Текст книги "Самая крупная победа"

Автор книги: Виктор Пушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

22

Но самую крупную и самую важную победу я все же одержал на следующий день…

Когда мы с Севой приехали домой, то с удивлением увидели, что наша квартира полна народу. И едва я переступил порог, как все накинулись на меня и начали тискать и обнимать. И лишь через минуту до меня дошло: оказывается, состязания из Дворца спорта транслировались по телевидению. Севина мама прибежала за моей матерью, утащила ее к себе, и она все видела собственными глазами. Она сразу же стала вся красная, сидела, стиснув пальцы рук, и все спрашивала: «А когда же они… драться-то начнут?..» Ей ответили, что уже начали. И тогда она стала удивляться: «Так это же совсем не то, что я думала. Они же играют! Даже и не стараются друг друга сильно ударить…» Ну уж это-то, конечно, не так. Мы старались, и даже очень старались, но, когда движения тщательно оттренированы, отработаны, они всегда кажутся легкими, словно их выполняют без всяких усилий, шутя.

Все поздравляли меня, хлопали по плечу и рассказывали, как я дрался, будто я сам не знал этого. Впрочем, не все, конечно, знал, и мне было интересно, как это выглядело со стороны.

Но, боясь, чтобы не подумали, что воображаю, я лишь отмахивался и хмуро говорил:

– А что тут особенного? Да у нас в секции все так могут. Просто у нас тренер очень хороший…

Мать сказала, когда мы остались одни:

– Папе-то об этом напиши, ему приятно будет.

– Это можно, – не сразу ответил я, хотя об этом сам только что подумал. Да-а, пусть, пусть порадуется.

На следующий день, не успел я позавтракать, прибежал Сева с «Пионерской правдой».

– Про тебя, про тебя пишут! – заорал он на всю квартиру.

– Да потише ты, потише! Где?..

– Вот читай! – Он сунул мне газету прямо в руки. Да-а, в самом деле: «…не растерялся и нашел верный путь к победе, несмотря на то что противник был гораздо сильнее и выше ростом». Затем писали и что я быстрый, и смелый, и если вот так же вдумчиво буду и дальше тренироваться, то из меня непременно выработается замечательный чемпион.

Мать тоже прочитала и с газетой побежала на кухню, хвалиться.

– Ну что же нам делать-то? – конфузясь за нее, спросил я у Севы и выглянул в окно.

Был первый день каникул. Хотелось поскорее на улицу. Поиграть в снежки, построить крепость, скатать большую бабу, а то и просто так изваляться в сугробе.

– Знаешь что? А поехали на лыжах!

Я вспомнил, как говорил нам Вадим Вадимыч, когда поздравил с победой (проиграл из нашей секции только один, и тот чуть-чуть; Мишка тоже здорово победил): «Ну, а теперь у вас наступает отдых, и вы постарайтесь с пользой провести его – будьте больше на воздухе: гуляйте, ходите на каток, делайте лыжные вылазки!»

Сева взглянул на окно, нахмуриваясь, буркнул:

– Так ведь у меня же Митька палку сломал…

– Свою дам, я одной обойдусь! Беги переодевайся живей и выходи во двор, а я – быстренько!

Сева пошел, но сразу же вернулся, сказал, что меня кто-то на лестнице спрашивает. Выхожу – Жора Зайцев в лыжном костюме. Смотрит на меня с восхищением, сразу видно – все знает, хоть ничего и не говорит.

– Ты чего?

– А ты разве забыл?

– Я подумал-подумал и вспомнил. Весь наш класс на Ленинские горы собирался.

– И Лиля! – шепотом сказал Жора.

Сева задержался и, наверно, хотел спросить: «Какая Лиля?» – но я, краснея, крикнул ему, как дядя Владя: – Да ты не тютькайся, не тютькайся, а то ведь ждать не будем! – И повернулся к Жоре: – Знаешь что, ты беги за лыжами, а я пока переоденусь.

Жора стал спускаться, но потом остановился:

– А за ней… зайти?

– За кем? – не глядя на него, спросил я, будто не знал.

– Ну-у, за кем же, за Лилей!

– А, – равнодушно сказал я. – Заходи, если хочешь… – и хотел уйти.

Но Жора вдруг крикнул уже с самого низу:

– Да, знаешь что? Вожатый из шестого «Б» нам вчера говорил, что он сразу же угадал, что из тебя настоящий боксер выйдет. Говорит, пальцем изо всех сил тебя в живот ткнул, а ты – ничего! А физкультурник интересуется: не мог бы ты и в нашей школе такой же кружок организовать, а?

– Какой? – удивился я, а потом понял, ответил солидно: – Что ж, об этом можно подумать. А сейчас… сейчас ты лучше иди, – посоветовал я, боясь, как бы Лиля за это время не ушла, и побежал переодеваться.

Когда, уже совсем готовый, я вышел на кухню, чтобы взять лыжи, дядя Владя, сидевший у окна, за которым виднелся ослепительно белый, освещенный солнцем двор, воскликнул:

– Да куда же это ты?! Да постой, расскажи хоть немного, как ты вчерась такого верзилу-то одолел! Говорят, он во на сколько был выше тебя, да? – Дядя Владя показал метра на два от пола.

Мать, закрасневшись и счастливо улыбаясь, делала вид, что моет посуду.

– Да нет, – смутился я, – не на столько… – Но на сколько, показывать не стал. – Ну-у, как одолел? Ну-у, вышел, а сам все время думаю: как тренер учил? Прежде всего не горячись…

– Верно! Правильно! Ах, забодай тебя комар!

– Ну я и не горячился, а начал спокойно смотреть, что противник делать будет…

– Правильно! Молодец!

– Ну, вижу, он собирается…

В это время во двор с лыжами в руках вышел Сева, которого тотчас же окружила со всех сторон детвора.

– Дядя Владь, потом, а? – забеспокоился я. Дядя Владя тоже посмотрел, махнул рукой:

– Да обождет! Ну-ну!..

– Ну, а я гляжу, что у него все уязвимые точки открыты, и стал стараться обманывать и попадать туда. Как только замечу, что он хочет наступать на меня, ныряю под его руку, а сам все встречные и встречные провожу!

– Молодец! Я теперь вот так думаю, – дядя Владя наклонился ко мне, – если б ты этими-то самыми встречными да как-нибудь Митьку-злодея угостил, а?! А то он совсем обнаглел – давеча у нашего сарая замок отшиб!

– Ну зачем же вы этому учите? – вмешалась мать. – Не надо, не надо! Митька – хулиган, привык драться, да потом и старше на два года.

– Ну и что? – презрительно фыркнул дядя Владя, отворачиваясь к окну, и вдруг зашептал: – Вон он, вон он, стервец!

Я тоже поглядел. Так и есть: из флигеля вразвалку, лениво вышел Митька. Модная шапка набекрень, шея открыта.

Я весь задрожал даже: пора с ним рассчитаться! Хотя нет, не стоит – стыдно. Тоже еще, скажут, боксер. Да, чего доброго, тренеру нажалуются. А уж Вадим Вадимыч за это самое…

Я насторожился: Митька угрожающе зашагал к Севе, который стал медленно пятиться к подъезду, прижимая к груди лыжи. Митька, по своему обыкновению, что-то грубо закричал, подскочил к Севе и принялся вырывать у него лыжи… Ах, так? Ну, Вадим Вадимыч, здесь уж не я виноват!..

Я в два приема спустился по лестнице и выбежал во двор. Митька уже отнял у Севы лыжи и, бросив их подле себя на снег, нахально пихал в крепления ногу.

– А ну сейчас же отдай обратно, болван! – срывающимся от негодования голосом крикнул я и замер: не ужели все-таки придется пускать в ход кулаки?

Ну теперь-то уж я ни капельки не боялся этого бессовестного; наглого забияку, даже больше, прекрасно знал, что он совершенно беззащитен передо мной. Но было стыдно даже и подумать, как это я, хорошо знающий бокс, вооруженный множеством хитроумных приемов, накинусь на невооруженного и, пользуясь своим преимуществом, стану его бить… Но делать нечего!

Однако, резко выпрямившийся и злобно посмотревший, кто это осмелился на него кричать, Митька вдруг сник, медленно отвернулся и опустил голову.

Я едва не задохнулся от радости: Митька, сам Митька – и вдруг!

– Так слышал иль нет? Сейчас же подними и отдай лыжи тому, у кого взял! – надвигался я на обидчика. «Ой, да неужели послушает?»

И Митька, тот самый Митька, которого все во дворе боялись и остерегались – даже взрослые! – с трудом, точно у него вдруг одеревенела спина, нагнулся, поднял лыжи и, не глядя, протянул Севе.

Это была уже окончательная, неоспоримая победа!

– И-эх ты, шалопут! – услышал я тотчас за своей спиной голос дяди Влади, который вышел на улицу, как потом признался, на всякий случай. – Я гляжу: ты молодец на овец, а на молодца – сам овца!

И Митька стерпел даже это! Понурившись, он молча побрел по глубоко протоптанной дорожке к своему дому, стараясь не глядеть на злорадно смотревших на него со всех сторон мальчиков и девочек. Жора и Лиля с лыжами на плечах – они как раз вошли во двор – испуганно остановились, стукнувшись лыжами. Но я крикнул, чтобы они не боялись и спокойно шли себе. А Митька еще более ссутулился и даже в снег свернул, чтобы дать им дорогу.

На всю жизнь запомнился мне этот сладчайший миг: понуро стоит по колено в снегу, точно наказанный щенок, Митька, и восторженно смотрят на меня, прекрасно понимая, что с этой самой минуты Митькиной тирании наступил конец, Жора, Лиля, Сева и все мальчики и девочки нашего двора.

А день был такой солнечный и яркий, какого до этого я ни разу не видел.