Текст книги "Паутина прошлого (СИ)"

Автор книги: Виктория Щабельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

XXI

Пришлось взять такси. Мне не хотелось, чтобы Пашка знал о моем альтернативном способе передвижения. Не прошло и получаса, как я подъезжала к больнице. Сунув водителю деньги, попросила его подождать. В конце концов, мне придется возвращаться назад, как только удастся отговорить приятеля от дурацкой затеи уйти из больницы на переломанных ногах.

Пашка был в палате, что меня совершенно не удивило – ходил он с трудом, тяжело опираясь на костыли и морщась от боли и неудобства. Синяки начали сходить, окрасив его лицо в тусклые оттенки синего и красного с желтыми пятнами по краям. Ну, по крайней мере, у него есть все шансы счастливо избежать обвинений в пытках, убийстве и сокрытии трупа. Окрыленная этой мыслью, я напустила на себя беззаботный вид и вошла в палату:

– Привет, братишка! Выглядишь хреново.

– Спасибо. Я тоже рад тебя видеть, – он вымученно улыбнулся и отвел глаза. Странно! Что бы это значило?

– Я слышал о тете Клаве… Ребята вчера сказали. Извини, что не был на похоронах.

– Принято, – кивнула я, – может быть, объяснишь, какого черта тебе не сидится в палате? Захотелось приключений? Тебе мало того, что было?

– Я хотел с тобой поговорить, – он кашлянул, схватил с тумбочки стакан с водой и сделал несколько глотков. Я поняла, что он попросту тянет время, не решаясь мне что-то сказать.

– Не томи.

– Извини, в горле пересохло, – он снова отпил, и, наконец, поставил стакан на место.

– Черт возьми! Ты меня тревожишь!

– Марина! Тебе это может показаться глупым, но я…

Вихрь по имени Юля влетел в палату, заставив моего друга заткнуться, а меня разочарованно вздохнуть.

– Потом поговорим, – с нервным смешком сказал он, принимая от девушки поцелуй. Кажется, я действительно многое пропустила.

– Константин Михайлович не возражает. Поворчал, правда, немного, но, думаю, что это только для вида. В общем, я все устроила и скоро можно ехать.

– Куда ехать? – тупо переспросила я, чувствуя как моя левая бровь поползла вверх.

– Ко мне! – радостно ответила медсестра, – Павла выписывают под мою ответственность. Я, все-таки медсестра, и смогу за ним присмотреть.

С выражением глупейшего счастья на лице, Юля не сводила взгляда с лица моего приятеля. И он, к моему глубочайшему удивлению, отвечал ей полной взаимностью. Мне так и хотелось закричать: «очнитесь, люди!», но я сдержалась и попыталась скривить губы в подобии улыбки. В конце концов, сердечные симпатии моих друзей их персональная проблема. А вот наша тайна, и, пожалуй, безопасность – общая.

– Пашенька! – мягким, нежным голоском, вызвавшим неодобрительный взгляд у Юли, и удивленный у моего друга, позвала я, – можно тебя на минутку?

– Я вас оставлю… мне надо… – Юля суетливо выбежала из палаты, оставляя нас одних.

– Это глупо, рискованно! Я знаю все, что ты можешь мне сказать! Но не могу я больше здесь.

– Мальчик заскучал? Мальчик захотел пулю в башку? И тебе наплевать на эту святую наивность, которая тут кудахчет над тобой?

– Я смогу ее защитить, – твердо ответил Пашка.

– Ты себя защитить не сможешь, – довольно грубо ответила я, – или ты не знаешь, что происходит? Так я поясню – мы на крючке. И то, что мы все еще на свободе – дело времени. Если все будет так, как я опасаюсь, ты единственный, кто пока находится в более выигрышном положении. По крайней мере, твои переломы создают тебе надежное алиби, чего нельзя сказать о нас.

– Я знаю что у нас проблемы, – Пашка сделал пару шагов к койке, и я подавила в себе желание ему помочь: если он считает себя здоровым настолько, чтобы уйти, значит, ему хватит сил пересечь палату, – но пойми, я больше не могу жить в страхе. Я устал. И если мне суждено умереть – не собираюсь прятаться. Больше не собираюсь. Я рад, что вернулся. Встретил вас, познакомился с потрясающей девушкой.

– Тебе еще рано до кризиса среднего возраста. А для проклюнувшейся совести уже поздно.

– Наверное, – Пашка присел, и улыбнулся, – ты, скорее всего, права. Но есть вещи, о которых не задумываешься, пока ты здоровый и сильный.

– Видать тебя не слабо приложили в том подвале, – буркнула я.

– Иногда нужно как следует встряхнуться, чтобы что-то понять.

– Или дать себя встряхнуть кому-то другому. Ты соображаешь, что творишь?

– Да. Поэтому и позвал тебя сюда. Мне нужно…

На этот раз в палату постучали, и я, мысленно выругавшись, открыла дверь. На этот раз нас прервала незнакомая пожилая медсестра. Она сделала моему другу укол, пожелала больше не болеть, высокомерно хмыкнула, проходя мимо меня, и закрыла за собой дверь.

– Поговорим позже, – сдавшись, устало сказала я.

Сбор занял около часа. То и дело, бросая на своего друга неодобрительные взгляды, я шла следом за счастливой парочкой, все еще не понимая смысла происходящего. Пашка рвется со мной поговорить, но постоянно оттягивает это. Хорошо, признаю, что не всегда только он, но все же… Что такого важного он хочет мне сказать, и не решается?

Таксист, к счастью не уехал, и добросовестно остался ждать. Я радостно засеменила было к стоянке, но, не дойдя до автомобиля пары метров, изумлено вытаращилась на Пашку:

– Не может быть!

– Может! – он широко улыбнулся, – я забыл тебе сказать. Ее нашли три дня назад брошенной возле супермаркета. Вот, пригнали сюда.

– Поздравляю. Можно сказать легко отделался, – пробурчала я.

– Ты ведешь! – видимо, окончательно желая меня смягчить, приятель кинул мне ключи.

Расплатившись с таксистом и дождавшись Юлю с выпиской, которая, видимо, решила не покидать Пашку ни на минуту, мы тронулись в путь. Мне пришлось приложить усилие, чтобы игнорировать тот поток восторга и радости, вырывавшийся из нее. Не желая казаться брюзгой, я просто следила за дорогой.

– Марина! Мы не могли бы сначала заехать ко мне. Нужно занести Пашины вещи, – неожиданно обратилась ко мне девушка.

– Все-таки решил жить у нее? – уже ругая себя за вырвавшийся вопрос, я удивленно смотрела на парочку в зеркало заднего вида, замечая, как глаза медсестры подозрительно сужаются, а пальцы сжимают руку мужчины.

– Да, – кивнул Пашка, – и не понимаю, что тебя удивляет, сестренка – сделав ударение на последнем слове, он выразительно посмотрел на меня. Он был прав, я вела себя как озабоченная идиотка, и со стороны могло бы показаться, что ревную. Но ведь дело было в другом. И Пашка это прекрасно знал! Тогда зачем он ставит меня в глупую ситуацию? Неужели не понимает, что не сможет просто спокойно жить с любимой девушкой, не решив всех проблем? Не теперь, когда над нами навис срок и в любой момент мы можем стать жертвами неизвестного психопата.

– Если этого не понимаешь, значит, ты глупее, чем я надеялась. Извини, Юля. Ничего личного, – я снова посмотрела на девушку, отметив для себя, что она помрачнела.

– Послушайте, – неожиданно раздался ее тихий, но вполне уверенный голосок, – я понимаю, что для вас я чужая, и, возможно вы никогда не будете относиться ко мне как к другу. Никогда не понимала, что связывает вас с ребятами, и, наверное, даже чуточку завидовала. Но я люблю Пашу и сделаю все, чтобы рядом со мной он чувствовал себя счастливым и защищенным.

Да уж! После таких слов мы должны были бы крепко обняться, облобызать друг друга и не скрывавшего удовольствие Пашку и расстаться лучшими подругами. В сценарий к идеальному сюжету могла бы войти свадьба где-нибудь в местной vip-забегаловке, куча пьяных друзей и гостей, бьющих друг другу морды в конце торжественного действа. Как же много мы упустили, и, возможно еще упустим.

На этот раз мобильный зазвонил очень вовремя, потому что я не знала, что ответить девушке, а претворять в жизнь сценарий из только что увиденного не представлялось возможным. На экране высветился знакомый номер… мой номер, и я резко затормозила.

– Черт, – вырвалось у меня, и, игнорируя Пашкины вопросы, я вылетела из салона автомобиля, не желая, чтобы кто-то стал свидетелем этого разговора.

На том конце царило молчание, однако я чувствовала, что он слышит меня и мое взволнованное дыхание.

– Я не знаю где камень, – четко произнесла я, – мне все равно, что у тебя на меня есть. Плевать! Слышишь? Можешь отправлять снимки куда угодно. Я тебя не боюсь!

До меня долетел глухой звук, похожий на смех, и я готова была ругаться, сыпать проклятия и оскорбления, но…

Я услышала странный звук, больше похожий на громкий хлопок. За ним тут же последовал второй мощный взрыв. Взрывная волна была настолько сильной, что вырвала задние двери автомобиля, подняла меня в воздух и отбросила метра на два. Больно ударившись о землю, я в каком-то беспомощном ступоре обреченно наблюдала, как рядом падают осколки стекла и металла, а пламя продолжает лизать искореженную машину. Внезапно мне показалось… только показалось, этого не могло быть. Просто не могло быть! С трудом встав, я двинулась к горящему автомобилю, не замечая, как из носа тонкой струйкой течет кровь. Правая нога подвернулась, и я с каким-то равнодушием отметила, что в ноге застряла какая-то железка.

Жар, исходящий от пылающего автомобиля заставил меня на миг остановиться, но я должна быть уверена… Я должна убедиться, что крики о помощи всего лишь плод моего воображения, и Пашка с Юлей погибли при взрыве, а не горят сейчас заживо.

Мы ехали не больше четверти часа, значит, больница близко. И если я смогу их вытащить… Глупо, но если я буду просто стоять и смотреть как они горят, я никогда не смогу себе этого простить. Набрав «03» и отбросив уже ненужный телефон, я сбросила с себя куртку и, натянув на лицо шапку, и перчатки на руки попыталась дотянуться до кого-нибудь из них.

Внезапно я почувствовала, как кто-то отрывает меня от земли, и уносит подальше от жара, успевшего лизнуть руку и лицо. Игнорируя несдерживаемый поток ругательств, обрушенный на меня моим незнакомым спасителем, я могла лишь тупо смотреть на огонь, изо всех сил стараясь не слышать криков, которые раздавались у меня в голове и твердить как заведенная:

– Они кричат! Они кричат!

С меня сорвали успевшую обгореть шапку, мужчина присвистнул и странно посмотрел на меня:

– Никто не кричит! Никто не кричит. Они мертвы! – спаситель схватил меня за плечи и крепко сжал, – и ты была бы мертва, дуреха, если бы я тебя не остановил. Это же надо было додуматься – лезть в горящую машину. Совсем ума нет?

– Я их слышу! – я изо всех сил прижала ладони к ушам, и бешено замотала головой, – я их слышу…

Звуки сирены вывели меня из состояния ступора, и заставили пожалеть о том, что я слишком долго здесь задержалась.

Не хотелось снова оказаться в больнице, тем более что ожог на ладони был пустяковый, а волосы со временем отрастут. В крайнем случае, буду прикрывать плешь тем, что осталось с другой стороны. Но мои аргументы не смогли переубедить Константина Михайловича, видимо, решившего заделаться моим личным семейным врачом:

– Я не стану тебя спрашивать о том, что произошло, это дело милиции, – от волнения он перешел на ты, – но я должен знать – Юля была с вами?

Я молчала, глядя ему в глаза, не понимая, как передать словами то, что чувствую в этот момент. Мы были почти незнакомы с этой девушкой, но Пашка был моим другом. Пусть, я была уверена, что ему приготовлено теплое местечко в аду, но нас связывало прошлое и мрачные тайны. А сейчас он погиб, его нет… и нет ее, бедной влюбленной дурочки, которая даже не понимала, во что влезла. Он не имел права втягивать ее в это, пускать в свою жизнь, позволять думать, что у них все получится.

Не прошеные слезы навернулись на глаза. Не дождавшись ответа на свой вопрос и поняв мою реакцию по своему, врач тактично отвернулся.

– Здесь придется выстричь, – дрогнувшим голосом произнес он, проведя пальцами по обожженным волосам

– Не страшно.

– Сообщить вашим друзьям?

– Я сама…

– Я вколол обезболивающее. Рану на ноге придется зашивать.

– Мне все равно, – я равнодушно наблюдала за движениями его рук, стараясь не обращать внимание, что лекарство все еще не подействовало, и я чувствую, как скобы проходят сквозь кожу, соединяя рану.

– Вы должны все им рассказать, – снова возвращаясь к официальному тону, произнес Константин Михайлович, – когда вас спросят, вы должны все рассказать милиции.

– Это ничего не изменит, – я, наконец, отвернулась, почувствовав, как немеет кожа вокруг раны, – слишком поздно что-то исправлять.

– Но вы едва не погибли! А Юленька и ваш друг, – у врача сбилось дыхание. Что же, возможно сейчас он думает о том, что расскажи он милиции тогда, при нашей первой встрече, все было бы иначе. Вполне может быть, Юля могла бы выжить, Пашке и мне пришлось бы выдержать несколько неприятных минут, а Мишке слегка разориться. Но мы бы спасли одну невинную жизнь. Одну из многих, которыми мы не задумываясь, пожертвовали пятнадцать лет назад. Пахомов, его сын, Алешка, майор, который умер в муках в нашем подвале, Пашка, Юля…

– Я не знаю, что вас тревожит. Но вы себя ненавидите…

– Это так заметно? – удивилась я.

– Не всем, но я вижу то, что вы к себе испытываете. Столько гнева, боли и ненависти. Как вы с этим живете?

– Я не живу, – честно ответила я.

Когда же это закончиться? Когда я смогу посмотреть человеку в глаза и просто испытать симпатию, не задумываясь о том, что он может оказаться охотящимся на меня маньяком или тем, кто знает обо мне слишком много? Я приехала сюда, чтобы найти ответы, вот только сейчас вопросов стало куда больше.

Кто взорвал машину? Тот странный звонок… можно ли считать это простым совпадением, или же наш преследователь просто хотел удостовериться, что все прошло так, как он задумал? Но зачем? Мы же и так были у него в руках. Означает ли это, что время, которое он отпустил нам, закончилось? И мы с Пашкой стали его первыми жертвами? Но тогда…

Пожалев, что так не вовремя избавилась от своего телефона, я попросила Константина Михайловича разрешения воспользоваться его.

– Миша! Паша погиб! Его машину взорвали.

Я прислушивалась к нервному дыханию своего бывшего друга, стараясь возродить в душе то, что испытывала к нему когда-то. Это же было! Но все прошло… Не знаю когда меня покинула симпатия, уважение, доверие. Осталось лишь раздражение, вина, отчаяние и боль. И эта боль была несоизмерима с той, которую я испытывала в обожженной руке и раненной ноге.

ХХІІ

Они приехали менее чем через час. Странно, правда? Я ожидала милицию, а приехали мои нежданные бывшие друзья. Зачем они здесь? Ах, да! Они же пока не знают, что уже перестали ими быть… Лет пятнадцать назад.

Я отвернулась лицом к стене и сделала вид, что меня сразила доза новокаина. Почему они приехали? Неужели не понимают, как мне тяжело их видеть? Мишка, Никита… Пашка. Теперь уже я никогда не узнаю, что он хотел мне рассказать. Если бы я верила в мистику, то, наверное, подумала бы, что Странник получил новую жертву. Но в таком случае, почему же он так долго ждал? Что мешало ему начать убивать нас раньше? Убивать… неужели я, как и старик Пахомов наделяю этот камень душой и разумом? Смешно и глупо. Но я имею право быть глупой, нелогичной, в конце концов, сегодня я едва не погибла. Бедный Пашка, какая ужасная смерть. Но разве смерть бывает другой? Что бы я сделала, если бы узнала, что это он виновен в смерти Алешки? И каким бы словом я назвала то, что бы с ним сделала? Убийством? Местью? Торжеством справедливости? Игра ничего не значащих слов, которые ведут в тупик. Но кто пытался убить меня?

– Маринка? – громкий полушепот заставил меня слегка вздрогнуть, и продолжать притворяться спящей стало глупо.

Чья-то рука коснулась моего плеча, передвинулась выше и погладила по короткому ежику обгоревших волос:

– Слава Богу, ты жива, – слышать Мишкин голос теперь было мучительно больно. Я почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Надеюсь, это все действие лекарств, и в нужный момент я не раскисну, – мы сейчас уйдем и не будем тебе мешать.

Шепот Никиты заставил Мишку чуть отклониться от меня, но все же я расслышала в его голосе беспокойство. Пожар… милиция… Интересно, они бояться быть следующими? Или опасаются, что напуганная и обозленная захочу все кому-то рассказать? К чему, когда есть другой выход…

Они собирались выйти из палаты, когда я негромко спросила:

– Почему вы ни разу не заговорили со мной о камне?

Ребята резко остановились, и я заметила, как Мишка невольно нахмурился. На несколько минут в палате воцарилась тишина. Почему-то я боялась вздохнуть, чтобы расслышать ответ, такой важный для меня в эту минуту.

– Мы боялись, что это причинит тебе боль, – неохотно ответил за двоих Никита, – ведь он исчез, и Алешка вместе с ним…

– Думали, что я не смогу пережить то, что мне предпочли какой-то камень? Я сильнее, чем кажусь и мне не пятнадцать лет. Я не меньше вашего хочу, чтобы прошлое осталось в прошлом. Но для этого не плохо бы узнать…

– Что именно? – видя, что я осеклась, спросил Миша.

– У кого камень сейчас.

1993 год…

– Как ты меня нашла? – Алеша подозрительно смотрел на вошедшую девушку.

– Ты же приводил меня сюда пару раз, уже забыл? – Марина улыбнулась, и сделала несколько нерешительных шагов.

– Забыл, – парень, нахмурившись, смотрел, как девушка подходит к нему, испытывая двоякое чувство обиды и надежды.

– Я растерялась, – она печально улыбнулась, – не знала, что делать. Мы так давно мечтали уехать отсюда, начать новую жизнь. И сейчас, когда эта мечта практически сбылась, ты собственными руками хочешь все разрушить.

– Я? – Алешкин голос сорвался, и он, помолчав пару минут, продолжил, – я хочу все испортить? Милая моя, все было испорчено уже тогда, когда мы ввязались в эту авантюру.

– Да, мы сделали ошибку. Но уже поздно что-то исправлять. Подумай сам – что ждет нас всех, если ты решишь во всем сознаться? Я ведь говорю не только о том, что мы никогда не сможем уехать из этого городишка. Мы не просто увязнем здесь на всю жизнь. Нам всем грозит тюрьма. Это камень…ты не представляешь, сколько он может стоить. Если кто-нибудь узнает, что он у тебя… Не хочешь его – ладно! Отдай Мише и остальным. Избавься от него! Они знают, что с ним делать. Но ни стоит рисковать собой и мной ради чужих тебе людей.

– Я же сказал, что все возьму на себя. Никто никогда не узнает, что ты была с нами. – он слегка коснулся пальцами ее щеки, и девушка невольно прикрыла глаза. Эта мимолетная ласка на миг отрезвила и привела в чувства. То, что Марина чувствовала к Алешке иногда пугало ее саму, но больше всего ее беспокоила мысль, что это не навсегда. Что скоро их мимолетное счастье закончиться, и она снова останется одна, с родителями в этой унылой дыре без средств и надежды когда-либо выбраться отсюда. Она боялась, отчаянно боялась, и иногда страх способен заставить человека творить страшные вещи.

– Но я не могу позволить, чтобы из-за нас пострадал невиновный. Пойми! Я просто не смогу с этим жить!

– Не заставляй меня делать это! – жалобно произнесла она.

– Делать что? – одними губами спросил парень.

– Выбирать между тобой и свободой, жизнью и деньгами.

– Прости, – Алешка опустил руку и отошел как можно дальше.

– И ты меня прости, – девушка шагнула к выходу, но у самой двери обернулась, словно стараясь запомнить парня такого, каким он был в этот миг – печального, злого, но до конца уверенного в собственной правоте. Когда-то она полюбила его за силу и твердость духа. Возможно, еще даже не сознавая, что именно в нем так ее привлекает, она понимала, что будь он другим, никогда бы не посмотрела на него второй раз. Но сейчас именно это навсегда их разъединяло.

Алешка стоял посреди обшарпанной комнаты, давно заброшенной лесной сторожки, понимая, что, вполне возможно эта встреча станет для них последней. Как только он убедился, что девушка ушла, вынул из кармана камень, и долго на него смотрел. Крупный, загадочный, потрясающий. Глядя на него было так легко поддаться искушению… В это мгновение парень начал понимать, что может чувствовать человек владея таким сокровищем. Он был способен лишать разума, толкать на безумства, подавлять волю… Кто знает, может быть все, что он сейчас делает, это всего лишь влияние этого мертвого равнодушного ко всему камня? Внезапно Алексей почувствовал тревогу, перерастающую в беспричинный липкий и противный страх. Быстренько завернув бриллиант в тряпицу, он положил его в коробок и засунул в старый тайник, который он сделал еще ребенком. Никто бы никогда не смог его здесь найти. Никто…

Оглядев комнату еще раз, боясь оставить следы, указывающие на схрон, парень запер дверь и посмотрел на небо, затянутое тучами. Ветер колыхал верхушки деревьев, на лицо упало несколько холодных капель. Где-то вдалеке послышался удар грома. Начиналась буря…

2008 год…

Близость смерти иногда делает с человеком странные вещи. Возможно, я бы никогда не стала заговаривать о камне. Но мысль о том, что у меня осталось мало времени и я умру, так и не узнав всего, заставила действовать более решительно. Неужели я все еще не хочу видеть в своих товарищах полных мерзавцев? Еще не готова к этому? Или я боюсь?

– Тот подонок говорил с тобой о камне? – вкрадчиво спросил Мишка.

Я не стала уточнять, какого именно подонка он имеет в виду, справедливо полагая, что, скорее всего речь идет о нашем преследователе. Отрицательно помотав головой, уставилась на них обоих, в ожидании ответного шага.

– Мы знаем не больше твоего, и, кажется, не раз об этом уже говорили. Камень исчез, Алешка исчез. Точка.

– Вы действительно верите в то, что он мог его у нас украсть?

– Чужая душа потемки, – Никита серьезно посмотрел на Алексея, – но мы знаем одно – мы были бы счастливы узнать, что наш друг сейчас жив. Пусть это бы означало, он вор, лжец и предатель. Но нам было бы легче.

Никита замолчал, а я опустила взгляд вниз, понимая, что еще минута, и расплачусь как ребенок:

– Уходите, – сквозь зубы процедила я.

– Конечно, дорогая. Отдыхай, – Мишка заботливо прикрыл за собой двери в палату и я, наконец, осталась одна.

Бег заставлял легкие вырываться из груди, паника лишала способности мыслить, но я не могла остановиться, потому что знала – стоит это сделать и мне конец. Он здесь, совсем рядом, и ничто меня уже не спасет. Я слышала за спиной его шумное дыхание, видела краем глаза тень, упорно преследующую меня. Хотелось кричать, а еще сопротивляться изо всех сил, драться, отбиваться, но я знала, что это невозможно. Не здесь. Не сейчас… Возможно, когда-нибудь, если мне удастся выжить…

Сон изменился, и я почувствовала на своем лице чью-то руку, но вместо того, чтобы завопить от ужаса просто ждала, что сейчас будет. Пальцы скользнули по щеке, стирая слезы, прошлись по нижней губе и замерли, словно в нерешительности. В нерешительности? Как глупо! Я же знаю, что он ничего не делает просто так… Он? Но кто этот – он?

Когда я проснулась, была середина дня. В больничном коридоре слышалась возня медсестер и голоса посетителей. По словам врача, сегодня мне предстоял разговор с милицией, которого я бы с удовольствием избежала. Слишком сложно говорить о том, что имеет для тебя значение, не вызывая подозрение тех, кто привык подозревать всех во всем. Не то, что я не смогла бы соврать, но все же… не сейчас. Разве я не имею права на эту женскую слабость?

Вспомнился сон, мучивший меня все это время, те ощущения, которые я в нем испытала. Я начинала вспоминать… рада ли я этому? Возможно, если бы воспоминания не были такими пугающими. Это место – мне показалось, что я уже когда-то там была. Совсем недавно. Возможно ли, что я ошибаюсь? Вполне. Но никто не запрещает мне проверить. Пожалуй, я даже сделаю это сегодня, прямо сейчас, пока впечатления ото сна свежи. Но все же, не следует идти туда без всякой защиты. Хорошо, что я успела прихватить из тетиной квартиры свой пистолет…

Внезапная мысль заставила меня побледнеть и броситься к моей сумке, висевшей рядом на стуле. С облегчением выдохнув, нащупала в ней то, что искала. Значит, причины откладывать дольше, у меня нет.

Прошлый опыт побега из больницы мне чрезвычайно помог, а учитывая, что в этот раз у моей двери не дежурила охрана, дело оказалось проще простого. Порадовавшись, что не дала медсестре разрезать на мне брюки, быстренько надела на себя вчерашнюю одежду. Невольно поморщившись от сильного запаха гари, я задумалась над тем, чем же можно накрыть волосы. Но решив, что асимметрия сейчас в моде, решила, что и так сойдет. Расчесавшись ладонью, мельком взглянула на свое отражение и вышла в коридор.

Как оказалось, дойти до стоянки с раненой ногой было не просто. Слегка прихрамывая, я лишь надеялась, что не привлекаю к себе излишнего внимания. В конце концов, слухи по городу разлетаются быстро, и возможно кто-то сможет узнать во мне ту, что едва не сгорела накануне в машине. Но, наверное, мне все же повезло, и я добралась до стоянки без приключений. Сев на своего железного коня и нахлобучив на голову шлем, сразу же почувствовала себя новым человеком, ну хорошо, просто человеком – живым, целым и окрыленным надеждой, что ветер рано или поздно выветрит из одежды этот ужасный запах дыма, упрямо возвращающий меня в беспросветное вчера.

Мне потребовалось около часа, чтобы добраться до нужного места. И все же, я не была точно уверена, что это оно. В прошлый раз я была здесь ночью, и машину вел Мишка, а то, что мне приснилось, могло быть просто игрой воображения. Назвав себя трусихой, я заглушила мотор и сняла шлем. Это здесь. Должно быть здесь, иначе бы я не испытывала такого страха, глядя на небо, солнце и деревья.

Место ничем не отличалось на первый взгляд от сотен других. Просто лес, трава, невдалеке плещется вода. Здесь тихо и спокойно. Наверное, я бы смогла почувствовать умиротворение и покой, если бы не знала, что в нескольких сотнях метрах покоятся останки несчастного мента. Преступника всегда тянет на место преступления, по крайней мере, именно так привыкли думать. Интересно, я опровергаю или доказываю эту теорию? Ведь Казарина я не убивала, хотя в данный момент это уже не имеет никакого значения.

Стараясь не смотреть в сторону последнего пристанища замученного милиционера, я повернула налево, и сама не зная почему, пошла по берегу, замечая, как он становится выше, на несколько метров поднимаясь над водой. Лес становился гуще, и я вынуждена была отойти от воды и углубиться в чащу, все еще пытаясь узнать место, которое искала. Внутри поднимался холодный противный страх, и засунув руку в карман я коснулась рукоятки пистолета. Легче не стало, однако на некоторое время отрезвило, и я снова двинулась вперед, пытаясь найти место, где пятнадцать лет назад умерла.

Сердце билось настолько громко, что я не сразу услышала этот странный звук. Хруст ветки? Возможно какой-то зверь… или человек. Господи! Пусть это будет зверь, даже страшный и голодный но всего лишь зверь, который захочет меня убить следуя инстинкту, а не извращенному желанию. Я вынула пистолет, и, не сбавляя шага, продолжила идти. Кто знает, может быть, здесь и сейчас мне удастся решить все свои проблемы и получить ответы на те вопросы, которые я себе даже не задавала?

Не знаю, когда именно я почувствовала, что больше не одна. Остановившись, еще несколько секунд пыталась успокоить нервно бьющееся сердце. Но понимая, что просто зря трачу время, медленно обернулась. Он был там, за моей спиной, всего в паре метров. Ему достаточно было сделать шаг и протянуть руку, чтобы дотронуться до меня. Но он стоял, держа руки в карманах, не двигаясь, и не предпринимая попыток подойти ближе, такой каким я его запомнила с момента нашей последней вынужденной встречи – здоровый, устрашающий громила, весь в черном, в лыжной маске, скрывавшей лицо.

– Привет – сказала я, и навела на него дуло пистолета, – и прощай.

Вместо выстрела раздался сухой щелчок. Осечка? Черт! Я повторила попытку, снова и снова, понимая, что пропала.

Все так же молча, мужчина вынул руку из кармана и, разжав кулак, демонстративно высыпал на землю пули. Чувствуя, что бледнею, я попятилась от него, понимая, что бежать бесполезно – он догонит меня в два счета. Но все же, заставила себя побежать. Постепенно с трудом набирая скорость, заметила, что мне, похоже, удается оторваться от преследователя. Он стоял на том же месте, не делая попыток меня догнать. Что это с ним? Неужели дает мне фору? Больной сукин сын!

Через четверть часа безумного бега, я поняла, что больше не могу. Нога дико болела, остатки волос на голове слиплись от пота, заливавшего глаза. Хотелось просто лечь и умереть. Но просто не выйдет…

Я почувствовала за спиной движение, и, простонав, прибавила скорость. Точнее, мне так показалось. Усталость взяла свое, и я уже не разбирала куда бегу. Ветки больно били по лицу, в голове стоял шум, в глазах потемнело. Я не поняла, почему внезапно земля стала уходить из-под ног. Возможно, я споткнулась, а может на миг потеряла сознание. Я сообразила что происходит, лишь когда моя голова коснулась сырой земли, а ладони погрузились в покрывавшую почву рыхлую смесь пожухлой травы и опавших еловых колючек. Что-то хрустнуло и отозвалось болью в левой руке. Но просто лежать и ждать когда боль пройдет было глупо. Я приподнялась, тяжело опираясь на правую руку, заметив, что на брючине проступает темное пятно крови. Видимо, швы не выдержали моей эскапады по лесу.

Я так и замерла, стоя на одном колене, опираясь рукой о землю, и ждала, когда же он подойдет достаточно близко. Пальцы дотянулись до толстой короткой ветки и вцепились в нее. Он не торопился, шел спокойно, можно даже сказать расслабленно, и явно чувствовал себя хозяином положения. В его руках не было оружия, хотя я прекрасно понимала, что здесь, в лесу он может обойтись без него. Наблюдая за ним краем глаза, мне хотелось завизжать, вскочить и броситься прочь, бежать, не разбирая дороги. Но я сдержалась, понимая, что это ничего не даст – нога жутко болела, левая рука висела плетью вдоль тела.

Сейчас, он приблизится достаточно, чтобы я смогла его достать. И даже если у меня ничего не получится, я все равно буду знать, что билась до конца. Может быть, эта мысль сделает более приятным мое пребывание в аду? Еще шаг, я замерла, готовясь к прыжку, и когда его тень полностью накрыла меня, вскочила, и замахнулась палкой, метя в висок. Преследователь с легкостью перехватил мою руку и с силой сжал. Дождавшись, когда я выроню палку, он отвесил мне оплеуху и равнодушно наблюдал, как я снова падаю на землю, на этот раз на спину и делаю попытку отползти.

Все так же молча, он склонился надо мной и я, наконец, смогла рассмотреть его глаза – темные и злые. Его рука легла на мое плечо, и я поняла, что сейчас потеряю сознание от боли и страха. Что же, возможно, это лучше, чем умереть в полном сознании, глядя в эти ненавидящие глаза, понимая – все, что я сейчас переживаю, когда-то уже со мной было.