Текст книги "Избранницы короля"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Гайд, со свойственной ему прямотою, продолжал выказывать леди Кастлмейн открытое пренебрежение и даже запретил своей жене водить с нею знакомство. «Только человек поистине сильный может на такое решиться, – невесело думал Карл, – ибо подобных обид Барбара не прощала». Прослышав о том, что король в честь своей коронации намерен пожаловать канцлеру титул графа Кларендона, Барбара наверняка будет рвать и метать. «Почему я всегда уступаю ей?» – снова и снова спрашивал себя Карл. Почему?.. Да просто потому что она умела ублажить его лучше любой другой женщины; потому, что она давала ему ни с чем не сравнимое плотское наслаждение; потому что она сама умела отдаваться желанию безоглядно. Можно было сколько угодно упрекать Барбару в алчности, бессердечии или же вульгарности – но ее чувственная красота, ее бьющее через край сладострастие накрепко привязывали к ней мужчин; не только Карла: всех, кому довелось познать эту женщину.
Но сейчас ему следовало думать не о Барбаре, а о том, где взять денег.
Во дворце его уже дожидался лорд Винчелси, только что вернувшийся из Португалии. Винчелси желал сообщить королю некие сведения, неизвестные пока никому из соотечественников.
– Приветствую вас, милорд! – сказал король. – Поведайте, чем так прельстила вас Португалия, что глаза ваши до сих пор еще сияют?
– Осмелюсь предположить, – отвечал Винчелси, – что им открылся путь к разрешению денежных трудностей Вашего величества.
– Что, какая-нибудь португальская невеста? – хмурясь, спросил Карл.
– Да, сир. Португальская королева-регентша во время нашей с нею беседы предложила вниманию Вашего величества свою дочь.
– Что она собою представляет?
– О, королева весьма почтенная женщина, Ваше величество!
– На что мне королева, я не собираюсь на ней жениться! Я спрашиваю о дочери.
– Мне не довелось ее видеть.
– Как, они даже не осмелились ее показать? А если у нее заячья губа, или косоглазие, или одна нога короче другой? Нет, Винчелси, я не могу так жениться!
– Ваше величество, хоть я ее и не видел, но слыхал, что принцесса очень хороша собою.
– Все они хороши, пока им ищут мужа. Их хваленые прелести – непременная часть приданого.
– Ах да, сир! По поводу приданого. За этой принцессой – если, конечно, Ваше величество согласится взять ее в жены, – дают просто неслыханное приданое – полмиллиона золотом!
– Полмиллиона золотом?! – воскликнул король словно затем, чтобы ощутить на языке сладость этих слов. – Держу пари, что она косит на оба глаза, раз за нею дают полмиллиона!
– Да нет, с глазами у нее все в порядке. В приданое также входит марокканский порт Танжер и остров Бомбей – и это еще не все. Есть еще одно условие, к которому Ваше величество, я уверен, отнесется с должным вниманием: в случае вашего согласия королева-регентша обещает Англии беспошлинную торговлю с Ост-Индией и Бразилией. Только представьте, сир, что это будет означать для нашего купечества. Нашим мореплавателям откроются все сокровища мира...
Рука короля легла на его плечо.
– Сдается мне, вы хорошо потрудились в Португалии, Винчелси, – сказал король.
– Значит, Ваше величество, вы намерены предложить этот вопрос вниманию министров?
– Еще бы – полмиллиона золотом!.. Да в придачу все сокровища мира беспрепятственно потекут в Англию. Право, Винчелси, потомки еще долго будут благодарить меня за этот шаг. И его стоит сделать, даже если...
– Поверьте, сир, я слыхал о принцессе одно только хорошее. Говорят, что она в равной мере добродетельна и красива.
Король печально улыбнулся.
– Друг мой, в моей жизни уже было два чуда: первое – когда я избежал гибели после Вустера, и второе – когда при моем возвращении на престол не было пролито ни единой капли крови. Смею ли я надеяться на третье? Получить такое приданое, а с ним жену, добродетельную и... красивую!
– Боги благоволят к Вашему величеству. И возможно, в вашей жизни произойдет не три, а великое множество чудес.
– В вас говорит придворный, Винчелси. Впрочем, молитесь за меня! Молитесь, чтобы я обрел жену на благо Англии и на радость себе.
Несколько дней спустя королевские министры горячо обсуждали выгоды, проистекающие из брачного союза с Португалией.
Народ стекался на трибуны, чтобы получше рассмотреть небывалую процессию. Все смеялись, балагурили и радовались тому, что год назад им хватило разумения призвать короля обратно на престол.
Из окон свисали яркие гобелены, празднично переливалась парча с золотой и серебряной нитью. Триумфальные арки золотом горели на солнце; вовсю трезвонили колокола.
Сегодня, в день святого Джорджия, пышно разукрашенный баркас еще на рассвете перевез короля из Уайтхолла в Тауэр.
Торжественное шествие, в котором участвовали вся английская знать и церковные сановники, началось. Посередине кавалькады ехал сам король с непокрытой головой. Смуглый, темноволосый и величественно невозмутимый, он возвышался над всем своим окружением, а его жезл и меч торжественно несли перед ним до самого Вестминстерского аббатства.
То был день всеобщего ликования. Весь город толпился по пути следования процессии. Зрители расположились на речных суденышках и по обоим берегам реки; зрители заполонили весь Чипсайдский рынок и Павлову аллею; зрители ждали у ограды Вестминстер-холла: всем хотелось видеть, как после коронации король въедет в ворота, увенчанные разлагающимися головами убийц Карла Первого.
«Слава королю! Да здравствует король!» – кричали зрители.
Когда Карл уже ступил под своды огромного Банкетного зала, бывшего свидетелем трагедии его отца, и занял свое место во главе стола, в зал въехал конный рыцарь и швырнул на пол перчатку: он вызывал на бой всякого, кто осмелится утверждать, что Карл Стюарт Второй не есть законный король Англии.
Пока король, окруженный фаворитами и фаворитками, ужинал, под дворцовыми сводами звучала веселая музыка. После ужина Карл на своем золоченом баркасе отправился обратно в Уайтхолл.
Веселье на улицах, однако, на этом не кончилось. Фонтаны били вином; горящие по всему городу костры отбрасывали причудливые блики на лица горожан.
Мужчины и женщины, охмелевшие от вина и возбуждения, валились наземь прямо на улицах и, с трудом ворочая непослушными языками, бормотали про золотые дни; те, кто еще был способен передвигаться, наклонялись к живительной струе и пили, пили за здоровье короля Карла.
Сияние тысячи костров вспыхивало над городом, и из тысячи глоток несся к небу ликующий вопль: «За здравие Его величества!..»
Несколько недель спустя после торжественной коронации Карл собрал в палате общин свой новый парламент. Речь, с которой он к нему обратился, произвела благоприятное впечатление даже на тех, кто не относился к ярым сторонникам монархии.
– Почти всех вас я знаю по именам и в лицо, – начал он, – и не желал бы видеть на вашем месте никого другого.
Король уже принял решение. Стране нужны были деньги. Доходов решительно не хватало; чтобы погасить государственные счета, нужно было где-то раздобыть еще как минимум четыреста тысяч фунтов. Особенно удручало, что приходилось задерживать выплату жалованья морякам – а ведь их благополучие Карл считал залогом благополучия и безопасности нации. Для того чтобы хоть как-то вести дела, он вынужден был изворачиваться, занимая деньги у лондонских банкиров; банкиры же нещадно завышали проценты.
Словом, денежные вопросы – когда денег не было, а были одни только вопросы – наводили на короля тоску.
И потому он принял решение.
– Друзья часто напоминают мне о том, что пора связать себя узами брака, – продолжал он свою тронную речь перед парламентом. – Я и сам со времени моего возвращения в Англию думаю о том же. Однако я ни за что не согласился бы на союз, могущий вызвать неудовольствие моих подданных или другие осложнения; скорее бы умер старым холостяком – чего никто из вас, я уверен, мне не желает. Но сегодня я не только могу вам объявить, что женюсь, но и сказать, на ком я женюсь, если будет на то воля Господня... Моя избранница – дочь Португалии.
Министры уже знали о том, какие дары привезет с собою дочь Португалии, посему при этих словах короля весь зал поднялся на ноги и громогласно приветствовал решение монарха.
Новость встревожила Барбару. Король женится! Кто знает, какой женой окажется эта португалка!.. А что, если нравом она будет еще круче Барбары? Если захочет изгнать королевскую любовницу с насиженного места?
Нет, Барбаре решительно не нравился этот брак.
У нее немедленно нашлось немало сочувствующих. Ее влияние на людей было так велико, что стоило ей только намекнуть – тут же находились охотники подхватить любую, даже самую нелепую, сплетню.
– Португалия!.. – повторяли они вслед за Барбарой. – Что такое эта Португалия? Беднейшая страна. Окна у них не застеклены даже во дворцах. Король и тот с придурью, право, смех один, а не король... Мало того: испанцы – извечные враги португальцев! Что ж, и нам теперь из-за этой женитьбы воевать с Испанией?
– Как вы могли не подумать об этом? – донимала короля Барбара, оставшись с ним наедине.
– Я обдумал и взвесил все, что имеет отношение к моей женитьбе.
– Экое приданое! Ее матушка, должно быть, не знает, как сбыть с рук свое чадо. Видно, такую красавицу можно подсунуть только тому, кто ее ни разу не видел!
– Мне говорили, что у принцессы прекрасные черные волосы и что она очень хороша собою.
– Ах, значит, вы уже предвкушаете встречу со своей черноволосой прелестницей?
– Я готовлюсь к этой встрече, – отвечал король.
Барбара негодующе вскинулась. В словах короля ей чудилось что-то неприятно-настораживающее. Из всех ее любовников Карл, в силу занимаемого им положения, был, конечно же, наиглавнейшим. Пусть другие, если угодно, ищут утешения на стороне, считала Барбара; она бы даже не удосужилась выяснять, с кем. Иное дело король. Нельзя было допускать, чтобы соперница, кто бы она ни была, приобрела такое же влияние на короля, как и она сама.
– О, я несчастная! – горестно вздохнула она. – Отдать свою молодость... честь... Вечно с замиранием сердца ждать, когда возлюбленному заблагорассудится бросить меня! Увы, такова участь всех, кто любил слишком сильно!..
– Все зависит от того, кого они любили, – возразил король, – себя или других.
– Вы полагаете, что я любила себя?!
– Дражайшая Барбара, возможно ли не любить вас более всех на свете? Вот вы и сами не могли удержаться.
– Вольно же вам насмехаться надо мною! О Карл, обещайте, что эта португалка не заставит вас меня разлюбить!..
Обняв его за шею, она подняла глаза: в них стояли слезы. И хотя Барбара была великой притворщицей и король это знал, все же слезы ее всегда трогали его сердце. Тихая, нежная Барбара казалась Карлу едва ли не незнакомкой.
– Барбара, – сказал он, – только один человек мог бы заставить меня вас разлюбить.
– Кто же это?
– Вы сами.
– Ах, стало быть, я повинна в том, что даю волю своим чувствам, да? Что ж, возможно, кому-то легко хранить покой и безмятежность! Они не любят!.. Но когда в душе бушуют чувства, подобные моим... – Внезапно она откинула голову и рассмеялась. – Впрочем, какое все это имеет значение! Вы здесь, вы пришли ко мне!.. Нынешней ночью мы с вами будем вместе, и пусть вся моя остальная жизнь катится к черту... Все равно эта ночь останется со мною!
О, как она умела из слезных упреков бросаться в водоворот страстей! Она была непредсказуема; она была Барбара. И Карл уверил ее, что их отношений не изменит никто.
– Никто – пусть хоть сто португалок преподнесут мне десять миллионов фунтов, двадцать городов и все богатства Индии в придачу!..
Год складывался удачно для Карла. У него было много дел – ибо государственные вопросы требовали решения; но были и прогулки по парку, игра в шары и в теннис; были скачки, яхта и все удовольствия, доступные молодому, полному сил и здоровья монарху.
Вопрос с Португалией решился окончательно. Карл слал Екатерине Браганской восхитительные письма, полные подкупающего обаяния: то были любовные письма – словно брак должен был совершиться не по договоренности между двумя странами, а по взаимному влечению двух сердец.
К концу года Барбара снова забеременела.
– Я счастлива! – восклицала она. – Пусть весь мир знает, что я ношу под сердцем королевское дитя! Теперь уже сомнений быть не может! Карл, если вы не верите, что ребенок ваш, – клянусь, я не дам ему родиться! Я найду способ умертвить его в утробе... А не получится – так задушу при рождении!..
Король спешил успокоить ее: ребенок от него, в этом нет ни малейшего сомнения.
– Да, но чем вы докажете, что признаете себя отцом? Долго ли мне еще оставаться обыкновенной Барбарой Палмер?
Намек был более чем прозрачный, и королю пришлось принимать решение. Впрочем, ему казалось даже справедливым, если Роджер Палмер будет вознагражден за свое долготерпение.
Той же осенью Карл передал своему секретарю по государственным делам записку следующего содержания:
«Подготовьте бумаги о присвоении господину Роджеру Палмеру титулов барона Лимерикского и графа Кастлмейна, с передачей означенных титулов по нисходящей линии к наследникам г-на Палмера, рожденным в браке с его супругой Барбарой Палмер».
Узнав о том, что скоро ей предстоит стать графиней Кастлмейн, Барбара ликовала и не могла успокоиться, пока не разыскала Роджера и не швырнула ему это радостное известие, как перчатку.
– Ну, видишь теперь, что принес тебе союз со мною?
– Я-то вижу, что мне принес союз с тобою.
– Ах, Роджер, как ты можешь не радоваться своему везению? Много ли ты знаешь жен, добывших графский титул для своих мужей?
– Я предпочел бы видеть тебя просто Барбарой Палмер, без всяких титулов.
– Да ты в своем уме? Меня – просто Барбарой Палмер?! Глупец!.. Видно, зря я старалась в поте лица, зарабатывала для тебя почести.
– Не почести, а бесчестье!.. Да, бесчестье – вот что ты всегда приносишь своим ближним.
– Ты мне опротивел!
– А мне опротивело твое поведение!
– Я презираю тебя, Роджер Палмер! Прикидываешься святошей... Лицемер! Думаешь, я не вижу, как похотливо блестят твои глазки? Да стоит мне тебя поманить – ты тут же прибежишь ко мне как миленький и не посмотришь ни на какое бесчестье. Глупец! Чем тебе не нравятся богатства и почести, которые я заслужила для нас обоих? Ты думаешь, это все, на что я способна?.. О нет! Это только начало.
– Барбара, – сказал он. – Не будь так самоуверенна. Скоро на трон взойдет новая королева Англии – тогда, возможно, у короля появятся другие дела, и он не сможет, как прежде, ужинать с тобою каждый вечер.
Барбара накинулась на Роджера разъяренной тигрицей, и следы ее ногтей еще долго красовались на его щеке.
– Не смей насмешничать! Думаешь, я позволю этой жалкой португалочке расстраивать мои планы? – Барбара презрительно сплюнула на пол; ей нравилось подражать грубым манерам улицы – это всякий раз напоминало ей самой и окружающим, что она в любую минуту вольна поступить так, как ей вздумается. – Она же горбунья! У нее одна нога короче другой!.. Мать не могла сбыть ее с рук, иначе как пообещав за нее полкоролевства!
– Барбара, ради Бога, остынь!
– Я буду остывать, когда пожелаю, и горячиться, когда пожелаю!.. И запомни, любезнейший Роджер Палмер, – хоть ты и не способен по-людски отблагодарить свою жену за то, что она дарит тебе графский титул, – запомни хорошенько: королеве не удастся ни вот на столечко изменить моих с королем отношений. Здесь, – воскликнула она, прижимая ладони к животу, – да, здесь, под сердцем, я ношу его ребенка! Его... его... его ребенка! И – клянусь всеми святыми! – этот ребенок будет рожден в королевских покоях Уайтхоллского дворца, даже если мои роды придутся на самый медовый месяц глупенькой португалки!..
Круто развернувшись, Барбара с горящими глазами выбежала из комнаты.
Ей не терпелось поскорее сообщить королю о своем решении: когда придет время, ее ребенок должен появиться на свет в Уайтхоллском дворце!
Подошло Рождество. Карл со смехом отклонял все разговоры Барбары о том, где ей рожать. Как-никак до родов было еще шесть месяцев, а он никогда не позволял событиям столь отдаленным омрачать радости сегодняшнего дня.
Подготовка к предстоящей женитьбе шла своим чередом. Судя по всему, к весне португальская невеста должна была прибыть в Англию.
Мысль о ней – как и о всякой новой женщине – волновала короля, но то было волнение, связанное с будущим, а в настоящем надо было все время ублажать и успокаивать Барбару.
Она продолжала настаивать на родах во дворце, и Карл уже спрашивал себя, не зря ли он пожаловал ее мужу столь высокий титул: ведь, как известно, когда даруешь малое, от тебя ждут потом большего.
Иногда, правда, ему все же удавалось напомнить Барбаре, что он король, и он очень надеялся, что с прибытием королевы это будет получаться у него чаще.
Однако и это тоже было делом будущего.
Сейчас же страна отмечала веселое Рождество – самое веселое после возвращения короля в Англию, – ведь в прошлом году праздник для него омрачила смерть любимого брата Генриха и сестры Марии. Теперь Карл с особым удовольствием возрождал искорененные пуританами рождественские и крещенские обычаи и шумные застолья.
Под новый год случилась новая печаль: умерла Елизавета Богемская – родная тетка Карла, жившая при его дворе. Он присутствовал при ее кончине, и ее последние слова были обращены к любимому племяннику.
Это событие безмерно огорчило Карла: он дорожил семейными узами, разорванными так жестоко в годы его юности, и всегда глубоко переживал утрату близких.
Кроме того, он любил свою тетку.
«Как мало нас осталось, – размышлял он. – Джеймс, матушка да Минетта – вот и вся родня...Матушка стала уж слаба, Минетта никогда не отличалась завидным здоровьем... Что ж, останемся только мы с Джеймсом?»
«Милая моя сестричка, – писал он в это время к Генриетте. – Умоляю тебя, ради всего святого, береги себя! Поверь, что твое здоровье заботит меня куда больше, чем мое собственное...»
Карл часто ловил себя на мысли, что одна только Минетта понимает его по-настоящему.
В ответном письме сестра сообщила ему, что собирается послать в Лондон милейшую девушку, свою любимицу. «Она красавица, просто загляденье, – писала Генриетта. – Надеюсь, твоей королеве понравится такая фрейлина; имя ее Фрэнсис Стюарт».
В скором времени граф Сандвич должен был отправиться в Португалию: Уайтхолл готовился к встрече королевской избранницы. Самому Карлу между тем беспрестанно приходилось умиротворять Барбару.
Он ужинал у нее каждый вечер и проводил в ее обществе едва ли не больше времени, чем прежде. Весь Лондон с неослабевающим интересом следил за романом короля, которому не мешали даже переговоры о скорой женитьбе.
– Видно, он хочет натешиться вволю с графиней Кастлмейн до приезда королевы, – говорили друг другу горожане. – А тогда уж наша красавица получит полную отставку!
Этой весной на Карла излилось все многообразие капризов Барбары. То она умоляла его не позволять будущей королеве вторгаться в их отношения, то высмеивала за малодушие, то осыпала ласками, словно желая еще раз напомнить, что ни одна женщина не способна подарить ему такое наслаждение.
Словом, она делала все, чтобы привязать его к себе еще крепче, чем прежде.
Она без конца говорила о ребенке – его ребенке! – которому, увы, не суждено появиться на свет в достойных его апартаментах. Вслед за сетованиями она неожиданно приходила в неописуемую ярость и грозила убить свое дитя в утробе.
Снова и снова она требовала от Карла позволения рожать в покоях дворца.
– Это невозможно, – отвечал король. – Даже Луи, мой кузен, не посмел бы оскорбить так собственную супругу.
– Вот как! Что-то, зачиная ребенка, вы не думали о своей супруге!..
– Король всегда обязан думать о королеве.
– Итак, вы пренебрегаете мною!
– Ради всего святого! Барбара, я устал от ваших фантазий!..
Тогда она начинала выкрикивать со слезами, что лучше бы это дитя вовсе не было зачато и что самой ей лучше бы не родиться, и бедный Карл не знал уже, что придумать, чтобы она ничего с собою не сотворила.
Но в главном он оставался непреклонен: поскольку роды, по всей вероятности, придутся как раз на время прибытия королевы в Англию, то рожать Барбара будет в доме своего законного супруга, и ни о каком дворце не может быть и речи.
– Что же со мною станется? – причитала Барбара. – Я уж вижу, что я ничего для вас не значу!..
– Я обещаю вам хорошее положение при дворе.
– Какое положение? – насторожилась Барбара.
– Достаточно высокое.
– В таком случае, я хочу быть фрейлиной королевы!
– Барбара, это так же неуместно, как роды во дворце.
– Все, чего я у вас ни попрошу, все оказывается неуместно! Ясно, я вам попросту надоела... А раз так – я возвращаюсь к Честерфилду! Он без ума от меня. Достаточно одного моего слова – и он бросит свою глупенькую женушку хоть завтра!..
– Барбара, но вы же знаете, что для вас я готов на многое...
– Тогда, – перебила Барбара, – обещайте исполнить одну мою просьбу. Извольте, я согласна рожать вашего ребенка в доме Палмера; вы тем временем можете спокойно встречать вашу драгоценную супругу – я не буду вам мешать. Но за это вы пообещаете мне место фрейлины в ее покоях!
– Барбара, то, о чем вы просите, очень трудно.
– В конце концов, король вы или нет? Ваше дело приказывать, а не подчиняться.
– Но вы, кажется, желаете, чтобы вам я все-таки подчинялся.
– А вы желаете подчиняться своей хромой горбунье!.. О Карл! Докажите мне, что я не растратила всю свою любовь на человека, который нисколечко ею не дорожит!.. Я ведь прошу вас о такой малости! Назначьте меня фрейлиной вашей жены... И тогда – клянусь! – я стану тише воды ниже травы, и она ни за что не догадается, что между мною и вами что-то было!..
Он уже устал от ее попрошайничанья. Ему хотелось пробудить в ней страсть, чтобы она отдалась этой страсти самозабвенно, как умела она одна, выкинув из памяти свои многочисленные притязания.
Он чувствовал, что это вот-вот должно случиться, что вожделенная минута уже близка.
– Барбара... – тихо позвал он, раскрывая объятья, и она бросилась к нему.
Вся она походила сейчас на грациозную настороженную пантеру; но он не мог долее выносить ее злобного рычания и готов был на все – только бы она замурлыкала.
– Обещайте мне!.. – шепнула она.
В эту минуту настоящее казалось королю безмерно важным, а будущее безмерно далеким. – Обещаю, – пробормотал он в ответ.
