Текст книги "Легенда о седьмой деве"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Когда миссис Хэмфилл попыталась увести старуху в задние помещения церкви, послышались громкие рыдания – и я увидела, что мать Джудит спрятала лицо в ладонях.

– Зачем я согласилась на этот брак?!.

Ее слова слышали все, и в этот момент, казалось, ждали знака с небес, некую кару свыше, возмездие тем, кого они считали убийцами Джудит.

Отец Джудит обнял жену. Когда Джастин поднялся со скамьи, позади меня раздался какой-то новый шум. Там сидели слуги из Эббаса.

– Она потеряла сознание, – услышала я и поняла, о ком это, еще до того, как повернулась.

Я подошла к подруге и расстегнула ей воротник. Меллиора лежала на полу церкви, шляпа ее упала на пол. Неподвижные светлые ресницы, бледная кожа…

«Меллиора, я ничего не забыла, – хотелось крикнуть мне, – но у меня есть Карлион…»

Слуги смотрели на нас. Я знала, что за выражение было на их лицах: виновата перед лицом Господа!

Наконец мы вернулись в Эббас. Хвала небесам, церковный колокол замолк, и мы больше не слышали этот унылый звон. Слава Богу, шторы раздвинули, и в дом снова вернулось солнце.

Мы выпили шерри и съели поминальное угощение. Джастин был спокоен и отчужден. Похоже, к нему возвращалось обычное самообладание. Однако он выглядел подавленным и убитым горем, как и должен выглядеть овдовевший муж.

Мать Джудит отвезли домой. Все боялись, что она устроит истерику, если останется в Эббасе. Мы старались говорить о чем угодно, только не о похоронах. О повышении цен, о правительстве, о достоинствах молодого мистера Дизраэли, о недостатках Пила и Глэдстоуна. Были и другие проблемы, которые в большей степени касались нас. Действительно ли шахта Феддера закрывается? И как это повлияет на жителей округи?

Я стала хозяйкой дома, и даже если бы здесь была Джудит, ничего бы уже не изменилось. Однако теперь я была хозяйкой официально – и буду оставаться ею, пока Джастин не женится.

Но Джастин никогда не должен жениться!

Ну вот, мне придется признать это и не кривить душой. В сердце моем росла решимость. У Джастина не должно быть законного наследника. А для того, чтобы он у него появился, ему придется жениться. У Джастина не должно быть сына, который лишил бы Карлиона его прав.

Но он собирается жениться на Меллиоре. Возможно ли такое? Если только они готовы столкнуться с нескончаемым, пожизненным скандалом.

Пойдет ли на это Джастин?

Я пошла в комнату к Меллиоре, как только улучила минутку. В комнате было по-прежнему сумрачно, потому что никто не раздвинул шторы. Ее светлые волосы были распущены. Она лежала на кровати и выглядела такой юной и беспомощной, что это сразу напомнило мне наши детские годы.

– О, Меллиора, – сказала я, и голос мой дрогнул.

Она протянула мне руку – и я сжала ее. Я чувствовала себя Иудой.

– И что теперь? – спросила я.

– Это конец, – ответила она.

– Но почему? – прошептала я. В этот момент я себя ненавидела. – Теперь вы… свободны.

– Свободны? – Меллиора горько рассмеялась. – Мы никогда не были менее свободны, чем сейчас.

– Это смешно. Она больше не стоит между вами. Меллиора, мы с тобой можем быть полностью откровенны.

– Никогда прежде она так ощутимо не стояла между нами, как теперь.

– Но она умерла.

– Ты же знаешь, что говорят вокруг.

– Что он – возможно, с твоей помощью – убил ее.

Меллиора поднялась на локтях, глаза ее безумно горели.

– Как они смеют?! Как они могут говорить такое о Джастине?!

– Просто она умерла именно тогда, когда…

– Не говори так, Керенза. Ты в это не веришь.

– Конечно, не верю. Я знаю, что он не имеет отношения к ее смерти.

– Я знала, что могу доверять тебе.

«О, Меллиора, не верь мне!» – хотела я крикнуть, но не посмела произнести ни слова, поскольку боялась, что если заговорю, то выпалю всю правду.

– Мы уже говорили с ним, – продолжала она. – Это конец, Керенза. Мы оба это понимаем.

– Но…

– Ты должна понять это. Я не могу выйти за него. Неужели ты не понимаешь, что в противном случае это сыграет на руку тем, кто уверен, что мы с Джастином виноваты? Это единственный способ доказать, что Джастин ни в чем не виноват.

– Ты уедешь?

– Джастин не позволит мне уехать. Он хочет, чтобы я осталась здесь, с тобой. Он говорит, что ты сильная и что ты мой друг. Он доверяет тебе заботу обо мне.

Я закрыла лицо руками. Просто не могла скрыть презрительную ухмылку на губах. Я презирала себя, но Меллиора не должна догадаться об этом. Она слишком хорошо знала меня раньше – и могла понять сейчас.

– Джастин говорит, что моя жизнь будет слишком тяжелой… если я уеду отсюда. Он сказал, что знает, какая жалкая доля у гувернантки или компаньонки. Он хочет, чтобы я осталась тут… присматривала за Карлионом, как и раньше… и была твоей подругой.

– А со временем… когда все забудется… он женится на тебе?

– О нет. Мы никогда не поженимся, Керенза. Он уезжает.

– Джастин уезжает?! – Я невольно оживилась. Джастин отказывается от своих прав! Дорога свободна – для меня и моей семьи.

– Это единственный способ. Он считает, что это – лучший выход. Он поедет на Восток… в Китай или Индию.

– Не может быть!

– Может, Керенза. Он не хочет оставаться здесь – и при этом не быть со мной. И все же мы не поженимся, потому что он знает, что в этом случае подозрения падут на меня. Он хочет, чтобы я оставалась с тобой… А со временем, возможно…

– Ты поедешь к нему?

– Кто знает?

– И он твердо решил поступить именно так? Не может быть! Он передумает.

– Только одно может заставить его передумать, Керенза.

– Что?

– Если бы он мог доказатьнаверняка. Если бы кто-то видел… Но он знает, что никто не видел, и поэтому у нас нет способа доказать, что мы невиновны. Единственный способ – расстаться, отвергая тем самым причину, по которой, как все думают, мы совершили это преступление.

Вот и наступил нужный момент. Я должна признаться ей. Джудит споткнулась об игрушку Карлиона. Мальчик оставил своего слона на верхней ступеньке. А Джудит не заметила его. Совершенно очевидно, что все случилось из-за того, что ее туфля зацепилась за ткань. Я забрала игрушку, потому что не хотела, чтобы действия моего сына воспринимали как причину ее смерти. Я не хотела, чтобы малейшая тень падала на Карлиона.

Но теперь все изменилось. Если я оправдаю Джастина и Меллиору, они поженятся – и у них может родиться сын.

Нет, я не могла этого сделать. Эббас должен достаться Карлиону. Сэру Карлиону. Как я буду гордиться в тот день, когда он получит титул! Я пошла на брак без любви, я боролась за то, чего хотела достичь, мне многое пришлось вынести. Готова ли я всем этим пожертвовать ради Меллиоры?

Я любила Меллиору. Но какая у них с Джастином любовь? Будь я на месте Меллиоры, позволила бы я своему любимому оставить меня? Смогла бы я полюбить человека, который так легко смиряется с поражением?

Нет, такая любовь, как у них, не стоит жертв. Я должна постоянно напоминать себе об этом. Если бы Джастин и Меллиора любили по-настоящему, они пошли бы на все ради своей любви.

Я боролась за будущее своего сына, и ничто не могло стать у меня на пути.

Глава 6

Можно совершенно забыть неприятные моменты своей жизни на многие дни, недели и месяцы, а потом случается какое-то событие – и все воспоминания тотчас оживают в памяти с волнующей ясностью. Я всегда старалась оправдать свои грехи и прегрешения и при этом убедить себя, что мои оправдания справедливы. Я все больше привыкала к такому положению вещей. Но правда – это призрак, который будет преследовать тебя всю жизнь, появляться, когда ты утратишь бдительность, – и бередить душу, напоминая о том, что, какими бы яркими обертками ты ни приукрасил истину, она может одним резким движением сбросить все покровы и обнажиться.

Я сидела за бюро, составляя обеденное меню на вечер. Сегодня к нам должны были приехать Феддеры, чтобы обсудить с Джонни какие-то дела. Джонни не был в восторге от предстоящей встречи, но он не мог не пригласить их. Я прекрасно знала, что Джонни и бизнес не сочетаются друг с другом.

Было бы глупо отрицать тот факт, что дела в поместье шли не так хорошо, как это было в те времена, когда Эббасом управлял Джастин. Я знала, что, если Джонни получал письмо, которое считал неприятным, он совал его в ящик и старался забыть о нем. Я то и дело слышала жалобы из разных источников. Фермеры говорили, что сэр Джастин делал и то, и это, а теперь все запущено, ничего не меняется к лучшему. Дома, которые давно следует отремонтировать, приходят в негодность. Джонни, который никогда не отказывался помочь, в действительности даже не пытался выполнить свои обещания. Сначала он был очень популярен, но со временем все поняли, что ему нельзя доверять.

Прошло уже два года с тех пор, как уехал Джастин. Сейчас он жил в Италии и писал очень редко. Я все время ожидала, что однажды Меллиора получит от него письмо, в котором он попросит ее приехать.

Верно говорят: мы любим людей за то добро, которым их одариваем, и ненавидим за то зло, которое им причиняем. И впрямь бывали моменты, когда я почти ненавидела Меллиору. На самом деле это была ненависть к самой себе, но для человека моего склада единственным выходом было ненавидеть того, кто заставил меня ненавидеть себя. Чувствуя, как ненависть подкатывает к горлу, я, наоборот, старалась быть с Меллиорой как можно ласковее. Несмотря на то что она была няней моего сына, я настояла на том, чтобы к ней относились как к члену семьи. Она сидела с нами за одним столом, всегда присутствовала на приемах и балах. Окружающие воспринимали ее скорее как мисс Мартин, дочь покойного священника, а не как няню из Эббаса. Я приучила Карлиона называть ее «тетя Меллиора». Иногда я готова была сделать для нее все.

Меллиора тоже изменилась. Она стала спокойнее, строже. Странно, но по мере того как я расцветала, она становилась все более блеклой. Ее чудные светлые волосы всегда были заплетены в скромные тугие косы, уложенные венцом на голове. Я укладывала свои волосы в высокие изысканные прически, чтобы показать их роскошную красоту. Она в основном носила одежду серого и черного цветов – это очень шло ее бледной коже, но делало ее незаметной. Я редко надевала черное, потому что давно поняла: черный цвет мне не к лицу. Когда же я носила черное, то всегда украшала его какой-то яркой деталью – алого или моего любимого нефритового цвета. У меня были вечерние платья из алого шифона и нефритового шелка, иногда я надевала платья лавандового или темно-синего в сочетании с розовым цветом.

Теперь я была хозяйкой Эббаса и никто не стоял на моем пути. За два года, с тех пор как уехал Джастин, я укрепила свои позиции. Мне сильно помогло то, что все невзлюбили Джастина. Я почти поверила, что Хаггети и миссис Ролт навсегда забыли, что я не была рождена для роли, которую играла с блеском.

Леди Сент-Ларнстон умерла годом ранее – тихо, во сне, – так что в Эббасе были еще одни похороны. Но как же сильно они отличались от похорон Джудит! Старая леди Сент-Ларнстон, прожившая свою жизнь пристойно, так же пристойно и ушла из нее. А с ее уходом мое положение еще более упрочилось.

Послышался стук в дверь.

– Войдите, – произнесла я в меру повелительно – не надменно и не снисходительно, а просто и естественно отдавая приказ.

Вошли миссис Ролт и миссис Солт.

– О, мадам, мы по поводу сегодняшнего обеда, – начала миссис Солт.

– Я уже думала об этом. – Я оторвалась от бумаг и посмотрела на них с чувством собственного достоинства. Белые руки на столе, на пальце, слегка сжимающем перо, – обручальное кольцо, а над ним – перстень с квадратным изумрудом, фамильная драгоценность Сент-Ларнстонов, который старая леди Сент-Ларнстон отдала мне после того, как уехал Джастин. На ногах – легкие черные кожаные туфли, выглядывающие из-под юбки лилового домашнего платья, отделанного шелковыми лентами; волосы собраны в пучок на макушке. Просто и элегантно, как и должна выглядеть знатная дама.

– Для начала – бульон, миссис Солт. Потом, думаю, камбала с соусом – это я оставляю на ваше усмотрение. Куропатки… или цыпленок… и тушеная говядина. Нужно, чтобы все блюда были простыми, потому что миссис Феддер говорила мне, что мистера Феддера немного беспокоят проблемы с желудком.

– Неудивительно, мадам, – вклинилась миссис Ролт. – Это все из-за разговоров о шахте. Не подумайте, что я очень беспокоюсь о Феддерах. Они за это время хорошо набили себе карманы. Но вы не слышали, мадам, правда ли, что они закрывают шахту?

– Я ничего не слышала, – холодно прервала я ее и снова повернулась к миссис Солт: – Потом подадите суфле и яблочный пирог с кремом.

– Слушаюсь, мадам, – ответила миссис Солт.

– Хаггети спрашивал насчет вина, мадам, – вставила экономка.

– По поводу вина он должен спросить мистера Сент-Ларнстона, – ответила я.

– Но, мадам… – начала миссис Ролт.

Я опустила голову. Сегодня утром они что-то слишком болтливы. В большинстве случаев я могла совершенно легко подчинить их.

Склонившись над столом, я взяла в руки перо. Они обменялись взглядами и, одновременно пробормотав «Благодарю, мадам!», вышли. Я слышала их голоса за закрытой дверью – они тихо перешептывались о чем-то.

Я нахмурилась. Казалось, что кто-то любопытный пытается пальцем приоткрыть шкаф, который я предпочитаю держать закрытым. Помнится, Джонни когда-то говорил о скелете в шкафу? О Джастине и Меллиоре? Ну, готова признать, что у меня тоже был свой скелет в шкафу.

Мне хотелось изгнать из памяти неприятные лица этих двух старух. Я снова взяла перо и стала просматривать счета за прошлый месяц, которые по моему распоряжению дворецкий Хаггети положил на мой стол несколько дней назад.

В дверь снова постучались.

– Войдите.

На сей раз явился Хаггети, собственной персоной. Черт бы побрал эти воспоминания! Я вспомнила, как его нога прикасалась к моей под столом. И этот блеск в его глазах… Казалось, он хотел сказать: «Мы ведь понимаем друг друга. Я лишь на словах уверяю миссис Ролт в преданности, но на самом деле мне нравишься только ты».

Когда я вспоминала об этом, во мне начинала клокотать ненависть. Тем не менее я заставляла себя видеть в нем только дворецкого, довольно расторопного и весьма компетентного, и закрывать глаза на его недостатки – слишком вольное поведение в отношении к женщинам, взятки с поставщиков и подгонку счетов в свою пользу. То, с чем обычно сталкиваются хозяева дворецких.

– Что, Хаггети? – спросила я, продолжая писать.

– Э… мадам, – кашлянув, начал он.

Мне пришлось отвести взгляд от бумаг и посмотреть на него. На лице дворецкого не было неуважения – лишь растерянность. Я терпеливо ждала.

– Я насчет вина, мадам.

– Вы должны поговорить об этом с мистером Сент-Ларнстоном.

– Э… мадам! На сегодня вина хватит, а потом…

Потрясенная услышанным, я уставилась на него.

– Почему же вы не проследили за тем, чтобы винный погреб был заполнен?

– Мадам! Поставщик, мадам… он требует оплаты.

Я почувствовала, как щеки заливаются краской.

– Это неслыханно! – вспылила я.

– Да, мадам. Но, к сожалению, счета сильно просрочены, и…

– Дайте мне счет, Хаггети.

Он с облегчением улыбнулся.

– Да, мадам. Я, признаться, предвидел этот вопрос. Вот счет, мадам. Вы решите этот вопрос, и у нас не будет неприятностей, уверяю вас.

Я не взглянула на счет, который протянул мне дворецкий.

– Такое отношение просто унизительно. Возможно, нам придется поменять поставщика.

Хаггети замешкался и протянул мне еще один счет.

– Мадам, честно говоря, у нас их два… И со вторым – то же самое.

В Эббасе издавна существовала традиция, что счетами за поставку вин всегда занимался хозяин дома. Хотя оплата других хозяйственных трат была моей заботой, с отъездом Джастина винный погреб был в ведении Джонни и Хаггети.

– Я прослежу за тем, чтобы мистер Сент-Ларнстон тотчас занялся этим вопросом, – пообещала я. – Не думаю, что он останется доволен этими поставщиками. Возможно, потребуется найти новых. Конечно, нельзя допустить, чтобы винные запасы истощились. Вам следовало раньше обратить на это внимание.

Лицо Хаггети скривилось, словно он собирался заплакать.

– Мадам, я говорил мистеру Джонни… мистеру Сент-Ларнстону уже десятки раз.

– Хорошо, Хаггети. Я понимаю. Он просто забыл. Я вижу, вы не виноваты.

Хаггети вышел – и я сразу посмотрела на счет от поставщика вин. К своему ужасу, я увидела, что этим поставщикам мы задолжали пятьсот фунтов.

Пятьсот фунтов! Неудивительно, что они отказываются поставлять нам хоть одну бутылку, пока мы не рассчитаемся. Как Джонни мог быть таким беспечным?!

Меня вдруг охватил страх. А что Джонни делает с деньгами, которые дает поместье? Он выдавал мне деньги на ведение хозяйства, чтобы я рассчитывалась по счетам и покупала все необходимое. Но почему Джонни так часто ездит в Плимут – гораздо чаще, чем это делал сэр Джастин? Почему арендаторы все время жалуются? Мне необходимо серьезно поговорить с Джонни.

День выдался трудным.

Я аккуратно сложила счета от виноторговцев и убрала их с глаз, но не могла забыть о них ни на минуту. Злосчастные цифры так и плясали перед глазами. Я задумалась о нашей с Джонни жизни. Что мы знаем друг о друге? Он все еще привязан ко мне, я по-прежнему привлекаю его как женщина – не с таким огнем страсти, как вначале, нет! И не с таким неистовством, которое заставило его пойти на риск, вызвав порицание семьи, и жениться на мне. Но между нами по-прежнему было физическое влечение. Он, как и раньше, считал, что я отличаюсь от всех других женщин, и часто говорил мне об этом. Однажды, гадая, есть ли у Джонни любовницы, я спросила, каких «других женщин» он имеет в виду. «Все женщины в мире», – ответил он. И у меня пропала охота что-либо выяснять у него. Я всегда считала, что должна быть благодарна Джонни за свое нынешнее положение, за осуществление своей мечты, за все, что он мне дал. И потом, он подарил мне Карлиона, мое благословенное дитя, который был Сент-Ларнстоном и который со временем станет сэром Карлионом. Я всегда это помнила и пыталась отплатить ему. Я стала для него именно такой женой, которая была ему нужна. Надеюсь, что стала. Я делила с ним ложе, вела его дом, была женой, которая делала честь любому мужу – в том случае, когда люди забывали о моем происхождении. Именно оно, словно тень, заметная только иногда, при очень ярком солнце, а в остальные дни совсем не бросающаяся в глаза, время от времени напоминало о себе. Я никогда не задавала вопросов о его жизни, хотя и подозревала, что у него могли быть связи на стороне. Сент-Ларнстоны – за исключением Джастина – всегда были ветреными. Такими были отец Джонни и его дед, который сыграл трагическую роль в жизни бабушки Би.

Джонни мог иметь свою личную жизнь. Но управление поместьем – это совсем другое. Он не должен скрывать, что у нас появись долги, – я обязана об этом знать. Внезапно я поняла, что совершила ошибку, приучив себя закрывать глаза на все, что касалось дел моего мужа. Поместье Сент-Ларнстон очень важно, потому что однажды оно достанется Карлиону. Когда-то я слышала, что много лет назад в Эббасе уже были финансовые неприятности, в результате чего большая часть земель Эббаса перешла к другим владельцам. Потом на лугу у шести дев нашли олово и семейное состояние было спасено. Я вспомнила, как на свадьбе Джо шел разговор о шахте. Может, мне стоит поговорить с Джонни? Я должна выяснить, остались ли счета за вино неоплаченными по небрежности или по другой, более серьезной, причине.

Эти цифры постоянно стояли у меня перед глазами, лишая покоя. Я была слишком довольна своей жизнью. Последний год все шло так гладко! Я даже начала верить, что Меллиора смирилась и не мечтает больше о Джастине. Пару раз я слышала, как она смеялась – совсем как в то время, когда мы обе жили в доме ее отца. Я видела, что все выходит именно так, как я планировала. Я смирилась с отсутствием честолюбия у Джо. Бабушка переехала из своего домика и теперь жила у Поллентов. Я знала, что для нее это лучше всего, и все же мне было грустно, оттого что она живет с Джо, а не со мной. Но бабушка никогда не ужилась бы в Эббасе – с ее снадобьями, лекарствами и корнуоллским выговором. А у Поллентов ей были очень рады. Джо возился с лекарствами для животных, а бабушка – со своими снадобьями. Это как-то сочеталось. Но это не совсем то, чего я для нее хотела, и мне часто становилось грустно, когда я навещала старушку. Когда мы с ней говорили, я чувствовала, что наши отношения не изменились и я по-прежнему важна для нее, как и она для меня.

И все же я была слишком благодушна. Больше я не должна оставаться в неведении относительно нашего финансового состояния.

Убрав бумаги в бюро, я отправилась в детскую. Общение с Карлионом всегда действовало на меня успокаивающе. Мальчик быстро подрастал и был развитым для своего возраста. Он не походил ни на Джонни, ни на меня. Я часто удивлялась, что у нас родился такой замечательный ребенок. Мальчик уже читал, и Меллиора говорила, что он практически научился этому самостоятельно. Его успехи в рисовании казались для меня удивительными, а врожденная склонность к верховой езде не могла не восхищать. У него был собственный пони, потому что я хотела, чтобы сын с раннего возраста сидел в седле. Я никогда не позволяла ему ездить без меня – и никому другому не доверила бы его, даже Меллиоре. Я сама катала его по лугу, и вскоре он чувствовал себя в седле очень уверенно.

И только одно его качество мне хотелось бы изменить. Карлиона очень легко можно было довести до слез – особенно в тех случаях, когда ему казалось, что кому-то или чему-то больно, кто-то пострадал. Однажды, более года назад, когда было очень жарко, он с плачем прибежал ко мне, потому что увидел в земле трещину и подумал, что земля поломалась. «Бедная, бедная земелька! Полечи ее, мама!» – говорил мне сын, глядя на меня глазами, полными слез, и веря в то, что его мать всемогуща. Так же было и с животными – мышь в мышеловке, кролик, чью тушку он видел висящей в кухне, кот, который пострадал в драке. У Карлиона было слишком мягкое сердце, и я боялась, что, когда он станет старше, его можно будет легко расстроить и заставить страдать.

В то утро я поспешила в детскую, зная, что Меллиора готовит его на прогулку и думает, что мы пойдем гулять все вместе. Пока я с Карлионом, можно отбросить все страхи и не думать о неприятностях.

Я распахнула дверь в детскую. Она оказалась пустой. Еще когда старая леди Сент-Ларнстон была жива, я полностью переделала детскую. В процессе подготовки детской мы со старушкой еще больше сдружились. Мы вместе выбирали обои – чудесные обои, синие с белым, с многократно повторяющимся трафаретным рисунком. И все в комнате было сине-белым. Белый рисунок на синих шторах, синий ковер. Комнату заливал солнечный свет. Но ни Карлиона, ни Меллиоры здесь не было.

– Где вы? – позвала я. Мой взгляд наткнулся на Леню, который стоял на диванчике у окна. Меня всегда охватывала дрожь, когда я смотрела на эту игрушку. Я говорила Карлиону: «Это игрушка для младенца. Ты хочешь ее сохранить? Давай найдем игрушки для твоего возраста!» Но сын с упрямым видом забирал у меня старую игрушку, и его лицо при этом кривилось от горя. Полагаю, он думал, что игрушка может услышать мои слова и обидеться.

– Это Леня, – с достоинством говорил мальчик, открывал шкаф и прятал туда игрушку, словно опасаясь за ее безопасность.

Я подняла слона. Ткань на попонке была аккуратно заштопана Меллиорой. Но штопка была видна и напоминала шрам. Если бы Меллиора знала…

Утро было неприятным – слишком многое из того, что следовало забыть, снова и снова возвращалось и злобно таращилось на меня. Я поставила слона на окно и открыла дверь в примыкающую комнату, где Карлион обычно ел. Тут я столкнулась с Меллиорой.

– Ты его видела? – спросила подруга, и я заметила, что она взволнована.

– Кого?

– Карлиона! Он с тобой?

– Нет…

– Тогда где он?

Мы в смятении уставились друг на друга. Я оцепенела, мне стало дурно. При мысли, что с Карлионом может что-то случиться, меня, как всегда, охватило отчаяние.

– Я думала, он с тобой, – растерянно произнесла Меллиора.

– Ты хочешь сказать… его здесь нет?

– Я ищу его уже десять минут.

– Сколько времени ты его не видела?

– Я оставила его здесь… после завтрака. Он рисовал своего пони…

– Мы должны найти его! – воскликнула я, чувствуя, что мой голос начинает дрожать. – Он должен быть где-то поблизости.

Я выбежала из комнаты, не глядя на Меллиору. Мне хотелось упрекнуть ее, обвинить в невнимательности. Все из-за того, что игрушечный слон на окне живо напомнил мне, как я ее обманула.

– Карлион, где ты? – громко позвала я.

Меллиора поспешила следом за мной, и вскоре мы с ней убедились, что мальчика нет в детской. Теперь ужасный, парализующий страх стал реальностью. Карлион пропал. Спустя некоторое время все домочадцы принялись за поиски. Все укромные уголки Эббаса были обысканы, все слуги опрошены. Но я не была уверена, что они ищут тщательно, поэтому сама прошлась по всему дому, заходя в каждую комнату. Я звала сына, просила его выйти, если он спрятался, умоляла не пугать меня.

В голову лезли страшные мысли о том, что могло случиться. Я представляла, что мальчика затоптали лошади, мчавшиеся галопом, что его похитили цыгане, что он попал в капкан и теперь лежит искалеченный, как когда-то бедный Джо. Я находилась в старой части дома, где когда-то жили и проводили время в молитве монахини, и чувствовала: еще чуть-чуть, и меня накроет волна неизбывного горя. Меня охватило тягостное предчувствие, что с моим ребенком случилось несчастье. В этот ужасный миг мне казалось, что душа замурованной монахини была рядом со мной и ее скорбь стала моей. Я знала: если с моим сыном случится что-то страшное, мне этого не пережить – я буду словно замурована в своем горе и скорбь моя будет долговечной, как каменные стены.

Я пыталась сбросить с себя злые чары, стряхнуть ужасное наваждение, которое, казалось, обволакивало меня, подступало со всех сторон.

– Нет! – закричала я. – Карлион, сынок! Где ты? Выйди, не прячься, не пугай меня!

Выскочив из дома, я наткнулась на Меллиору и с надеждой посмотрела на нее. Но она покачала головой и сказала:

– Карлиона нет в доме.

Мы стали искать его вокруг дома.

Возле конюшни я увидела Поулора.

– Что, маленький хозяин потерялся? – спросил он.

– Вы видели его?

– Около часа назад, мадам. Он говорил со мной о своем пони. Лошадка заболела сегодня ночью, и я сказал ему об этом.

– Он сильно расстроился?

– Ну, мадам, Карлион ведь всегда любил этого пони. Поговорил с ним, сказал, чтобы тот не отчаивался, что ему «скоро станет лучше», а потом пошел к дому. Я наблюдал за ним.

– А позже вы его видели?

– Нет, с тех пор не видел.

Я приказала, чтобы все слуги присоединились к поискам. Все дела оставить. Нужно разыскать моего сына. Мы выяснили, что в доме его нет. Но он не мог уйти далеко, потому что Поулор видел его всего час назад у конюшни.

Я не могу описать, что я пережила за время этих поисков. Снова и снова надежда вспыхивала, а потом угасала. У меня было такое чувство, что я прошла через бесконечные пытки. Я упрекала Меллиору. Разве она не должна была следить за мальчиком? Если с ним что-нибудь случилось, подумала я, это станет карой за мой предательский поступок в отношении Меллиоры.

Ее лицо стало совершенно бескровным от тревоги. Я не видела ее такой несчастной с тех пор, как уехал Джастин. Я знала, что она любит Карлиона. Казалось, мое горе навсегда станет ее горем. Мы делили все невзгоды… кроме одного случая, когда ее потеря обернулась в мою пользу.

Я увидела, как к конюшне подъехал Джонни, и позвала его.

– Какого черта?.. – начал он.

– Карлион пропал.

– Пропал? Где?

– Если бы я знала, где сын, он бы не пропал! – Мое горе было таким огромным, что вылилось в гнев. Губы дрожали, и я никак не могла совладать с этой дрожью.

– Я боюсь, – сказала я.

– Он где-нибудь играет.

– Мы обыскали весь дом, все вокруг… – Я с безумным видом оглядывалась по сторонам и вдруг заметила, как луч солнца сверкнул на одной из каменных фигур на лугу.

И тут меня охватил неописуемый ужас. Несколько дней назад я показывала сыну фигуры дев. Он был просто очарован. «Не подходи близко к старой шахте, Карлион. Обещай мне!» Мальчик с готовностью пообещал. Он был не из тех детей, которые нарушают данное слово. Но ведь мой рассказ мог разбудить его любопытство? Что если Карлиона так захватила эта шахта, что он не смог побороть соблазн исследовать ее? Что если он забыл о данном обещании? В конце концов, он всего лишь ребенок!

Я повернулась к мужу и вцепилась в его руку.

– Джонни! – воскликнула я. – Может, он пошел к шахте?!

Я никогда не видела Джонни таким испуганным – и на сердце у меня потеплело. Иногда я упрекала его за то, что он не проявляет должного интереса к нашему сыну. «Господи, – подумала я, – он так же напуган, как и я!»

– Нет! – возразил Джонни и твердо повторил: – Нет!

– Но если это действительно так?

– Там же есть предупреждающий знак!

– Он мог не прочитать. Или прочитал, и это только подстегнуло желание исследовать ее!

Мы в растерянности уставились друг на друга.

– Мы должны это выяснить, – сказала я. – Нужно, чтобы кто-то спустился вниз.

– Спустился? Ты с ума сошла, Керенза!

– Но он может быть там!

– Это сумасшествие.

– В этот самый момент наш сын, возможно, лежит там, истекая кровью…

– Падение с такой высоты убило бы его.

– Джонни!

– Это безумная идея. Его там нет. Он где-нибудь играет. Он в доме… Он…

– Мы должны обыскать шахту. Нельзя терять ни минуты! Сейчас же! Немедленно!

– Керенза!

Я оттолкнула его и побежала к конюшне. Я позову Поулора и еще кого-нибудь. Они должны немедленно все подготовить. Меня поглотила новая волна ужаса. Карлион упал вниз, в старую шахту. Я представила его страх, если он по-прежнему в сознании, – и содрогнулась, подумав, что сын может быть без сознания.

– Поулор! – кричала я. – Поулор!

Потом я услышала топот копыт и на конный двор въехала моя невестка Эсси. Я едва бросила на нее взгляд. У меня сейчас нет на нее времени. Но она закричала:

– Керенза! Джо послал меня как можно скорее сообщить вам, потому что вы будете волноваться. Карлион у нас, со своим дядей.

Я едва не лишилась чувств от облегчения.

– Он пришел минут пятнадцать назад. Рассказывал что-то о своем пони, которому нужна помощь Джо. Джо велел мне тотчас ехать к вам и сообщить, где мальчик. Он говорил, что вас хватит удар от беспокойства.

Джонни оказался рядом со мной.

– О, Джонни! – воскликнула я и увидела, что он так же счастлив, как и я. – Я кинулась ему в объятия, и мы прильнули друг к другу. Никогда прежде мы с мужем не были так близки, как в этот момент.

Только час спустя Джо привез Карлиона в Эббас. Карлион стоял с Джо в его двуколке. Джо разрешил ему править, и мальчику казалось, что он сам управляет двуколкой. Я редко видела сына таким счастливым. Джо тоже был счастлив. Он любил детей и мечтал о собственном сыне, но пока не было никаких признаков того, что Эсси собирается подарить ему ребенка.