Текст книги "Жена самурая (СИ)"
Автор книги: Виктория Богачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)
Такеши вздохнул, и по левую руку от него вздрогнула Наоми. Она резко проснулась и открыла глаза, слыша неистовый стук своего сердца. Что-то испугало ее во сне, но она не помнила – что. Она поняла, что не одна, и прикусила облегченно губу. Как много она помнила ночей, когда в одиночестве лежала на футоне после дурного сна и смотрела невидящим взглядом прямо перед собой, и ждала восхода солнца.
Наоми повернулась на другой бок и подвинулась ближе к Такеши, накрыла ладонью его плечо и вновь закрыла глаза. От нее веяло сонным теплом и покоем. Он долго смотрел на нее и незаметно для себя уснул.
* Есть два способа сидения на татами за низким столиком – «сэйдза» и «агура». «Сэйдза» – это строгая официальная поза, человек сидит на пятках, выпрямив корпус. Такеши сиджит в позе «агура» – более расслабленная поза, человек сидит, скрестив перед собой ноги (так сидеть позволено только мужчинам)
* масляные стационарные лампы тодаи, без абажура, были основным способом освещения помещений на протяжении средних веков, с ХII до ХVI века.
* сёдзи – в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.
* Васи – традиционная японская бумага. Отличается высоким качеством: прочностью (практически невозможно порвать руками), белым цветом, а также характерной неровной структурой.
* События в работе происходят примерно после 1190 года. Как раз в это время в Японии был установлен сёгунат Камакура, и первые трое сёгунов принадлежали к роду Минамото, которые основали в 1192 году один из древних городов Японии – Камакуру. Слова Такеши – косвенная отсылка этим событиям, имевшим место в реальной истории Японии.
Глава 46. Поместье Минамото
Наоми перечитала свиток три раза. Нарамаро Татибана – сёгун – так гласило его содержимое, скрепленное к тому же большой круглой печатью Императора. Новый сёгун. Казалось бы, ей не из-за чего удивляться – именно такой исход подсказывала ей интуиция. Но все же Наоми была удивлена.
«Но кто кроме него? – размышляла она, скользя невидящим взглядом по ровным столбцам иероглифов. – Я бы почувствовала, будь это Такеши. А он бы не сдержался, будь это Дайго-сама».
Она лукавила, конечно, в чем не признавалась даже самой себе. Если хотел, ее муж умел сохранять нечитаемое выражение лица долгое, долгое время. И он бы сдержался, стань сёгуном избранный не им и Нарамаро человек. А она бы ничего не почувствовала, потому что невидимая душевная связь между людьми бывает только в легендах.
Кожей Наоми ощущала внимательный взгляд Такеши и не спешила поднимать склоненную над свитком голову.
– … должны будем направить людей… договорились, что в течение двух месяцев… – до нее сквозь шум собственных мыслей долетали обрывки разговора Такеши с Яшамару-саном и Масато-саном.
Он собрал их в комнате, в которой занимался делами поместья, чтобы объявить об установлении в стране сёгуната и показать полученный накануне свиток.
– Празднества состоятся в императорском дворце во вторую неделю хадзуки*. К тому моменту все должно быть готово.
Наоми прослушала бОльшую часть разговора и потому не вполне понимала, о каких приготовлениях говорил Такеши. Ей не терпелось остаться с мужем наедине и задать все те вопросы, что накопились.
– Что не так? – в голосе Минамото звучало нетерпение. Он смотрел по очереди на Яшамару и Масато и казался недовольным.
Наоми вгляделась повнимательнее в лица мужчин и прочла в них подлинную оторопь. Редко, крайне редко они позволяли себе подобные проявления эмоций.
– Но ведь это вы – могущественнейший самурай, – после некоторого колебания произнес Масато-сан.
– Могущественнейший однорукий самурай, – с усмешкой Такеши взмахнул культей. – Сёгун без одной руки – довольно странное и жалкое зрелище, – жестко отрезал он, и против воли Наоми захотелось втянуть голову в плечи. Она ненавидела, когда голос мужа становился таким. Твердым, ледяным и злым.
Ни Масато, ни Яшамару, будучи преданными Такеши до последней капли крови, не держали и мысли, что сёгуном может стать кто-то другой. Кто-то кроме него. И он напрасно злился. Недостойно винить людей за их верность.
– Но я ценю, – сухо добавил Такеши, и Наоми поняла, что он смягчился.
– Все будет исполнено, господин, – сказал Яшамару.
– Подготовкой к празднеству займется Наоми-сан, – Минамото едва заметно повел головой в сторону жены. – Нарамаро-сан просил подумать над тем, чтобы уменьшить подати для крестьян в месяце хадзуки в честь установления сёгуната. Яшамару, еще я хочу, чтобы ты начал восстанавливать в Эдо наше сожженное поместье.
– Такеши-сама, сейчас наши хранилища практически пусты, – озадаченно произнес управляющий, выводя кистью на пергаменте хаотичный узор.
– И что? – Минамото перебил его, не дослушав. Он поднял голову от свитка, который просматривал, и впился в Яшамару цепким взглядом. Сегодня он не был настроен выслушивать оправдания и позволять с собой пререкаться.
– У нас не хватит золота, – Яшамару, очевидно, настроение своего господина не уловил. Поежившись против воли, Наоми покосилась на мужа. О, как же хорошо она знала это выражение его лица!
– Яшамару, мне не интересны сложности, с которыми ты столкнешься, когда будешь исполнять то, что я тебе приказал, – ледяным голосом отчеканил Такеши, не отводя от лица управляющего тяжелого взгляда. – Мне нужно, чтобы ты его исполнил. О другом я знать не хочу.
– Да, Такеши-сама, – управляющий поспешно склонил голову, осознав, наконец, что выбрал неудачное время для возражений, пусть даже и разумных. – Я понимаю.
– Все, – Минамото дернул подбородком. – Идите.
Яшамару и Масато вышли из комнаты со всей возможной поспешностью, не растеряв все же присущего самураям достоинства, и Такеши с Наоми остались наедине.
Когда за ними закрылись двери, Минамото позволил себе короткий вздох.
– Я устал слушать, что кто-то не может что-то сделать, – сказал он, хмурясь. Он потянул ворот темно-синего кимоно в сторону, оголив шею, и бросил короткий взгляд в окно.
Наоми силилась подобрать слова, но все, что приходило в голову, казалось ей то излишне утешающим, то чрезвычайно банальным. Ничего не решив, она положила ладонь ему на плечо. Она думала, что Яшамару прав, а Такеши – нет. Как управляющий должен восстанавливать целое поместье, если у них нет золота? Такеши требует от него невыполнимого и запрещает себе перечить, но после строго спросит, если приказ не будет исполнен. Но стоит ли ей говорить об этом?
– Устал, еще когда мы были у Нарамаро, – Такеши поднялся и принялся измерять шагами комнату.
Из окна на татами и стены лился теплый, неяркий свет и доносились звуки живущего обыденной жизнью поместья. Сидя в углу в тени, Наоми внимательным взглядом провожала каждое движение мужа.
– Он долго не соглашался стать сёгуном, – Такеши вновь заговорил, нарушив продолжительное молчание. Он остановился и повернулся лицом к жене, спиной к окну. – Тоже не мог.
С усмешкой он заметил, как Наоми, решив было заговорить, сдержала себя в последний момент, и слова так и не сорвались с ее языка. Она завела за ухо выбившиеся из высокого пучка волосы и устремила на него выжидающий взгляд.
– Но после сэппуку Фухито у нас не так много возможностей для выбора, – жестко заключил Такеши. – А поскольку сёгун с одной рукой довольно нелепое зрелище, все было предопределено.
Такеши умел быть безжалостным к другим, но безжалостнее всего он был к самому себе. Наоми казалось, что иногда он намеренно упоминает отрубленную руку. Словами он будто бы сечет себя.
– Нарамаро-сан возьмет теперь на себя большую ответственность. Он мог этого не хотеть, – тихо сказала Наоми. – И его колебания можно понять.
– Нужно делать, что должно, – непреклонно отрезал Такеши. – Кто, если не он, мог стать сёгуном? Дайго-сан?
Покачав головой, Наоми вздохнула.
– Не все способны жить так, как ты. И разделять твои убеждения, – она смотрела на Такеши, но в то же время будто бы сквозь него – на игру света и тени на гладкой поверхности ширмы. – Ты судишь всех по себе, но так нельзя! Ты слишком многого требуешь от других, и не думаешь, что люди – разные. То, что с легкостью дается тебе, может требовать нечеловеческих усилий от кого-то еще.
Все время пока она говорила, Такеши смотрел на нее тяжелым взглядом, скрестив на груди руки.
– Это лишь оправдания, Наоми. В конечном счете – ты либо делаешь, либо нет, – он отвернулся к окну и принялся сосредоточенно смотреть на бурлившую снаружи жизнь. – Потом, когда будет уже поздно делать, ты никогда не убедишь себя в том, что ты не могла, что ты была права, решив немного выждать, что, как бы ни торопилась, все равно не успела. Я знаю, о чем говорю.
– О чем? – она могла промолчать, как делала раньше, но чувствовала, что будет очень жалеть, если промолчит теперь.
Такеши усмехнулся.
– Однажды мы с отцом опоздали к моей матери, – сказал он просто. – А могли бы успеть, но слишком долго колебались.
Кровь бросилась к щекам Наоми, и она зажмурилась. «Не задавай вопрос, если не хочешь услышать ответ», – в который раз напомнила она себе.
После услышанного продолжать разговор ей не хотелось. Такеши не изменится, и у него есть причины. Она также не отступит от своей точки зрения, потому что очень хорошо знает, каково это – не соответствовать чужим ожиданиям. И слышать об этом каждый день, и видеть это в каждом взгляде.
Наоми поднялась, и светло-серый, почти жемчужный шелк кимоно заструился вокруг ее фигуры. От бедра и вниз по подолу шла яркая вышивка – тонкие ветви с зеленой листвой и цветами сливы. Обернувшись на звук, Такеши встретился взглядом с Наоми, и хмурое выражение постепенно исчезло с его лица.
– Завтра я отправлюсь с Мамору в поместье Токугава за твоей мачехой и сводной сестрой, – немного погодя сказал он и, шагнув к двери, распахнул створки.
– Да. Я помню, – она кивнула, радуясь, что с каждым разом ей все лучше и лучше удается сохранять ровный, беспристрастный тон. – Почему ты едешь сам, а не отправишь Яшамару-сана, как хотел?
Они шли по коридору – Такеши чуть впереди, и потому Наоми не видела его лица. Но видела, как заходили желваки на его левой скуле.
– Так будет лучше.
Подобный ответ Наоми не удовлетворил.
– Что происходит у тебя с Яшамару?
Такеши остановился на полушаге и всем телом повернулся к Наоми. Они стояли в одиночестве в длинном переходе, соединяющем левое и правое крыло поместья. В послеполуденное время слуги редко заходили сюда; для них находились занятия в нежилой части, где располагался очаг для приготовления пищи.
Наоми чуть приподняла голову, вздернув подбородок с тем же упрямством, как и прошлогодней весной при первой встрече с Такеши. В непривычно распахнутом вороте кимоно, оголявшем его грудь, виднелся хвостик одного из шрамов – он находился как раз на уровне глаз Наоми, и она цеплялась за него взглядом снова и снова.
– Я не могу доверять ему так, как доверял прежде, – он хмурился, все еще не решив окончательно, стоит ли поддерживать этот разговор. – Он не раз меня подводил.
Он усмехнулся, заметив недоумение во взгляде Наоми.
– Ты со мной не согласна, – заключил он. – Любопытно, ты не помнишь или не считаешь, что Яшамару тогда меня подвел?
На ее щеках двумя небольшими, овальными пятнышками вспыхнул румянец.
– Когда тебя похитили. Когда у Асакура в меня целился Нанаши. И еще мне рассказали, что Яшамару высказывал недовольство тем, что провел почти всю войну в поместье, – не дождавшись ответа, он перечислил сам.
Последнее, очевидно, особенно сильно раздражало Такеши. Он едва не скрипел зубами, когда говорил об этом.
– Тогда отошли его куда-нибудь, – жестко предложила Наоми. – Ты все равно больше не сможешь нормально к нему относиться. Зачем тебе управляющий, которому ты не доверяешь?
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты не прощаешь людям ошибок, Такеши, – Наоми пожала плечами и повернула голову, отведя в сторону взгляд.
Минамото иронично хмыкнул.
– Это правда. Но я и не должен. Иначе меня не будут бояться предать, подвести и обмануть, – он развернулся и зашагал вперед, искоса то и дело поглядывая на Наоми.
Она шла чуть позади и морщила лоб, как делала всегда, когда глубоко о чем-то задумывалась.
– После войны тебе нужны преданные люди, – поравнявшись с мужем, она тронула его за локоть. – Яшамару-сан предан тебе, как никто. Даже если он и ошибался в прошлом, тебе придется это забыть. Иначе у тебя никого не останется, Такеши. Когда был жив… – она запнулась, потому что поняла, что не способна произнести вслух имена тех, кого они потеряли за это время, – когда были живы все, ты мог обойтись без Яшамару. Но сейчас ты не…
– Я знаю, – Минамото перебил ее и коротко взмахнул рукой. – Я не могу без него обойтись. Ты ведь права, Наоми, – невесёлая улыбка тронула его губы. – Я еще никогда так остро не нуждался в преданных людях. Даже когда мой брат уничтожил клан.
Такеши говорил просто, но эта простота еще сильнее подчеркивала ужасный смысл его слов. После смерти отца, Фухито, Ёрико и Кацуо осталось крайне мало тех, кому он мог доверять, на кого мог положиться. Круг этих людей всегда был узок, и потому каждая потеря воспринималась невероятно остро.
Не глядя, Наоми сжала его правую руку, переплетя пальцы.
– Ты их найдешь, – сказала она и затрепетала, когда сухие губы мужа мимолетно коснулись ее виска. – И еще я хочу тебе сказать… я убедилась сегодня утром…
Такеши окаменел подле нее, и Наоми, улыбнувшись, договорила уверенно и твердо:
– У нас будет ребенок.
И когда в будущем ей скажут, что Такеши Минамото не умеет улыбаться, она вспомнит этот момент.
***
Хоши топала по татами, крепко сжимая ее указательный палец. Когда по-детски пухлые, еще не крепко стоящие ножки подгибались, девочка шлепалась на пол и принималась удивленно-рассеянно оглядываться по сторонам, будто не верила, что она и впрямь могла упасть. Наоми терпеливо подставляла ей палец и ждала, пока дочь схватится за него и вновь неумело зашлепает по татами.
– Она очень самостоятельная, – заметила Мисаки, наблюдавшая за возней матери и дочери все утро.
– О да, – со смехом отозвалась Наоми. – И упрямая.
Хоши, будто почувствовав, что говорят о ней, задрала голову и нашла взглядом мать. Она залопотала что-то лишь ей одной понятное, потянула Наоми в угол, где за низким столиком для каллиграфии сидела Томоэ и вырисовывала на бумаге аляповатые картинки тушью.
– Тоже хочешь порисовать? Не любишь, когда Томоэ что-то делает, а ты нет? – Наоми улыбнулась и послушно последовала за дочерью. По пути Хоши еще пару раз шлепнулась на татами, а когда они наконец добрались до Томоэ, сразу же принялась стаскивать со столика рисунки.
– Хоши, нет!
– Мама, она все мне испортит! – маленькая Фудзивара в негодовании резко взвилась на ноги, а Хоши, которой не позволили больше раскидывать бумагу, расстроилась и захныкала.
– Так делать нельзя. Так делать нехорошо, – Наоми опустилась перед дочерью на колени. – Нехорошо портить рисунки Томоэ. Больше так не делай.
Хоши ревела уже в голос, обиженная в самых лучших своих чувствах, Томоэ дулась, скрестив на груди руки и выпятив нижнюю губу, и Наоми, оказавшись между ними, переводила усталый взгляд с одной на другую.
– Мисаки, помоги нам собрать рисунки, – негромко попросила она и протянула руку к Томоэ, которая тут же скользнула к ней под бок.
– Мама, она всегда портит мои вещи, – обиженно пробормотала девочка.
Наоми перехватила взгляд Мисаки и нахмурилась.
– Милая, не обижайся на Хоши. Она не понимает, что расстраивает тебя. И делает это не со зла, – она погладила маленькую Фудзивара по растрепанным волосам и взглянула на хнычущую дочь. – Не дали тебе разбросать бумагу, а ты расстроилась, да? Такое горе для такой упрямой малышки, – с улыбкой заговорила Наоми. – И что я буду делать, когда ты сможешь бегать без моего пальца?..
– А я тоже ходила с тобой за ручку, мама? – встрепенулась Томоэ и с жадным любопытством взглянула на нее.
– Тоже, милая, тоже, – спокойно откликнулась Наоми, сохранив на лице улыбку.
Но ее сердце болезненно сжималось всякий раз, как маленькая Фудзивара называла ее матерью или, как сейчас, принималась расспрашивать о своем детстве, и приходилось ей врать.
– Что ты рисовала? – спросила она, чтобы отвлечь девочку от воспоминаний.
– Наше поместье, – Томоэ подскочила и вприпрыжку добралась до столика, чтобы взять с него собранную Мисаки бумагу. Она вернулась к Наоми и принялась показывать ей рисунки – черные кляксы и широкие мазки, в которых никак не угадывались очертания поместья. Привалившись к левому боку матери, сладко засопела набегавшаяся Хоши.
«Мне нужна помощница, – не в первый раз подумала Наоми, рассеяно слушая Томоэ. – Я не справляюсь с ними уже сейчас, а скоро родится малыш».
Неосознанным жестом она накрыла ладонью пока еще плоский живот, который никак не выделялся под плотной тканью кимоно.
Ее внимание привлек шум, доносившийся снаружи сквозь открытые ставни, и она встала, подхватив на руки сонную Хоши, и подошла к широкому окну. Томоэ засеменила следом за ней, ухватившись за подол кимоно.
– Возьми ее, – поморщившись, Наоми отдала дочь подошедшей Мисаки. Она не могла подолгу носить девочку на руках из-за спины, которая в последнее время начинала болеть всякий раз, стоило ей поднять что-то тяжелое.
Снаружи она увидела сбившихся в полукруг самураев. Их спины загораживали обзор, но по шуму и отдельным выкрикам Наоми поняла, что они наблюдают за чьей-то схваткой.
– Что там, мамочка? – Томоэ дернула ее за кимоно, и она опустила голову, пожав плечами.
– Хотела бы я сама знать.
Прищурившись, она увидела, что с противоположной стороны за происходящем наблюдает ее сводная сестра. Ханами стояла в тени деревьев с пожелтевшей осенней листвой, держа в руках одну из плетеных корзин, в которых служанки обычно носили грязное белье.
Наоми видела ее третий или четвертый раз со дня свадебной церемонии с Мамору, хотя прошло уже больше двух месяцев. Они избегали друг друга с тщательностью, достойной лучшего применения. Мачеху же Наоми не видела с того дня ни разу.
Когда неподалеку прозвучало громкое ржание, и меж деревьев мелькнула знакомая тень, толпа самураев поредела. На открытом пространстве перед главным домом поместья показался Такеши верхом на Молниеносном. Он придержал коленями жеребца и спрыгнул на землю, передав поводья подскочившему слуге.
Самураи склонились перед ним, и Наоми наконец смогла разглядеть то, что скрывали их широкие спины. Кто-то затеял тренировочную схватку сразу с тремя противниками, и мужчины собрались, чтобы понаблюдать за ней.
Такеши подошел к ним, обменялся парой слов, и до ушей Наоми донесся смех.
– Я уже стар, Мамору, для ваших забав, – Минамото покачал головой и заложил пальцы за ремень, к которому крепились ножны с катаной. Он увидел в проеме Наоми, и его взгляд потеплел.
– Вы наговариваете на себя, Такеши-сама, – Мамору, а именно он вызвался в одиночку сражаться против троих, тряхнул головой. – Мы все видели вас в битве.
– Не сегодня, нет, – ухмыльнувшись, Такеши зашагал сквозь расступившуюся толпу к дому. – Мы выдвинемся на закате, – добавил он, прежде чем взошел на крыльцо.
Сегодня они с Наоми отправятся в Эдо, где, как и полтора года назад, соберутся представители почти каждого клана со всей Японии. Император официально объявит о создании наследуемого сёгуната и о том, что первым сёгуном станет Татибана Нарамаро. В противостоянии, растянувшемся на долгие годы, будет на некоторое время поставлена точка.
Теперь, когда все по-настоящему утихло, Такеши задумывался порой, как долго продлится эта тишина? Прошлое говорило, что не больше пары лет.
Войдя в комнату, он застал Наоми, склонившуюся над столом рядом с Томоэ. Она накрывала ладонью руку девочки с кистью для туши и помогала ей вырисовывать на бумаге сложный узор. Услышав его шаги, обе одновременно подняли головы. Наоми улыбнулась ему, окинула быстрым взглядом и, не найдя скрытых под одеждой повязок и ран, успокоилась. Она подошла к нему и, заглянув в глаза, смахнула с плеча невидимые крошки.
– С возвращением. Как поездка?
– Бессмысленно, – Такеши махнул рукой. – Здравствуй, Томоэ, – он шагнул в сторону, чтобы лучше видеть девочку.
– Здравствуй… те, – запнувшись, выговорила малышка и смущенно потупилась.
Если Наоми она с легкостью начала звать мамой, едва минуло немного времени после того, как из ее жизни исчезла Акико, то с Такеши все было гораздо сложнее. Высокий, незнакомый мужчина ее пугал, и она не знала ни как говорить с ним, ни как себя вести.
– Мама, – позвала она испуганно и с облегчением спряталась в подоле ее кимоно.
Спиной Наоми ощутила проницательный взгляд мужа и резко вздернула подбородок.
– Я хочу выехать на закате, – заговорил Такеши с ее затылком, с усмешкой замечая, как покраснели острые кончики ее ушей и шея, открытая для взглядов благодаря высоко убранным волосам.
Ему не нравилось то, что Томоэ звала ее матерью. Девочка не принадлежит их клану, и чем скорее она поймет это и смирится, тем ей же будет лучше. Наоми об этом знала и даже вроде бы с ним соглашалась, но пока не находила в себе сил делать Томоэ замечания.
– Я попросила слуг согреть для тебя воды, – когда она повернулась к нему, ее голос звучал ровно. Левой ладонью она рассеянно поглаживала Томоэ по затылку. – А Хоши заснула у меня на руках.
На мгновение Такеши задержал взгляд на ее животе.
– Отдохни перед дорогой, – сказал он и вышел из комнаты.
***
Наоми помнила их прошлую дорогу в Эдо на прием к Императору, словно это было вчера. Она закрывала глаза и вновь чувствовала все то, что чувствовала тогда – тревога и страх, трепет предвкушения, обида на Такеши, волнение и любопытство.
Она помнила, как Такеши рассказал ей об исчезновении Кенджи-самы и как поцеловал. Она помнила тоску в его взгляде и свое отчаяние, помнила подаренные сен-боны, и как сад перед императорским дворцом утопал в светло-розовых, нежных лепестках цветущей вишни. Тогда с ними еще был Фухито-сан. И Кенджи-сама. И Кацуо-сан, спасший ее ценой своей жизни.
Она глубоко задумалась, погрузившись в тяжелые воспоминания, и не услышала, как к ней со спины подошел Такеши. Она ускользнула на открытую террасу, окружавшую императорский дворец, когда мужчины уединились в дальних комнатах, чтобы обсудить дела.
Прохладный вечерний воздух остудил волнение и унял тревогу, которая сопровождала ее весь долгий день и никак не желала уходить. Наоми знала, что переживала напрасно, но одна лишь необходимость находиться в императорском дворце нещадно на нее давила.
Заметив наконец мужа, она вздрогнула от неожиданности и досадливо цыкнула.
– Я искал тебя, – заговорил Такеши, одернув хаори, надетое поверх кимоно с пятью вышитыми камонами клана Минамото – на плечах, груди и спине. Это был самый формальный из всех возможных вариант ношения кимоно, призванный подчеркнуть статус встречи в императорском дворце. – И слуги сказали, что ты здесь уже почти час.
– Почти час? – рассеянно переспросила Наоми и потянулась разгладить невидимые складки на темно-синем шелке кимоно. – Я не заметила, как прошло время… – она нервно переплела в замок тонкие пальцы, и ее взволнованность не могла укрыться от Такеши.
Он же рассматривал заколки, гребни и шпильки, что когда-то принадлежали его матери. Теперь они украшали церемониальную прическу его жены.
Почувствовав его взгляд, Наоми поднесла руки к волосам, уложенным в форме сердца, и пригладила их, еще туже затянув шнурок на низко собранном конском хвосте.
– Мне здесь неуютно, – поделилась она очевидной для мужа вещью. – И я знаю, что напрасно тревожусь, – она невесело улыбнулась.
Такеши накрыл ладонью ее плечо и слегка сжал.
– Как бы то ни было, ты не должна так надолго уходить. Пойдут ненужные разговоры. Они уже начались.
Наоми отвела в сторону взгляд.
– Так странно, правда? Меньше двух лет прошло, а все так изменилось, – заговорила она, словно не слышала недовольства в голосе мужа.
– Наоми… – Такеши хмыкнул. – Идем, – он медленно поднял руку и прохладными, шершавыми пальцами едва ощутимо погладил ее по щеке, чтобы не смазать тонкий слой белой пудры.
По-детски вздохнув, Наоми кивнула и выпрямилась. Рядом с Такеши ей будет спокойнее, и эта мысль помогала примириться с неизбежной необходимостью провести в императорском дворце еще какое-то время.
– Но ты права, действительно странно, – Такеши слегка улыбнулся. – Прошлой весной я ждал здесь смерти. А теперь я смотрю на места за столом, которые раньше занимали Тайра… – в его глазах плескалось неприкрытое торжество, – и вспоминаю, что уничтожил весь их клан. Вспоминаю о том, что наш альянс победил в этой войне.
