Текст книги "Роза, что Изменила Графа: История Попаданки (СИ)"

Автор книги: Виктория Павлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 20.Последняя ложь

Тишину разорвал треск ветки под чьей-то ногой.

Я вскочила, сжимая серебряный нож, сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Теодор спал у потухшего камина, его дыхание было ровным – значит, опасность он не почуял.

Но я чувствовала.

В воздухе висело что-то – не тень, не запах, а скорее... дрожь. Будто само пространство содрогнулось от чьего-то могущественного заклинания.

И тогда он появился.

Каспиан.

Не воплоти, а как призрачное видение – полупрозрачный, окутанный синеватым мерцанием, но от этого не менее реальный. Его черный плащ колыхался в несуществующем ветру, а глаза горели холодным огнем.

– Нашел-таки, – прошептала я, чувствуя, как ледяная волна страха и чего-то еще – горького, знакомого – поднимается в горле.

Он улыбнулся – ухмылка хищника, довольного своей добычей.

– Я же говорил – не сбежишь.

Пространство вокруг искривилось. Стены хижины поплыли, как дым, и вдруг мы оказались в подземелье. Сырые каменные стены, запах плесени и страха.

И он.

Мой отец.

Сидящий на коленях, опутанный черными путами, его когда-то гордые плечи теперь согнуты под невидимой тяжестью. Но самое страшное – его глаза. Широко распахнутые, полные немого ужаса.

– Что ты с ним сделал?! – голос мой дрогнул, но я сжала кулаки, стараясь не выдать слабости.

Каспиан лениво провел пальцем по воздуху, и путы сжались – отец ахнул, но не закричал.

– Ничего, что убило бы его. Просто показываю его самые страшные страхи.

Он шагнул ближе, его сапоги гулко стучали по камням.

– Любопытно, знаешь ли... Я никогда не показываю ужасы специально. Они могут смотреть прекрасные фантазии. Но всегда выбирают страх.

Я отвернулась от отца. Не могла смотреть на его мучения. Да, он не был мне по-настоящему близок – я ведь лишь заняла тело его дочери. Но даже этого было достаточно, чтобы ненавидеть Каспиана еще сильнее.

– Зачем это все? – спросила я, поднимая подбородок. Вызов.

Он замер, его глаза сузились.

– Ты знаешь, чего я хочу.

– Мести? – я фыркнула, стараясь звучать презрительно, но внутри все сжималось. – Разве она того стоит?

– Мой отец отнял у меня ВСЕ! – его голос взорвался эхом по темнице. – И если бы ты не слушала Теодора... все прошло бы тихо. Мы бы поженились. И...

– И я бы дала тебе доступ в сокровищницу, – закончила я за него, холодея. – Ты бы сорвал печать и стал еще более безумным, чем сейчас. Еще более жестоким.

Пауза.

Каспиан изучал меня.

– Но знаешь что? – я сделала шаг вперед, несмотря на дрожь в коленях. – Скажи ты мне правду с самого начала... все могло быть иначе.

Его веки дрогнули.

– Я не особо переживаю, что ты станешь злодеем. Но больше всего я ненавижу лжецов.

Глаза Каспиана вспыхнули.

– Ты лгал и манипулировал мной с самого начала. И только поэтому я НИКОГДА не помогу тебе.

Он двинулся – быстрый, как тень. Холодные пальцы впились в мои запястья, прижимая к стене. Его дыхание обжигало кожу.

– Ты ошибаешься, – прошептал он, и вдруг в его глазах мелькнуло что-то человеческое. Что-то раненое. – Я не лгал, когда говорил, что ты...

Он не закончил.

Я задохнулась.

– Каспиан... – мой голос предательски дрогнул.

Он отпустил меня, резко отшатнувшись, словно обжегшись. Маска вернулась – холодная, непробиваемая.

– Три дня, Алисия. Или я погружу твоего отца в вечный кошмар, из которого он не выберется.

Его ухмылка растянулась.

– Так же, как твой отец поступил с твоей матерью. Это семейное? – вырвалось у меня, и я тут же пожалела.

Лицо Каспиана исказилось яростью. Отец, сидевший до этого тихо, задрожал, его дыхание стало рваным, мучительным.

– Он будет страдать. За тебя.

– Я приду! Остановись! – я бросилась вперед, но тьма уже сжималась вокруг меня.

– Отлично.

– Но у меня есть условия, – выдавила я, чувствуя, как последние силы покидают меня.

Каспиан замер.

– И что же ты хочешь?

– Я подчинюсь. Помогу тебе. Но ты поклянешься не трогать Теодора. Даже если он придет за мной.

Губы Каспиана искривились.

– Как это мило. Переживаешь за моего брата?

– Раз уж ты этого не делаешь, – плюнула я ему в лицо, ненавидя себя за то, что до сих пор хочу стереть эту надменность с его черт.

Он вздрогнул, будто ударенный.

– Он твой младший брат. И даже после всего, что ты делаешь... он любит тебя.

Глаза Каспиана потемнели.

– Кроме него... никто не станет оплакивать тебя.

Тень пробежала по его лицу. Он шагнул вплотную, ледяные пальцы приподняли мой подбородок.

– А ты?

Сердце упало.

Предательская слеза скатилась по щеке.

– После всего... – прошептала я, ненавидя свою слабость. Как и Теодор... я все еще буду любить тебя мне так хотелось это сказать, но вместо этого я выдавила...– Ты не заслужил моей любви. Ты ее предал.

Его пальцы дрогнули.

Тьма сгустилась, слова потерялись в ней.

И вдруг – толчок.

Я вздрогнула, открыв глаза.

Хижина.

Потрескивающие угли.

И Теодор – на коленях рядом, его пальцы впились в мои плечи, глаза расширены от ужаса.

– Алисия! Ты плакала... что тебе снилось?!

Я прикоснулась к щеке. Мокрая.

– Все хорошо, – прошептала я хрипло, отворачиваясь. – Просто... кошмар.

Но в груди горело другое.

Правда.

И решение, которое теперь ждало своего часа.

Я сидела на крыльце хижины. Три дня – и Каспиан придет сам. Но я не спасу ни отца, ни Теодора, если просто буду ждать.

Как я вообще до этого дошла?

Все, чего я хотела, – это сидеть в библиотеке, жевать печеньки, ковыряться в саду... Грустная улыбка тронула мои губы. Мой сад. Как он там без меня?

Но другая мысль, которую я отчаянно пыталась отодвинуть, рвалась наружу:

А как Теодор – без меня?

Когда я уйду... оставив его... Он придет за мной. Поймет, где я. И тогда...

Что, если Каспиан не сдержит слово?

Теплое плечо Теодора коснулось моего, когда он опустился рядом. Он не говорил ничего – просто сидел, глядя вместе со мной на восходящее солнце. Первые лучи золотили верхушки деревьев, пробиваясь сквозь туман.

– Надо продумать план, как мы проберемся в замок, – тихо произнес он.

Я вздохнула, подперев подбородок рукой.

– Жалко, что мы просто не можем призвать тело твоей матери из замка.

– Алисия... – Теодор мягко положил руку мне на спину, его пальцы слегка сжали мое плечо. – Я боюсь, тело матери этого не выдержит. Мы окончательно потеряем ее.

– Да, я знаю, – пробормотала я. – Но это бы все так упростило.

– Простой путь – не всегда правильный, – словно мудрец, изрек он.

Я расхохоталась.

– Когда ты стал таким философом?

Он засмеялся в ответ, его светлые локоны блестели на солнце, а улыбка была ярче любого луча.

– Кстати... – Он потянулся за пояс и достал потрепанную тетрадь. – Я нашел под кроватью. И чернильную ручку – видимо, когда-то их оставил мой отец.

Он раскрыл страницы, показывая начерченные от руки карты – места, где росли ягодные кустарники, грибные поляны, тропы к ручьям.

– Думал сходить, собрать что-нибудь на ужин. Ты можешь отдохнуть.

– Нет, я пойду с тобой.

– Боги, какая ты упрямая.

Но он улыбался.

Лес встретил нас тишиной и ароматом хвои. Теодор шел впереди, осторожно раздвигая ветви, а я следовала за ним, стараясь запоминать путь.

– Вот, смотри, – он присел у старого пня, указывая на семейство рыжих грибов с широкими шляпками. – Солнечники. Их еще называют "поцелуями фей" – съедобные, сладковатые.

Я наклонилась, разглядывая. Да это же лисички! – пронеслось в голове, но вслух я лишь кивнула.

– А ядовитые здесь есть?

– Конечно. – Он указал на бледные, почти прозрачные грибы с оборчатыми шляпками. – Призрачные плащи. Один такой – и ты уснешь на сто лет.

– Прямо как в сказке...

– Это не сказка, – серьезно сказал Теодор. – В прошлом году двое детей из деревни... Он замолчал, резко встряхнул головой. – Ладно, не будем о грустном. Вот, попробуй найти "лунные серьги" – белые, с перламутровым отливом.

Я углубилась в поиски, но вдруг Теодор замер, заметив в траве необычный гриб – высокий, с темной, почти черной шляпкой, испещренной серебристыми прожилками.

– О.

– Что "о"? – я насторожилась.

– Тенецвет. – Он осторожно сорвал гриб. – Отец говорил, они растут только там, где тень мира соприкасается с нашим.

Я протянула руку, но гриб дрогнул у него в пальцах.

– Он... шевелится?

Теодор ухмыльнулся.

– Нет. Но иногда в них попадаются сонные духи. Говорят, если положить под подушку – приснится вещий сон.

Я прищурилась.

Я прищурилась и рассмеялась. Теодор смеялся в ответ, и на душе было тепло, но все же мрачные тени, которые поселил Каспиан в моей душе, не давали покоя.

Я завалилась на траву, наблюдая за бегущими по небу облаками.

– Леди не валяются на траве, —дразнился Теодор отыгрывая чопорный голос.

– А еще, леди не живут в охотничьих хижинах, прячась от сумасшедшего жениха.-добавила я.

Теодор посмеялся, но с тихой грустью, и завалился рядом. Его пальцы лежали так близко к моим, что я осторожно коснулась их. В ответ он сжал мою руку в своей.

– Как только я наберусь сил, Алисия, мы пойдем туда. И я заставлю этого самодовольного балбеса пожалеть, – говорил Теодор с привычной веселостью, но я чувствовала – ему больно.

Мы смотрели на небо, и я старалась не думать о будущем. Я прощалась с настоящим. Ведь я уже точно знала, как поступлю. Уже сегодня.

– Скоро начнет темнеть, – неохотно проговорил Теодор.

– Тогда пойдем, – ободряюще улыбнулась я. Не хотела, чтобы он грустил. Хотя бы сейчас.

Мы направились в хижину. Приготовили грибную похлебку – густую, ароматную, с кусочками "солнечников" и душистыми травами. Потом сели у камина на старую шкуру какого-то неведомого мне зверя – мягкую, с серебристой шерстью, переливающейся в огненном свете.

Теодор протянул мне деревянную ложку.

– Попробуй. Говорят, "лунные серьги" придают еде вкус медовых снов.

Я сделала глоток – и правда, похлебка была сладковатой, с едва уловимым привкусом чего-то волшебного.

– А шкура... чья это? – я провела ладонью по шелковистому меху.

– Снежного ирвина. Отец добыл его давно... Говорят, эти звери умеют становиться невидимыми в лунном свете.

Я улыбнулась. Как же много в этом мире чудес...

Но мысли снова возвращались к нему. К Каспиану. К тому, что ждет нас завтра.

Теодор, словно почувствовав мое настроение, взял мою руку.

– Все будет хорошо.

Я кивнула, не веря, но желая верить хотя бы для него.

Огонь в камине потрескивал, отбрасывая танцующие тени на стены. Наши тени – такие близкие сейчас... и такие хрупкие.

Я прижалась к нему, слушая стук его сердца.

Последний вечер.

Последний покой.

Последние мгновения перед бурей.

Если мне суждено навсегда остаться в лапах безумного Каспиана, то хоть перед этим я имею право почувствовать себя счастливой, – думала я. А может, оправдывала себя перед тем, как сделать то, что изменит всё. Или всё уже изменилось давно, а я просто не успела понять?

Я повернулась, глядя прямо в зелёные глаза Теодора. Провела рукой по его щеке – его кожа была бархатистой, а лёгкая щетина за дни в хижине лишь придавала ему мужественности. Он не отстранился, а лишь накрыл мою ладонь своей, его пальцы слегка сжали мои, будто боясь, что я исчезну.

Я потянулась, осторожно касаясь его губ.

Он ответил мгновенно.

Мир вокруг потерял очертания. Проблемы, страхи, тяжёлые решения – всё это осталось где-то там, за пределами этого мгновения.

– Алисия… – настороженно прошептал он, отрываясь на миг.

– Теодор, я хочу этого, – тихо ответила я, и в этих словах было всё: и страх, и желание, и прощание.

Его дыхание стало прерывистым. Он медленно провёл рукой по моей шее, пальцы скользнули под прядь волос, затягивая меня ближе.

– Ты уверена?

Я ответила не словами, а поцелуем – горячим, нетерпеливым, лишённым всякой осторожности.

Он вздохнул, и в этом звуке было столько облегчения, столько боли и страсти, что у меня перехватило дыхание. Его руки скользнули по моей спине, прижимая так близко, что я чувствовала каждый изгиб его тела, каждое биение его сердца.

Мы опустились на шкуру, и мягкий мех снежного ирвина ласкал мою кожу, пока его губы исследовали мою шею, ключицу, плечо. Каждое прикосновение оставляло за собой след огня, и я тонула в этом пламени, не сопротивляясь, не думая.

Он был нежен и нетороплив, будто хотел запомнить каждый мой вздох, каждый стон. Его пальцы сплетались с моими, когда он прижал мою руку к меху над головой, а другой рукой медленно расстёгивал шнуровку моего платья.

– Ты такая красивая… – прошептал он, и в его голосе дрожала неподдельная нежность.

Я закрыла глаза, чувствуя, как его ладонь скользит по моему боку, обжигая кожу даже сквозь ткань.

– Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – призналась я, и тут же пожалела о сказанном.

Он замер, потом прижал лоб к моему плечу.

– Тогда давай сделаем так, будто у нас есть целая вечность.

И мы сделали.

Огонь в камине потрескивал, отбрасывая танцующие тени на стены. Наши тела сливались в едином ритме, дыхание сплеталось, а губы находили друг друга снова и снова.

Я цеплялась за него, как за последнее спасение, зная, что завтра всё изменится. Но сейчас…

Сейчас мы были просто двое.

Без Каспиана.

Без проклятий.

Без будущего.

Только этот миг.

Только этот камин.

Только его имя на моих губах, когда мир вокруг рассыпался на тысячи искр.

А потом – тишина.

Мы лежали, сплетённые, под одним одеялом, и я слушала, как его сердце постепенно успокаивается.

– Я не отпущу тебя, – прошептал он в темноте.

Я не ответила.

Потому что знала – завтра мне придётся отпустить его.

Я лежала на груди Теодора, слушая его ровное дыхание. Его сердце билось под моей щекой – спокойно, уверенно, словно обещая, что всё будет хорошо. Ложь.

Две слезинки упали на его кожу, прежде чем я осторожно выскользнула из его объятий.

Холодный пол хижины обжег босые ноги. Я оделась в темноте, нащупывая шнуровку платья дрожащими пальцами. На столе лежала тетрадь и чернильная ручка – та самая, что он нашел под кроватью.

Я оторвала чистый лист.

«Теодор,» – начала писать.

Чернила расплывались – от слез или от дрожи в руках, я не знала.

«Я ошиблась. Я люблю Каспиана и всегда буду его любить. Я не хочу прятаться в пыльных хижинах, когда он может дать мне в разы больше. Думала, что смогу принять твои чувства... но ошиблась.»

Каждое слово резало горло, как стекло.

«Живи счастливо. И если ты по-настоящему меня любишь – исполни мою просьбу. Никогда больше не появляйся в моей жизни. Ты будешь лишь напоминанием о моей ошибке.»

Я придавила листок тетрадью, чтобы утренний ветер не унес его.

Дверь хижины скрипнула, когда я открыла ее. На пороге я обернулась в последний раз.

Теодор спал, его светлые волосы растрепались по подушке. В полутьме он выглядел таким молодым. Таким... беззащитным.

– Прости меня, – прошептала я в тишину.

И шагнула в предрассветные сумерки.

Холодный ветер обнял меня, словно понимая, что больше никто этого не сделает.

Я не оглядывалась.

Не могла.

Потому что знала – если увижу его лицо, если услышу, как он зовет меня...

Я не смогу уйти.

А я должна.

Ради него.

Ради отца.

Глава 21. Жертва пламени

Тишина в моих покоях была оглушительной. Я стояла у окна, глядя на темнеющий сад, и не могла отогнать от себя воспоминания. Воспоминания – о теплых руках Теодора, о его смехе, который звучал так легко и искренне. О том, как мы лежали на лугу, и он, смеясь, сдувал с моего носа что-то похожие на одуванчик. О нашей ночи в хижине, где единственным светом были угли в камине, а единственным звуком – наше дыхание.

Он был таким живым. Таким настоящим. А Каспиан... Каспиан был вечной зимой. Вечным холодом и игрой в тени.

И все же, когда в дверь без стука вошел он, мое сердце предательски екнуло. Он был одет в простой, но безупречно сидящий черный камзол, и в его волосах играл отблеск заходящего солнца.

– Надеюсь, ты не планировала провести вечер в одиночестве, – произнес он, и его голос, низкий и бархатный, заставил мурашки пробежать по коже. Проклятие. Почему даже это должно было казаться мне привлекательным?

Ужин проходил в Малом бальном зале. Стол ломился от яств, но я почти ничего не могла проглотить. Каспиан был невероятно обаятелен. Он рассказывал о своем детстве, о том, как учился фехтовать в этом зале. И я смотрела на его улыбку и думала: У Теодора улыбка шире. И глаза смеются вместе с губами.

– Знаешь, Алисия, – Каспиан протянул руку через стол, касаясь моих пальцев. Его прикосновение было прохладным. Пальцы Теодора всегда были такими теплыми... – Когда я впервые увидел тебя в той библиотеке... ты была подобна вспышке света в моем вечном мраке.

И в этот миг, глядя в его темные, почти черные глаза, я почувствовала это. Тот самый трепет. Ту самую опасную, отравленную надежду. Он ужасен , – яростно твердила я себе. Он лжец, манипулятор, он заточил моего отца! Но мое сердце, глупое, непослушное сердце, сжималось от чего-то другого – от воспоминания о том, каким он мог бы быть. Каким он иногда, на одно мгновение, казался.

Он встал и подошел ко мне, опустившись на одно колено. Его лицо было так близко.

– Алисия, останься со мной. Добровольно. Забудем о прошлом... Будь просто моей женой.

Его дыхание смешалось с моим. И я увидела себя – не здесь, а в другом будущем. Будущем, где он смотрит на меня не с холодной расчетливостью, а с той самой искрой, что мелькала иногда в его взгляде. И я почти... почти...

Но затем я вспомнила. Вспомнила Теодора. Его честный взгляд. Его поцелуй в хижине, такой жадный и в то же время такой бережный. Вспомнила, как Каспиан играл с моими чувствами, заставляя меня целовать пустоту.

Я подняла руку и со всей силы ударила его по лицу.

Звук хлопка оглушительно прозвучал в тишине зала.

– Никогда, – прошептала я, и голос мой дрожал от ярости и от чего-то еще – от боли. – Я никогда не буду твоей добровольно. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься.

Каспиан медленно поднялся. На его щеке алели следы моих пальцев, но на его лице не было ни гнева. Лишь ледяное, абсолютное равнодушие.

– Как жаль, – произнес он тихо. – Тогда мы будем придерживаться первоначального плана.

Он развернулся и вышел из зала. Каждый его шаг отдавался четким, холодным стуком по каменному полу, пока звук не затих вдали. Я осталась одна в огромном зале, где сотни свечей продолжали весело потрескивать, будто ничего и не произошло. Их теплый свет внезапно казался мне насмешкой.

Что-то нужно делать. Сейчас.

Отец в подземелье. Каспиан, не скрывающий больше своих намерений. Теодор где-то там, совсем один, наверняка теперь всем сердцем меня ненавидящий. Со всем этим нужно было покончить.

Я не знала точного плана, но понимала – одна я не справлюсь. Мне нужны были союзники. И я знала, где их найти.

Скинув изящные туфли, я босиком, крадучись в одном платье, выскользнула из зала и направилась в сторону кухни.

Кухня, как я и надеялась, еще не спала. В воздухе витал сладкий запах свежеиспеченного хлеба. За столом, заваленным мисками с тестом, копошилась знакомая мохнатая команда. Твинки, заметив меня первым, от радости чуть не уронил скалку.

– Госпожа Алисия! – он прошептал, подбегая ко мне. Его большие глаза широко распахнулись от удивления. – Вы без... без обуви!

Шеф Радзели, месивший тесто, поднял взгляд и нахмурил свои пушистые брови.

– Госпожа, все ли в порядке? Мы... кое-что слышали. Вы выглядите... – он запнулся, подбирая слово.

– Побежденной? – горько закончила я за него. – Нет, шеф. Не побежденной. Но мне срочно нужна помощь. Ваша помощь.

Я опустилась на скамью рядом с Твинки, чувствуя, как холод каменного пола проникает в босые ноги.

– Каспиан не отступит. Он заточил моего отца и намерен использовать меня, чтобы получить доступ к сокровищнице. Поверьте мне, если вы мне не поможете, может случиться настоящая катастрофа. Каспиан окончательно сошел с ума. Мне нужно попасть в его крыло. В ту самую комнату, где спит его мать. Только там я смогу разорвать эту магическую связь.

На кухне воцарилась гробовая тишина. Даже бульканье супа в котле казалось оглушительным.

– Это... самоубийство, госпожа, – наконец выдохнул шеф. – Его крыло охраняется заклятьями. Сами стены там чужих не любят.

– Но я знаю путь! – не выдержав, запищал Твинки. Все взгляды устремились на него. Малыш выпрямился под этим вниманием. – Я... я иногда бегал туда, когда граф уезжал. Через старую дровяную печь в подсобке! За ней есть лаз. Он ведет в потайные коридоры. Я видел, как оттуда выходила горничная!

Шеф Радзели сурово посмотрел на Твинки, потом на меня. В его глазах шла борьба – долг и страх против чего-то большего. Наконец, он тяжело вздохнул.

– Ладно. Но только проводником, госпожа. Дальше – ваш путь. И... – он понизил голос до шепота, – если стены начнут шептать – не слушайте. Ни за что не слушайте.

Сердце заколотилось в груди, теперь уже от предвкушения, а не от страха. Я кивнула.

– Спасибо. Твинки, поведешь меня?

Малыш энергично закивал, его мохнатые ушки подпрыгивали в такт.

– Сейчас! Только хлеб допеку!

Все посмотрели на малыша с умилением. Какая бы катастрофа ни назревала, а Твинки доделывал свою выпечку, и нельзя было отбирать у крохи этот важный для него момент. Я с пониманием кивнула, встретившись тревожным взглядом с шефом, и села ждать.

Пока Твинки возился у печи, я сидела на кухонной скамье, сжимая в руках теплую кружку чая, которую мне молча подала Буля, мама Твинки. Она смотрела на меня с бездной тревоги в больших глазах, но в них же читалась и решимость. Эти маленькие существа, казалось, понимали нечто такое, о чем я могла лишь догадываться. Возможно, они тоже были заложниками этой мрачной крепости и ее безумного хозяина.

Наконец Твинки, аккуратно вынув из печи румяную буханку, с торжествующим видом поставил ее на решетку остывать.

– Готово! Теперь я свободен!

Твинки деловито вытер лапки о фартучек и сделал мне знак следовать за ним. Мы проскользнули в подсобку, где пахло дровами и старой пылью. Маленький зверёк с удивительной ловкостью отодвинул заслонку в старой дровяной печи, за которой зияла тёмная дыра.

– Осторожно, госпожа, – прошептал он, – тут нужно проползти немного на четвереньках.

Я, подоткнув подол платья, последовала за ним в тесный лаз. Камень был холодным и шершавым под босыми ногами. Мы проползли несколько метров, прежде чем коридор расширился, позволив мне выпрямиться во весь рост.

Воздух здесь был особым – спёртым, пахнущим старой магией и тайнами. Стены, сложенные из тёмного камня, местами покрывали странные мерцающие мхи, отбрасывавшие призрачное сияние. Твинки шёл впереди, его маленькая фигурка почти терялась в полумраке.

– Мы в стенах замка, госпожа, – тихо пояснил он. – Эти ходы знают только мы, слуги.

Внезапно я услышала шепот. Сначала тихий, едва различимый, будто ветер играет в щелях. Но чем дальше мы продвигались, тем отчетливее становились голоса.

«Вернись...»

«Она не должна пройти...»

«Чужая... Чужая кровь...»

Я вспомнила предупреждение шефа и стиснула зубы, стараясь не вслушиваться. Но шепот проникал прямо в сознание, нашептывая сомнения и страхи.

«Я тебя ненавижу... ты предала меня...» – это был голос, похожий на Теодора.

«Ты же все равно желаешь быть со мной, так почему ты лжешь себе?» – настойчивый шёпот, похожий на голос Каспиана.

«Ты обречена... еще одного шанса не будет...» – шипел другой, ледяной голос.

Твинки, заметив моё напряжение, обернулся.

– Не слушайте, госпожа. Это просто стены. Они всегда так с новыми.

Мы шли ещё несколько минут, пока наконец не достигли небольшой решётки, сквозь которую пробивался тусклый свет. Твинки приложил лапку к губам.

– Мы здесь. Прямо за этой решёткой – гардеробная. Дальше я не могу.

Я кивнула, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Осторожно отодвинув решётку, я проскользнула в просторную комнату, заставленную шкафами. Воздух здесь пах лавандой и дорогими духами.

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Сквозь щель я видела пустую комнату, но я точно чувствовала – это очередная ложь Каспиана. Я приложила ладонь к косяку.

– Гори.

Огонь вспыхнул не в дереве, а в том, что покрывало его и стены комнаты – в самой магии иллюзии. Пламя моего дара пожирало чары, и они горели, как и говорила госпожа Розе. Покров рассеялся, и правда открылась: под чёрным балдахином лежала женщина, бледная и неподвижная, окружённая сложным магическим кругом, светившимся зловещим багровым светом.

Сделав глубокий вдох, я шагнула вперёд. Пришло время положить конец этой игре.

Пальцы дрогнули, едва коснувшись незримой стены, что отделяла меня от спящей. Холодная энергия ударила в подушечки, заставив сжаться сердце. Второго шанса не будет. Помогите , – беззвучно взмолилась я силам, что вбросили меня в это тело, в эту точку разлома. Пусть получится.

Может, вернув ей жизнь, я смогу растопить лёд в Каспиане? Найти того, кого так ясно помнил Теодор – юношу с весёлым блеском в глазах, ещё не отравленного ядом подозрений. Того, чьё настоящее лицо я ловила в редкие миги, когда все его маски вдруг трескались, обнажая что-то ранимое и почти… человечное.

Ладонь прижалась к барьеру. Зачем я здесь? Почему это тело, эта судьба? Мысли метались: дурацкие шутки Теодора, согревавшие душу, и пронзительные вспышки чего-то настоящего в глазах Каспиана. Всё, что могло бы быть, но рухнуло в пропасть лжи. Горечь подступила к горлу. Нет. Не такой финал. Не бессмысленное завершение. Я буду бороться.

Жар родился глубоко внутри и хлынул наружу. Не только надежда – сама плоть моя горела, становилась топливом. Багровое пламя, цвета алой крови, поглотило комнату. Лучше сгинуть в очищающем огне, чем покориться.

Сквозь рёв стихии пробился отчаянный крик:

– Алисия! Алисия! АЛИСИЯ!

Голос Теодора. Сквозь огненную стену мерещился его силуэт. Бред. Галлюцинация. Он не придёт. Не после моего письма. Всё кончено . Отчаяние подлило масла в огонь. Пламя взметнулось с ослепительной, всепоглощающей силой, выжигая чары, боль, саму память.

Я рухнула вперёд, и холод камня обжёг лоб. Завеса из огня исчезла.

Но развеялось ли и проклятие, сковавшее мать Каспиана и Теодора? Я не знала. Лишь надеялась. Верила до последнего вздоха. Силы уходили, сознание тонуло в густой, безвозвратной тьме.