Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 3"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Валерка сощурился и долго глядел на лампочку.

– Вот, предлагают поехать на Индигирку начальником нового прииска. А Ещё хочется поработать на рудных месторождениях, ну на вольфраме или в крайнем случае – на олове. Вон сколько рудников открывают.

– Тогда валяй на никель, – усмехнулся Юрий, успокоившись. – Уж Если Ехать, то на Чукотку или Индигирку. Не будь у меня семьи…

– Эх, Юрка, Юрка! – вздохнул Самсонов и опасливо обнял Его за шею, жарко дыша в лицо. – Война многим принесла тяжёлое горе. – Он снова вздохнул, неумело прижимая голову Колосова. – Старики погибли у меня в Ленинграде. Умерли от голода. Намучились в холодной квартире, распухли…

Юрий отшатнулся. Он знал, что родители Валерки жили где-то на Волге, под Саратовым. А тот, глядя в угол, описывал всю трагичность осады, все мучения, выпавшие на долю ленинградцев, стараясь доказать, что умереть от пули или бомбы – не только счастливая смерть, но и честь.

– Зачем ты всё это плетёшь? Знаешь что-нибудь, выкладывай. Что ты всё ходишь вокруг да около.

Валерка положил на стол смятую телеграмму. Юрий почувствовал, как замерло сердце. Он схватил телеграмму, но пальцы не слушались, с усилием развернул бланк и прочитал:

«Лежал госпитале снова передовую тчк Заходил квартиру Жени тчк Дом разрушен прямым попаданием погибли все тчк Сообщи осторожно Юрию Краевский».

– Я понимаю, брат Юрка, как худо тебе. Хотел подготовить, да видишь – не получилось. – Самсонов замолчал, сел за стол и уткнулся лицом в ладони.

Юрий погасил свет, сел рядом с Валеркой. Он плохо понимал, что произошло. Вадик? Женя? Как же так? Значит, Женя никогда не приедет…

Они молча просидели с Валеркой до рассвета.

– Где тут анализы, що звонили? – робко спросила Миленко, входя в химическую лабораторию мастерских. И сразу растерялась от холодного блеска колб, бутылей, трубок на столах и полках.

Никто не ответил. В аналитическом отделении был полумрак. Сквозь щель под дверью с табличкой «Весовая» пробивался свет. Миленко сделала несколько осторожных шагов и, услышав за дверью мужской голос, остановилась.

– Нет на приисках резцов по металлу. Скажи девкам, может, притащат, не своё ведь. Заплачу хорошо. Да-а, говорят, у вас буровые головки армируют алмазными бортами, вот бы хотя одну.

– Да что вы, дорогой мой, откуда? – Это голос Левченко.

– Достаньте мне шерстяную кофточку, да я вам всю Маринкину инструментальную кладовую переверну, – вмешался другой женский голос.

Миленко узнала ночную дежурную лаборатории Челканову. В лагере Её звали просто Чёлка. Это была беловолосая, молодая женщина из воровок.

– Ну ладно, докалякаемся с блондиночкой, – проговорил мужчина. – А по части… – Он хмыкнул, – Нам всё равно, Аллочка, хлеб или пироги. Давай лучше пироги.

– Ох эти мне мужчины, – игриво перебила Его староста. – Нелегко найти жемчужную раковину в такой луже. Разве из уважения к вам. Должна прийти одна, познакомлю. О, это настоящее воплощение Украины – и чёрная бровь, и свежесть садов. Чёлка работает в ночь постоянно. А остальные… Ну да вы, горняки, народ неотразимый.

Миленко растерялась. Повернулась бежать и в спешке задела какую-то тумбочку. Та упала, детали со звоном рассыпались по полу.

– А, это ты, Миленко? – распахнула дверь Левченко. – Ну, заходи, заходи! – Она быстро подошла к девушке, обняла за плечи и ввела в весовую.

Здесь сидело двое мужчин и Чёлка. Возле аналитических весов стояла бутылка с вином, мензурки, открытая банка американской колбасы, нарезанная ломтиками ветчина. Молодой парень сидел на высоком стуле и поправлял воротник вышитой украинской рубашки. Второй, уже в годах, что-то шептал Чёлке, поглаживая Её белые как лён волосы.

От женихов не было отбоя. Под разными предлогами они приезжали за сотни километров, привозили подарки и начинали ухаживать-опекать. Но приезжали преимущественно люди с уголовным прошлым, бесцеремонные и нахальные. Миленко это знала и потому испуганно жалась к стене.

– Мени треба анализы, – пролепетала она, стыдливо закрывая рот уголком платка.

Парень разлил по мензуркам вино и оглядел девушку оценивающим взглядом.

– Не будь деревней, дорогуша, садись. – Левченко придвинула стул и зашептала Ей в самое ухо: – Этот красивый молодой человек давно ищет возможности познакомиться с тобой. Да не красней, ты, Ей-богу, не институтка…

– Зовсим не можно…

– Ты в лагере, милая, без поддержки пропадёшь. А то подвернётся какой-нибудь прохвост.

Парень расставил мензурки. Левченко выпила и смотрела выжидательно. Миленко смутилась. Пить страшно, и отказаться опасно. Староста уговаривала. В это время в дверях появилась Лаврова. Лицо Её казалось спокойным, но глаза сухо блестели. Чёлка залпом выпила и, поперхнувшись, закрыла руками лицо. Мужчины смутились. Левченко радостно заулыбалась и подбежала к Марине.

– Мариночка, как хорошо. Пройди, садись. Как кстати, как кстати. Нам давно время поладить. Чего делить-то? Да и один в поле не воин, ни тылов, ни дружеской поддержки. – Она обернулась и представила: – Познакомьтесь, это Марина – гроза и гордость лагеря.

Пожилой мужчина быстро наполнил мензурку и подошёл к Марине.

– Выпей, – принялась уговаривать Левченко. – Найдём тебе жениха, сразу утихомиришься и спасибо скажешь.

– Уж не этого ли губошлёпа в женихи мне определила? – спросила Марина, бесцеремонно оглядывая парня. – Женишок, значит? Та-аак?..

– Ну, Мариночка! Пожалуй, ты напрасно? – забегали глаза у Аллы Васильевны.

– А может быть, этого? – не обращая внимания на Левченко, продолжала Марина, насмешливо глядя на пожилого. Тот растерянно стоял с мензуркой и нелепо притоптывал. – А ты, дедушка, выше ножку, выше. Будет совсем мило. Да брюхо подбери, потеряешь! – Она жёлчно захохотала. – Мухи вы зелёные. Паразиты!

– Ну-ну, ты полегче на поворотах! – вздрогнул пожилой и, покосившись на окно, поставил мензурку. – Не забывайся! А не то знаешь…

– Марш отсюда, червЯки! И дорогу забудьте! – Марина схватила за руку Миленко и угрожающе блеснула глазами. – Ты, староста, эту девчонку забудь. А со мной не играй, я сама умею купить и продать. – Не выпуская руки девушки, она вышла.

Молодой парень заторопился.

– Чёрт вас тут разберёт. Ещё вляпаешься. Психопатки какие-то. Ну я пошёл. Если что будет, скажете кому надо. – Воровато оглядевшись, он быстро побежал к проходной.

Левченко подошла к окну, прислушалась.

– Ты чего расстилалась перед Маринкой – как дурёха, – накинулась на нее Чёлка. – Ей давно, стерве, мину подложить надо. Кубышка твоя не без Её рук уплыла. Шайхула не только у тебя крутился. – Она подскочила к старосте и схватила Её за руку. – Молчишь? Да и верно, кому пожалуешься?

– Ничего больше не хочу, устала. Всё, что ни делаю, – прахом! Потеряна жизнь. – Левченко вздохнула. – Сегодня староста, а завтра?

– А ты сегодня живи. Урвала – твоё, – сочувственно проговорила Чёлка. – Да уж ладно, ты только не мешай. Я что-нибудь придумаю сама.

Больше десяти дней тянулась командировка Самсонова. С транспортом оказалось куда сложней, чем он думал, а надо было завозить груз на отдалённые участки. Дальстрой передал часть машин Чукотке. Открывались новые предприятия ниже Среднекана, и теперь по зимней дороге туда везли оборудование для рудников. Появились прииски на Индигирке – и протяжённость основной трассы перевалила за тысячу километров.

Пришлось Ехать в Берелёх к начальнику автобазы и договариваться о цистернах под горючее. На обратном пути он заехал в Нексикан к Колосову. Смеркалось. За заводским забором теснились крыши цехов. Вахтёр пропустил Валерия в производственную зону. Там он увидел толпу женщин. Они окружили девушку в телогрейке.

– Зараза! Воровка! Тварь!

К девушке протолкалась молодая женщина с выбившимися из-под платка льняными волосами. Заглушая других, она пронзительно закричала:

– Попалась, паскуда! У своих воровать? Весь цех без выработки решила оставить? Хватит, повыкобенивалась!

Девушка покорно сложила на груди руки. На Её лице застыла растерянная улыбка. Только круто изломанные резкие брови вздрагивали и странно блестели глаза.

Самсонов подошёл ближе.

– Да мы тебя сначала сами распишем, а потом в цех потащим, – визжала беловолосая. – Вот я тебя за всех! – она рванула из-под полы обрезок металлической трубы.

Девушка словно очнулась.

– Ну украла, скажем, а что? Значит, бить собираешься? Да ведь ты, шавка, и ударить побоишься, разве поцарапаешь! А я вот нет! – рывком она выхватила у блондинки трубу и ринулась на женщин. Те с визгом бросились по сторонам, освобождая Ей дорогу.

Девушка спокойно отошла на несколько шагов и швырнула трубу в снег. Блондинка не успокоилась. Подняв с земли кусок железа, она, крадучись, бросилась за девушкой.

Не отдавая себе отчёта, Самсонов схватил беловолосую за руку.

– А ведь подленько, сестричка! Эта малышка куда храбрее вас, – проговорил он взволнованно.

Девушка, остановившись, оглянулась.

– Ещё один рыцарь, да какой могучий. Только напрасно ввязываешься, миленький. Тут девки такие, что не моргнув оторвут всё. – И скрылась за дверью цеха.

Самсонов чувствовал, как пылает Его лицо. На черта он влез в эту кашу? Хулиганка, и Ещё воровка. Он ругал себя. Но девушка произвела на него сильное впечатление. Раздумывая, побрёл Самсонов в контору мастерских.

Нашёл он Колосова удручённым и расстроенным. При свете настольной лампы лицо Его казалось совсем бледным. Юра вяло поздоровался.

– Одна беда за другой, – заговорил он, помогая Самсонову снять шубу. – Пропали два человека – Шайхула и Копчёный. Да ты их, наверное, помнишь по Югу?

– Убежали?

– Нет. Бежать не имело смысла, тем более зимой. У одного осталось восемь, у второго год. Оперотдел провёл расследование и решил, что парни погибли. А под снегом разве найдёшь. Жаль ребят, давно знаю.

Самсонов прошёл и сел. Пружины дивана застонали. Юрий Ещё что-то рассказывал о пропавших парнях, но Валерий не слушал, он всё думал о лихой девушке.

Во дворе мастерских вспыхнули наружные фонари. Тени от столбов тусклыми дорожками легли на снег. Самсонов закурил и рассказал о происшествии на дворе, свидетелем которого невольно оказался.

– Это Лаврова, – сразу догадался Юрий. – Странная особа. Посмотришь в глаза – воплощение всего чистого. А рот раскроет – и стены краснеют.

– Да, да-а… – задумчиво протянул Валерка.

– Чего только про неё не говорят: и венеричка, и психопатка, и бандитка, и Ещё чёрт знает что. Все Её сторонятся и побаиваются, даже начальство. А лагерницы ненавидят и остерегаются.

– А ты?

– Да чёрт Её знает, я Её сам не пойму. Дикое что-то в ней… – Юрий провёл ладонью по лбу. – Ты знаешь, у неё одной нет жениха.

– Не знаю почему, брат Юрка, но она растрогала меня. В ней действительно что-то Есть. Она так посмотрела.

– Наверное, потому что увидела в тебе достойного из достойных, – пошутил Юрий.

Самсонов продолжал:

– Конечно, женщина всегда остаётся женщиной. Такое пренебрежение к внешности странно. А в каком воровстве Её обвиняют?

– Кажется, заело? – спрятал улыбку Колосов. – Инструменты воруют в мастерских и продают на прииска. Ну мы и решили поставить в инструментальную кладовую Лаврову. Думали, девка боевая. На днях получили несколько коробок победита, а тут привезли в цех импортный расточный станок с дорогостоящим специальным инструментом. Победит и алмазные головки, не раскрывая, передали Лавровой.

– Украли?

– Страшенный скандал. Подняли на ноги весь лагерь.

– Но могли утащить другие? – заволновался Валерка.

– В том-то и дело. Коробку с победитом у неё нашли, и подозрение падает на Лаврову. Осталось найти алмазные головки. Женщины от неё натерпелись и стараются с ней рассчитаться.

– А как объясняет оиа сама?

– Ты же видел Её? «Разбирайтесь, и всё». Сказала, что ответит на все вопросы, только в цехе, фыркнула и ушла. Сегодня там собрание, придёт лагерная администрация и решат с Лавровой. Да ну их всех, осточертели, – отмахнулся, Юрий. – Скажи лучше, что у тебя нового.

– Тольку видел. В больнице радость. Герасимову сбросили два года. Он разработал или открыл, не знаю как по-медицински, новый метод лечения обморожений токами высокой частоты. Толька радуется, будто это Ему такое счастье. Нина Ивановна каким-то образом опуб-ликовала Его работу в журнале «Хирургия». Трудом заинтересовался академик Бурденко и прислал Ему письмо. Метод Герасимова уже принят в армии.

Юрий вскочил и сел рядом с Самсоновым.

– Заключённый – и за своей подписью публикует статью в журнале? Да ты что! Если дознаются, будет беда. Он не имел права посылать статью, минуя управление. Это бросает тень на Нину Ивановну.

– За такое не накажут. – Валерка расправил широкие плечи, улыбнулся. – Михаилу Степановичу тоже скинули два года. Я так рад. Сергей Егорович, говорят, постарался.

– За золото Никишов готов пренебречь всеми законами. Ведь всё оно идёт в Его личный актив. Он теперь тоже поддерживает Краснова.

– С Шулиным они и верно два кита, – согласился Самсонов. – Что наладили работу на участке, не странно, но как они прибрали к рукам ворьё? В чём сила Краснова? Ведь теперь сам арестант.

– Душа, вера, чистота, – пылко ответил Юрий.

Позвонил телефон. Колосов поднял трубку, послушал.

– В мехцехе будут разбираться с Лавровой, пойдёшь?

– Конечно.

Мастер Балакин высморкался в красный платок, обвёл глазами собравшуюся смену.

– Дорогостоящий станок без расточных головок обесценен и не даст нужной точности обработки, – заговорил он глухо. – Одну из коробок похищенного победита нашли. – Он поднял коробку, завёрнутую в газету. – Вот она. Кладовщица отказалась объяснить, почему она унесла Её в центральный склад и спрятала за коробками с приборами.

Женщины зашептались, повернулись к Лавровой. Она стояла у фрезерного станка. Телогрейка висела на ней, как на вешалке. Большие бурки не касались икр.

– Расточные головки пропали одновременно с победитом, – штампует Балакин слова. – До решения собрания я отстранил Лаврову от кладовой и поставил на станок. Предупреждаю всех: Если головки и остальные две коробки с победитом не будут возвращены, я потребую списать из цеха всю смену.

Женщины снова зашумели. Лаврова громко спросила:

– Но почему вы решили, что воровка обязательно я?

Мастер постучал трубкой по столу.

– Потерпите, пока я закончу. Я не следователь и не исследователь, а мастер, – оборвал он Её раздражённо. – Но Если ты попалась с одной коробкой, то стоит ли искать другого вора? Остальное расскажет староста лагеря. – Он сел.

Левченко поднялась и повелительным жестом успокоила женщин.

– А рада, как празднику! Не таись, староста, не таись! Насквозь вижу. Ну поймала, ну рассчитаешься, а дальше? – крикнула Марина.

Цех ахнул в порыве общего возмущения. Валерка болезненно стиснул зубы, отвёл глаза.

– Я не буду отвечать на выпад Лавровой, – заговорила староста, вкрадчиво улыбаясь. – Все мы знаем, что за штучка Марина. Я вам просто расскажу, как мы нашли эту коробку. Вчера вечером Лаврова пришла в склад и тихо сунула Её за наборы с материальным инструментом. Это заметила заключённая Кривенко. Ты, Маша, подтвердишь? – повернулась она к пожилой женщине.

– Утверждаю! – выступила та вперёд. – Мне староста давно наказывала приглядывать за девкой. Струмент, говорит, растаскивают. Ну, я как застукала Её, то сразу…

– А кем вы работаете на складе? – спросил уполномоченный.

– Я-то? Да куды пошлют.

– Ну, я послала девочек, и вот коробка, – продолжала Левченко.

– Значит, я украла в кладовой, а они в складе? – снова прервала Её Марина.

– Иначе тебя не уличишь! А потом ты могла Её сплавить, как остальные коробки.

– Но почему ты решила, что я торгую оптом? А может быть, я обхожусь без коробок? – засмеялась Марина.

– Лаврова, к порядку! – прикрикнул на неё начальник лагеря.

– Молчу, – послушно отозвалась девушка.

Левченко придвинула к себе свёрток, тая улыбку.

– Ну а утром узнали, что недостаёт не только этого.

Как оказалось, Марину в двенадцать ночи сменила в кладовой Миленко, и ночной мастер почти сразу же обнаружил пропажу. Миленко стояла у двери и горько плакала.

– Да я ж и ни бачила, який такий алмаз! Да на що вин мене? – причитала она.

Левченко ловко намекала, но избегала выводов, предоставляя это другим. Получилось, что виновата Лаврова.

Самсонов расстроенно глядел в окно.

Всё было Ясным.

Кроме Лавровой и Миленко, в инструментальную никто не заходил, Если не считать дежурной по лаборатории, приносившей в пересмену анализы плавки. Все были настроены против Лавровой, факты доказывали Её виновность. Она молчала.

Мастер вскочил, протянул к ней руки.

– Мариночка, дочка! Без инструментов мы пропали. Ну скажи, миленькая, где головки? Зачем они тебе? Отдашь, я сам за тебя хлопотать буду!..

– Лаврова, – сердито сказал начальник лагеря. – Тебе слово. Ты хотела что-то сказать собранию? Посмотри на мастера, он чуть не на коленях тебя просит.

Марина быстро прошла к столу. Даже удивительно, как при Её одежде можно вот так легко, танцуя, ходить.

– Андрей Никитич, у вас ключ от железного шкафа? – спросила она мастера.

– Да, а что такое? – зазвенел он связкой ключей.

– Тогда отоприте шкаф, там на нижней полочке несколько Ящиков. Если можно, принесите.

Мастер побежал в конторку и тут же вернулся со стопкой Ящичков.

– Откройте! – попросила Марина.

Тот отбросил первую крышку – расточная головка. Вторую – опять головка, а в следующих коробках лежал победит.

– Теперь посмотрите, что тут? – показала она на свёрток в газете. Мастер развернул газету и картонную упаковку с рекламными импортными рисунками. Там рядками лежали плитки Иогансона. – Поднялся шум. Голос мастера Едва донёсся до Самсонова.

– Чего же ты морочила всем голову?

– Тише! – Марина так крикнула, что женщины притихли.

– Вы хотели меня судить, даже бить хотели. Судите, но всех. Я виновата в том, что молчала, но по-другому не могла. Вы доверили мне кладовую, спасибо вам, – повернулась она к мастеру. – Имела ли я право вас обмануть? Нет! Но я знала, что будут тащить. Одна я, все против меня…

– Ну-ну, покороче! – вмешался начальник лагеря.

– Короче? Подозревая кое-что, я сразу переложила инструмент в другие коробки и попросила нормировщика закрыть в шкаф. А тут мне мастер приказал собрать все актированные плитки и отнести на склад. Ну я и сложила в пустую коробку из-под победита. А когда увидела, что за мной следят, вернулась и заполнила остальные Ящички. Миленко обмануть нетрудно, она очень доверчивая, ну вот и украли. – Марина посмотрела на старосту, засмеялась – Эх, и глупая ты, Алка, глупая. Видно, мало тебя Ещё били. Всякое о тебе думала, но чтобы ты в такое влезла… Этого не думала, умней считала. Знаю, сама бы ты не стала, не те масштабы. Чёлке спасибо скажи.

– Пошли! – подтолкнул Юрий Самсонова. – Пусть они тут сами разбираются. Все хороши.

– А ты не прав. Мне положительно нравится эта деваха. Какая отчаянная. Честное слово, молодец! Может быть, всё не так уж умно, но лихо, – говорил Самсонов.

А за их спинами уже кричали, ругались, и громче всех звучал визгливый голос Чёлки.

Уже не было привычного шума во дворе мастерских. Не слышно ни рычания дизельных тяжеловесных машин, ни брани водителей с кладовщиками. Погрузочный кран, задрав стрелу к небу, как бы высматривал с высоты полезное для себя дело. Склады опустели, машины ушли на базы переоборудоваться под наливные.

Каждый день, приближающий весну, радио приносило известия о том, что советские войска теснят фашистов, гонят на запад. Так же быстро откатывалась и зима. Солнце в несколько дней взломало ледяную броню реки, унося бурелом, валежник. И уже снова тайга дышала смолой.

Колосов вернулся из управления. В конторе тихо, сотрудники разошлись на ужин. Он осторожно вынул фотографию Жени, бережно развернул.

– Может быть, живы. Живы мои родные, – прошептал он.

Он твердил это постоянно, как заклинание, утешал себя, как и другие, потерявшие семьи. Ещё раз взглянул на фотографию. У Вадика было сердитое лицо.

– Эх, Вадик, Вадик, неужели так и не поездишь на шее отца?

Юрий совсем закручинился. Где-то в небе гудели моторы. Юрий распахнул форточку. Над долиной плыло несколько звеньев самолётов. Их перегоняли с мыса Уэлен на запад. Воздушная трасса проходила над Чай-Урьёй, и гул самолётов постоянно напоминал о войне. Порыв ветра смахнул со стола пепел, разворошил календарь.

Юрий убрал фотографию, придвинул папку с корреспонденцией, поправил загнутый лист календаря. Там запись – подготовить бригады лотошников. Теперь план по золоту для вспомогательных предприятий стал обязательным. Он открыл папку. Сверху лежало письмо, свёрнутое треугольником.

Он развернул, разгладил листок. Письмо было написано химическим карандашом. Строчки виляли, автор, видимо, не жалел слюны.

«Здравствуй, начальник!

Пишет тебе Шайхула, небось не забыл! Привет тебе от Копчёного, он рядом в землянке, кемарит. Недавно пришли из разведки, приволокли одного фрайера-Языка, теперь отдыхаем. Не арестанты, а разведчики, вот мы кто. Как бы снова родились. Ты не обижайся, что ушли, не сказали, а что оставалось делать? Начальники-дураки так и не пустили. Всё думали, что будут брать уголовников, хотя бы в штрафные, да видим нет. Так что пришлось самим. Надоела тюрьма, начальник. Порвать с братвой не простое дело, а пора. Вот и порешили: али грудь в крестах, аль голова в кустах. Вот мы как!

Передай там командиру дивизиона, пусть нас не ищет. Пока мы по липе, а как отличимся, пойдём к командиру и всё выложим. Теперь для нас это главное, чтобы в законе..

Наверное, жаловалась староста. И верно, пришлось тряхнуть Её мошну. Да Ей это на пользу, нынче по тёмной не проживёшь!

Шайхула».

Добрались, черти, но как?

По радио передавали приказ Никишова о создании нового Индигирского горнопромышленного управления/ с центром в посёлке Усть-Нера. Война, а золотая Колыма росла, раздвигая свои границы, и никакая сила не могла остановить этого победного наступления.