Текст книги "Король Крыс"

3
Внедрение

Смеркалось.

Над серыми железобетонными коробками окраинного московского микрорайона сгущались низкие ватные тучи. Конец длинной улицы, обставленной типовыми девятиэтажками, терялся где‑то в тумане; изредка из его хлопьев выползали горчичные «икарусы» – бренчащие металлические коробки, переполненные рабочим людом. Это обитатели микрорайона разъезжались по домам со своих заводов и фабрик, чтобы завтра отправиться туда вновь… И лица пассажиров были такими же угрюмыми и безрадостными, как небо над головой.

Подземный переход конечной станции метро со светящейся буквой «М», багровой, точно мясной филей на срезе; безлистные деревца обочины, робко тычущие в серое небо изломанными пальцами веток; мерцающие электричеством глазницы домов – трудно, наверное, представить себе картину более унылую, чем эта…

Неподалеку от входа в метро стояла грязно бежевая «девятка» с примятым крылом и разбитым поворотником. Неверный свет уличного фонаря позволял рассмотреть, что в салоне находятся четверо.

У мужчины, сидевшего за рулем «девятки», было мятое, жеваное лицо, напоминающее старый, отслуживший свое кошелек. Выщербленные, коричневые от чифиря зубы, бегающий колкий взгляд, разболтанные движения кистей рук с вытатуированными перстнями на фалангах пальцев – все это выдавало в нем недавнего обитателя исправительно–трудового учреждения.

Под стать ему был и сосед: скошенный треугольный подбородок, металлические фиксы во рту, налитые кровью глаза и вытатуированное изображение пяти церковных куполов на левой кисти – наколка означала, что ее обладатель провел за колючей проволокой полную «пятилеточку».

Сидевшие позади выглядели моложе и татуировок не имели. Высокие, плечистые, с развитой мускулатурой завсегдатаев спортзалов и «качалок» – на вид им было не больше двадцати. Короткие боксерские стрижки, тупые физиономии двоечников из плохой школы… По лицам этих молодых людей можно было без труда прочитать их биографии.

Отец – красный пролетарий, мать – дешевая шалава, дворничиха или рыночная торговка. Коммунальная квартира с пьяными загулами родителей и соседей, безденежье, через слово – изощренный мат.

Сидевший за рулем бросил взгляд в сторону ярко освещенных киосков и, обернувшись назад, произнес:

Сейчас народ свалит, и вперед. Ну чо, пацаны, не передумали?

А может, завтра? – несмело предложил один из тупорылых качков.

Завтра, завтра… Да тебе только у мамки сиську сосать! Как понты колотить, особенно по пьяной лавочке, – так пожалуйста! Герой, бля… А как конкретно на дело – так «завтра», – передразнил качка сидевший за рулем.

Вон и мусора подвалили, – кивнул в сторону остановки второй качок, указывая на проезжавший невдалеке милицейский «уазик». – Гляди, Кактус!

Как подвалили, так и отвалят, – хмыкнул тот, кого молодой человек назвал Кактусом, но тут же продолжил примирительно: – Ничего, Валерик, в твоем возрасте надо матереть, надо. И тебе, Серый, тоже. Да и не впервой ведь! Вон в прошлый раз «опель» на запцацки угнали, и ничего, сошло. А ларьки эти всего недели две как открылись, за барыгами нет никого. Ну, в смысле никакой братве еще не отстегивают. Да и делов‑то: подойти, ствол в морду сунуть: мол, капусту давай! И все… Шмаль! – обернулся Кактус к соседу с вытатуированными на руке церковными куполами. – Ствол не забыл?

Тот, нагнувшись, извлек из‑под сиденья сделанный из охотничьей двустволки обрез. Погладил отполированный до блеска приклад, смахнул рукавом со ствола невидимые пылинки и, протянув обрез Кактусу, прокомментировал:

Оба ствола заряжены. Да с такой машиной на банки наезжать можно. Бери, Валерик, хорошая вещь. Пользоваться‑то умеешь?

В армии только и делал, что из «Калашникова» стрелял, – со скрытой гордостью кивнул качок Валерик и, взяв обрез, по–хозяйски взвесил его в руке. – И не только из «Калашникова».

Ну–ну, – развеселился Кактус, – отличник боевой и политической подготовки. Такие люди нам во как нужны. Где, говоришь, служил?

В Северо–Кавказском. – Качок уже запихивал обрез под полу куртки. – Во внутренних войсках.

А–а-а, родину от чучмеков этих, чеченов, защищал, да?

Ну да, от «черных» ее, родимую, и освобождал, – пробасил недавний защитник родины, гордый собой, – Самашки, Шатой, Урус– Мартан.

Ну, давай, давай, пока ментов нету. Вишь – укатил тот «бобик». – Предупредительно открыв перед Валериком заднюю дверцу, Кактус на прощание напутствовал качка: – Только слов поменьше, поменьше. Не нужны они. Ствол в хохотальник – и… Понял? Рассуешь бабки по карманам, рванешь сюда, в тачку, и сваливаем на хрен. Давай действуй!

Качок неторопливо вышел из машины, а оставшаяся в салоне троица проводила его напряженными взглядами.

Подойдя вразвалочку к крайнему киоску, качок остановился, будто разглядывая выставленный в витрине товар. Затем обернулся, осматриваясь: на остановке не было ни души, из подземного перехода тоже никто не выходил. Тогда он медленно расстегнул молнию куртки и извлек оружие.

– Бабки! – Тупой ствол обреза просунулся в окошечко киоска, и продавщица – молоденькая девушка с лицом, усыпанным, словно горошком, мелкими веснушками, – инстинктивно отпрянула назад.

Что? – прошептала она, явно не понимая, чего от нее хотят.

Деньги давай, сучка! Все, что сегодня наторговала! Быстро! А то застрелю на хрен! – донесся снаружи чуть приглушенный голос.

Девушка подняла глаза: в полуметре от нее белело чье‑то лицо. Впрочем, самого лица она хорошенько не рассмотрела, но взгляд – тяжелый и наглый – словно парализовал ее волю…

Такой взгляд мог быть только у закоренелого ублюдка. Несомненно, грабитель таковым и являлся, а ведь продавщицу отделяло от него лишь хрупкое стекло витрины.

Ты, блядюга вонючая, гони выручку сюда. Давай, давай! – заводил сам себя налетчик.

Тупой ствол обреза угрожающе шевельнулся, и девушка, дрожащей рукой нажав кнопку кассового аппарата, принялась торопливо выгребать из выдвижного ящика мятые кредитки, спешно выкладывая их на тарелочку, – при этом она старалась не поднимать глаз.

Дуло обреза исчезло, в окошечко просунулась мощная лапа с грязными ногтями, и купюры буквально сдуло с тарелочки.

Если пикнешь или к ментам ломанешься – урою на хер! Из‑под земли достану! – пообещал грабитель, пятясь от киоска задом.

Валерик быстро рассовал деньги по карманам и, сунув обрез под куртку, взглянул в сторону «девятки». Шмаль слегка опустил стекло, делая знак рукой: мол, нормалек, классный пацан, толк будет!

Легкость, с которой только что удалось завладеть выручкой, а также явное одобрение его действий подтолкнули налетчика к дальнейшим. Спустя несколько мгновений он уже стоял у следующего киоска.

Теперь грабитель чувствовал себя куда уверенней.

Деньги! – Ствол грубо просунулся в квадратное окошечко. – Выручку! Быстро!

На этот раз продавщица попалась пожилая, умудренная жизнью. Полпуда золотых зубов во рту, тройной подбородок, квадратные борцовские плечи. Такую обрезом не испугаешь.

В том, что хозяйка киоска сразу же правильно сориентировалась, не было ничего удивительного. Ухватив одной рукой дуло, она потянула его на себя, Валерик, в свою очередь, – на себя, с трудом вырывая оружие из лап не в меру борзой киоскерши. Ее реакция настолько поразила грабителя, что он не сразу сообразил, как следует поступить.

Скрипнула дверь – разъяренная продавщица вышла из ларька.

Ах ты, засранец хренов! – пронесся над пустынной остановкой простуженный бас. – Я тебе сейчас по жопе надаю, говнюк нашелся! Деньги ему давай! Да я тебя…

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы на остановке внезапно не появился милицейский «уазик» – тот самый, что проезжал мимо метро несколько минут назад. Дверцы «бобика» открылись, и из салона выскочили двое ментов. Первый сразу сдернул с плеча короткоствольный АКС, второй потянулся к кобуре на поясе.

Тишину окраины, словно бензопилой, прорезало гортанное и резкое:

Стоять!

Угрожающе клацнул автоматный затвор, а качок, толкнув торговку в лужу, зайцем поскакал в сторону «девятки». Кактус уже заводил двигатель.

Стоять, сукин сын! – фальцетом крикнул второй милиционер, доставая из кобуры табельный «Макаров».

Грабитель метнул в сторону милиционера испуганный взгляд, однако на этот раз не растерялся: раздался одиночный выстрел – заряд дроби вырвал из рукава форменного бушлата ватный клок, отлетел в лужу погон. От неожиданности сотрудник милиции едва не выронил свой автомат.

Тем временем второй патрульный, догнав налетчика, ловким ударом выбил из его рук обрез и, вдавив автомат в грудь, скомандовал:

Спокойно, паскуда!

Первый, наконец придя в себя, непонятно для чего выстрелил в воздух, и выстрел этот гулким эхом отразился от ближайших девятиэтажек.

А из «уазика», расстегивая на ходу кобуру, уже выбегал третий – видимо, он не сразу понял, что произошло на площадке перед киосками, и потому замешкался.

Казалось, незадачливого Валерика не спасет уже ничто. Трое вооруженных стражей порядка против одного обезоруженного бандита. Теперь Валерик мог рассчитывать лишь на чудо.

И чудо, как ни странно, произошло.

Внезапно перед киосками, словно чертик из табакерки, вырос невысокий мужчина: спортивная жилистая фигура, худое лицо, благородный высокий лоб, точный и строгий взгляд серых глаз, окруженных сетью морщинок.

Эй, командир! – как ни в чем не бывало крикнул он старшему милицейского наряда. – У тебя прикурить не найдется?

Вопрос прозвучал столь неожиданно и нелепо, что милиционеры растерялись. Опасная операция по борьбе с организованной преступностью, сопряженная с риском для жизни, геройское задержание грабителя и – такой суетный вопрос: «Прикурить не найдется?»

Вооруженный АКСом патрульный, подняв взгляд, лишь ответил сипло:

На хер пошел! А то и тебя сейчас за…

Он не успел договорить: страшной силы удар в ухо – и мент плавно, словно в замедленной киносъемке, свалился на грязный асфальт.

Клацнуло железо автомата, и менты, словно позабыв о своих «Макаровых», с рычанием набросились на незнакомца.

Дальнейшие события разворачивались с калейдоскопической быстротой: ничего не понимающий Валерик и киоскерша, несостоявшаяся жертва ограбления, от удивления аж рты пораскрывали.

Сперва незваный защитник грабителя ларьков умело выбил пистолет у того милиционера, что стоял слева от него, – его напарник уже вскидывал свой «Макаров», но нападавший перехватил его руку и, грамотно заломив ее за спину, бросил сотрудника лицом на ближайший киоск. Веселое дзиньканье разбитого стекла витрины заглушило тупой удар падающего тела, и мент мгновенно затих.

После этого незнакомец обрушил град ударов на милиционера, обезоруженного секунду назад, и парень, уткнувшись лицом в лужу, сразу же отключился.

Сорвав с шеи лежавшего на земле милиционера автомат, победитель сверкнул глазами на Валерика:

Ствол свой забери!

А? – не понял тот.

Идиот, там твои пальчики! – Рассовав по карманам милицейские пистолеты и подхватив обрез, неизвестный легонько подтолкнул незадачливого налетчика: – Сваливаем!

Дважды повторять не пришлось. Спустя несколько секунд и спасенный, и спаситель открывали дверцы грязно–бежевой «девятки».

Сам поведу! – жестко и властно скомандовал незнакомец.

Втолкнув сидевшего на водительском месте Кактуса в глубь салона, на колени соседа, он уселся за руль; Валерик с двумя стволами плюхнулся рядом с Серым.

Взвизгнула резина протекторов, оставляя на асфальте грязно–черный след, и машина понеслась от места происшествия – редкие встречные автомобили испуганно прижимались к тротуару.

Видимо, избитые патрульные быстро пришли в себя, сообщив по рации на центральный пульт и всем дежурным машинам о происшествии, – во всяком случае, уже через несколько перекрестков автомобиль грабителей пытались задержать.

Под светофором, мигающим желтым, стоял милицейский «форд» в полной боевой раскраске. Из установленного на крыше громкоговорителя неслось свирепое:

Автомобиль ВАЗ-2109, немедленно к бровке! Автомобиль ВАЗ-2109…

Хрен тебе в жопу, – сердечно посулил сидевший за рулем и, заметив, что «форд» намеревается выкатить наперерез, взял немного влево.

«Девятка» стремительно неслась по пустынной улице микрорайона – стрелку спидометра зашкаливало за сто. Желтые конусы фар выхватывали из туманного полумрака углы зданий, фонарные столбы, редкие грузовики, припаркованные на обочине машины. Район уже отходил ко сну – лишь кое–где зашторенные окна подкрашивались неверным синеватым светом мерцающих телевизоров да зеленоватым – торшеров и бра.

Сидевшие в салоне грабители молчали – безусловно, никто из них не мог предположить столь неожиданного поворота событий. Кактус, громоздившийся на коленях Шмаля, выглядел потерянным донельзя: наверное, он мысленно клял себя за то, что не послушался Валерика и не перенес ограбление на завтра.

Похоже, незнакомец прекрасно ориентировался в этом районе, а потому, проскочив еще несколько перекрестков, нырнул в темный сквозной двор и, покрутившись в тумане между домами, неторопливо выкатил на параллельную улицу.

Неожиданно где‑то, как показалось беглецам, совсем рядом полыхнула милицейская мигалка, и срывающийся голос, усиленный громкоговорителем, заставил пассажиров «девятки» вздрогнуть:

Козлы, остановиться, кому сказано! Или стреляем, блядь! – Видимо, нервы сидевших в «мусоровозе» были взвинчены до предела, и потому после прозвучавшей команды громкоговоритель разразился хорошими и не очень хорошими русскими словами.

В «девятке» все разом, обернулись: метрах в трехстах стояла милицейская «пятерка».

Удивительно, но на сидевшего за рулем милицейская команда не произвела никакого впечатления; лицо его оставалось спокойным и непроницаемым, как дамба. Пронзительный скрип тормозов, резкий поворот руля – автомобиль развернуло на сто восемьдесят градусов, и машина, вспарывая дальним светом рваные клочья тумана, понеслась навстречу ментам. «Девятка» шла в лобовую – улица была неширокой, с односторонним движением, и чтобы избежать столкновения, «пятерка» свернула на тротуар.

Когда до «мусоровоза» оставалось не больше двадцати метров, водитель «девятки» резко затормозил и, протянув руку назад, к Валерику, скомандовал:

Автомат давай!

Тот, словно завороженный, медленно протянул вперед АКС.

Рывок дверцы, и незнакомец, вскинув «Калашникова», выскочил из салона. Оставшиеся внутри изумленно следили за его действиями – выверенными, отточенными, быстрыми, но в то же время несуетливыми: ни одного лишнего шага, ни одного лишнего движения.

Мгновение, и вечернюю тишину улочки пропорола гулкая автоматная очередь. Заклацали по асфальту свежеотстрелянные гильзы, с треском осыпалось лобовое стекло милицейской «пятерки», из развороченного радиатора повалил густой белый пар, но спустя секунду эти звуки заглушили крики и стоны находившихся в машине.

Свежий ветерок колыхал тюлевую занавесочку на окне кухни. Отсюда, с последнего этажа, тускло освещенный двор был виден как на ладони: пустынная детская площадка, мусорные баки, припаркованные на ночь машины.

Невысокий мужчина с вытатуированными на руке церковными куполами поднялся с табуретки и, подойдя к окну, опасливо выглянул наружу.

Ну что, Шмаль, никого? – глухим голосом спросил Кактус.

Да тихо вроде. – Шмаль отошел от окна и, усевшись за стол, взглянул на незнакомца исподлобья.

Сразу после расстрела милицейской машины, всего полчаса назад, этот загадочный человек повел себя так, словно всю жизнь воевал на московских улицах. Бросив автомат в салон «девятки», он вновь сел за руль и после непродолжительного ралли по окрестным дворам остановил автомобиль на пустыре в полукилометре от этого дома.

Ваша тачка? – коротко спросил он у Кактуса и, узнав, что автомобиль угнан специально для дела, дернул капот и, отсоединив бензиновый шланг, грамотно поджег машину. – Там отпечатки пальцев, – предвидя естественный вопрос, спокойно объяснил неизвестный свои действия.

Вскоре все пятеро уже были тут, на квартире Шмаля. То, что незваный спаситель очутился вместе со всеми, выглядело вполне естественно.

Однако было непонятно, откуда вообще взялся этот загадочный тип?

Почему он с риском для жизни вступился за людей, которых прежде никогда не видел?

Почему, в конце концов, чересчур борзый?

И вообще – кто он такой?!

Бросив в сторону незнакомца настороженный взгляд, Кактус поинтересовался:

Зачем ты нам помог?

Я не люблю, когда трое бьют одного, – последовал ответ. – Зато люблю, когда один бьет троих. Особенно если это менты.

Столь замечательная жизненная позиция не могла не вызвать восхищения.

От кента возвращался, – спокойно продолжал спаситель, – сигареты кончились. Подошел к киоску и вижу – мусора на вашего пацана наезжают. У того – проблема. Да и мент тот меня послал. Ну и пришлось ввязаться.

Извини, а ты вообще‑то кто? – осторожно перебил Шмаль.

Человек, – последовал спокойный ответ.

Ну, это понятно. А как тебя звать–величать, кто ты конкретно?

Казалось, человек только и ждал этого вопроса.

Зовут меня Максимом, фамилия – Нечаев. А погоняло мое – Лютый. Не слыхал?

Чалился? – оживился Кактус, словно невзначай выставляя напоказ татуированные руки.

Было дело… Под Нижним Тагилом, 77–я статья. По–новому – 209–я, – охотно пояснил Лютый и, поймав вопросительные взгляды Валерика и Серого, добавил: – Бандитизм.

Валерик, – негромко скомандовал Кактус, – ну, что там у тебя?

Качок, то и дело бросая в сторону спасителя откровенно уважительные взгляды, принялся вытаскивать из карманов купюры.

Рассортировав кредитки по достоинству и пересчитав их, Шмаль констатировал:

Два миллиона триста семьдесят пять тысяч.

Дай‑ка сюда! – Татуированная рука Кактуса потянулась к стопке банкнот. – Та–ак, Максим, лимон мы оставляем себе, а остальное ты забирай. Или я не прав, пацаны? – Говоривший обвел остальных вопросительным взглядом.

Да ладно, зачем они мне? – Лютый равнодушно передернул плечами.

Брось, не менжуйся! По–честному! – запротестовал Кактус, однако Нечаев был категоричен:

Спасибо, пацаны, за заботу, но мне эти филки без надобности. На общак отдаю.

Некоторое время собравшиеся молчали, гость невозмутимо курил, остальные же переваривали только что полученную информацию.

Ну, кто я такой, вы теперь знаете. – Максим аккуратно затушил окурок. – Но ведь и я тоже имею право узнать, кто вы такие?

Кактус и Шмаль переглянулись – вопрос спасителя был вполне резонным, и теперь надлежало представиться спасенной стороне.

Похоже, в этой компании верховодил все– таки Кактус, потому как именно он, откашлявшись, принялся повествовать…

Почти три месяца назад он, Василий Александрович. Фалалеев, покинул одно из учреждений исправительно–трудовой системы МВД, где провел три года. В ИТК под Красноярском Кактус сидел за мошенничество и насмотрелся всякого. В его отряде были самые разные люди: и растратчики, и хозяйственники, и простые работяги, получившие срок за банальную драку, и классические, заматеревшие блатные, просидевшие за колючей проволокой большую часть жизни. Но лучше всего жилось не им, а «бывшим спортсменам, а ныне рэкетсменам», иначе говоря, осужденным членам организованных преступных группировок. Бандиты получали самые богатые передачи, их слова имели значительный вес, но самое главное – даже на зоне у них всегда водились деньги. Последнее обстоятельство позволяло не только мотать срок с относительным комфортом, но и выходить на свободу по условно–досрочному освобождению.

И если уж за колючей проволокой все решали деньги – что говорить про волю!

К концу срока Кактус, имевший на зоне статус «стремящегося», то есть мужика, желавшего примкнуть к блатным, задался естественным вопросом: что делать после «звонка», как обустраивать собственную жизнь? Хотелось всего и немедленно: дорогую тачку, престижную квартиру, свору красивых длинноногих блядей – как у сидевших вместе с ним бритоголовых уродов, этих комиссованных по черепно–мозговой травме спортсменов! Тем более что он, Фалалеев, считал себя куда умней и изворотливей «быков» из организованных преступных группировок, хотя и не имел таких физических кондиций.

Однако тогда Кактус так и не принял конкретного решения. Освободился, вернулся в Москву, целыми днями бродил по центру города, осматривался, удивлялся, как изменилась столица за время его отсутствия: умопомрачительные тачки, дорогие магазины, реклама заморских курортов.

«И кто себе может такое позволить? – спрашивал сам себя недавний арестант и, вспоминая знакомых по зоне бандитов, отвечал на собственный вопрос: – Ясно кто».

Вскоре Фалалеев встретил друга юности Колю Артемова. Тот также успел побывать на зоне, правда, по наркоманской статье, за что и получил погоняло Шмаль. Друзья весь вечер просидели в кафе, и когда вторая бутылка водки подошла к концу, незаметно перешли к главному вопросу бытия: что делать?

Удивительно, но Шмаль уже приблизительно представлял, как можно заработать деньги. Буквально за несколько дней до этой встречи в его руки попала забавная книжечка из жизни Москвы бандитской. Хроника криминального беспредела 80 – 90–х годов, состряпанная по материалам уголовных дел и муровским ориентировкам, она тем не менее наводила на любопытные размышления. Биографии российских «крестных отцов» впечатляли: бывший тракторист Сергей Тимофеев, известный как Сильвестр, ставший одним из самых влиятельных московских мафиози; недоучившийся студент Мансур, сколотивший одну из самых сильных столичных бригад.

«А мы что – хуже?» – спросил тогда Шмаль приятеля и по выражению его глаз увидел, что понят правильно.

Таким образом, способ заработать много был найден; задержка была лишь за рядовыми исполнителями, или, как их еще называют, «быками».

Впрочем, и эта проблема решалась достаточно просто.

В микрорайоне Сабурово, где жили друзья, находилась школа олимпийского резерва. Наиболее перспективных выпускников и решено было рекрутировать во вновь создаваемую банду. Боксеры, борцы, тяжелоатлеты, не обладавшие иными достоинствами, кроме крепких бицепсов, и должны были составить, по мнению друзей, костяк будущей бригады. Вскоре в микрорайонную банду влилось и несколько демобилизовавшихся из Чечни военнослужащих, вроде Валерика: по мнению Кактуса, опыт боевых действий и карательных акций против мирного населения пришелся бы как нельзя кстати.

Лютый слушал не перебивая и, когда говоривший закончил, поинтересовался:

Ну и как успехи?

Пару барыг выставили, чуток капусты подгребли, – попыхивая сигаретой, подхватил Шмаль, – правда, закончилась быстро… Ну, несколько киосков нам уже платят «за охранные услуги». Но это так, мелочевка. Пацаны четыре машины на запцацки угнали. Ничего, сошло.

А почему бы вам к какой‑нибудь сильной бригаде не примкнуть? – последовал естественный вопрос.

Ну, Максим, ты, видно, не знаешь, что теперь на Москве творится, – хмыкнул Кактус.

А что такое творится? – с интересом спросил Лютый.

Ну, смотри… Допустим, подфартило нам: рванули какого‑нибудь жирного бизнеснюгу, – начал объяснять Фалалеев. – Один раз удачно, второй, третий… Поднялись, значит, так хорошо. А затем, рано или поздно, какая– нибудь серьезная бригада на нас сама выйдет. И вопрос будет один: пацаны, вы в какой общак лавье собираетесь сливать? Скажем, в наш, люберецкий, или в подольский? Если в наш, можете называть себя люберецкими, если в подольский – будете подольскими.

А может быть и не так, – деловито вставил Шмаль. – Те же солнцевские теперь просто продают право таковыми называться. То есть делаешь разовый взнос, покупаешь, так сказать, товарный знак и – вперед, ищи тему, работай как солнцевский. Главное, чтобы бабки в общак сливались. Все контакты с основными – только через одного человека, никого из старших даже в лицо не знаешь. И все.

Так в чем же вопрос? – поинтересовался Максим.

Мы, в общем, сами не дураки, – с едва заметным высокомерием произнес Кактус. – Деньги как‑нибудь сами сумеем сделать. Что, те, кто теперь при деньгах и при власти, как‑то иначе начинали? Школьные кореша, дружки по спортсекциям, армейские сослуживцы… Послушай, Максим, – говоривший понизил тон до доверительного, – мы сегодня на тебя посмотрели, и ты нам очень понравился. Нормальный пацан, никого не боишься, стреляешь, как бог, сидел, с понятиями, все такое. Не хотел бы с нами работать?

Нечаев и бровью не повел.

В смысле? – безразлично спросил он.

Ну, в нашей бригаде.

Да у вас по большому счету и бригады‑то никакой нет, – бесстрастно констатировал Лютый. – Ну, машину угнать, ну, торговок семечками копеечным налогом обложить. А дальше что?

Скоро все будет, – успокоил Шмаль и, желая польстить собеседнику, добавил поспешно: – Если такие, как ты, с нами работать захотят. Так что скажешь? Да – да, нет – нет. Не хочешь, жмем друг другу руки и расходимся своими краями.

Сказал и выжидающе, напряженно взглянул на Максима.

Тот достал сигаретную пачку и, неторопливо закурив, произнес со значением:

Спасибо вам, пацаны, за теплые слова. Но ответить теперь не могу. Подумать надо.

Подумай, – произнес тот, радуясь, что Максим не отказал сразу, а значит, есть надежда, что согласится.

…Нет, Максим Александрович, можете не волноваться: никто из наших людей не пострадал. – Дойдя до края аллейки, Прокурор встал против ветра, прикуривая.

Встреча с руководителем совсекретной структуры КР происходила в подмосковном охотничьем домике, бывшей номенклатурной даче ЦК КПСС. Сырой весенний ветер надул на ртутное небо рваные комки облаков, лужи и грязь немного подсохли, и это позволяло прогуливаться по аллейкам, не рискуя испачкать обувь.

Прокурор продолжал:

Я читал рапорт оперативников, выполнявших в операции по вашему внедрению роль сотрудников милиции. Вроде бы никаких проколов. Правда, в милиции до сих пор недоумевают, почему вчера экипажи всех патрульных машин в Сабурово были заменены. Впрочем, этот технический момент вас волновать не должен – это наши проблемы. – Заметив, что Нечаев достал сигареты, Прокурор предупредительно щелкнул зажигалкой. – За оперативников КР, находившихся в расстрелянной вами «пятерке», можете не волноваться: живы–здоровы. А как вы сами себя чувствуете?

Лютый едва заметно улыбнулся:

Как обычно.

Операция по внедрению Максима в мелкую микрорайонную группировку, а по сути – в компанию дворовой шпаны, тщательно просчитывалась аналитиками. Они разработали и эффектную завязку – драку у торговых ларьков, и кульминационный момент – расстрел милицейского автомобиля. У оперативников КР, изображавших милиционеров, имелись самые подробные инструкции. В автомате, «отобранном» Нечаевым у одного из них, лишь первые пять патронов в рожке были боевыми, именно они и искорежили радиатор патрульной «пятерки». Остальные пули были из пластика.

Естественно, к началу операции Нечаев уже ознакомился с подробным досье и на Кактуса, и на Шмаля; сильные и слабые стороны, поведенческие стереотипы, манера разговора. И дальнейшее, следовательно, зависело лишь от Максима.

Так что было дальше, Максим Александрович? – мягко поинтересовался Прокурор.

Лютый кратко пересказал свой разговор с Кактусом, присовокупив, что еще не дал окончательного ответа.

Это выглядело бы неестественно. Полтора часа знакомства и – согласие работать вместе.

Мы уже обговаривали этот момент, – напомнил руководитель совсекретной спецслужбы. – Когда у вас с ними встреча?

Завтра.

Вот и хорошо. Конечно же, соглашайтесь. Но ставьте условие: лидером будете вы.

Иначе мое внедрение не имело бы смысла, – хмыкнул Лютый.

Прокурор улыбнулся – едва заметно, одними уголками губ.

Да, Максим Александрович, я вам когда– то уже говорил: власть – самый сильный наркотик из всех, которые существуют. Так что имеете возможность вкусить ее полноту. К тому же у вас карт–бланш, полная свобода действий. Все, кроме нас с вами, играют втемную: господа бандиты, РУОП, МУР, ФСБ, Прокуратура. Единственное, что вам обещаю: первое время ваша бригада будет выводиться из‑под ударов. Но только первое время. – Выбросив сигарету в урну, Прокурор сунул руки в карманы плаща и, взглянув на собеседника с чуть заметной иронией, произнес: – Вы всегда считали меня кукловодом, а себя – марионеткой. Так что наслаждайтесь властью, управляйте другими, создавайте «короля крыс». Успехов вам в этом нелегком деле!