Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 3"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 5

В порт Колосов так и не попал: пускали строго по пропускам, а времени до начала совещания оставалось мало, не успевал оформить. Начинался снегопад. Небо потемнело. Редкие пушинки тихо плыли в воздухе, не решаясь лечь на мягкую дорогу. Юрий повернул к главку.

С главным металлургом Смирновым он прошёл на второй этаж. Там кабинеты руководства. Ковровые дорожки, полированная мебель под красным бархатом, ковры. За столами военные. Разговаривают шёпотом, ходят на цыпочках, срываясь с места бросаются на звонки. От скрипа дверей вздрагивают. Дисциплинка, ничего но скажешь. Кабинет начальника главка – как зрительный зал приискового клуба. РЯды стульев. Письменный стол с длинной приставкой. На стенах портреты и утыканная флажками огромная карта.

Никишов сидит за столом. Рядом молодой военный коротко докладывает. Юрий тихо сел в уголок. Голос военного чёткий, вышколенный.

– Пишет инженер Крикунов. Два сотрудника производственного отдела постоянно нарушают трудовую дисциплину, опаздывают.

– Жалобщик, ишь ты, – прошептал комиссар. – Сотрудникам по выговору, а эту дрянь убрать. На Чукотку или на Индигирку, так, чтобы не воняло. Передашь в кадры!

– Есть.

Люди входят в кабинет и тихо рассаживаются.

Шумно открылась дверь второго кабинета. Показался Егоров, а с ним начальник промышленно-заводской инспекции и начальники отделов. Егоров весёлый, жизнерадостный. Идёт здоровается, громко смеётся, разговаривает.

– Так что ж, начнём? – Он с шумом отодвигает стул, садится. – Серьёзный у нас вопрос. Решили поговорить в присутствии Ивана Фёдоровича. Война. Обстановка на фронтах известна. Враг рвётся к нашей нефти. В Дальстрое создалась угроза с бензином и транспортом. Выход один – половину автомобильного парка переоборудовать на газогенераторы. Леса у нас хватит.

– Половину, – прикинул Юрий. – Это больше двух тысяч машин. Значит, придётся осваивать сложное автомобильное литьё, изготовлять газогенераторные установки, аккумуляторы и многое другое.

Егоров говорил о восстановлении тракторного парка и оборудовании Его бульдозерными отвалами. В горных работах бульдозеры произвели настоящую революцию. Но просто сказать, а как изготовить это землеройное оснащение на трактора.

Обсуждение проходило живо. Все понимали – надо. Но какими средствами?

– Недостающее оборудование будем осваивать на своих заводах, – продолжал Егоров. – Оротукан – тяжелые станки типа «ДИП-400». Сусуманские мастерские – фрезерные и «ДИП-200», ну а Спорнинская авторемонтная мастерская – для своих линий.

– А где брать железо для газогенераторных установок?

– Часть железа Есть. Придётся, конечно, резать бензобаки, цистерны и другие ёмкости.

Как оказалось, было подсчитано всё. Егоров отвечал на вопросы не задумываясь.

На стене гулко пробили часы. Слово попросил главный инженер Оротуканского завода (теперь мастерские стали заводом).

– Не совсем у нас ладится со сталью. Специалистов, знающих скрап-карбюраторный процесс, почти нет. Нашли инженера на прииске «Бурхала». Работает экономистом. Приглашали – отказался. Боится.

Никишов побагровел:

– Вызвать Его ко мне. Пойдёт. Пусть только попробует отказаться, десять лет дам! В забое сгною!

– А тут Ещё начальник Сусуманских мастерских Подшивалов засомневался, можно ли отремонтировать столько тракторов.

Никишов вскочил, подбежал к карте и так взмахнул рукой, что разлетелись по полу иголки с флажками.

– Он не может, а они могут? – колотил он рукой по карте. – Снять! Найдём настоящего директора!

Егоров спокойно возразил:

– Ты, Иван Фёдорович, не горячись. Подшивалов директор молодой, способный. Дело у него поставлено хорошо. Парень поторопился, но ведь правильно высказал свои сомнения. Мастерские, Если не помочь, не справятся с заданием. Мы уже подсчитали и поможем. Разве лучше, когда руководитель промолчит да поставит перед фактом, – Он улыбнулся. – И с инженером уладим, поедет он, Иван Фёдорович. В наших условиях сталь варить – не дрова рубить. Не каждый согласится, тем более после лагеря.

Никишов промолчал.

– Сергей Егорович, когда стекольный будет поставлять электролампы? – спросил директор второго завода.

– Всё с вакуумом возятся. Но, кажется, нашли специалиста.

– Опять какая-нибудь сволочь? – проворчал Никишов.

Егоров повёл плечом.

– Это как смотреть. К сожалению, крупные специалисты в чужие карманы не лазят.

Прозвенел сигнал перерыва. Егоров поднялся и предупредил, чтобы после обеда все собирались к нему, там и закончится совещание.

Теперь машины ходили колоннами. Автолампочку не найдёшь ни за какие деньги. Только передний грузовик шёл с горящими фарами, остальные с факелами, чтобы видеть задний борт впереди идущего.

На приисках в тепляках продолжалась промывка. В засыпанных снегом забоях жгли костры лотошники. Дорогу к Самсонову всё Ещё строили, но проезд уже был. Зарывшись в пахнущий бензином тулуп, Колосов дремал в кабине. Машины свернули на приисковую дорогу, тут уж не поспишь. Кучи земли, выбоины, канавы. Дорожники ведут подсыпку полотна, делают сточные трубы, мосты. По обочинам дороги костры с подвешенными над ними котелками, вокруг люди.

Над лесом выплыл месяц. Стало светлей, водители поехали быстрее. По обеим сторонам насыпи протянулся густой молодой лес. Но вот дорогу перебежала лиса, заметая хвостом следы, и притаилась. Видны только насторожённые ушки и два зелёных огонька. Водитель притормозил, вытащил из-за спинки сиденья ружьё и прицелился через опущенное стекло в дверке.

Раз!.. Два!.. Осечка. Лиса поглядывает, не шевелясь. В третий раз грохнул выстрел, лиса тявкнула по-собачьи и бросилась бежать. Видна только тень на снегу.

– Вот же сатана! А ведь промеж глаз целил, – оправдывался водитель.

Показался прииск и посёлок в густом лесу. Темно, только в одном доме светятся окна. У входа чернеет доска показателей с обвисшим флажком, значит, это и Есть приисковая контора. Под навесом крылечка два силуэта перемигиваются огоньками папирос. Машины свернули на склады. Юрий по тропинке пошёл на свет окон. В приёмной дежурный что-то записывал в книгу телефонограмм, поднял голову и показал глазами на скамейку.

Значит, начальник занят. Юрий сел. И верно, из кабинета слышны голоса, покашливание. Он придвинулся к двери, заглянул в щёлку. На скамейках у стен сидели люди в брезентовых куртках и Валерка за письменным столом с карандашом в руке. Перед ним раскрытый блокнот. Рядом военный, звание не разглядеть.

Самсонов изменился, похудел. Юрий услышал Его голос:

– Наше дело не рассуждать, а исполнять. Если представитель главка считает, что необходимо снять обслугу и послать на промывку, – эначит так надо. Увеличение намыва золота даже на сто граммов безусловно имеет большое значение.

– А послезавтра потеряем килограмм? – Едко вставил хриплый голос.

И вдруг Валерка, добряк Валерка, вскочил, да как ударит кулаком по столу.

– Прекратить разговоры. Ты что, считаешь, в главке одни дураки сидят? Приказано – и всё! – Он повернулся к военному и уже виновато закончил – Вы, товарищ подполковник, уезжайте спокойно. Всё будет, как вы нашли разумным распорядиться. Кровь из носу, но вы-дачу золота с сегодняшнего дня увеличим, даже Если потребуется загнать всех в забои. Спасибо за вашу помощь, советы, за всё. Машина на складе. Счастливо доехать. Не забывайте нас.

Ну не подхалим ли? Да он просто превратился в первейшую сволочь, обозлился Юрий.

Военный вышел. В приёмной он торопливо укутался в шарф, взял из шкафа чемодан и, как будто боясь, что Его вдруг могут задержать и о чем-то спросить, выскочил из конторы.

– Чего ты опять сунулся со своими разговорами? – напустился Валерка на горняка, предварительно насмеявшись;– Ему же наплевать, что будет с прииском. Раз приехал, то должен показать, что не напрасно. Сплавили – и хорошо. Что мы, не найдём этих несчастных граммов?

– Да ведь чепуху мелет, – возмутился горняк. – Сколько развелось гастролёров. Разве выдержишь?

– Продолжим о калориях, – перебил Его Самсонов. – Скоро начнётся забой оленей. Стада уже сгоняют. Ты, Иван, поедешь в совхоз «Челбанья», Ты, Костя, валяй на Талую. Ну а Иван Николаевич, как самый солидный, поближе – на Таскан. Если нам удастся раздобыть тысячу-полторы голов и ног, лагерь мы обеспечим. Ноги и головы в фактуры не включать. Их Якуты всё равно выбрасывают, да я уже договорился. А сколько нам нужно будет, спросите на участках. На резерв потом добавим.

Затем, уже обращаясь к кому-то конкретно, продолжил, показывая на карту.

– Смотри, новая дорога на Хандыгу. До Куранах-Салы доберёшься на машинах дорожников. Здесь распадок. Перевалишь через невысокую седловину и попадёшь в долину. А вот и озеро, – разъяснял он, водя по карте пальцем. – Юрта будет ниже, там найдёшь Винокурова. Рыбы тьма. Вывезешь на дорожную командировку. Лошадей даст начальник дистанции. Машину пришлём через двадцать дней.

– Так я, пожалуй, начну собираться? – спросил мужчина.

– Да-да. – Валерка вновь обратился ко всем присутствующим – Ну а с золотом всё Ясно?

– Да что вы, Валерий Григорьевич, сумлеваетесь? Младенцы мы, что ли?

– Ну, хорошо.

Люди поднимались, закуривали. Колосов открыл дверь и вошёл.

– Брат Юрка? Какими судьбами? – вскочил Самсонов.

– Валерка! Злодей! Ведь столько лет! – Они обнялись. Горняки поспешили уйти.

– Ну, брат Юрка, и здоров же ты стал! Сатана! Чёрт полосатый! – тормошил Его Самсонов. – Ну а я, как видишь, в начальство затесался. Государственный план выполняю. Теперь я власть имущий, и ты со мной не шути, – добродушно смеялся он, приплясывая вокруг Колосова и потирая руки.

– А ты и верно тут сила. Я слышал, как ты крутил мозги этому подполковнику. Поначалу разозлился на тебя. Ну, думаю, охамел, да Ещё и в подхалимаж впал. Потом понял.

– Эх, брат Юрка! Я человек тёмный, потому и балансирую.

– Попадёшься, выгонят враз, – засмеялся Юрий.

– Выгоняют и не таких, как я! – задумчиво ответил Самсонов. – Ладно, пойдём. – Он подхватил Колосова под руку.

Стояла глубокая ночь. Посёлок затихал. Где-то тявкнула собака. Из леса Ещё доносился шум машин. Месяц спрятался за сопку и выглядывал только одним рожком. Лес тонул в набегающей темноте.

Валерка жил в отгороженной части барака. Две маленькие комнатки и кухня. Чисто, на окнах занавески. Кровать заправлена по-армейски.

– Ого-оо? Как у семейного. Ты здорово выправился, – засмеялся Юрий.

Самсонов снял шубу и повесил за занавеску в углу. Сбросил валенки и надел тапочки.

– Что делать, научился, старый холостяк. По совести, меня такая чистота гнетёт, но как бы я Её требовал от других, Если у самого Ералаш? Раздевайся и будем ужинать. Сегодня, кстати, перекличка.

– Перекличка? – переспросил Юрий. – Так ведь по приказу на них обязаны присутствовать и горные мастера. Дождались бы уже, зачем отпустил.

– А мы из квартиры, – загадочно усмехнулся Самсонов.

– У тебя соберутся?

– Если каждый день всех держать до утра, то когда работать? В управлении-то всегда выспятся. – Валерка раскрыл шкафчик, вынул консервы, хлеб, спирт. – Пока стол готовим – отбрехаемся, а потом отпразднуем встречу. Открывай! – Он бросил на стол консервный нож и вынул скатерть. – Для торжественности.

В кухню вошёл старик с ведром воды и охапкой дров.

– Вам, Валерий Григорьевич, больше ничего не нужно?

– Нет, спасибо, идите. – Самсонов перенёс на стол телефон и включил репродуктор.

От печки шло тепло. У открытой форточки тихо колыхалась занавеска. В комнату заглядывал кусочек неба с одинокой звёздочкой. Чувство покоя и благодатного уюта охватило Юрия.

– Внимание! Внимание! Идёт настройка! Как вы меня слышите? – Самсонов поднял трубку.

– Перекличку Чай-Урьинского управления начинаю. Нас слушает начальник Дальстроя! – раздался голос Агаева. – Прииск Чкалова, товарищ Муляр?

– На проводе!

– «Комсомолец»?

– Слушаем!

Прииски вызывались в большинстве своём по фамилии начальника. Самсонов откликнулся довольно бодро.

– До конца года остались считанные дни! Сегодня план управления и Дальстроя в целом не выполнен!

– Ну, это можно не слушать. До нас Ещё не скоро. Первыми перепадает приискам долины. – Самсонов положил трубку на стол и принёс графин брусничной воды. – Пей! Кислятину надо запивать кислятиной! – покосился он на репродуктор, а там уже Агаев разносил «Большевик».

– Не позволю! План должен быть! Немедленно поднять бригады, а Если нужно, так весь прииск и – в забои, в тепляки.

– Андрей Михайлович, да ведь на прииске у меня в основном вольнонаёмные.

– Слушайте, товарищ Но-ви-ков! Вы это бросьте! Я заставлю вас!

– Меня-то чего заставлять. А вот бригады? Они только вернулись с работы. – В голосе Новикова звучало раздражение.

– Вызовите взвод охраны! Пойдут! Вы поняли меня? Предупреждаю, Если к четырём утра не будет перекрыта задолженность дня, сниму с работы. Забойщиком пошлю!

– Ну, сегодня «Большевик», конечно, припишет, а как завтра? – усмехнулся Валерка. – Какая глупость. Разве за четыре часа, да зимой, да в ночь, что-нибудь сделаешь, хоть выставляй весь прииск. А потом за очковтирательство под трибунал.

– Непомнящий? У тебя все присутствуют на перекличке? – спрашивал Агаев уже начальника прииска «Фролыч».

– Все-все. Выходим, Андрей Михайлович, всем составом в тепляки! – Отрапортовал Непомнящий, не тратя зря времени.

– Предупреждаю! Всем, не выполнившим за ночь задание, в четыре утра быть у микрофонов!

– Есть! Есть! Слышим! – доносятся голоса.

– Опять бедолагам всю ночь дежурить, – посочувствовал Валерка и тут же схватил трубку. Агаев выкрикнул Его фамилию.

– Все мы тут, Андрей Михайлович. Вот только не прибыл свЯзной с третьего участка, а связь нарушена, – не моргнув глазом, ответил Самсонов.

– Как с планом? Как с золотом, спрашиваю.

– С государственным? Тут у нас, как всегда, порядок. А вот до вашего, оперативного, четыреста граммов не дотянули и опять за счёт третьего участка. Предположительно, конечно. Предположительно, говорю, взяли, по последним дням намыва, – отвечает Самсонов страдальческим голосом.

– Извольте выставить бригаду с центрального посёлка и перекрыть задолженность! Вы поняли? – Голос Агаева гневно вибрирует.

– Значит, завалить работу завтрашнего дня на основном участке?

Самсонов пускается в умелую словесную перепалку. Он не отказывается, нет. Он только просит, и просит тактично. Но в самой Его просьбе звучит осуждение абсурдности переклички и ночных выводов бригад. Говорит он спокойно, уважительно.

Агаев сердится, но не ругает Его, как других.

– Андрей Михайлович, одну минуточку! Я посоветуюсь со своими помощниками! – Самсонов прикрыл рукой микрофон, – Теперь ты понимаешь, что от великого до смешного – один шаг? – шепнул он Юрию и снова в трубку – Посовещались мы тут. Раз надо, значит надо. Четыреста граммов не набрать, а двести пЯтьдесят обещаю твёрдо.

– Ладно, давай двести пятьдесят, – подобрел Агаев. – Если можно с уверенностью дописать в сводку, отдыхай. Ты меня и верно ни разу не обманывал.

– Андрей Михайлович, говорю – значит гарантировано, пишите. – Валерка бросил трубку. – Чёрт знает что! Вынужденное враньё! Хорошо, что у меня Есть чем отмазаться, я стреляный воробей, кое-что на этот случай припас…

– Но ведь это жульничество, Валерка.

– А ты думаешь, мне не стыдно? Считаешь, что я в восторге от такого фиглярства? Но задумайся, что было бы с приисками, Если бы слепо исполнялись все приказы и директивы сверху? Теперь времена сплошных гроз, вот и приходится то амортизировать, то служить громоотводом! Одни приписывают, ну а я взял за правило – держать резерв и торговаться, как барыга. Да Ещё этот дурацкий порядок: не выполнишь план – ругают. Перевыполнишь – тебе «привесок», и снова ругают. Пусть меня судит бог, а бог – это время.

– Мог бы просто уйти, ты же химик.

– Эх, Юрка, да разве я о себе? – Самсонов вздохнул и прислонился к стене.

– Ладно, садись, лучше выпьем. – Юрий разлил спирт и придвинул стакан Самсонову.

Валерий взял стакан и поднял над головой.

– Давай выпьем за… – Он, запнувшись, посмотрел на Колосова. – Давай выпьем за всемогущее время.

Юрий понял, что он хотел предложить тост за Женю, но, зная, что от неё нет никаких известий, решил не напоминать о больном.

И снова в путь. По дороге Колосов задержался на прииске «Комсомолец» у Сараева. Надо было согласовать график зимних ремонтов. Просидели допоздна. Наконец всё обговорили, сверили.

– Если согласен, подписывай.

Сараев подумал немного и повернулся к механику прииска.

– Как ты находишь? Справимся?

– Там уже стоит моя подпись. Трудно будет, но ведь такое время.

В коридорчике кто-то колотил ногами о стенку, стряхивая с валенок снег. Все повернулись к двери. Кто мог прийти в такое позднее время? Рывком открылась дверь, и вошла краснощёкая смуглая женщина лет двадцати восьми. Распахнув шубу, наклонилась над печкой.

– Пурга начинается. – Она подняла на Сараева большие чёрные глаза. – Вы скоро, Григорий Матвеевич? Одна боюсь, проводили бы.

Сараев засмеялся:

– Не могу, Шурочка. У меня жена, дети. Боюсь, что дома старуха угостит вместо ужина кочергой. Вы уж кого-нибудь похрабрей. Колосова, что ли. Он один, жена в Ленинграде. А лучше позвоните мужу, – придвинул он телефон.

– Мой телок давно спит. Ах, мужики-мужики! Я бы на вашем месте не растерялась, – она сладко потянулась. – Нет в вас ни рыцарства, ни удали.

– Да ведь муж твой наган носит. Пальнёт из ревности, а жить мне Ещё не надоело, – шутливо, в тон Ей, возразил Сараев и уже серьёзно спросил – Нет, верно, Александра Захаровна, почему вас не встречает муж?

– Доспится он, что я подцеплю себе посолидней – комиссара. Схватится, да будет поздно, – засмеялась она.

– Так сразу и комиссара?

– А что? Чем я не баба? Всё на месте. Это вы здесь все такие работяги, что не обращаете внимания.

Она сняла валенок и протянула ногу к печке.

– Ну, Если не удастся соблазнить главного комиссара, так и быть, согласна на любого помощника.

– Вы, Шурочка, идите, мы тут Ещё долго, Кланяйтесь своему мужу. Я бы, например, вас одну не пускал, – улыбнулся Сараев. – С такой темпераментной женщиной и верно опасно оказаться один на один.

– Темпераментная? Как же вы об этом узнали?.. Нет, Григорий Матвеевич, вам так и не понять, что такое настоящая женщина, – Она бросила взгляд на Юрия. – Может быть, вы, молодой человек, окажетесь более любезным?

– К сожалению, у меня машина, спешу, – холодно ответил Юрий.

– Не хотится, как хотится, и без вас могу пройтиться, – пропела она и застегнула шубу, – Ну, тогда до свидания, синьоры. Нет среди вас мужчин. Извините, Если что наболтала лишнего! – Она с шумом хлопнула дверью и, что-то напевая, сбежала с крылечка.

– Что за мадам? – спросил Колосов.

– А ты разве не знаешь Мидасову? Это наш начальник третьего прибора, бедовая бабёнка. Муж в охране и, видно, давно отступился. – Сараев снова склонился над графиком.

ГЛАВА 6

Дневная смена ушла, рабочие-заливщики сидели у ковша, курили. Пламя форсунки лизало глиняную обмазку и, поднимаясь, чадило под перекрытием. Шайхула железным крючком очистил формы, распорЯдился о порядке заливки деталей и пошёл в конторку. Передавали подробности капитуляции армии Паулюса. Шайхула послушал и, вынув из кармана несколько розовых тридцаток, положил на журнал. Подумав, достал из железного Ящика в углу комнаты небольшую пачку денег и, сложив вместе, пересчитал.

– Мало, – он почесал затылок и взглянул на часы. Было четверть девятого.

Неслышно вошла староста Левченко.

– Ого-о! Шайхула, да вы богатый человек? – разостлав газету, она села на скамейку. – Саша Ещё не приходил?

– Должен быть. А ты чего опять пришла?.. А, понял. Копчёный приехал с «Гранитного»! Значит, твой телёнок снова на выпасах, и ты умудряешься Его доить?

– Ну, зачем же так грубо? – вздохнула Левченко. – Дорогой мой, каждый живёт, как умеет. Скоро освобождаться…

– Куда ты капиталы девать будешь? Небось, развернулась вовсю? Слушай, а почему тебя девки «мадам» прозвали, а? – спросил Шайхула.

– Неумно шутишь, милый! Какие у меня деньги? Вот присылает муж, на то и живу. – Алла Васильевна досадливо хрустнула пальцами.

– Ладно, сколько с меня возьмёшь, чтобы не поднимать шухер, Если я проберусь в лагерь к девкам? – перебил он, похлопывая пачкой денег.

– Собственно, зачем тебе в лагерь? Разве мало женщин в цехе?

– В лагерь хочу. Обмануть охрану хочу. К тебе в гости приду.

– Я только староста, и не больше.

– Брось, Алка! Ты всем вертишь. Начальник тебе доверяет. Старшая надзирательница – тёмная ночь и набитая дура. Одних девок ты подмяла, других купила. Маринка одна тебя не признаёт. Да ты и Её сломаешь. Так что приду. Понятно?

Вошёл Копчёный.

– Уже ждёшь? – глянул он насмешливо на Левченко и полез в карман. – Вот, получи. – Он выбросил на стол несколько пачек денег, сел. – Твой живёт как бог, Если снова не влипнет. Только на Его месте не давал бы тебе ни гроша. Ну какая ты жена? Шкура ты!

Алла Васильевна болезненно сморщилась. В лагере она держала себя высокомерно. Но это были старые друзья, она им многое прощала.

– Какие же вы грубияны! Тьфу. Как будто сговорились. Надо уважать женщину, а потом я же не ворую. – Она раскрыла пачку и послюнявила пальцы.

– Можешь не считать. Уж Если не взял всё, то на бумажки не размениваюсь, – сказал Копчёный, доставая папиросы. – А на этих деньгах грязи больше, чем на ворованных.

– Ну-ну, не сердись, Сашенька, – засмеялась Левченко и встала. – Я всегда сумею отблагодарить. – И ушла, игриво покачивая бедрами.

Парни переглянулись, а когда Её шаги стихли, Копчёный метнул окурок в старый поршень, приспособленный под урну, и спросил:

– Как идёт дело?

– Скоро конец. Да вот с деньгами!.. – Шайхула взял деньги и бросил в шкаф. – А Если больше не найдём, тогда что? Может, Ей напрасно отдал? А?

Копчёный усмехнулся.

– Так нельзя. Дипломат хоть и стерва, но свой парень. Сколько там? Нам много надо! Если уж брать, так брать всё. Ты забрасывал удочку старосте?

– Ага. Но у себя ли она прячет?

– Да, сегодня Ещё раз девки проследят. Ну а тебе останется только забрать. У такой не жалко. Ты знаешь, собирали посылки фронтовикам, копейки не отвалила. Шум она не подымет, побоится, но надо умно.

Тик-так! Тик-так! – назойливо отстукивает будильник, напоминая об одиночестве. Юрий укутался с головой, закрыл глаза. Мысли, как колёсики часов, бегут навстречу друг другу. Женя так и не даёт о себе знать. Всё это время тоска и беспокойство о ней и сыне не давали Ему покоя. Спутались мысли, и вот он уже строит дом, а рядом Женя. Она в вязаной шерстяной кофточке. Вадик сидит на чемодане и болтает ногой.

– Женечка, пойдём, я тебя в комнату отведу. Там неуютно, но подождать можно.

– Нет-нет, Юрочка, подожду тут. Мне просто приятно смотреть, какой ты ловкий, сильный.

И он хватает тяжелые брёвна, не чувствуя их веса! Теперь с ним снова Женя – и всё нипочём. Последнее бревно. Он устал, Женя стоит рядом – ждёт. Вот Ещё немного вверх. Последнее усилие. Назойливо звенит комар над ухом. И вдруг Юрий чувствует, как силы оставляют Его, а бревно давит, давит…

Тяжело, с трудом он проснулся. Подушка на полу, голова на валике дивана, а на столе отчаянно заливается телефон. Среди ночи Валерка радостно проорал в трубку, что блокада Ленинграда прорвана.

Юрий так и не уснул до утра. Как только прокричал поселковый гудок, он побежал на почту, послал несколько телеграфных запросов и пошёл в управление.

– Это всё заполни, – начальник отдела кадров выложил на стол стопу разных анкет, – и станешь офицером.

– Офицером? Да какой из меня офицер?

– Такой же, как и все. Иван Фёдорович распорядился подготовить документы/ на присвоение воинских званий всем руководящим работникам Дальстроя. Это, брат, большое доверие и забота генерала.

– Конечно, забота, – насмешливо подхватил Юрий. – Выгонит он меня сегодня – пойду на участок механиком, а буду офицером – надзирателем в лагерь загонит. Нет, спасибо, меня это не прельщает.

– Ты не чуди. Бесплатное обмундирование. За одни звёздочки больше тысячи рублей в месяц. Ну там всякие льготы, выслуга, как фронтовику.

– Нет, мне тогда совестно будет с фронтовиками встречаться, а денег хватает. Ничего я заполнять не буду, – отказался Юрий и ушёл, вспоминая недавно слышанный разговор начальника управления с футболистами, собранными с приисков.

Худые, измождённые работой парни робко облепили диван. Агаев расхаживал по кабинету так, что стонали половицы.

– Прославьте управление на футбольном поле, – говорил он. – Сегодня отправитесь на две недели в дом отдыха. Там потренируетесь и поедете по центральным посёлкам трассы. Распоряжусь кормить вас от пуза. Поняли? Но имейте в виду, за вашей игрой лично следить буду. За каждый забитый мяч – поросёнок. За победу – свинью прикажу зарезать. Но Если проиграете!.. – Он поднял кулак и устрашающе пригрозил.

– На то и соревнование, всякое может приключиться, – растерянно заметил высокий парень, видно, капитан.

– Каждое выступление – только победа. Что, думаете, я вас за так кормить буду? Попробуйте только проиграть – так всей командой прямо в забой и до следующей весны. И в посёлок заехать не разрешу. Вот так голышом, в трусах, и закатаю.

У чуркоразделочного завода стояло десяток машин. Газогенераторные заправляли бункера и брали в запас. Бензиновые набирали чурки для печек. Дорожники открыли проезд до Алдана и связали Колыму зимником с Якутской трассой. Управление формировало первую колонну на Якутск.

У проходной Юрий встретил Копчёного, тот шептался с Шайхулой.

– Ты чего не работаешь? – спросил Юрий Копчёного.

– Машину поставил в ремонт. Сто двадцать тысяч накрутил, не тянет. Колечки сменю. С автобазой договорился, буду сам помогать. Если понадоблюсь, скажите Шайхуле, он знает, где стою, позовёт.

– Ну, Если надо, ремонтируй, – согласился Юрий.

Копчёный дошёл до калитки, остановился, как бы собираясь что-то сказать, но раздумал и быстро вошёл в проходную.

В конце смены к Колосову зашёл Шайхула. Правая рука Его была замотана полотенцем.

– Обжёг чугуном, засорил и воспалилась, – пояснил он, поглаживая руку. – Дойду до стационара. Если завтра не вернусь, не беспокойтесь. В цехе порядок. – Он потоптался, помял под полотенцем кисть руки. – Может, задержусь, тогда зовите немца Габерла. Он всё знает.

– Позвонить Нине Ивановне? – потянулся к телефону Юрий.

– Зачем? Старая знакомая, крестником Ей прихожусь! Так что в случае задержки пусть нарядчик позвонит в лагерь. Направление брать не буду, у меня пропуск круглосуточный.

Шайхула забросил за плечо узелок. Колосов прошёл с ним вместе до склада, и тот лениво побрёл по тропинке к Берелёху. Дорога в стационар проходила по льду речки.

На складе грузили машину. «А ведь управились», – подумал Юрий. Сначала казалось невозможным освоить и изготовить столько деталей. Осилили. Газогенераторы бегают по трассе, покачивая бакенбардами бункеров.

Грузчики закрыли борта и ушли в конторку склада. Лаврова связывала фильтры грубой очистки и укладывала их в ряды на стеллажах. Водитель высыпал в бункер мешок чурок, захлопнул крышку, спрыгнув, с хохотом обнял девушку. И вдруг отпрянул, схватившись обеими руками за лицо.

– С ума спятила, дура!

– Умный, так не лезь! Я тебе не курица!

Парень стоял у стойки навеса и вытирал лицо подкладкой шапки.

– Эх ты, телок-сосунок! Да куда тебе? Под носом сначала вытри!

– Телок, говоришь? Сосунок, значит? – с обидой пробубнил парень. – Поглядим! – стремительным рывком он бросился к девушке. Мелькнули тени на стеллажах, и за Ящиками началась борьба.

О Марине рассказывали как об отчаянной сорвиголове. Не задумываясь, она пускала в ход всё, что попадало под руку. Говорили, что она избила охранника, когда лагерь выводили на заготовку Ягод. Запустила чайником в старосту и только чудом не обварила. Она постоянно ночевала в карцере. Лагерницы Её побаивались.

– Что, получил? Приласкался? – услышал Колосов голос Лавровой и беззлобный смех.

– Кобыла, потаскуха лагерная! Тварь!

– Да ты Ещё и так? Так на тебе! На! – в голосе Марины звучал гнев.

Из-за Ящиков, пригибаясь до земли, выскочил водитель. Одной рукой он закрывал голову, а другой – лицо. За ним бежала Лаврова и била Его железным прутом…

– Лаврова, прекратите! – крикнул Юрий, так как вышло, что заступаться надо за парня. – Дикость, варварство! – ругал он Марину.

Она остановилась.

– А меня кто жалеет? Лагерная девка, значит, каждому всё позволено.

Парень уже сидел в кабине. Щека в крови, лоб разбит, глаз затёк.

– Комедь! – ворчал он, и нельзя было понять, сердится или удивляется.

Лаврова подошла и сунула Ему шапку.

– Возьми! Поросёнок ты, поросёнок!

В открытую дверь конторки выглянуло хмурое лицо грузчика.

– Эй, девка! Иди проверь накладные. Погрузку закончили. А то вдруг чего не хватит, опять устроишь скандал.

Марина поправила лохматую шапку на голове и убежала в конторку.

В дверь настойчиво стучали. За окном простуженно завывала пурга. Её порывы, казалось, проникали сквозь стены. Батарея слегка парила.

– Брат Юрка! Ты верно считаешь, что мне тут весело? Чёрта с два! Не откроешь, я могу и плечом! – послышался скрип замка, треск досок, и дверь зашевелилась.

– Валерка! – Юрий вскочил, сбросил крючок и снова забрался под одеяло.

С тех пор как он переехал в эту комнату, у него Ежедневно ночевали командированные. Колосов был рад гостю, но подниматься из тёплой постели и голыми ногами шлёпать по холодному полу, бр… Потому он без энтузиазма отнёсся к позднему стуку.

Валерка ввалился в тулупе, с узлом на плече, белый, как мельник. Он сразу нащупал выключатель, зажёг свет и бросил мешок в угол.

– Ну ты, брат, как и прежде, здоров поспать. Я уже нет, сдаю. Как-никак четвёртый десяток, – говорил он, отряхивая снег. Большой, крепкий, он внёс с собой свежесть зимы, аромат смолы и Ещё беспокойство, которое тщетно пытался скрыть. – Полчаса тарабанил. Боялся, что подниму весь дом. Решил тихонько выдавить все твои запоры.

Юрий уловил несвойственную Валерке суетливость. Он вскочил, содрал с Самсонова тулуп и волнуясь спросил:

– У тебя что-нибудь неладно?

– Если тебя после ста километров дороги продержат полчаса в холодном коридоре, то ты вряд ли будешь веселиться. Всё у меня ладно. – Валерка полез в мешок и стал вытаскивать свёртки. – Я тут кое-что тебе притащил. Один ты теперь, отощал наверняка. Вот немного оленинки. А здесь рыбка: окунёк, щука, хариус, – все это с Куранах-Салы. Ну а это пирог из окуней по-уральски. Ты Ещё на Среднекане частенько вспоминал сие Яство. Так что персонально для тебя с лучком, конечно, сухим, лавровым листиком и прочими приправами.

Юрий схватил Самсонова за плечи и повернул к себе.

– Брось мудрить! Говори, что у тебя? Меня не проведёшь.