Текст книги "Единственная любовь королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Джин Плейди
Единственная любовь королевы

АЛЬБЕРИНХЕН

Вся семья находилась в летней резиденции, в очаровательном маленьком замке Розенау примерно в четырех милях от Кобурга; туда-то и приехали обе бабушки. Первым делом они поспешили в детскую, поскольку и та, и другая – и бабушка Закс-Кобургская, и бабушка Закс-Готская души не чаяли в своих маленьких внуках – пятилетнем Эрнесте и Альберте, который был на год с небольшим моложе и которого ласково называли Альберинхен.

Альберинхен был всеобщим любимцем – прелестное дитя с большими голубыми глазами и очаровательными ямочками на щеках. «Он больше похож на девочку, чем на мальчика», – умилялись няни. Кареглазый и физически более крепкий, чем его брат, Эрнест был крупным ребенком, и хотя они постоянно ссорились, а порой и дрались, братья не могли долго пробыть друг без друга. Разница в возрасте никак не сказывалась на их отношениях, и они все делали вместе.

Альберинхен знал, что он любимец бабушек и, что еще более важно, мамин любимец; счастливейшими мгновениями в его жизни были те, когда она приходила в детскую, красивая, ни на кого не похожая. Но и жизнь без Эрнеста была бы для него невозможна: Эрнест все время был рядом. Но это входило в его чувства к брату. Соперничество, товарищество, привычка. А чувства к маме? Мама была красивая. Таким он представлял себе ангела; ее нельзя было вообразить себе без улыбки, а ее нежные объятия наполняли его блаженством.

– Где мои парни? – восклицала она, заглядывая в детскую, и они тут же бросались ей навстречу; при этом Альберинхен всегда норовил оттолкнуть Эрнеста, прекрасно зная, что брат не ответит ему тем же, иначе Альберинхен разревется, и драгоценные полчаса мамочкиного визита уйдут на его утешение. Всем давно было известно, что Альберинхен плакса, и когда на глазах у него появлялись слезы, всеобщим желанием было остановить их как можно скорее.

Альберинхен взбирался мамочке на колени, а Эрнест стоял рядом, прижавшись, она обнимала его и рассказывала о новой игре, которую уже успела придумать. Мама была совсем не такой, как другие люди: те, когда приходили, начинали расспрашивать об уроках, ожидали чтения и декламации, а с мамой они всегда играли, и всем троим было очень весело.

Вот и в тот день дверь широко открылась, и на пороге появилась мама, герцогиня Закс-Кобург-Заальфельдская, такая красивая, что оба мальчика, захлебываясь от восторга, кинулись к ней и прильнули к ее коленям.

– Значит, мои малыши рады меня видеть? – спросила она, хотя об этом можно было бы и не спрашивать.

– Альберинхен здесь, – поспешил отозваться младший.

Она подняла его на руки. «Красавчик мой, – подумала она, – мое утешение. Какое прелестное дитя и как ко мне привязан».

– Эрнест тоже здесь, – последовал голос братишки.

– Бесценные вы мои! – воскликнула герцогиня.

– Во что будем играть? – как всегда спросил Эрнест.

– Вот-вот прибудут ваши бабушки, – отвечала мама. – Странно, что их до сих пор нет. – Мама недовольно поморщилась. – Да оно, пожалуй, и к лучшему: не надо, чтобы они видели, как мы тут возимся на полу. Давайте лучше поиграем в слова.

Эрнест недовольно замотал головой, а Альберинхен уже готов был расплакаться, но тут ему пришло в голову, что он мог бы выиграть. В эту минуту в комнату вошла бабушка Закс-Кобургская.

Эрнест еще больше надулся, а Альберинхен сообразил, что бабушке это может не понравиться, и ничем не выдал своего недовольства.

– Как себя чувствуют наши малыши? – спросила бабушка.

– Здоровыми и счастливыми, – ответила их мать.

Она прижалась лицом к личику Альберинхена.

– Сходство поразительное, – заметила бабушка.

– А почему бы мне и не походить на моего родного сыночка? – отвечала герцогиня.

– А Эрнест вылитый отец.

Альберинхен самодовольно улыбнулся: гораздо лучше быть похожим на маму, такую веселую и красивую, чем на отца, у которого на лице морщины, а под глазами мешки; но разве Эрнест хоть сколько-нибудь похож на него?

– Надеюсь, мы еще увидим, как в крошке Альберинхене проступят наши родовые черты, – сказала бабушка.

– Я уверена, сходство вы всегда найдете.

Было что-то странное в том, как они разговаривали друг с другом. Альберинхен ничего не понимал, ему хотелось, чтобы бабушка ушла и оставила их с мамой.

– А что поделывают ваши уроки? Я беседовала с гувернантками…

Мама сделала недовольную гримаску, отчего стала похожа на маленькую девочку, Альберинхен так и вцепился в нее: он непременно расплачется, если не сможет ответить на бабушкины вопросы.

– А по-моему, их слишком рано заставили учиться! – заявила герцогиня. – Крошке Альберинхену всего четыре.

– В учебе чем раньше начинаешь, тем лучше, – ответила бабушка, – а если учить как следует, уроки доставляют радость, как игры и спорт.

Альберинхен только сильнее прижался к маме, но он видел, что она не сможет противостоять бабушке, а потому не стал плакать, когда достали учебники и ему пришлось произносить по буквам слова; впрочем, поскольку у него выходило лучше, чем у Эрнеста, он даже испытал от этого некоторое удовольствие.

Пока они занимались чтением, вошла бабушка Закс-Готская (мачеха молодой герцогини), присела и стала слушать, одобрительно кивая головой. Наконец мама сказала, что собирается покататься верхом и потому вынуждена их покинуть.

Личико Альберинхена сморщилось – вот-вот заплачет, но мама крепко прижала его к себе и наградила звонким поцелуем.

– Милый Альберинхен, я тебя еще сегодня увижу. И тебя, мой славный Эрнест.

Дети остались с бабушками. Альберинхена вдруг стало что-то беспокоить, но он не мог сказать, что именно. Может, то, как бабушки смотрели друг на друга?

– Ну-ка, Эрнест, почитай вот отсюда.

По-прежнему надутый Эрнест принялся, запинаясь, выговаривать слова.

– Неужели это правда? – прошептала бабушка Закс-Кобургская, наклоняясь к бабушке Закс-Готской.

– Боюсь, что да, как ни тяжело в этом признаться, – так же шепотом отвечала ей бабушка Закс-Готская.

– Как она могла пойти на такое?

– Боюсь, Эрнест тоже не всегда был…

– Эрнест мужчина… тут совсем другое дело. Но если это правда…

– Я всегда считала, что она легкомысленна.

– Вы бы слышали, как она меня отбрила, когда я сказала, что он еще будет похож на отца.

– Тише. Ребята…

– Они ничего не понимают. Малы еще.

– У маленьких большие уши.

Словно в подтверждение этих ее слов Альберинхен потрогал свои ушки. Обе бабушки ахнули!

– Вот видите!

– Вижу. Альберинхен, мой милый, покажи-ка нам свои рисунки. Я уверена, они нам понравятся.

Он так увлекся показом рисунков, что начисто позабыл о разговоре бабушек, однако позже ему пришлось о нем вспомнить.

Молодая герцогиня переоделась в свою амазонку. «Какое облегчение, – думала она, – вырваться из дворца хоть ненадолго». Она терпеть не могла двух этих старых придир – свекрови и мачехи. Сейчас они, конечно же, перемывают ей косточки. Ну и пусть. Должна же у нее быть хоть какая-то жизнь, иначе тут со скуки умрешь.

Ее брак был неудачным с самого начала. Как она плакала, когда ее, шестнадцатилетнюю, выдали за герцога. Он казался таким старым, а у нее еще не хватало опыта. Разумеется, будь он чуточку нежнее, попытайся он хоть как-то вызвать у нее хотя бы симпатию, все могло бы сложиться иначе. Но, как и его предки, он был грубым, бесчувственным человеком, и только из-за того, что у него появилась жена, он вовсе не собирался отказываться от любовниц; женился же он с единственной целью – получить наследников. Никто не мог отрицать, что в этом отношении она свой долг выполнила: она родила ему Эрнеста, затем Альберта, и мальчиками он был доволен. Она тоже. Она любила их всей душой, но она была слишком молода и слишком любила удовольствия, чтобы дети могли заменить ей все, чего она хотела от жизни. Некоторые женщины, возможно, могли бы удовольствоваться и этим, но только не Луиза. Она ненавидела мужа за его ужасную скупость, и хотя он не упускал случая предаться плотским утехам, его вряд ли можно было назвать весельчаком.

Она старалась быть хорошей женой, но после рождения Эрнеста стала поглядывать по сторонам в поисках возможностей сделать жизнь более привлекательной, и она вскоре нашла то, что искала.

Разумеется, кататься верхом она будет не одна: при ней должен кто-то быть. «Но раз муж живет своей жизнью, – сказала она себе, – почему и мне не жить своей?» И ей вовсе не нужен этот кто-то – его на встречу с возлюбленным не возьмешь.

Вдовствующая герцогиня Закс-Кобургская, оставив малышей другой бабушке, отправилась в апартаменты сына. Она чувствовала себя очень неловко.

– Мне нужно поговорить с тобой, Эрнест, – сказала она, – о вас с Луизой.

Лицо герцога помрачнело.

– Тут есть о чем поговорить, – согласился он.

– Все это так некрасиво.

– Я полагаю, о нас вот-вот заговорят открыто.

– Значит, слухи…

– О ее дурном поведении? По-моему, справедливы. Я установил за ней наблюдение.

– И ты подозреваешь, что ее любовник находится здесь?

Он кивнул.

– Это Шимборский.

– Быть того не может.

– А что? Красивый парень.

– Он еврей?

Герцог опять кивнул.

– Ах, Эрнест, и как долго длится эта история?

– Неизвестно. Но я подозреваю, что она изменяла мне еще до рождения Альберта.

– Она всегда была легкомысленной. Да и сейчас не более чем девочка. Что ты собираешься делать?

– Посмотрим. Многое зависит от того, что удастся обнаружить.

– Будь у тебя другие дети…

– Ты думаешь, тогда мы не могли бы быть уверены, что я их отец. Но даже так…

– Не надо, ничего не говори. Не думай об этом! Эрнест – это ты в миниатюре, а что крошка Альберт твой сын, я даже вот настолько не сомневаюсь!

– Я тоже так думаю. Но могу ли я быть уверен в будущих детях?

– Положение – хуже не придумаешь.

– То ли еще будет!

– А Леопольд знает?

– Пока нет.

– Вот уж поразится.

Герцог фыркнул. Его брат Леопольд был любимцем матери и своего рода семейным оракулом для нее. В свое время ему удалось жениться на английской принцессе Шарлотте, и, останься она жива, он стал бы мужем королевы одной из наиболее важных стран мира – куда там крошечным герцогствам и княжествам Германии! Леопольд был большой охотник давать советы. И не только потому, что был старшим сыном. К счастью, он находился в Англии, где имел неплохой доход, хотя его положение там могло бы вызвать сочувствие: король Георг IV никогда не жаловал его и никогда не хотел видеть в нем зятя, но Леопольд был до того пригож и умен, что Шарлотта настояла на браке с ним, и, по рассказам – во всяком случае, Леопольда, – она так его любила, что ему легко удавалось подчинить ее своей воле. Какое славное будущее ожидало бы Леопольда – весь род Закс-Кобургов, – если бы Шарлотта не умерла, а стала королевой!

И все же Леопольд не терял надежды встать у кормила Англии, ибо за три месяца до рождения Альберта в Кенсингтонском дворце произошло весьма значительное событие: сестра Леопольда и Эрнеста герцогиня Кентская родила дочь Александрину-Викторию, и выходило так, что, если король не женится и не произведет наследника, что было вряд ли возможно, учитывая его возраст и физическое состояние, а его брат Вильгельм тоже не женится (в чем ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения), тогда племянница Леопольда, их родная племянница станет королевой.

Поэтому Леопольд продолжал оставаться в Англии, надеясь, что, раз уж ему не удалось стать мужем королевы этой страны, он может в один прекрасный день стать ее дядей.

Подобные рассуждения делали честь его дальновидности, но, по мнению Эрнеста, не давали оснований считать брата способным разрешить все проблемы Закс-Кобургов.

Однако мать, разумеется, придерживалась своего мнения.

– Я думаю, – говорила она, продолжая разговор с сыном, – нам следует написать Леопольду и попросить у него совета.

– Мама, это дело я должен решить сам.

– Еще четыре года назад, когда он приезжал сюда, он нашел Луизу легкомысленной. Он сразу заметил это.

– Мы все знали характер моей жены, мама. Тут и спорить нечего.

– В этот раз он проделал такой нелегкий путь из Англии только ради того, чтобы подыскать мне в Италии дом на зиму, – потеплевшим голосом сказала герцогиня. – А тут ведь дело гораздо более важное. Я уверена, он будет только рад приехать.

– Я придерживаюсь мнения, что в состоянии сам во всем разобраться.

– Но каковы же твои намерения?

– Сказать обо всем открыто. Возможно, я даже пойду на то, чтобы избавиться от нее.

– Только не надо спешить. Это может сказаться на будущем детей. Ты помнишь, в прошлый приезд Леопольду понравился крошка Альберт?

– По-моему, они оба понравились друг другу.

– И то правда. Альберт в то время только начинал ходить. Он так и тянулся к Леопольду. Я помню, как он сидел у него на колене и следил за движением его губ.

– Леопольд был восхищен такой привязанностью.

– Он тогда уже сказал мне: «В Кенсингтонском дворце у меня есть крошка племянница, которую я очень люблю, а теперь я так же сильно привязался и к этому малышу». И еще он сказал, что вспомнил о ней тут же, как только увидел Альберта. «Она может стать королевой Англии, – сказал он. – Было бы здорово свести этих двух детей вместе». Я нисколько не преувеличиваю.

– Пожалуй, о своих никто не заботился так, как Леопольд.

– О да, ума у него палата, а еще и доброта, и стремление принести своим родным как можно больше пользы. Ты только подумай: наш крошка Альберт мог бы стать королем Англии. А почему бы и нет? Так что, сынок, тебе надо быть очень осторожным. Репутация Альберта должна быть безупречной.

– Об этом я позабочусь. Но я не намерен позволять жене заводить шашни прямо у меня под носом.

– И все же я никак не могу до конца поверить, что она оказалась на это способна.

– Поверишь… когда я представлю доказательства.

– Прошу тебя лишь об одном, Эрнест: будь осторожен.

– Можешь на меня положиться.

Мать вздохнула. Она надеялась, что сын послушает ее. Не все ее дети, к сожалению, столь мудры, как Леопольд.

Книга лежала на коленях у Закс-Кобургской бабушки, и дети, как зачарованные, слушали ее чтение.

– Эти два маленьких мальчика, которых вы здесь видите, саксонские принцы: одного из них звали Эрнестом, а другого Альбертом.

– Как нас! – воскликнул Эрнест.

– А кто из них Альберт? – спросил Альберинхен.

Бабушка показала.

– Они были вашими предками, мои милые, и жили они в замке Альтенбург. Их отцом был герцог Фридрих.

– А нашего папу зовут Эрнестом, – сказал Альберинхен.

– Совершенно верно, – согласилась бабушка. – Однако в нашем роду много Фридрихов. Впрочем, и Эрнестов тоже, – добавила она.

– И Альбертов, – вставил Альберинхен. – Альбертов тоже много, правда, бабушка?

– Один из них сидит сейчас здесь, – сказала старушка, целуя его, отчего он сгорбил плечики и залился восторженным смехом.

– А вот разбойник, – сказал Эрнест, ткнув пухлым пальчиком в картинку.

– Да, это разбойник. У герцога Фридриха был гофмейстер по имени Кунц Кауфунгенский. Герцог заставил его вернуть часть земли, которую тот украл, и он решил отомстить. Однажды ночью вместе с несколькими злыми людьми, своими помощниками, прокрался в замок, где спали эти два мальчика, и они унесли Эрнеста.

– А Альберта? – воскликнул Альберинхен.

– Альберта они сначала не взяли. Рядом с его кроваткой спал еще один мальчик, он прислуживал принцам. Вот его-то они и утащили.

Лицо Альберинхена сморщилось. Выходило так, что принц Альберт не будет участвовать в приключениях.

– Альберт был умный мальчик, – продолжала бабушка. – Когда маленького графа фон Барби, которого приняли за Альберта, забирали, он промолчал, а потом, когда они ушли, он спрятался под кроватью – на тот случай, если они снова вернутся.

– А что потом?

– Они обнаружили свою ошибку, вернулись за Альбертом и нашли его.

– Но он умница, что спрятался, правда, бабушка? – сказал Альберинхен.

– Правда, мой милый. Только добрый герцог Фридрих вовсе не собирался спускать с рук разбойникам похищение своих сыновей, поэтому он отправил вслед за негодяями своих верных солдат, и те их схватили, мальчиков вернули отцу. Все это произошло на самом деле в тысяча четыреста пятьдесят пятом году.

– Мне понравился этот рассказ, – сказал Эрнест.

– Мне тоже. – Альберинхен засмеялся. – Мне понравилось, как Альберт спрятался под кроватью.

– Это история, – сказала бабушка. – Теперь вы видите, какая интересная, поэтому учите ее получше.

– Я люблю историю, когда она рассказывает про нас, – сказал Альберинхен. – Когда мама придет, я расскажу ей, как принц Альберт спрятался под кроватью.

Они играли в «Похищение». Игра нравилась мальчикам, потому что каждый из них мог играть роль принца. Но им обоим хотелось быть и коварным Кунцем в начале игры, и герцогом Фридрихом в конце ее. Эрнест считал, что выбирать должен он, поскольку он старший, но Альберинхен никак не соглашался, и игра того и гляди могла закончиться дракой и неизбежными слезами, но тут появилась мама.

– А у меня для вас новость! – воскликнула она, входя в детскую.

– Давайте присядем, и я вам расскажу. У нас будет детский бал.

– А что такое бал, мамочка?

– Мы будем танцевать.

Альберинхен насупился.

Танцы он не любит. От них только устаешь. Так он маме и сказал.

– Устаешь?! – воскликнула мама. – Господи, да я могла бы танцевать всю ночь.

– И я, – сказал Эрнест. – Только наш глупенький Альберт не может.

Губы Альберинхена задрожали, и мать поспешно обняла его.

– Нет, он у нас не глупый, правда, Альберинхен?

– Я как Альберт, который спрятался под кроватью.

– Ах, так ты уже знаешь эту историю? Она вам понравилась, мои зайки? Значит, и бал понравится. Мы все нарядимся к нему. Кем бы ты хотел быть на балу, Эрнест?

Эрнест, как ни силился, ничего не мог придумать, зато Альберинхен сразу же заявил, что будет принцем Альбертом, которого чуть не похитили.

– Это, мой родной, нам надо обсудить. Мне кажется, я придумала для тебя кое-что получше.

– Что, мама, что?

– Пусть это будет сюрпризом. Вы узнаете обо всем в свое время.

– Сюрприз! Сюрприз! – Малыши так и заплясали вокруг.

– Ну вот, – сказала мама, – а кто-то говорил, что не любит танцевать. Вы только посмотрите на Альберинхена.

Его должны были одеть Купидоном – вот в чем заключался сюрприз.

– А кто такой Купидон, мама? – спросил Альберинхен.

– Бог любви. Он носил с собой стрелы и поражал ими людей, они влюблялись друг в друга и женились.

– Как ты и папа? – спросил Эрнест.

Альберинхен, не сводивший глаз с маминого лица, заметил, как по нему пробежала странная тень. Она его напугала, он только не мог понять почему.

– Как люди, которые любят друг друга, – ответила мама.

– И у меня будут стрелы?

– Ну конечно.

– И ими можно будет стрелять, – сказал Эрнест. – Мамочка, я тоже хочу стрелы.

– Нет, милые, стрелять вы ими не будете. Альберинхен просто будет носить их, и еще он будет танцевать с красивыми маленькими девочками.

– Я не люблю маленьких девочек, – пробормотал Альберинхен.

– Ты, я вижу, не слишком галантен.

– А что значит галантен? – спросил Эрнест.

– Это значит противный, – сказал Альберинхен, уверенный, что угадал, как раз сам он не такой.

– Нет-нет, галантность – это нечто такое, чему должны учиться все принцы. – Мама засмеялась и обняла его. – Купидончик ты мой бесценный, – добавила она.

И вот он уже красуется в нарядном сатиновом костюмчике, и подобным же образом наряжен Эрнест.

– Какие милашки! – восхитились обе бабушки, не сводившие, однако, тревожных взглядов с герцогини Луизы, охваченной каким-то странным, чуть ли не истерическим весельем, словно в предвидении того, что подобных балов в ее жизни будет не так уж много. Дети, приглашенные на бал, выстроились в линию.

– Ты знаешь все па? – прошептал Эрнест братишке. – Из тех, что разучивал вчера?

– Противные. Никак я их не запомню, – тихонько отозвался Альберинхен.

Но Эрнесту не терпелось танцевать: ему нравились эти красивые девочки, что стояли напротив, и вообще такое множество детей приятно возбуждало его.

Эрнест взял за руку свою маленькую партнершу, и они, как их и учили, прошли в танце вдоль стоящих в ряд детей под восхищенными взглядами взрослых.

– Эрнест настоящий маленький джентльмен, – сказала первая бабушка.

– Настоящий маленький принц, – согласилась с ней вторая.

Альберинхен стоял надувшись. Ему хотелось быть не этим нелепым Купидоном, а находчивым принцем Альбертом. Ему хотелось не танцевать с глупыми девчонками, а прятаться под кроватью, сражаться, пронзительно кричать, когда коварный Кунц придет за ним. Однако наступил его черед.

Все ждали. Музыка продолжала играть. Маленькая девочка улыбаясь стояла перед ним. Но он уже ненавидел ее. Он ненавидел всех этих девчонок, а потому стоял не двигаясь с места и опустив глаза.

– Альберт, – обратилась к нему бабушка Закс-Кобургская. Но он словно не слышал.

К нему подошла мама.

– Альберинхен, родной, твоя очередь танцевать.

Да не будет он танцевать! Танцы ему ненавистны.

Он заплакал, вначале тихонько, но, увидев всеобщее смятение, завопил что есть мочи, его пронзительный крик заглушил музыку. Лицо его стало красным. Домашние всегда пугались, видя его в таком раздражении, и он знал, что они готовы на все, только бы его утихомирить.

По знаку одной из бабушек к нему подбежала няня. Она схватила его в охапку и поспешно унесла из зала.

В комнате, где они жили вместе с Эрнестом, он замолчал. Он еще раз добился слезами своего.

Но это еще был не конец.

В комнату вошла бабушка Закс-Кобургская. Он взглянул на нее исподлобья, вызывающе.

– Альберт, – сказала она, – я хочу поговорить с тобой.

Она назвала его полным именем – верный признак того, что им очень недовольны.

Его глаза наполнились слезами.

– Твое поведение в бальном зале было весьма далеким от того, что я вправе ожидать от принца из рода Кобургов, – заговорила бабушка.

– Я не хотел танцевать, – ответил мальчик.

– А как же девочка, твоя партнерша? Она-то хотела танцевать.

– Зато я не хотел.

– Да, но из-за тебя не смогла танцевать и она. По-твоему, это хорошо?

– Я устаю от танцев, – жалобно сказал он.

– Как! Ты, принц… устаешь от одного танца с маленькой девочкой?

– Я не люблю танцевать. Это глупо.

– А как же общительность? Тебе придется ей учиться.

Он задумался. Неужели эта самая общительность столь же увлекательна, как и рассказы о его предках?

– Ты вырастешь и в один прекрасный день женишься. Тогда ты не сможешь плакать. Согласен? Интересно, что сказал бы дядя Леопольд, будь он сегодня в бальном зале. Наконец-то на лице ребенка появилось раскаяние. Все же было в Леопольде что-то особенное. Прошло три года с тех пор, как Альберт впервые увидел его, однако какое же он успел произвести на мальчика впечатление, если он до сих пор помнит его и дорожит его мнением! Впрочем, вполне возможно, что имя и образ Леопольда сохранялись в памяти малыша лишь благодаря постоянным ссылкам на этого богоподобного дядю.

– Надеюсь, ты не думаешь, что нашим разговором все закончится? Это была позорная сцена, Альберт, и ты еще не раз вспомнишь о ней.

Он готов был снова расплакаться, но бабушка вышла из комнаты. Альберт притих. Что толку орать там, где тебя никто не слышит!

Перед герцогом Эрнестом, сидевшем у себя в кабинете, стоял его младший сын. Он не сводил глаз с длинной тонкой трости, которую герцог держал в руке.

– Мне стыдно за тебя, Альберт, – говорил герцог. – Ты оскорбил дам. Мне рассказали о твоем поведении в бальном зале. Твоя партнерша по танцу маленькая девочка знатного рода уже подошла к тебе, а ты мало того, что отказался с ней танцевать, так еще и завопил как зарезанный. Тебя пришлось буквально вытащить из зала. Подобное поведение совершенно нетерпимо при моем дворе.

Альберт по-прежнему не мог оторвать взгляда от отцовской трости.

– Поэтому я собираюсь наказать тебя, – продолжал герцог. – Сейчас ты познакомишься с этой тростью, и это знакомство, вероятно, запомнится тебе надолго. Разве так должны вести себя принцы? Можешь вопить сколько твоей душе угодно: Эрнест отправился на прогулку, твоя мать тоже тебя не услышит, что же касается бабушек, они обе согласны со мной: без наказания не обойтись. Так что, Альберт, прими наказание как мужчина и заруби себе на носу: если еще когда-нибудь ты вздумаешь вести себя подобным образом, моя трость не будет знать пощады.

Отец положил руку на его плечо.

– Нет! – пронзительно закричал Альберт.

– Да, – холодно ответил герцог.

Альберт отозвался оглушительным криком.

– Ты что, бросаешь мне вызов? – вскричал герцог.

Альберт закричал еще громче. Лицо у него стало совсем красным, он уже хватал ртом воздух. Герцог уже занес над ним трость, но пронзительные крики остановили его.

Он заколебался: ребенок может причинить себе вред. Герцогу приходилось слышать, что Альберт может пронзительно кричать, но он и представления не имел, каков этот крик на самом деле.

Этот крик действовал герцогу на нервы. С одной стороны, он должен был немедленно пресечь его, в то же время вид этого маленького личика, налившегося кровью и начинавшего уже багроветь, пугал его – ведь если он пустит в ход трость, эти ужасные крики станут еще громче, и малыш может получить какое-нибудь телесное повреждение.

– Сейчас же прекрати, Альберт, – приказал он.

Альберт продолжал вопить.

Герцог уже не мог выносить этот вопль – от него, казалось, вот-вот лопнут перепонки. А мальчик вдруг забился в кашле.

Герцог отложил трость. Альберт, говорили ему, хрупкий ребенок. Потому-то он не любит танцевать. Танцы скорей всего утомляют его. Но почему он не перестает кашлять?

– Если ты пообещаешь мне вести себя лучше, я не стану тебя бить, – сказал герцог.

Мальчик немного успокоился.

– Ну что ж, – продолжал герцог, – мы, кажется, пришли к соглашению.

Так оно и было. Альберт понял, что его крик столь же эффективно действует на отца, как и на остальных взрослых. Помог и кашель. И Альберт принялся кашлять снова, но при этом к кашлю его примешивался какой-то странный хрип.

Отец отвел его в детскую, куда не замедлили явиться и обе бабушки. Тем временем обнаружили, что Эрнест, вернувшись с прогулки, тоже кашляет.

Братья заразились коклюшем.

Обоим оставаться в детской, решили бабушки. Все, что только могли найти для их развлечения, принесли туда. Уроков было теперь не так много, зато много книжек с картинками, но больше других Альберт разглядывал ту из них, в которой говорилось о похищении двух саксонских принцев.

Он не возражал против того, что их держат в детской, поскольку вместе с ним был Эрнест: они могли играть, бороться, без конца расспрашивать о том, чем их будут угощать, когда они выздоровеют.

– Почему мама не приходит нас проведать? – спрашивал Альберт.

Эрнест не знал, а бабушки, когда их об этом спросили, завели разговор о чем-то другом.

Молодая герцогиня была заточена в собственной комнате. Она была напугана. Все стало известно. За ней шпионили. Ее видели с любовником, знали, что она заходила к нему.

Что же теперь с нею будет? И как ее малыши? Из-за коклюша их сейчас держат в детской, а ей так хотелось бы побыть с ними. О эти жестокие германские принцы, жестокие и грубые! Для мужчин у них один закон, а для женщин совсем другой. Ну и завела она любовника. Разве Эрнеста от этого убудет? Стоило вспомнить бесчисленное множество его любовниц, с которыми он унижал ее. Но она не должна была обращать внимания на эту сторону характера мужа; самой ей полагалось оставаться благочестивой и добродетельной и терпеливо дожидаться тех редких случаев, когда он соизволит разделить с ней ложе для обзаведения наследниками. Но она свою часть сделки выполнила. Пора бы ему это понять.

Она никогда не забудет – да и кто бы мог такое забыть! – ужасную судьбу их прародительницы Софии-Доротеи. Как же она похожа на ее собственную судьбу! Ее грубый муж не упускал ни одной особы женского пола, будь то придворная дама или подавальщица из таверны, а бедная несчастная София-Доротея полюбила романтической любовью графа Кенигсмарка. Их связь обнаружили, что привело к убийству графа, к ссылке Софии-Доротеи и к разводу. Опечаленная принцесса более двадцати лет чахла в своем замке-тюрьме, тогда как этот мужлан, ее супруг, уехал в Англию и сделался там королем Георгом Первым. У нее тоже было двое детей – мальчик и девочка. Как, наверное, невыносимо тяжело ей было расставаться с ними!

Вот и она… она, Луиза, оказалась замужем за этим безчувственным Эрнестом, стала матерью двух маленьких мальчиков Эрнеста и Альберинхена. Бедные крошки! Если ее вышлют отсюда, что же они будут без нее делать?

Щелкнул замок, дверь открылась, и вошел муж. Он посмотрел на нее с презрением, что вызвало у нее чувство ненависти, отразившееся на ее лице.

– Отпираться бесполезно, – сказал он.

– Я и не пытаюсь.

– Шимборский покидает нашу страну. – Она промолчала. – Мы не чиним ему препятствий – меньше шума. Пусть убирается. – Она кивнула. – Что же касается вас, то вы можете ехать хоть завтра. Вы сделаете это как можно более незаметно. И без того уже достаточно сплетен…

– …которые породили в основном вы сами и ваши любовницы, – отвечала она.

– Мое поведение вполне естественно для мужчины моего положения.

– По мнению вашего мужичья, вероятно.

– А вот вы вели себя таким образом, который не является подобающим ни для меня, ни для моей семьи, ни для народа. Вы вели себя постыдно.

– Почему же то, что постыдно во мне, столь естественно и похвально в вас?

– Я не сказал похвально… всего лишь естественно. И разница между нами в том, что вы, мадам, мать наследников Закс-Кобургского герцогства. Как давно вы стали встречаться с вашим еврейским любовником? Надеюсь, еще до рождения Альберта?

– Да как вы смеете!

– Смею, поскольку мы в этой комнате одни. Я бы не стал ставить под угрозу будущее мальчика, выражая свое опасение на людях.

– Альберт ваш сын.

– Как я могу быть в этом уверен при такой распутной матери?

– Мать знает.

– Бывают обстоятельства, когда и она не скажет со всей определенностью.

– Вы делаете меня предметом ваших оскорблений. Умоляю вас, перестаньте.

– Вы самый подходящий объект для подобного рода оскорблений. Откуда мне знать, что вы не принесли в мой дом ублюдка?

Она подбежала к нему с глазами, блестящими от бешенства; она бы ударила его, но он схватил ее за запястье и вывернул руку так, что она вскрикнула от боли.

– Альберт ваш сын, – повторила она.

– Верю, – сказал он, отпуская ее. – В противном случае я бы убил вас на месте.

– Будьте добры к Альберту. Он не такой сильный, как Эрнест.

– Альберт мой сын, и с ним будут обращаться так же хорошо, как и с его братом.

Эти слова несколько успокоили ее, однако она продолжала чувствовать себя несчастной. Она уже примирилась с предстоящим изгнанием, но только сейчас до нее дошло, что по-настоящему несчастной она будет, когда ее лишат детей. Возможно, она их больше никогда и не увидит.