Текст книги "Ангел во плоти"
Автор книги: Виктор Кувшинов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Я не прерывал Девона. Мне было интересно, насколько искренне верил в свою правоту князь. С другой стороны, его можно было понять – что он здесь видел, кроме коварства, заискивания и жестокости? Как объяснить ему великолепие астрала, которое породила именно та свобода мысли и любовь, которые он презирал? Но хоть что-то возразить я был просто обязан:
– Вы Девон правы со своей, весьма ограниченной точки зрения. Возьмите хотя бы власть: ведь она по своей сути противоположна свободе, а без свободы невозможно творчество, без творчества невозможно развитие, прогресс, эволюция. Назовите это как хотите, но что я увидел в ваших мирах? Уродливых и ленивых демонов? Ограниченных и надменных деспотов? Вы, князь являетесь исключением. По неизвестной мне причине, вы не удовлетворились слепым упоением властью, а решили создать этот великолепный образчик дворцового искусства. Но что Вас окружает? Я второй день в этом мире и, поверьте, ничего радостного еще не видел. И самое последнее: Вы же должны прекрасно знать, что власть не приносит настоящего счастья. Для развитой личности, она – ничто, для мелкой, она – наркотик, которого никогда не будет достаточно. И потому такая душа будет всегда несчастна, как алчущий наркоман.
Девон, ничего не говоря, опрокинул в себя изрядный бокал вина, поставил его на стол и спросил:
– Ну и что же Вы, Буль, от меня хотите?
– Собственно, ничего. Признаться, я шел сюда с требованием смягчить угнетение рабов и даже организовать общину, это было бы гораздо выгоднее для Вас…
– Вы смеетесь? – воскликнул князь Шираз. – Думаете, производительность их труда здесь кому-нибудь нужна? Инферно и мне в частности нужна энергия подавления, энергия власти. Чем больше они будут ощущать эту власть, чем больше будут изворачиваться, пакостить и унижать друг друга, тем прочнее будет стоять этот мир, и не мне менять его законы.
– Жаль, – вздохнул я.
Глупо было что-нибудь менять внутри инферно. Единственно, чего я не понимал: почему душам почти не давали шансов выбраться отсюда? Я прямо спросил об этом Шираза, но он с удивлением ответил, что у тех было полно шансов в верхних мирах, и если они упрямо себя топили все глубже, то значит, туда им и дорога. На это я не нашелся, что возразить. Ночь шла своим чередом, Шерман налегал на напитки и закуски, а я все не знал, как мне поступить. Наконец я решился и прямо заявил князю:
– Несмотря на все мое расположение к Вам, уважаемый князь, я вынужден заявить, что не намерен оставаться в этом мире надолго, поэтому готов принять сражение и смерть от вашей руки, лишь бы выйти в верхние миры.
– А я? – прервало мою величественную речь икание Шермана. – Я тоже с тобой! К тому же, меч пока у меня.
Я запоздало вспомнил, что мне даже нечем сражаться с нашим милым и гостеприимным хозяином.
– И все же, забавный вы народ, белые и пушистые. Сущие дети! – усмехнулся Шираз. – Неужели Вы думаете, что я стал бы долго терпеть здесь ваше присутствие и Вашего, простите за правду, кобеля. И неужели думаете, у меня не найдется средств от вас избавиться?
– Неужели найдется? – обрадовался я. – Это же меняет дело! Признаться, мне было жутко неудобно вызывать Вас на бой после того теплого приема, который вы нам устроили.
– Есть способ, и не один. Можно вызвать снуфов, но они мне неприятны, да и издеваться над гостями не в моих правилах. Можно просто вас убить, и вы окажетесь выше или ниже – то есть там, куда вас занесет. Но за вашу откровенность я думаю, что позволю себе немного потрудиться и выкину вас наверх. Насколько – предугадать не могу. Если повезет, то до чистилища дотянете, а там уже и на волю выйти можно попробовать.
– А Шерман за мной наверх пойдет? – уточнил я.
– Не знаю. Решайте сами. Светлого ангела может выбросить хоть на самый верх. Душу Шермана не мне взвешивать – от него зависит, куда пойдет. Но если будете держаться вместе, то куда сможете – туда и дойдете.
Я заметил, как Шерман, ничего не говоря, умоляюще смотрит на меня, и твердо ответил:
– Спасибо Девон, мы пойдем вместе, а там уж, как повезет! А не секрет, как Вы это проделаете?
– Секрет, – просто ответил князь и усмехнулся одобряющей улыбкой.
– И все-таки, я не могу поверить, что Вы, Девон настоящий темный ангел.
– А и не верьте. В семье не без урода… Ну что, готовы?
– Готовы! – хором ответили мы с Шерманом.
– Тогда пошли в башню, там у меня особая зона для таких фокусов.
Мы пошли не в ту башенку, через которую проникли в замок, а в гораздо большую по диаметру. Поднимаясь в темноте по лестнице, мы как-то незаметно для себя ощутили, что идем уже непонятно где, или вообще нигде. Шерман испуганно схватил мою руку, а я окликнул идущего сзади Шираза, но никакого ответа не последовало.
– Он нас обманул! – воскликнул мой попутчик.
– Не думаю, – попытался я успокоить его. – Князю не было особого резона нас обманывать.
– Ты просто плохо знаешь этих чертей.
– Слушай, хватит скулить, лучше попытаемся идти дальше! – с этими словами я сделал решительный шаг вперед, и меня подхватила какая-то карусель. Нас несло и крутило в темной, темной… не знаю какой дряни, я только пытался удерживать Шермана возле себя. Он, понятно, тоже всеми силами этому способствовал…
ГЛАВА 13. НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ
Изрядный удар под зад привел меня в себя из состояния полета по закромам преисподней. Ударом оказался пинок матушки земли, в которую я приземлился прямо из этого ниоткуда.
Спросите: почему в землю, а не на землю? – так я тоже хотел бы это знать. При первом же осмотре выяснилось две новости: приятная: Шерман во вполне человеческом обличии сидел рядом, и неприятная: мы оказались в какой-то длинной земляной яме глубиной почти в человеческий рост.
Но это мне только показалось, что была одна приятная и одна неприятная новость. В том смысле, что приятная-то была одна, а вот неприятные начали вываливаться одна за другой на наши головы, как навоз из самосвала. Стоило нашим чувствам вслед за зрением начать возвращаться к своим хозяевам, как обоняние принесло отвратительный запах гари, а слух возвестил о страшном грохоте вокруг.
– Куда это нас занесло? – спросил Шерман, пытаясь встать и осторожно выглянуть из-за земляного отвала.
Тут в воздухе раздался особо противный визг, а в противоположный скат траншеи врезалась какая-то штуковина и сильно зашипела. Я успел с любопытством вытянуть шею, но Шерман заорал:
– Ложись! – и кинулся на меня сверху.
Однако ничего не произошло. Я попытался слегка пошевелиться и предложил приятелю:
– Я понимаю, что ты, возможно, горишь желанием отблагодарить меня за помощь в восхождении из инферно, но не до такой же степени обниманий.
– Дурак! – возмущенно крикнул приятель. – Это фугас! Мы с тобой прямой наводкой угодили на какую-то войну.
– Наверно дурак, – согласился я. – Если исходить из истины, что дуракам везет, то невзорвавшийся фугас, определенно указывает на такое мое восхитительное свойство.
Шерман почему-то расстроенно посмотрел на меня, и в его глазах бегущей строкой читалось, какой же я идиот. Я и не возражал, мне было уже не привыкать к таким сентенциям моих знакомых. Главное сейчас, стараться соблюдать спокойствие, ведь ожидать от этих миров снисхождения, было бы еще большей глупостью. Так что война, так война – будем разбираться, как отсюда выбраться наверх. Я все еще лелеял совершенно сумасшедшую надежду, что сумею вернуться в заброшенное Женькино тело. Лишь бы оно спало, а не умерло за эти дни. Если время совпадает, то я должен был провести тут трое суток – в любом случае, нужно спешить. Вот только сориентироваться на местности и решить, что делать дальше.
– Знаешь, я бы предложил пойти вдоль окопа, – подал я нехитрую идею. Все равно нам надо разузнать, кто и с кем тут так отчаянно воюет.
– Тогда пошли туда, – Шерман ткнул пальцем в одну сторону, и пояснил. – Там что-то кричали, значит есть, кого спросить.
– Кстати, мы действительно в более высоком мире. Сдается мне, что даже миров чистилища достигли.
– Это почему? – обрадовано спросил Шерман.
– А ты посмотри вверх! – я ткнул пальцем в небо, где сквозь клубы дыма и тучи пробивался диск солнца.
– Это ж надо! – прошептал Шерман, замерев на месте и уставившись в зенит. – Я уж думал, что больше никогда его не увижу.
– Ладно, пнем торчать! – проворчал я, заметив слезы на его щеках и стараясь не смущать расчувствовавшегося напарника. – Пошли уже.
– Да-да, конечно. Ты прав, я не знаю, как тебя благодарить…
– Только одним: быть умным эгоистом!
– Как это, эгоистом?
– А очень просто, – усмехнулся я, подтолкнув вперед Шермана, и объяснил. – Глупый эгоист тянет все к себе и при этом толкается локтями, за что постоянно получает шишки, как от судьбы, так и от людей. А умный эгоист делает людям добро, сочувствует и помогает, а в результате все вокруг тоже сочувствуют ему и помогают. Так что, старайся помочь окружающим, и путь в астрал тебе обеспечен! Если это чистилище, снуфы нам больше нестрашны.
Окоп оказался длинным, и мы успели обсудить перспективы Шермана на выход из инферно, прежде чем наткнулись на первый обезображенный труп человека в потрепанной военной форме.
– Не повезло парню, – со вздохом заметил мой приятель.
– А может и повезло, – возразил я. – От него зависит: если он очутится в верхнем мире или астрале, не так уж и плохо. Смерть-то была мгновенной.
В том, что это было так, сомнений не возникало. Тело лежало рядом с воронкой от разорвавшегося фугаса, а жить более сотой доли секунды со снесенным затылком в этом мире, наверно, не позволяли. Вот где-нибудь пониже, можно век коротать, хоть с половиной головы, хоть в виде кактуса в горшке с глазами на ножках...
Поскольку помочь мы ничем отвоевавшему солдату не могли, то продолжили свое безрадостное путешествие под грохот пушек и разрывы снарядов. Вскоре мы набрели на большое, врытое в землю сооружение. Но об этом узнали не сразу. Вначале нас встретил вооруженный винтовкой боец и приказал стоять на месте. Мы сочли довод в виде огнестрельного оружия вполне убедительным и смирненько остановились, ожидая развития событий.
И они не замедлили себя ждать, выскочив на нас в виде пузатого майора, а может, и ефрейтора (кто ж их финтифлюшки на мундирах разберет?), который заорал благим матом:
– Шпионы! Лазутчики! Я вас быстро в расход пущу!
Хорошо, его пламенную речь заткнул разорвавшийся поблизости снаряд, а то мне захотелось сделать это самому. Майор, тем временем, стряхнул с себя пыль, выплюнул изо рта землю и опасливо оглянулся по сторонам, явно ожидая повторения.
– Не бойтесь, херр майор, два раза снаряд в одно г… не попадает! – успокоил я его и добавил. – Вредно так широко рот открывать: ладно земля, а то ведь и пуля залететь может.
Видимо, снаряд сбил с вояки весь кураж, и он устало рявкнул солдату:
– Отведите в карцер этих скоморохов, потом допросим, – и еле слышно добавил. – Если живы будем.
– Мда, не очень-то у них с наступлением выходит, – философски заметил Шерман, пока нас вели в место заключения.
– А у нас здесь угодить под снаряд гораздо больше возможностей, чем в окопе, – заметил я, увидев, куда нас привели.
Здание тюрьмы, типа сарай стояло, открытое на все четыре стороны, но, по всей вероятности, противник догадывался о его назначении, и снаряды сюда пока не попадали. Один из двух хмуроватых конвоиров, молча отворил амбарный замок, висящий на покосившейся двери и, распахнув дверь, кивком приказал нам пройти внутрь. Припертый штыком сзади я не нашел никаких возражений и, пожав плечами, зашел за Шерманом внутрь. После того, как мы оказались в темноте за запертой дверью, я, стараясь использовать каждую минуту, стал расспрашивать находившихся здесь узников о том, что тут творится. Одновременно, я пытался выяснить, чем бы мог им помочь.
Несмотря на бытующее мнение, что мы, ангелы горазды только на задушевные речи, я нашел, кому смог облегчить страдания. Нет-нет, никого я не добивал, а только перевязал оторванным рукавом рубахи рану солдату, вправил плечо одному парню и просто попытался успокоить пару женщин, непонятно каким ветром занесенных на поле боя, да еще и в кутузку при нем. Люди были голодные, грязные и напуганные, так что даже доброе слово могло немало помочь в их положении. Самое приятное было то, что Шерман принял в моей деятельности самое активное участие. Причем, это явно его не тяготило, а значит, у парня были все шансы вскоре отсюда выбраться.
Хоть люди и были в запуганно-подавленном состоянии, мне удалось выудить из них немало сведений. Самая важная новость была та, что люди здесь никогда не теряли человеческого облика, а это вместе с небесным светилом служило косвенным признаком того, что мы достигли рубежей, откуда души (а значит и меня) может выбрасывать в открытый астрал, в случае их непригодности для инферно.
Я почувствовал, что меня так и подмывает соблазн прямо сейчас самоликвидироваться и выскочить отсюда, но я, понимая всю срочность, с которой мне нужно было возвращаться, просто не мог бросить друга на произвол судьбы. Ему еще нельзя было уходить, так как Шерман мог опять провалиться за свои прошлые «заслуги», если не успеет облегчить душу новыми деяниями. С другой стороны, я, конечно, лукавил сам себе – ведь мог бы попробовать его вытащить, как это проделал уже дважды, но так уж я наверно дурно скроен из «наивных» убеждений: последний шаг к своей свободе моему приятелю придется проделать самому, чтобы все было честно.
К тому же с попыткой выхода нельзя было рисковать и собственной шкурой: а вдруг это еще не открытый астралу мир? В этом случае все было непредсказуемо. Поэтому я дал себе срок: максимум еще одни сутки все выясняю и присматриваю за Шерманом, а затем действую по обстоятельствам.
Другие новости выуживать из пленников приходилось с трудом – все были напуганы, и в каждом подозревали шпиона, тем более в таком обходительном типе, как я. И все же общая картина прояснилась: два местных, «любимых до умопомрачения» своими народами диктатора (по моему подозрению, черта) решили разобраться, кто из них всех краше и милее. Судя по отрывочным недовольным фразам, слово «решили» было не совсем уместно, так как ведение войны здесь было перманентным развлечением чертей. Их имена люди произносили только шепотом и оглядываясь.
Больше всего информации я вытащил из одного старика, который махнув на все рукой, наплевал на осторожность и хвалил одного из диктаторов (вот только я не понял, того, который наступал или того, который засадил всех в походную тюрьму):
– А что, смотри, как распоясались! Тут твердая рука нужна! – бойко заявил дедок, найдя свободные уши. – Вот сейчас разгонит всю эту шушеру наш благодетель, и наступит хорошая жизнь.
– А с теми, что в тюрьме сидят, что делать? – ехидно спросил я, но старичок не смутился:
– А что с ними делать? Пусть работают. Раз сидят, значит за дело.
Было непонятно, имел ли он в виду себя. Я этого не успел выяснить, так как пальба и крики вокруг нас усилились. Все замерли, тревожно ожидая развязки событий. Мы с Шерманом тоже присели рядом со старичком. Из всей компании, пожалуй, только мне умирать было не очень страшно, но даже я не считал это сейчас лучшим выходом.
Внезапно дверь распахнулась под угрожающие крики снаружи, и пара солдат вскинула винтовки, тщетно пытаясь целиться в темноту сарая. Они успели еще высказать пару ругательств, по поводу того, что сейчас порешат всех предателей Родины, как их самих буквально смело раздавшимся рядом взрывом. Не понимая, что происходит, я с радостью отметил, что черти не внедрили здесь автоматического оружия, иначе эти двое успели бы сейчас положить половину пленников. Чертовской логике это не противоречило: может, удовольствия в массовом уничтожении было и немало, но так нерационально пускать в расход живой материал, как это не раз случалось на Земле, могли позволить себе только реальные психи.
Все, как сидели, так и остались сидеть на местах, не зная, выходить или нет. Поскольку шум от взрывов и выстрелов не утихал, всем было ясно, что вокруг продолжал бушевать бой, а стены сарая служили каким-никаким убежищем. Я все-таки решился выглянуть из дверей, но тут же заскочил обратно: на нас бежал в атаку целый отряд бойцов. Видимо, артобстрел закончился, и противник наших пленителей пошел в наступление. Только тогда до меня дошло, что эти двое солдат решили расстрелять военнопленных при угрозе атаки. Я не замедлил сообщить всем о том, что нас атакуют, и посоветовал лечь на землю тем, кто желал остаться в живых.
Сам же остался ждать солдат у открытых дверей, рассматривая двух довольно молодых парней, так глупо профукавших очередную попытку выбраться из инферно: умереть в момент, когда ты расстреливаешь безоружных пленников – что может быть более тяжким грузом для душ этих несчастных? Да, этот мир максимально приближен к реалу – никакой мистики, никаких превращений. Смерть натуральна, и я не сомневался, что еще день и трупы начнут вонять. Единственное исключение допущено в произвольном появлении тут уже взрослым человеком – чертям явно не хотелось возиться с детьми.
Пока я философствовал про себя, в проеме двери появился первый солдат наступающей гвардии. Он сходу крикнул в открытую дверь:
– Пашка, ты здесь?!
– Здесь! – откликнулся мужской голос от дальней стенки. – Сема, ты, что ли?
Дальше последовала сцена бурной радости при встрече однополчан. Я только улыбался и думал: могут же быть даже и в инферно светлые моменты жизни. Однако утвердиться в этой мысли мне не дал какой-то мелкий командир, зашедший к нам в сарай. Он грозно оглядел пленников и заявил:
– Именем нашего главнокомандующего Извера приказываю следовать за мной! Здоровые помогают раненым, – и, не говоря больше ни слова, вышел из сарая. Зашедшие вместо него солдаты стали подгонять нас на выход. Трое пленников не смогли передвигаться самостоятельно. Шерман помог одному, подставив свое плечо. А я вообще взгромоздил на себя мужика с травмированными ногами. Третьему взялся помочь тот Пашка, который так радовался встрече.
Почему-то народ не очень бурно ликовал по поводу освобождения. Пашка был единственным исключением, иногда вслух высказывая мысль, что мол, теперь заживем и еще покажем супостатам! Я не представлял, как мы заживем, и какое место покажем супостатам, но кажется, окружающие, судя по их унылым лицам, знали о чем шла речь. Шли мы долго, потому что раненные и голодные люди еле переставляли ноги. Тащились мимо разрушенного блиндажа, между воронок, оставшихся от взрывов, мимо окопов противника или, теперь, освободителя. Под конец я почти ничего не видел и мало что соображал, но все-таки доставил свою ношу живой до пункта назначения.
Это был типичный полевой лагерь. Медсанчасть оставляла желать лучшего, но все-таки раненным лучше там, чем в тюрьме. Женщин тоже оставили там, не знаю уж зачем, а остальных мужчин, включая нас с Шерманом, отвели в помещение, мало отличающееся от того сарая, в котором мы только что находились. Правда, нас накормили какой-то бурдой, а в помещении были даже лежаки.
Спустя некоторое время я подумал, что нас тут забросили надолго, и стал подготавливать своего напарника на случай, если я рискну прямо отсюда удалиться с шумом и треском. В общем-то, мне только осталось похвалить бывшего волка-одиночку с тем, что он начал ловить тот ускользающий от многих загадочный и парадоксальный смысл жизни. Я видел, как светились радостью его глаза, когда ему удавалось хоть немного облегчить участь ближнего, и как огорчила напрасная смерть солдата в окопе. Теперь оставалось закрепить успех и не поддаваться на провокации чертей: ведь, в отличие от земной жизни он наверняка знал, за что сейчас боролся.
Но нам не дали засидеться. В помещение буквально влетел какой-то лощеный военный чин и начал громко читать патриотическую лекцию:
– Товарищи по оружию! – начал он. Я хотел возразить, что какие это мы товарищи по оружию? Но он не дал никому раскрыть рта, продолжив. – Сейчас, когда на карту поставлена судьба Родины и все ее граждане в едином порыве способствуют закреплению успеха в наведении справедливого порядка в сопредельном государстве, где дружественный нам народ уже полсотни лет находится под тяжким гнетом диктатуры Завера, как никогда нужны все усилия в этом великом деле.
На этом его мажорный пафос иссяк, и вояка, сделав пару шагов туда-сюда, замогильным тоном произнес:
– Однако! На вашу судьбу тяжким пятном легло пленение во вражеском стане. Мы знаем, как агрессор умеет вербовать военнопленных, а так же засылать врагов народа в наши тылы. И только бесконечная доброта нашего руководителя, указывающего истинный путь среди темноты заблуждений, дает вам шанс доказать свою непричастность к шпионским козням противника. Вы в срочном порядке зачисляетесь в атакующий батальон, который… – вояка вытащил из нагрудного кармана большие часы, посмотрел на время и, немыслимым военным усилием сосчитав в уме, выдал результат. – Через час с четвертью вступает в бой, чтобы закрепить успех наступления!
Почему-то бурных оваций не последовало. Выслушав с полминуты гробовую тишину, вояка спросил:
– Возражения есть?
– Значит, штрафбат, – тихо констатировал тот самый дед, которого я расспрашивал о местных порядках.
– Как вы смеете? – взвился офицерик. – Вам оказано великое доверие и возложены все надежды Родины и Отечества.
Офицер явно путался в понятиях родины и отечества. Да и как не путаться – ведь никто тут не рождался и не воспитывался. А без долгого зомбирования в детском возрасте, какое, к черту, чувство патриотизма может быть у граждан?
Дискуссия затянулась бы надолго, если бы офицер не напомнил, как поступают с дезертирами в военное время. Так что мы выдвинулись на передовую. Из часа с четвертью на переход к новой позиции ушел почти час. По прибытии командир штрафбата вручил нам по старенькой винтовке со штыком, саперной лопатке и дал короткую разнарядку:
– Окапывайтесь здесь в цепочку – у вас пятнадцать минут до начала артподготовки. Затем настанет возможность отомстить врагу за все!
Я все никак не мог сообразить, каким образом, этот усталый человек согласился командовать на передовой? Ладно, он, но как все тут слушаются Извера и Завера? С другой стороны, я-то сейчас слушаюсь, а ведь мог бы пойти против и умереть смертью… храбрых? Нет, пожалуй, смертью дезертира, врага народа или грязного шпиона, причем заклейменного позором всех честных тружеников.
Я так и не мог пока найти правильного решения, как мне быть, вяло ковыряя лопаткой дернину. Шерман все же орудовал лопатой быстрее и к началу первых залпов примитивных пушек, уже сделал себе сносное укрытие – благо, почва была песчаной. Надо сказать, что и у меня при страшном грохоте и свисте снарядов, появилось просто животное желание вбуравиться в землю, но я сумел себя сдержать и, подойдя к окопу приятеля, сел на краю ямы.
– Лезь сюда, впритык вместимся, – крикнул Шерман, но я только покачал головой и повторил уже сказанное раньше, перекрикивая первые залпы:
– Тебе нужно постараться остаться в живых и совершить как можно больше добрых дел. И еще: ни в коем случае не убивай людей. Вот чертей – можешь бить сколько угодно, они все равно этого тебе не позволят сделать.
Так мы и сидели, оглохши от канонады: Шерман в окопе, я наверху. Внезапно все стихло, и только звон остался стоять в напрочь испорченных ушах. Я посмотрел вокруг и увидел командира, бегущего вдоль окопов и беззвучно размахивающего руками. Когда он сделал легкий пук из увесистого пистолета в воздух, я понял, что просто не слышу его приказов.
Потихоньку под его энергичными пинками, из окопов стали вылезать наши горемычные и до неузнаваемости грязные однополчане (хотя чего и кого там было узнавать?). Сцена была еще та – я встал только, когда командир направил пистолет мне в лоб. При этом я попытался сохранить хороший тон, улыбнулся и сказал, не слыша своих слов:
– Не надо угрожать освобождением от ваших ужасов, я встану только из солидарности с другом.
Но, кажется, он тоже ничего не услышал, так как, завидев, что мы подчиняемся, побежал дальше. А вот потом произошла неприятность, которая заставила всех двигаться вперед. Один из «добровольцев» кинулся назад с передовой, и это было понятно – нервы даже у меня были на пределе. Но не успел он пробежать и десятка метров, как откуда-то прозвучало несколько далеких пуков, и парень упал, скошенный пулями из второй линии окопов. Больше желающих дезертировать не было. Только Шерман дернулся в сторону упавшего парня, но я удержал его, крикнув ему в самое ухо:
– Еще успеешь!
Нас все-таки выстроили в цепь и погнали, как баранов, вперед. Я шел, смотрел на «бойцов», уныло тащивших винтовки наперевес и думал: чтобы такого предпринять и остановить эту бойню? И тут у меня мелькнула в памяти одна картинка из телевизора, куда я иногда заглядывал для общего развития в реале, и я решил воплотить ее здесь: быстренько осмотрел свои одежды, скинул с плеча то, что оставалось от пиджака, и оторвал второй рукав от белой рубашки. Ну не совсем белой, конечно, но для флага пойдет в самый раз.
Быстренько нанизав полотно на штык и накинув пиджак обратно, я понял, что успел в самый раз – впереди по направлению нашей «атаки», из окопов стали раздаваться первые выстрелы. Забежав чуть вперед нашей несчастной цепи наступления, я встал и, высоко подняв винтовку с белым полотнищем, принялся им махать так, чтобы это было видно всем вокруг. Мне повезло, что командир был далеко от меня и не пристрелил нового саботажника сразу же. А еще больше повезло, что меня услышали, так как после артподготовки прошло достаточно времени для восстановления слуха.
Пока я размахивал флагом и призывал к себе удивленных бойцов, у меня в голове сам собой выкристаллизовывался план по превращению чистилища в рай. Понятно, что до такой стадии преобразования дело довести не дадут, но это было и не важно. Тут нужна правильная цель и движение к ней. Результат же не должен соответствовать цели, он заключался в количестве людей, которые смогут вырваться из духовного рабства инферно.
Шерман, сообразив, что я опять затеял какую-то авантюру, спросил:
– Ты уверен, что правильно делаешь?
– Зови народ! Я уверен только в одном: я воевать не буду и другим не позволю!
Друг обреченно согласился и даже вполне бодро стал звать народ ко мне. Я же сходу начал антивоенную агитацию, забравшись на небольшой отвал земли. Времени было в обрез, но мои слова падали в уши людей, как семена в удобренную хорошим навозом почву:
– Братья по несчастью! Я не стану скрывать, что являюсь светлым ангелом, случайно попавшим сюда, в инферно. Если вы желаете вырваться из ада, я укажу вам единственно правильный путь. (Большинство согласно кивнуло). Я поведу вас против изуверств Извера и Завера! Некоторые из вас живут первый раз в этих мирах и, может, еще не понимают, что с ними произошло. Но может среди вас есть и восходящие из нижних миров, как Шерман? – я указал на приветственно махнувшего всем приятеля. Один дядька кивнул и подошел ближе. Я обрадовано заявил. – Вот два человека, знающих, что такое нижние миры и сделавших что-то доброе, что позволило им подняться оттуда. Если со мной что-то случится, они продолжат вести вас к свободе! А сейчас…
Договорить я не смог, так как послышался вопль:
– Ах ты, гад! Сейчас я тебя, именем вождя… – при этих словах подбежавший и размахивающий пистолетом командир растянулся от подставленной кем-то ноги, а его выстрел ушел в небо, как в копеечку. Еще кто-то помог ему быстро освободиться от опасного оружия. Судя по всему, все прибывающий народ меня поддерживал и сходу включался в нашу небольшую революцию.
Поскольку с линии обороны, куда была направлена наша атака, выстрелы прекратились, я скомандовал основной массе народа:
– Берите начальником этого гарного хлопца, – я указал всем на того мужчину, что назвался восходящим из нижних миров. – И быстро сматывайтесь в лес, пока снова не начали стрелять из пушек.
На самом деле я на ходу прикинул, что пройдет еще минут пять-десять, пока рассеется дым и пыль от выстрелов, да пока начальство поймет, что произошло, и даст артиллерии приказ стрелять. Вдоль передовой до ближайшего леса было метров триста, так что у нас был шанс скрыться из видимости от пушечного огня.
Однако в мои коварные планы не входило поспешное бегство, поэтому я, размахивая белым флагом, побежал к передовым рубежам противника. Что-то мне подсказывало, что там тоже сидели такие же горе-вояки, что и у нас в штрафбате.
Дело революции чуть было бездарно не заглохло, когда я, воодушевленный собственным порывом, выскочил на бруствер передовой линии обороны и громко заорал примерно те же слова, что так хорошо сработали минуту назад. Навстречу мне выскочил злой дядька в погонах и, крикнув что-то вроде, какое я нехорошее насекомое, выстрелил в меня из пистолета. И опять мне помогла моя дурацкая везучесть: в азарте я гарцевал по брустверу, и в тот момент, когда этот бармалей стрелял, обернулся на его ругательства. При этом нога угодила в пустоту окопа, а за ней и я ушел с линии огня командира.
Правда, не совсем, и это «не совсем» сразу же сделало из меня национального героя. Слегка оцарапанный пулей, я снова встал с показательно кровоточащей рукой и продолжил свою агитацию за лучшую жизнь и смерть. Спасибо Шерману – он не бросил меня и в трудный момент обезоружил нападавшего.
Я не ошибся в своих предположениях, и вскоре уже немалая группа вооруженных людей сопровождала нас с Шерманом до опушки леса. Только уже там, в густой темной чаще, до меня стало доходить, что моя совершенно дикая авантюра осуществляется. Первой задачей было увести людей из под огня орудий. Поскольку артиллерия была здесь хилая и примитивная, это было вполне возможно. Я, не останавливаясь, прогнал отряд повстанцев еще с километр и только потом решил остановить марш-бросок, для того чтобы осмыслить ситуацию.
При беглом подсчете выяснилось, что всего беженцев около семидесяти человек. Причем, все были вооружены винтовками и некоторым количеством патронов. Каким бы авантюристом я не был, мне было понятно, что всех этих людей нужно кормить, одевать и давать им спать в человеческих условиях. Поэтому я не стал разыгрывать из себя очередного диктатора по типу Робин Гуд – Стенька Разин, а решил посовещаться с народом.
Собрав всех вокруг себя на лесной поляне, кратко объяснил, где мы находимся, и что является основной целью. Народ отнесся к моим речам неоднозначно. Большинство явно горело желанием вернуть все свои пламенные чувства обратно диктаторам, и только с десяток человек поняли меня сразу, согласно кивнув на мое предложение заботиться друг о друге и не причинять зла ближнему.
