Текст книги "Избранницы короля"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
В дверь постучали, и донна Эльвира пошла открывать. В дверях стоял граф Сандвич. Отступив в сторону, Эльвира молча пропустила гостя.
– Король приехал из Лондона, чтобы увидеться с королевой, – кланяясь Екатерине, сказал он. – Ваше величество, он желал бы предстать пред вами немедленно...
– Королева нездорова, – прервала его Эльвира. – Она уже несколько дней чувствует недомогание. Возможно, завтра ей будет лучше и она сможет принять Его величество.
Но в этот момент за дверью послышались шаги, и низкий мелодичный голос воскликнул:
– Ждать до завтра? Ну уж нет! Я спешил из самого Лондона, чтобы увидеть свою королеву, и я увижу ее сегодня!
С этими словами король стремительно вошел в комнату – именно такой, каким она его себе представляла: высокий, темноволосый, с чарующей улыбкой на лице. То был мужчина ее грез, но гораздо более царственный – как, припоминая потом их первую встречу, решила она – и гораздо более неотразимый.
Первая ее мысль, когда он приблизился к ее кровати, была: «Чего я боялась? Я буду счастлива. Я знаю, что буду счастлива, потому что в нем есть все, чего я ждала, и даже больше».
Взмахнув широкополой шляпой, король с улыбкой шагнул к Екатерине и взял ее за руку.
Между тем комната уже наполнялась королевской свитой. Тут был и посол маркиз де Санд вместе с сопровождающими его соотечественниками, и принц Руперт – двоюродный брат короля, и лорд Сандвич, и лорд Честерфилд, и многие другие. Эльвира побелела от ужаса при виде стольких мужчин в опочивальне инфанты.
– Я счастлив наконец-то приветствовать вас, – сказал король. – Увы, я не говорю на вашем языке, а вы, как я понимаю, на моем. Приходится беседовать по-испански, надолго задумываясь перед каждым словом... что, может быть, не так уж плохо. – Он крепко сжимал ее руку, глаза же его, казалось, говорили: «Ты боишься!.. Чего? Неужели меня? Присмотрись ко мне. Тебе ли бояться меня? Или этих людей? Полно, кто они против тебя? Ведь мы с тобою – их король и королева и должны повелевать ими!..»
Она робко улыбнулась, не отводя черных блестящих глаз от его лица.
– Известие о вашем недомогании премного огорчило меня, – заметил король, после чего произвел действие, о каком ни один португальский дворянин на его месте и помыслить бы не посмел. Все еще не выпуская ее руки, он невозмутимо уселся на край кровати, как на кушетку для сидения. При этом он отбросил в сторону свою шляпу, и кто-то из приближенных подхватил ее на лету.
– Екатерина! – продолжал он. – Радость от встречи с вами была бы неполной, когда бы врачи не уверили меня, что причин для беспокойства нет.
– Я тронута вашей заботой о моем здоровье, – сказала Екатерина.
Король улыбнулся и жестом приказал столпившейся вокруг них свите немного отодвинуться, чтобы они с королевой могли беседовать свободнее. Когда все отошли к двери, король опять обернулся к Екатерине.
– У нас с вами еще будет время поговорить наедине, – сказал он. – Но пока что ваши дуэньи, кажется, вознамерились не спускать с меня глаз.
– Да, это так, – кивнула она.
– Вам по нраву их серьезность?
– Не знаю. Ведь мне и самой приходилось всегда быть серьезной.
– Бедненькая моя королева! Придется предоставить вам побольше возможностей быть несерьезной. Вот увидите, какую я вам подготовил встречу! Слава Богу, что вы прибыли летом: наша зима наверняка показалась бы вам холодной и длинной. Зато сейчас мы можем устроить большой праздник на реке и загородные гулянья. Я намерен показать вам, что хотя бы в теплое время года ваша новая страна выглядит вполне сносно. Надеюсь, вам понравится.
– Уверена, что мне понравится здесь все.
– Я, со своей стороны, намерен всячески этому способствовать. О!.. Вы улыбаетесь. Отрадно, что вашу улыбку так легко вызвать. Я, как и все, кто страдает от собственного уродства, люблю окружать себя приятными лицами – а что может быть приятнее лица улыбающегося?
– Но я не вижу в вас никакого уродства, – возразила Екатерина.
– Вот как? Возможно, мои черты выигрывают от освещения вашей комнаты.
– Нет-нет, вы совсем не урод!..
– Стало быть, я все же произвел на вас не самое неблагоприятное впечатление... Вот и прекрасно! А теперь вам нужно поправляться, ведь ваша матушка наверняка желала бы, чтобы наше бракосочетание состоялось как можно скорее. Обряд будет совершен, как только врачи позволят вам встать с постели.
– Этого не придется долго ждать, – пообещала она.
Он поднялся.
– Что ж, пора! Я и так явился к вам чересчур бесцеремонно. Впрочем, очень скоро вы убедитесь, что я вообще не охотник до церемоний. Сегодня я горел желанием увидеть свою суженую и вот, не удержавшись, ворвался прямо в ее спальню. Но – теперь я увидел ее, и я доволен. Надеюсь, вы тоже не слишком разочарованы?
– Я довольна, – сказала она, нимало не лукавя. Король еще раз поцеловал ее руку и удалился. После ухода гостей Екатерина слышала, как дамы шептались между собою, снова и снова поражаясь неслыханной бесцеремонности королевского визита, но ей было все равно. Она знала, что отныне их мнение уже не будет ее заботить: только он, только его чувства к ней.
«Я доволен», – до сих пор звучал в памяти Екатерины его голос.
И, как эхо, ее собственный ответ: «Я довольна».
Покидая апартаменты своей супруги, Карл пребывал в задумчивости. По правде сказать, он был приятно удивлен. Сообразуясь с некоторыми доходившими до него слухами и принимая во внимание обман с приданым, он уже внутренне приготовился ко встрече с настоящей каракатицей. Конечно, красотою его королева не блистала – а ведь Карл, как никто другой, умел ценить красоту; но, с другой стороны, он понимал, что от женщины, годящейся ему в жены, вряд ли можно ожидать, чтобы она годилась также и в любовницы.
Манеры же Екатерины – ее спокойствие, наивность и явное желание угодить – очень понравились королю, особенно в сравнении с деспотичной требовательностью Барбары. Будь у его королевы нрав столь же бурный, как у любовницы, – пожалуй, его ждало бы весьма незавидное будущее.
Теперь же король считал, что может поздравить себя с большой удачей.
Он уже предвидел, как постепенно привяжется душою к своей милой наивной Екатерине, как без труда простит ей несостоявшееся приданое – да и может ли человек его великодушия поступить иначе? Ведь бедная девушка и впрямь ни в чем не виновата. Он будет с нею очень добр и поможет ей преодолеть все страхи; он будет нежным любовником и заботливым мужем – потому что именно этого она от него ждет. Он сделает ее счастливой; у них будет прекрасная семья – несколько сыновей, таких же красивых, как Джеймс Крофтс, сын Люси Уотер, и ему не придется всякий раз вздыхать с сожалением, глядя на этого юношу.
Карл улыбнулся, вспомнив полудетскую застенчивость Екатерины. Да, как видно, ее жизнь при португальском дворе была не очень-то сладкой; а если ее мать хоть отдаленно напоминает этих угрюмых церберш, ревниво оберегающих свою инфанту от всего на свете, – нечего и удивляться, что бедная девочка стосковалась по любви и теплу. «Не бойся, моя маленькая, – думал он. – Мы с тобою можем многое друг другу дать».
Он уже желал венчаться как можно скорее, ибо совершение обряда в данном случае открывало для него возможность познать новую женщину. «А что, – с бесстрастностью знатока размышлял он, – глаза ее необыкновенно хороши, а в лице нет решительно ничего отталкивающего или внушающего неприязнь. Губы так милы, что, право, милее трудно даже представить; и если только я не полный профан в физиогномике – а я искренне надеюсь, что это не так, – она должна быть весьма недурна... как женщина. Ее голос мне нравится, и по природному складу мы как будто подходим друг другу... Словом, если я, несмотря на все эти козни с сахаром и пряностями, не сделаю все возможное для ее счастья – то буду последний подлец! А, ей-богу, не хотелось бы считать себя таковым, хоть в праведники я и не гожусь».
Тужить и горевать без толку было не в его природе, поэтому он предпочитал верить, что еврей, присланный королевой Луизой, поможет как-нибудь обратить груз в деньги, и продолжал мечтать о радостях семейной жизни. Он уже представлял, как молодая королева, с его помощью, скоро освоится в новой стране и, возможно даже, оттает и повеселеет после своего безрадостного девичества.
Свидание с королем оказало на Екатерину самое благотворное воздействие. Она лучилась счастьем, и к утру последние признаки ее болезни исчезли без следа.
Весь этот день и всю ночь она думала только о нем. Да, он был искренен, говоря, что рад встрече с нею и что они будут счастливы вместе! Она не могла ошибиться: его глаза светились искренним чувством. А как он улыбался! А с какой восхитительной непосредственностью уселся вдруг на ее кровать и, не глядя, швырнул шляпу придворным!.. «Будто вовсе и не король, а мальчишка, – с нежностью думала она. – Да, но как по-королевски у него это получилось...» Он казался ей существом столь совершенным, что все его слова и жесты несли на себе печать благородства и были прекрасны уже по одному тому, что это были его слова и его жесты.
На другой день с раннего утра он уже был у нее. Они беседовали в комнате, которую Карл окрестил ее «приемной залой». Он держался легко и свободно, но, развлекая ее светской беседой, в то же время не сводил с нее глаз. Екатерина, которая, с одной стороны, не совсем понимала значение его взгляда, а с другой – очень хотела ему понравиться, терялась и краснела.
«Лучше умереть, чем не понравиться», – думала она, и с каждой минутой желание найти путь к сердцу короля разгоралось в ней все сильнее.
Между тем Карл сообщил ей, что обряд бракосочетания назначен на сегодня.
– Ведь отправляя вас в Англию, ваша матушка оказала мне высочайшее доверие, заметил он, едва не добавив при этом: «В особенности если учесть, что вместо обещанных денег она решила прислать мне сахар с пряностями».
Однако он сдержался, так как подобное замечание, несомненно, обидело бы ее, – а обидеть беззащитную девушку он не мог. Он твердо решил сделать ее счастливой и оградить от всего, что могло бы причинить боль. Ведь он угадывал в ней натуру нежную и легко ранимую – а всякий деликатный предмет, по его глубочайшему убеждению, требовал к себе деликатного отношения.
– Мы обвенчаемся здесь, – сказал он, – в этом самом доме, и запись о нашем бракосочетании будет внесена в книги портсмутской церкви Преподобного Томаса Бекета. К несчастью, мы с вами расходимся в вопросах веры. Думаю, нет необходимости лишний раз напоминать моему народу, что королева исповедует католицизм; да и вам вряд ли стоит начинать свою жизнь в этой стране с католического обряда. Поэтому я предложил бы нам с вами обойтись без него и ограничиться венчанием в англиканской церкви.
При этих словах лицо Екатерины выразило такой неприкрытый ужас, что королю сделалось не по себе.
– Но... – сбиваясь, заговорила она, – ведь... Без католического венчания – это все равно как если бы мы вовсе не были женаты...
– Ну что вы, Екатерина! Никто не посмеет нас в этом упрекнуть. Просто в Англии обряда англиканской церкви вполне достаточно для бракосочетания.
Екатерина в смятении озиралась. Сердце ее рвалось за море, к матушке, ибо только она могла бы подсказать ей сейчас, как поступить. Как ни боялась Екатерина вызвать неудовольствие Карла, все же она догадывалась, что Луиза ни за что не позволила бы ей пренебречь католическим обрядом.
Карл еще какое-то время смотрел на нее с видимым удивлением, потом сказал:
– Кажется, такое решение слишком удручает вас. Что ж, придется найти способ вас утешить. Право, не могу же я с самого начала так горько разочаровывать мою королеву.
Она тут же просияла, и Карл с удовольствием проследил, как выражение страха на ее лице сменилось радостью.
Он поцеловал ее руку; затем, чуть помедлив, уверенно притянул ее к себе и поцеловал в губы. От счастья у Екатерины захватило дух.
– Стало быть, решено, – заключил он. – Но не говорите потом, что я не делал все, чтобы заслужить вашу любовь. Видите, я даже смирился с лишним обрядом – хотя, как вы сами скоро убедитесь, по природе я закоренелый грешник и питаю глубочайшее равнодушие к любым церковным церемониям... И все ради того только, чтобы угодить вам!
– О Карл!.. – воскликнула она, чувствуя, что вот-вот разрыдается или упадет в обморок от охватившего ее восторга; однако вместо этого она рассмеялась, ибо чутьем понимала, что именно такое выражение радости более всего придется ему по душе. – Я начинаю чувствовать себя счастливейшей женщиной на свете!..
Карл тоже рассмеялся.
– Погодите радоваться! – с деланной серьезностью предостерег он. – Вы меня еще плохо знаете. – И обнял ее, отчего она затрепетала испуганно и радостно.
Король был весел и беспечен; ее же сердце так переполнилось, что она говорила себе: «Умри я хоть сию минуту – и то не беда: мне уже выпало больше счастья, чем я надеялась иметь во всю свою жизнь!..»
Католический обряд был совершен тайно в опочивальне Екатерины. «Господи, как он меня любит! – думала она. – Я знаю, ему нелегко было на это решиться!.. Приходится соблюдать глубочайшую тайну, потому что англичане настроены против католиков. Он же, не будучи католиком, согласился на обряд только ради меня!.. На свете нет мужчины не только обворожительнее, но и великодушнее его!..»
– Полюбуйтесь теперь, чего вы добились, – шепнул он ей, когда обряд был завершен. – Вместо одного раза вам придется выходить за меня дважды! Вы уверены, что готовы к такому испытанию?
Екатерина лишь молча кивнула в ответ. Она боялась говорить, потому что с уст ее, помимо воли, могли сорваться слова, коих не следовало произносить при посторонних. «Я люблю вас, Карл! – хотелось кричать ей. – Даже прекрасный принц из моих грез бледнеет рядом с вами – живым. Как вы добры и великодушны и как умеете умалять свои совершенства, подтрунивая и насмехаясь над самим собою!.. О Карл! Я люблю вас. И я счастлива... много счастливее, чем могла мечтать».
А под вечер того же дня состоялось венчание по англиканскому обряду.
Все шесть фрейлин помогали Екатерине облачаться в бледно-розовое платье, сшитое на английский манер. Платье было украшено кокетливыми бантами из голубого атласа, которыми Екатерина была втайне очарована, а дамы шокированы. Они заявили, что в таком наряде она похожа на особу, о поведении которой скромность не позволяет им говорить. Впрочем, сама она объясняла производимое ею впечатление не столько нарядом, сколько тем, что она выходит замуж за лучшего из мужчин.
Как только ее одели, пришел король и, взяв ее за руку, отвел в большую залу. Здесь уже стоял двойной трон под богато расшитым балдахином; напротив столпились министры и придворные, приехавшие в Портсмут вместе с королем.
Карл усадил трепещущую Екатерину на трон подле себя. Она не разобрала ни слова из брачного контракта, зачитанного сэром Джоном Николасом, и видела лишь Карла, лишь его смеющиеся глаза, до странности противоречившие серьезности тона, когда он давал клятву супружеской верности. Подали знак, что ей тоже нужно отвечать на вопросы священника; она хотела говорить, однако старательно заученные слова вдруг выскочили из памяти.
Екатерине сделалось страшно, но улыбка Карла тут же сказала ей, что бояться нечего, она все делает правильно и ведет себя так, как и должно вести себя молодой супруге.
«Вот так он всю жизнь будет поддерживать меня, – думала она, – и мне уже не придется ничего бояться... Он самый добрый, самый заботливый из всех мужей на свете!..»
По завершении церемонии все кругом закричали: «Счастья и долголетия молодым!» Король же снова взял ее за руку и шепнул по-испански, что все кончилось, они законные супруги, и теперь, как бы ей этого ни хотелось, она уже не сможет сбежать от него обратно в Португалию.
«Обратно в Португалию?.. Видно, взгляд мой все-таки не выдает истинной глубины моего чувства, – думала она. – Да я скорее умру, чем расстанусь с ним!» И она, в который уже раз, поражалась тому, как это она, инфанта королевского дома Португалии, так глубоко и сильно полюбила человека, которого знает всего несколько часов. «Хотя нет, – напомнила она себе. – Я знаю его давно. Мне ведь давно уже было известно, что он предлагал свою жизнь за жизнь отца, и я тогда уже поняла, что он единственный мужчина на свете, которого я смогу полюбить».
– Теперь мы с вами отправимся в мои апартаменты, – сказал он ей. – Там к вам станут подходить придворные, чтобы приложиться к вашей ручке. Однако прошу вас не увлекаться лобзаниями подданных, ибо я рассчитываю, что вы одарите поцелуем и меня... сегодня ночью.
От этих слов сердце в груди Екатерины бешено заколотилось, и она едва не лишилась чувств. Сегодня ночью они по-настоящему станут мужем и женой!.. Правда, она уже не так боялась короля, но все же обмирала при мысли о том, что будет, если она не понравится ему, или покажется чересчур неопытной, или неумной, или недостаточно красивой.
В королевских апартаментах Карл и Екатерина стали рядом, и все время, пока придворные шли друг за другом, чтобы коленопреклоненно приложиться к ручке молодой королевы, она чувствовала его близость.
Несмотря на торжественность момента, Карл не переставая шутил. «Ах, почему мне вовремя не приходят на ум подходящие слова? – думала Екатерина. – Я должна научиться смеяться и шутить, я должна стать красавицей, иначе он разочаруется во мне, и тогда я умру!»
Графиня Суффолк оторвала один из бантов от платья Екатерины, сказав, что сохранит его как сувенир; остальные тоже стали требовать себе что-нибудь в память о бракосочетании короля и королевы, и леди Суффолк, отрывая бант за бантом, принялась бросать их в толпу.
Под дружный смех гостей, проворно ловивших голубые ленточки, платье Екатерины едва не разорвали в клочья, отчего присутствующие англичане – и в особенности король – пришли в полный восторг, а португальские фрейлины молча поджали губы, всем своим видом показывая, что терпят весь этот срам только ради блага своей инфанты.
Веселье стало понемногу утихать, и только тут король заметил, что Екатерина сделалась что-то уж очень бледна. Обняв ее рукою за талию, он заботливо спросил, как она себя чувствует, – и очень вовремя, поскольку королева, измученная торжественностью непонятного обряда и живостью собственных переживаний, была уже в полуобмороке, и только рука Карла удерживала ее от падения.
– Довольно, – сказал он. – Мы забыли, что королева только что встала на ноги после болезни. Думаю, теперь ей самое время лечь обратно в постель и оставаться в ней до полного выздоровления. Когда наконец королеву отвели в опочивальню, и сняли с нее платье, и она смогла откинуться на подушки – ее охватило отчаяние.
Она не сумела держаться с достоинством даже в день собственной свадьбы!.. Конечно, он рассердится. А как же банкет в ее честь? Выходит, ее там не будет?.. Свадебный банкет без невесты!.. Господи, как же это? Надо было сказать, что она здорова, просто все оказалось так неожиданно... Эта огромная любовь, из-за которой хочется плакать и смеяться, предаваясь то восторгу, то отчаянию...
Боязнь разочаровать его была слишком велика, и она уже собралась звать фрейлин, чтобы те одели ее и отвели в банкетную залу, когда двери распахнулись и слуги внесли в опочивальню подносы с кушаньями.
– Ужин для Ее величества!..
– Но я не хочу есть, – возразила она.
– Придется захотеть, – произнес голос, от которого кровь прилила к щекам Екатерины и потухший взгляд снова вспыхнул. – Право, не могу же я есть пред вами один.
Неужели король мог бросить гостей в банкетной зале, чтобы ужинать с нею в ее опочивальне?
– Нет-нет, вы не должны этого делать! – воскликнула она.
– Я король и могу делать все, что пожелаю. Итак, он снова сидел у нее на кровати, и целовал ей руки, и его темные смеющиеся глаза снова с непонятным значением глядели на нее.
За ужином король перешучивался со слугами, как с лучшими друзьями. Впрочем, он всегда был любезен со всеми, даже с людьми самого низкого звания, так что, глядя на него, никто бы не мог сказать, что эта сам великий король. Мало-помалу все гости из большой залы перебрались в комнату королевы, чтобы ужинать вместе с молодыми.
Король беспрестанно шутил, развлекая гостей, но всякий раз, когда он оборачивался к Екатерине, голос его теплел; казалось, он прекрасно понимал ее страхи и велел ей забыть о них.– Зачем вам меня бояться? – шептал он. – Это же глупо! Взгляните: даже челядь не робеет предо мною. Так стоит ли робеть вам, моей королеве, которую я поклялся любить преданно и нежно?
«Любить преданно и нежно...» – повторила она про себя. Неужто так будет теперь до скончания дней?
Она даже не подозревала, что такое блаженство возможно на земле! Теперь оно заполнило всю ее жизнь, так что не осталось ни страха, ни робости – лишь сладостное счастье любить и быть любимой.
Начался медовый месяц – счастливейший в жизни Екатерины.
Карл легко нашел верный тон в общении с королевой, ибо хорошо понимал, чего она от него ждет. С нею он был идеальным супругом – нежным, мягким, заботливым; для нее в эти первые светлые дни их брака устраивал нескончаемые увеселения. Они вместе наслаждались речными прогулками, а в погожие дни вместе бродили по лугам и паркам Хэмптон-Корта, куда после венчания переехали из Портсмута; каждый вечер их ждало веселое представление, а после него – бал, на котором король и королева были первой парой. Никто не умел танцевать лучше Карла и никто не предавался веселью так же самозабвенно, как он.
Екатерина искренне верила, что все эти увеселения устраиваются единственно ради нее, и ей очень хотелось ему объяснить, что ее сердцу дороже всего те блаженные минуты, когда они оставались вдвоем, и она учила его португальским словам, он ее английским, и оба забавно коверкали слова и заливались веселым смехом; или когда она лежала в постели, а он вместе с двумя-тремя приближенными – чаще всего со своим братом и невесткой, герцогом и герцогиней Йорк, – приходил к ней на чашку чаю. Со времени приезда Екатерины они, кажется, успели пристраститься к ароматному напитку не меньше ее самой.
Однако вдвоем они оставались крайне редко. Как-то, желая выразить переполняющую ее нежность, она застенчиво призналась Карлу, что чувствует себя всего счастливее, когда рядом с ними нет посторонних.
– Увы,– вздохнул он. – Нам с вами придется влачить это бремя до конца жизни. На людях мы родились и на людях же умрем. Мы обедаем, танцуем, даже одеваемся и раздеваемся у всех на виду. – Он весело улыбнулся. – Что делать! За преданность своих подданных надо платить!
– Счастье мое так велико, что грешно было бы жаловаться, – тихо сказала она.
Глядя на нее с улыбкой, Карл думал, забеременела она уже или нет. Впрочем, пожалуй, еще рановато. Не все же так плодовиты, как Барбара. Ему уже сообщили, что Барбара произвела свет здорового малыша, мальчика... Лучше бы его матерью была Екатерина. Впрочем, Екатерина еще успеет нарожать ему наследников. Почему нет? Ведь у него уже немало отпрысков – и от Люси Уотер, и от других женщин. Разве жена не может подарить ему таких же крепких и здоровых сыновей?..
Карл вдруг отчаянно затосковал по Барбаре. Она скорее всего уже наслышана о супружеской идиллии в Хэмптон-Кортском дворце и наверняка лопается от злости. Карл надеялся, что она не посмеет обратить свою злость против королевы. А если посмеет – что ж, придется изгнать ее со двора. Изгнать Барбару? Карл недоверчиво улыбнулся. Как ни странно, ему все больше и больше хотелось ее видеть. Вероятно, беззаветное обожание Екатерины все же начало его утомлять.
Он сам понимал, как это глупо: достаточно было вспомнить нескончаемые сцены, устраиваемые Барбарой по всякому поводу и без повода. В сравнении с ними его медовый месяц казался восхитительным отдохновением.
И Карл мысленно пообещал себе устроить новые пикники и новые речные гулянья в честь молодой королевы, потому что не было никаких причин заканчивать медовый месяц раньше времени.
При выходе из апартаментов Екатерины его ждал посыльный с запиской от Барбары. Она находилась в Ричмонде, а это, писала она, уже не настолько далеко от Хэмптона, чтобы он не мог ее проведать. Или лучше ей самой навестить его в Хэмптоне? Его сын – на которого король, конечно же, захочет взглянуть – находится сейчас при ней. Он самый славный крепыш в Англии, притом вылитый Стюарт. Кстати, и ей самой есть что сказать ему после долгой разлуки.
Король поднял глаза на посыльного.
– Ответа не будет.
– Но, сир... – с нескрываемым ужасом пробормотал юноша. – Госпожа велела...
«Как это ей удается наводить такой страх на всю свою челядь? – думал Карл. – Однако пусть не рассчитывает запугать так же и короля».
– Поезжайте назад и передайте ей, что ответа не будет, – повторил он и вернулся в комнату королевы.
У Екатерины сидела герцогиня Йоркская. Анна Гайд и прежде была не красавица, в замужестве же она располнела сверх меры – но король любил свою невестку за умение тонко и умно вести разговор.
– Вы как раз к чаю! – сказала королева.
Карл улыбнулся ей в ответ, но, глядя на нее нежно и задумчиво, видел перед собою уже не ее, а другую женщину, строптивую и взбалмошную, с роскошными каштановыми волосами, разметавшимися по обнаженным плечам.
Наконец он сказал:
– Жаль, что я не могу насладиться чаепитием вместе с вами. Неотложное дело заставляет меня немедленно отправляться в путь.
Лицо Екатерины выразило крайнее огорчение, но это не поколебало решимости Карла, и, нежно поцеловав ее руку и простившись с невесткой, он ушел.
Вскоре он уже скакал во весь опор по дороге в Ричмонд.
Барбара, принужденная после родов оставаться в постели, кипела от гнева, слушая рассказы о медовом месяце короля. Надо сказать, что нашлось немало доброхотов, желавших поведать ей о его счастливой женитьбе. Все они вспоминали обиды И унижения, понесенные когда-то по вине Барбары, и теперь, в отместку ей, спешили пересказать каждый дошедший до них обрывок сплетни.
– Ну не славно ли все обернулось? – ворковала перед нею герцогиня Ричмонд. – Король наконец-то остепенился. И как удачно для королевы, для страны и для него самого, что источником его счастья и покоя явилась его собственная супруга!..
– Эта уродина?
– Да нет, если ее прилично одеть, она весьма и весьма недурна... Король уговорил ее не прибегать к услугам ее португальского куафера, и теперь она носит волосы так же, как мы с вами. А замечу, что волосы у нее просто загляденье – черные, блестящие. Когда ее одели в английское платье, выяснилось, что у нее к тому же прелестная фигурка. А какой милый, кроткий нрав!.. Король от нее просто в восторге.
– Это хорошо, что нрав у нее кроткий, – кипела Барбара. – Это ей будет очень кстати, когда король вспомнит о бессовестном обмане с приданым!..– Ах, милая, да ведь вы лучше нас всех знаете, что наш король великодушнейший из монархов.
Глаза Барбары негодующе сверкнули. Если бы она могла сейчас оказаться рядом с ним, если бы не была прикована к этой треклятой постели! Она бы вмиг показала португальской чернавке, у кого больше прав на короля.
– Очень хочется поскорее подняться, – сказала она вслух, – и взглянуть на эту семейную идиллию своими глазами.
– Бедная Барбара, – вздохнула леди Ричмонд. – Я понимаю, вы любили его так долго!.. Но, увы, немало женщин, отдавших королям всю свою любовь, разделили ту же печальную участь. Вспомните хотя бы Джен Шор...
– Не смейте произносить при мне это имя! – вскричала Барбара, не в силах долее сдерживать гнев. – Одно мое слово – и вам не видать больше двора как своих ушей!
Герцогиня торопливо поднялась и покинула комнату, однако по сдержанной презрительности ее улыбки можно было догадаться, что слово леди Кастлмейн звучит для нее уже не так грозно, как прежде.
После ее ухода Барбара погрузилась в печальные размышления.
В колыбели возле ее кровати лежал младенец – крепенький здоровый малыш, каким могла бы гордиться любая мать. Она дала ему имя Карл.
Королю надлежало сейчас быть рядом с нею. Как он мог променять собственного сына на какую-то женщину – пусть даже его законную супругу и пусть даже им обоим угодно было явиться одновременно!..
Барбара в отчаянии стукнула кулаком по подушке. Она догадывалась, что вся ее челядь обмирает сейчас от страха за дверью, боясь показаться ей на глаза. Но что она могла сделать? Только сыпать угрозами да кричать на них до полного изнеможения.
Она закрыла глаза и задремала.
Когда она проснулась, ребенка в колыбели не было; она крикнула слуг, и в дверях показалась тетушка Сара. Тетушка Сара прислуживала Барбаре Вильерс еще со времен ее девичества, а потому дрожала и трепетала перед нею гораздо меньше всех остальных. Теперь она стояла около кровати подбоченясь и глядя на хозяйку сверху вниз.
– Мадам, зря вы так себя изводите, – сказала она.
– Прикуси язык! Где ребенок?
– Его забрал милорд.
– Милорд?! Да как он посмел? Что значит «забрал»? Куда? И какое он имеет право?..
– Он сказал, что имеет. Сказал, что он должен окрестить своего ребенка.
– Что... Окрестить?! Ты хочешь сказать, что он взял ребенка и пошел с ним к священнику? Да я убью его! Он думает, если он сам по своему скудоумию спутался с католиками, так я позволю ему превратить в католика и моего сына? Сына короля?
– Послушайте лучше тетушку Сару, мадам. Тетушка Сара принесет вам сейчас славные успокоительные капельки...
– Пусть только тетушка Сара попробует ко мне приблизиться! Она получит хорошую затрещину, а заодно умоется своими «славными капельками»!..
– Мадам, в вашем состоянии...
– А кто довел меня до такого состояния? Кто, я тебя спрашиваю? Да вы все вместе с этим болваном, за которого меня угораздило пойти замуж!..
– Ах, мадам, мадам... Про вас и так уже Бог весть что болтают. На улицах только и разговоров, что про вашу гневливость...
– Так ты выясни, кто болтает! – взвизгнула Барбара. – А я велю привязать негодяев к позорному столбу. Как только встану на ноги, высеку их собственными руками!.. Когда он унес моего сына?
– Когда вы спали.
– Ясно, когда спала! Разве бы он иначе посмел ко мне подойти?.. Так значит, он прокрался в мою комнату, когда я не могла его остановить... В котором часу это было?
– Часа два тому назад.
– Неужели я так долго спала?
– Шибко сердились, мадам, измучили себя вконец.
– Измучила себя не я, а перенесенные мною страдания!.. А пока я в муках рожала сына короля, сам он развлекался где-то со своей черномазой дикаркой...
– Поостерегитесь, мадам!.. Вы говорите о королеве.
– О, она еще пожалеет, что покинула свою дикую страну!
– Ах, мадам, мадам... Пойду принесу вам чего-нибудь подкрепляющего.
