Текст книги "Роза, что Изменила Графа: История Попаданки (СИ)"

Автор книги: Виктория Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава 22. Последний танец

– Где Каспиан? Ты его видел? – голос женщины,что недавно лежала в песпробудном сне был слабым, но полным тревоги.

– Матушка, он покинул замок. Но думаю, скоро вернётся. Нам надо уходить, – голос Теодора звучал умоляюще. Он сидел на краю кровати, крепко держа руку матери.

– Я не уйду, пока не поговорю с сыном.

– Нет! Не о чем с ним говорить! Он окончательно свихнулся, понимаете?

– Господин, Алисия совсем слаба, и ваша мать тоже. Мы не сможем уйти быстро, – это была госпожа Розе.

Это сон? Я с тяжестью приоткрыла глаза и осторожно повернула голову. Комната преобразилась: та самая комната, в которую я вошла, теперь была залита мягким утренним светом, пробивавшимся сквозь окна. Воздух был тёплым и свежим, пахло травами и мёдом.

На кровати, в окружении шёлковых подушек, сидела женщина – бледная, как фарфоровая кукла, но на её щеках играл лёгкий, едва заметный румянец.С такими же темными волосами как у Каспиана.Её глаза, цвета весеннего неба, были полны жизни. Рядом с ней, доставая из своей бездонной сумки различные склянки, возилась госпожа Розе.

У изголовья, не отпуская руку матери, сидел Теодор. И это не был сон.

– Кажется, моя спасительница пришла в себя, – она тепло улыбнулась мне.

Я попыталась привстать с низкого диванчика, на котором лежала, но тут же сморщилась от пронзительной боли в висках.

– Даже не вздумай вставать! – не поворачиваясь, крикнула Розе.

Теодор перевёл на меня взгляд – осторожный, выжидающий. Я собрала все силы и слабо улыбнулась ему. В его глазах вспыхнула знакомая искорка, та самая, что заставляла мое сердце биться чаще. Он встал и подошёл ко мне, мягко, но настойчиво укладывая меня обратно.

– Ты как? – его пальцы на мгновение задержались на моём плече.

– В порядке, – я кивнула, чувствувая, будто из меня выкачали все силы. – Просто... опустошённая.

– Конечно, опустошённая! – фыркнула Розе. – Ты израсходовала заряд магии, на который у обычной колдуньи ушли бы годы. Чудо, что не сгорела заживо.

– Это ты научила её? – женщина с любопытством посмотрела на Розе.

– Да, в этом есть и моя заслуга. Но у девочки... врождённый дар. Почти божественный. И она овладела им слишком быстро.

Я не сводила глаз с Теодора. Его присутствие здесь было чудом, которого я не смела надеяться.

– Может, это моя судьба? – тихо спросила я, глядя на него.

Он наклонился так близко, что его шёпот был слышен только мне:

– Ты и есть моя судьба.

Потом он выпрямился и, всё ещё держа меня за руку, повернулся к матери.

– Матушка, – его голос прозвучал твёрдо и нежно одновременно. – Это Алисия. И она однажды станет моей женой. А это, – он с теплотой посмотрел на мать, – моя мама, госпожа Лунарис Марго.

– Милая, ты едва вернулась из объятий тьмы, а мой сын уже строит воздушные замки с свадьбами, – голос леди Марго, хоть и ослабленный годами плена, звучал с той самой аристократичной укоренностью, что не оставляла сомнений – передо мной истинная хозяйка этих стен. Ее взгляд, цвета утреннего неба, мягко скользнул по мне, наполненный благодарностью и внезапной материнской заботой. – Прошу, прости безумие моих сыновей. Пока я спала, они устроили в моем доме настоящий хаос. Но теперь я проснулась.

– Матушка, я... – начал Теодор, но она мягко подняла руку, и он замолчал, будто мальчишка.

– Тихо, Тео. Твои оправдания я выслушаю позже. Розе, – она повернулась к колдунье, и ее тон стал деловым, – флакон с лунной росой и эликсир пламени саламандры. И хрустальную чашу Тел'Арина, если не затруднит.

Розе, с выражением крайнего неодобрения, доставала из своей, казалось бы, бездонной бархатной сумы указанные сосуды. Один содержал жидкость, переливавшуюся перламутром, другой пылал алым, как расплавленное золото.

– Марго, смешивать лунную росу с пламенем саламандры... это все равно что пытаться подружить леда и огонь. Последствия непредсказуемы.

– Именно непредсказуемость мне и нужна, – ответила леди Марго с тенью усталой улыбки на бледных, но уже не бескровных губах. – Мои мальчики напроказили. Пришло время матери навести порядок.

Когда Розе подала ей чашу, леди Марго вылила содержимое флаконов с движением, отточенным долгой практикой. Жидкости столкнулись в хрустале с тихим шипением, рождая клубящееся серебристо-алое сияние, которое озарило ее изможденное, но одухотворенное лицо.

– А теперь, Алисии. Укрепляющее на корнях мандрагоры, тонизирующее из сока солнечной лозы, восстанавливающий бальзам звездной пыли и... каплю эссенции концентрации из глаз Царя Бездны. Не скупись, Розе. Я чувствую пульс ее силы. Он... громоподобен. Ее сосуд выдержит.

– Только очнулась и уже раздаешь указания, как в былые времена, – проворчала Розе, но в ее глазах читалось странное уважение. Она приготовила для меня зелье, которое пахло грозой после дождя и свежевскопанной землей.

– Я чувствую ее, Розе. Ее магия... она не просто сильна. Она фундаментальна. И времени на долгое восстановление у нас нет. – Леди Марго поднесла свою чашу к губам и выпила смесь единым долгим глотком. Ее тело напряглось, сухожилия на шее выступили наружу. Она закашлялась – не слабым, а глухим, разрывающим кашлем.

Теодор бросился к ней, подхватив кувшин с водой. Его руки дрожали.

– Матушка! Это слишком рискованно!

Она отпила, сделала глубокий вдох и улыбнулась, и это была уже не тень улыбки, а настоящая, живая улыбка, разгладившая морщины вокруг ее глаз.

– Риск – благородное дело, дитя мое.

Розе протянула мне мою чашу. Жидкость в ней была темной и густой, словно расплавленный обсидиан. Я встретилась взглядом с Теодором. В его глазах читалась тревога, но и доверие тоже. Сделав глубокий вдох, я выпила. На вкус это было похоже на удар молнии – остро, жгуче, очищающе. Я закашлялась, и мир на мгновение поплыл.

Теодор был уже рядом, его рука легла мне на спину, а другой он поднес ко мне свою флягу. Вода была прохладной и смыла жжение. Я улыбнулась ему, чувствуя, как странная энергия – одновременно успокаивающая и бодрящая – начинает течь по моим венам, проясняя сознание и прогоняя остатки слабости.

Теодор тяжело вздохнул, его взгляд метнулся от матери ко мне.

– И что же нам теперь делать? – в его голосе звучала растерянность, но уже не отчаяние.

Зелье делало свое дело. Туман в голове рассеялся, уступив место кристальной ясности.

– Подождите, – сказала я, и мой голос прозвучал увереннее. – Как вы вообще оказались здесь? Вместе?

Теодор открыл рот, чтобы ответить, но Розе, закручивая крышку на пустом флаконе, опередила его.

– Судьба, детка, любит иронию. Я почуяла всплеск магии – такой, что аж волосы дыбом встали. Шла на разведку, а наткнулась на этого юного героя, – она кивнула на Теодора, – который пытался штурмовать собственный дом, словно рыцарь-изгой. Он поведал мне печальную сказку о похищенной даме сердца и сумасшедшем брате. Ну, я и решила, что одиной голове – хорошо, а двум – веселее. Пробрались мы под покровом ночи, а тебя-то и нет. Искали-искали, чуть не наткнулись на самого Каспиана, когда он вылетел из Малого зала с лицом,как у демона из преисподней. Проследили – и видели, как он умчался на своем проклятом жеребце, оставляя за собой шлейф черной энергии. А потом... потом мы почуяли отзвук твоего пламени. Оно вело нас сюда, как маяк.

– Ну и парочку разбойников ты вырастила, Марго, – с неожиданной нежностью в голосе заключила Розе, убирая последний флакон в свою сумку.

Леди Марго медленно, с новообретенной силой, подняла голову. В ее взгляде теперь горел холодный, стальной огонь.

– Да, вырастила. Но теперь я проснулась. И первым делом мне придется преподать своим сыновьям урок, который они надолго запомнят.

Тишину главного зала нарушал лишь треск догорающих в камине поленьев. Леди Марго стояла в центре, и в её осанке читалась не только решимость, но и тяжкое бремя давней вины.

– Каспиан унаследовал не просто силу, – начала она, и голос её дрогнул. – Он унаследовал проклятие своего отца. Магию обмана и тьмы, что пожирает душу. – Она перевела взгляд на Розе, и между женщинами пробежало молчалимое понимание. – Мы... мы уже пытались. Когда он был ребёнком и начал терять себя в этих кошмарах... Мы с Розе запечатали часть его силы. Думали, что так он сможет преодолеть искушение. Но мы лишь оттянули неизбежное.

Теодор смотрел на мать с потрясением.

– Вы... вы скрывали это? Все эти годы?

– Мы хотели защитить его! – в голосе Марго звучала отчаянная защита. – Но сила видимо прорвала печати. И вернулась... с удвоенной яростью.

В этот момент двери с грохотом распахнулись. Каспиан стоял на пороге, и от него исходила волна сокрушительной мощи.

– Так вот в чём была моя «болезнь»? – его голос был тих и страшен. – Вы калечили меня с детства?

– Я пыталась спасти тебя!– вскричала Марго, и её руки вспыхнули серебристым светом.

Но её заклинание было иным – не грубой силой, а сложной паутиной из сияющих рун, что потянулись к Каспиану, пытаясь обвить его знакомыми узорами детских печатей.

В ответ тёмная магия Каспиана сгустилась вокруг него в бьющуюся, словно живое черное стекло, броню. Светящиеся сети Марго сталкивались с ней, вызывая треск и снопы искр.

–Ты видишь? – кричал Каспиан смотря прямо мне в глаза, его голос прорывался сквозь грохот сталкивающихся магий. – Она снова пытается меня сломать! Связать!

Волна тёмной энергии, последний отчаянный выплеск, вырвалась из него. Марго и Теодор были отброшены. Розе рухнула на пол.

Каспиан стоял, тяжело дыша, его магия почти подавлена. Его взгляд, почти полностью поглощённый тьмой, упал на меня.

– Осторожно, Алисия... Я не могу...

Я сделала шаг вперёд, чувствуя, как тепло зелий даёт мне последние силы.Не было не страха,не сомнения.Я просто хотела спасти тех,кто мне дорог включая того кто смотрел на меня взглядом почерневшем от тьмы,что казалось теперь былда повсюду .

– Я знаю, – прошептала я. – Но я не боюсь.

Я подняла руку, коснулась его щеки.

– Я люблю тебя. И ту боль, что породила эту тьму.

И я поцеловала его.

Его руки впились в мои бока, и он притянул меня к себе. Его поцелуй был падением в черную бездну. Я ощутила на вкус его отчаяние – мед и пепел.

«Прости», – прошептала я ему в уста.

Мой огонь пришел не яростным взрывом, а тихим, белым пламенем, что родилось прямо в нашей сцепленности. Он не обжигал его, а впитывался, как вода в сухую землю. Я не боролась с его тьмой. Я наполняла ее собой, вытесняя до последней капли. Я чувствовала, как что-то тёплое и солёное потекло у меня из носа, но это не имело значения.

Я видела, как в его потухших глазах отражалось мое лицо, искажающееся от боли. Я чувствовала, как горю, как рассыпаюсь в прах, чтобы его пепел остыл.

И когда во мне уже не оставалось ничего, кроме хрустальной пустоты, я увидела, как последняя чернота на его зрачках тает, уступая место туманно-серому, человеческому, испуганному цвету. В них не было больше ни силы, ни ненависти. Только вопрос.

Мы рухнули вместе. Удар о камень был не болью, а освобождением. Тишина. Ничего. И где-то на грани слуха, сквозь нарастающий звон в ушах, я услышала его хриплый, беззвучный шепот: «Алисия...»

И тогда я поняла – мы оба мертвы. Но он спасен.

Конец.

– Мама, а что было дальше? После поцелуя Тёмного Владыки и Принцессы Огня? – тоненький голосок семилетнего Лео звенел в полумраке детской.

Его брат-близнец Ориан, с иссиня-чёрными волосами, тут же подскочил на кровати:

– Да-да, расскажи! Что случилось, когда их магии столкнулись?

Я поправила плед на их коленях. Две такие разные головки – белокурая и тёмная – не подозревали, что сказка, которую они требовали в десятый раз, была приглаженным эхом моей жизни шестилетней давности.

– Всё самое интересное узнаете завтра, – сказала я, целуя каждого в макушку, – если сейчас без споров отправитесь в царство снов.

– Ма-а-ам, это жестоко! – застонал Лео. – Останавливаться на самом главном!

– А дедушка приедет в выходные? – практичный Ориан сменил тему.

– Непременно, солнышко. Он же обещал попроктиковать тебя в миагии, – я провела рукой по его мягким тёмным волосам. Мой отец с появлением новой жизни в этом замке стало совершенно иным и открылся для меня другим человеком.

– Отлично, – мальчик важно кивнул. – А то у меня не всегда получается.

– И я тоже хочу учиться зажигать свечки! – вспыхнул Лео.

– А ты, моя радость, – рассмеялась я, – можешь просто телепортировать себе любую свечу. Даже ту, что пытается зажечь твой брат.

– Ма-ам! – возмутился Ориан. – Не давай ему таких идей! Я свою тренировочную свечу уже неделю найти не могу! Он, наверное, забросил её на шкаф!

– А ты поджёг мой любимый деревянный меч! – парировал брат.

– Так, хватит! – погасила я свет. – Война магических наследий окончена. Пора спать.

– Мам, а почему у тебя самой нет магии? – спросил Ориан уже в темноте.

Вопрос, неизбежный и давно ожидаемый, повис в воздухе. Я на мгновение замерла, поправляя складки на её одеяле, давая себе секунду собраться.

– Я... подарила её, – наконец тихо сказала я, и слова прозвучали как признание, выстраданное и правдивое. – Одному очень важному для меня человеку, когда он нуждался в ней больше, чем я.

– А разве так можно? – так же тихо, почти шёпотом, спросил Лео, его глаза округлились от изумления. – Просто... взять и отдать?

– Можно, – я наклонилась и поцеловала его в лоб, а затем и Лео. – Но не стоит делать это легкомысленно. Это решение... навсегда. Спите, мои волшебники.

Я вышла, притворив за собой дверь, и спустилась в гостиную. В большом кресле у камина, укутанная в шерстяной плед с орнаментом из северных звёзд, сидела Марго. Она с привычной, хирургической точностью перебирала содержимое маленьких холщовых мешочков, рассыпая на низком столике засушенные травы. Благодаря её терпеливому наставничеству я научилась не только различать шалфей от полыни, но и понимать безмолвный язык растений, чувствовать их скрытую силу. Розе была частым гостем в нашем доме и сегодня сидела вместе с Марго.

Я приостановилась в дверном проёме, прислонившись к косяку, и просто смотрела на неё. Чёрные, как смоль, волосы, собранные в строгий, безупречный узел, та же, отточенная веками сдержанность в каждом движении, и эти пронзительные, серые, как зимнее небо перед бурей, глаза... Всё в ней, в её невозмутимом спокойствии и скрытой мощи, было живым, ежесекундным напоминанием о нём. О том, чья кровь текла в жилах моих детей, чья тень навсегда осталась в самых потаённых уголках моего сердца.

Пространство позади меня дрогнуло, возникла лёгкая рябь в воздухе, и сильные, знакомые до боли руки Теодора обвили мою талию, прижимая к себе.

– Эй, заскучала, моя пламенная? – его тёплое дыхание коснулось щеки, а губы прижались к виску.

– Только не учи этому сына – фыркнула я, притворно вырываясь из его объятий и поворачиваясь к нему. – Иначе мне скоро придётся искать свои вещи в параллельных измерениях.

– Лео – гений, он учится быстро, – беззаботно рассмеялся он, его глаза, такие же ярко-зелёные, как у Лео, искрились весельем. – Чего это ты тут замерла, словно увидела призрака?

– Я только что уложила твоих наследников, – с подчёркнутой серьёзностью сообщила я. – Их пришлось усмирять угрозой отмены сказки.

– Да ну? Моих? – он приподнял брови с комическим недоумением. – А когда они ведут себя как ангелы, чьи они тогда?

– Никогда, – парировала я. – Особенно когда требуют в десятый раз подряд историю о Тёмном Владыке. В такие минуты они – стопроцентно твои, с их упрямством и жаждой магии.

– Нечестно, – он снова рассмеялся, низкий и бархатный смех, который всё ещё заставлял что-то трепетно сжиматься внутри. – Но... что ж, ладно. ...Согласен на капитуляцию, – голос Теодора прозвучал приглушённо, пока я, притворно ворча, поправляла воротник его рубашки.

Мы вошли в гостиную, где у камина, словно две парки, прядущие нити наших судеб, сидели Марго и Розе. Последняя, уловив наше приближение, медленно подняла взгляд поверх очков в золотой оправе.

– Ну что, достопочтенный глава совета Теодор Лунарис, – её голос прозвучал сладким ядом, – как там поживает моё скромное прошение? Не затерялось среди прочих великих дел?

– Госпожа Розе, – Теодор с лёгким стоном опустился в кресло, откинув голову на спинку, – ваше «скромное прошение» будет рассмотрено зв течении года, согласно всем бюрократическим ритуалам.

– Ну что с ними делать, Алисия? – Розе с театральным вздохом обратилась ко мне, разводя руками так, что зазвенели многочисленные браслеты. – Повлияй на этого упрямца! И твой отец туда же! Забыли, как мы тащили их обоих с того света?

– Госпожа, – Теодор приподнялся, и в его зелёных глазах вспыхнул огонь, – вы спасли не меня. Вы спасли её. – Его взгляд скользнул по мне, наполненный немой благодарностью и болью воспоминаний. – Если бы не ваш дар и ваша решимость в ту ночь... я бы потерял всё. Я ношу этот долг здесь, – он прижал руку к груди, – и он перевешивает любые бумаги.

– Вот! Слышишь, Марго? – Розе торжествующе повернулась к подруге. – Признаёт долг, а помочь отказывается! Я что, прошу звёзды с неба?

– Дорогая, ты просишь предоставить тебе доступ к Запретному фолианту Нетархиона и выделить для его изучения звукоизолированное помещение под твоей личной охраной,в – мягко парировала Марго, её пальцы с длинными, аристократичными ногтями легли на взволнованную руку подруги. – Это требует... деликатности.

Леди Розе фыркнула, скрестив руки, но позволила Марго успокоить себя. Та повернула к сыну своё спокойное, как озеро в безветренную погоду, лицо.

– Я уверена, мой сын найдёт способ ускорить процесс, не нарушая при этом всех данных им клятв, – её голос не повысился ни на йоту, но в воздухе повисла незримая команда.

– Матушка, это... – Теодор замялся, но под её твёрдым, полным скрытой боли взглядом, сдался. – Хорошо. Я сделаю что смогу.

Он откинулся назад, и в его глазах мелькнула тень усталости.

Марго перевела взгляд на меня.

– Алисия... – она начал нерешительно, – никаких новых... писем?

Комната замерла. Даже огонь в камине, казалось, потрескивал тише. Я знала, о ком она не решается спросить прямо.

– Нет, – прошептала я, сжимая пальцы. – Ничего.

– Ясно... – она кивнул, слишком быстро, и отвёла взгляд.

Я видела, как Марго, сидевшая до этого момента с идеально прямой спиной, сделала крошечный, почти невидимый глоток воздуха. Её руки, лежавшие на коленях, сжались так, что костяшки побелели. Я знала, какую цену она платила за это спокойствие. «Поцелуй Тёмного Владыки и Принцессы Огня» – так в нашей семейной сказке назывался тот миг, когда мы с Каспианом навсегда лишили друг друга магии. Вот настоящий конец этой истории, который мои дети никогда не услышат. Они не узнают, что у них есть дядя, скитающийся где-то в мире простым человеком.

Благодаря мужественным показаниям Марго перед Советом, отца Каспиана и его приспешников ждало правосудие. Когда же мой собственный отец, багровея от ярости, пообещал «превратить этот проклятый совет в груду пепла», если они осмелятся не поверить ей, маховик закона, наконец, сдвинулся, под волну арестов попал и лорд Синклер, а вся его семья теперь была пож строгим старонним наблюдением,чму я была очень рада.

Кроме нас четверых – меня, Розе, Марго и Теодора – никто не знал, что Каспиан жив. Никто не знал, где он. Лишь изредка, как призрак, напоминающий о себе, он присылал письма. Конверты без обратного адреса, без подписи, но с моим именем, выведенным тем изысканным почерком, что я узнала бы среди тысяч. Свой побег он называл «паломничеством в поисках тишины». Он писал о том, как выглядит рассвет в чужих краях, о вкусе простой пищи, о тяжести труда, не обременённого магией. И всегда – о раскаянии, которое жгло его изнутри сильнее любого моего былого пламени. Я не могла ответить. Не было адреса. Не было имени. Только эти весточки, похожие на крики в пустоте.

Я злилась на него за эти письма, за эту пытку надеждой без возможности ответа, но читала каждое. И Марго, сидевшая сейчас с таким ледяным спокойствием, тоже читала их – я сама приносила их ей, веря, что она имеет на это право. Теодор же отгораживался от любых упоминаний о брате стеной молчания. Став главой Совета – во многом благодаря влиянию моего отца, увидевшего в нём ту самую «умеренную силу», в которой так нуждалось королевство, – он погрузился в работу с исступлением, граничащим с одержимостью. Дела было невпроворот. Но, глядя на него, я знала – он справится. Возможно, когда-нибудь он найдёт в себе силы не только править, но и простить. Или, по крайней мере, попытаться понять. Потому что, как бы он ни отнекивался, в потайном ящике его старинного письменного стола, рядом с государственными печатями, лежала тонкая пачка писем, аккуратно перевязанная чёрной шёлковой лентой. На конвертах, тем же безошибочно узнаваемым, безупречно каллиграфическим почерком, было выведено: «Теодору Лунарису». Молчаливое признание. Немой вопрос. Неслышный крик о мире, который они когда-то, очень давно, должны были делить.

– Но всё ... уже слишком поздно, – тихо произнёс Теодор, и в его голосе прозвучала усталость всего мира.

Он подошёл ко мне, его пальцы мягко обвили моё запястье.

– Всем спокойной ночи, – бросил он через плечо Марго и Розе, и пространство вокруг нас сжалось, пропуская сквозь себя.

Мгновение спустя мы стояли в нашей спальне. Свечи зажглись сами собой, отбрасывая тёплые блики на стены.

– Я, конечно, понимаю, что ты глава совета и сильно зазвездился, – я скрестила руки на груди, пытаясь сохранить строгое выражение лица, – но немедленно прекрати перемещать меня в спальню, когда тебе вздумается! Это унизительно.

– Ладно, не говори так, – его шепот обжег кожу, а пальцы, развязывающие шнуровку моего платья, дрожали от сдерживаемого нетерпения. Он даже не удостоил мой протест ответом, просто продолжил свое.

Я повернулась к нему, поймав его взгляд в полумраке спальни. Огонь в камине рисовал золотые блики в его зеленых глазах.

– А что мне говорить, господин Лунарис? – я сама удивилась тому, как низко и тихо звучит мой голос. Мой гнев таял с каждой секундой. – Что вы слишком старательны? Или что ваша настойчивость граничит с неприличием?

Его губы тронули уголок моих, легкое, дразнящее прикосновение.

– Говори, что я единственный, кому ты позволяешь быть таким настойчивым.

Его руки скользнули по моим бедрам, приподнимая подол платья. Дыхание перехватило, когда его пальцы коснулись обнаженной кожи. В его прикосновениях не было прежней юношеской робости, только уверенность человека, который знает каждую линию моего тела, каждую родинку, каждый шрам.

– Единственный, – выдохнула я в ответ, позволяя платью упасть на пол. Протесты могли подождать.

Он поднял меня на руки – легко, как будто я ничего не весила, и медленно, не отрывая взгляда, перенес к кровати. Когда он опускался рядом, тень от его ресниц падала на щеки. Он целовал меня так, словно пытался запечатать в этом поцелуе все несказанные слова, все боли прошлого, все страхи будущего. Его губы были теплыми и влажными, а руки – твердыми и нежными одновременно.

Я впивалась пальцами в его плечи, отвечая на каждый его жест, на каждое движение. В его объятиях не было места призракам. Только шепот кожи, прерывистое дыхание и тяжесть наслаждения, опускающаяся на веки. Когда волна накрыла меня, я не видела ничего, кроме его глаз, смотревших на меня с таким обожанием, что перехватывало дыхание.

Он не отпускал меня и после, прижимая к себе так крепко, будто боялся, что я исчезну. Его губы шептали что-то в мои волосы – бессвязные, нежные слова, которые были понятны только нам двоим.

Утро заглянуло в окна, разливаясь по комнате жидким медом. Я проснулась от смеха – звонкого, детского. Накинув шелковый халат, я вышла на маленький балкончик, выходивший в сад.

Внизу, на изумрудном газоне, резвились наши близнецы. Лео с серьезным видом пытался повторить за отцом сложный пасс руками – основу управления пространством. У него морщился лобик от усилий, но пальцы слушались плохо.

Теодор, стоя на коленях, поправлял его стойку. Его лицо, освещенное утренним солнцем, было безмятежным и счастливым.

– Не так, сынок. Смотри, – он медленно провел рукой, и воздух перед ним задрожал, рождая мерцающий сгусток света. – Чувствуешь, как он вибрирует? Это и есть ткань мира. Ее не нужно рвать. Ее нужно... уговорить.

Неподалеку Ориан, сидя под старым дубом, сосредоточенно разглядывал свечу в подсвечнике. Он не шевелился, но пламя свечи танцевало в такт его дыханию, то разгораясь ярче, то затихая до крошечного огонька.

– Ориан, не переусердствуй, – мягко сказал Теодор, не отрывая внимания от Лео.

– Я просто... уговариваю, – тихо ответил мальчик, не сводя глаз с пламени.

Я прислонилась к косяку, наблюдая за ними. За этим простым, бесценным утром. За смехом детей, за улыбкой мужа, за мирной гармонией, что царила в нашем доме.

Теодор поднял голову и поймал мой взгляд. Он не сказал ничего. Просто улыбнулся – той самой тихой, спокойной улыбкой, что значила больше тысячи слов. В ней было все: «Доброе утро», «Я тебя люблю» и «Смотри, какие они разные, но оба наши» .

Я улыбнулась в ответ, мысленно отозвав свой вчерашний протест насчет телепортации. Некоторые вещи стоили того, чтобы смириться с небольшими недостатками. Между нами в утреннем воздухе висело молчаливое понимание, прочнее любого заклинания. Мы создали эту семью, эту странную, прекрасную мозаику из разных судеб и магий. И глядя на наших сыновей – солнечного Лео и тёмного Ориана, – я знала: мы справимся. Со всем справимся.