Текст книги "Научу тебя плохому (СИ)"
Автор книги: Виктория Победа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
А потом начинается бесконечная череда переодеваний. И каждый раз мне приходится отодвигать шторку и демонстрировать очередные свитер, джемпер, джинсы, штаны и кучу остальных предметов одежды, название которых мне просто неизвестно, и я их вряд ли когда-нибудь запомню. Ибо для меня это все кофта да свитер. В очередной раз отодвинув шторку, смотрю на улыбающегося Марка. Вот кого все это веселит, вот, кто получает удовольствие откровенно надо мной издеваясь.
– Это последнее, – заявляю устало.
– Хорошо, – кивает, улыбаясь, – Ввзьмем все.
– Ты в своем уме? – вырывается у меня против воли, и я тут же прикусываю язык, опасаясь нарваться на очередную перемену в настроении Марка.
Но он, проигнорировав мой необдуманный выпад, продолжает улыбаться.
– Вполне.
– Мне не нужно столько.
– Нужно. Я не буду с тобой спорить, Еся, я уже не раз повторял, что не люблю это дело. Мы берем все, и нет, – останавливает он уже успевшую открыть рот меня, – возвращать ты ничего не будешь.
– Но…
– Все, переодевайся и пойдем дальше. Еще нужны обувь и верхняя одежда.
– Марк.
– Все я сказал.
Ладно, черт с тобой. Нервно дергаю штору, и начинаю стягиваться с себя джинсы и свитер. Пусть этот мистер «не надо со мной спорить» делает то, что ему вздумается. А я просто не буду реагировать.
Переодевшись в свои вещи, подхватываю будущие обновки, часть забирает Марк, и двигаюсь в сторону кассы. Также молча стою у кассы, пока девушка-кассир пробивает покупки и складывает их в большие бумажные пакеты.
Расплатившись, Марк сам берет пакеты, и, поблагодарив работников, кивает в сторону выхода. А я чувствую себя как не в своей рубашке. И вроде ничего страшного не происходит, ну подумаешь, заплатил, я ведь не просила, а все равно мерзко как-то. Я вообще не люблю быть кому-то обязанной, а теперь, получается, обязана.
В выборе обуви и верхней одежды я почти не участвую, молча киваю на предложение продавцов и Марка, решив, что так мы быстрее закончим этот позор. Чувствую себя героиней какого-то наивного любовного романа, мысленно подсчитывая, сколько в результате буду должна и как долго буду расплачиваться. И, судя по всему, выходит, что до самой пенсии. Это я, конечно, утрирую, но посыл в общем-то понятен.
– Ты бы хоть улыбнулась, – первым наше молчание нарушает Марк. – Расслабься, Есь, это всего лишь вещи.
– За которые я не в состоянии расплатиться, – говорю, вновь не успевая подумать.
Марк резко останавливается, с лица его исчезает игривая улыбка, на смену ей приходит совершенно серьезное выражение и уже знакомый тяжелый, давящий взгляд.
– Я разве прошу тебя расплачиваться?
– Просто так ничего не бывает, – отворачиваюсь, не могу смотреть ему в глаза.
– Уверена?
Я уже собираюсь ответить, как взглядом цепляюсь за знакомую фигуру. Чувствую, как внутри все леденеет, как липкий страх сковывает каждую мышцу в теле, как во рту моментально наступает засуха.
– Еся? Ты меня слышишь? – сквозь жуткий грохот в ушах до меня доносится голос Марка.
– Д…да… – киваю, как какой-то болванчик. – Да, нет, ладно, давай уйдем отсюда, пожалуйста.
Хватаю его за руку и тяну в сторону лифтов.
Господи, лишь бы только она меня не заметила, лишь бы не заметила, не узнала.
Марк, сначала обескураженный моим поведением, делает несколько шагов и останавливается.
– Что с тобой?
– А?
– На тебе лица нет, будто приведение увидела.
– Ничего, просто устала и вообще… – снова тяну его к лифту, а он оглядывается, смотрит по сторонам, словно ищет причину резкого изменения в моем поведении. – Марк, просто давай поедем домой, я прошу тебя.
– Что происходит? – его тон меняется, становится жёстким, пугающим. Ну к чему? К чему эти вопросы?
– Пожалуйста, – прошу жалобно, просто желая покинуть это место.
Он вздыхает громко, и кивнув, сам идет к лифту. Я буквально влетаю в него, стоит только дверям разъехаться. Марк жмет на кнопки, и когда дверь закрываются, поворачивается ко мне, наступает, вынуждая меня пятиться, и когда я упираюсь в стену, нависает надо мной, ставит руки по обеим сторонам от моего лица и произносит:
– И что это сейчас было?
– Ничего.
– Еся? Кого ты там увидела? Что тебя так напугало?
Я упрямо молчу. Потому что его это не касается, никого не касается.
– Я жду, Еся.
– Я не хочу об этом говорить.
– Еся…
– Нет. И… и мне надо… надо… в общем, я не останусь у тебя.
– Не понял? – рычит грозно, прижимается ко мне сильнее, буквально вжимая меня в стену.
А я только и могу думать о том, куда мне теперь податься. Я не знаю, не уверена, видела ли меня Нина, но если видела и узнала, то уже наверняка доложила тетке. А здесь повсюду камеры, и на парковке тоже. Придут за мной – пострадает Марк. Он, конечно, странный, и гад, но не заслуживает этого. А Костя, он ведь наверняка с амбалами своими заявится, или еще хуже, – Карелин, собственной персоной.
– Еся…
Марк собирается сказать что-то еще, но в этот момент лифт останавливается, раздается оповещающий звон и двери разъезжаются в стороны.
– Марк.
– Ты никуда не пойдешь, девочка, и все мне расскажешь.
Глава 13
Еся
Он отходит назад, подхватывает пакеты и кивает, мол, выходи. А меня все еще трясет от произошедшего. Хотела, ведь хотела уехать из города, но испугалась, просто струсила. Глупо надеялась затеряться здесь, думала, что получится, если не светить документами и реже контактировать с людьми. Даже работу искала на отшибе, куда люди из моей прошлой жизни и носа не суют.
Я выхожу из лифта, шагаю к машине, слышу позади тяжелые шаги Марка, его шумное дыхание, чувствую направленный мне в спину испытующий взгляд.
Для себя решаю, что все равно уйду, сегодня же.
Мне вообще стоит держаться подальше от хороших людей, чтобы невольно не создавать им проблемы. А Марк… он хороший, странный, непредсказуемый, непонятный, но хороший.
У машины останавливаюсь, на решаясь даже касаться ручки.
– Ну чего стоишь, садись давай, – раздается раздраженный, сквозящий злостью голос позади.
Я вздрагиваю от резкой смены тона, от повеявшего холода. Марк тем временем закидывает гору пакетов на заднее сидение и с грохотом хлопает дверью.
Не желая злить парня еще сильнее, я все же открываю дверь и молча ныряю в салон автомобиля. Трясущимися руками захлопываю дверь, хватаюсь за холодную бляшку ремня безопасности и тяну ее вниз. Раза с третьего попав в отверстие, наконец пристегиваюсь и отворачиваюсь к окну, как раз в тот момент, когда в машину садится Марк, в очередной раз шарахнув дверью так, что у меня возникает противный звон в ушах.
Марк нервно дергает свой ремень безопасности, пристегивается и заводит двигатель, резко трогаясь с места. Молча, обеими руками сжимая руль, Марк выезжает с парковки, лихо вклиниваясь в непрекращающийся поток машин.
– Марк, – я делаю попытку начать разговор.
– Дома поговорим, – отрезает жестко.
Перечить я не решаюсь. В машине тотчас же воцаряется тишина. Давящая. Угнетающая. Марк больше ничего не говорит, только пристально смотрит вперед на дорогу, руками до скрипа стискивая руль и надрывно дыша. А я…я не знаю, куда себя деть, и просто глупо пялюсь на парня, рассматриваю напряженные до предела черты его лица.
На скулах привычно играют желваки, крылья носа вздымаются при каждом шумном вдохе. Марк хмурится время от времени, на лбу выступают неглубокие морщинки, брови сводятся к переносице. Кажется, еще немного, и кипящий от злости Марк просто взорвется от распирающей его ярости.
На какое-то время я даже забываю о Нине, о тетке и ее подонке муже, сейчас меня волнует нестабильное состояние Марка и его дальнейшее поведение. Я нервно комкаю края своего пальто, с силой сжимаю кулаки и кусаю до крови обветренные губы.
Отворачиваюсь к окну, понимая, что от Марка сейчас ничего ждать не стоит. Вперяюсь взглядом в сереющее небо, постепенно затягивающееся густыми свинцовыми тучами. Завывающий где-то вдали, промозглый зимний ветер раскачивает кроны изредка встречающихся по пути деревьев, срывая с них редкие, давно пожелтевшие листья.
Я никогда не любила это время года, никогда не любила серость, холод, проникающий под слои одежды ледяной ветер и проливные дожди. Все это навевало тоску. Жгучую. Беспросветную. Особенно невыносимо стало после смерти родителей, мир в один лишь миг растерял все свои краски, словно переключатель щелкнул. Все стало каким-то серым, пустым, однообразным. Боль потери тоже со временем притупилась, раны затянулись, оставив после себя уродливые рубцы. Осталась одна лишь щемящая тоска, и воспоминания о ярких, насыщенных радостью и звонким смехом днях, о времени, когда были живы родители, когда казалось, что впереди целая, играющая разноцветными красками жизнь.
– Еся, Есь ты меня слышишь? – в мое, погруженное в прошлое сознание, внезапно врывается обеспокоенный голос Марк. – Ты чего ревешь?
Я моргаю, медленно возвращаясь в реальность, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Надо же, а я ведь действительно плачу. Прихожу в себя и в несколько быстрых движений смахиваю с лица непрошеные слезы.
– Есь?
Осматриваюсь, понимая, что машина остановилась. Я даже не заметила, как мы подъехали к дому.
– Все нормально, – отмахиваюсь от пристально следящего за каждым моим движением Марка, и нервно дернув дверную ручку, выхожу из машины.
Полной грудью вдыхаю такой необходимый сейчас свежий зимний воздух. Запрокинув голову, подставляю лицо под мелкие капли начинающегося дождя. Должно быть, я сейчас выгляжу до безобразия глупо. Хочется просто испариться, исчезнуть, а еще лучше отправиться к родителям, где бы они сейчас ни были. Наверное, это неправильно – так мыслить, мама всегда повторяла, что жизнь – это самое ценное, что есть у человека, вот только я не жила в последние годы, просто влекла никчемное, бесцельное существование. И сейчас отчего-то это чувствуется особенно остро. То ли я устала, то ли жизнь у меня действительно такая бессмысленная.
– Еся, – со стороны слышится голос Марка.
А потом меня хватают за руку и резко тянут в сторону. Не успев и глазом моргнуть, я оказываюсь в теплых объятиях. В нос вновь ударяет родной аромат.
– Маленькая, ну чего ты? Чего ты плачешь?
Такая непривычная нежность в голосе Марка просто обескураживает, выбивает почву из-под ног. Он смотрит на меня, всматривается в мое мокрое от слез лицо, обхватывает его ладонями, большими пальцами стирая влажные дорожки. А я стою совершенно потерянная, заглядываю в глаза напротив, впервые заостряя внимание на их цвете. Глаза у Марка красивые, яркие, серо-голубые.
– Пойдем домой, Есь.
– Я… – пытаюсь отстраниться, но он не позволяет, держит крепко.
– Пойдем, – выпускает меня из объятий и в то же время перехватывает мою левую руку, крепко сжимая ее в своей большой ладони, и ведет меня в сторону подъезда.
Опустив голову, я молча плетусь за Марком. Он не отпускает меня, даже в лифте продолжает держать мою ладонь в своей, словно опасаясь, что стоит меня только отпустить и я сбегу.
– Черт, вещи, – вспоминает Марк. – Ладно, потом принесу.
Все также держа меня за руку, он выходит из лифта, утягивая меня за собой. Открывает дверь своей квартиры и пропускает меня вперед, лишь только теперь выпустив мою ладонь из своей. Подтолкнув меня вперед, Марка захлопывает дверь и запирает ее на замок, а потом молча подходит ко мне, развязывает узел пояса на моем пальто и делает попытку снять его с меня. Вот тут-то я и прихожу в себя, цепляюсь намертво за ворот и качаю головой. Нет.
– Ты чего?
– Я здесь не останусь, мне надо…
– Тебе надо снять это чертово пальто, разуться и пройти в квартиру, – его требовательный, сквозящий неприкрытой злостью голос разлетается по помещению.
Вот как он это делает? Как из спокойного, уравновешенного парня он за считанные секунды превращается в разъяренного психа?
– Марк.
– Раздевайся Еся, иначе я его с тебя силой сниму, или порву нахрен.
Я отшатываюсь, словно от хлесткого удара. Машинально делаю шаг назад, и лишь сильнее кутаюсь в свое тонкое пальто.
– Господи, девочка, ну почему с тобой так сложно, – он практически стонет, запрокидывает голову, прикрывает глаза и зарывается пальцами в собственные волосы.
Шумно вздохнув, он распахивает веки, делает шаг ко мне, одним лишь взглядом пригвождая к месту. Ловким движением подхватывает меня за талию и вот я уже стою плотно прижатая к прохладной стене. Все также продолжая держать руки на моей талии, сжимая ладони и причиняя мне легкую боль, Марк зарывается носом в мои волосы, делает глубокий вдох и тихо шепчет:
– Запомни раз и навсегда, малышка, я девушек не бью и не обижаю, меня по-другому воспитывали. Не надо дергаться каждый раз, когда делаю резкое движение или повышаю голос. Сейчас ты снимешь верхнюю одежду, пройдешь на кухню, и мы с тобой поговорим.
– Нет, – мне едва удается выдавить из себя слова, – я не хочу ни о чем говорить, я…
– Ладно, поговорить можно позже, но ты все равно сейчас разденешься и прекратишь нести чушь.
– Ты не понимаешь.
– Так объясни мне!
– Мне просто нужно уйти, уехать, мне нельзя здесь оставаться, это небезопасно.
– Со мной – безопасно, – он заявляет это слишком уверенно, чем вызывает непроизвольную усмешку на моем лице.
Если бы он только знал, о чем говорил, если бы только понимал. Наверняка бы уже выставил меня за дверь. Одно дело справиться с отморозками, решившими поразвлечься с беззащитной девчонкой и совсем другое…
– Я сказал что-то смешное? – спрашивает недовольно.
– Это небезопасно для тебя, я… мне просто нужно уехать, отпусти меня, Марк.
Кажется, мои слова на него действуют, потому что хватка на моей талии слабеет, а потом и вовсе пропадает. На лице Марка появляются недоумение и озадаченность. Взгляд меняется, становится мягче, теплее.
Или мне просто кажется?
Но вот чего я действительно не ожидаю, так это того, что уже в следующую секунду Марк начинает хохотать, нет, даже не так, он начинает откровенно ржать, держась за живот и даже слегка похрюкивая, чем вводит меня в легкий ступор.
Я, обескураженная его поведением, молча стою и жду пока он успокоится. Ему на это требуется несколько долгих секунд, но после он все же приходит в себя.
– Еська, ты такая смешная, – заключает наконец, ставя руки на стену, по обеим сторонам от меня. Нависает надо мной, в глаза мои смотрит, мой взгляд цепляет. – Ты за меня что ли переживаешь? – улыбается, взгляд мой не отпускает, держит.
А я, как завороженная, заглядываю в его, цвета осененного неба глаза и киваю робко.
– Мда, тяжелый, случай, – вздыхает, смотрит на меня пристально. – Так, малышка, слушай и запоминай, со мной ничего не случится, меня не посмеют тронуть. Ты остаешься здесь, сделаешь попытку сбежать, я тебя запру.
Я не понимаю, о чем он говорит. Что значит не посмеют? Что значит не случится? Он ведь ничего не знает, совсем ничего.
– Марк, послушай.
– Послушаю, когда ты мне все расскажешь. А теперь давай-ка снимем вот это, – он все-таки стягивает с меня пальто, манипулируя мной, словно куклой безвольно. Не сводя с меня взгляда, откидывает вещицу на комод и снова нависает надо мной широкой тенью.
– Ты остаешься, Еся, выкинь из головы все эти глупости.
– Зачем ты это делаешь? – повторяю уже однажды заданный мною вопрос.
– Потому что могу.
Он прижимается ко мне, так сильно, что между нами не остается ни малейшего расстояния. Наклоняется к моему лицу, опаляет кожу горячим дыханием, касается губами виска спускаясь ниже.
Я чувствую и слышу, как тяжело он дышит, ощущаю, как напрягаются твердые мышцы. Поднимаю голову, встречаюсь с почерневшим взглядом его серо-голубых глаз.
Этот взгляд…
Порочный, поглощающий, давящий. Он цепляется, не позволяет отвернуться, не позволяет опустить глаза.
– Что… что ты…
– Хочу тебя поцеловать, – Марк меня окончательно добивает. – Можно? – ухмыляется.
– Нет, – мне все же удается отвести взгляд.
– Нет? – удивленно. – Почему? – добавляет хрипло.
– Потому что нам нельзя. С тобой нельзя.
Я понимаю, конечно, что несу какую-то абсолютную, беспросветную чушь. Непроизвольно смотрю на его губы, останавливаю на них взгляд.
Мне нельзя, нельзя ни к кому привязываться. Да и зачем все это? Зачем он это говорит? Делает?
– Со мной нельзя? – в голосе появляются стальные нотки. – А с кем можно? – спрашивает как-то надменно, холодно.
Отходит от меня на шаг, даря свободу.
– Дай угадаю, с важным человеком? – он снова делает уже знакомый жест «кавычки».
– Ни с кем нельзя, – огрызаюсь, сама от себя не ожидая подобной дерзости.
Я знаю на кого он намекает, и упоминание ежика отдается тупой болью в груди. Ведь он мне так до сих пор и не ответил.
– Ну ладно, – как ни в чем не бывало он пожимает плечами, на губах снова появляется улыбка.
Да что с тобой не так!
– Разувайся, Еся, хватит топтаться в прихожей, – продолжает, стягивая с себя куртку и сбрасывая с ног ботинки. – Я дам тебе ровно неделю на то, чтобы все мне рассказать, иначе я все узнаю сам. Отдохни, я пока приготовлю чего-нибудь на ужин.
Глава 14
Еся
Я смотрю вслед удаляющемуся из прихожей Марку. Он не оборачивается, даже не пытается сделать вид, что хоть немного, но следит за мной, просто уходит полностью уверенный в том, что я никуда не денусь, что я не уйду, останусь. И только когда этот гад скрывается за дверью, осторожно ее прикрыв, до меня внезапно доходит причина его такого безграничного спокойствия. Подхожу ко входной двери, чтобы убедиться, чтобы проверить свою догадку и…
Гад! Сволочь! Скотина!
Он запер дверь! Он реально ее запер и не просто запер, а на ключ! На долбанный ключ!
Я вообще не кровожадная и ни разу не смелая, но сейчас мне хочется догнать этого гада самоуверенного и просто… да я не знаю, что «просто». Он вообще на меня странно влияет. Сначала пугает до чертиков и хочется бежать от него подальше, потому что черт его знает, чего он в следующую секунду выкинет, а в следующий момент он меняется, становится другим, мягким что ли, заботливым. И прикосновения его мне не противны, мне от них отмыться не хочется, а это странно, даже вдвойне странно.
Я выжидаю некоторое время, все также топчась в прихожей, а потом снимаю обувь, убираю ее на полочку, туда же ставлю ботинки Марка, только на ярус выше, достаю телефон из кармана, так небрежно брошенного Марком на комод пальто и, осмотревшись на предмет беспорядка вокруг, иду в свою комнату.
Оказавшись в своей спальне, закрываю дверь, прижимаюсь к ней спиной и прикрываю глаза.
В голове сразу вырисовывается картинка, слишком хорошо отложившаяся в моей голове.
Марк, его странное поведение, пожирающий меня взгляд.
«Хочу тебя поцеловать» – так и звенит в ушах.
Поцеловать? Меня? Зачем?
И вообще, как все это понимать, а главное, как воспринимать? Если шутки у него такие, то не смешно мне совершенно, вот вообще ни разу, ни чуточку. А если серьезно, то опять же возвращаемся к уже набившему оскомину вопросу «зачем?».
Зачем меня целовать? Да и кому? Ему?
Такие, как Марк в мышах серых обычно заинтересованности не имеют, я точно знаю, еще со школы помню. Я в старших классах вороной белой была не только потому, что сирота на иждивении у тетки и ее мужа, а просто потому, что в принципе не соответствую нынешним, так сказать, стандартам. Я всегда знала, что не королева красоты. Ничего выдающегося во мне нет и не было. Что там всегда парней интересовало? Ноги, зад да сиськи. А я… Ну я в общем-то ни по одному из параметров не подходила.
Меня это не смущало и не расстраивало, мне было комфортно. Меня не замечали почти, иногда только дергали, чисто постебать, но это редко было. И на фоне «милого» дома школа вообще раем казалась. Там я мало кого интересовала, зато дома…
Нет, не хочу даже вспоминать.
Я теперь только одного не понимаю, как мне дальше быть? Марк чего-то странное говорил, совершенно нелогичное, что его не тронут, что не посмеют. И с чего он только это взял, если в принципе даже не знает, о какой угрозе идет речь?
И я, конечно, хотела бы ему верить, очень хотела бы. Нет, не потому что в таком случае я могла бы попросить его защиты, конечно, же нет, да и с чего бы, пусть даже он сам предложил. Нет. Просто в таком случае мне бы не пришлось переживать за него, я бы не стала причиной грозящих ему проблем.
Пока размышляю о причинах и следствиях, с кухни доносится оглушительный грохот, а следом глухой, но вполне различимый «великий и могучий» в так сказать, гоблинском переводе, проще говоря, родной русский мат. И так красиво звучит, складненько, не пошло. Я даже умудряюсь заслушаться. Надо же уметь так красиво ругаться. Судя по звукам, уронил Марк что-то тяжелое, сковородку, наверное, а может и не одну.
Мои губы как-то сами растягиваются в улыбке, становится смешно ровно до тех пор, пока перед глазами вновь не встает картина из недавнего прошлого. А потому я даже не пытаюсь выходить из своей комнаты, минутный порыв пойти и проверить что да как, испаряется не успев закрепиться в мыслях.
Вздохнув, отхожу от двери, подхожу к кровати, на которой лежит аккуратно сложенный мною спортивный костюм. И снова становится как-то чертовски неудобно, чувство отвращения к самой себе возрастает в геометрической прогрессии. Костюм опять же не мой, как и вещи, сейчас лежащие на заднем сидении машины Марка. Это как я, должно быть, убого выгляжу, что он решил меня приодеть. Нет, говорил он складно, конечно, но ведь сам факт. И отвез он меня туда сразу после странной ситуации на складе. А ведь и правда, до встречи с этим…как его, Господи… Темычем, Марк меня везти никуда не собирался, а тут…
Какова вероятность, что ему просто стало стыдно?
Еся, боже, о чем ты вообще думаешь?
Снимаю с себя уличные вещи, быстро переодеваюсь в домашнее и не к месту вспоминаю о своих вещах, конкретно о тех, что вчера были заброшены в машинку.
Тихо выныриваю из своей комнаты и на носочках крадусь к ванной. Прохожу внутрь, включаю свет, прикрываю за собой дверь. Первым делом подхожу к машинке. Дверца открыта, внутри пусто, вокруг ни намека на мою одежду. Рядом в сушилке тоже ничего. Так ничего и не отыскав, решаю позже спросить у Марка. А пока включаю воду и мою руки, все же стоило сделать это сразу после прихода.
Как только возвращаюсь в спальню, беру телефон, на автомате открываю чат, тщетно надеясь увидеть хотя бы коротенькое сообщение. И нет, ни коротенького, ни длинного.
Вздохнув, сажусь на кровать. Даже думать не хочу о том, что с моим единственным, пусть и виртуальным другом, что-то случилось.
Надеюсь, что он просто решил таким вот – не слишком красивым способом – завершить наше с ним странное общение, пусть и не было предпосылок, во всяком случае мне так казалось.
Некоторое время просто сижу, устремив взгляд куда-то в пустоту, и чуть ли не подпрыгиваю на месте от очередного грохота, раздавшегося из кухни. На этот раз, похоже, что-то все-таки разбилось.
Вздыхаю, понимая, что отсидеться не получится, иначе Марк просто разрушит собственную кухню. Видно, психоз пока не отпустил. Убираю телефон в карман, встаю с кровати, выхожу из комнаты и иду прямо на кухню. Быстро, решительно, не позволяя себе передумать.
Марка застаю сидящим на корточках и собирающим осколки. Он меня не замечает, а я цепляюсь взглядом за его окровавленную правую руку.
– Что… что произошло? – молодец, Еся, премия за самый тупой вопрос вечера твоя по праву.
Марк дергается, явно не ожидая меня увидеть, поворачивает голову и встает с корточек.
– Ничего, нормально все, ты почему не отдыхаешь? – произносит в своей привычно, немного высокомерной манере.
– Я вижу, как нормально.
Подхожу к нему, хватаю окровавленную руку, на мой, далеко от профессионального взгляд, порез не слишком глубокий, но кровь продолжает идти, капая на пол.
– Надо промыть и обработать, – произношу, не отрывая взгляда от пострадавшей ладони, правда, спустя секунду Марк вырывает ее из моей руки.
– Обработаю, это все? – спрашивает грубо.
Да что с ним не так?
– Нет не все, где у тебя бинт и… не знаю, йод, зеленка?
– Еся, мне не пять лет, я вполне способен справится с царапиной сам.
– Господи, да просто скажи где! – рявкаю, сама от себя такой смелости не ожидая.
Оказывается, я тоже не люблю, когда со мной спорят. Это действительно бесит.
– Еся…
– Ой все, иди мой руку, я сейчас, – разворачиваюсь и пулей вылетаю из кухни. Стремительно направляюсь в ванную, предполагая, что нужные мне предметы найду именно там. Во всяком случая я бы хранила их там.
К моей огромной радости, я действительно нахожу упаковку с бинтами в шкафчике над раковиной, йода и зеленки там не оказывается, зато есть перекись. Хватаю все это добро и мчусь обратно.
– Давай сюда руку, – откладываю перекись на столешницу рядом с мойкой, открываю упаковку с бинтами, вытаскиваю один моток, начинаю его разматывать.
– Еся, прекрати строить из себя мамочку.
– Я никого из себя не строй, руку давай, говорю, – повторяю, чувствуя, как начинаю раздражаться.
Демонстративно громко вздохнув и промокнув руку кухонным полотенцем, Марк протягивает мне ладонь. Я беру бутылек с перекисью, заливаю ею рану на ладони парня. Он не шевелится, только молча наблюдает, как я, достаточно размотав бинт, начинаю обматывать им пострадавшую ладонь.
– Больно? – поднимаю на него глаза.
– А что, если да, поцелуешь? – спрашивает ехидно, и мне обидно так становится. Я же не просто так спрашиваю, не праздного любопытства ради.
Ничего не говорю, молча тянусь к подставке для ножей, беру один и, сделав небольшой разрез, отрываю не пригодившуюся часть мотка и фиксирую конец.
– Ладно, готово, – убираю оставшийся кусок обратно в упаковку.
– Есь, ты обиделась что ли? – Марк выхватывает у меня из рук бинты, отбрасывает их в сторону, и схватив меня за запястье, резко тянет на себя, пригвождая к своей твердой груди. Раненную руку опускает мне на талию, таким образом не позволяя отстраниться.
Я молчу, только ладонями упираюсь. Мне неприятно, конечно. Вот как с ним нормально разговаривать, если он то и дело рычит, да грубит?
– Отпусти меня, пожалуйста.
Кто бы меня послушал, да?
Наперекор моим словам Марк резко подхватывает меня и сажает на столешницу, да делает это так быстро и ловко, что я в общем-то даже понять ничего не успеваю.
– Ты дурак что ли, ну рука же, – бросаю взгляд на его перебинтованную руку, благо, крови нет.
– Я умный, – произносит с едва заметной улыбкой на губах. Сам подходит ближе, вклиниваясь меж моих ног.
– Марк.
– Тшшш, не бойся, я же ничего не делаю, – он поднимает руку, проводит ладонью по моей щеке, заводит за ухо выбившуюся прядь волос. – Еська, что мне с тобой делать, а?
– Не нужно со мной ничего делать, – вздыхаю, смотрю ему прямо в глаза.
– Не расскажешь, что с тобой произошло? Кого ты испугалась, Есь? Ты ведь кого-то увидела, да?
Я киваю осторожно, как-то на автомате получается. Не хочу об этом говорить, не хочу вспоминать. Просто хочу уехать подальше.
– Кого?
– Это не важно, просто…
– Есь, кого ты там увидела?
– Просто знакомую.
– Врешь ведь.
– Я не вру.
– Ты кого-то боишься?
Он берет меня за подбородок, фиксирует голову на месте, не позволяя отвернуться.
– Просто расскажи мне, Есь, я смогу тебя защитить, слышишь?
– А кто защитит тебя? – вырывается у меня против воли.
Марк сначала молчит, только смотрит пристально, а потом начинает смеяться, опять.
Прижимает меня к себе, зарывается носом в мои волосы, продолжая посмеиваться.
– Ты такая смешная, Еся, малышка, мне ничего не грозит.
– Почему ты в этом так уверен?
Я не разделяю его уверенности и не понимаю ее. По-хорошему, мне вообще не нужно было с ним связываться, да и в целом держаться подальше от людей.
– Потому что я знаю, о чем говорю. Не забивай свою хорошенькую головку всякой ерундой, рядом со мной ты в безопасности.
– А если с тобой все-таки что-то случится?
– Не случится.
– Это была подруга моей тетки, – говорю, опустив глаза.
– Что?
– Там в торговом центре была подруга моей тетки.
– И что в ней такого страшного?
– Я из дома ушла, можно сказать сбежала, не спрашивай почему, я не хочу об этом говорить, пока не хочу. Просто так было нужно. Я хочу уехать, надо было сразу уезжать из города, а я побоялась, не решилась. Но теперь придется, – произношу на одном дыхании.
Марк меня не перебивает, молча слушает, позволяя высказаться. А мне в общем-то больше нечего ему сказать. Да и незачем. Хорошо, если он действительно прав и ему ничего не грозит, так мне спокойнее будет.
– Не придется, – он наконец подает голос.
– Что?
– Никуда ты не поедешь.
– Поеду, – я начинаю злиться, потому что решать за меня он точно не будет.
– Нет, Еська, не поедешь.
Он наклоняется, взгляд его серо-голубых глаз опускается на мои губы. И мне не по себе становится, потому что взгляд этот меня пугает. Я понимаю к чему все идет, понимаю и отворачиваюсь машинально. Сердце начинает стучать, как сумасшедшее, уши закладывает от гула, меня начинает трясти, потому что сопротивляться двухметровому, здоровому парню я просто не в состоянии. Умом я понимаю, во всяком случае надеюсь, что Марк мне ничего дурного не сделает, а вот подсознание бьет тревогу, рисуя неприглядные картины из прошлого.
– Ты чего трясешся?
Я действительно трясусь, так сильно, что зуб на зуб не попадает.
– Не дашь себя поцеловать, да? – в его голосе слышится улыбка.
Для меня это слишком, все это слишком. Я вообще не понимаю, что происходит. Что между нами происходит. И себя я тоже не понимаю. Не понимаю, почему так спокойно сижу на этой столешнице, почему вообще позволяю себя касаться едва знакомому мужчине, почему мне не хочется стереть с себя его прикосновения. Не понимаю, зачем это ему? А он не говорит ничего, не объясняет, зачем-то целоваться лезет. Это же смешно, абсурд какой-то.
– Ну ладно, – он пожимает плечами и отходит назад. – Тогда давай заказывать ужин, – подмигивает мне, больше не предпринимая попыток до меня дотрагиваться.
Я соскакиваю со столешницы, наблюдаю за Марком, он как ни в чем не бывало выходит из кухни, а через пару минут возвращается с совком и щеткой в руках. Садится на корточки, собирает с пола осколки, о которых я благополучно успела забыть. Убрав последствия кухонных боев с посудой, Марк откладывает щетку с совком в сторону и вновь переводит свое внимание на меня.
– Ты что хочешь? – спрашивает, доставая из кармана телефон.
– Я могу приготовить сама… ужин в смысле, не надо заказывать.
– Я тоже могу, но как видишь сегодня звезды против, кухня отбивается о меня всеми силами, – выдает с серьезным выражением лица, а у меня вырывается смешок.
– Я ведь серьезно.
– Я тоже, Есь. Успеешь еще, ну так что?
– Мне все равно, – пожимаю плечами. Мне и правда все равно.
– Ладно, сам закажу.
Он некоторое время смотрит на телефон, тыкая в экран, после чего убирает телефон обратно в карман и произносит.
