина. Он был небрежно одет, слегка пошатывался, и, проигнорировав девушек, свернул за угол.

– Пошел заправляться, – презрительно скривив губы, произнесла Марина.

– Но почему ты не уйдешь? – удивилась Таня.

– Мне некуда идти, – призналась Марина.

– Ты могла бы жить у нас, – наивно предложила девочка.

– Спасибо, – ответила девушка, – но сейчас рано об этом говорить. Надеюсь, ты не в обиде, что я привела тебя сюда.

– Нет, – девочка заколебалась, – я знаю, что ты нравишься Алешке. А сейчас мне пора.

– Ты куда? – спросила девушка, подходя ближе.

– Домой, – твердо ответила Татьяна.

Она знала, что там ее ждет нагоняй. Папа, наверное, будет сердиться из-за исчезновения, да и Лешка тоже. Когда она сбежала из дому, то не совсем отдавала отчет – куда и зачем. Побродив по лесу, снова вернулась в город – ей необходимо было подумать о том, что она узнала. Это письмо… Как же оно не кстати. Когда-то Таня мечтала о том, то мама вернется, найдет их, и они будут жить все вместе, как одна большая счастливая семья. Повзрослев немного, поняла: этому не бывать никогда. Мама ушла. Она бросила отца, Алешку и ее. Они ей были не нужны. И теперь слишком поздно! Нельзя вмешиваться в чью-то жизнь, только потому, что тебе так хочется. И в этот момент, девочка осознала – что бы ни произошло, она сделает все, чтобы никогда больше не расстраивать отца и брата. Они семья, и кто бы ни захотел их разлучить – ему или ей не поздоровится!

Когда рассерженный Алешка вернулся домой, Таня уже была там. Они сидела вместе с отцом, со счастливым видом перебирая старые семейные фотографии. Так и не пригодившийся ремень валялся на полу. Усмехнувшись, парень аккуратно его свернул и положил в шкаф до «лучших времен».

* * *

– Думаешь, он согласиться? – Пашка недоверчиво скривив губы, выслушал Мишу, – по мне, так было глупо рассказывать ему все. Ты не хуже меня знаешь, какой Леха моралист.

Ребята сидели на своем излюбленном месте, на берегу реки. Солнце давно село, дул противный холодный ветер, поэтому им пришлось разжечь костер.

– Моралистам тоже надо что-то жрать, – возразил Миша, и оглянулся на Никиту, – а ты что думаешь? Или опять взыграло очко?

От такого предположения парень побледнел и сжал кулаки.

– Даже не пытайся, – остановил его Миша, – ты же знаешь, как я могу ударить. Не хотелось бы отправлять тебя в больницу. Ты нам нужен.