Текст книги "Ангел во плоти"

Автор книги: Виктор Кувшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 6. БЕЗ ЦАРЯ В ГОЛОВЕ

Надо признаться, я, конечно, обнаглел и беспечно расслабился. А за беспечность, надо расплачиваться, как в реале, так и в астрале. Последнее ограбление загородного дворца прошло вообще на грани хамства, и удалось только благодаря моей самоуверенности идиота. Я просто не мог знать всех обстоятельств местной жизни, а Федя, очень грамотно пытался меня прикрывать, не давая задумываться, где и как он доставал подложные документы, как реализовывал драгоценности из откопанных кладов, организовывал машины и много всего прочего.

Но дураку все мало, и я решил больше не грузить вечно занятого друга, а продолжать воровские экзерсисы самостоятельно, успокаивая свою и так вполне бессовестную совесть типичным рассуждением всех времен и народов: «Во благо!» Что бы вы ни делали, достаточно произнести про себя эти волшебные слова и любая ложь, измена, подлог и воровство сразу приобретают благопристойный вид. А если постараться, как это проделывал я, то даже можно почувствовать самоотречение и святость.

Напыжившись на борьбу с мировым злом, я отыскал себе очередной соблазнительный артефактик – весьма странный крест из темного дерева в одной одноэтажной трущобине недалеко от столицы. Надо было мне хотя бы задуматься: почему крест так отрицательно заряжен? Да где там! Гончая напала на след – теперь только вперед!

Я проследил с изнанки за домом – он выглядел нежилым, и никто за целую ночь моего наблюдения в доме не появился. Некоторые предметы, вроде открытого очага или ряда стульев у окна показались мне странными. Крест лежал на столе, расположенном посреди пустой комнаты. Сам дом тоже неслабо фонил, но все же не так, как этот странный фетиш.

Уже на следующий день, на всякий случай, звякнув Феде, я вышел на дело. Друг, конечно, обеспокоился – ведь это только просто сказать: вышел на дело. Представьте себе, вы выходите где-нибудь, этак посреди дебрей Амазонки, и вам надо добраться до индейской деревушки, расположенной всего за пару сотен километров в одном из малюсеньких притоков необъятно огромной реки. Представили? Примерно то же самое я проделывал в этот момент. Только вместо притоков реки были шоссе, а вместо джунглей были трущобы Московских пригородов.

Однако я не унывал, ведь до моего сознания никак не доходило, что все риски, связанные с необратимостью тяжких повреждений тела и тем более смертельным исходом, касаются здесь меня не меньше, чем любого другого обитателя реала. Я в своем обычном оптимистическом настроении уселся за руль Женькиной машины и поколесил, советуясь со своим внутренним навигатором. Надо сказать, что многочисленные ходки развили некоторые мои бандитские способности, и в первую очередь очковтирание, вешанье лапши на уши и ориентирование на местности не хуже чем у битого помоечного кота.

Если бы меня спросили, каким путем я проехал к нужному месту, мне бы не удалось объяснить своих действий даже на уровне гламурной блондинки. Та хотя бы выдала что-нибудь типа: «Там такой милый розовенький домик на углу, а потом еще рекламный щит от Версачи с потрясным мужиком…» Я же не мог даже сказать: «Там памятник стоит и дерево вот такое!» – так как я не видел почти ничего вокруг, ориентируясь только на чувство «туда» или «не туда».

Завидев примеченное с изнанки, покосившееся, одноэтажное деревянное здание, я загодя припарковал машину и не спеша вышел на грунтовую дорогу с колдобинами, образованными остатками старого асфальта. Улица, состоявшая из однотипных домов барачного типа, ничего кроме уныния не могла на меня навеять. Но все-таки наиболее тягостное впечатление производил именно тот дом, куда я направлялся. Прочувствовав, что никого живого в ближайшем от меня окружении вроде бы нет, я «спрятал» свою ангельскую сущность поглубже под Женькину шкуру и направился к дому.

Если «не прислушиваться», то дом не производил никакого впечатления. Хибара, как хибара – в меру съехавшая на бок крыша, темный некрашеный забор и такая же кривая сарайка. Какой-то хлам во дворе – словом, типичное жилье деревенского алкоголика, всего лишь на одну социальную ступень возвышающегося над настоящим бомжом. Оставив калитку открытой, поскольку на петлях она не держалась, я прошел к прогнившему деревянному крыльцу и постучал в дверь, покрытую облезшей краской.

Мне никто не ответил. Тогда я толкнул ее плечом, и та с легким скрипом подалась на мое усилие. Без труда проник в пахнущее плесенью помещение, не вызвав большого шума. Затем прошел в комнату и с удивлением услышал какое-то бормотание в глубине дома, доносившееся по всей вероятности из дальней комнаты. Мне бы в этот момент насторожиться, но, когда цель буквально в пяти метрах, даже ангел теряет последний рассудок.

Только уже схватив артефакт, лежавший на столе, я заметил скользнувшую тень у окна. Обернувшись, я увидел силуэт мужчины, и до меня начал потихоньку доходить смысл поговорки: бесплатный сыр бывает только…

Додумать мне не дали. Пока я решал, о чем побеседовать с незнакомцем, мой затылок, совершенно без моего разрешения, встретился с каким-то тяжелым предметом, по всей вероятности бывшим в руках еще одного человека. Но мне уже было все равно, так как я, просмотрев бесплатный фейерверк искр в своей голове, поспешил принять горизонтальное положение и отключиться вслед за Женькиным организмом …

Надо заметить, что хозяйские мозги крепко держали мое сознание даже в состоянии полной отключки. А может, это была рефлекторная астральная реакция – ведь высовываться рядом с мощным инфернальным артефактом совершенно непредсказуемый риск. Не знаю, сколько я провел времени неизвестно где, но когда что-то опять начало доходить до моего сознания, мне все никак не удавалось сообразить, что же со мной произошло.

Сначала я понял, что мне холодно, затем пришел звук бормочущего и, иногда переходящего на подвывания и вскрики, голоса. Сквозь чуть приоткрытые веки и жуткую боль в голове я разглядел блики каких-то сполохов и черные тени вокруг меня. Было такое впечатление, что я лежал голый на полу. Попытавшись пошевелить рукой, я понял, что крепко привязан. Я снова прикрыл глаза и попытался вникнуть в неразборчивую речь над моей головой. Понять все тарабарщине было почти невозможно, но даже нескольких слов было достаточно, чтобы сообразить, что мне на этой «веселой» вечеринке отводили роль отнюдь не посаженного жениха, а скорее посаженного на вертел барашка.

Пары сумасшедших выкриков типа: «хозяин мира» и «повелитель тьмы» – хватило, чтобы понять, к кому была обращена эта истерическая молитва. Еще до меня дошло, что этому сумасшедшему пастору, то ли во сне, то ли под наркозом сбрендилось, что ему хозяин послал жертву для обряда. Судя по неласковому обхождению, этой жертвой был я. Я лежал, слушал это истерическое бормотание и думал думу горькую.

Попытки упрекнуть себя ни к чему не привели: то ли доводов не хватило, то ли любовь к себе не позволила, но дальше мысли: «Эх, напрасно я Федю не слушал!» – самокритика не двинулась. Тогда я попробовал разработать план уже не раз проверенного очковтирательства, но связанные руки и ноги все время сбивали мысли на путь саможаления, и в голову не лезло ничего кроме занудного: «Какой же я бедный страдалец за людей, за веру, за Родину, за Сталина…» – это я, правда, лишнего хватил – наверно друзья сатанисты навеяли не те мысли.

Прямо посреди этих важных рассуждений, мой относительный покой был весьма невежливо нарушен – я почувствовал, как мою грудь что-то обожгло. Открыв глаза, я с ужасом увидел склонившуюся надо мной тень в черном балахоне, поливающую мои нежные и голые телеса воском от большой горящей свечи.

Судя по ощущениям, этот тип пытался нарисовать таким образом на мне пентограмму. Но не от этого волосы на моей битой голове были готовы встать дыбом или поседеть, и не делали этого только потому, что запутались, в каком порядке это должно происходить. Я понял, что воск – это только что-то вроде эпиляции или опаливания цыпленка перед разделкой тушки, так как в другой руке этот черненький незнакомец держал кинжал, и в остроте этого кинжала, как и намерениях слуги дьявола, у меня не возникало никаких сомнений.

И тут, в приступе неконтролируемой паники свершилось что-то странное. Ну это бывает, когда наешься неосмотрительно гороху, а потом на торжественный прием… только вежливый поклон даме или, чего хуже, начальнику отвесишь, а тут сзади как… я думаю, эта ситуация многим знакома. Вот и со мной такой нежданчик приключился, только вместо поклона был испуг, а вместо гороха меня загодя накормили хорошей затрещиной. И вырвалось у меня не сзади, а… сам не знаю откуда. Но вырвалось крепко, да при этом как рвануло!

Кто знает химию, тому не надо объяснять, что пока водка и алкоголик находятся далеко друг от друга, ничего не происходит, а вот когда они соединяться, то возникает бурная реакция с выделением шумовых, двигательных и ароматических эффектов извержения большого количества побочных продуктов. Вот и здесь то, что неосмотрительно из меня вылезло, среагировало с тем, что было вокруг. А вокруг, сами понимаете, были сплошь противоположно заряженные элементы.

Только значительно позже и в совсем других местах я немного разобрался, что там произошло. По всей вероятности, моя неугомонная ангельская составляющая, при возникновении реальной угрозы телу и полного панического коллапса, не нашла ничего более умного, как бесконтрольно выпереть из-под защиты Женькиного тела, причем, совершенно не сообразуясь с опасностью обстановки. И вылезла она не просто так, а с диким приказом всем сразу: «Отпустить меня и убраться куда подальше!» И понятно, что самая бурная реакция произошла с их главным адептом, который как раз и был ближе всего ко мне, да еще и пугал меня ножичком.

Стыдно признаться, но, кажется, я его послал слишком сильно и слишком далеко, так что тот от своих инфернальных хозяев не вернулся, а его тело осталось вести растительный образ жизни в какой-то из психлечебниц. С остальными получилось полегче: они просто стали ползать на коленях, с причитаниями и плачем отвязывая мои конечности. Куда они потом разбежались, осталось невыясненным, но надеюсь, поклонения владыке тьмы они забросили. Так что можно было сказать, что они обошлись строгим ангельским выговором. Но все это я смог узнать много позже, а пока…

***

…Я нашел себя бредущим по совершенно незнакомой улице и без каких-либо признаков одежды на себе, если не считать странного креста из черного дерева. Странность его была в том, что у него была подставка с обратной стороны, так что если на нее поставить крест, то он оказывался перевернутым. В голове моей была только одна-единственная мысль, даже не мысль, а почти истерическая потребность: «Нужно немедленно его уничтожить!».

В связи с чем она возникла, я затруднялся сказать, так как затруднялся сказать даже как меня зовут. К счастью на улице никого не было, и никто не удосуживался меня о чем-либо спрашивать. Но не мог же я вечно идти без одежды по неизвестно какой местности? До меня начало слабо доходить, что, кажется, нужно стесняться голого вида и, вроде как, это неприлично. Так что, заметив какое-то движение за одной из околиц, я поспешил к калитке, хоть и бедного, но вполне опрятного палисадника, за которым находился столь же опрятный деревянный домик.

Влетев во дворик, я заметил старушку, что-то делающую на грядке с какой-то травой. Заметив по ее недоуменному взгляду, что мой внешний вид не располагает к светским беседам, я стыдливо попытался прикрыть свое достоинство крестом, но это плохо удалось, и я, наплевав на условности, взмолился:

– Добрая женщина! Не бросьте путника в беде…

Вы думаете, я попросил у нее какой-нибудь одежды, как сделал бы всякий нормальный гражданин? Но я же ненормальный, поэтому продолжил молить, не успевшую испугаться бабульку:

– Мне нужно уничтожить этот крест. Лучше всего сжечь.

Почему-то женщина сразу мне поверила и, не спрашивая, кто я, и почему голый, предложила:

– Давай, мил человек, сожжем его в печке! Только, что это за крест? Какой-то неправильный… не наш – не православный.

– Только не в доме – я сам удивился, почему не в доме, но просто ощущал, что так я навлеку на этот дом неприятности.

– Можно и не в доме. Лето, в избе и так тепло, – согласилась хозяйка. – Вон там в углу я мусор со двора жгу.

Я кинулся в указанном направлении и нашел небольшую груду сухих ветвей, травы и листьев на старом кострище. Положив сверху крест, я обернулся и просяще взглянул на старушку. Та, понимающе взглянув, подошла и протянула коробок спичек. Сухой мусор сразу занялся ярким пламенем, но крест не желал быстро гореть. Расстроенно посмотрев на затухающее пламя, я обернулся к своей спасительнице, и она только указала на поленницу с дровами. Я голым козлом кинулся туда и насобирал мелких полешек и щепок. Так же быстро вернулся обратно и довершил сожжение креста.

Только после этого бабуля с сомнением спросила:

– Кто же ты будешь, мил человек? Нельзя же так, голым по улице бегать. Может, тебя ограбили или от ревнивого мужа бежишь? Хоть бы трусы что ли надел.

– Я… не помню, – до меня дошло, что даже имя свое мне было трудно представить. – Меня, кажется, Женей зовут, а вот откуда и как, ничего в голове не осталось. Только одна мысль крутится: уничтожить крест.

– Эх, Женя, кто же это так над тобой пошутил-то? Ну да ладно, пойдем в дом, я тебе хоть что-то от своего покойного мужа найду – срамоту-то прикрыть. Хоть ты парень и ладно скроенный, но ведь народ не поймет, особенно милиция, – старушка пошла в дом и, видя, что я послушно тащусь за ней, продолжила словоохотливо рассуждать. – Жалко мне тебя. Чую: добрый ты человек, но как выживать-то теперь будешь, без документов, без жилья?

Зайдя в дом, я остановился в передней, и старушка вскоре вынесла мне полный джентльменский набор сорокалетней давности. Одежда была чистая, но видавшая еще те виды, так что я в ней вполне тянул на гибрид фронтовика, вернувшегося с Отечественной и современного гражданина без определенного места жительства и занятий. В общем, как советовала хозяйка, стражей порядка мне было лучше обходить стороной. С другой стороны, такими гражданами вряд ли сильно кто-то интересуется, если они сами не мозолят глаза.

Видя, что я безропотно собираюсь уходить, сердобольная старушка робко спросила:

– Куда ж ты пойдешь-то, дом-то у тебя хоть есть?

– Есть, только далеко – ответил я, не договаривая, что где этот дом, я не имею малейшего представления. – Мне какой-нибудь небольшой пакетик нужен. Надо золу собрать – я ее где-нибудь на пустыре развею.

– А зачем тебе зола? Ее лучше на огород, – возразила хозяйка.

– Не знаю почему, только чувствую, что если ее на огород высыпать, там одна крапива расти будет.

Спустя пять минут, я снова стоял на той же улице, но уже одет, как в старом фильме, и держа пакет с золой в руке. Старушка еще пыталась меня накормить, но мне сейчас не полез бы никакой кусок в горло – настолько мной владела потребность избавиться от этой золы.

Я пошел, куда глаза глядят – то есть вдоль улицы. К счастью, наше отечество, если чем и богато, так это пустырями. Не пройдя и полукилометра, я увидел дорожку, ведущую на большое поле с разбросанными по нему бетонными останками сражений то ли за урожай, то ли за коллективизацию. Это место было просто идеальным могильником для захоронения моих негативно-активных отходов.

Я, как былинный сеятель, шел по этому, эпическому полигону народно-хозяйственных экспериментов и широкими взмахами рук предавал подобное подобному, то есть золу – земле, негатив – пустоте.

Спустя еще немного времени я опять стоял на дороге, но уже без тяжелого осадка золы в руках. Нужно было как-то собираться с мыслями, подводить итоги и строить планы. Однако, поскольку с мыслями у меня было туго, то и со всем остальным ничего не получалось. Зато меня переполняли светлые чувства: «Я избавился от этой гадости! С неба сияет солнышко (ну и пусть, что уже скоро вечер), поют птички (ну и что, что вороны), и у меня все впереди (правда не понятно, что это такое «все» и не находится ли оно, скорее позади, чем впереди)!» Поэтому, я весело топтал неизвестно какую улицу в неизвестно в каком направлении.

«Правильной дорогой идешь, товарищ!» – заметил я себе, когда понял, что дома стали приподниматься выше от земли и каменеть. В конце концов, я вышел к железной дороге и станции на ней. «Ага! Это же электричка», – сделал я глубокомысленное для своих нынешних способностей заключение.

Даже не вспомнив, что нужно определиться, куда ехать, и не озаботившись, чем платить за проезд, я прошел на перрон, будто был владельцем вечного проездного. Судя по тому, что перрон не был пуст, транспорт работал исправно, что и подтвердилось спустя некоторое время. Какое – я не знал, так как был тем счастливым, которые не наблюдают часов ни на руке, ни в кармане.

В электричке никто на меня не обратил внимания. Я чисто машинально уселся у окошка и уставился на пролетающий там пейзаж. Он почему-то не вдохновлял на поэтические мысли, но все равно, не мог испортить моего радужного настроения. Где-то через пару остановок в вагон зашли три очень серьезные личности в синих костюмах, и стали спрашивать у народа билетики. Их скучный вид меня не заинтересовал, и я отвернулся к окну. Спустя пару минут я услышал удивленный возглас со скамейки напротив:

– Слышь, мужик! А чо они у тебя билеты не спросили? – заговорщицки подмигнув, ко мне придвинулся парень, одетый в столь же заношенную одежду, как и у меня, но только более современного фасона.

– А почем мне знать? – я пожал плечами, заметив, как контролеры выходят в тамбур на дальнем конце вагона.

На самом деле я только сейчас стал вспоминать что-то смутное про билеты и деньги. Что-то на что-то надо было менять, чтобы на чем-то куда-то проехать. Или посмотреть? Или поесть? Я окончательно запутался в воспоминаниях, и мне захотелось есть и спать. Поскольку еды я вокруг не наблюдал, сон был единственной разумной альтернативой, тем более что у меня отчего-то постоянно болела голова, особенно на затылке.

Вздремнуть удалось лишь немного, так как электричка прибыла на какой-то вокзал, а сидящий напротив парень тряхнул меня за плечо и сказал:

– Конечная, приехали!

– Куда?

– В Москву! Куда ж еще?

– А-а, – неопределенно промычал я и потащился за всеми на выход.

Людская река выливалась на узкий перрон и текла к сероватому зданию. Я бы наверно растерялся, если бы знал, отчего мне было нужно растеряться. А поскольку я ничего не помнил, то смело топал в потоке, прислушиваясь и «принюхиваясь» к совершенно незнакомой для меня обстановке. «Но такой ли уж незнакомой?» – я встал почти на самом выходе с перрона, обозревая огромные двери, окна и крышу вокзала: «Как будто я где-то такое видел… нет, не помню…»

Меня молча толкали в бока, а я все смотрел на стену здания и слушал голос металлической дамы, говорившей сразу из десяти мест, пока не ощутил какой-то дискомфорт. Не отдавая себе отчета, я повернулся и сделал несколько шагов в сторону от перрона. В десятке метров от меня, недалеко от каких-то железных ящиков, видимо меняющих деньги на эти непонятные билеты, которые так хотели видеть строгие люди в синем, стояла ничем не примечательная на вид девушка. А рядом с ней крутилась парочка юрких типов.

Увидев ее, я ощутил исходящие от нее растерянность и испуг. Но вряд ли бы только это меня привлекло… Да, основная масса людей пробегала, закупорившись в своих планах и повседневных мыслях, почти не выказывая никаких эмоций и как бы отсутствуя. Некоторые может и фонили мимолетными эмоциями, но несильно, а тут. Тут примешивалось что-то плохое, каким-то образом знакомое мне, и с чем я не мог смириться. Почему я с этим чем-то не мог смириться, опять было совершенно непонятно. Но я уже, как компас, взял направление и пошел к цели.

Наконец до меня дошло: один из парней около девушки, начал ее о чем-то расспрашивать с приторно-слащавой, якобы вежливой улыбочкой. Но я уже запеленговал второго, который якобы проходил мимо и, якобы случайно в сутолоке толкнув парня, наскочил на девчонку. Мне почему-то он страшно не нравился, и, сам не зная почему, я кинулся ему на перерез… когда уже летел, взяв немного на опережение, раздался всполошный крик девушки:

– Ой, держите, он сумку у меня вырвал! – я боковым зрением отметил, что она с мольбой обращалась к разговаривавшему с ней типу.

Тот кинулся, тоже якобы вдогонку за напарником, но я был быстрее. Честно сказать, мне бы надо озадачиться, что буду делать с грабителем, но, пребывая все в том же спокойном неведении, я налетел на грабителя, парой движений отнял сумочку и на последок выдал хорошего пинка. Причем, мы, кажется, оба удивились от моей наглости и легкости, с которой это было проделано. Жулье оказалось весьма прытким и сообразительным, так что пока я оборачивался, разыскивая глазами плачущую девушку, оба напарника испарились, как будто их тут и не было.

Поскольку розыск хулиганов в мои планы не входил, я отнес сумочку девушке и спросил, улыбаясь:

– Это Ваше?

– Ой, спасибо, я уж думала, что все! Там же деньги и паспорт! – девушка не верила своим глазам, все еще ожидая от меня какого-то подвоха, а я был на седьмом небе, сам не зная от чего.

Но долго этой идиллии длится не дало настоятельное похлопывание по моему плечу. Я обернулся и узрел, строго на меня взирающего, молодого мужчину в фуражке и форме.

– Что за шум? – спросил блюститель порядка и, не давая мне открыть рот, продолжил. – Паспорт предъявите, пожалуйста.

Девушка, подумав, что вопрос относится и к ней, спешно начала копаться в сумочке и, найдя вожделенную красную книжечку, радостно протянула милиционеру. Я с блаженной (а правильнее сказать идиотской) улыбкой рассматривал, что такое паспорт и милиционер. Вроде бы я видел эти вещи, то есть должности (тьфу, не разбери кто есть что), но что они должны значить, как-то не хотело проясняться в голове. Поэтому я решил продолжать безмятежно следить за разворачивающимися событиями. То, что эти события могут развернуться совсем не в ту сторону, как-то не приходило мне в голову.

Мент (хм, его так зовут?) вернул паспорт девушке и уставился на меня. Я тоже на него уставился, продолжая улыбаться. Потом поняв, что ему что-то от меня надо, заметил, как бы между прочим:

– Кушать хочется. Вот не знаю, где здесь поесть можно? – вопрос был нериторическим. Я действительно захотел по-настоящему есть, а как (не то что, где) это делается, я имел самые смутные представления.

Представитель порядка (Какого порядка я не понимал, потому как вокруг творился какой-то бардак, но всплывшее определение не желало рассасываться.) не возжелал обсуждать гастрономические вопросы и снова стал требовать от меня такую же красную книжечку, как будто в этом заключался весь смысл его прямолинейной жизни. Я опять ему непонимающе улыбнулся и ответил:

– Не помню, вроде была с собой… – оказывается, я был мастер приврать.

Не знаю, куда бы меня завели пререкания, если бы девушка вовремя не встряла в мою полемику с законом:

– Ой, да не обращайте вы на него внимания! Вась, ты помолчи лучше. Ладно? – и пока я соображал кто из нас троих Вася, она самым извиняющимся тоном начала клянчить. – Товарищ лейтенант, это мой брат, Василий Михайлович, с той же фамилией что и у меня. Но он… – и девушка перешла на доверительный полушепот. – Немного того, больной на голову. Сколько не следи, все одно, то паспорт потеряет, то сам куда-нибудь потеряется…

Я сначала с недоумением, а потом с некоторой грустью, смотрел, как эта девушка не растерялась и вытаскивает меня из какой-то проблемной ситуации, сама не представляя, насколько она близка от истины – я действительно был полоумным, и даже с чего-то немного почувствовал себя ее братом. Да если честно, чем дальше мы беседовали, тем больше мне нравился и патрульный. Мне почему-то было его жалко – мыкается тут, пытается хоть какой-то порядок содержать, а как его тут содержать, если вокруг столько жулья и бандитов? Самому бы выжить. Я-то прекрасно это ощущал.

Самое интересное, что и милиционер, постепенно снизил обороты и под конец совсем мягким тоном порекомендовал:

– Вы побыстрее до дома добирайтесь, а то без документов недолго и в отделение угодить.

На что я, совсем расчувствовавшись, сказал:

– А хотите я Вам прямо отсюда все жулье, какое тут видно, покажу? – не знаю, с чего на меня нашла такая уверенность, но незамутненная сознанием голова сама готова была работать на одних инстинктах.

– Ты что, серьезно, экстрасенс какой, что ли? – рассмеялся патрульный, и его лицо окончательно превратилось из тупо-государственного подобия бляхи, висящей на его же форме, в милую, немного курносую физиономию деревенского парня.

– А что, не веришь? Смотри! – я уже сам завелся и с азартом стал внимательно осматривать площадь. Надо же, все подозрительные типы были на изрядной дистанции от нас, но мне было почти все равно, лишь бы только человек попал в поле моего внимания. Так что я стал перечислять. – Вон там парень в синей куртке – чего-то явно жулит. Без насилия, но то ли обманывает народ, то ли еще что.

– Так это ж Клизма, паршивец, опять валюту меняет. Ладно, что еще? – уже заинтересовался патрульный.

– А там вообще не пойму, какой-то мрак, – мне стало как-то нехорошо. – Не могу объяснить. Вот тот тип в темной рубахе. Вроде как и что-то очень нужное продает, но это все равно что смерть в фантик заворачивать…

– Ах, мать твою! – воскликнул патрульный. – Это ж…

Больше я ничего не узнал, так как милиционер, посуровев лицом, буквально кинулся в ту сторону. Я непонимающе пожал плечами, как бы спрашивая у девушки, что произошло. Та уже совсем успокоившись, снова мне улыбнулась и сказала:

– Не знаю, что ты тут проделал, но постового заслал куда подальше, Вася!

– А откуда ты узнала, как меня зовут? – удивился я еще больше.

– А что, и правда, Вася?

– Я раньше думал Женя, но если ты знаешь наверняка, то… – договорить свою мысль я не смог, так как вызвал у девушки чуть не истерический смех. Ничего не понимаю – ну что тут смешного, если человек не помнит своего имени?

– Слушай, ты и в самом деле или блаженный, или прикидываешься? Я готова и в самом деле поверить, что ты мне приходишься придурковатым братом.

– Почему бы и нет? – я философски улыбнулся.

Мне бы может и нужно обидеться, если бы точно знать, что или кто такой блаженный. Ну а против того, чтобы приходиться хоть кому-нибудь братом, пусть даже и не совсем умственно полноценным, я вообще не собирался возражать. Тем более что, мне что-то подсказывало: это недалеко от истины.

– Ладно, до электрички еще полчаса, составишь мне компанию – зайдем в закусочную?

– Но ты же видела у меня нет этих… денег. А без них почему-то никто ничего не хочет давать, – в моей голове всплывали неясные образы разноцветных бумажек с картинками. которые все время меняли на что угодно.

– Да ладно тебе! Ты мне зарплату сохранил. Заодно еще и поохраняешь меня немного, а то я побаиваюсь, что эти типы вернутся.

– Я тоже боюсь этих, в фуражках… ментов, – сознался я и снова заслужил снисходительную улыбку.

А потом мы, как сбежавшие с занятий ученики (по определению моей новой знакомой), упивались колой и отъедались какими-то ливерными пирожками, о содержании которых было лучше не задумываться. Это тоже сказала девушка, так как я и так ни о чем не задумывался. Мне с ней было легко и просто. Мы болтали о каких-то ее маленьких радостях и больших проблемах. Но у кого же вокруг (кроме меня, конечно) не было проблем? Она тоже пыталась интересоваться моей жизнью, впрочем, как и я. Если бы еще хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь нам разъяснил по этому поводу, но, увы!

В результате, ко времени ее электрички она была озабочена моей судьбой гораздо больше чем я сам. Мне даже пришлось чуть не силком пихать ее на перрон. На полпути она что-то совсем заупиралась, но я, не слушая, буквально тащил ее к электричке. И только когда она уже заорала на меня:

– Идиот! Куда ты меня тащишь? – до меня дошло, что я чуть не усадил ее не на тот поезд.

Мне стало страшно стыдно и обидно, что это она совсем даже не со мной хотела остаться. Видимо, прочитав все мои детские переживания на физиономии, она усмехнулась и совершила невероятный поступок: слегка приобняв, чмокнула в щеку. Потом махнула еще раз на прощание и растворилась в круговороте пассажиров. А я продолжал стоять почти в том же месте что и сорок минут тому назад, только теперь я был переполнен новыми переживаниями, ощущениями и жизненным опытом.

Строго следуя указаниям этого опыта, я быстро смылся из привокзальной суеты и пошел по улицам, держа прежний курс: куда глаза глядят. Внутри меня было по-прежнему легкое и приятное настроение, немножко подкисленное, как хороший чай лимоном, расставанием с хорошим человеком. Но я знал, что встречу еще много хороших людей – их было полно вокруг. А как отличать плохих от хороших я знал, вернее не знал, а просто чувствовал, и наверно, именно поэтому мне было так легко на душе.

Вокруг жил своей кипучей жизнью огромный город. Я брел по тротуару и почти не смотрел по сторонам. Мне не нужно было смотреть – я чувствовал город, ощущал это невероятное, просто бесконечное множество судеб, желаний и переживаний, скользившее мимо меня. Каждый из этих людей представлял в себе Вселенную, замкнутую на себя, переживая все окружающее в соответствии с собственными представлениями, опытом и мировоззрением. Им было очень трудно увидеть окружающий мир и понять других людей. У них элементарно не хватало на это времени.

А я был лишен внутреннего мира и поэтому был свободен. Ну, может, не совсем – какое-то очень ясное отношение к плохому и хорошему у меня было. Я чувствовал, как какой-нибудь прохожий несет в себе многотонный груз власти, зачастую сам погребенный этой властью своих капризов, самовлюбленности и презрения к другим. А другой человек мог быть почти таким же легким, как и я сейчас, настолько его внутренний мир был открыт для любви и сочувствия.

Я шел, не замечая высоких домов, памятников, реклам, не обращая внимания на то, что я выгляжу, мягко говоря, не так как остальные люди. Я прислушивался к своим ощущениям: местами мне было легче, местами почти невыносимо тяжело, но в среднем на плечах лежало давящее ощущение огромного мегаполиса. Я чувствовал, что почти один на один против этой насупившейся громадины – эдакий малюсенький Аника-воин размахивающий своей зубочисткой перед равнодушно-плотоядным монстром, который даже не обращает на меня внимания ввиду моих микроскопических размеров. Или обращает? У меня появилось чувство, что я близок к какой-то важной догадке, но вот какой – это была проблема. Пока я напрягался, отгадка вильнула хвостом и испарилась, а вместо нее из меня начала проситься наружу недавно выпитая кола…