Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 3"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 4

На совещание пригласили начальников отделов и руководителей всех служб. В кабинете было душно. Агаев одной рукой вытирал платком шею, другой колотил по кромке стола.

– Не будет на приисках хватать рабочих, снимем со вспомогательных предприятий. Проведём жесточайшую чистку. Каждый, кто останется в посёлке, получит план. Мыть золото будут все, в том числе и домашние хозяйки…

Юрий поднялся и распахнул окно. В кабинет ворвались тепло солнечного дня, шум паводка и гулкое перестукивание движков на электростанции. Их выхлопы то сливались в один чёткий звук, то разбегались, захлёбывались, кашляли и коптили. Нет, с такими машинами дольше оставаться нельзя, встанут, в который раз подумал Колосов, выглядывая в окно.

За эту зиму Нексикан отстроился. Толевые крыши дымились, как после ливня в жаркий день. Посёлок расширялся, как будто не было ни войны, ни пылающих городов, ни задыхающегося в блокаде Ленинграда. От мысли о Жене и Вадике стало нестерпимо больно, Юрий с усилием заставил себя слушать.

– В мастерские дадим женщин, – говорил Агаев. – Предупреждаю, что расстановку рабочих на предприятиях буду проверять лично. За излишества… – он задумался и швырнул окурок в урну. – За излишества буду снимать по своему выбору.

Матвеева сдавила локоть Юрия.

– Доктор, перестаньте шушукаться, – Агаев погрозил пальцем. – Знаю я вас. Сегодня же выписать всех выздоравливающих и отправить на горные работы. Знайте, приеду и лично обследую ваших больных.

Матвеева покраснела.

– Приезжайте, но состояние здоровья больных имеет право определять только специалист.

– Если потребуется, разберусь не хуже врача! – Агаев погладил толстый справочник. – А о правах? О правах не беспокойтесь, – Он многозначительно кашлЯнул.

– Если не удастся некоторых отстоять, передам тебе в мастерские. Легче будет их сохранить, – шепнула Нина Ивановна Колосову.

– Кто такие? – спросил он чуть слышно.

– Хорошие! Сегодня же переложу их формуляры. Если спросят, подтвердишь, что твои. Хорошо?

– Ладно!

После совещания Колосов подошёл к начальнику управления.

– Андрей Михайлович, зимой дизеля встанут. До подстанции прииска «Большевик» тринадцать километров. По проекту линия электропередачи до Сусумана/ всё равно пройдёт мимо. Разрешите вести подготовку к Её строительству.

– Бросьте мне фантазировать. До Аркагалы строили всем управлением. Где вам! Нет проводов, леса для опор. О Западе не пекись, пусть они делают, а мы подключимся, – усмехнулся. – А Если у вас лишняя рабочая сила…

– Андрей Михайлович! Я просто отдаю себе отчёт, какова будет судьба мастерских и посёлка зимой без электричества.

– Я тоже отдаю себе отчёт, – перебил Его недовольно Агаев и взял телефонную трубку.

Юрий повернулся и ушёл.

У литейной Шайхула дробил чугунные чушки для шихты.

– Ну, как у тебя? – рассеянно спросил Юрий.

Шайхула отбросил кувалду и поглядел на свои заскорузлые руки.

– Плохо, сердитый я. К начальнику ходил, на фронт просился. А он мне: «Сиди, дурак, живым останешься». Десять лет отмантулил, остался год. Не на волю, на войну хочу. Может, мне вот так надо! – Он резанул пальцем по шее. – Может, настоящим солдатом буду. Выходит, дурак-то не я.

– Вагранка искрит, завалку просит, – показал Юрий на искроуловитель.

Шайхула пробубнил что-то под нос и ушёл.

В сквере у конторы толпились женщины. Одни были в лагерной одежде, другие в шерстяных кофточках, жакетах и модных платьях. Мимо конторы то и дело пробегали парни.

– У… глазки.

– У меня не только глазки и всё другое Есть! – бойко ответила со скамейки бледная молодая девушка в кепке.

– Ну и девка!

– Не девка, а женщина! Иди, иди, чего вылупился! и громко запела – «Цыпленок жарёный, цыплёнок пареный, цыплёнок тоже хочет жить!»

– Ты напрасно задираешься с парнями, Марина. Может, Ещё нормочку помогут вытянуть, да и вообще… – проговорила вторая. – Не будь дурой, учись.

– Да я сама кого хочешь научу. Повидала кое-что, – задиристо ответила Марина и засмеялась – «Много любила, много страдала…»

– Тш-шш! Начальство, – предупредил кто-то.

– Ну и пусть! – крикнула девушка и поправила кепку. – Начальничек, принимай! Вон сколько невест. Хватит женихов-то?

Юрий не ответил и прошёл в кабинет. Начальники цехов уже собрались и держали на коленях тетрадки, блокноты. У двери стояла стройная красивая женщина с высокой причёской. Она сощурила зеленоватые глаза и, доложив, что она староста женского лагеря Алла Васильевна Левченко, принялась бесцеремонно разглядывать Колосова. Юрий нахмурился:

– Распределение этапа надо закончить сегодня, завтра прибудет столько же. – Он кивнул старосте. – Впускайте!

Вошла пожилая женщина с измождённым лицом.

– Статья?

– Да уж и не знаю, чего там написали. За мужа я. По тридцать седьмому году.

– На заводах работали?

– Откуда? На воле хозяйничала по дому. А в лагерях – всё время в лесу.

– Машинистом на молот пойдёте? Научим.

– Куда прикажут. Разве наше дело выбирать?

– Бурдов, возьмёшь? – спросил Колосов молодого мастера кузницы.

– Годится, – парень записал фамилию.

Женщины проходили, одна за другой-пожилые, средних лет и совсем Ещё молодые. Тут были и воровки, убийцы, дезертировавшие с фронта медсёстры, были осуждённые за прогулы по законам военного времени и другие преступления.

Староста выкрикнула фамилию Лавровой.

Вошла молодая девушка в брезентовой куртке, таких же штанах, вымазанных смолой, в огромных солдатских ботинках и глубоко натянутой на голову кепке. Только по ней и узнал Юрий ту разбитную девушку, что пела на скамейке. В этом костюме она казалась жалкой. Она первая была одета так небрежно.

– Заключённая Лаврова Марина! – звонко проговорила она.

Лицо у неё миловидное, бледное. Под козырьком кепки светятся насторожённые карие глаза, а над ними тонкие чёрные брови. Пухлые губы таят что-то насмешливое.

– Где бы в мастерских вы хотели работать? – спросил Юрий.

– Всё равно. Когда-то работала на дальневосточном побережье в леспромхозе фрезеровщицей, – безразлично ответила она.

– Сколько лет работали на станке?

– Ле-е-ет? – засмеялась она, – Да что вы? Два месяца, пока не выгнали.

– К станку подойти сумеете, и хорошо. Мы вас тут всему обучим! – пошутил Юрий.

– Всему? – повторила Лаврова насмешливо. – Не вы ли собираетесь меня обучать?

Староста молча поглядывала на обоих.

– Почему вы сердитесь? Я лично ничему обучать вас не собираюсь. Этим будет заниматься старший мастер станочного отделения Балакин, – показал он на седоволосого человека.

– Ты, миленькая, совсем распустилась. Боже мой, какой тон, – покачала головой староста. В такт закачались серьги в ушах. – Сними кепку, Лаврова!

Девушка сжалась. Глаза Её потемнели. Несколько помедлив, она сорвала с себя кепку. Голова Её была острижена под машинку.

– Может быть, что-нибудь Ещё прикажешь снять, мадам начальница? – спросила она срывающимся шёпотом.

Колосов постарался успокоить Марину.

– Ну полно вам, Лаврова. Стоит ли из-за таких пустяков расстраиваться. Ваши волосы вырастут и будут только лучше.

Но это замечание Еще больше обидело девушку.

– А вам-то, собственно, какое дело до моих волос? Ну, лежала в больнице, остригли. Может быть, интересуетесь в каком отделении? Я бы сказала вам, гражданин начальник, Если бы так настойчиво не наседала мадам староста. Ей до смерти хочется, чтобы болезнь моя была венерической.

В щёлку дверей заглядывали любопытные. Слышалось хихиканье.

– Ваша личная жизнь нас пока не интересует. Освободитесь, тогда другое дело, тогда нас будет интересовать всё, – спокойно ответил Юрий и улыбаясь добавил – Да вы, кажется, умеете за себя постоять.

Губы девушки дрогнули.

– А что в том толку? Дело не в лагере, а вот в них, – покосилась она на старосту. – Такая кому хочешь подставит ножку.

– Нужны вы мне, дорогая, – холодно заметила староста.

– Мы – нет, а вот всё, что навесила на себя, – да!

– Это никого не касается.

– Ещё бы, – поглядела Марина исподлобья. – Немолодая женщина, а старается казаться красивой. Вон какую корону выложила на голове. Царица лагерная, и всё тут.

Усмешка сползла с лица Левченко.

– Миленькая, в лагере стригут тогда, когда нет уже других сдерживающих средств.

Марина рванулась к старосте и так схватила Её за жакет, что затрещали застёжки. Та испуганно отскочила. Девушка зло выругалась и вышла.

– Вот так штучка! – удивился кто-то из мастеров. – Такая и работать не будет.

– Больной человек, что вы хотите, – покровительственно сказала староста, застёгивая жакет.

Колосов был ошеломлён. Такие чистые глаза – и такая брань. И всё же Лаврова невольно вызывала у него сочувствие.

– Возьми Её, товарищ Балакин, на фрезерный станок. Кто знает, глядишь, и приживётся, а убрать можно всегда.

Мастер пожал плечами, но возражать не стал.

Снова Левченко выкрикивала фамилии. Входили нахальные девки, дерзкие женщины, новенькие с мокрыми глазами, разбитные солдатки. Одни строили глазки и недвусмысленно себя предлагали, другие плакали и просили дать любую работу, лишь бы скорее освободиться. Последней робко вошла украинка, совсем молоденькая девушка по фамилии Миленко. Глаза большие, серые, ласковые. Нижняя губа вздрагивает, и кажется, что вот-вот она разрыдается.

– За что же вы? – спросил Юрий.

– Да як ж воно?.. Дезертирство, чи шо!

– Да вы не волнуйтесь.

– Была на фронте сестрой, а тут проходили мимо нашего села. У мене там маленький братик и две сестрички. Батьки немае, а мати бомбой убило. Ну, я и поихала на три днинка. Пошлите мене с Мариной, – попросила она.

Закончили поздно. Мастера разошлись, пошёл домой и Колосов. Рядом с производственной зоной чернели палатки женского лагеря. Оттуда доносились крики, смех. Юрий долго вслушивался в женские голоса. Беспокойство за семью не утихало ни на минуту.

Туча уходила на запад, к Берелёху. Над сопками Ещё сверкала молния, и раскаты грома сотрясали тайгу, а на Чай-Урье ливень перешёл в мелкий ровный дождь. Не обращая на него внимания, Колосов с лотком под мышкой шлёпал по лужам забоя. Он торопился опробовать борта старых выработок у посёлка Комсомолец. Грань между приисками давно исчезла, и вся долина чернела отвалами.

Скоро дождь перестал. От потемневших отвалов всплывал лёгкий туман. Снова загрохотали приборы, вылезли лотошники. Их склонённые фигуры, точно валуны, темнели на берегу речки.

Не доходя до посёлка, Юрий перебрёл руслоотводную канаву и в старых выработках увидел Матвееву. Она была в резиновых сапогах, брезентовой куртке и мокром платке, облепившем голову. Значит, работала с бригадой. Она кому-то махала рукой, кричала, но журчание воды заглушало голос.

– Кому это вы? – подбежал к ней Колосов, подавая руку, чтобы помочь выбраться за борт забоя.

В долину с сопки сбегал узкий распадок, а выше, за мостиком, где чернели груды приисковой свалки, сидел на корточках человек и что-то сосредоточенно раскапывал скребком.

– Это я Анатолию кричу, – улыбнулась она. Не завтракал, не обедал. Как приехали – сразу туда. Россыпь какую-то ищет.

По дороге прошла машина с трактором на площадке. На подножке стоял Осепьян, показывая путь водителю. Белоглазов встал, протёр очки и долго глядел вслед машине. А потом побежал.

Заметив Матвееву и Колосова, суматошно всплеснул руками, как бы не зная, куда же теперь, но повернул к Юрию.

– Видел приспособление у трактора? – крикнул он Ещё издали. – Я давно работаю над таким же. А уже сделали без меня… Ну кто бы мог подумать! – Он пожал Колосову руку и потянул за собой. – Тут ни одного путного справочника по механике. Пойдём посмотрим, пока не угнали. Такие возможности для горных работ.

– Анатолий, ну нельзя же так. Поешь чего-нибудь, – вмешалась Матвеева.

– После, после, – он махнул рукой и пустился к машине прямиком, через забой, через канаву, забавно выбрасывая длинные ноги.

Анатолий быстро добежал до трактора. Перед ним была машина, о которой он мечтал. Он забрался на сиденье и взялся за рычаги. Всё точно так, как он и думал. Просто, удобно, только поглядывай да толкай куда хочешь горы породы.

– Что это за чудо-юдо? – вдруг спросил кто-то из толпы.

– Бульдозером называется. Американцы придумали для засыпки траншей и танковых надолб. Верховный главнокомандующий по нашей просьбе/ разрешил взять из поставок по ленд-лизу и опробовать на вскрыше торфов, – ответил Осепьян.

– Почему на вскрышных? А на зачистке и подаче песков? – с азартом возразил Белоглазов сверху. – Не скрести же мерзлоту экскаваторными ковшами?

– Тоже верно. – Осепьян сунул инструкцию в карман и принялся рассматривать лебёдку.

– Так и Есть. Вызвать монтёра и сделать чуть-чуть.

Сараев украдкой кусал губы, но молчал. Наконец Агаев надел фуражку и, тяжело отдуваясь, зашагал к машине. Сараев шёл рядом.

– Слушайте, когда приедет Иван Фёдорович, чтобы у него было всё! Понимаете, круглый год всё. Свежие огурчики, помидоры, молочные продукты и птица, в общем, что потребуется. Магаданских условий мы, конечно, не создадим, но всё же! Я распорядился в совхозе топить две теплицы и иметь всё наготове. – Уже садясь в машину, Агаев снова оглянулся. – Кого попало не пускать, а в спальню Никишова упаси бог, даже Егорова.

– Сергей Егорович не только в спальню, но и в дом дирекции заезжать отказался. Я как-то звонил, – сообщил Сараев.

– Ну, это Его дело. Важно, чтобы комиссар…

РаспорЯдившись, Агаев уехал. Сараев задумчиво поплёлся в контору.

С планом лихорадило, а тут Ещё этот дом дирекции. Работать когда? – размышлял он, направляясь к себе в кабинет. За стеной свирепо потрескивал арифмометр. Постоянно хлопали двери. В конторе собирались сотрудники. Днём они работали на полигонах. Секретарь-машинистка принесла почту и полученный для прииска второй том справочника Хютте. Под окнами кричал репродуктор. Москва передавала дневной выпуск «Последних известий». Бои под Сталинградом, немцы рвутся к Волге.

Сараев захлопнул форточку и глянул на часы. Четверть девятого. В половине девятого совещание с механиками. Минут пять можно повременить. Он раскрыл справочник.

– Разрешите?

В кабинет вошёл худой мужчина в брезентовой куртке, замазанной глиной. Щуря близорукие глаза, он протёр стекла очков, улыбнулся.

– Я слушаю вас, – Сараев поднял голову и отодвинул справочник на край стола.

Взгляд человека остановился на книге. Он даже потянулся к столу.

– Хютте? Второй том?! Да кто бы мог подумать? – всплеснул он руками.

«Чудак какой-то?» – решил Сараев и покосился на часы.

– Вы по делу? А то я очень спешу.

– Да, да. Вы простите, немного забылся. Всё эта книга…

– Пожалуйста, пожалуйста, – улыбнулся Сараев.

– Вам, конечно, известно, что вся Чай-Урьинская россыпь однородна и тянется как бы Единым потоком по пойменной части долины, – заметил посетитель. – Но я обратил внимание, что ниже посёлка, напротив распадка, где приисковая свалка, в долину вливается другой поток. Золото тут совершенно иного происхождения.

Сараев поднялся и взял фуражку.

– Вы зайдите к приисковому геологу. Это через комнату налево, вторая дверь.

– Да-да, вам это неинтересно, – смутился человек и стал ощупывать карманы. – Короче, я понял, что где-то тут должно быть другое, самостоятельное месторождение.

Позвонил телефон, Сараев взял трубку.

– Иду, иду! – крикнул он.

– В общем, я сделал десяток копушей и опробовал борта кюветов трассы. Везде богатейшее золото. Потому-то я и пришёл к вам.

– Золото в том распадке? – заинтересовался Сараев и спросил – А вы кто, геолог?

– Разве это имеет значение? Там у вас настоящий клад природы, какие встречаются редко. Я вас от души поздравляю. – Он вынул узелок, высыпал на стол пакетики, кулёчки. В них были самородки различных величин и крупинки. На глаз золота было не меньше пятисот граммов.

Теперь разгорелись глаза у начальника прииска.

– Сколько же дней вы работали, чтобы собрать столько металла?

– Это за сегодняшний день.

Сараев немало перевидел золота и на «Топком», и на «Мальдяке», и здесь в долине. Но чтобы столько намыть лотком за один день?

Снова зазвонил телефон, Сараев даже не поднял трубки.

– Спасибо вам. Я и не знаю, как вас отблагодарить. Хотите спирта, продуктов? Потом-то мы рассчитаемся с вами как следует.

– Если вы находите, что я заслужил благодарность, то подарите мне этот справочник. Я так Его ищу.

– Да ради бога. Вон в шкафу сколько книг, заберите хоть все. Вы подождите минуту, я сейчас… – Сараев схватил несколько самородков и выбежал в коридор.

Когда он вернулся с приисковым геологом, ни человека, ни справочника в кабинете уже не было.

– Чего же вы, Георгий Матвеевич, не спросили, кто он? Откуда? – упрекнул Его геолог.

– Такая радость, позабыл всё! Ну не чудак? Взял книгу и ушёл.

– Э-ээ!.. – кричал Колосов с подножки машины. Из цехов с лотками бежали парни и, вскакивая на баллон, переваливались через борт в кузов. Копчёный повозился под капотом и сел за руль. Было Ещё темно. На востоке только-только пробивалась жёлтая полоска рассвета и тушила далёкие звёзды.

– Нынче куда? – спросил Копчёный, стараясь попасть ключом в замок щитка.

– На «Большевик».

– А я уж как-то привык к «Комсомольцу», – вяло заметил Копчёный и оглянулся через дверку на кузов машины.

Парни укладывали инструмент, натягивали поглубже фуражки, рассаживались вдоль бортов.

– На «Комсомольце» теперь порядок, «Горка» вывозит весь прииск.

Ехали молча. У прииска имени Чкалова навстречу промчалась жёлтая машина с крестом.

– В стационар, – посмотрел Ей вслед Юрий.

– Хороший докторша человек. Давно бы сгнил, не будь Её… и Татьяны… – Копчёный долго и неловко переключал рычаг скоростей.

– Да-аа…

– Жаль докторшу, пропадёт ни за грош, – вздохнул Копчёный.

– Это почему же? – повернулся к нему Юрий.

Копчёный пристально вглядывался в дорогу.

– Неосторожна она и в больнице, и на комиссовках. Шепните. Кум уже кое-кого из парней тянул, что да как? Уважают Её, это верно, но всегда найдётся какая-нибудь дрянь.

Юрий знал, что Матвеева вместе с Николаем Ивановичем порой слишком решительно вмешивались в судьбы заключённых.

– Да что она такого натворила?

– Ну как же? Вот тогда с рукой Габерла. Три консилиума. Врач из Сусумана. Подняла всех на ноги. Пусть бывший подпольщик, но ведь немец.

– Это по моей просьбе, – рассмеялся Юрий. – Редкий мастер…

– А бригадир, что привезли весной с Юга, Кротов, – зашептал Копчёный, как будто кто-то мог подслушать. – Кум специально загнал Его в изолятор, чтобы он доплыл. Мужик давно у них на примете, из могикан. Таких ни мытьём ни катаньем. На черта было придумывать эту дизентерию? Болезнь, толкуют, не подтвердилась. Она ведь организовала повальную проверку. Добралась таким манером до изолятора. Кротова забрала в больницу, по-могла. Да стоит ли он того, чтобы на себя тень наводить. Кум-то до сих пор Ещё не успокоился.

– Тут другое дело. Геолог один Есть, заключённый. Когда-то Матвеева с ним вместе Ехала на Колыму. Он многим обязан Кротову.

– Знаю! Всё знаю, – улыбнулся Копчёный. – Да разве она только этих двух? Сотню насчитать можно. Я ведь к тому, что докторшу жалко. Если надо поддержать старика, заберите Его к себе. Мы за ним приглядим.

Машина свернула на бугристую дорогу к забоям и шла тихо, покачиваясь, как на волнах.

По бортам разрезов – ледЯная бахрома. Дрова, уложенные с вечера для оттайки породы, прогорели, и теперь горячие пески парили. Белое облако застыло над забоем. Парни выбирали талые пески и закладывали новые пожоги. Колосов расставлял проходнушки. Под вагонетными коробами уже горели костры. Лучи солнца ломались в застывших лужах. С сосулек стекали капли и, падая в тень, застывали, как сбегающий со свечей стеарин.

По тропинкам шли в забой лотошники, а по дороге двигались прямоугольники заключённых. Экскаваторный ковш, звеня цепями, со скрежетом врезался в грунт. ТЯжело тарахтела паровая лебёдка. Подошли машины с дровами. Прииск начинал трудовой день.

Конвоиры влезли на отвалы и, положив на колени винтовки, курили. Заключённые снимали бушлаты, звенели инструментами, разжигали костры. Какой-то худущий, подвижный человек сбросил с пояса верёвку, расстегнул бушлат и, подойдя к конвоиру, что-то спросил, показывая на отвал. Охранник согласно кивнул головой. Человек повернулся. Колосов узнал Каца.

– Исаак? Да как вы тут очутились?

Кац засуетился.

– Ай, Юрий Евгеньевич. Не спрашивайте. Жить вам миллион лет. Вы же знаете моё счастье? Опять сижу.

– Мне казалось, что вы давно освободились. А почему вы под конвоем? – спросил Колосов, глядя на Его совсем высохшую фигуру – сморщенное, как старая репа, лицо. – Сколько же вам Ещё осталось?

Губы Каца задёргались, но он заставил из себя выдавить что-то похожее на улыбку.

– Я потому и подконвойный, что должен был давно освободиться.

– Да как же это?

– И вы меня спрашиваете? – Он отвернулся и вытер рукавом бушлата глаза. – Да неужто приказ не знаете, всю пЯтьдесят восьмую до конца войны не освобождать, – он отмахнулся и затараторил – Э-э, кому нужны мои Язвы? Вы знаете, от Васи так ничего и нет. Вы видели такого вояку?

Кац Ещё что-то говорил, спрашивал. Он искренне радовался встрече. Конвоир погрозил Ему кулаком.

– Эй ты, фитиль, или иди куда просился, или становись и вкалывай!

– Иду, иду – встрепенулся Кац. – Вот Ещё беда. – И он побежал за отвал.

Кругом уже стучали ломами, кайлами, скрежетали скребки по трафаретам.

И вдруг всё заглушил стон и пронзительный крик:

– Ой, ой, ой! Ай, яй, яй!

В забое на дорожке валялся человек в сером бушлате и, катаясь, кричал.

Колосов забрался на борт разреза. Нет, никто человека не трогал. А тот продолжал завывать.

– А ну, разойдись! – поднялся охранник, вскидывая винтовку. Подошёл кто-то из горнадзора.

– Что случилось?

– Видно, мучается животом, – ответили из толпы.

– А не холера? Машину бы.

Откуда-то появился начальник участка. Человек всё орал. Начальник участка наклонился над ним.

– А ну подымись. Есть машина, отвезу…

Но человек живо вскочил и, улыбаясь, вытащил из-под бушлата огромный жёлтый булыжник.

– Видали все? – И он поднял камень над головой. – Это самородок! Я нашёл! Теперь-то могут все подтвердить!

Это был действительно огромный самородок. На него упал луч солнца. Вмятина, сделанная лопатой, а может быть ломом, заблестела Ярко, резко. Начальник участка взял самородок, прикинул вес.

– Таких Ещё на Колыме не находили. Не понимаю, чего ты орал, стонал, когда радоваться надо?

Кац, а это был он, засмеялся.

– А вы хотели, чтобы я принёс Его и показал? Кому? Босякам? Чтобы отобрали, да Ещё мне же и морду набили?

К обеду все знали, что поднятый самородок весит десять килограммов двести граммов. Вечером приехал Никишов. Он освободил Каца из лагеря, а самородок увёз в Магадан.