Текст книги "Самая крупная победа"

Автор книги: Виктор Пушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

21

Утром я встал бодрый, собранный. И мне даже показалось, что я сделался невесомым – ну как космонавты, когда их показывали по телевизору из космоса, – совсем не ощущал своего тела.

Однако, увидев чемодан, висящие на спинке стула тщательно отглаженные трусы, майку и белые носки, все вспомнил и как бы опустился на землю.

Я с неохотой проделал утреннюю зарядку, безо всякого удовольствия помылся по пояс и, стараясь не глядеть на мать, сел завтракать. Есть абсолютно не хотелось. Но я изо всех сил заставлял себя, что-то уныло жевал, мелкими глотками отхлебывал из стакана чай и все время смотрел на часы.

У матери на лице все ярче и ярче проступали красные пятна. И я слышал, как дядя Владя возмущенно говорил ей на кухне:

– Ну что ты, убьют его, что ли? Да это же ему на пользу. Ты погляди: он только здоровее от этого стал. Раньше чуть что – и заболел! А теперь? Уж ползимы прошло, а он даже носом ни разу не шмурыгнул.

Я с удивлением подумал: а ведь верно – раньше я только и знал, что пропускал занятия в школе, а мать то и дело на ночь салом со скипидаром натирала.

Эх, только бы не опозориться, только бы не оплошать! Что уж там душой кривить, о победе я даже и не помышлял, только бы хоть потом не смеялись!..

Наконец настало время, когда можно было встать и небрежно сказать матери:

– Ну, я пошел!

Сева, который напросился ехать со мной, сразу же схватил чемодан, чтобы мне зря не тратить силы, но тут же уронил его, все вывалил на пол. И хотя мать убеждала, что ничего не помялось и не запачкалось, я с досадой посматривал на своего неуклюжего оруженосца. У самого порога мать торопливо поцеловала меня в щеку, точно насовсем прощалась, а дядя Владя, суетясь и треща своей табуреткой, крикнул:

– Ни пуху ни пера! Ни пуху ни пера!.. – И сразу же свирепо добавил: – Да посылай к черту, не стесняйся!

Я послал его туда, куда он так горячо просил, и мы вышли. Митька, игравший возле своего флигеля сам с собой в хоккей, погрозился нам клюшкой.

Мы поспешили на улицу и пошли к метро. В голове была какая-то странная пустота. Сева что-то говорил и то и дело посматривал на меня, так как на все его вопросы (он потом мне это сказал) я отвечал совсем не то, что было нужно. Скажу честно: я не видел толком ни улицы, ни машин, ни прохожих. А день стоял великолепный: небо было высокое, чистое, радостно сияло солнышко, и все искрилось и сверкало вокруг. Под ногами в такт нашим шагам стеклянно взвизгивало на всю улицу.

У метро я увидел Мишку, деревянно поздоровался с ним и, не слушая, что он говорит, прошел в высокую дверь, сунул в автомат монету и встал на струящуюся из-под пола ленту эскалатора.

За всю дорогу в поезде мы с Мишкой не сказали друг другу и трех слов. Сева понес было какую-то околесицу насчет того, а не могут ли наши противники незаметно подложить в перчатки какие-нибудь железки или гири, но я сразу оборвал его, сказав, что все это глупости и что у нас так никогда не бывает. И мы все опять замолчали.

Я чувствовал себя одиноким-одиноким. Мне казалось, что во всем мире только я да нечто ужасное впереди – и больше ничего. У Мишки глаза были напряженные, а щеки красные, какие бывают тогда, если люди очень сильно волнуются.

По дороге к дворцу стали попадаться ребята из нашей секции: и те, кто должен был участвовать в состязаниях, как и мы с Мишкой, с чемоданчиками в руках (я отобрал чемодан у Севы: все-то, сами несли!), и те, что шли поболеть. Мы деловито здоровались, подравнивали шаг и говорили о совершенно посторонних, не касающихся состязаний вещах, словно направлялись не на бой, а на каток или в кино.

А когда нас набралось человек двадцать да все разговорились и стали смеяться, я почувствовал себя сильным и уверенным, точно и на ринг предстояло выходить не одному, а тоже с товарищами.

Но все вдруг мигом переменилось – лица у всех опять стали сосредоточенными, движения скованными, – едва мы вошли в вестибюль дворца и заметили возле огромного зеркала кучку таких же, как и мы, ребят, точно с такими же чемоданчиками.

Особенно мне бросился в глаза один широкоплечий, рослый, с таким чемоданом, с какими обычно ходят только мастера (фибровый, с никелированными уголками и запорами). Сердце мое так и рванулось, а губы мгновенно сделались сухими-пресухими.

Все наши ребята сразу же замолчали и в растерянности остановились, не смея окинуть стоящих даже взглядом, чтобы хоть попытаться угадать, с кем именно предстоит сражаться. Все казались грозными, сильными и смелыми. Но если бы мы хоть немножечко меньше волновались, то непременно заметили бы, как растерялись и смутились и наши противники: вспыхнули, потупились, потом стали нарочито громко разговаривать, хохотать. Словом, не знали мы, что и это все в порядке вещей, что поединки, борьба за победу между нами, в сущности, уже началась.

– Все собрались? Оч-чень хорошо! – перебил нашу молчаливую дуэль Вадим Вадимыч, выходя из двери, на которой висела бумажка: «Судейская коллегия».

Он был в олимпийском костюме, в таком темно-синем с белыми ободками на рукавах и воротнике, который очень шел к его стройной, мощной фигуре. Но от меня не укрылось, что наш тренер как-то очень уж нервно потер руки, обращаясь к нам.

– Тогда пошли в раздевалку! – кивнул он и повел нас в комнату, которую нам отвели по жребию.

Болельщиков наших туда не пустили – воздух нужен! И они умчались в зал занимать места.

– Ну что ж, – снова нарушил тишину Вадим Вадимыч, когда мы, не глядя друг на друга, разобрали стулья и положили на них свои чемоданы, – теперь пойдем взвесимся? – И первым пошел в наш боксерский зал, который выглядел совсем чужим оттого, что там стояли белые медицинские весы и было много народу.

В зале было душно и шумно, и чей-то басовитый голос время от времени умоляюще кричал:

– Ну, немножечко потише, товарищи, мешаете же работать!

Мы протиснулись к стульям и разделись. В одних трусах и ботинках на босу ногу, какие-то жалкие, конфузясь и смущаясь, стали пробираться к весам, где стоял человек в толстенных очках и громко спрашивал перед тем, как пустить на весы:

– Спортивное общество?.. Весовая категория?.. Справка от врача?..

Вадим Вадимыч тоже стоял подле весов и с виноватой улыбкой добавлял, что мы от волнения забывали сказать: фамилию, год рождения или номер школы…

Потом мы снова, ни на кого не глядя, вернулись в раздевалку и торопливо расселись по местам, не зная, куда себя девать. Теперь нас разобьют в судейской комнате на пары и, когда подойдет очередь, вызовут на ринг. Меня всего заполняла зыбкая, гнетущая пустота, словно мне предстояло прыгать с огромной высоты или же нырять в ледяную воду.

Вадим Вадимыч взглянул на часы:

– Ну что ж, братцы, если хотите, мы можем немного побродить по дворцу, время у нас еще есть…

Мы опустили головы. Нет, выходить из раздевалки почему-то не хотелось.

– Ну, как знаете, – не стал настаивать он. – Только откройте тогда пошире форточку, чтобы воздух был посвежее, а я пойду узнаю, кто в какой паре сражается…

Не успел он это договорить, как дверь вдруг резко отворилась и кто-то, часто дыша, крикнул:

– Представитель команды, зайдите сейчас же в судейскую комнату! – отчего по моей спине густо пополз холодок, и я почувствовал себя так, будто за мною прочно захлопнулась крышка западни.

«Все! Все! – звучало в моих ушах. – Вот сейчас выйдет тот самый верзила с мастерским чемоданом и покажет тебе!..» – «Но ведь он наверняка тяжеловес или полутяжеловес.

– И не мне, а кому-то другому придется встречаться с ним», – возражал я. «Ничего, ничего, сейчас посмотришь!..»

Мы молча раскрыли чемоданы и стали копаться в них, точно не знали или видели в первый раз, что там лежит. «Скорей! Ох, поскорей бы уж выходить!» – все более томясь, думал я.

Но время, как нарочно, тянулось медленно-медленно. И еще я клял себя за то, что взял с собой Севу. Не будь его, потом, в случае чего, уж как-нибудь бы оправдался, а тут он все сам увидит.

Веселые голоса, смех, доносившиеся из фойе, – все было чуждым и непонятным. Я сидел и против собственной воли по-прежнему видел перед собой того самого парня и лихорадочно соображал, как же мне себя правильней вести с таким длинноруким и мощным противником.

Снова вошел Вадим Вадимыч с листком в руках и удивился, увидев, что мы все уже, как-то незаметно для самих себя, переоделись в боевую форму.

– Уже? Готовы? А я вот вам список пар принес.

Мы дружно вскочили с мест, но он остановил нас:

– Сидите-сидите! Я прочту вслух. – И сразу же мне: – Ну, первому досталось выходить тебе, тринадцатая пара. («Так и есть!» – похолодел я, вспомнив разговоры дяди Влади, что это очень несчастливое число.) Так вот, противник у тебя приблизительно такого же веса и класса, как и ты… («Значит, не тот, с мастерским чемоданом!») Выйдешь, произведешь коротенькую разведочку, узнаешь, чем он дышит, какими приемами располагает, и будешь преспокойненько проводить те комбинации и серии ударов, которым научился в зале, понятно?

– Да… – тупо кивнул я, хотя мне было абсолютно ничего не понятно. «Тринадцать! Тринадцать!»

– Вторым от нас на ринг выйдет… – продолжал тренер, а я слышал только: «Тринадцать! Тринадцать!..»

Но потом вдруг мелькнуло в голове, что и мой противник тоже в тринадцатой паре будет и для него это не особенно счастливая цифра. Это открытие до того обрадовало, что мне сразу стало легче. «Вот только какой он из себя? – с волнением подумал я. – Светловолосый или темный?» Точно это обстоятельство имело очень важное значение.

– Вот так, – складывая и убирая листок в карман, закончил Вадим Вадимыч и встал. – Так, значит, ты не спеша разминайся, бинтуй лапки, – кивнул он мне, – а я пойду взгляну, как там.

И он вышел, а ко мне сразу же подскочили Борис, Комаров и Мишка и стали наперебой советовать, как себя вести и с чего начинать.

Бум-бум-бум! – гулко отдавались в ушах их голоса.

Борис, пристально заглянув в мои убегающие глаза, отстранил всех от меня и кивнул:

– Ладно, готовься, готовься…

И я дрожащими пальцами покорно извлек из чемодана бинты и, то и дело роняя их, стал бинтовать руки. Потом вдруг вспомнил, что сначала надо переобуться. «Так и есть, носки забыл!» – с досадой подумал я, доставая из чемодана и звучно бросая на пол тапочки. И, когда уже хотел заглянуть на всякий случай под стул, вдруг с удивлением обнаружил, что держу их в руках…

Дверь отворилась, и вошел Вадим Вадимыч, неся тугие, новенькие, тускло лоснящиеся коричневые перчатки с длинными белыми тесемками.

– Ну вот, – радостно, словно с чем поздравляя, сказал он мне, – через две пары и нам выходить. Подвигайся, подвигайся немного, помаши лапками, поприседай!

И, обернувшись ко всем, он вдруг с гордостью стал говорить о телевизорах и каких-то камерах, которые только что внесли в Круглый зал.

Я деревянно встал и, едва ощущая ногами пол, начал размахивать руками, подготавливая мышцы к бою: кидать в воздух какие-то чужие, слабые и совсем невесомые кулаки…

– Отлично, теперь поприседай немного!.. – словно через толщу воды донеслось до меня. – Вот та-ак!.. Теперь попрыгай на носках… Хорошо-о! А теперь накинь на плечи полотенце, чтобы зря не упускать накопленного тепла, садись и давай свои руки. Перчаточки наденем.

Я механически сел, протянул руки и почувствовал, как на мои туго забинтованные кисти стали с трудом налезать еще теплые после кого-то и слегка влажные боевые рукавицы.

– Ну-ка, разомни как следует носик! – снова едва донеслось до меня.

И я послушно начал тереть и нажимать со всех сторон упругой, пахнущей новой кожей перчаткой нос, чтобы разогрелись и стали эластичнее кровеносные сосуды и зря не лопались даже от пустякового удара.

Снова порывисто заглянули в дверь и крикнули:

– Ваша очередь, выходите!

Я прекратил тереть нос и остолбенел, а Вадим Вадимыч легонько шлепнул меня по спине и весело сказал:

– Пошли, дорогой!

И я, не слушая, что мне шептали Борис и Мишка, покорно побрел в коридор, по которому шагали блондинистый парень в боевых перчатках и человек в таком же, как и Вадим Вадимыч, темно-синем олимпийском костюме. Вначале я даже и не сообразил, что это и есть мой противник со своим тренером, который весело подмигнул Вадиму Вадимычу и задорно сказал:

– Посмотрим-посмотрим, чем ты всю зиму занимался! И мы посмотрим! – так же дружелюбно ответил Вадим Вадимыч.

Я попытался открыто взглянуть на своего противника, однако, сразу же столкнувшись с ним взглядом (и он как раз поднял голову!), торопливо потупился, так ничего и не разглядев, – что-то мускулистое, светловолосое, в белой майке и черных трусах. Единственно, что я определил точно, так это то, что он был значительно выше меня, и сразу стал лихорадочно вспоминать, какие же комбинации и приемы против «длинных» я разучивал.

Из зала все явственнее доносился гул.

– Прошу вас! – придерживая за плечо своего ученика, галантно сказал тренер моего противника, когда мы, миновав изгибающийся полукругом коридор, подошли к скрывающейся где-то высоко наверху кулисе.

– Нет, это я прошу вас! – в тон ему ответил Вадим Вадимыч и тоже придержал меня.

И вышло так, что в ярко освещенный, еще громче загудевший зал мы с противником вошли одновременно и замешкались, смущенные ярким светом и взрывом аплодисментов, вспыхнувших разом со всех сторон.

Увлекаемый Вадимом Вадимычем, я прошел мимо судейского стола, за которым сидели все в белом суровые судьи, нырнул под канаты в ринг и, откровенно говоря, с этой самой минуты до конца первого раунда почти ничего не помню, как потом ни старался восстановить все, что было. Запомнилось только, как, позвав на середину, нам что-то долго и строго втолковывал рефери (это судья, который во время боя находится на ринге и внимательно следит, чтоб никто из бойцов не нарушал правил); скорей всего, он напоминал нам, чтобы мы не горячились, не били впопыхах открытой перчаткой, так как на внутренней стороне ее нет мягкой набивки и можно, не желая этого, нанести серьезные повреждения, не лезли по неопытности друг на друга головой, внимательно слушали его команды.

Потом мы с противником бесчувственно пожали друг другу руки, разошлись по углам, и мне сразу же, притянув к себе вплотную за плечи, что-то жарким шепотом начал говорить Вадим Вадимыч насчет разницы в росте и какие при этом выгоды я могу извлечь. Но раздался дребезжащий звук гонга, тренер оттолкнул меня, я повернулся и нерешительно двинулся к середине ринга, внушая себе последнее, что услышал: что я ни в коем случае не должен стоять на месте, а двигаться по рингу и не поддаваться ни на какие обманные движения противника. Я чувствовал, что мы сошлись уже с ним совсем близко, но ни лица его, ни плеч опять не видел. Я различал только одно – это его поспешно и грозно нацелившиеся в мою сторону новенькие, но только не коричневые, а черные перчатки. В них затаилась неожиданная коварная атака, которую я обязан отбить или же как-то иначе избежать, только ни в коем случае не позволить ему набирать очки. Потом-то я узнал, что это как раз и есть самое пагубное для боксера – смотреть на перчатки противника, потому что ими-то и легче всего ввести в заблуждение.

Нужно больше следить за ногами, определенным положениям которых соответствуют и определенные удары, и уж в этом случае обмануть куда сложнее. Но тогда всего этого я не помнил и как зачарованный смотрел на тусклые черные шары…

Ни судей, ни рефери, ни публики, ни даже Вадима Вадимыча для меня не существовало – все отошло куда-то далеко-далеко.

Вот один из шаров, зловеще и плавно подвигавшись, вдруг рванулся в мою сторону. И я почувствовал, как вспыхнуло теплое пятнышко на правой щеке, пятнышко – и все! Удар был либо очень слабый, либо от того огромного напряжения, какое я испытывал, я его просто-напросто не ощутил. Потом ко мне метнулся другой шар и шлепнул уже по плечу.

«Да что же я делаю? – с ужасом мелькнуло у меня в голове. – Ведь я же проигрываю!» И я испуганно отскочил от следующего удара, но отскочил слишком нерасчетливо, сильно ударился спиной о канаты и снова увидел (прямо у самого носа!) эти завораживающие меня шары. И они опять летели в меня!..

«Ну что же ты в самом деле?! Зачем ты позволяешь себя бить?! – возмущенно вдруг крикнул кто-то во мне. – Ты только посмотри: ведь он даже и не маскирует своих атак. Идет напропалую! А ты все пропускаешь и пропускаешь их, как какой-нибудь новичок! Вот он опять собирается нанести удар слева. Нагнись, пропусти его над головой, а сам проведи ему по корпусу встречный, это же у тебя так здорово на тренировках получалось!.. Та-ак! Видел? Он уже озадачен! Он чуть не споткнулся! Так не жди, не жди – смелей атакуй сам! Э, да не направляй удары туда, куда задумал, а отвлеки его внимание ложной атакой. Как Вадим Вадимыч-то учил? Вот это уже другое дело! Молодец! И не зевай, не зевай – развивай успех. Вот та-ак! Хорошо-о! А теперь малость отдохни – слишком много потратил пороху: подвигайся для виду вокруг него, будто собираешься снова нападать, и этим самым не давай ему отдохнуть, оглядеться и что-нибудь придумать. Вот та-ак…

Ну, все понял? Раскусил, кто перед тобой? Боец агрессивного типа – привык наступать. Видишь, как откинулся на правую ногу, крепко взведя свою боевую пружину? А Вадим Вадимыч объяснял: если боксер, начав поединок, держит свой вес на правой ноге, значит, он приготовился наступать, значит, перед тобой самый настоящий агрессор.

И против таких нужно больше контратаками действовать. Дожидаться, когда он пойдет на тебя, делать шаг назад или в сторону, заставляя его выпустить все заряды в воздух, а потом преспокойненько проводить подходящие к данному случаю удары или даже серии ударов. А то и смело шагать навстречу, заранее защитившись от его перчаток, и проводить еще более действенную встречную атаку в его незащищенные (а в момент атаки почти все боксеры более чем нужно раскрыты!), уязвимые точки.

Так вот и заставляй его маневрами и ложными движениями атаковать, а сам спокойненько встречай и встречай, чередуя свои контратаки то в корпус, то в голову!.. Ничего-ничего – бывает. И он в тебя попал. Что ж, не развешивай уши, гляди лучше!

Не верь, ни за что не верь, что он тебе левой рукой показывает. Следи лучше за правой… Э-эх, ведь так и есть! Ну тут уж никто не виноват – сам прошляпил! Но не падай, не падай духом! Вот он опять готовит ту же самую атаку, думает, что ты такой уж неопытный, что тебя можно одним и тем же приемом угощать. Накажи его за это, как следует накажи!.. Правильно: отскочил и сам провел три удара! Смотри-смотри – он даже растерялся! Так не зевай же, развивай успех! Проводи теперь скорей с броском… Э, нет, гонг!..»

Я еще ничего не успел сообразить, как перед моими глазами возникла белая стена, а сверху обрушился грохот… А-а, стена – это брюки и рубашка рефери, который торопливо отгородил нас с противником друг от друга. Грохот – аплодисменты и крики невидимых зрителей…

«Как, раунд уже кончился?! – удивился я, только еще начиная входить во вкус боя. – Так ведь тогда все очень и очень просто! – и поспешно направился к своему углу, едва не запрыгав от радости. – По-моему, у него всего-навсего два излюбленных приема. Да, да, точно! А я выучил гораздо больше. Так, значит, мне ничего не стоит уходить от них и проводить свои…»

– Садись! – суетливо подставил мне табурет Вадим Вадимыч. Вид у него такой, будто и он тоже только что бился! Живо оттянул мне резинку у трусов: – Дыши!.. – И через несколько секунд: – Ну, так теперь понял, кто перед тобой? То-то! Правильно, что стал контратаковать! Молодец! Раз он длиннее, значит, нужно контрить. И что отбиваешь удары – тоже неплохо. Но не все отбивай, давай лучше почаще промахиваться – это больше выматывает. Понимаешь?

– Да, Вадим Вадимыч! – задыхаясь, радостно начинаю я. – Да уж я теперь…

Но он сразу же перебивает:

– Не отвечай, дыши! Только «да» и «нет». Так вот, сейчас выйдешь и опять вызывай и вызывай его на атаки. А как только он опять кинется и промахнется – проводи встречные удары, а сам уходи, понял?

– Да!

От судейского стола доносится зычно: «Секунданты, за ринг!» И Вадим Вадимыч начинает торопиться.

– Первый раунд прошел спорно, – шипит он мне в самое ухо, поздновато спохватился. Будь внимательнее! Тщательней защищайся! Все зависит от второго раунда, слышишь?!

– Да! – вскакивая с табурета, кричу я.

Звучит гонг, и я снова как бы опускаюсь под воду.

Впрочем, в отличие от первого раунда, я теперь отчетливо вижу своего противника. Не вижу ни рефери, ни публики, ни копошащихся на полу возле самого ринга фотокорреспондентов – только одного противника: светлые волосы у него сбились на сторону, щеки красные, глаза смотрят подозрительно, почти не мигая. Вот он уже совсем рядом и занимает боевую стойку. Ага, уже не бросается сразу, как в первом раунде. Значит, кое-чему я его все-таки научил.

Стоп! Так, может, теперь он сам меня будет вызывать на атаку и хитро подлавливать? Это меня пугает. Да нет, поспешно успокаиваю себя, Вадим Вадимыч же рассказывал, что так почти не бывает. Даже опытные мастера и те не умеют быстро перестраиваться в ходе боя. Так что уж если агрессор, то им и останется до конца встречи… Вот мы сейчас попробуем его слегка рассердить – это очень помогает в достижении победы: ведь потерявший над собою власть человек всегда не так тщательно продумывает свои действия и моментально делает кучу ошибок. Покажем ему, будто хотим ударить слева по подбородку, а сами неожиданно проведем удар справа по корпусу… Та-ак! Не нравится? Теперь легонько обскачем вокруг него, чтобы он повернулся и хотя бы на мгновение потерял устойчивость, и повторим показ слева в голову и легонький, этакий издевательский ударчик в живот… Опять попался! Ого, ого, сердится: бросился в ответную атаку без всякой защиты! Так вот же тебе за это, вот! Ничего-ничего, они хоть и пустяковые, эти мои удары, да все же очки!.. Внимание! Внимание! Готовит атаку справа, хитро маскируя ее отвлекающими движениями левой руки!..

Еще совсем недавно я бы поверил в такой обман и позволил завести себя в западню. Но спасибо Борису: на последних тренировках он все время напоминал, что, если вес тела остается на правой ноге, значит, той рукой, которой показывают, наносить удар не собираются, а готовятся угостить справа. Что ж, сделаем вид, будто мы уж такие дураки, что ничего не понимаем, пусть он бросается. Пусть! И я, не обращая внимания на обманные движения, преспокойно ныряю под настоящий удар, а противник, не ожидая такого оборота, проскакивает мимо, с маху наталкивается на канаты и запутывается в них.

Откуда-то, точно с неба, между мною и им – будто я могу ударить лежачего! – возникает рефери, и я демонстративно опускаю руки: дескать, не беспокойтесь, пожалуйста, с правилами бокса мы знакомы!

С удивлением слышу какой-то грохот и крики. Ой, так это же, наверно, опять кричат и аплодируют зрители. Радостно оглядываюсь на Вадима Вадимыча. Он яростно показывает, что все хорошо, но вот только нужно держать пониже голову.

Правильно, совсем забыл об этом.

Мой противник наконец выпутывается из канатов. И рефери, внимательно заглянув ему в лицо, командует, ловко отскакивая в сторону:

– Бокс!

И все снова куда-то исчезает, а меня опять окутывает звуконепроницаемая оболочка. Я и противник – и больше никого в целом свете!

Ну, теперь-то уж он, наверно, понял, что я не из тех, кого можно подавить вот так, с наскока, сумбурными атаками. И я с удвоенной бдительностью слежу за каждым его движением. Но его хватает ненадолго. Вот он снова, позабыв обо всем, бросается очертя голову в надежде зацепить меня своими размашистыми ударами, которые даже и не нацеливает в определенные точки, а посылает, как говорится, в белый свет, как в копеечку. Ну что ж, сам виноват. Вот тебе! Вот тебе! Я без суеты провожу короткие серии ударов, а сам, не дав противнику опомниться и отквитаться, ухожу на недосягаемую для его атак дистанцию.

Он окончательно взбешен и поэтому, все чаще и чаще бросаясь бездумно вперед, проваливается, то есть, промахиваясь, теряет равновесие, а я все усиливаю темп. На меня словно нашло какое-то вдохновение. Я теперь вижу не только идущие в мою сторону удары, но даже заранее знаю, когда он их замышляет, и без особого труда, не тратя лишних сил, разрушаю коварные замыслы, а сам набираю и набираю очки!..

Да-а, вот уж теперь-то я, как никогда, явственно осознал, до чего же все-таки отличается настоящий бокс от драки, что на ринге в самом деле главное не сила и натиск, а верный расчет и умение молниеносно оценить сложившуюся обстановку. Но мой противник по-прежнему надеется исключительно на свою выносливость и силу. И еще он совсем забыл, что в бою ни в коем случае нельзя злиться, так как злость мешает думать и толкает подчас на самые глупые поступки. Некоторые хитрые боксеры этим даже пользуются – стараются специально разозлить своих противников, чтобы легче потом у них выиграть было.

Вот он опять бросается с размашистыми, совершенно неподготовленными ударами. Как снаряды, пролетают они над моей головой! И опять проваливается – устал! Яростно оборачивается и снова метеором проскакивает мимо, с ходу ударяется головой о средний канат и едва не вываливается за пределы ринга. Да-а, всерьез, всерьез я его из себя вывел! Теперь надо бы… Но что случилось? В чем дело?..

Дальше происходит нечто такое, чего никак не ожидал ни я, ни Вадим Вадимыч, ни рефери, ни зрители, – мой противник, с трудом выпутавшись из канатов, в сердцах машет рукой и, в голос заплакав, направляется в свой угол. В зале некоторое время стоит недоуменная тишина.

«Ушибся? – болезненно морщась, провожаю его глазами я. – Обо что-нибудь стукнулся? Но ведь канаты мягкие и ушибиться там не обо что. Я ему куда-нибудь случайно угодил?.. Но на этот раз я не провел даже никакого удара!»

– В чем дело? Почему вы уходите? – делая в его сторону движение, озабоченно спрашивает рефери.

И тогда мой противник, оборачивая к нему свое злое, заплаканное лицо, сквозь слезы визгливо кричит:

– Не буду я с ним больше! Что я в него все никак не попаду-у!.. – и с ходу утыкается лицом в грудь своего растерявшегося тренера.

С секунду над рингом стоит мертвая тишина – так это всех ошарашивает. Затем все покрывает, подобно обвалу, неудержимый хохот, аплодисменты и веселые возгласы. А я стою посреди ринга и не знаю, что делать. Оборачиваюсь к Вадим Вадимычу, но он, раскачиваясь на табурете во все стороны, тоже хохочет.

Потом ко мне, сдерживая улыбку и бросая веселые взгляды на судейский стол, подходит рефери и молча поднимает мою руку вверх. Победа!

Когда я вылезаю из ринга и направляюсь в раздевалку, меня в коридоре окружают какие-то дяди, поздравляют, расспрашивают, фотографируют и никак не хотят верить, что я так мало тренируюсь, а уже по-настоящему умею боксировать.

Потом ко мне подходит высокий дядя в очках, которого, мне кажется, я уже где-то видел. Он улыбается и говорит:

– Не зря, не зря ты мне тогда сказал, что не боишься. Смело, очень смело бился!

И я сразу вспоминаю, что ведь это же тот самый очкарик, который мне дорогу во дворец показал.

– Поздравляю тебя! – жмет он мне руку. – Очень, очень убедительная победа!..

Вообще-то верно, первый бой – и такая победа!