Текст книги "Единственная любовь королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

ЛОРД МЕЛЬБУРН УХОДИТ

Рождественские праздники подходили к концу. Лорд Мельбурн написал королеве, выражая свое сочувствие, поскольку ей по возвращении в Лондон предстояло присутствовать на открытии сессии парламента. Это была мука, от которой королева не могла избавиться.

Королева упрекнула лорда Мельбурна за то, что он не приехал в Виндзор. Она уже давно его не видела, а он знает, конечно, что она не любит надолго с ним разлучаться.

Он не мог покинуть Лондон, писал премьер-министр, из-за неустойчивости политической обстановки, но, когда она прибудет в Лондон, он сразу же встретится с ней, чтобы обсудить ее речь, при составлении которой нужно проявлять особую осторожность ввиду довольно непростых отношений Англии с Францией.

Впрочем, писал он, ему приятно узнать, что ей не хочется покидать сельскую местность; по его мнению, сие свидетельствовало о том, что простые удовольствия, которые она разделяла с мужем, стали для нее гораздо приятней светской жизни в Лондоне. Значит, полагал он, она счастлива, а на земле нет ничего такого, что лорду Мельбурну хотелось бы больше, чем ее счастья.

– Ах, дорогой мой лорд М., – пробормотала королева, прочитав письмо.

По крайней мере, хоть одно сделает ее возвращение в Лондон приятным: она увидит своего премьер-министра.

Дядя Леопольд писал, что, хотя некоторые соображения помешали ему присутствовать на коронации Виктории и на свадьбе ее и Альберта, на кристины старшей дочери королевы он непременно приедет.

Альберт очень обрадовался. Это будет удивительная встреча: им ведь нужно о стольком поговорить! Тревожно только, как бы дядя не стал слишком уж вмешиваться в их взаимоотношения с Викторией. Он уже знал характер своей жены и понимал, что подобное вмешательство только повредит ему.

23 января Виктория открыла сессию парламента, и когда все ее тревоги по поводу предстоящей роли остались позади, она целиком сосредоточилась на приближающихся крестинах дочери. В начале февраля вдруг сильно похолодало, и пруд около Букингемского дворца покрылся льдом. У принца заблестели глаза. В Кобурге катание на коньках доставляло им с Эрнестом такое удовольствие.

Мороз держался несколько дней подряд, и за два-три дня до крестин Альберт заявил, что лед на пруду достаточно крепок и на нем можно кататься.

Виктория хотела присоединиться к нему, но он ее отговорил:

– Я бы не мог найти себе покоя. Слишком уж мало времени после рождения Киски.

Поскольку он просил, а не требовал, Виктория охотно пошла ему навстречу и, как она выразилась, была тронута его заботой о ней. Поэтому каждый день она и фрейлины выходили из дворца посмотреть на конькобежцев, и королева не переставала восхищаться Альбертом – он был очень искусен на льду.

Дворцовый парк, занимавший площадь в сорок акров, стал Альберту настоящим вознаграждением за то, что ему приходилось жить в Лондоне. На берегу пруда стоял на холмике симпатичный летний домик, который Альберт уже давно собирался обставить, сделав из него своего рода убежище, где бы можно было скрыться из большого дворца. Летом, когда деревья покрывались густой листвой, домик, хотя он и находился совсем рядом, был почти незаметен.

За день до крестин немного потеплело. Королева обратила на это внимание герцогини Сатерлендской и еще нескольких фрейлин, когда они направлялись к пруду, где уже катался принц. Ему нравилось, когда она смотрела на него.

Заметив ее, Альберт приветственно помахал, и она ответила ему тем же.

– Какие красивые у него движения! – пробормотала она.

А он уже катился ей навстречу. Внезапно лед затрещал, и принц, вскинув руки, исчез. На том месте, где он только находился, зияла большая темная полынья.

Дамы пронзительно закричали. Одна из них побежала к дворцу за помощью. А Виктория никак не могла поверить в то, что Альберт исчез подо льдом.

Она подбежала к пруду.

– Альберт! – в отчаянье крикнула она.

Показалась его голова.

– Альберт, я иду! – снова крикнула она, не понимая толком, что тут можно сделать.

– Вернись сейчас же! – крикнул Альберт. – Это опасно.

Но она не обращала внимания. Осторожно ступила на лед, пробуя его ногой, прежде чем сделать шаг вперед, протянула к нему руки.

Альберт к тому времени уже вылезал из проруби.

– Дорогая моя, – сказал он, тяжело дыша, – не подходите ко мне.

Но она уже схватила его за руку, помогая ему выбраться из воды.

На том месте, где стояла Виктория, лед казался твердым, а там, где провалился Альберт, как она впоследствии узнала, была сделана прорубь, которая снова замерзла, вот почему лед оказался таким слабым.

Прижимаясь друг к другу, они добрались до берега.

– Храбрая моя! – сказал Альберт. – Вы ведь могли оказаться вместе со мной подо льдом…

– Вы дрожите, – твердо сказала Виктория. – Я должна как можно скорее доставить вас во дворец.

Крестины прошли замечательно. Киска вела себя хорошо и совсем не плакала, чего так опасалась королева. Скопление огней и парадных мундиров очень ее заинтересовало, и все наперебой говорили, какая она умненькая.

Старый герцог Веллингтонский выступал в качестве уполномоченного герцога Закс-Кобургского и Готского как один из восприемников; другим крестным отцом был Леопольд. Королева Аделаида с герцогом Суссекским и герцогини Кентская и Глостерская стали остальными крестными.

В шесть часов вечера после церемонии, проходившей в Букингемском дворце, был дан обед, на котором председательствовала королева.

Рядом с ней сидел ее дорогой лорд Мельбурн, и она напомнила ему о тех днях, когда он почти каждый вечер обедал во дворце, и у него даже были там апартаменты.

Заметив, что на глаза у него навернулись слезы, она поспешила его утешить.

– Вы всегда будете моим самым дорогим другом, – тепло сказала она, – вряд ли кто-нибудь из ваших друзей будет любить вас так же, как я.

– Ваше Величество уже однажды говорили мне эти слова. Я их не забыл и никогда не забуду.

– Дорогой лорд М… – Она на мгновение коснулась его руки, но, тут же, сдержав чувства, сменила тему разговора, спросив, что он думает о церемонии.

– Она прошла безупречно, – ответил лорд Мельбурн, – и на меня не могло произвести впечатления главное действующее лицо.

– То есть?

– Старшая дочь королевы. Она так важно повела головкой, как будто понимала, что вся эта суматоха затеяна ради нее. Младенчество – это время, когда формируется характер.

Королева громко рассмеялась и повторила слова лорда Мельбурна остальным собравшимся.

Да, было время, когда обед получался веселым только тогда, когда на нем присутствовал лорд Мельбурн, и довольно скучным, когда его не было. Теперь, когда появился Альберт, все, разумеется, стало по-другому.

Альберт чихал не переставая.

– О Боже, – сказала королева, – надеюсь, вы не заболеете после вашей ледяной ванны.

– Это всего лишь простуда, – ответил принц. Он с любовью посмотрел на нее. – Никогда не забуду, как вы меня спасли.

– Я вас не спасала. Вы сами спаслись.

– Вы показали, что значит присутствие духа. В отличие от ваших фрейлин. Я горжусь вами.

– Ах, Альберт, я не в состоянии передать, какой меня охватил ужас, когда вы скрылись из виду.

– Любовь моя, по сути, никакой опасности не было. Пруд неглубокий, да и лед довольно крепкий, за исключением того небольшого места.

– За эти несколько мгновений я о стольком передумала, – сказала она. – Я представила, как вас несут во дворец… мертвого, и тогда мне показалось, что, случись это с вами, я тоже захочу умереть.

Альберт нежно поцеловал ее.

– Любовь моя, мы ведь счастливы, правда?

– Да, Альберт.

– Нам надо всегда помнить, что мы чувствовали по отношению друг к другу, когда я скрылся под водой, а вы ступили на лед, чтобы меня спасти; помнить, какими мы тогда были, какие чувства нас обуревали.

– Непременно, Альберт, – страстно воскликнула она. – Непременно.

Единственным последствием инцидента на пруду было то, что Альберт простудился, причем довольно сильно. Виктория строго следила за тем, чтобы он принимал все меры для собственного выздоровления. Пережив мгновение панического страха, она поняла, как сильно его любит.

Две-три недели Виктория была блаженно счастлива. И вдруг сделала поразительное открытие.

Она снова забеременела.

– Быть этого не может, – простонала Виктория. – Слишком уж быстро.

Но факт оставался фактом.

Альберт ликовал, Виктория же внутренне возмущалась. Как она заметила дяде Леопольду, мужчины редко представляют, что такое роды для женщины, поскольку сами избавлены от этого ужасного испытания.

Лецен ворчала, что Виктории бы следовало годок переждать, чтобы прийти в себя после рождения Киски, и что Альберт слишком неосмотрителен и совсем не хочет считаться с женой, навязывая ей новую беременность. Даже герцогиня Кентская, отнюдь не желая критиковать Альберта, выразила сожаление, что интервал не оказался более продолжительным.

Виктория стала даже еще капризней, чем в первые месяцы вынашивания Киски. Она ко всем придиралась, фрейлины боялись к ней подходить. Теперь, чтобы вспыхнуть, ей было достаточно малейшего повода, и атмосфера совсем не походила на ту, которая царила в Виндзоре на Рождество.

Беспокоило ее и правительство. Торговля шла вяло, и финансовое положение страны внушало опасения. Лорд Мельбурн, приходя к ней, был явно расстроен, но всячески пытался это от нее скрыть. Она, разумеется, догадывалась, что сие означает. С оппозицией снова возникли трудности, и мысли о том, что она потеряет своего премьер-министра и снова испытает родовые муки, выводили ее из себя.

Ее красивый бело-розовый цвет лица как-то поблек: оно казалось бледным, даже желтовато-болезненным. Нос удлинился, глаза утратили прежнюю чистую голубизну, а губы – сочность. Я обыкновенная дурнушка, с огорчением думала она.

Зато как красивы некоторые из ее фрейлин! Как же глупо она поступала, выбирая их потому, что ей понравился их внешний вид. Если их внешность нравилась Виктории, она может понравиться и кому-нибудь другому – Альберту, например.

Альберта никогда не привлекало женское общество, и Виктория порой журила его за неловкость в обращении с дамами, но сейчас ей все больше мерещилось, что в нем происходят перемены.

Как-то раз он болтал с мисс Спринг-Райс и был более оживлен, чем обычно, поскольку разговаривали они по-немецки. Эта весьма симпатичная молодая леди говорила довольно бегло, чем, видимо, гордилась; для Альберта разговаривать на родном языке всегда было радостью.

– Я полагаю, общение с этой молодой леди доставляет вам удовольствие, – заметила однажды Виктория, услышав, что их беседы, как она выразилась, «все продолжаются и продолжаются».

– Да, говорить с ней по-немецки довольно интересно, – ответил принц. – Произношение у нее не такое уж и плохое. Она иногда так забавно уродует глаголы, что мне приходится делать ей замечание.

– Я тоже хотела бы сделать вам замечание. Мне неприятно слышать, как вы хихикаете с этим глупым легкомысленным созданием.

– Но разве мы хихикали? – удивился принц. – Не думаю, что наш разговор можно назвать хихиканьем…

–  Яназываю его именно так, – надменно сказала королева и направилась прочь.

У себя в комнате она посмотрелась в зеркало.

– Я никогда не была такой уж красавицей, – сказала она, – а беременность, безусловно, не улучшила мою внешность.

Лецен изволила выразиться в том смысле, что, когда женщина собирается рожать, природа с нею что-то делает, окружает ее какой-то аурой, придает ей особую привлекательность…

– Не мелите чепухи, – оборвала ее королева. – Где эта аура? Покажите мне ее.

– Это нечто такое, что нельзя показать.

– Вы говорите так, чтобы умиротворить меня. Никакой ауры не существует. Вы знаете, Лецен, порой мне кажется, что вы продолжаете считать меня ребенком, а это время давно прошло, так что, пожалуйста, не забывайтесь. Я не позволю, чтобы ко мне относились, как к какому-нибудь плаксивому младенцу.

Баронесса приняла такой обиженный вид, что Виктория воскликнула:

– Ах, Лецен, простите меня. В последнее время я невыносима. И, что хуже всего, я постоянно ссорюсь с Альбертом.

– А кто довел вас до этого состояния? Он должен понимать.

– Да он понимает. Он ангел.

Ей надо постараться быть благоразумной, надо дать Альберту понять, что она не виновата в том, что у нее такой характер, да к тому же еще она беременна.

Несколько дней она была с Альбертом само очарование, и он, милый добрый ангел, вел себя так, как будто ничего особенного не произошло, а потом она стала устраивать сцены, упрекая его в излишнем внимании то к одной, то к другой фрейлине.

– Первые месяцы как раз худшие при беременности, – успокаивала ее Лецен. – Потом, как и в прошлый раз, вы станете совершенно спокойной.

– А вы и сейчас относитесь к этому спокойно, – отвечала Виктория. – Вам не нужно через все это проходить. Вы, ей-богу, как дядя Леопольд.

– Сокровище мое! – в ужасе вскричала Лецен. – Неужели вы думаете, что я не страдаю все это время… вместе с вами?!

Виктория обняла баронессу и назвала себя настоящей скотиной. Она совершенно не заслуживает ни своей дражайшей Лецен, ни дражайшего и добрейшего из мужей. Утешая Лецен, она почувствовала себя легче. Но вскоре снова стала раздражительной.

Однажды она наткнулась на Альберта, разговаривавшего с мисс Питт, одной из самых красивых ее фрейлин. Мисс Питт держала в руках букет, и принц, который всегда любил цветы, задержал на нем свое внимание.

– Весенние цветы, вероятно, самые красивые, – говорил он, – и у них самый нежный запах.

Когда вошла королева, он как раз наклонился к цветам, собираясь их понюхать. Выражение лица Виктории было мрачным, и Альберт, заметив это, попытался ее успокоить.

– Взгляните на эти прекрасные цветы, любовь моя, – сказал он, улыбаясь. – Не худо бы выращивать их в наших садах.

Королева окинула цветы презрительным взглядом.

– Это ваши, мисс Питт? – спросила она.

– Да, Ваше Величество. Я как раз шла к себе, когда Его Высочество остановился полюбоваться ими.

Полюбоваться ими, повторила про себя королева, глядя на мисс Питт. Та покраснела, что только подчеркнуло ее красоту.

– Ну, оставьте их мне, – сказала королева, кивнув головой; мисс Питт, поняв, что ее отпускают, сделала реверанс и удалилась.

Сердитый взгляд королевы поверх букета встретился со взглядом Альберта, после чего она принялась отрывать лепестки и разбрасывать их по полу. Когда в руках у нее остались одни голые стебли, она отшвырнула их и направилась к двери.

Там она остановилась.

– А теперь можете собрать их и отнести мисс Питт. У вас появится возможность увидеть ее снова. Скажете ей, как вы восхищаетесь ее цветами… и ею самой.

Альберт с грустью посмотрел на нее, а она бросилась к себе в комнату, упала на кровать и залилась слезами.

Альберт пригласил лорда Мельбурна зайти к нему, а когда премьер-министр прибыл, сообщил ему, что королева об этой встрече ничего не знает.

– Я серьезно обеспокоен, – сказал принц, – но благодаря вашей дружбе с королевой и вашей привязанности к ней вы лучше всех можете посоветовать, как мне себя вести.

Лорд Мельбурн ответил, что он к его услугам. Он все понял. Барон Штокмар, главный советник принца, в это время уехал из Англии, и премьер-министру было приятно, что в его отсутствие принц обратился к нему.

– Меня очень тревожит королева, – продолжал Альберт.

Лорд Мельбурн понимающе кивнул.

– Ее теперешнее настроение, конечно, пройдет, – сказал принц. – Оно объясняется ее состоянием, и, хотя в этом году оно гораздо хуже, чем в прошлом, источник его один и тот же.

– Я знаю, Ваше Высочество в состоянии проявить огромное терпение и отдает себе отчет в неизбежности происходящего.

– Совершенно верно, – так же серьезно ответил Альберт. – Но я думаю еще и о неизбежной смене правительства.

Лорд Мельбурн мрачно кивнул.

– Вряд ли удастся оттянуть ее надолго. Собственно говоря, если бы не усилия королевы, это произошло бы еще два года тому назад.

– Такова и моя точка зрения, – сказал Альберт. – Еще один инцидент в королевской опочивальне недопустим. На мой взгляд, если бы королева повела себя так, как в прошлый раз, это бы сильно повредило ей.

Лорд Мельбурн опять кивнул.

– Этому, безусловно, надо воспрепятствовать.

– Несомненно.

– Вы, конечно же, еще не затрагивали с королевой данную тему?

– С ней совершенно невозможно разговаривать. Она моментально вспыхивает, причем зачастую безо всякой на то причины. Упомянуть об этом сейчас – значит вызвать катастрофические последствия.

– Что же вы предлагаете?

– Уладить все без королевы.

– Уж не хотите ли вы сказать, что мы можем распустить ее фрейлин без ее ведома? – пошутил премьер-министр.

Но принц не отреагировал на шутку.

– В случае смены правительства сэр Роберт Пиль окажется в положении, подобном тому, с которым он столкнулся два года назад. А что, если королева откажется заменить придворных, а сэр Роберт Пиль откажется вступить в должность, пока она их не сменит?

– Королева обязана повиноваться Конституции. Ей придется уступить.

– Какое унижение для нее! Я хотел бы ее от этого избавить.

– Я бы тоже этого хотел.

Это правда, подумал Альберт. Лорд Мельбурн видел опасность и желал бы уберечь от нее королеву; но он привык пускать все на самотек в надежде, что все само собой образуется. Сам же Альберт был отнюдь не таков.

– Лорд Мельбурн, – прямо спросил он, – сколько еще ваше правительство может продержаться у власти?

– К концу года нас, безусловно, не будет, – так же прямо ответил премьер.

– Тогда предлагаю следующее, – сказал Альберт. – Прежде чем у вас появится правительство тори, основные фрейлины королевы из вигов уже должны покинуть дворец. Тогда королева будет избавлена от унижения сэра Роберта.

– Но как вы представляете себе этот уход?

– Вы не станете возражать, если я посоветуюсь по данному вопросу с сэром Робертом Пилем?

– Не стану и, право же, не должен. Я полагаю, что сэр Роберт будет только приветствовать ваши предложения.

– В таком случае, я посмотрю, что тут можно сделать.

– Все это должно сохраняться в тайне от Ее Величества?

– Абсолютно. Пока она в таком состоянии, обсуждать это с ней совершенно бессмысленно. Надеюсь, вы не считаете, что я поступаю глупо, берясь за это?

– Скорее не глупо, а смело, – ответил лорд Мельбурн.

Принц провел совещание со своим секретарем мистером Энсоном. Осторожный и проницательный, тот сразу же оценил ситуацию и согласился с принцем, что есть только один способ ее разрешить – именно так, как предлагал принц.

Если Пиль придет к власти, королеве придется смириться с заменой фрейлин, что будет для нее крайне унизительно.

– Не забывайте, – сказал Энсон, – что сэр Роберт был глубоко унижен королевой два года назад, и, если он окажется человеком злопамятным и мстительным, он может захотеть оплатить ей той же монетой.

– Я не верю, что сэр Роберт Пиль человек такого рода, – сказал принц. – Я всеми силами хочу спасти королеву от унижения.

– И Ваше Высочество хотели бы, чтобы я от вашего имени побеседовал с сэром Робертом относительно его возможных действий в случае, если он станет премьер-министром?

– Это как раз то, чего я желаю, – сказал принц.

– Тогда, может быть, обсудим, что именно я скажу сэру Роберту?

Принц склонил голову. Несомненно, мистер Энсон, как и лорд Мельбурн, считал принца очень смелым человеком; ведь он рискует снова пробудить гнев королевы, и гнев этот из-за того, что она может расценить действия мужа как попытку подчинить ее своей воле, может оказаться гораздо более сильным, чем обычно.

Сэр Роберт Пиль с интересом отнесся к сообщению Джорджа Энсона, что один их «общий друг» хотел бы через него (Джорджа) представить ему (Пилю) одно дело, и интерес этот был таким большим, что этот друг, как узнал сэр Роберт, оказался принцем-консортом.

Сэр Роберт Пиль, человек большой смелости и высоких идеалов, был уверен, что еще до истечения года он почти наверняка станет премьер-министром; хотя, на его взгляд, это было бы наилучшим для страны вариантом, он вовсе не исключал, что королева вновь пошлет за ним и он опять столкнется с унизительной ситуацией, подобной той, которую ему пришлось пережить двумя годами раньше, когда королева отказалась избавиться от фрейлин, всех до единой родственниц видных вигов. Эти фрейлины до сих пор занимали прежние места, но теперь положение изменилось: у его партии в правительстве было только незначительное большинство, и он решил, что оставаться у власти просто невозможно. Следовательно, сменив лорда Мельбурна, сэр Роберт и его сторонники вообще оказались бы в меньшинстве – пока, разумеется, не состоялись бы новые выборы, – и при тогдашних обстоятельствах он дальновидно решил, что нет смысла формировать правительство, которое вызывает такую ненависть королевы. Другое дело теперь. Кабинет министров Мельбурна вскоре потерпит поражение в палате, после чего будут объявлены всеобщие выборы, тори получат подавляющее большинство, и тогда королева не сможет бросить им вызов. А уж потом, если он, Пиль, станет настаивать, чтобы королева сменила своих фрейлин, ей придется это сделать. А настаивать ему придется. Сэр Роберт Пиль многое бы дал, чтобы избежать этой неприятной ситуации.

Живущий только домом, в отличие от лорда Мельбурна, инициатор многих реформ, сэр Роберт был совершенно лишен того внешнего блеска, благодаря которому лорд Мельбурн стал столь популярен во многих видных домах и особенно при дворе. Он мог быть остроумным и веселым у себя дома, проявлять энергию в палате общин; он был хладнокровен и смел, великий лидер и реформатор; однако в присутствии молодой женщины, да еще и королевы, он оказывался в невыгодном положении, ибо сознавал, что она питает к нему страшную и совершенно необоснованную антипатию, вызванную в основном тем, что его подъем должен означать падение лорда Мельбурна.

Познакомившись с принцем и обнаружив, что тот – человек темперамента, близкого к его собственному, он преисполнился надежд. Казалось вполне вероятным, что Альберт будет в состоянии направлять королеву, научит ее ценить логику, внушит ей, что правительство не обязательно в хороших руках только потому, что эти руки принадлежат джентльмену, обладающему большим обаянием. Ему очень хотелось услышать, что скажет ему Энсон.

– Можете говорить со мной совершенно откровенно, – сказал сэр Роберт, – и все до единого сказанного вами слова останутся между нами. О чем мы говорили, я не скажу без вашего разрешения ни одному из моих коллег, даже герцогу Веллингтонскому.

Джордж Энсон, прежде всего, выразил уверенность, что выборы вскоре состоятся и в их результате нет почти никаких сомнений. Он напомнил сэру Роберту о неприятности, из-за которой тот оказался в весьма неудобном положении, когда королева послала за ним и попросила сформировать правительство. Принцу очень хочется, чтобы ничего подобного не повторилось.

– Чего я никак не хотел бы, так это унизить королеву, – искренне заявил сэр Роберт. – Я скорее откажусь от любых претензий на пост премьера, чем это сделаю.

– Но, если бы вы отказались, сэр Роберт, ваше место занял бы кто-то другой, и ситуация осталась прежней. Принц желает знать, были бы вы готовы – если ко времени вашего вступления в должность некоторые места при королеве окажутся вакантными – посоветоваться с Ее Величеством, кто их заполнит.

Сэр Роберт ждал, когда Джордж Энсон продолжит.

– Три основных поста занимают герцогиня Сатерлендская, герцогиня Бедфордская и леди Норманби. Предположим, что эти леди добровольно удалились бы от двора до вашего прихода к власти, тогда неприятная ситуация была бы исключена.

– Это так, – согласился сэр Роберт.

– Добровольная отставка фрейлин, – продолжал Энсон, – и вакантные места, когда к власти приходит ваше правительство, – вот что, по мнению принца, способно удовлетворительно разрешить проблему.

Сэр Роберт согласился, что, если удастся этого добиться, с обеих сторон можно избежать больших затруднений.

Когда лорд Мельбурн зашел к королеве, он был очень мрачен.

– Я знаю, о чем вы пришли мне сказать, – проговорила она. – Я этого ожидала.

– Основная борьба развернется из-за пошлин на сахар, – сказал лорд Мельбурн. – Тори грозились также поднять вопрос о зерне.

Она кивнула.

– И на сей раз это означает конец.

– Мы и так уже давно ходим по краю, – ответил лорд Мельбурн.

– Ах, мой дорогой лорд Мельбурн, что я буду без вас делать?

– Теперешнее положение, Ваше Величество, совершенно не сравнимо с тем, в каком вы находились два года назад. К тому же теперь рядом с вами принц.

– Он такой добродетельный, – сказала королева, – а я, боюсь, весьма нетерпелива и часто говорю слова, о которых потом жалею.

– У Вашего Величества довольно трудное время.

– Мне нет оправдания. Все женщины рожают детей.

– Но у них нет дополнительного бремени – управления страной.

– Лорд Мельбурн, вы пытаетесь вызвать у меня жалость к самой себе.

– Право, нет, мэм. Любая из ваших подданных позавидует тому, что у вас добродетельный и терпеливый муж.

Королева была чуть ли не в слезах.

– Как вы правы! Но это лишь заставляет меня злиться на саму себя за то, что я к нему так немилосердна, а когда я злюсь на себя, я злюсь и на него – за то, что он напоминает мне об этом.

– Это так называемый порочный круг, – заметил лорд Мельбурн.

– И надо же ему было уродиться таким добродетельным!

– Весьма докучливое свойство, – согласился лорд Мельбурн с присущим ему юмором.

– Нам бы следовало им восхищаться.

– Что мы, собственно, и делаем.

– Однако очень трудно жить согласно этому принципу. И вы правы, человеку раздражительному, капризному, с плохим характером, это и впрямь не может не докучать, если рядом с ним другой, который все время носит воскресную личину.

Лорда Мельбурна это выражение позабавило.

– Воскресную личину, – предположил он, – следует, вероятно, приберегать к соответствующему случаю. Иметь на лице воскресное сияние, допустим, в среду – это все равно что в дворцовом платье отправиться на рынок.

Кто-кто, а лорд Мельбурн умел ее рассмешить! Добрый и чувствительный человек, лорд М. не был благочестивым. Уж у него наверняка никогда бы не было на лице воскресного выражения даже в воскресенье.

Возможно, чрезмерная добродетельность Альберта и являлась одной из причин ее раздражительности, вынуждала ее еще сильнее чувствовать свою неправоту после каждой ссоры с мужем.

Впрочем, обсуждая сейчас Альберта с лордом Мельбурном, она тем самым как бы предавала Альберта, а это ей претило. Она была несчастлива, когда ссорилась с ним. Она была предана своему дорогому премьер-министру, но и пылко любила мужа.

– Мы забываем о серьезности происходящего, – сказала она. – Ах, дорогой лорд Мельбурн, если вы оставите меня… сейчас мне этого не вынести.

– Мы будем встречаться… часто, я надеюсь.

– И вы будете продолжать писать мне.

– Я буду целиком к вашим услугам.

– Но это совсем не то, что было. Каждый день вы приходить не будете. Представляю, как заартачится этот Пиль!

– Он заартачится, если только я стану вмешиваться в политику – и, по-моему, будет совершенно прав. Дайте Пилю возможность показать себя. Вы еще узнаете его достоинства.

– Все равно, прежнему уже не бывать.

– Но ведь рядом с вами будет принц. А на него можно положиться. Я уважаю его ум. Вам очень повезло, что у вас такой хороший муж.

– Я знаю.

– Дайте емупочувствовать, как вы его цените. Не отстраняйте его от обсуждения с вами серьезных вопросов.

– Как бы мне хотелось быть менее вспыльчивой.

– Вы научитесь сдерживаться.

– Меня дрожь берет, когда я думаю о том, что я иногда говорила Альберту.

– Альберт простит вас.

На этом премьер-министр откланялся, пообещав извещать королеву о том, как будут развиваться события.

Однако, прежде чем уйти из дворца, лорд Мельбурн повидал Джорджа Энсона и сообщил ему, что разговаривал с королевой и что она испытывает искреннее раскаяние из-за тех сцен, которые устраивала принцу Альберту. По мнению лорда Мельбурна, королева начинает выходить из своего раздраженного состояния, и Альберт, вероятно, вполне мог бы теперь поговорить с ней о необходимых при дворе переменах.

Альберт отправился к королеве.

Как всегда, когда она его видела, она не могла не подумать, что во всем мире не сыскать мужчины красивее. Его взгляд был нежен. Лорд Мельбурн прав – с мужем ей действительно повезло.

– Альберт, – воскликнула она, заливаясь слезами. – Вы и впрямь меня любите?

– Всем сердцем, – пылко ответил Альберт на немецком, к которому прибегал в минуты нежности.

– Я такаянеуживчивая, со мной так трудно.

– Любовь моя, я все понимаю. Не успела родиться Киска, как вам снова предстоит рожать. Вы так молоды, а на вас свалилось столько всего. Но, я вижу, вам уже лучше.

– Вы такой хороший, такой терпеливый и даже моложе меня.

– На три месяца. Пустое. А быть терпеливым – это мой долг. Кроме того, я люблю вас.

– Я постараюсь заслужить вашу любовь. Но вот что меня занимает – смогла ли бы я когда-нибудь стать такой же добродетельной, как вы, Альберт. Впереди новые испытания. Я только что видела премьер-министра. Грядет кризис: торговля идет вяло, финансы в плачевном состоянии, неприятности из-за сахара и зерна, и сэр Роберт Пиль пытается занять место лорда Мельбурна.

– Если правительство потерпит поражение при обсуждении бюджета, ему придется подать в отставку.

– Точно так же было и в прошлый раз.

– Не совсем, – возразил Альберт. – Тогда у правительства было незначительное большинство при голосовании по биллю о Ямайке, и оно подало в отставку. У Пиля силенок еще было маловато, потому что, сформируй он правительство, у него бы оказалось меньшинство в палате. Сейчас положение изменилось. Если правительство потерпит поражение при голосовании по бюджету, парламент будет распущен и назначат новые выборы, после чего почти наверняка тори одержат крупную победу.

– То же самое говорит и лорд Мельбурн. Меня бросает в дрожь при мысли, что этот Пиль станет премьер-министром. Мне не нравится этот человек, а я не буду нравиться ему.

– Я не верю в это.

– Милый Альберт, вы думаете, все так добры и готовы прощать, как вы сами.

– Я не думаю, что сэр Роберт – мстительный человек, хотя два года назад известный эпизод с королевской опочивальней очень его унизил, и ему, естественно, не хотелось бы снова оказаться в подобном положении.

– А если он придет ко мне и потребует, чтобы я сменила моих фрейлин?

– Виктория, я хочу сказать вам нечто очень серьезное.

– Да, Альберт?

– Вы прекрасно знаете: все, что я делаю, я делаю для вашего же блага. Больше всего я забочусь о том, чтобы избавить вас от неприятностей.

– Мой дорогой Альберт, я это знаю.

– Я провожу дни в раздумьях, как мне принести вам больше пользы.

– А я отплачиваю вам вспышками моего ужасного гнева.