Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 3"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Пое-ха-ли!.. – крикнул Колосов, рванул верёвку, перекинутую через плечо, и побежал вниз. Затрещали сучья, запрыгала вЯзанка, оставляя на снегу чёрный след.

– Ее-ха-ли!.. – разнеслось по сопке, и помчались по всему склону такие же сучковатые вязанки обожжённых таёжными пожарами сухих коряг.

Желнин бежал с вязанкой недалеко от Колосова. Они соревновались, и за их работой следили все. Колосов приволок свою вЯзанку, сложил в штабель, замерил – ровно восемь кубометров, норма. По всему подножью сопки/ пунктирными чёрточками темнели такие же штабеля.

Притащил свою вЯзанку и замполит.

– А ты задал сегодня всем жару. Видимо, подлечили тебя доктора. Как ни старался, а тебя не обскакал, – засмеялся Колосов, заботливо сбивая с Его куртки мусор.

Желнин до приезда Петракова не работал со всеми на дровозаготовках, ссылаясь на болезнь сердца. После разговора Петракова с рабочими/ замполита покритиковали на собрании. Он тогда промолчал, но с тех пор стал работать.

За кустами уже разворачивался и сигналил автобус, надо было торопиться. Когда автобус выскочил на трассу и покатил по ровной дороге, Желнин наклонился к Юрию:

– Может быть, в отдельных вопросах и был неправ. Но ты не можешь сказать, что не чувствовал моей, принципиальной поддержки.

– На старое наплевать. Сегодня я доволен. – Колосов засмеялся. – Давно бы так. Я стремился… – Он недоговорил. Автобус резко затормозил. Юрий посмотрел в окно.

Впереди стоял грузовик со спущенными баллонами. В кузове лежали вещи. Водитель, опустив голову, сидел на подножке крыла, попыхивая махоркой. Приземистый человек стоял на трассе с поднятой рукой. Плащ Его был распахнут, на груди поблёскивал орден Трудового Красного Знамени.

– Лёнчик, Алексеев! – узнал Его Юрий и распахнул дверку. – Ты куда это?

– Еду с семьей на Индигирку. Только что из отпуска. Да вот сразу два колеса. Выручайте.

– Садись к нам. За машиной пришлём, отбуксируем! – Колосов попросил рабочих перетащить вещи. Он знал из газет, что Алексеев работал всё это время начальником участка на Западе. Считался неплохим горняком. Награждён. Оказалось, что у него уже было двое детей школьного возраста, мальчик и девочка. Жена, худенькая женщина, Явно им командовала.

Валя тепло приняла семью Алексеевых.

За ужином, когда Лёнчик потЯнулся за второй рюмкой, жена так на него посмотрела, что он смутился, отставил спирт и пить решительно отказался.

– Заезжал на Оротукан. Всё Ещё тянет, – говорил Лёнчик. – Постоял у памятника Татьяне. Ухаживают за ним, – Он вздохнул. – Вот мы постарели, поседели, а она на барельефе такая же молодая и такой останется всегда. Любил Её Сашка Копчёный, а так и не решился сказать.

– Ты что-нибудь знаешь о Копчёном и Шайхуле? – спросил Колосов. Он потерял их из виду с тех пор, как они убежали на фронт.

Алексеев засмеялся.

– Да их и смерть испугалась. Живы оба. Интересно, какими вы их себе представляете?

– Думаю, Копчёный образумился, ну а Шайхула… – задумался Колосов. – Нет. Даже не могу и предположить.

– Копчёный живет под Ростовом, старший механик машинно-тракторной станции. Не узнаешь. Здоровый как бык, вся грудь в орденах, но потерял руку. Всё холостяк. – Лёнчик вытер кулаком губы (так и осталась эта лагерная привычка). – А Шайхула женился. Учится на вечернем отделении металлургического техникума, работает технологом на литейном заводе. Целый выводок детей. Всё собирается на Колыму, тоскует. Получит диплом и приедет. Усы отпустил, галстук носит – не подступись…

– К старому не тянет Его?

– Да что вы? Дурость была одна, молодость… – Лёнчик обиделся даже.

Луна выглЯнула из-за сопки одним рожком, точно собираясь трубить сбор на работу. Волнистыми нитями застыли облака. С реки доносился хруст и шорох застывающей шуги. Юрий заторопился в мастерские. А в конторе уже ждали экономисты/ с контрольными цифрами плана будущего года. Потом пришли бухгалтеры с приказом о годовой инвентаризации. Так в делах и хлопотах прошёл Ещё один день.

Колосов уже собирался идти домой, когда в кабинет торопливо вошли Желнин и комендант мастерских. Замполит быстро подошёл к портрету Берии, рывком сорвал Его со стены.

– Ты куда это Его поволок, да Ещё так непочтительно? – Колосов смотрел на белёсое лицо замполита, ничего не понимая. Тот, не отвечая, вынул из рамки портрет, разорвал и бросил в корзину, а раму передал коменданту.

– Пробежишь по всем комнатам, кабинетам, цехам, общежитиям, всюду снимешь и принесёшь мне. Я уничтожу лично. Понял? – поднял он на коменданта глаза и только после того, как тот ушёл, повернулся к Колосову. – Арестован наш шеф. Арестован и предан суду как негодяй, авантюрист, нанёсший стране огромнейший вред.

– Выходит, враг?

– Днями будем знакомиться с обвинительным заключением. Там всё узнаем.

– Значит, кое-кто затоскует?

– А кое-кто свободней вздохнёт.

– Уж не ты ли?

– Хотя бы. – Желнин немного помялся и доверительно сказал – Я кое с кем перекинулся по телефону. Возможно, поеду в Магадан. Думаю, ты не будешь возражать?

– Валяй.

Совещание директоров механических предприятий было назначено на одиннадцать. Колосов приехал в Магадан только утром. На отдых времени не оставалось. Он вымылся, позавтракал и пошёл в главк.

Ровно в одиннадцать секретарь начальника Дальстроя распахнула дверь в кабинет и пригласила войти участников совещания.

Петраков говорил об огромных убытках Дальстроя. Основные потери складывались из невероятно больших списаний материалов и продовольствия на базах, складах.

– Как ни печально, но мы стоим перед необходимостью чуть ли не заново/ закладывать в Дальстрое основной фундамент социализма, – говорил Петраков. – Следует ввести строжайший учёт, а также обеспечить сохранение государственных ценностей, я имею в виду имущество и людей. Это первая задача, на которую мы направим все силы и средства.

– Но вы, Иван Григорьевич, обещали деньги на строительство, – забеспокоился Колосов.

– Да, вы получите их. В главке создан жилищно-бытовой отдел. Он разумно и с перспективой будет распределять эти средства. Он же будет контролировать состояние бытовых условий на предприятиях Колымы.

Когда выходили из кабинета, Колосов увидел в приёмной штатских.

– Что за люди? – наклонился он к секретарю.

– Это организационный комитет. Есть решение Совета Министров РСФСР о создании Магаданской области.

ГЛАВА 15

– Домой? – спросил водитель, покосившись на Колосова.

– Да, прямо в контору. Успеть бы разобраться с текущими делами, а там снова в Магадан, уже на первую областную конференцию.

Водитель повернул на Чай-Урью. Снег хрустел под колёсами, обдавая машину липкой кашицей. Солнце Ещё не коснулось горизонта, а затенённые стороны сугробов уже отливали голубым блеском, разбухший снег затвердел, и мороз рисовал на лужах первые серебристые ве-точки льда.

Колосов закрыл глаза, припоминая районную партийную конференцию. Не простое дело – организация области, и самая большая проблема – кадры. Взять того же Желнина. Уехал тогда в Магадан, пристроился где-то в управлении МВД, а тут реорганизация министерства. И вот приехал он в район уже уполномоченным Комитета государственной безопасности. А Авдейкин? Неприветливо встретила Его конференция. При выдвижении Его кандидатуры в списки для голосования/ пришлось Желнину, как председателю, изворачиваться.

– Не надо варягов! Не знаем человека! Своих найдём! – шумели делегаты.

– Знаем, знаем! Старый дальстроевец, инженер, офицер! Поддерживаем! – прокатилась другая волна голосов.

Зал заволновался. Желнин встал, рассказал о заслугах Авдейкина. А зал не унимался. Тогда поднялся на трибуну майор, потом полковник. Авдейкина включили в списки.

Как только было выдвинуто положенное число кандидатур в члены райкома, Желнин встал.

– Поступило предложение дальнейшую запись прекратить.

– Почему прекратить! Продолжать!

– Прекратить!

Мнения снова разделились.

– Поступило два предложения, – заглушая выкрики, повысил голос Желнин. – Кто за прекращение дальнейшей записи кандидатов, прошу голосовать. Сто шестьдесят, – сообщил он. – Кто за продолжение выдвижения кандидатов?

И опять лес рук.

– Сто сорок! Итак, большинством голосов…

– Не может быть! Больше… Переголосовать! Счётчиков выбрать!.. – раздались возмущённые голоса.

– Делегаты выразили мне доверие, президиум поручил вести конференцию, – возразил Желнин.

– Демагогия! Не обращайте внимания! – вскочил майор, перебивая председателя. – Всё верно! Хватит выдвигать! Объявляйте перерыв!

– Перерыв двадцать минут, – поднял руки Желнин.

Колосов остался в зале, чувствуя себя виноватым.

«Почему же так? Почему отмолчались коммунисты? – размышлял он. – А ты? Что же смолчал про встречу в тайге? Ведь мог же сказать? А не побоялся ли ты, Колосов, как другие, нажить себе сильного врага? А?»

– А пожалуй, и так, – вырвалось у него.

Три дня пробыл Колосов в Ягодном, вернулся не заезжая домой, сразу поехал на завод. Отпустив у моста машину, Юрий пошёл в контору.

Рабочий день давно кончился, но солнце всё Ещё ползло над вершинами сопок. Апрельский холодок сушил размякший снег. С карнизов крыш свисали сосульки.

В кабинете на столе Юрий нашёл письмо с жирной надписью: «Лично».

– Краснов! – узнал он по чёткому почерку.

«Теперь, когда уже всё тяжёлое позади, решил сообщить тебе о своих житейских делах. Пятно «бывшего» лежало на мне. Стоило только предъЯвить документы, как сразу менялось отношение. Я видел – все боятся. Покатил в Боготол, надо же было как-то жить. Однажды увидел в газете объЯвление. В Верхне-Енисейскую экспедицию требовались рабочие, промывальщики, прорабы. Конечно, сразу же послал заявление, копию трудовой книжки, сообщив о себе всё как Есть. Получил назначение прорабом, и началась моя новая жизнь в Енисейской тайге. К осени был уже начальником экспедиции. На следующий год экспедиция свернулась, перевели начальником рудника. Дело родное. Казалось, снова на ногах, рудник передовой. А Ещё через год приходят ночью, берут – ив красноярскую тюрьму. За что? Молчат. Арестованных в камере не так уж много, но нары заняты все. Да я привык: телогрейку под голову – и на пол. Утром разговорились. Другие тоже оказались из бывших заключённых, осуждённых по пятьдесят восьмой. Тут только я узнал, что взяты мы для того, чтобы определить нам места вечной ссылки. Решение должна была утвердить Москва. Конечно, снова следствие, Ещё полгода провалялся на нарах.

За это время произошли известные тебе два события. Выпустили меня подчистую и начал всё заново. Опять промывальщиком, только в другой экспедиции, потом десятником, а теперь заправляю комплексной экспедицией. Живуч, видишь ли, и питаю большие надежды. Не просто, конечно всё, но верю: будет, Юра, и у меня праздник. Будет, душой чую!..»

С карниза оборвались сосульки и со звоном рассыпались под окном.

– Ну мой дурак вызвал, а вы куда смотрели? На то и директор! – говорила возмущённо молодая женщина. – Ехала, мучилась столько, и что же теперь? На улице жить?

Юрий вытер платком лицо и распахнул окно. Солнце упрямо не хотело ложиться и, катаясь по горизонту, светило, хотя было уже девять часов вечера. Третий час длился приём. Приходили преимущественно семьи бывших заключённых. Одни требовали жильё, другие просили работу или Ясли для детей. А тут Ещё отменили пропуска на въезд в Магадан, и прибывали люди бог знает откуда.

– Да, вашему мужу выдали деньги на вызов семьи, но одновременно выдали и ссуду на строительство дома. Подвёл он меня, да и вас поставил в затруднительное положение, – ответил Юрий, понимая, что такое разъяснение не удовлетворит женщину.

– Тогда я тут у вас на диване, – решительно заявила она, хозяйским глазом оглядывая кабинет.

Колосов засмеялся:

– Советую вам Ехать в лес. Там у нас в бараках комнатки. Две женщины присматривают за детьми. Поработаете с мужем, закончите постройку дома, поможем поставить и переедете в посёлок.

– Это что же, прямо в лесу и жить? – ужаснулась она. – А звери?

– Там целый посёлок.

Женщина махнула рукой и взяла направление на лесозаготовки.

Но вот вошла накрашенная блондинка с ребёнком, завёрнутым в одеяло. Положив свёрток на диван, она открыла ребёнку лицо, вынула из кармана бутылочку с соской и поставила на окно.

– Или устраивайте в Ясли, или я оставлю Его вам. Куда хотите, туда и девайте, – сказала она, всхлипывая.

Юрий только теперь узнал сверловщицу механического цеха, недавно принятую на работу.

– И у вас? – простонал Юрий. – Нанимаясь, вы скрыли, что освободились как мать.

– А что было делать? Пока была в лагере, держали в детдоме. А освободилась… Мой же он ведь.

Колосов снова принялся объяснять, что поместить некуда. Количество детей в Яслях выше всяких санитарных норм.

Женщина повернулась, хлопнула дверью и убежала. Ребёнок тут же визгливо закричал. Юрий взял бутылку с молоком и сунул малышу. Тот зачмокал.

Вошла секретарша, взяла бутылочку у Колосова.

– Я думала так, постращать решила. Ан нет, сразу через вахту и убежала в посёлок. Да вы не расстраивайтесь, – улыбнулась она, глядя на растерянного Колосова. – Устроим как-нибудь.

– Да ведь звонят из райкома, из обкома – всех устрой да прими. А куда? Тут семьи наших рабочих стали подъезжать.

– Поехали бы вы в Магадан.

– Да, пожалуй, придётся, – решил Колосов.

Вся надежда была у него на Андронова, председателя облисполкома. На областной партийной конференции он провозгласил курс на всемерное улучшение жилищных и бытовых условий жизни дальстроевцев.

Колосов не ожидал, что Его поездка окажется такой удачной. И вот они уже ходят с Вагиным по посёлку и планируют.

– Лучшего места для школы не выберешь. Тут мы построим Ясли, рядом детский сад, а новый жилой дом будет строить бригада Глагольева.

– Но как вам удалось сразу столько? – удивлялся Вагин, переживая и сам строительный зуд. – Так и городок хороший получиться может.

– Андронов созвонился с начальником Дальстроя – и вот вам деньги на школу. А детские учреждения с помощью того же Андронова выклянчил у обкома профсоюза. У них за первое полугодие не использовано много средств, так что не отвертелись. Я клятвенно заверил, что освоим всё. Теперь главное – не оказаться болтунами.

– Освоим, Юрий Евгеньевич, освоим. Душа стосковалась, да и силёнки собрали, – степенно проговорил Вагин.

У проходной мастерских встретили бригадира Глагольева.

– Чего, бригадир, такой скучный? – спросил Его Колосов.

Тот вздохнул и опустил голову.

– Вызывал спецкомендант. Сказал, что меня и Ещё человек десять из моей бригады приказано отправить в район, что-то срочное строить. А я дом поставил, жинку с ребятами вызвал…

– Иди работай, никто никуда тебя не переведёт, – Колосов побежал в контору. Он обзвонил всех, кто был причастен к отправке. В конце концов добрался до Авдейкина, теперь уже первого секретаря райкома партии. Тот не захотел слушать, произошёл неприятный разговор. Вспылил и Юрий, предупредив, что, Если указание не будет отменено, он сейчас же выезжает в Магадан и поднимет всех на ноги. Авдейкин отступился, позвонил по другому телефону и приказал людей не трогать. Но Колосов уловил в Его голосе неприязненные нотки.

Весь день Колосов провёл на крыше механического. Беда пришла неожиданно, во время пересмены, когда рабочие хлынули в проходную.

У ворот сбилось несколько грузовиков. Один водитель, видимо, решил развернуть машину и попятился, раздался пронзительный крик. Пока Юрий бежал к толпе, несколько человек уже подняли в кузов токаря механического цеха. Он пытался проскочить между балкой мостового крана и пятившимся грузовиком, но поскользнулся. Колесо придавило ногу и раздробило кость. Теперь опять объясняйся в районе.

Юрий прошёл в кабинет и бессильно плюхнулся на стул. Давно кончился рабочий день, сотрудники разошлись по домам.

Хлопнула дверь, в коридоре простучали гулкие шаги, и в кабинет вошла женщина в заснеженном жакете, закутанная до глаз платком. Женщина рывком снЯла платок, смахнула снег и прижалась затылком к косяку двери.

– Ма-ри-на? – удивился Колосов. – В одном жакете?! Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Просто Ехала в кузове. Продрогла очень. У нас ведь Ещё лето.

Голос Марины глухой, срывающийся, взгляд чужой. Юрий снял с вешалки пальто, набросил Ей на плечи и хотел усадить в уголок, ближе к батарее. Марина вдруг расплакалась.

– Устала. Нет ни сил, ни терпения.

– Рассказывай! Что-нибудь с Толькой? – спрашивал Юрий, гладя Её мокрые волосы.

– Выдохлись мы оба. Анатолий приходит с работы, садится в угол и молчит. А тут предстоит переезд.

– Какой переезд? Давай по порядку.

– Одна радость в доме была. Анатолий писал большую работу. Вдруг приехал уполномоченный и забрал всё для проверки в МВД. Мол, необходимо получить специальное разрешение. Ну, Толик всё и забросил. Теперь Ещё бывших осуждённых по пятьдесят восьмой собираются переводить на рудник «Днепровский». Опять нужен угол. В лагере жили надеждами, а сейчас?

– Столько пережили, потерпите, будет лучше, – старался ободрить Её Юрий.

– Жизнь уходит. Анатолий инженер, а выполняет работы то техника, то десятника. Я не работаю. Не побираться же.

Ветер ударил в раму, форточка открылась. Марина вздрогнула.

– Простите, совсем раскисла. Брошу всё, уеду, убегу. Пусть судят, дают срок.

Марина была на грани отчаяния. Колосов вызвал машину, отправил Её к себе домой.

С районной комиссией по расследованию несчастного случая/ приехал и инструктор райкома. А через несколько дней Колосова пригласили на бюро райкома. Слушать должны были в два часа дня. Юрий рассчитал время, но в пути мотор заглох. Водитель поднял капот, попробовал заводным ключом – не берёт.

– Отслужила, старушка, всё. – Он сплюнул и огорчённо облокотился на крыло. – Придётся голосовать.

Проторчали на трассе полтора часа, пока подвернулась попутная. До места добрались к вечеру, но бюро Ещё заседало. Инструктор провёл Колосова в кабинет второго секретаря, сунул Ему несколько отпечатанных на машинке листков и ушёл.

Колосов Ехал на бюро с полным сознанием своей вины. Раз такое случилось, что оправдываться. Первым делом он заглянул в постановляющую часть проекта решения.

«С работы снять. Из партии исключить». – И строчки запрыгали перед глазами, руки не держали листков. Пришлось положить их на стол и читать.

И чего только не было там: «семейственность, зазнайство, грубость»; «связь с политическими преступниками»; «отрыв от партии и игнорирование Её решений» и Ещё многое другое.

В комнату вошёл Желнин. Он заглянул в проект решения и наигранно засмеялся:

– Ого-о! Кажется, жареным пахнет. Разделали тебя под орех, и за дело.

– Из всего написанного здесь правда только то, что я не снял с работы бывших заключённых и что я знаком с Белоглазовым.

– Не знаю, не знаю. Работали товарищи из райкома, значит, располагали материалами. А о семье этого геолога я тебя предупреждал, – холодно ответил Желнин, раскуривая папиросу.

Мимо прошёл секретарь райкома Авдейкин и даже не взглянул.

Колосова пригласили в кабинет. Он сдержанно доложил по существу, не касаясь ни проекта решения, ни выдвинутых обвинений. Все спокойно прослушали информацию о состоянии дел в Нексикане. Ни одного вопроса Ещё не задали.

Авдейкин взглянул на часы, снял их с руки и положил на стол.

– Затягиваем, товарищи, затягиваем! – заторопился он и поднял глаза. – Кто желает выступить?

Слово взял начальник горного управления. Заговорил о ремонте механизмов и важной роли мастерских в оказании помощи горнякам, и ни слова о персональном деле Колосова. Выступило Ещё двое, и тоже уклонились от обвинений.

Наконец поднялся Желнин.

– Стоило выпустить из-под постоянного партийного контроля– и пропал человек! Потерян. – Он тяжело вздохнул, – Тягостно видеть коммуниста в той самой карете прошлого, которую народ вышвырнул на свалку, вместе с изменником и авантюристом Берией. Кончилось время, когда жизнь человека не стоила ни гроша. Мы не позволим уродовать рабочих, нарушать элементарные нормы законности и партийной дисциплины. Хватит!

Авдейкин одобрительно кивал головой.

– Колосов окружил себя бывшими преступниками, ссыльными. Они не только желанные гости в Его семье, но он даже покрывает их антисоветские выпады и диверсионные попытки. Да-да!

Он повернулся к Колосову.

– А почему покрывает? – продолжал Желнин, оглядывая членов бюро, – Да потому что погряз в дружбе с ними. Потому что утратил непримиримость к врагу, бдительность, принципиальность. Он уже боится договорников-коммунистов и потому игнорирует решения партии и идёт на всё, лишь бы сохранить свои позиции.

– С заключёнными и ссыльными куда проще, – вмешался Авдейкин, Едко усмехнувшись. – Они не пожалуются, не спросят. Там можно по старинке…

– Да, там всё дозволено, – подхватил Желнин. – Можно было сказать Ещё многое, но того, что сказано, уже достаточно. Скорблю, но голосую за жестокую меру наказания. От таких людей надо очищать ряды партии. – он переглЯнулся с Авдейкиным и сел, опустив голову.

– Есть Ещё желающие? – спросил Авдейкин. – Нет? У кого Есть возражения по проекту решения? – И он потянулся к другой папке.

– Разрешите? – встал второй секретарь Аксеньев.

– Да, Колосов виноват. Он не выполнил нашего решения, а мы не потребовали, но Если говорить честнее, не помогли, не послали в мастерские ни одного коммуниста-договорника. Разве мы не знали, кем комплектуются мастерские? Да одни ли мастерские? Обвинительное заключение по делу руководителей МВД/ обязывает нас не огульно подходить ко всем бывшим заключённым. Мы уже знаем, как оформлялись многие дела.

– Когда нам скажут об этом, тогда и будем знать, Николай Михайлович! – бросил резко Авдейкин.

– Мы – коммунисты, а не солдаты, нам не пристало выполнять не рассуждая, – спокойно ответил Ему Аксеньев. – Остальные обвинения, предъявленные Колосову, надо сказать, сомнительны и поспешны.

– Мы, кажется, обсуждали проект решения на секретариате, – недовольно заметил Авдейкин.

– Это мнение я высказывал и тогда. Мастерские за последнее время проделали огромную работу, и мы до сих пор гордились Нексиканом. Давайте задумаемся, нанёс ли Колосов вред делу? Я предлагаю объявить Колосову строгий выговор. Это обяжет и нас уделять больше внимания мастерским.

– Поступило два предложения, – объявил Авдейкин. – Кто за предложение об исключении Колосова из рядов нашей партии, прошу голосовать. – Авдейкин поднял руку.

Желнин быстро скользнул взглядом по кабинету и опёрся на ладонь – не понять, то ли голосует, то ли нет.

Прошло предложение Аксеньева. За него голосовали все остальные члены бюро.

А в лагере на Утинке складывалась сложная обстановка. Лагерная администрация, не имея других инструкций, продолжала действовать по-старому и в то же время терпеливо относилась к нарушителям лагерного режима. Заключённые наводнили заявлениями и жалобами все инстанции, требуя пересмотра дел. Администрация лагерей отмалчивалась. Тогда заключённые решили добиваться приезда правительственной комиссии. Единственным способом привлечения внимания к лагерю, по их убеждению, была фабрикация небывалого количества чрезвычайных происшествий.

Группа, к которой примыкал лётчик, перешла к активным действиям. Неизвестные люди нападали на бурильщиков, избивали их, портили оборудование, инструмент. Несколько человек таинственным образом разбились в стволах шахт. Кое-кто при непонятных обстоятельствах был изувечен. Рабочие бросали буровые молотки и переходили на любые другие работы.

Как-то нашли без сознания начальника участка. Стал подвергаться нападениям горный надзор. Теперь в подземные выработки работники администрации шахт спускались редко, а Если и приходилось, то группами. Все пять горизонтов оказались под контролем заключённых.

Кротов понимал, в чём тут дело, и боролся против саботажа как мог. Бригаду бурильщиков он перевёл в другую смену, создал группы самоохраны и всеми средствами обеспечивал выработку рудника. В тот день он задержался. Одно из звеньев не подготовило шпуры для отпалки. Уже поднимались наверх последние рабочие, вот-вот должна была появиться вторая смена. Он отпустил парней, а сам принялся готовить лаву. По штольне плыли жёлтые пятна фонарей, скупо освещая чёрные тени людей. Но вот один фонарь задержался, описал кривую, осветив серые борта выработки, и, мелькнув в темноте, затаился в противоположном штреке. Это было видно по тусклому отсвету. Мимо проплыли Ещё несколько жёлторадужных кружков, и снова стало темно.

Кротов понял, что кто-то намерен сорвать отпалку или дожидается Его. Столкновение становилось неизбежным, да он и сам хотел этой встречи.

Закончив работу, он выпрямился во весь рост и громко крикнул:

– Эй, выходи и скажи тем, кто послал тебя, что Кротов здесь и будет ждать!

– Никто не отозвался.

Кротов присел на раму вагонетки и задумался. Вот и лагерники теперь намерены свести с ним счёты. Обида мутит их разум. Против кого выступают? Не понимают, что вот-вот произойдут перемены. Как бы их предостеречь?

Показался свет, и в Его штрек повернул незнакомый человек в защитных очках, за ним легко шёл лётчик.

– Вот что, моряк, – заговорил тихо лётчик. – Тебя уважают все, и мы в том числе. Но просим: не лезь, не мешай. Ты видел, с опасными людьми мы разделываемся просто.

– Приближается час, когда спросят со всех нас… Что скажешь ты, лётчик, что скажут твои друзья? – Кротов поднялся. – Разговор будет начистоту. Вам нечего будет ответить, и я буду вынужден выступить как обвинитель…

Он не договорил. Незнакомец ударил Его чем-то тяжёлым по руке, потом по голове. Кротов потерял сознание.

– Да-да! На каждый случай акт. Даже на простую царапину. Травматизм – наш враг, мы должны знать, где он таится. – Колосов Ещё раз взглянул на сводный листок и передал Его инженеру по технике безопасности.

Тот недоуменно шевельнул седой бровью и раздражённо дёрнул себя за такой же белый ус.

– Куда же мы вылезем, Если будем оформлять каждый пустяк? Так не учитывает ни одно предприятие. По первому кварталу мы уже лидируем, Юрий Евгеньевич. Да нам головы снимут.

– Что Есть, то Есть, и никакой утайки, никакой лакировки. Поняли меня?

После бюро райкома Колосов заторопился со строительными работами в мастерских и посёлке! Хотелось к весне всё закончить, а к Нексикану она уже подбиралась. С карнизов весело звенела капель.

Переделали слесарно-сборочный цех, а теперь готовились провести реконструкцию литейного. В обеденный перерыв решили собраться с литейщиками, и Колосов пошёл в цех. К цеху уже подвезли материал, и бригада строителей устанавливала леса. Цыбанюк бежал с огромной доской на плече.

– Э-эй! Поберегись! – крикнул он.

Рабочие шарахнулись кто куда. Цыбанюк подхватил доску на руки, потом на голову и со всей силой толкнул, она с грохотом легла на настилы.

– Зевало не раскрывай, лапоть! Не у тёщи! – грозно прикрикнул он и побежал за другой доской.

Увидев Колосова, ухмыльнулся:

– Всё строишь, директор? Ну валяй, валяй.

– А ты всё воюешь?

– Воюю! С собой воюю! Больше не с кем. Сегодня, правда, дал только одному по шее. Не то лень, не то устал. В изолятор, что ли, махнуть, пока тепло? – проговорил он доверительно.

– Это от злости.

– Может быть, может быть. Только вся злость от тоски. Вот тут! – рванул он на груди куртку.

Литейщики сидели на верстаках и ждали Колосова. Он сразу приступил к делу.

– Правительство запретило вечерние работы даже в учреждениях, заботясь о здоровье людей. А мы травим рабочих газом, пылью, простуживаем сквозняками.

Уговаривать не требовалось, понимали все. Только мастер цеха заметил:

– Но вас снова будут ругать за то, что, не прекращая работы в цеху, начинаете строительство.

– Остановить нельзя, а работать в таких условиях недопустимо. Выход один – делать. Так как же решим?

– Если механический не прекращает работы, перемучаемся, – поддержали Его.

Домой Колосов попал в конце смены. Валя на кухне вытирала полотенцем тарелки.

– Ты никогда не можешь прийти вовремя, – упрекнула она мягко.

– Были гости?

– Марина. Приезжала в лагерную больницу к Кроттову. Анатолий волнуется за Его здоровье.

– Как он?

– Голова заживает, а вот рука неправильно срастается.

Валя быстро накрыла на стол.

– Как дела у Белоглазовых? – спросил Колосов, подвигая к себе тарелку с борщом.

Валя налила себе немножко и села рядом.

– Тяжело им. Толя не думает о себе, всё о работе. Марина нервничает, настаивает, чтобы, он писал, добивался пересмотра своего дела.

– А ты чего завяла? А? – посмотрел он на неё пытливо. – Не привыкла без работы?

– Тебе не будет трудно одному, Если я на два-три месяца поеду на материк? А вернусь, пойду работать на ближайший прииск.

– Конечно, поезжай. Я тебе предлагал, но ты почему-то не хотела. – Он глянул на неё с удивлением, но тут зазвонил телефон.

– Что? Сорвалась доска с лесов и по голове? Уже отправили в больницу? Сотрясение мозга? А кто пострадал? Освободившийся из лагеря слесарь? Хорошо, иду!

– Юрик, поешь. Не волнуйся, всё обойдется, – схватила Его за руку Валя, покусывая побледневшие губы.

– Не я волнуюсь, а ты, – заставил он себя улыбнуться. – Пустяк, стукнуло слегка, небольшая шишка и всё – Он сел и доел обед. – Цыбанюк. Дело Его рук. Доска сама по себе свалиться не может.

На лесах он нашёл Цыбанюка.

– Что здесь произошло?

– Несчастный случай. Сползла доска. Это сплошь и рядом.

– Зачем это сделали?

– Могу откровенно?

– Да.

– Так это же гад и стукач. С такими только так.

– Это ты?

– Нет, другие. Я уже не тот, – сощурился Цыбанюк.

– Но ведь спросят с меня.

– Да уж не с меня, конечно!

Теперь-то Авдейкин с ним разделается как захочет. Ну зачем его дёрнула нелёгкая сказать это «да». Можно было провести расследование и докопаться, а теперь? Теперь он связан словом. А возможно, на это и рассчитывал Цыбанюк?

– Юрий Евгеньевич, а не прекратить ли нам работы? От греха подальше – оно спокойнее. – Колосов обернулся. За Его спиной стоял Вагин, оглядывая стойки лесов. Надо же было подвернуться этому дураку.

– Нет-нет. Всё делать, как решено. Поставить на литейный как можно больше рабочих, да так развернуться, чтобы уже нельзя было приостановить.

– Оно, конечно, верно, ведь кто же знает, где эта арбузная корка подвернётся! – согласился Вагин.

Колосов ещё долго бродил по мастерским, думал.

– Гражданин директор, гражданин директор! – У забора стоял Цыбанюк.

– Ты чего хотел? – подошёл к нему Колосов.

– Ведь этот тип каждую пересмену ходил в душевую литейной. Вот я Его и подстерёг.

– Я привык тебе верить, Цыбанюк! Это не ты.

– Возьмите, может пригодиться, – Цыбанюк вынул из кармана сложенный листок.

Это было заявление, где Цыбанюк писал, что умышленно сбросил доску с лесов на своего личного врага.

Колосов разорвал заявление.