Текст книги "Брак во спасение (СИ)"
Автор книги: Виктория Лейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Он увел меня с главной дороги на тенистую аллею. Голоса и шум остались позади, и на окружили шелест листьев и щебетание птиц. Не знай я герцога так хорошо, подумала бы, что он хочет меня соблазнить, но Генри, несмотря на юный возраст, не разменивался подобными авантюрами.
– Я слышал, Ее Величество приблизила вас к себе. Как ее здоровье? Я очень переживаю за королеву, она много сделала для нашей семьи.
Ну, конечно, он переживает. Если Мария умрет, а это, судя по всему, случится скоро, Говарды окажутся в подвешенном состоянии. Елизавета писала, что не доверяет их семье, что и понятно.
– Ее состояние удовлетворительное.
Я лгала, и Генри это знал. Королеву все чаще мучили лихорадка и боли в животе. Придворный врач предполагал, что это может означать беременность, поскольку у нее уже два месяца не было кровей, а живот увеличился. Но в ее окружении все чаще звучало слово «опухоль». Мария умирала, и вопрос теперь заключался лишь в том, сколько времени ей осталось.
– Бросьте, миледи, – отмахнулся герцог. – Мы оба знаем, что ее скоро не станет.
– Говорить о смерти королевы – государственная измена, – напомнила я.
Норфолк остановился и сжал мою руку.
– Изменой будет бросить страну на произвол судьбы, – сказал он жестко. – Вы ведь тоже думаете о собственном будущем.
– И потому осторожна в своих словах, милорд. Королева жива, и власть в стране принадлежит ей. Как и наши жизни.
Генри ослабил хватку.
– Вы умная женщина, поэтому я и позвал вас сюда. Со мной можете говорить откровенно.
– Что вы хотите от меня услышать?
– Правду.
– Но вы еще не задали вопрос.
Герцог улыбнулся.
– Кто вы, леди Стенсбери?
– А вы?
– Я тот, кто может спасти Англию.
Самоуверенности Генри было не занимать. Вот только непонятно, на чьей он стороне. Герцог часто подвязался с испанцами, и одновременно проводил время с французами, дружил с епископом и часто бывал в покоях королевы.
– Смелое заявление, Ваша Светлость. Да поможет вам Бог в этом благородном деле.
– Если бы я хотел причинить вам вред, то уже сделал бы это. Но я вижу в вас союзницу. Вы близки к королеве и располагаете информацией. А еще я знаю, что ваша семья нуждается в деньгах. Во всяком случае, раньше нуждалась. – Он окинул меня взглядом. – В последнее время у вас появилось много новых нарядов.
– Так, вы хотите знать, на кого я работаю?
– Нет, – улыбнулся он. – Мне это не интересно. Я хочу, чтобы вы работали на меня.
Конечно, герцог знал, что у меня есть покровитель, но это и не было секретом. У всех, кто находился при дворе, они имелись. В том числе и у самого Норфолка. Около двух недель назад Ричарду стало известно, что Генри шпионит для Филиппа, но выдавать его было не в моих интересах.
– И какого же рода услуги я должна буду оказывать?
– Ничего такого, миледи, – поспешил успокоить он. – Просто наблюдать, смотреть и делиться этим со мной. Со своей стороны я гарантирую вам безопасность и достойное вознаграждение.
– Должна вас разочаровать, мне это не интересно, Ваша Светлость. Боюсь, вы зря потратили время.
– Ну, что вы, – герцог взял меня под руку, – разве может общество столь прекрасной женщины быть тратой времени? Запомните, Лиз, – он остановился и посмотрел мне в глаза, – я ваш друг.
– Возьму это на заметку, Ваша Светлость.
Я написала о нашем разговоре Елизавете. Наверное, нужно было упомянуть и здоровье королевы, но вдруг, совершенно некстати, я испытала угрызения совести. Марию окружали шпионы и доносчики: Норфолк, епископ, я и еще Бог знает сколько людей.
В последние несколько дней ее состояние ухудшилось. Она не выходила на улицу и почти все время проводила в постели. Я видела, насколько сильна ее боль, хоть королева и не показывала этого.
– Этот дурень врач утверждает, что я беременна, – скрежетала она зубами, пока я утирала пот с ее лба. – Вздор. А все-таки, как жаль, что у меня нет наследника.
– У вас есть сестра, Ваше Величество, – робко напомнила я.
Другие фрейлины находились за дверью, и кроме нас в спальне были только три молоденьких служанки.
– Еретичка и дочь этой змеи Болейн! – рявкнула королева. – Я пыталась вразумить ее и вернуть в лоно истинной веры, но эта девчонка… ооох… – Мария снова скривилась от боли.
В покоях стояла духота и неприятный запах, но этот безмозглый врач запретил открывать окна и шторы. Можно подумать, вонь и тусклое мерцание свечей пойдут кому-то на пользу.
– Тише, тише, Ваше Величество, – я протянула ей стакан воды. – Простите меня за эти слова, я просто хотела сказать что-то, что успокоило бы вас.
– Иногда лучше молчать.
– Еще раз прошу меня простить.
Я действительно не злилась на нее и не могла даже представить каково это – терпеть столь сильную боль. Боль душевную и физическую.
Своими размышлениями я поделилась с Ричардом. Он разделял мою позицию, но напомнил о том, что в первую очередь мы должны думать о собственном будущем.
– У меня есть Анна и ты. Есть Маргарет. Королева скоро умрет, ты знаешь это не хуже меня, Лиз. Что будет тогда? Думаешь, я желаю Марии зла?
– Нет. Я так не думаю, потому что знаю тебя. Но это очень тяжело. Понимаешь, я… Я так запуталась, Ричард! Все оказалось не так, как я ожидала. Я думала, что королева чудовище и ненавидела ее, а теперь… Где правда?
За несколько месяцев, проведенных при дворе, я чувствовала себя постаревшей на тысячу лет. Постоянное ожидание, подглядывание, подслушивание, все эти тайные переписки… Казалось, во мне не осталось ничего от себя прежней. Дворцовые интриги убивали в людях все лучшее, выжигали душу, оставляя только самые низменные чувства – алчность, честолюбие и жажду наживы. Но хуже всего – я понимала, что становлюсь такой же.
– Я так боюсь, что мы потеряем друг друга.
– Не потеряем, – Ричард прижал меня к себе. – Все будет хорошо.
– Как ты можешь обещать это? – я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Потому, что я твой муж и дал клятву тебя защищать. А еще я люблю тебя, – добавил он тихо.
Комментарий к Глава 19. Кто вы, леди Стенсбери?
группа в контакте – https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 20. Капкан ==========
Мария, определенно благоволила мне, но я по-прежнему не знала, как трактовать ее расположение. Королева изъявила желание, чтобы я находилась рядом с ней прогулках, трапезе и богослужениях. Иногда, в часы отдыха, она отсылала других фрейлин, и мы оставались наедине и много говорили: Ее Величество оказалась умной и приятной собеседницей, к моему удивлению, даже не лишенной чувства юмора, пусть и весьма специфического.
– Я знаю, что вы и ваш муж протестанты, – сказала она однажды.
– Тогда почему мы все еще не в Тауэре?
Я говорила спокойно, но пальцы предательски теребили подол платья. Мария заметила это и улыбнулась краешками иссушенных губ.
– Если сжигать всех протестантов, Англия совсем останется без дров.
Я могла бы поспорить с этим заявлением – епископ Поул не пожалел бы и последнее дерево на острове, если бы королева дала ему отмашку творить все, что вздумается. «Иногда лучше помолчать, Лиз», вспомнились мне слова Марии.
– Конечно, это меня печалит, – продолжала она. – Тем более, что таких, как вы, при дворе гораздо больше, чем можно подумать.
Но говорили мы не только о религии. Иногда, когда ей ненадолго становилось получше, королева пускалась в воспоминания и рассказывала о своем детстве: о том, как мать играла с ней в прятки в лабиринте, а отец заваливал дорогими подарками.
– А, знаете, Лиз, судьбы моей матери и Анны Болейн похожи гораздо больше, чем можно подумать. Они обе были игрушками в жестоких руках моего отца.
Другие фрейлины, видя это, исходили бессильной злобой. Хотя, почему бессильной? Мне ли не знать, что большие дела часто делаются руками маленьких людей. Изабелла перестала изводить меня злобными придирками и теперь, напротив, приветливо улыбалась, не забывая интересоваться, как прошел мой день. Вполне вероятно, что Поул или кто-то еще наказал ей следить, и хитрая испанка наблюдала за мной, как хищник. Даже ее улыбка напоминала оскал.
С каждым днем я чувствовала, что мои силы подходят к концу, и взять их было неоткуда. По ночам мне часто снился Фитфилд-Холл и, бывало, что просыпаясь, я лежала с закрытыми глазами, цепляясь за иллюзорный мир, потому что знала – открою их, и все исчезнет.
– Я хочу домой. Хочу обратно в Нортумберленд.
Было раннее утро – редкий момент, когда нам с Ричардом удавалось остаться наедине. Солнце пробивалось сквозь мутные стекла, в воздухе кружились пылинки. Я наблюдала за тем, как ветерок колышет портьеры и думала о нашей спальне в Фитфилд-Холле. Все здесь казалось чужим и враждебным, я засыпала и просыпалась с внутренним напряжением и ожиданием неминуемой катастрофы.
– Я тоже, – признался Ричард.
Он лежал на спине, закинув руки за голову. Сонный, взъерошенный и до замирания сердца родной. Я придвинулась ближе, положила голову ему на грудь и улыбнулась, почувствовав, как крепкая рука опустилась на мою спину.
Нужно сказать ему. Я долго набиралась решимости, подбирала слова и не знала, как он отреагирует. Если честно, мне самой еще не до конца верилось. Сердце заколотилось сильнее, ладони вспотели. Давай же, Лиз. Просто соберись и скажи это.
– Я вчера была у доктора Клиффорда, – собственный голос показался мне каким-то чужим.
Ричард нахмурился и серьезно посмотрел на меня.
– Ты не говорила, что плохо себя чувствуешь. В чем дело? – он приподнялся.
Я набрала полную грудь воздуха и выпалила на одном дыхании:
– У нас будет ребенок.
Сердце билось с такой силой, что казалось, еще чуть и сломает ребра. Я глядела на Ричарда, пытаясь уловить реакцию на его лице.
Он немного помолчал.
– Ты уверена?
– Доктор Клиффорд сказал, это так, – затаив дыхание, я не отводила от него глаз. – Ты… ты не рад?
Ричард продолжал смотреть на меня и, к своему облегчению, я заметила, что взгляд его потеплел.
– Это прекрасная новость, Лиз, – он улыбнулся, хоть все еще и выглядел растерянным.
Если честно, мне и самой не до конца верилось. Я беременна. Внутри меня маленькая жизнь. Ребенок. Мой и Ричарда. От этого делалось и страшно и радостно.
– Тебе нужно вернуться в Фитфилд-Холл, – его взгляд посерьезнел. – Здесь и без того опасно, а в твоем положении…
– Знаю, знаю, – торопливо перебила я и прильнула к нему, – я собираюсь написать Елизавете и все объяснить.
– Она поймет, – уверенно сказал Ричард. – Но я останусь здесь. Кто-то должен держать руку на пульсе.
Я знала, что он это скажет. Мы все еще выполняли свою работу. Именно сейчас, когда обстановка при дворе накалилась до предела, Елизавете были нужны доверенные люди.
– Я не хочу оставлять тебя здесь одного. И ты нужен мне рядом.
Разве могла я спокойно жить, зная, что Ричард будет здесь, в окружении жаждущих его крови хищников? Но я знала и то, что не смогу его переубедить.
– Теперь ты в ответе не только за меня, – я положила руку на еще плоский живот. – За нас двоих.
– И потому должен остаться. Ты и сама это понимаешь.
Он опустился и поцеловал мой живот.
– Кэтрин. Мы назовем ее Кэтрин.
– Раз уж мне ее рожать, то и мне выбирать имя, – рассмеялась я. – А если это сын?
Мне хотелось назвать его Фрэнсис, в честь отца. Думаю, папе было бы приятно.
– Фрэнсис Стенсбери, – Ричард перекатился на спину и мечтательно посмотрел в потолок. – Мне нравится, как это звучит. – Виконт Фрэнсис Стенсбери из Фитфилд-Холла.
Я нырнула к нему в объятия. Только бы все получилось. Мне хотелось лишь вернуться домой, и жить спокойной жизнью – неслыханная роскошь в нынешних обстоятельствах. Но я была уверена, что Елизавета все поймет.
***
Тремя днями позже я, как обычно, спешила в покои королевы. В последнее время Мария изъявила желание видеть меня за завтраком.
Все мои мысли были заняты обдумыванием предлога. Требовалась убедительная причина, чтобы покинуть двор, не вызвав подозрений. Я не сомневалась, что Елизавета разрешит мне вернуться в Нортумберленд и уже отправила Маргарет письмо.
– Леди Стенсбери.
Меня остановил мальчишка-слуга.
– Епископ Поул желает вас видеть.
– Хорошо, – я постаралась, чтобы моя улыбка вышла приветливой.
Его Преосвященство приглашал меня «на стакан вина» как минимум раз в неделю. И вечно в самый неподходящий момент. Впрочем, я догадывалась, что неподходящими моменты были лишь для меня, а епископу нравилось вносить сумятицу в мои планы и подрывать душевные силы.
Итак, значит, сегодня на трапезе я не появлюсь. Королева не любила, когда фрейлины опаздывают, а еще больше – когда они не приходят совсем. Конечно, потом можно будет все объяснить, осадок все равно останется.
Мысленно желая епископу подавиться своим «добрым вином», я шла за слугой.
– Покои Его Святейшества в другой стороне.
Парень обернулся.
– Сегодня епископ принимает в другом зале, – сказал он.
Мы свернули в восточную галерею, спустились вниз и оказались у тяжелых дубовых дверей. По обе стороны дежурили гвардейцы. Мальчишка постучал и, не дожидаясь ответа, пропустил меня внутрь.
– Входите, миледи.
Он закрыл за мной двери.
Еще с самого начала, когда мы пошли другим путем, меня не оставляло липкое и крайне неприятное чувство, но я приказала себе успокоиться. В моем нынешнем состоянии волнения крайне нежелательны.
Но теперь, оказавшись в душном и полутемном помещении (интересно, есть здесь вообще окна, или нет?), я напряглась. Ничего угрожающего пока не случилось, но интуиция редко обманывала меня.
– Ваше Преосвященство.
Он сидел за массивным столом, и свет двух свечей в резных подсвечниках по обе стороны выхватывал только темно-фиолетовую мантию, отороченную черным горностаем и желтоватую кожу. Глубоко сидящие глаза тонули в темноте, и были похожи на черные дыры.
– Подойди, дитя мое. – Он ласково поманил меня рукой.
На ватных ногах я подошла к нему. Обычно во время наших встреч он всегда ставил для меня кресло напротив, но сегодня его не было.
– Чем я обязана чести видеть Вас?
Сухие потрескавшиеся губы изогнулись в подобии улыбки.
– Я надеялся услышать это от вас, леди Стенсбери.
То, что это не просто беседа, было уже совершенно ясно. Значит, очередной донос. Очередной – потому что за последние два месяца их было три. Интересно, кто на сей раз? Опять Изабелла?
– Полагаю, некто опять обвинил меня в ереси или государственной измене. А, может, и том, и другом.
Епископ не спешил отвечать. Я не видела его глаз, но знала, что он изучает меня. Прощупывает, как опытный рыбак прощупывает багром дно озера.
– Это письмо позавчера попало в мои руки.
Грациозным жестом он вынул из темноты конверт и толкнул мне через стол. Я с ужасом узнала в нем свое послание Елизавете.
– Я был очень огорчен, когда получил его.
Ага, огорчен, как же. Небось, радовался, как ребенок рождественскому подарку. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног. Нужно было сохранять лицо, не показывать страха, но меня резко качнуло, и, чтобы не упасть, я схватилась за край стола.
Епископ снова улыбнулся. На сей раз, как хищник.
– Полагаю, вы знаете, что за этим последует.
Он поднялся, обошел стол и встал рядом. Я чувствовала запах его дыхание – кисловатый, отдающий испорченными продуктами. К горлу подступила тошнота.
– Позвольте мне увидеть королеву.
Шанс, что мне удастся убедить ее, минимален, но это последняя возможность.
– Королева уже в курсе и не желает вас видеть.
Епископ сделал короткий жест рукой, и из темноты явились двое гвардейцев. Я инстинктивно отступила на шаг, но сзади на плечи опустились сильные руки.
– Ну, право же, это бесполезно, миледи. Вы ведь умная женщина. – Епископ подошел вплотную. – Умеренно умная.
Из его рта пахло так, что я закашлялась. Еще секунда – и меня вывернет наизнанку. Живот скрутило. В темном помещении было душно, просто невыносимо душно. Мне хотелось выскочить на улицу, и жадно глотать осенний воздух, пока не закружится голова и не заболит горло.
– Вы арестованы по обвинению в государственной измене. – Он обратился к гвардейцам. – Позаботьтесь о том, чтобы леди Стенсбери доставили в Тауэр немедленно.
Меня взяли под руки и повели к выходу.
– Ах, да, – словно бы невзначай напомнил епископ, – ваш муж тоже арестован. Мы знаем, что он тайно укрывал протестантов в Фитфилд-Холле.
Комментарий к Глава 20. Капкан
группа в контакте – https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 21. Жертва ==========
Я с трудом понимала, что происходит. Точнее, осознавала. Все было как в тумане: гвардейцы, обступившие меня с двух сторон, безучастное лицо епископа и его равнодушное «вы арестованы, миледи».
Из логова Поула я вышла в сопровождении стражи. Не знаю, специально ли, но меня провели по длинному пути, и всякий, кто встречался нам, становился свидетелем моего сокрушительного падения. Люди глазели, шептались, показывали пальцем, а некоторые злорадно усмехались. В числе последних была и Изабелла, я увидела ее как только мы вышли из покоев епископа – наверняка она подслушивала у дверей. Но испанка волновала меня в последнюю очередь: в голове стучало лишь «Тауэр, Тауэр, Тауэр». Я думала о том, где сейчас Ричард – арестовали его, или еще нет? Позволят ли нам видеться в заключении? И главное – что теперь делать?
У меня дрожали руки, я была готова поддаться панике, но каким-то чудом умудрялась держать лицо. Наивно полагать, что мой страх может кого-то разжалобить, скорее, наоборот, именно этого они и ждут.
Без всякой надежды на успех я еще раз попросила разрешения увидеться с королевой, на что, конечно, получила отказ.
– Вы разрешите мне взять кое-что из вещей?
У всех заключенных было такое право. Даже Джейн в день ареста разрешили собрать небольшую котомку.
– Об этом вы поговорите с епископом, миледи, – отрезал гвардеец. – Сейчас нам велено доставить вас в Тауэр.
Когда «путь позора» был пройден, меня посадили в экипаж с крошечными окнами, захлопнули дверь, и кучер тронулся. Гвардейцы сидели напротив, и в полумраке я видела их лица – равнодушные, ничего не выражающие. Они будто глядели сквозь меня.
Экипаж трясло на городских ухабах, по ту сторону кипела жизнь, но когда я сделала попытку отодвинуть шторку, меня грубо пресекли.
Арестованных по подозрению в измене, доставляли в крепость через «Ворота Предателей»: мы вышли из экипажа и пересели в лодку. К тому времени уже стемнело, и в сумерках Тауэр выглядел еще более неприступным и зловещим.
Под днищем лодки тихо плескалась черная вода, скрипели доски, а где-то наверху кричали в темноте вороны. Я подняла голову и вдруг ощутила себя невероятно крошечной перед этой древней твердыней, столь гостеприимно распахнувшей передо мной объятия.
Мы приблизились к огромным воротам из железа и дерева. Лодка сбавила ход. Створки медленно разошлись, и я увидела причал – впереди, у самой воды стояли трое человек в черных одеяниях, а по обеим сторонам от них гвардейцы с зажженными факелами.
– Сушить весла!
Лодка теперь двигалась совсем медленно, а мое сердце, напротив, колотилось, как бешеное. Ворота со скрипом сомкнулись. Вот и все. Путь назад отрезан. «Нет ничего проще, чем попасть в Тауэр, и ничего сложнее, чем выйти оттуда». Кажется, так говорила Эбигейл. А, может, Маргарет. В тот момент я мало что соображала.
Тем временем мы причалили. Удивительно, но мне даже протянули руку, помогая выбраться из лодки.
– Спасибо, – я нашла силы улыбнуться молодому гвардейцу.
Парень не ответил, смутившись под взглядом одного из одетых в черное мужчин.
– Меня зовут Джон Бриджесс, миледи, – представился он. – Я комендант Тауэра.
В его лице не было жестокости или злорадства, он смотрел доброжелательно и, как мне показалось, с искренним сочувствием. Впрочем, первое впечатление не всегда верно.
– Элизабет Стенсбери.
– Я знаю ваше имя, миледи, – Бриджесс мягко улыбнулся.
Двое других, впрочем, оказались менее дружелюбны.
– Епископ ждет вас, – коротко сказал он. – Ни к чему тянуть время.
Я сжала подол платья. Понимала, что нужно держаться, но чувствовала, что силы на исходе – еще чуть-чуть, и я упаду на камни и забьюсь в истерике. Губы предательски дрожали. Хорошо, что уже стемнело.
Мы вошли в крепость, и в ноздри тотчас ударило омерзительное зловоние: смесь гнили, сырости и человеческих испражнений. Желудок скрутился в узел, а к горлу подступила тошнота.
Узкие коридоры переходили один в другой, а лестницы уводили все глубже под землю. На стенах коптили факелы, выхватывая из темноты неровные очертания влажных стен. С потолка капала вода, а под ногами хлюпала грязь. Вдруг, совершенно некстати я подумала о том, что новое платье из изумрудного муслина теперь безнадежно испорчено, не говоря уже о туфлях.
Впрочем, когда свернули в очередной коридор, стало не до того. По правую руку, вдоль стены, из земли торчали деревянные колья с нанизанными на них отрубленными головами. Некоторые, судя по почерневшей коже и сгнившим глазам, были здесь уже давно. Интересно, моя собственная тоже пополнит эту жуткую коллекцию? Инквизитор перехватил мой взгляд и криво ухмыльнулся.
Миновав коридор, мы, к моему удивлению, стали подниматься наверх, но уже другим путем. Видимо, прогулка по подземелью была нужна, чтобы произвести впечатление. Что ж, следовало признать – цель достигнута. От страха и отвращения я едва стояла на ногах.
Комната, куда меня привели, являла собой небольшое помещение круглой формы – вероятно, оно находилось в одной из башен. Из крохотных окошек-бойниц доносились звуки свободного Лондона, ставшего теперь невообразимо далеким. Мебели не было – только низенький стул в самом центре, и, очевидно, предназначался он для меня.
– Прошу, леди Стенсбери. – Епископ повернулся в мою сторону и любезно указал на колченогий стул. – Присаживайтесь.
…Втроем они обступили меня, как акулы окружают пойманную добычу. Не помню, кто рассказывал мне об этих морских хищниках.
– Знаете ли вы, в чем вас обвиняют? – один из инквизиторов наклонился к моему лицу.
Глаза у него были маленькие, злые и совершенно бесцветные.
– Да. Но, смею заверить, что я непричастна ни к чему из этого, милорд.
– Неужели? – спросил второй, тот, что стоял у меня за спиной.
Я вздрогнула и обернулась.
– Вы приехали ко двору по поручению леди Елизаветы, – это сказал уже епископ. – Вы шпионка.
Я вжала голову в плечи и не знала, на кого из них смотреть. Они двигались по кругу и подступали все ближе.
– Ваш муж укрывал еретиков в Фитфилд-Холле.
– О чем же вы хотите услышать в первую очередь? – я сама удивилась тому, как дерзко произнесла это. – О еретиках или леди Елизавете? Да, я вела переписку с ней. Знаю, что вы перехватили мои письма. Где в них хоть слово о заговоре?
– Вы были протестанткой, – сказал инквизитор.
– Вот именно, что «была». Теперь, как вам известно, я исправно посещаю мессы.
– Ложь! – воскликнул второй. – Ложь и коварство! Душа у вас черная.
Он стоял так близко, и глядел с такой злобой, что казалось еще миг, и он ударит меня. Я приготовилась к боли.
– Не думайте, что я жажду увидеть вас на костре, – Поул оттеснил инквизитора. – Мне известно, что вы ждете ребенка. Признайтесь во всем и облегчите душу.
– Мне не в чем признаваться. Я не желаю зла Ее Величеству.
– Так докажите это. Так вы поможете себе и своему мужу.
У меня задрожали губы, когда он заговорил о нем. Бедный Ричард. Где он сейчас? Что с ним? Воображение рисовало ужасные картины пыток, и Поул, конечно, прочитал эти мысли в моих глазах.
– Что я должна сделать?
Считать, что такого человека, как Поул, можно обвести вокруг пальца, было бы верхом наивности. Придется идти на сделку. Другой вопрос – какую цену с меня потребуют?
– Я допускаю, что вы могли оступиться, свернуть на кривую дорожку, поддавшись чужом влиянию, – епископ наклонился ко мне и доверительно посмотрел в лицо. – О чем просила вас леди Елизавета? Она замышляет переворот?
Теперь стало ясно, зачем меня привезли сюда. Епископу была нужна ни я, ни Ричард и даже не протестанты, которых мы укрывали. Поул хотел выловить рыбку покрупнее.
– Это не так. Во всяком случае, я такими сведениями не располагаю.
– Тогда какими сведениями вы располагаете, леди Стенсбери?
Епископ выглядел больным и уставшим, периодически кашлял и тяжело дышал, но я не чувствовала к нему сострадания.
– Лишь теми, что вы прочли в украденных письмах, – я специально сделала упор на этом слове. – Это была личная переписка, в ней вся правда. Или вы хотите, чтобы я солгала?
– Вы лжете сейчас!
Второй инквизитор подскочил ко мне и больно схватил за плечо. Я вскрикнула.
– Держите себя в руках, Грин, – предостерег Джон Бриджесс. – Перед вами леди.
– Она еретичка, – не унимался церковник.
– Довольно! – пресек Поул.
Он обратился к гвардейцам.
– Отведите леди Стенсбери в камеру.
Место заключения оказалось лучше, чем я думала, хотя слово «лучше» вряд ли подходило к ситуации. В камере была грубо сколоченная кровать с сенным матрасом и старым постельным бельем, колченогий стол, керосиновая лампа и… о, чудо! Камин. Забавно, но даже в стенах Тауэра социальное положение играло роль.
– Вечером вам доставят кадушку с горячей водой, – шепотом пообещал Бриджесс. – Только между нами, – он приложил палец к губам, – это запрещено.
– Спасибо, – я слабо улыбнулась ему. – Я не забуду вашу доброту, сэр.
Комендант воровато огляделся и, убедившись, что нас не подслушивают, продолжил.
– Они не казнят вас, леди Стенсбери. Ничего не бойтесь.
– Но мой муж…
Я знала, что беременных не отправляют на эшафот, во всяком случае, до родов. Здоровье королевы стремительно ухудшалось и есть надежда… Господи, прости мне эти мысли.
– Прошу, позвольте мне увидеть его.
– Не сейчас. Возможно, завтра. А теперь, извините, я должен идти. – С этими словами он вышел и запер дверь.
Оставшись одна, я, наконец, дала волю чувствам и, осев на холодный пол, разрыдалась.
***
Комендант сдержал слово, и на следующий день привел меня в камеру к Ричарду. Его клетушка была раза в три меньше моей, а вместо кровати в углу лежал мокрый сенник и дырявое одеяло. Но не это привело меня в ужас: Ричард выглядел ужасно. Нос разбит, под глазом чернел огромный синяк и вдобавок его колотило в лихорадке. В камере дуло из всех щелей, а с потолка капала пахнущая тиной вода.
– Иди ко мне.
Я обняла его и закутала в накидку, что вечером принес мне комендант. Она была достаточно теплой и подбитой мехом.
– Все хорошо, – стуча зубами, ответил он. – Оставь себе, тебе нужнее.
До чего же невообразимый упрямец!
– В моей камере есть камин, не замерзну.
Я уложила его на сенник и устроилась рядом, пытаясь согреть своим телом. Надо бы попросить Бриджесса раздобыть еще одеял и лекарств.
– Ничего не бойся, Лиз, – прошептал он, обнимая меня. – Скоро ты выйдешь отсюда.
Его трясло, а на лбу выступили капли пота. Я знала, какой коварной может быть лихорадка. В десять лет от нее умерла моя кузина, дочка Эбигейл.
– Мы оба выйдем отсюда. – Я нежно коснулась губами его губ. – У них нет прямых доказательств, а королева…
– Я сказал, что это моя идея, – Ричард отвел взгляд.
– Ты… что?
Я не поверила своим ушам. Какого дьявола? Зачем, зачем он так поступил?!
– Я сказал, что хитростью вынудил тебя помогать мне. Заставлял укрывать протестантов, угрожая побоями и расправой. Все это есть в протоколе под подписью епископа.
Не считая синяков, на его теле не было следов пыток, значит… Он пошел на это, желая оградить меня и Маргарет с Анной.
– Ты хоть понимаешь, что теперь будет? – мой голос задрожал.
– Это было мое решение. Я твой муж, а ты моя жена и обязана подчиняться. Теперь Анна и Маргарет на твоем попечении. Королева не станет отбирать у нас дом и имущество, ты вернешься в Нортумберленд и…
Мне захотелось ударить его.
– Вот, значит, как, да? Ты бросаешь нас?
– Замолчи, Лиз, – резко ответил он.
Ричард сбросил накидку, выпутался из моих рук и сел. Передо мной снова был тот угрюмый и непримиримый северянин, которого я встретила в Фитфилд-Холле. Жесткий, властный.
– Нет. – Я вцепилась ему в плечо. – Не замолчу. Ты не имел права так поступать. Говорил, что любишь меня, а теперь сам все разрушил. Я выкручивалась, как могла, я солгала, глядя в глаза епископу, взяла грех на душу, и знаешь, зачем? Ради нас. Тебя, меня. И нашего ребенка. Ребенка, у которого должен быть отец. Я спасала нас, Ричард и у меня бы все получилось.
Он молчал, пораженно глядя на меня. Честно говоря, я сама от себя этого не ожидала, но злость и отчаяние хлестали через край.
– И ты спасла, – Ричард коснулся моего лица. – Мне жаль, что все так вышло. Я хотел бы прожить с тобой всю жизнь.
Я понимала, почему он так поступил, но не могла и не хотела смириться. Выходя замуж в первый раз, я знала, что в моей жизни не будет любви и приняла это. С такими же мыслями я шла под венец и с Ричардом, но он открыл мне иную сторону жизни. Я узнала, что такое любить мужчину, я была счастлива. А теперь все это просто вырывали из моих рук.
– Они сказали, когда будет суд?
– Через два дня.
Вот так. Вот и все. Два дня. Совсем недавно впереди была целая жизнь, а теперь, все, что у нас осталось – сорок восемь часов. Глупо надеяться, что судьи будут к нему благосклонны, своими показаниями Ричард подписал смертный приговор.
В тот миг я одинаково ненавидела и Марию и Елизавету, но был ли смысл швыряться проклятиями? Мы сами ступили на этот путь и сами сделали выбор.
Комментарий к Глава 21. Жертва
группа в контакте – https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 22. Пьеса сыграна ==========
На суд меня, конечно, не пустили. Я все еще была заключенной, хотя Бриджесс и намекнул, что епископ составил указ о моем освобождении.
– Очень скоро вы покинете эти стены, леди Стенсбери, – улыбнулся комендант.
Его слова принесли облегчение, но лишь отчасти. Я мерила шагами камеру и пыталась успокоиться, но тщетно. Да и как, если в ту самую минуту Ричард стоял перед лицом беспощадного правосудия, готового обрушиться на него со всей мощью? Ну, зачем, зачем он оговорил себя?
Бриджесс разрешил нам только одно свидание – больше нельзя. И я не смела сердиться на него, ибо комендант и так рисковал, согласившись пустить меня к Ричарду. Я смогла лишь передать ему записку, в которой еще раз умоляла не губить себя, но знала, что Ричард все равно сделает по-своему. Он был уверен, что поступает правильно – спасает меня и Анну, и отчасти я понимала его, но не могла и не хотела смириться. Только глупец мог поверить в то, что судьи будут к нему милосердны. Королева не щадила предателей.
Время в день слушания тянулось бесконечно. Ночь я провела без сна, хотя честно пыталась, не ради себя, но ради ребенка, которого носила под сердцем. Если Ричарда казнят, мне придется любить его за двоих. Да, я готовила себя к самому страшному. Знала, что справлюсь, переживу, но от отчаяния и бессилия хотелось лезть на стену. Я сидела на узкой постели, поджав ноги, и занималась самым неблагодарным и болезненным делом – рассуждала на тему «а что если бы?» Если бы Ричард не связался с протестантами, если бы не покидали Фитфилд-Холл и не согласились шпионить для Елизаветы. Если бы… Самые жестокие и бесполезные мысли.
