Текст книги "Жена самурая (СИ)"
Автор книги: Виктория Богачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)
Глава 36. Асакура
Неуютно.
Наоми изо всех сил гнала от себя это слово, но вновь и вновь возвращалась к нему. Она чувствовала себя неуютно и считала это величайшей глупостью. Какой мог быть уют в том месте, где она находилась? Она по-прежнему оставалась незрелым ребенком, если все еще могла думать об ужине в клане Асакура как о неуютном.
В нескольких помещениях от нее Такеши делил стол и пищу с Тайра, и этот ужин мог стать последним для одного из них.
Напротив нее за столом сидела, улыбаясь, Како-сан, и Наоми устало прикрыла глаза.
Их разместили в просторной спальне в самом конце левого крыла поместья. Такеши сказал ей, что Нобу и Нанаши Тайра предоставили комнаты, удаленные от их собственных, насколько это было возможно. И позже Наоми слышала, как шептались служанки, обсуждая трудности, с которыми столкнулись их хозяева, когда пытались разместить враждующие кланы, чтобы те не могли даже случайно столкнуться в одном из коридоров.
Наоми знала, что под окнами их спальни будет спать Мамору, а Яшамару-сан станет охранять двери снаружи.
В знак мирных намерений ножны всех мужчин были перевязаны ремешками, и никто из них не смог бы молниеносно обнажить катану, чтобы отразить атаку. Но Наоми знала, что в случае нападения Такеши хватит тех нескольких секунд, что подарят его люди, когда заслонят собой двери и окна, встретив безоружными первые удары.
Ей было интересно, замечал ли Такеши взгляды, которыми его провожали Яшамару-сан, Масато-сан, Мамору и остальные самураи? Они не сводили с него глаз буквально до той секунды, пока он не скрывался из вида. Некоторые, верно, до сих пор с трудом верили в то, что он был с ними. В то, что их господин вернулся.
В ней самой бушевали схожие чувства, пока она шла вслед за Такеши и слугами Асакура по длинным коридорам к их комнатам. Пока она видела спину мужа перед собой. Наоми понимала, что это глупо, но ей отчаянно хотелось прикоснуться к нему, чтобы вновь убедиться: ей не мерещится. Такеши действительно идет на пару шагов впереди.
У нее сдавило горло, когда слуги оставили их наедине. В прошлой жизни, которую она уже успела позабыть, однажды вечером она точно также оказалась в комнате один на один с Такеши. Тогда она впервые ступила на землю поместья Минамото.
Пока Наоми, застыв, стояла подле дверей, Такеши обошел спальню вдоль стен, по пояс высунулся в окно, простучал в некоторых местах пол и хмыкнул, остановившись подле ниши токонома.
Он повернулся к Наоми и, приложив палец к губам, поманил к себе. Когда они оба опустились на татами, Такеши бесшумно отвел в сторону располагавшуюся в нише традиционную гравюру, и Наоми увидела крохотное отверстие в стене. Она подняла на Такеши изумленный взгляд, но тот нетерпеливо мотнул головой, вернул гравюру на место и передвинул икебану так, что высокая ваза с хризантемами расположилась как раз напротив отверстия.
Наоми, поежившись, отступила на пару шагов, с отвращением смотря на гравюру. За ними собирались подсматривать? Или подсматривать и подслушивать? От второго они никак не смогут себя оградить.
Подошедшего же к ней Такеши, казалось, инцидент с отверстием лишь развеселил.
– Этот трюк с нишей знают все, кого хоть сколько-нибудь обучали, как держать меч. Дайго-сан, очевидно, хотел передать мне свое почтение, раз не приказал забить отверстие к нашему прибытию.
Утратив улыбку, он резко повернулся к дверям, когда услышал снаружи шум, но почти сразу же расслабился, увидев служанок. Те держали в руках ведра с горячей водой, а позади них с мрачно поджатыми губами стоял Яшамару-сан.
– Наполните обе купели, – бросил Такеши небрежно и разжал пальцы на рукояти катаны. Повозившись одной рукой, он снял ножны и, как всякий раз, бережно отложил их в сторону. Когда он принялся развязывать оби и снимать кимоно, Наоми едва не кинулась ему помогать, но вовремя сумела опомниться. Она отвернулась, чтобы не смотреть, и заскользила взглядом по стенам комнаты.
Своим видом она никак не напоминала аскетичную спальню в поместье Минамото. Здесь стены украшали полотна ткани, расшитой вручную шелковой нитью, а ширма, отделявшая стол для каллиграфии, была позолочена и расписана яркими красками.
Вокруг столика для каллиграфии были разбросаны дзабутоны, а футонов, как посчитала Наоми, оказалось пять, и простыни, что их покрывали, также были шелковыми.
– Вам помочь, Наоми-сан?
Служанки с пустыми ведрами пристально смотрели на нее от дверей, и она мотнула головой. Значит, купель уже готова. Засмотревшись на роскошную обстановку, она даже не заметила, как из спальни вышел Такеши – лишь его кимоно аккуратно висело на одной из восьми створок ширмы.
Прикусив изнутри щеку, Наоми разделась до хададзюбана. Она отчего-то волновалась, когда шла к двери, за которой располагались купели, и сама не могла определить причину.
Такеши сидел к ней спиной в огромной деревянной бочке, в которой с удобством можно было бы разместиться еще нескольким мужчинам. Рядом с первой стояла вторая бадья, и от гладкой поверхности воды вверх поднимался прозрачный пар.
Он никак не показал, что услышал ее, но Наоми это знала. Мягко ступая босыми ногами, она подошла к нему со спины и кончиками пальцев провела по плечам, видневшимся из-под воды. Такеши открыл глаза и одарил ироничным взглядом ее хададзюбан, но ничего не сказал и откинул голову на стенку бадьи.
Внутри Наоми все сжималось в тугой комок, пока она продолжала водить пальцами по плечам мужа. В преломлении воды она увидела у него на груди шрамы, которых не было прежде. Она знала, что если коснется их, то почувствует неровную поверхность бугристой кожи.
Она взяла мыльный корень и мочалку из грубых волокон, что лежали подле бадьи, опустила руки по локоть в воду и встретилась с пристальным взглядом Такеши. Тот смотрел на нее, запрокинув голову на деревянный край бадьи, и в его глазах читалось удивление.
Наоми быстро улыбнулась ему, но, поскольку вопрос так и не был задан, молча продолжила водить ладонями и мочалкой по его плечам.
Такеши был напряжен – она чувствовала. Напряжен даже сейчас, в горячей воде, с ней наедине в купальне, когда двери и окна спальни охраняли его самые преданные люди.
– Масато будет повсюду тебя сопровождать, – произнес он, по-прежнему не открывая глаз. – У твоего отца были сторонники среди Асакура. Слабый глава клана с плодородными землями – он привлекал многих.
Мочалка выскользнула у нее из рук и ушла под воду с тихим всплеском. Отстранившись от бадьи, Наоми обняла себя мокрыми ладонями за плечи. Она не любила вспоминать об отце.
– Я сожалею, что тебе пришлось это сделать, – ровным голосом сказал Такеши.
– У меня не было выбора, – она отвернула лицо, опустив взгляд.
– Он у тебя был, – мягко заметил он. – И ты выбрала наш клан.
Такеши вылил на себя теплой воды из кувшина, смывая мыльную пену, и поднялся в полный рост, повернувшись к Наоми. Он тихо фыркнул, когда заметил старание, с которым она отводила от него взгляд.
– Но изначально тебя не собирались перед ним ставить, – обмотавшись купальной простыней, он продолжил говорить.
Наоми оторвалась от созерцания пола у себя под ногами и подняла голову. Она посмотрела Такеши прямо в глаза и медленно проговорила, не отводя взгляда:
– Я никогда себя не прощу.
Произнесенные слова осели горечью у нее на языке. Вина в смерти отца останется с ней до последнего дня, и ничем в целом мире она не сможет себя оправдать.
Минамото некоторое время смотрел на нее, а после молча кивнул. Он понял ее горечь и боль. Были вещи, за которые он также не сможет себя простить. Правой рукой он невесомо, едва касаясь погладил ее по щеке.
– Ты все сделала правильно. Отец… мой отец поставил тебя перед выбором, который выдержал бы не каждый.
Наоми подняла на него взгляд, полный надежды. Еще ни с кем она не говорила о том, что чувствовала, отдав тот приказ. Скольких ей это стоило сил. О выжженной дыре, появившейся у нее в груди. Она потянулась к его ладони и прижалась щекой, прикрыв глаза. Оставив целомудренный поцелуй у нее на лбу, Такеши вышел из купальни, и Наоми осталась одна. Она подошла ко второй купели и сразу же погрузилась в воду с головой.
Когда она вернулась в спальню, ее муж, уже облаченный в официальное кимоно, стоял напротив окна и вглядывался в темноту сада. Он обернулся к ней, и под его пристальным взглядом она плотнее запахнула полы купального халата.
– Яшамару привез из поместья украшения, которые принадлежали моей матери. Надень их сегодня, – Такеши передал Наоми шкатулку, что держал в руке.
Внутри лежала плоская шпилька песочного цвета с бусиной из черепахового панциря, на которой был изображен камон клана Минамото, и заколка для ленты каноко, украшенная семью сокровищами. Завороженная, Наоми провела кончиками пальцев по гладкой поверхности хираути и погладила агаты на каноко-домэ.
– Их принесла в клан моя прабабка.
– Они очень красивые. Спасибо, – она подошла к нему, привстала на цыпочках и оставила легкий поцелуй на щеке.
***
Теперь подаренные Такеши шпильки украшали ее прическу во время торжественного ужина, и их тяжесть напоминала ей о том, кто она есть.
– Вы выглядите цветущей, Наоми-сан, – Масако Асакура окинула ее оценивающим взглядом. – Быстро оправились после рождения дочери.
– Как и вы, Масако-сан, – Наоми учтиво улыбнулась в ответ и подцепила палочками кусочек рыбы.
После месяцев, проведенных на рисе, ей было больно смотреть на праздничный стол, накрытый по случаю торжественного ужина. Ее окружали блюда из морепродуктов и мяса, пиалы с тремя видами супов, тарелочки с соленьями и маринадами, емкости с соусами и приправами, деревянные подставки с сасими – тонко порезанные ломтики различной рыбы, осьминогов, кальмаров с редисом дайкон и листами сисо.
Наоми с усилием заставляла взирать себя на поданные им кушанья с равнодушием. Она знала, что за любым ее движением пристально следят, и стоит ей проявить неосторожность, как уже завтра большая часть страны будет об этом знать.
Несмотря на ее опасения ужин протекал в благодушной, спокойной атмосфере. Хозяйка поместья и жена старшего сына Дайго-самы – Масако-сан – тепло поприветствовала их, вручила каждой из приглашенных подарок – свиток с иероглифом, выведенным каллиграфическим письмом.
Масако-сан показалась Наоми приятной, располагающей к себе женщиной: она была красива, прекрасно умела вести и поддерживать беседу и обладала глубоким, завораживающим голосом. Под ее умелым руководством двенадцать собравшихся за низким столом девушек и женщин обсуждали искусство поэзии и каллиграфии; говорили о том, у каких мастериц стоит заказывать вышивку на кимоно, а какие лишь только испортят дорогую ткань; делились секретами воспитания детей.
Политику, равно как и войну, не обсуждали. Не затронули ни намеком, ни полусловом.
Наоми словно попала в другой мир: в мир ухоженных женщин в изысканных кимоно и с изящными прическами, в мир неторопливых бесед о стихах, в мир ужинов, проходящих под звуки искусной игры на кото.
– Даже немножко совестно иметь сейчас столь цветущий вид, – когда заговорила Како-сан, Наоми напряглась. Девушка молчала большую часть вечера, до той минуты не позволив себе ни одного хоть сколь-нибудь неприемлемого замечания.
– Ведь еще не вышел срок траура по вашему отцу… Ах да, подскажите, убийцы нынче носят траур по тем, кого они убили?
Глаза у Како-сан были зелеными, с мелкими желтыми вкраплениями. И сейчас она пронизывала Наоми своим выразительным взглядом.
Жалобно задрожав, оборвались звуки игры на кото. Женщины замолчали на полуслове, и даже мир за пределами комнаты, казалось, погрузился в вечную тишину. Одиннадцать взглядов были направлены на Наоми, одиннадцать женщин смотрели на нее, не в силах отвернуться и сделать вид, будто они не понимают, что имела ввиду Како-сан.
– Не носят, – Наоми безмятежно улыбнулась и отправила в рот кусочек риса.
Это словно стало сигналом для всех окружающих: вновь зазвучала музыка, и раздались женские голоса, и продолжились обсуждения шелка для кимоно.
Внутри Наоми все клокотало. Она едва заставила себя проглотить рис: больше всего хотелось выплюнуть его на тарелку Како-сан. Сердце стучало так, словно вот-вот готовилось разорвать грудную клетку изнутри, а в ушах шумело от ярости.
Она вспомнила рис, который ела месяцами, свои покрасневшие, огрубевшие руки, тысячи выстиранных повязок, сотни наполненных водою ведер, котлы, в которых варились целебные настойки, горячий пар, что обжигал лицо, тоскливые, одинокие дни, собственное отвращение к новорожденной дочери…
Наоми захотелось встать, опрокинуть стол, втоптать в татами все кушанья, закричать на этих безмятежных, спокойных, сытых женщин, чьи мужья, сыновья, отцы и братья не воевали сейчас.
За столом кроме нее не было ни одной женщины, клан которой был втянут в войну. Ни одной, потому что от Фудзивара было некому приехать – Акико-сан осталась с детьми, которых должна будет спасти, если что-нибудь произойдет с их родителями, а Ёрико-сан теперь была клятвопреступницей и не имела права сидеть ни с кем за одним столом, хотя была достойна этого в разы больше, чем каждая из них.
– Верно потому не носят, что иначе пришлось бы не снимать траур всю жизнь, – Како-сан проигнорировала предостерегающий, укоризненный взгляд, которым ее наградила Масако-сан.
Наоми посмотрела на холеные руки Како-сан, на ее свежее, не тронутое горестями лицо и медленно выдохнула.
– По убитым в сражениях не носят траура, – она слегка пожала плечами. – В клане Минамото убивают только в бою.
Како-сан могла позволить метать в Наоми шпильки; она же сама – нет.
– То есть, вы – приятное исключение из общего правила? – Асакура с деланным удивлением взмахнула длинными ресницами.
– Или ваш покойный батюшка лишился жизни во время сражения?
– Како, – прошипела Масако-сан, поджав губы. Поведение ее родственницы вышло за рамки приемлемого уже давно, но последняя фраза стала решающей каплей.
– Мы просто беседуем, сестрица, – Како-сан улыбнулась старшей родственнице. – Мне очень интересно узнать мерила, которым в клане Минамото следуют, когда решают, стоит ли носить траур, можно ли было избежать убийства?..
– Мне такие мерила неизвестны, – ровным голосом отозвалась Наоми, сосчитав про себя до десяти. – Все определяет старший в роду, и никто не спрашивает у него, чему он следует. А в клане Асакура не так? Вы советуете что-то Дайго-саме? – она улыбнулась самой милой улыбкой, которую только смогла изобразить.
– Разумеется, нет, – отрезала Масако-сан и таким взглядом одарила Како-сан, что та сочла за лучшее промолчать и не продолжать разговор.
Наоми с тоской покосилась на дверь. Ужин мужчин, должно быть, проходил в еще более напряженной атмосфере. Она все еще не представляла, как Такеши разделит один стол с Тайра. Она видела следы пыток у него на груди, видела культю на месте левого запястья. Такеши по-прежнему пытался брать какие-то вещи левой рукой, пытался держать шкатулку, которую ей сегодня преподнес. Он по-прежнему не привык к своему увечью. И не смирился.
Глава 37. Дайго-сан
Рейтинг главы – +18
Кабинет Дайго-сана понравился Такеши больше, чем какая бы то ни было комната в поместье. Он был похож на его собственный кабинет: простые линии, невычурная мебель, много воздуха и свободного пространства. Со стен на него не давили расшитые золотой нитью ткани, под ногами не путалась бесполезная, декоративная мебель.
Он опустился на татами вслед за Дайго-саном, сел на пятки и выпрямил спину. Они молчали, пока служанка разливала саке и выставляла на низком столике перед ними различные сладости.
Такеши, не скрывая своего интереса, разглядывал Дайго-сана. Асакура постарел за то время, что прошло с их последней встречи: продольные морщины на щеках и на лбу стали еще глубже, а волосы – белее. Он, Хиаши-сан и Нобу Тайра – все, кто остался в живых из поколения его отца, неожиданно понял Минамото.
«Вскоре Дайго-сан и Хиаши-сан останутся вдвоем», – с мрачным смешком подумал он и, взяв в руку деревянную коробочку масу, пригубил саке.
– Сегодня до ужина я имел удовольствие беседовать с Нобу Тайра, – Асакура не принадлежал к тому типу людей, которые предпочитают долгие вступления к важным разговорам, и Такеши было это по душе.
– Вот как.
Он удивился, когда после ужина Асакура сам обратился к нему с предложением побеседовать вдвоем в его кабинете. Такеши думал, что просить о такой встрече придется ему.
– Ты застал отца?
– Он скончался утром в день моего приезда. Я омыл его тело и провел подле него ночь, – Такеши не хотел об этом вспоминать.
Пять лет назад он не успел спасти от брата мать и сестер; теперь он не успел повидать перед смертью отца. Что он не успеет сделать в следующий раз? Увидеть дочь, прежде чем его убьют на войне?..
– Это хорошо, – Дайго-сан кивнул. – Провожать отцов должны сыновья.
Такеши отпил еще саке, молчаливо соглашаясь.
– На сколько еще хватит твоего войска? – резко сменил тему Асакура.
Минамото встретился взглядом с цепким взглядом старика и подавил усмешку. Ох, нескоро еще его наследник займет место старшего в роду. Дайго-сан был крепким стариком, да к тому же весьма любящим свою власть. И независимость – порой показную – от Императора.
– Вы ждете честного ответа, Дайго-сан? – он спросил, чтобы потянуть время, которое было необходимо ему для принятия решения: лгать или сказать старику правду?
Асакура издал звук, похожий на подавленный смешок.
– Уж какой ты мне дашь, сынок.
Он сражался последние двенадцать лет, наравне с отцом занимался делами клана, стал главой Минамото несколько недель назад, но в глазах Дайго-сана, похоже, все еще был мальчишкой. Трудно было вообразить Хиаши-сана, который называет его сынком.
– На длительное противостояние нет сил ни у меня, ни у Тайра, – медленно произнес он. – Моих хватит до конца весны.
По здравым размышлениям – до начала третьего месяца весны, но Такеши решил этим пренебречь. Он и без того был предельно откровенен со стариком.
– Недолго, – Дайго-сан цокнул языком.
– Тайра сказал вам, что готов сражаться вечность? – уничижительно спросил Такеши.
Прошедший ужин изрядно подточил его терпение. Его и Тайра посадили на разных концах длинного стола, как и разместили в разных крыльях поместья, но Минамото было достаточно одной мысли, что он находится поблизости от человека, который отрубил ему руку. Что он и Тайра дышат одним воздухом.
Он мог не видеть Нобу и Нанаши, мог не слышать их голоса и смех, но он чувствовал их присутствие. И Такеши знал, что близка секунда, когда ему не помешают ни ремешки, что стягивали ножны, ни присутствие самураев Асакура. А еще он знал, что если сам предпочтет нанести открытый удар, то Тайра станут действовать из-за спины. И не он будет являться их целью.
– Он предложил помолвку моего внука и его внучки. Кажется, ее зовут Хоши.
Позднее Дайго-сан решит, что Такеши вздрогнул из-за его слов о помолвке. Но это было не так.
«Хоши», – подумал Минамото. Девочка, чье присутствие помогло ему сберечь рассудок во время плена.
– Пообещал в качестве приданного земли клана Токугава.
– Не знал, что они уже его, – Такеши обманчиво-спокойно улыбнулся. Он видел, что сложившаяся ситуация откровенно забавляла Дайго-сана. Забавляла, но и интересовала.
– Я хочу предложить помолвку моей дочери и вашего внука. Забавно, конечно, что земли клана Токугава являются и ее приданным также.
– Интересная судьба у этих земель… – Дайго-сан провел ладонью по подбородку, будто что-то припоминал. – Кто ими сейчас управляет?
– Младшая ветвь. В старшей не осталось взрослых мужчин после того, как отец однажды выразил свое недовольство их поведением.
Фухито рассказал ему, что Кенджи-сама казнил десятерых мужчин и двух подростков, когда среди Токугава начались «нехорошие» разговоры.
– Не слишком разумно убивать мужчин, способных держать оружие, в разгар войны.
– Неразумно позволять таким мужчинам обратить их оружие против тебя, – Такеши сделал бы ровно то же самое, что сделал его отец.
Сотни смертей и заговоров, десятки восстаний начались с того, что кто-то не пресек вовремя шепотки и тихие разговоры у себя за спиной. Не вырвал сеющие смуту языки. Его брат тоже не сразу начал убивать родственников; сперва он говорил, что в клане Минамото чрезмерно строгие порядки. И его слова привели к тому, к чему привели. И потому Такеши понимал и разделял поступок отца.
– Я слышал, ты прибыл вместе с женой. Про нее рассказывают интересные вещи.
Он сам не заметил, как напрягся, и сжал обе руки – правую и несуществующую – в кулаки.
– Я хотел бы поговорить с женщиной, которую ты предпочел моей Како.
Асакура не просил. Он говорил так, будто согласие Такеши не было нужно. Это коробило Минамото, но не до такой степени, чтобы он начал возражать. Он должен вести себя как глава клана, а не как глупый мальчишка.
Помощь Дайго-сана могла преломить ход войны в ту или иную сторону, и Асакура это знал. Знал он также и то, что Такеши понимает всю сложность положения, в котором оказался, и значимость решения Дайго-сана.
– Помолвка не была заключена. Я не отвергал Како-сан, – склонив на бок голову, Такеши с прищуром взглянул на старика.
– Не цепляйся к словам, сынок, – посоветовал тот. – Чего не сболтнет глупый старик.
– Вы не глупы, Дайго-сан.
– Тогда я жду тебя и твою жену завтра утром. Разделим трапезу.
Нахмурившись, Такеши опустил взгляд на сложенные на коленях руки. В течение часа все слуги в поместье будут знать, что утром у главы клана должен состояться завтрак вместе с Минамото. А к ночи узнают об этом также и все гости.
«Что ты задумал, старик?» – Такеши встретился взглядом с Дайго-саном. Его синие глаза лучились совсем не стариковским задором. «Хочешь столкнуть меня с Тайра в своем поместье, когда все поклялись не обнажать оружие? Когда ты пообещал пойти против того, кто нарушит данное обещание?».
– Это станет большой честью для моей жены, Дайго-сан, – Такеши церемонно наклонил голову.
Непроизнесенное вслух – но не для меня – прекрасно уловили оба.
Минамото, покачнувшись и на мгновение потеряв равновесие, все же поднялся на ноги, и Асакура встал следом.
– Благодарю за саке.
Яшамару, ожидавший своего господина у дверей, одарил его вопросительным взглядом. До начала этой короткой встречи Такеши пребывал в гораздо более благодушном настроении, а вот ее окончание вывело его из душевного равновесия на пару минут.
– Старик не растерял своей лисьей хватки, – только и сказал Минамото, пока они шли с Яшамару по поместью, уже погрузившемуся в вечерний полумрак.
Попадавшиеся им слуги испуганно замирали, а после пятились назад или ныряли в первые попавшиеся двери, чтобы никак не встать у них на пути.
– Наоми-сан благополучно вернулась с ужина в ваши комнаты, – Яшамару лишь раз решился нарушить повисшую между ними тишину.
Такеши кивнул. Он не спрашивал, выставлены ли под окнами солдаты, стоят ли самураи у дверей их спальни – не было нужды. Он знал, что каждый его приказ исполнялся безоговорочно и полностью.
– Кто будет здесь ночью? – спросил Такеши, когда они подошли к дверям спальни.
– Я, Такеши-сама.
– Нет, – он коротко мотнул головой. – Назначь кого-нибудь другого.
– Господин?.. – в голосе Яшамару звучало недоверие пополам с испугом. Он не решился договорить: господин, вы не доверяете мне?
– Тебе нужен отдых, как и любому из нас. Вторая бессонная ночь приведет к потере внимания. Это не обсуждается, – отрезал Такеши и толкнул раздвижные створки, оставив Яшамару в растерянности стоять посреди коридора.
Он пересек помещение и, пройдя еще через одни двери, оказался в спальне.
Услышавшая его шаги Наоми привстала на локте на футоне и обернулась к нему, отчего край хададзюбана соскользнул с ее плеча. Он услышал ее полный облегчения выдох – волновалась, что не вернется?
Наоми села, подтянув колени к груди, и прикрыла ноги тонкой шелковой простыней. Она знала, что ужин закончился около часа назад, и отсутствие Такеши заставило ее нервничать.
– Утром Дайго-сан ждет нас для совместного завтрака, – он принялся отвязывать ножны.
Его движения были чуть резче, чем она привыкла, и Наоми насторожилась.
– У меня была с ним короткая встреча после ужина, – добавил Минамото и так рванул ворот кимоно, что Наоми приготовилась услышать жалобный треск дорогой ткани.
Едва ли ее муж пребывал бы в таком настроении, закончись та встреча удачно.
Она поднялась с футона и подошла к нему, мягко отвела его руки от кимоно и принялась сама, неторопливо и осторожно, развязывать и разматывать шелковую ткань.
Такеши, не ожидавший ее действий, удивленный ее молчанием, не стал противиться. Когда Наоми добралась до нижней рубашки, он заговорил уже куда более спокойным тоном:
– Нобу предложил его внуку свою семилетнюю внучку. А приданным к ней – земли твоего клана.
– Вот как, – отозвалась Наоми в точности, как и он сам часом ранее.
Это его позабавило, и Минамото хмыкнул.
– И не ответил на мое предложение о заключении помолвки с нашей дочерью.
– Ты ждал чего-то другого? – она отложила в сторону части кимоно и задрала подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Нет, – после некоторого размышления ответил Такеши с кривой усмешкой. – Конечно, не ждал.
«Тогда не было и причины злиться», – он прочитал это в ее молчании, в слегка изогнутой брови и легкой улыбке на губах.
Ему захотелось стереть эту улыбку с ее лица, и потому он шагнул к ней, притянул к себе и поцеловал. Наоми застонала ему в губы, пальчиками впилась в плечи и прижалась к нему всем телом. Целуясь, они избавили ее от хададзюбана, и Такеши почувствовал, что ее соски, которыми она терлась о его тело, затвердели от желания.
Наоми привстала на цыпочки, целуя шею и плечи мужа, оставляя на коже красные следы. Его рука смяла ее ягодицы, прошлась по изгибам спины, слегка оттянула назад волосы и голову, пока Такеши прикусывал и теребил языком ее соски. Ноги Наоми подогнулись, когда муж погладил складочки ее плоти, нашел горошину клитора, надавил на него, принялся быстро-быстро двигать ладонью, а после вошел в нее сразу двумя пальцами.
– Боги, да ты уже мокрая, – сбивчиво выдохнул он, одним движением скинул с себя хакама и толкнул Наоми на футон, звонко шлепнув по ягодицам.
Она легла навзничь, широко расставила согнутые в коленях ноги и, приглашая, двинула бедрами вверх-вниз. От вида собственной жены, столь бесстыдно раскинувшейся перед ним, глаза Такеши потемнели. Он опустился на колени на футон, не церемонясь, грубо подвинул к себе Наоми – он знал, что ей понравится – и гладко вошел в нее, уже обильно смоченную своей собственной смазкой.
Наоми довольно застонала и, выдохнув, расслабленно откинулась на спину. Ее мышцы внутри плотно обхватили его член, и Такеши тихо выругался, уже успев позабыть, насколько узкой была его жена. Осталась даже после рождения дочери.
Он задвигался в ней – быстро и не слишком-то ласково, но ей так нравилось, он видел.
– Я так тебя хочу, – прошептала Наоми, как будто он уже не был в ней, и это заставило Такеши дернуть ее на себя, посадить на свои колени, чтобы она насадилась на его член до основания.
Она сперва испуганно охнула, но после ее рот слегка округлился, и Наоми мягко задвигалась на нем, совсем немного приподнимаясь и полностью опускаясь на его член. Он видел бисеринки пота на ее шее, а перед его глазами мелькала ее грудь. Изловчившись, Такеши поймал ртом сосок, принялся облизывать его и покусывать, слушая восхитительные стоны своей жены. Он шлепнул ее по ягодицам и едва не выплеснул семя, когда Наоми попросила:
– Еще. Ударь меня еще.
Она тихо скулила ему на ухо при каждом шлепке, содрогаясь от ощущений, что разрывали изнутри. Совсем скоро он почувствовал сокращение ее мышц, и Наоми протяжно, глубоко застонала, и он излил свое семя под ее вскрик.
Она обмякла в его руках, положила голову на плечо и зарылась ладошкой в волосы. Такеши чувствовал, как она вздрагивала время от времени и тихонько выдыхала.
Он высвободился из объятий жены и поднялся, чтобы смочить пересохшее горло. Наоми позади него натянула до подбородка простынь и следила за каждым его движением немного диким, шальным взглядом.
Когда Такеши вернулся и лег на свой футон, она подвинулась к нему и уложила голову подле его левого плеча, губами касаясь прохладной кожи. Наоми накрыла ладонью мышцы на его руке и задумалась о чем-то своем.
– Зачем Дайго-сан хочет меня видеть?
– Две причины: казнь твоего отца и Како-сан, – отозвался Такеши, рассматривая потолок над ними.
Наоми фыркнула.
– Како-сан сегодня истратила на меня весь свой арсенал болезненных и не очень уколов, – пошутила она, но в ее голосе не звучало веселье.
Такеши покосился на нее: Наоми неосознанно поглаживала его руку под своей ладонью, и ее взгляд был устремлен в одну точку прямо перед собой, а лоб прорезали хмурые морщины.
Он никогда не умел утешать. Он ненавидел утешать кого-либо, потому что встреча с чужой слабостью лишала его терпения.
– Ты ждала чего-то другого?
Вопрос заставил ее фыркнуть. Наоми приподнялась на локте, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Что может случиться на завтраке с Дайго-самой?
– Все, что угодно.
