Текст книги "Жена самурая (СИ)"
Автор книги: Виктория Богачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 42 страниц)
Пролог
Все началось еще с вечера, когда в комнату постучалась молоденькая служанка.
– Госпожа, ваш отец приказывает вам спуститься. Он хочет поужинать с вами и с вашей матушкой.
– Она мне не мать, – привычно огрызнулась девушка и аккуратно положила кисточку для туши в специальную подставку.
– Простите, госпожа, – поклонилась служанка и, пятясь, вышла.
– Не нравится мне все это, совсем не нравится, – пробормотала Наоми* и вновь взялась за кисть. – Что на сей раз для меня задумал отец? – она поморщилась, старательно выводя на рисовой бумаге иероглиф «отчуждение».
Скомкав пять листов и вконец расстроившись, она резко поднялась и хлопнула в ладоши.
Тут же на зов явилась служанка.
– Да, госпожа?
– Убери здесь и принеси зеленое кимоно в мелкий цветок.
– Хорошо, Наоми-сан.
Оставшись в одиночестве, Наоми подошла к окну, выходившему в сад.
«Слуги не метут лишний раз и без того чистые полы, а значит, по крайней мере, ужин будет действительно семейным. Если это вообще можно назвать семьей», – она вновь поморщилась и прислонилась к оконной створке, наслаждаясь закатом.
Солнце медленно садилось, окрашивая небо в розовато-оранжевый цвет и последними лучами играя с кроной деревьев, листву которых трепал теплый ветер.
«Скоро цветение сакуры… даже думать об этом не хочу… ведь это так свойственно нашему клану: приурочить какое-нибудь событие к природному явлению. Будь то сильные грозы в октябре или цветение моего дерева».
Тихо прошелестели раздвигающиеся створки, и в комнату вновь вошла служанка.
– Ты заставляешь себя ждать, Неко.
– Простите, Наоми-сан… – начала она.
– Оставь. Давай скорее кимоно, – она небрежно махнула рукой и скинула на пол халат. – Как там повязки? – спросила Наоми, безуспешно пытаясь придать голосу беспристрастность.
Но Неко хватило ума не жалеть хозяйку и не сочувствовать ей.
– Бинты совершенно чисты, – просто сказала она.
– Значит, все зажило… – шепнула Наоми и повела плечами: последнее наказание отца запомнится ей надолго.
Неко помогла своей госпоже надеть кимоно и собрать длинные черные волосы в элегантный пучок. Когда служанка начала завязывать оби*, Наоми, почувствовав, что Неко прикрепляет ей специальную доску для пояса, протестующе мотнула головой.
– Нет. Оставь. Никакого оби-ита*. Не хочу.
– Хорошо, Наоми – сан. Но вам следует знать, что это был приказ вашей матушки…
– Она не моя мать. Сколько раз я должна повторить, чтобы ты перестала ее так называть? – горько и тихо спросила она, не имея сил ни на раздражение, ни на громкий окрик.
Так много всего навалилось в последнее время. Придирки мачехи стали как будто дотошнее, а наказания отца – больнее. Все повторялось раз за разом, неделя за неделей: Наоми не давала согласия на свадьбу, и он бил ее. Вновь не давала и вновь получала десяток ударов. Сколько уж было их, таких порок?..
Она устала, Ками-сама, как же она устала.
– Простите, Наоми-сан, я, правда, больше не буду, – взволнованно произнесла Неко, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Ничего, – ломким голосом ответила та. – Ничего.
Она поправила волосы, провела ладонями по талии и бедрам, разглаживая тонкий шелк, и направилась к дверям. Уже спускаясь по лестнице, она взглянула вверх. Свет играл тенью на контурах ее лица, подчеркивая высокие, острые скулы. Наоми выпрямила плечи и вздернула подбородок, не собираясь выдавать внутреннего напряжения и волнения, что бушевало в душе. Ее губы дрогнули в усмешке, когда она представила грядущий ужин. Ужин семьи, частью которой ее почти никто не считал. Старшая дочь, наследница великого клана… Ошибка отца в молодости, досадная помеха, кость в горле для многочисленной родни.
Наоми прошла по длинному коридору и распахнула дверь, ведущую в комнату, где проходили трапеза.
Мачеха уже ждала ее, сидя на подушках перед низким столиком.
– Ты опоздала, девочка, – строго сказала она, смерив падчерицу пристальным взглядом.
– Нет. Отец ведь еще не пришел.
– Дерзишь? – женщина облизнула губы. – Спина уже успела зажить? – мачеха усмехнулась и провела ладонью по волосам, собранным в высокую традиционную прическу. – В любом случае, он – мужчина и имеет право задерживаться, а ты должна всегда приходить раньше своего господина.
«Ну, конечно-конечно, змеюка. Ты так действительно думаешь», – фыркнула Наоми и села напротив. Но вслух она сказала совсем другое:
– У меня нет господина, и никогда не будет.
– Не смеши меня, девочка, – мерзко улыбаясь, произнесла мачеха. – Отец – твой господин сейчас, а муж будет им после свадьбы.
Наоми промолчала, крепко прикусив язык. Сил спорить с мачехой у нее не было, да и не хотелось тешить ее самолюбие. Поэтому она лишь склонила на бок голову и нацепила на губы привычную милую улыбочку, выручавшую ее на каждом семейном сборище. Однако ее глаза по-прежнему смотрели жестко и прямо, с едва уловимым насмешливым прищуром.
– И вскоре тебе представится возможность проверить мои слова на практике, – многообещающе пообещала мачеха и замолчала.
«Что она имеет в виду? Какая возможность? Что они задумали с отцом?» – лихорадочно соображала Наоми, пытаясь сохранить на лице невозмутимое и беспристрастное выражение.
Она покосилась на мачеху: та смотрела перед собой отсутствующим взглядом, и многочисленные заколки в ее прическе блестели под светом множества масляных ламп, которые слуги зажгли для ужина.
«Что, девчонка, навела я тебя на мысль? – про себя глумилась над падчерицей Хеби*, разглядывая ничего не выражающим взглядом поверхность стола. – Слава Богам, недолго тебя нам терпеть осталось. Скоро уйдешь, наконец, из семьи, и тогда можно будет задуматься о судьбе моей Ханами», – она улыбнулась, подумав о дочери.
Открылись раздвижные двери-седзи, и в комнату для трапезы вошел глава семейства и клана – господин Токугава, высокий, но уже обрюзгший мужчина средних лет. Он был одет в простое, но вместе с тем безумно дорогое кимоно из черного шелка. По его подолу стелился набивной узор золотой нитью: листва переплеталась с тонкими ветками. Незатейливо завязанный оби темно-синего цвета подчеркивал некоторую сутулость осанку мужчины и вываливающийся живот.
– Добрый вечер, отец, – первой поприветствовала его дочь, с удовольствием читая на лице мачехи легкую неприязнь.
– Добрый вечер, аната*, – произнесла Хеби, склонившись.
Коротко кивнув в ответ, Такао Токугава опустился перед столом на колени.
Повинуясь хлопку хозяйки, слуги принялись разносить многочисленные маленькие тарелочки с яствами. Наоми уныло смотрела на них, раздумывая над словами мачехи, не сулившими ей ничего хорошего. Глубокий голос отца прервал ее метания.
– Наоми, мне надоело терпеть твою непокорность и нежелание вести себя, как подобает послушной дочери. Это недостойно, и твои отказы уважаемым женихам позорят наш клан. Я решил положить этому конец. Я нашел тебе мужа, и твое мнение здесь уже ничего не значит, – жестко говорил Такао, испепеляя дочь взглядом.
Его тон заставил Наоми мгновенно поверить: отец не шутит и не угрожает, не пытается ее обмануть. Его слова – это та правда, с которой ей придется смириться. Казалось, ее огрели по голове чем-то тяжелым: такой в ней стоял звон. Наоми часто заморгала, пытаясь прийти в себя, и стиснула под низким столиком кулаки. Ей пришлось сцепить зубы, чтобы не начать спорить, чтобы не огрызнуться. Ей нужно все хорошенько обдумать, а если отец накажет ее за дерзость, то думать она сможет лишь об истерзанной спине.
«Ками*-сама, кого нашел мне отец? Что же за человек мой будущий муж, раз плюет на Богов и клятвы, раз готов без их одобрения взять себе жену, нарушив тем самым обычаи, что священнее всего?» – ею овладел страх: настоящий, липкий, опутывающий страх.
Такого она не чувствовала еще никогда, даже под палкой отца.
– Наоми, ты меня слышишь? – было видно, что Такао уже не в первый раз зовет ее.
– Просто девочка пока не может прийти в себя от счастья, – елейным голосом произнесла Хеби, и в ее глазах сверкнуло торжество.
Женщина знала, с кем договорился о браке муж, и думала, что впору делать ставки, как долго падчерица продержится в той семье: неделю или чуть больше?
– Да, отец, я тебя слышу, – возвращение к реальности было болезненным, но необходимым.
Сейчас Наоми должна собраться и взять себя в руки. Поплакать и покричать она сможет потом. Не за этим столом, где ее отчаяние не тронуло бы никого, лишь развеселило бы да доставило удовольствие.
– Ты не заставишь меня выйти замуж, – тихо, но твердо сказала Наоми.
– Я, кажется, ослышался. Повтори, что ты сейчас сказала, – приказал господин Токугава, медленно поднимаясь с подушки и нависая над дочерью.
– Я не выйду замуж, – повторила Наоми, вставая навстречу отцу. В ее глазах решимость плескалась со страхом, и Такао, как никто, знал этот страх.
– Да? Ты, правда, так думаешь? – он усмехнулся, нехорошо прищурившись.
Щеки Наоми заалели, и в глазах мерзко защипало. Она сжала опущенные вдоль тела руки в кулаки и вздернула подбородок, борясь с унижением.
– Правда, – на выдохе ответила она.
Глаза Такао недобро сверкнули, и Хеби, было засмеявшаяся, замолчала, словно почуяв недоброе.
– Ты едва ли понимаешь, что сейчас говоришь, – отец медленно приблизился к Наоми, и его голос понизился до угрожающего шепота.
– Очень даже понимаю, – так же тихо ответила она, смотря на него с нарастающим испугом.
– Ты не смеешь противиться. Я разговариваю с тобой не как отец, но глава клана.
– Разумеется, Такао-сама! – ядовито огрызнулась Наоми.
– Довольно, – Токугава вскинул руку. – Довольно с меня твоей строптивости. Ты выходишь замуж. Согласие клана получено. А твое – уже ничего не значит.
– Когда-то меня учили другому, – вполголоса произнесла она.
– Глупые же у тебя были учителя, – заметила Хеби, хмыкнув. Она знала, что первых наставников ее падчерице выбирала родная мать.
– Не смейте так говорить, – гневно начала Наоми, но хлесткая пощечина обожгла щеку, заставив замолчать.
– Не смей дерзить матери, – ровным голосом велел ей Такао, поджав губы.
– Она мне не мать! – воскликнула Наоми, забывшись на мгновение.
– Замолчи, девчонка! – отец ударил ее второй раз, окончательно потеряв терпение. Он стиснул ее плечи и сказал, глядя прямо в глаза. – Ты выйдешь за Такеши Минамото через месяц, и это не обсуждается.
Услышав, Наоми вскинула на него гневный, полный ненависти взгляд. Она поморщилась от боли, чувствуя кровь в уголке разбитой губы. Неудивительно. Глупо было ей гадать, какой мужчина согласится взять ее в жены, наплевав на обычаи и заветы. На такое мог решиться лишь он один – наследник проклятого и забытого богами клана Минамото. Наоми сжалась в руках отца, сгорбилась под тяжестью обрушившегося на нее известия.
Удивленный Такао отпустил ее, разжав железную хватку пальцев.
– Так-то лучше, – произнес он ровным голосом. – Давно было пора тебе обуздать свой строптивый нрав.
Наоми мазнула по отцу тусклым взглядом. Гнев и злость покинули ее, словно их и не было. Она повернулась и вышла прочь, не спросив разрешения, и никто не одернул ее, не посулил скорое наказание. Едва переставляя ноги, она поднялась в свою комнату, где встретила встревоженную Неко. Та вопросительно смотрела на хозяйку, не решаясь заговорить первой.
– Ты ведь уже наверняка знаешь, – Наоми грустно усмехнулась. – Такие вещи слуги всегда узнают первыми.
– Я слышала сегодня разговор кухарки, – Неко кивнула, – но не думала, что это правда.
– Отцу, видимо, совсем уж не терпится избавиться от меня. Но я сама виновата: нужно было думать, прежде чем отказывать каждому жениху. По крайней мере, у меня была иллюзия выбора, а теперь…
Она мрачно замолчала, качая головой.
– Я выхожу замуж за Такеши Минамото. Не могу отказать отцу в его изуверской находчивости.
* имя Наоми означает «красивая, приятная».
* Оби́ – несколько различных типов японских поясов, носимых как мужчинами, так и женщинами поверх кимоно. Женский оби достигает 30 сантиметров в ширину и 4 метров в длину, завязывается сложным большим декоративным бантом на спине, и обычно стоит дороже самого кимоно. Существуют сложные правила этикета о том, какие оби можно носить в каких ситуациях, и каким бантом их следует завязывать. На вязание некоторых сложных стилей может уйти до получаса.
* Оби-ита – тонкое полотно, размещённое под оби для придания ему формы.
* Хеби на японском означает "змея".
* Аната – дорогой. Вежливое обращение японской жены к мужу.
* Ками – в синтоизме духовная сущность, бог.
Глава 1. Смятение
Она проснулась задолго до восхода солнца. Наоми привыкла так вставать: ей нравилось раннее утро, нравилась особенная, предрассветная тишина и редкое чувство одиночества.
Она выскользнула из-под тонкого одеяла, поднялась с футона и подошла к окну. Туманная дымка стелилась по траве и возле самых корней могучих, старых деревьев. На стебельках еще лежала крупная, холодная роса, и улыбка тенью скользнула по губам Наоми. Она стянула волосы в высокий хвост, надела широкие штаны-хакама*, короткую куртку из грубой ткани и тихо вышла из комнаты. Она направлялась глубоко в сад, туда, где уже заросло травой место, где некогда тренировались наследники клана Токугава.
Ее дед отчего-то не стал учить ее отца воинскому искусству, а тот, в свою очередь, не обращал внимания на негодную дочь. Несколько лет назад неведомые пути занесли в их отдаленное поместье старого монаха-отшельника и, коротая долгие зимние вечера, он рассказывал Наоми о боевых искусствах. Он прожил у них три года и успел за это время обучить кое-чему юную наследницу клана Токугава. Она владела кинжалом и неплохо управлялась с нагинатой* – изогнутым клинком, закрепленным на длинной рукояти.
Наоми начала с легкой пробежки, потом плавно перешла к пока еще невысоким прыжкам и стелющимся по земле перекатам. Она кувыркалась, делала стойки и выпрыгивала, приземляясь на руки, вытягивалась в тугую струну, использовала махи и выпады ног.
Она остановилась, приземлившись на одно колено, и опустила голову вниз. Ее спина и грудь вздымались, у Наоми сильно перехватило дыхание, и ей недоставало воздуха, но она была довольна проделанным. Она не тренировалась достаточно долго: целых две недели, пока заживали следы очередного наказания. И сейчас она радовалась, что не растеряла навык за прошедшее время. Теперь это стало особенно важным: она должна быть сильной и готовой ко всему.
Наоми поднялась и ладонью смахнула капли пота со лба. Она взяла палку, имитирующую нагинату, взмахнула ею пару раз, перебросила из руки в руку, проверяя точку равновесия и провела серию легких, скользящих выпадов и уколов. Она не атаковала невидимого противника, но оборонялась, стелясь и скользя по земле, уходила от его ударов.
Вначале в тренировках Наоми двигало желание доказать отцу, что она хорошая, достойная дочь. Она вычитала, что всех наследников клана Токугава обучали воинскому искусству, и решила, что, если она тоже научится, то отец будет ее любить. Когда-то голову Наоми посещали столь нелепые фантазии… Довольно скоро она смирилась, что отцу все равно, умеет она драться или нет, достаточно ли она успешна в каллиграфии, хвалят ли ее наставники. Любви к дочери у него не прибавлялось, да и как может прибавиться что-то к тому, чего просто нет?
Суровый дед Наоми отец заставил ее отца заключить брак, чтобы скрепить военный союз двух кланов. Любимую отца выдали замуж за другого, и она погибла родами. Такао ненавидел свою жену, считая, что она виновата в случившемся, и также ненавидел рожденную ею дочь. Мать Наоми умерла, когда ей едва исполнилось три, а отец привел в поместье новую хозяйку уже спустя неделю.
Наоми резко мотнула головой, избавляясь от неприятных воспоминаний. К чему было забивать ими голову? Они несли лишь горечь детской обиды да боль утраты единственного родного человека.
Взглянув на солнце, Наоми поняла, что провела на тренировочной поляне больше часа. Ей давно было пора возвращаться, чтобы успеть до пробуждения отца и мачехи. Она вошла в дом с заднего входа для слуг, улыбнулась в ответ на поклон повара и взяла блюдо с фруктами, не собираясь спускаться к завтраку. Неко уже ждала ее в комнате, и вид у нее был явно сконфуженный.
– Токугава-сама велел, чтобы вы были на завтраке, – сказала она, помогая Наоми снять кимоно. – Там будет вся семья. Он хочет рассказать о вашей помолвке.
– О, будто кто-то еще не знает, – язвительно фыркнула наследница Токугава и опустилась в деревянную бадью. Теплая вода помогла ей расслабиться и снять тянущее напряжение мышц, успевших слегка отвыкнуть от серьезных нагрузок.
Она редко виделась с членами клана, особенно с младшей ветвью. Ее никто особо не жаловал: видели поведение Такао и понимали, что он не ценит наследницу, а значит, не стоит и им. Впрочем, Наоми вообще сомневалась, что есть люди или вещи, которые отец бы ценил. Он не заботился о состоянии и положении клана, не волновался о своей чести. Когда-то Токугава были могущественной семьей, но за последние поколения превратились в торговцев и купцов. Еще десяток лет, и такие кланы, как Асакура, Ода, Минамото, Фудзивара и Тайра окончательно перестанут с ними считаться.
Изрядно остывшая вода вернула Наоми к реальности. Она вылезла из бадьи, замотавшись в простыню, разобрала на пряди длинные черные волосы, чтобы те быстрее сохли, и уселась перед низким столиком, за которым обычно занималась каллиграфией. Неко неслышной тенью скользила по комнате, убирая грязные бинты и кимоно, смахивая пыль, вытирая попавшую на пол воду.
Наоми смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Ей было страшно, и неизвестность пугала ее больше всего. Что она знала о клане Минамото?
После внутренне резни, устроенной несколько лет назад, клан – хотя о каком клане можно говорить, если от него остались лишь двое? – жил очень уединенно. В поместье не бывали гости, не устраивались приемы и встречи. Двух оставшихся в живых мужчин Минамото видели лишь во дворце Императора и – изредка – в домах других кланов.
Достоверных сведений было ничтожно мало, зато слухов – предостаточно. Чего стоили одни лишь сплетни о расправе, учиненной Кенджи и Такеши Минамото над убийцей их родичей. Или о том, как Минамото наказывают провинившихся крестьян. Или о том, как они обращаются с женщинами. Если хоть часть из них была правдой, то Наоми ждала очень, очень короткая жизнь.
Она вздрогнула и обхватила себя за плечи, почувствовав, что дрожит. Ей не следует верить пересудам людей. О ней иногда тоже болтают, и, если судить по тем разговорам, выходит, что она родилась строптивой калекой, изъян которой скрывает одежда. Иначе с чего бы отцу так не любить свою дочь? А может, она ему вовсе не дочь? Может, мать прижила ее от слуги?..
За подобными размышлениями Наоми провела большую часть утра, пока Неко не напомнила ей о скором завтраке. В четыре руки они ловко управились с кимоно и стянули ее волосы в красивый узел на затылке, украсив его гребнем и двумя длинными заколками с бусинами на концах.
– Не забудьте нанести пудру, – предусмотрительно напомнила служанка, протягивая хозяйке небольшую баночку.
– Даже не подумаю, – Наоми усмехнулась и приложила ладонь к правой щеке, где после вчерашнего вечера уже наметилось несколько синяков. – Для чего мне скрывать их? Будто то, что отец бьет меня, является тайной!
– Такао-сан рассердится.
– И пусть, – она дерзко сверкнула глазами. – Наказывать он меня больше не станет, лицо перед свадьбой портить не посмеет. Так что не вижу, что такого может сотворить со мной отец, чего бы еще ни делал. В любом случае, помолвку с Минамото он ничем перебить не сумеет.
Она улыбнулась с непривычной для себя циничностью и вышла за дверь, чтобы спуститься в большую комнату, где обычно проходили совместные трапезы. В ней собрались уже почти все представители клана, и Наоми улыбалась им, пока шла к своему месту по левую руку от отца. Она видела ответные улыбки, но знала, что они ничего не стоят. Никто из них никогда не заступался за нее, не пытался поговорить с главой клана, не пытался его смягчить.
Ее лицо горело от любопытных, пристальных взглядов, вызванных то ли новыми синяками, то ли известием о ее скорой помолвке с Минамото. Тщательно следя, чтобы не запутаться в длинном подоле кимоно и позорно не оступиться, Наоми просеменила к столу и опустилась на подушечку, коротким поклоном приветствуя мачеху и отца. Недовольный ее опозданием Такао поджал губы, но ничего не сказал. Он взялся за палочки и громко произнес:
– Итадакимас*!
Глава клана приступил к еде, а значит, все остальные тоже могли начать завтрак.
Без всякого удовольствия Наоми подцепила кусочек риса и не успела его проглотить, когда услышала придирку мачехи:
– Почему ты не привела лицо в порядок прежде, чем спуститься?
– Не захотела, – Наоми раздраженно дернула плечом и почувствовала, как в груди теплеет – такое ошеломленное лицо сделалось у Хеби.
«Что ж, – подумала она, разглядывая сидящую напротив мачеху, – пожалуй, напоследок я смогу поразвлечься. Отец не станет меня избивать, а значит, ничто не помешает мне с ней пререкаться».
– Ты нарываешься на наказание? – Хеби склонила голову набок, пристально вглядываясь в падчерицу.
К их перепалке уже начали прислушиваться другие представители клана, и Наоми вдруг сделалось безумно весело.
– Знаете, едва ли вы сможете придумать нечто более изощренное, чем моя помолвка с Минамото, – парировала она и улыбнулась.
– Замолчите обе. И следи за языком, Наоми. До твоей свадьбы еще месяц, так что любые следы успеют затянуться.
Она вскинула взгляд, но сдержалась, крепко стиснув зубы, а Ханами – ее сводная сестра – о чем-то шепнула матери, и они обе рассмеялись. Внутренне уязвленная, Наоми постаралась не подавать виду, что поняла насчет чего, а точнее, кого, была эта шутка. Не хватало распыляться на их мелкие уколы.
– Может, стоит запереть ее в комнате на этот месяц? – Хеби взглянула на мужа. – Это научит девочку смирению.
– И избавит меня от необходимости разделять с вами пищу.
Такао дернулся, темнея лицом.
– Еще слово, лишь одно слово, и я велю высечь. Но не тебя, а твою служанку.
Наоми обожгла его ненавидящим взглядом, но прикусила язык: отец всегда знал, куда бить. Знал он так же и то, что теперь она не посмеет раскрыть рта: своя боль и наказание ее не волновали, но чужие…
– Интересно, матушка, а как поступают в клане Минамото с зарвавшимися женщинами? – мило улыбнувшись, спросила Ханами, и по общему столу зашелестел смех. – Думаю, они знают множество способов, как укоротить язык непослушной жене.
Наоми устало посмотрела на девочку. Ей едва минуло двенадцать, а характер уже отличался особенной мерзопакостностью. А ее мать лишь сильнее это взращивала. Такао же не принимал никакого участия в воспитании младшей дочери, и Наоми находила, что тот попросту разочаровался и в женщинах, и в детях. Все известные ей отцовские бастарды были девочками, и порой это знание вызывало у нее нервные смешки.
Остаток завтрака Наоми провела в молчании, пытаясь не обращать внимания на перешептывания родственников, пытаясь игнорировать обращенные к ней взгляды. Она с трудом дождалась разрешения отца встать из-за стола, чтобы позорно сбежать в свою комнату.
– Как отец вообще мог додуматься и предложить Минамото свадьбу? Не верю, что сватовство исходило от них! Интересно, чем отец их взял? Уж не моим богатым приданым, – Наоми принялась измерять комнату шагами, походя избавляясь от тяжелого и неудобного кимоно. Она лихорадочно соображала, припоминая первую и единственную встречу с Такеши в сознательном возрасте, состоявшуюся год назад.
Ежегодно Император устраивал во дворце большой прием, на котором собирались главы значимых кланов со своими семьями. Такао такие приемы ненавидел: у него не было достойных наследников, которыми можно было бы похвастаться, но он не мог не подчиниться приказу Императора. Поэтому каждую весну, скрепя сердце, брал жену и двух дочерей для поездки в Эдо*. Наоми полагала, что больше всего его раздражает невозможность оставить дома ее.
На тот прием она впервые надела взрослое, женское кимоно со всеми приличествующими наряду украшениями и знаками. Они свидетельствовали о ее шестнадцатилетии и о вступлении в возраст, необходимый для сватовства.
Год назад Наоми еще наивно полагала, что отец не выдаст ее за представителя сильного клана, а найдет жениха из вассальной семьи, чтобы она могла остаться Токугава и родить наследников, которым Такао передаст власть в обход дочерей. Она продолжала слишком хорошо думать об отце, будучи уже во взрослом возрасте. Продолжала верить в него.
На приеме ее повсюду сопровождали пристальные, изучающие взгляды, и Наоми чувствовала себя выставленным на торг товаром. Мужчины будто приценивались к ней, прикидывая, стоит ли своего приданого ее скрытая кимоно фигура, ее лицо под слоем пудры. В конце она не выдержала и сбежала на террасу в сад, подальше от назойливых взглядов. Как оказалось, не она одна искала уединения.
Такеши стоял на нижней ступени, вглядываясь в темноту перед собой, в которой с трудом угадывались силуэты деревьев. Наоми узнала его по черному кимоно без какой-либо вышивки и единственному вееру на спине. Он до сих пор носил траур, хотя после устроенной в клане резни минуло четыре года.
Наоми резко остановилась, увидев его, и начала пятиться назад, решив, что между оценивающими взглядами и обществом Такеши Минамото она выберет первое. Но мужчина, уловив шум позади себя, повернул голову, и Наоми замерла. Теперь, когда ее заметили, было глупо убегать.
– Добрый вечер, Такеши-сан, – сказала она, набрав побольше воздуха. Минамото ограничился лишь сухим кивком, явно недовольный тем, что его уединение было нарушено.
«Вот уж! – уязвленная, Наоми сердито тряхнула головой. – Не стану уходить. Терраса принадлежит не ему одному».
Но все же она отошла от Минамото в дальний угол и навалилась на поручни локтями, переступая с ноги на ногу. За целый день она так устала от гэта* со слишком высокой платформой, что сейчас обувь казалась ей пыточным орудием. Решившись, Наоми скинула ее, с облегчением ступая на ровную поверхность пола. От радости – сбежала с приема, избавилась от гэта – она принялась негромко напевать себе под нос, пока не услышала недовольный вздох Минамото.
Развернувшись всем телом, он смотрел на нее в упор и, судя по выражению лица, стоял так уже некоторое время.
Наоми поежилась. Она успела забыть, что была на террасе не одна, и сейчас страх перед Минамото накрыл ее с новой силой.
– Здесь ты мужа себе не найдешь, – сказал он, поглядывая на ее взрослое кимоно.
«Намекаешь, что мне нужно уйти?!»
– Оу, а я и не стремлюсь, – улыбнулась Наоми, игнорируя его недовольство. – Жену, кстати, ты тоже не сыщешь.
Она лукавила, конечно. Ей хотелось выйти замуж, но с одной целью: избавиться от опеки отца. Так она думала раньше. Но сегодня на приеме смогла убедиться, что ее представления о браке были донельзя наивными. Многие мужчины были ничуть не лучше ее отца. Выйдя из-под его влияния, она может оказаться у почти такого же человека, если не хуже.
– Ты слишком самонадеянная для девушки, за которую дают настолько небольшое приданое, – ровным голосом заметил Такеши, буквально впиваясь колючим взглядом в ее лицо.
Наоми дрогнула: этого она не знала.
– Странно, – она нашла силы для циничной ухмылки, – я думала, отцу не терпится избавиться от меня.
– Видимо, не настолько, чтобы окончательно разорить свой клан, – презрительно выплюнул Минамото, и Наоми вспыхнула.
Оскорбления клана всегда задевали ее куда сильнее, чем личные.
– Ну что же. Маленькое приданое, но большие возможности. Когда-нибудь мои дети смогут унаследовать за отцом клан Токугава.
– Если к тому времени им будет, что наследовать, – бросил напоследок Такеши и ушел, оставив ее в смятении и одиночестве.
– Не думаю, что Минамото нужен наш клан, – Наоми покачала головой. – Им нужно восстанавливать свой собственный, а значит, вероятность того, что придется отдать одного из сыновей в другую семью, должна их только отталкивать… Ками-сама, я ничего не понимаю! Зачем я им?
Весь день Наоми провела в комнате, пытаясь с помощью каллиграфии унять царивший в голове хаос и упорядочить мысли. Раз за разом она концентрировалась, выводила кисточкой замысловатые узоры и, недовольная, сминала лист, берясь за следующий. Иероглифы не желали выходить идеальными, и Наоми знала, что причиной тому было ее душевное смятение. Искусство каллиграфии не терпело волнения, не терпело бурных чувств, а она все никак не могла успокоиться и взять себя в руки.
Неизвестность пугала ее намного сильнее замужества. Почему Минамото выбрали ее? Каковы их мотивы? Какую они преследуют цель?..
Наоми пообещала, что не сдастся, пока не выяснит правду. Пока не поймет истинные причины их поступков.
Вечером она нашла в своей богатой коллекции свиток, чтение которого забросила после нескольких первых слов. Теперь же он до жути ее позабавил:
«Клан Минамото был основан демоном, который смешал свою кровь с кровью наследницы престола, так гласят легенды, и сами люди этого клана гордятся своей демонской и царской кровью. Во время войны Минамото больше других помогали императору и за это получили бесчисленные награды.
Самыми жестокими методами, самыми ужасными пытками они добывали тайные сведения у врага. Воистину пытки были ужасны. Ведь даже самые преданные самураи ломались под ними и открывали правду…».
– Выходит, я выхожу замуж за Они* в человеческом обличии!
Наоми так и заснула со свитком в руке, увлекшись чтением воспаленных фантазий о бесчеловечности представителей клана Минамото.
Утром ее разбудила взволнованная, испуганная Неко:
– Госпожа! Ох, госпожа, вставайте! Я только что подслушала разговор Хеби-сан и Ханами-сан! Она сказала, что вечером на традиционную чайную церемонию приедут Кенджи-сама и Такеши-сама. И ваш отец велел ей сообщить об этом вам, но она не будет этого делать.
– Хочет, чтобы я опозорилась… – медленно произнесла Наоми после долгого молчания. – Спасибо тебе, – уже мягче сказала она, встречаясь взглядом с Неко. – Не представляю, как бы я жила здесь без тебя.
Когда служанка с поклоном ушла, Токугава откинулась на футон, укрываясь тонкой простынею с головой. Ей предстоял длинный, длинный день.
Во время завтрака она с трудом сдерживала себя при виде довольной мачехи. Ей, самое малое, хотелось расцарапать холеное лицо Хеби, вырвать пару прядей безупречных черных волос. Но Наоми могла лишь молча скрипеть зубами и смотреть в стол, чтобы ненароком не выдать себя взглядом. От мачехи можно было ожидать любых подлостей, так что лучше не давать ей понять, что она знает о предстоящей чайной церемонии.
