Текст книги "Единственная любовь королевы"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Королева, которая до рождения Леопольда семь раз подвергалась тяжким мукам и всегда испытывала страх за себя, по мере приближения срока все больше примирялась с высказанным предложением.
Эффект превзошел все ее ожидания.
Многие женщины были впоследствии чрезвычайно благодарны ей, ибо вся страна разделилась на сторонников и противников применения хлороформа. Многие люди, особенно мужчины и женщины, которые уже вышли из детородного возраста, осуждали его использование как «противоречащее природе». Если бы Господь не определил женщинам страдать подобным образом, он бы не сделал роды болезненными, следовательно, облегчать боль значило идти против Бога и природы. Однако же те, кому препарат мог помочь, от души радовались, потому что на их стороне была королева, ибо после того, как она им воспользовалась, хлороформ стал не просто, как изволила выразиться королева, «благословенным облегчением» – он вошел в моду.
Королева быстро оправилась после родов, поскольку ей не пришлось, как прежде, подвергаться огромному напряжению, но ребенок оказался меньше и слабее, чем его братья и сестры, а вскоре еще и обнаружилось, что он страдает какой-то непонятной болезнью. Если у него вдруг появлялось кровотечение, остановить его было трудно.
Рождение болезненного ребенка расстроило королеву, и на этой почве у них с Альбертом частенько происходили шумные ссоры. Альберт не терял терпения и спокойно объяснял, в чем она не права; он называл ее своим «дорогим дитятей», подразумевая под этим ее капризность.
Впрочем, не давали ему покоя и выходки Берти, доводившие его порой чуть ли не до бешенства, и болезни Леопольда, и политика: назревал конфликт между Россией и Турцией; мистер Гладстон замучил всех в палате общин своими выступлениями, а лорд Абердин, обнаружив, что не в состоянии выдерживать бушевавших вокруг страстей, собирался подать в отставку.
А королеву больше всего беспокоило здоровье Альберта. У него часто наступали периоды депрессии, он готов был легко поверить в худшее, переживал из-за положения в России и Турции; его постоянно мучили приступы своего рода нервной лихорадки, с которой сэр Джеймс Кларк оказался не в состоянии справиться, к тому же он легко простужался.
Как она скучала по летним дням в Осборне и долгому осеннему отпуску в Балморале! Только в этих дорогих сердцу местах она бывала по-настоящему спокойна, а теперь, когда они купили Балморал, снесли стоявший там небольшой домик и Альберт спроектировал замок, ей еще больше хотелось поехать туда. В Балморале все было по-новому. Альберт его очень любил – в конце концов, замок был его созданием, подтверждавшим, что у него настоящий архитектурный дар. В Осборне она тоже была счастлива, но на севере, в Балморале, их право на уединенность уважали больше: если кто из горцев деревни и встречал их на дороге, то делал вид, что не заметил их. К тому же и в Осборне, и в Балморале у них добрые верные слуги и помощники, незаменимые, когда Альберту приходилось выезжать на охоту вместе со старшими мальчиками, за которыми нужен был глаз да глаз. Что бы мы делали без таких людей, как Джон Грант или Джон Браун, часто говорила она принцу.
Да, ей очень хотелось, чтобы скорей наступило лето.
КРЫМ
Королева была в отчаянии. То, чего она так страшилась, должно было вот-вот произойти. Война! Королева истово верила, что страна ни в коем случае не должна влезать в войну, и единственным человеком, пытавшимся втянуть Англию в это несчастное состояние, казалось ей, был Пальмерстон.
Взоры всех людей в Европе были устремлены на него, человека сильного, не боявшегося ни выразить свои взгляды, ни обидеть королеву и ее мужа, а то и уйти с поста, если возникнет такая необходимость. Многие были убеждены, что именно Пальмерстон – тот человек, которому можно доверить Англию.
Не успел сэр Джон Рассел настоять на его отставке, как возликовали враги Англии, и Николай, российский император, стал грозить аннексией Турции. Лорд Малмсбери, новый министр иностранных дел, почти не имел опыта в международных делах и был настроен почти во всем соглашаться с королевой и Альбертом; Абердин придерживался политики – мир любой ценой. Только Пальмерстон, на стороне которого было общественное мнение, видел, что предотвратить войну можно единственным способом – заняв твердую позицию. Если Англия отступит перед Россией, чего, как страстно уверял Пальмерстон, она не может сделать без громадного ущерба как для собственных престижа и статуса, так и для коммерческих интересов, Россия захватит Турцию и будет господствовать не только на Черном, но и на Средиземном море.
Со времени навязанной Пальмерстону отставки Россия подбиралась к Турции все ближе и ближе и уже изготовилась к прыжку. Британский лев встал на задние лапы, рявкнул и снова улегся.
Кульминация наступила, когда Россия уничтожила турецкий флот. Пальмерстон ушел в отставку, и тут нерешительный Абердин, называвший Пальмерстона «несносным министром», понял наконец, что как раз и следует придерживаться политики, предложенной Пальмерстоном.
Тем временем публика – во главе с прессой – осознала, что правительство у нее слабое, и провозгласила Пальмерстона национальным героем.
«Панч» подвел итог сложившемуся положению в карикатуре, изображавшей российского императора, который засовывал индейку [36]36
На английском языке Турция и «индейка» обозначаются одним словом – Turkey.
[Закрыть]себе в карман со словами: «Я не имею в виду ничего плохого», а стоявшие рядом полисмены (Франция и Англия) безвольно наблюдали за ним.
Почему же, вопрошала пресса, Англия держится в стороне, пренебрегая собственными интересами? Да потому, что королева против. А кто направляет королеву и пытается через нее править страной? Ее немецкий муж.
Если Пальмерстон стал героем драмы, Альберта выбрали в ее злодеи.
Печатались карикатуры, памфлеты и клеветнические статьи, и все они были направлены против «этого немца» Альберта. Он хочет отдать Англию своей германской родне, а потому и жаждет унизить ее. Он сочувствует России, потому что состоит в родстве с русской царской семьей. Возможно, он и муж королевы, но он враг страны.
В народе Альберта всегда недолюбливали. Он-де немец, говорит с гортанным акцентом, он холодный и равнодушный, напрочь лишен чувства юмора и этим разительно отличается от лорда Пальмерстона, который даже в самые серьезные минуты не откажется от шутки. Альберт – человек добродетельный, это правда, но зато какая яркая личность лорд Пальмерстон! А сколько ходит историй о его веселом прошлом! Сколько на его счету всяких амурных приключений! Правда, в более поздние годы он женился на сестре лорда Мельбурна, которую, как известно, всегда любил, и теперь живет счастливо: у него жена, единственная цель которой в жизни – заботиться о муже и способствовать его карьере.
Недовольство Альбертом было безграничным. Говорили, что у него есть ключ от королевской вализы для официальных бумаг и что он заглядывает в нее, прежде чем она попадает в руки королевы. Он изменяет послания министра иностранных дел и отправляет их по назначению, не представляя их больше ни королеве, ни в министерство иностранных дел. На Рождество он за обедом откушал индейки и выпил за здоровье российского императора. Короче говоря, Альберт – предатель.
Королева была в ужасе от подобного вероломства. Она плакала от ярости. Ведь совсем недавно Альберт устроил удивительную выставку. Все аплодировали ей, говорили, что никогда еще не встречали столь умной, артистичной и блестящей организации. Все прекрасно знали, что это творение Альберта, а теперь те же самые люди, которые поливали Альберта ложью, отзывались о Пальмерстоне как о герое и величайшем патриоте. Но она ничего не могла сделать, чтобы помешать истерии, клубившейся вокруг принца.
Прошел слух, что принца вот-вот отправят в Тауэр, и у «Врат изменников» [37]37
«Врата изменников» – главные «водные ворота» в Тауэре со стороны р. Темзы; через них в Тауэр привозили узников.
[Закрыть]собирались толпы. Когда же он так и не появился, все разошлись, ворча, что он-де склонял королеву разделить его судьбу, а она отказалась, и тогда он вынудил ее снять выдвинутые против него обвинения.
Все это было до того нелепо, что люди ответственные – вроде мистера Гладстона – поняли, что гнусной болтовне надо немедленно положить конец, иначе толпа может так распалиться, что возникнет угроза убийства принца. Мистер Гладстон написал в «Морнинг пост», объясняя беспочвенность обвинений принца, затем дело обсуждалось в палате общин, где лорд Джон Рассел активно защищал принца и убедительно доказал, что обвинения против него – сплошная клевета. Это его выступление остановило поток поношений. Однако по-прежнему ходили сплетни – много сплетен – о подрывной деятельности принца, а когда королева отправилась на открытие парламента, толпа освистала ее с принцем, и пришлось принимать меры предосторожности.
Французские изгнанники все еще находились в Клермонте, что давало еще один повод для недовольства королевой и ее мужем. Французов при Наполеоне III связало с Англией обязательство помогать Турции, а поскольку французская королевская семья нашла прибежище в Англии, Альберт и Виктория оказались врагами Наполеона III.
Перечисленные неприятности не могли не сказаться на королеве, и, когда Альберт заметил, что надо бы воздержаться от посещения Клермонта, она вспылила.
– Давайте подождем, пока буря уляжется, – сказал Альберт.
– Тогда они подумают, что вы потому и не едете, что виноваты, неужели непонятно?
– По-моему, ехать неблагоразумно, – твердо повторил Альберт.
– А что же подумают бедные изгнанники, если вы не явитесь?
– Любовь моя, нам нужно думать о своем положении.
– Это жестоко. И несправедливо!
– Разумеется, несправедливо, но разговоры об этом нам нисколько не помогут. Мы должны думать и действовать благоразумно и с осторожностью.
– Я думаю, нам следует бросить всем вызов и поехать.
– А по-моему, этого делать не следует.
Она топнула ногой. Она как-никак была королева. Но кто бы этому сейчас поверил, если судить по тому, как относится к ней ее же народ или даже как относится к ней Альберт!
Она вызывающе повернулась к нему, но вдруг увидела, какой он усталый и жалкий, и заплакала.
Он сразу же смягчился, а она успокоилась. Ее намерение было, как всегда, твердым, но пришлось его изменить. Не ехать в Клермонт, а удостовериться, что народ Альберта ценит, – вот что сейчас было важнее. Их надо заставить признать его редкие душевные качества. Она не успокоится, пока не добьется этого.
Недели две-три спустя у Англии уже не оставалось иного выбора, кроме как вместе с Францией в качестве союзника объявить России войну.
Люди на улицах были полны энтузиазма. Война шла далеко, на чужой территории, до них еще не дошло, какие она несет невзгоды и напасти. Они стали призывать Пальмерстона, который выжидал удобный момент, когда можно будет выйти на авансцену. По крайней мере, заявил он, страна теперь предпринимала хоть какие-то действия. Запоздалые, правда, но русским все-таки показали, что с Англией нельзя не считаться.
Альберт работал по многу часов – он неутомим, говорила королева; когда он приходил в спальню, усталый, с покрасневшими глазами, она просила его поберечь здоровье, не изнурять себя трудом. Однако чувство долга было для него превыше всего. Как бы его ни оскорбляли – и прежде, да и сейчас тоже, – он думал только о своем долге и выполнял его независимо от того, чего это ему стоило.
Начали поступать сообщения о потерях на фронте. Больше всего солдат убивали болезни: свирепствовала холера, обычным явлением стали дизентерия и лихорадка. Из еды была только солонина, да и той не хватало; погода стояла чрезвычайно холодная, усы у солдат примерзали к лицу. Тяготы войны были ужасные, а тут еще последовало это бедствие – поражение под Балаклавой и ужасная тревога в ожидании известий, которые почему-то никак не поступали. Солдаты умирали в Крыму, и мисс Флора Найтингейл [38]38
Флора Найтингейл (1820–1910) – английская медсестра, организатор и руководитель отряда санитарок во время Крымской войны 1853–1856 гг. Создала систему подготовки кадров младшего и среднего медперсонала в Великобритании. Международным комитетом Красного Креста учреждена медаль имени Найтингейл (1912).
[Закрыть]отправилась туда выхаживать их.
Война перестала быть славной, и все с нетерпением ждали ее окончания.
Правительство в Англии было слабым. Это уж точно. Лорд Абердин не любил войны, ему хотелось вернуться к своей политике – мир любой ценой. Стране требовался сильный человек, и она смотрела на Пальмерстона, который предсказывал неизбежность войны за много месяцев до того, как это поняло правительство, который не уставал повторять, что, если бы министр иностранных дел занял по отношению к русским твердую позицию, войны можно было бы избежать. Пророк, сильный человек, страна не могла его не призвать.
Лорд Абердин подал в отставку, и королева послала за лордом Дерби, который, однако, не смог сформировать правительство. Тогда она послала за лордом Джоном Расселом.
Лорд Джон Рассел сразу же покачал головой.
– Ваше Величество, – сказал он, – придется этим заняться Пальмерстону.
– Нет! – вскричала королева. – Только не… ему!
Лорд Джон пожал плечами.
– Публику устроит только лорд Пальмерстон.
Она отпустила лорда Рассела и пошла к Альберту, сообщила ему, что сказал Рассел. Альберт устало покачал головой.
– Альберт, мы могли бы проявить твердость. Мы можем выстоять.
– Могли бы, – сказал Альберт, – но не должны.
– Альберт, яже королева.
– Да, любовь моя, вы королева, однако монархи правят по воле народа, как обнаружила недавно французская королевская семья. Страна доведена до отчаяния, война складывается неудачно, и народу нужен Пальмерстон.
– Люди ничего не понимают. Он ведь уже стар. Мне кажется, он пользуется косметикой, подкрашивает лицо. Ему семьдесят один год, он вел бурную жизнь.
– Дело не только в том, что его требуют англичане. Вся Европа его боится. Если бы он взял все в свои руки, о нас тут же изменилось бы мнение, и это непременно отразилось бы на ходе войны.
– Альберт, и вы тоже!..
– Как и вы, моя дорогая. Дело слишком важное, чтобы давать волю личным симпатиям и антипатиям. Ни вы, ни я не можем ни любить этого человека, ни восхищаться им, но люди считают, что он единственный, кто приведет страну к победе.
Королева поняла, что у нее нет выбора. Она смирилась и послала за Пальмерстоном. Он прибыл, как всегда развязный, самодовольный, прекрасно сознавая, почему он здесь и чего ей стоило пригласить его сюда.
– Лорд Пальмерстон, я вызвала вас, чтобы попросить, если это возможно, сформировать правительство.
Пальмерстон был чересчур самоуверен.
– Я всегда к вашим услугам, мэм, – отвечал он. – Я мог бы предпринять подобную попытку с весьма неплохой надеждой на успех. Считайте, что у вас уже есть кабинет, который получит доверие парламента и будет успешно вести государственные дела в теперешной кризисной обстановке.
Новость стала достоянием общества. Ее выкрикивали мальчишки-газетчики, люди на улицах спрашивали друг у друга: «Вы слыхали?»
Молва все ширилась: «Пальмерстон у власти. Значит, война скоро закончится».
Люди оказались правы: Пальмерстон и был тем человеком, который нужен. К концу года начались переговоры о прекращении войны и назначена конференция в Вене. Она, правда, ничего не дала, однако перемены с приходом к власти Пальмерстона были очевидны для всех. Война продолжалась, но прежнего уныния уже не было. Карикатуры изображали Пальмерстона в виде задорного мальчишки с метлой. Подпись гласила: «Такой грязи я еще не видел ни в одном доме». Многие приветствовали Пальмерстона. Недовольство выражали только люди вроде Бенджамина Дизраэли, который сам метил в премьеры. Он называл Пальмерстона шарлатаном, «старым размалеванным клоуном, глухим, слепым, со вставными зубами», которые он вот-вот потеряет. Он, мол, и «в лучшие-то его времена был имбирным элем, а не шампанским, а сейчас и тем более». Однако болтовня ревнивых политиканов никого не интересовала: народ хотел, чтобы война поскорее закончилась.
Надежды на ее завершение вспыхнули с новой силой, когда неожиданно умер император Николай. Его сразил «инфаркт легкого», как говорилось в сообщении, но многие доказывали, что он умер от разрыва сердца. Война оказалась не такой победоносной, как он рассчитывал. Лорд Пальмерстон расстроил его планы.
Королева не могла не прослезиться.
– Такой красивый мужчина, – сказала она.
Альберт вспомнил приезд к ним царя – свалился как снег на голову, никого не предупредив, а она так расстроилась, потому что как раз ходила беременная Альфредом.
Альберт это хорошо помнил.
– Помню его дикие глаза, – сказал он, – какие-то белые и слишком светлые ресницы. Леди Литлтон тогда сказала, что они как бы обнажают глаза, оставляют их без прикрытия. В общем вид у него был довольно зловещий, и внешность, как оказалось, соответствовала сути. Но со мной он был очарователен.
Еще одна смерть! И, хотя многие ей радовались, она не могла слышать о смерти тех, кого ей случилось знать.
Где-то в глубине ее сознания поселился страх за близких и дорогих ей людей. Она боялась за крошку Леопольда – вдруг с ним произойдет какой-нибудь несчастный случай и невозможно будет остановить кровотечение; она опасалась за Альберта, когда ему приходилось болеть.
В конце концов, сказала она себе, яже старше его. Правда, всего на три месяца. Впрочем, оба они были еще довольно молоды.
Война продолжалась. Королева проводила смотр войскам, своей «бравой армии», как она называла солдат, и раздавала награды.
– Я так горжусьими, – говорила она о солдатах.
Был учрежден новый орден – «Крест Виктории», и в 1855 году она вручила его шестидесяти пяти героям Крымской войны.
Визит в Англию со своей красавицей женой Евгенией нанес император Наполеон. Их чествовали повсеместно, и на королеву, решительно против них настроенную из-за приверженности к орлеанской ветви, они произвели благоприятное впечатление. Император привлекал своей естественной простотой, королева – своей красотой. Но поскольку королева была небольшого роста и склонной к полноте, а французская императрица – высокой и стройной, стоя рядом, они производили чуть ли не комический эффект. Как и Наполеон с Альбертом: высокий Альберт, все еще красивый, несмотря на редеющие волосы и болезненную бледность, представлял собой полную противоположность коротышке-императору, поражавшему непомерно большой головой и огромными усами. Впрочем, он отличался подвижностью и – в противоположность Альберту – галантным обхождением с дамами.
В обоих супругах было что-то скандальное. Поговаривали, впрочем, не очень уверенно, что лорд Пальмерстон может приходиться Евгении отцом, поскольку в свое время, незадолго до рождения Евгении, он был близок с ее матерью. Как были с ней дружны и некоторые другие представители титулованного дворянства. Имела хождение сплетня, будто сама мать императрицы отреагировала на этот слух следующим заявлением: «Как бы не так!» и добавила: «Числа не сходятся». Что касается самого императора, то до прихода к власти он довольно скромно жил какое-то время в Англии и однажды даже стоял среди толпы в парке, чтобы посмотреть, как королева едет в парламент.
Детям визитеры понравились чрезвычайно. Евгения показалась Вики раскрасавицей, и принцесса заявила, что хочет быть на нее похожей. Берти же восхищался императором. Он глаз не мог оторвать от этого невысокого человека, и император был польщен проявлением подобного обожания. Он разговаривал с Берти так, будто тот был одним из его генералов, и Берти доверительно сообщил ему, что больше всего на свете хотел бы стать солдатом.
– Из вас получится хороший солдат, – сказал император и добавил с улыбкой: – Я бы с удовольствием взял вас в свою армию.
Берти представил себя в армии императора и тут же с тоской подумал о комнате для занятий, которые ему приходилось выполнять под началом нудного мистера Гиббса, подумал об отце и бароне Штокмаре, которые сделали все для того, чтобы у него не оставалось ни минуты свободного времени, чтобы жизнь была ему не в радость.
– Жаль, что не вы мой отец, – сказал Берти.
Разумеется, предполагался и ответный визит, и Виктория с Альбертом, взяв с собой принца Уэльского и старшую дочь, пересекли на королевской яхте пролив и посетили Париж, где император и императрица оказали им пышный прием.
Изумительная красота города, толпы возбужденных людей, приветствовавших английскую королевскую семью, император, с которым можно разговаривать на равных об армии, – все это восхищало Берти.
Они посетили Парижскую выставку и гробницу Наполеона, посмотрели фейерверк в Версале, полюбовались цветами в Jardin des Plantes [39]39
Jardin des Plantes ( фр.) – Ботанический сад (в Париже).
[Закрыть]. Удивительной, сказочной страной показался Париж тринадцатилетнему принцу.
Королева наслаждалась возможностью приятного исполнения долга. Император делал ей такие комплименты и одаривал ее такими взглядами, которые втайне ее шокировали. Он был очень мирской человек, но, безусловно, умел дать женщине почувствовать, что она красива и желанна, а это действовало умиротворяюще. И не то чтобы она могла подумать о ком-то, кроме Альберта, однако знать, что тобой восхищаются… знать ради Альберта, разумеется… было приятно.
Визит прошел как-то очень уж быстро, и они вернулись в Англию, к политическим конфликтам и проблемам войны. К счастью, она уже подходила к концу. В Париже проходила конференция, которая сулила скорый мир.
Королева не могла не испытывать благодарности к лорду Пальмерстону, поскольку с приходом его к власти положение в стране стало меняться к лучшему. Она даже вынуждена была признать, что, останься он в свое время министром иностранных дел, войны вообще бы могло не случиться.
– По справедливости, – сказала королева, – следует признать, что война велась самым бездарным образом.
